Текст книги "Новый порядок. Часть 1 (СИ)"
Автор книги: Александр Dьюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)
– Простите, что разочаровал вас, – тихо извинился Механик, выудив из ведра сломанный кристалл, и положил его на верстак.
– Вы не очень разговорчивы.
– Извините, – вздохнул Механик.
– Отвяжитесь от него, – буркнул Гаспар. – Мы и так вторглись туда, где нам не рады. Уверяю, как только нам ответят, мы сразу уйдем.
– Простите, – вновь извинился Механик. – Мне и вправду очень неуютно, когда здесь есть кто-то кроме меня. Я плохо лажу с людьми. А мастерская… ну, обычная мастерская. Артефакт можно сделать и дома, если есть хотя бы напильник и шило. Главное, кто делает и из чего.
– Даже магограф? – уточнил Гаспар.
– Тут посложнее, – смутился Механик. – Но прототип я собрал, когда у меня не было мастерской.
– Это Паук все организовал?
– Наверно, – потер ладони артефактор. – Я знаю, что он дает Геллеру деньги. Иногда просит что-то сделать для него, все остальное разрешает продавать. Я занят тем, что единственное умею делать, мне редко мешают, поэтому я никогда и не спрашивал.
– У вас просто золотые руки, – нежно проговорила Даниэль. Механик смутился и спрятал их за спину.
– Почему такой мастер не работает в Ложе? – спросил Гаспар.
Механик резко помрачнел и опустил голову. Даниэль наклонилась, крепко обняв менталиста одной рукой за шею, горячо дохнула ему в ухо, а второй рукой незаметно ущипнула за зад.
– Я работал на Ложу, – признался Механик, оглаживая фартук. – Пока Ложа не выбросила меня и не забрала все мои проекты.
– Как такое могло случиться? – Гаспар потер пострадавшее место, косясь на невинно хлопающую ресницами чародейку.
– Один магистр принес мне однажды чертеж. Сказал, никто не смог в нем разобраться, а я смог. Там ничего сложного не было. Только я не сразу догадался, что это оружие старых мастеров, запрещенное Ложей после кризиса, а когда понял, было уже поздно – я его сделал. Но, – вздохнул Механик, – во время тестов произошел взрыв.
Эндерну быстро наскучила исповедь, и он принялся шляться по мастерской, сунув руки в карманы потасканного сюртука. Механик глянул на него с неудовольствием, однако продолжил рассказ:
– Мне оторвало ногу, Собрание решило, что жертве несчастного случая на производстве не положено содержание. И вообще никакого несчастного случая не было, как и жертвы. Так я оказался на улице. Там меня нашел Геллер. Привез в… как зовется этот город?
– Анрия, – подсказал менталист.
– Да, спасибо, совсем забыл. Привез сюда. Я сделал себе ногу, потом мы поселились здесь, оборудовали мастерскую, ну и вот. Я работаю, Геллер заботится обо мне. Я ни о чем не жалею.
– Заботится? – фыркнула Даниэль. – Он же постоянно на вас орет и оскорбляет.
– Нет, – смущенно улыбнулся Механик, – он и вправду заботится, как умеет. И правильно делает, что постоянно орет. Мне нужно, чтобы на меня постоянно орали, иначе я совсем потеряюсь.
– А что стало с тем магистром? – не отставал Гаспар.
– Не знаю, – повел плечом мастер. – Он ведь ни в чем не был замешан, а я слишком часто попадался на запрещенных экспериментах. Рано или поздно я бы все равно оказался в Турме.
– Зачем же вы за них брались?
– Уверяю, у меня не было злого умысла, – испугался Механик. – Просто мне всегда было интересно разбираться в сложных механизмах и талисманах. Ведь любой механизм, если знаешь, как он устроен, на самом деле очень прост. А если он прост, значит, его можно собрать.
– Даже такой? – спросил Эндерн, заглянув под чехол, накрывавший груду железа.
Артефактор охнул и спешно заковылял к верстаку, едва не опрокинув табурет вместе с Гаспаром. Механик вырвал чехол из рук полиморфа и укрыл свои секреты.
– Поздно, Ковырялкин, – ухмыльнулся Эндерн, почесывая небритую щеку, – я все видел. Ты че, себе подружку решил собрать?
Механик обиженно поджал дрогнувшие губы и нежно погладил чехол.
– Эндерн! – зло прошипела Даниэль. – Оставь его в покое!
– Да че я, сука, сделал-то? – запротестовал полиморф, примирительно подняв руки. – Я ж, блядь, просто спросил!
– Если бы мастер хотел тебе рассказать про свои секреты, он бы рассказал, – сухо проговорил Гаспар.
– Нет-нет, – робко возразил Механик. – У меня нет секретов. Просто… мне бы не хотелось, чтобы кто-то видел мои неудачи. Но если вам так интересно – прошу, – он откинул чехол и указал на груду железа.
Даниэль широко улыбнулась, как горящая от любопытства маленькая девочка, потянула Гаспара за руку. Менталист нехотя встал с табурета. Признаваться, что ему самому любопытно, совершенно не хотелось.
Они подошли к верстаку. Гаспар несколько секунд разглядывал сваленные в кучу протезы рук и ног, вскрытый корпус, в котором виднелся сложный часовой механизм, разбросанные мелкие детали, шестеренки, винтики и пружины, прежде чем догадался, увидев медную голову с выпученными рубинами глаз и тремя вертикальными прорезями вместо рта.
– Это… – неуверенно протянул он.
– Часовой голем, модель три тридцать один десять пятнадцать ноль восемь, – пояснял Механик с грустью. – Очередной неудачный эксперимент, как и два предыдущих.
– Étonnamment! – хлопнула в ладоши Даниэль. – Но почему неудачный?
– Потому что он не работает. Вся проблема в питании, и я никак не могу ее решить.
– А ты не пробовал кормить его пивом с мясом? – посоветовал Эндерн.
– Боюсь, влага вредит механизмам, а мясо…
– Да я ж, сука, пошутил! – огрызнулся полиморф. – Слышь, ты че такой зануда, а?
– Я пробовал разные варианты, – продолжал Механик, не обращая на него никакого внимания. – Но даже саламанов кварц, обогащенный люцидумом, не может его оживить! – артефактор со злостью толкнул пустую голову, и та покатилась по верстаку. – Боюсь, это единственный мой механизм, который никогда не заработает.
– Не отчаивайтесь, – подбодрила его Даниэль. – Я верю, у вас все получится.
Она нежно коснулась его плеча. Артефактор вздрогнул и испуганно отшатнулся, как от чумы. Даниэль обиженно насупилась.
– Может быть, – смутился Механик. – Ну его, – он небрежно отмахнулся и накрыл мертворожденное дитя чехлом. – Лучше я вам вот что покажу, – его выцветшие глаза загорелись.
Механик проковылял к соседнему столу, наклонился, открыл дверцу шкафчика под ним и достал сверток плотной ткани. Он аккуратно положил его на стол и развернул.
– О! – выдохнул Эндерн, втиснувшись между Гаспаром и Даниэль. Его желтые глаза тоже загорелись. – Ну-ка, ну-ка, – он жадно потянулся к кожаному нарукавнику шириной от запястья до локтя среднего мужчины.
– Осторожней, – предупредил Механик, перехватив его руку. – Это оружие, и оно очень опасно.
– Ты меня еще, сука, ебаться поучи, а? – заворчал Эндерн. – То я сам не догадался. Смотри!
Полиморф быстро скинул потасканный сюртук, бросил его на стол и вывернул руки внутренней стороной кверху. Ниже закатанных по локоть рукавов рубашки к предплечьям крепились похожие нарукавники с ножнами, пружинный механизм которых выбрасывал ножи.
– Выбросные ножи модели один шесть ноль два девятнадцать, – мгновенно определил Механик, уткнувшись носом в собственное изобретение. – Вижу, кто-то пытался их доработать, – погладив большим пальцем винт механизма, добавил он.
– Да так, одна гедская рожа в Адрассе. Смотри, – Эндерн оттолкнул Механика, выступил вперед, взвел винт на левой руке до упора, вытянул ее, и движением кисти резко дернул шнур, закрепленный кольцом за средний палец. Пружина механизма тонко щелкнула, и ножны метнули нож, глубоко засевший в стене.
– Интересное решение, – потер лоб Механик.
Он надел очки с линзами и бесцеремонно вывернул руку Эндерна, вскрыл отверткой крышку механизма и принялся его изучать, игнорируя протесты полиморфа – хватка у артефактора была железной.
– Интересная конструкция, – констатировал он. – Но не очень надежная. Зачем так сложно? Можно же проще. И не очень удобно. Я бы сделал ее самовзводной. И добавил бы магазин хотя бы на три… нет, на четыре заряда. А, и предохранитель слаб, – Механик ковырнул отверткой одну из пружин. – Во взведенном состоянии высок риск самопроизвольного преждевременного выбрасывания…
– Это нестрашно. С мужчинами иногда случаются преждевременные выбрасывания. Нечего стыдиться, – невинно прокомментировала Даниэль. Эндерн злобно зыркнул на нее. Чародейка сложила губки бантиком и послала полиморфу воздушный поцелуй.
– Все понятно, – сказал Механик, закрыв крышку механизма. – Значит, вы имеете представление о технике безопасности при обращении с выкидным мечом модели ноль-ноль тридцать один двадцать один шестнадцать одиннадцать.
– Ковырялкин, блядь, ты не думал называть свои погремушки короче? – пробормотал Эндерн, расстегивая ремни ножен на правой руке.
– Нет, – честно признался Механик, немного подумав.
Он помог оборотню закрепить на руке выкидной меч модели с большим количеством цифр. Устройство и впрямь отличалось несильно от тех, к которым привык Эндерн. Разве что ножны крепились не на внутренней, а на внешней стороне предплечья, были почти во всю длину нарукавника, несколько шире, а механизм компактнее. Управление осуществлялось таким же шнуром, но крепился не к пальцу, а обхватывал всю ладонь.
Эндерн вдоволь насмотрелся на новую игрушку, растолкал всех и вышел в центр мастерской. Отвел руку в сторону и, отвернувшись, осторожно потянул кистью шнур. Ничего не произошло. Эндерн согнул кисть резче. Пружина тихо щелкнула и с силой выбросила узкое, острое лезвие чуть меньше десяти дюймов длиной.
Полиморф поднес меч к лицу, попробовал его остроту пальцем, несколько раз взмахнул, рассекая воздух и проверяя, хорошо ли закреплен нарукавник. Покончив с проверкой, Эндерн еще раз дернул кистью, и клинок быстро втянулся в ножны под ритмичное щелканье пружин.
– Охеренно! – восторженно воскликнул он.
– Ты когда-нибудь видел его таким счастливым? – шепнула на ухо Гаспару Даниэль.
– Нет, – отозвался менталист.
– А не знаешь, когда у него день рождения?
– Без понятия. А что?
– Кажется, я знаю, что ему подарить, чтобы завоевать его сердце и… все прилагающееся, – заблестела глазками чародейка.
– Беру, – объявил Эндерн, снова выбросив клинок.
Механик, довольный, что его творение оценили по достоинству, вдруг перестал улыбаться и смутился.
– Боюсь, мне придется отказать, – робко проговорил он.
– Чего это? – разозлился Эндерн. – Паук велел всячески помогать, вот она, помощь. Че не так-то?
– Да все так. Мне не жалко, но это только прототип…
– Прото-че? – скривился полиморф. – Слышь, вы заебали со своими типами! Че, думаете, я один тупой, вы, сука, самые умные?
– Это опытный образец, Эндерн, – снисходительно пояснил Гаспар. – Самый первый, ненадежный и недоработанный. При обращении с ним могут возникнуть непредвиденные трудности.
– И я еще не провел все должные тесты…
– Считай, – Эндерн выбросил клинок, – я тебе бесплатно подрядился испытателем.
В мастерскую вошел Геллер, неся под мышкой и в руках целую кипу газет.
– Если Геллер разрешит… – с надеждой глянул на него Механик.
– Что разрешит? – замешкался крайласовец.
– А меня ты спросить не хочешь? – раздался искусственно-механический голос за спинами собравшихся.
– О psiakrew, – охнул Геллер, роняя газеты.
Собравшиеся обернулись и встретились с аквамариновыми бельмами проекции Паука.
– Здравствуйте, детишки, как ваши дела? – радостно протянул он. – Как добрались? Геллер, Механик, выйдите, – приказал он, не дав никому раскрыть рта.
Геллер прекратил собирать газеты и бросил оставшиеся на пол. Механик ссутулил плечи и угрюмо заковылял к двери. На выходе обернулся, однако Геллер схватил его за шкирку и вытолкал в коридор.
– Przepraszam, – раскланялся он и выскользнул следом.
– Вы опять пропустили все веселье, дети мои, – сказал Паук, как только дверь захлопнулась. – Но я нисколько не удивлен. Слушайте внимательно – дважды повторять не стану…
* * *
Даниэль не спалось. Не потому, что ей досталась единственная кровать, удобство которой оставляло желать лучшего, а что-то жесткое настырно упиралось то в бок, то в ягодицу. Просто даже магические экраны, глушащие шум улицы, не могли заглушить все.
В полночь там действительно разверзлась Бездна. Слышались вопли, крики, визг. Кто-то носился целой толпой по дорогам. Колотился в дома. Где-то хором пели. Кто-то пьяно орал и кого-то звал. Кто-то неистово мучил гармонь.
Потом звездное ночное небо осветило зарево. Комната наполнилась слабым запахом гари.
Вдруг в заколоченное окно на первом этаже прилетел тяжелый булыжник. Потом кто-то принялся барабанить в дверь и звать хозяев. И гостей. В частности, саму Даниэль поиграть с ее щелкой.
Камень прилетел и в окно, где расположились все они вчетвером, однако прототип охранного поля Ша тридцать шесть триста девятнадцать ноль шестнадцать дробь четыре исправно отразил снаряд.
У Даниэль все внутри сжималось. Она едва не порвала еще одну цепочку от волнения. Чародейка ворочалась под звуки безумной вакханалии Веселой Бездны и биение собственного сердца.
Наконец, Даниэль не выдержала, встала и прошлепала босыми ногами к широкому лежаку, который делили Гаспар и Эндерн. Андерс спал в углу. Ему было все равно – менталист почти не давал ему бодрствовать.
Ярвис безмятежно храпел. Гаспар тревожно спал. Перед сном он принял стопку лауданума, чтобы снять боль, хотя это давно был всего лишь повод. Даниэль это злило, но сейчас она завидовала ему черной завистью.
Она немного постояла, кусая губы. Потом подошла к лежаку, подтянула ночную рубашку выше колен, встала на четвереньки и тихо заползла под одеяло между своими мужчинами.
Ей стало намного спокойнее, и вскоре она заснула.
Утром первым проснулся Эндерн. Он не сразу вырвался из обрывков приятных снов и еще какое-то время не мог сообразить, но рукой чувствовал, что держится за что-то нежное и приятно упругое.
Открыв глаза, он увидел в упор заплетенные в косу пшеничные волосы, плечо и бок Графини, сопевшей в обнимку с сыроедом. Только сейчас до Эндерна дошло, что он крепко прижимается к чародейке и держится за ее левую грудь.
Осознав это, оборотень осторожно убрал руку, отодвинулся, целомудренно оправил на Графине задравшуюся выше талии ночную рубашку, тихо встал и вышел из комнаты.
Даниэль едва заметно улыбнулась краешком губ, вздохнула сквозь сон и прижалась к Гаспару покрепче, устроив голову на его плече.
Глава 9
Бруно вздохнул. Третью неделю он только и делал, что вздыхал. Но если раньше он вздыхал от тоски, отчаяния, страха перед неизвестностью, то теперь он вздыхал, чтобы заглушить злость.
А поводов для злости у него хватало с избытком, особенно в последние дни.
Сперва Бруно до ночи просидел, вздыхая, на пустой конюшне, не решаясь войти в дом Кассана, где горевали оставшиеся родственники и слуги сельджаарца. Очень не хотелось, чтобы кабирка сорвалась еще и на нем. Бруно подозревал, что не выдержит и сорвется в ответ: так и будут стоять и орать друг на друга на разных языках, не понимая ни слова.
Посреди ночи явился сигиец и потащил Маэстро куда-то, как обычно ничего не объяснив. Бруно едва не сорвался, но вздохнул и немного остыл.
К утру он оказался в Лявилле. Жили здесь, конечно, и менншины, а не только тьердемондцы бог весть с каких древних времен, когда Анрия еще была вольным имперским городом и оплотом пиратства на Гарнунском море. Но район вырос именно из квартала купцов Льис, Мюрсолида, Шато-Коллин и Вьюпора. А в последние годы тут оседала большая часть беженцев и эмигрантов, спасающихся от революционных войн в Тьердемонде. Поэтому речь с мягким лондюнорским выговором звучала здесь гораздо чаще грубого риназхаймского диалекта, а свежая хрустящая выпечка перебивала запах жареных на огне свиных ребрышек с чесноком.
В сыроедском районе Бруно лично бывать не доводилось, но он примерно представлял, где тут и что. Так что найти недорогую гостиницу «Спящая сельдь» особого труда не составило. Популярностью она не пользовалась, чаще народ там только обедал и ужинал под звуки скрипки, наигрывающей «Couronne gardée par Dieu, gloire à toi», но пара комнат нашлась. Их и сняли на неделю вперед.
Где-то к обеду вновь вернулся исчезнувший с утра сигиец и привел перебинтованного Кассана. Выглядел сельджаарец скверно и еле волочил ноги. Его сразу уложили в одной из комнат и оставили в покое. Хозяин по имени Арно дю Бономэ пытался возмущаться. Официально из-за в перспективе залитых кровью простыней. На деле – испугался, что в его уютный кабачок заглянут городовые или еще кто похуже. Бруно прекрасно понимал его, поддерживал и на пару с ним тяжко вздыхал. Сигиец попытался заткнуть Арно остатком денег. Это не очень помогло. Тогда сигиец посмотрел на мэтра Бономэ своим безразличным взглядом. Второе, как на собственном опыте не раз убедился Бруно, никогда еще не подводило. Хозяин даже выделил бегающую по гостинице на подхвате девчонку-подростка, кьяннку по имени Роза, согласившуюся поухаживать за раненым. Правда, при этом кьяннка почему-то украдкой потирала юбку на попе и недобро косилась на дядю Арно.
К ночи сигиец опять исчез, а вернулся только ранним утром с папками бумаг под мышкой. Бруно вздохнул, не желая даже думать, где и как они были добыты.
Полдня сигиец сидел в комнате с Кассаном и не выходил оттуда. Бруно сидел у себя и вздыхал. Он бы с удовольствием прогулялся по Лявиллю, но с недавних пор обострилась аллергия на прогулки. Да и туфли снова натирали ноги.
Правда, выйти все равно пришлось, несмотря на все красноречивые вздыхания. Сигиец просто выволок Бруно из комнаты и вывел на улицу, привел в какой-то глухой и заброшенный переулок и откопал в куче мусора рюкзак.
Из рюкзака торчали пара замотанных холщовыми тряпками армейских ружей, дорогая трость, которую Бруно где-то уже видел и не хотел вспоминать, где, а внутри лежала всякая мелочь: карманные часы, серебряная табакерка, кольца, перстни, золотые цепочки и, кажется, пара золотых коронок.
Сигиец велел обратить все это в деньги. Вернее, просто сказал или даже попросил, но разницы между приказом и просьбой Бруно не видел никакой.
Маэстро понимал, что придется идти в ломбард, несмотря на то, что и на ломбарды у него в последнее время обострилась аллергия, причем посильнее, чем на прогулки.
Оставалось только вздыхать.
Сколько раз он вздохнул, пока таскался по улицам Лявилля, Бруно даже не пытался сосчитать. Каким чудом не наткнулся на патрульных – так и не понял. Даже при всем своем красноречии Маэстро смутно представлял, как оправдывался бы перед городовыми и объяснил, почему за спиной торчит пара замотанных штуцеров компании «Фасс унд Рор» образца тысяча шестьсот двадцать восьмого года и откуда в рюкзаке взялись чьи-то золотые зубы.
Немного утешало лишь то, что в Лявилле сигиец пока никого не убил и никому не перешел дорогу. Наверно. Это внушало надежду, что в Лявилле еще не каждая шлюха и уличный громила знает о взбесившемся модерском нищем, одержимом чуть ли не одним из Князей Той Стороны. Нищем, который кинул Бертрама Беделара, в одиночку перебил половину банды Кормильца, распял Томаса Швенкена, чтобы подчинить себе жившего в ломбарде на Тресковой демона. Демона он, кстати, натравил потом на самого Панкраца Пебеля и повелел оттрахать босса Большой Шестерки в задницу. Правда, неизвестно, выполнил ли демон приказ или все же побрезговал. А еще нищий совершил кровавый ритуал на Мачтовой и съел сердце Виго Вешателя, прежде чем его повесить, дабы набраться дьявольской силы и дальше служить нечестивому владыке Бездны и нести добрым ваарианнам ужас, проверяя крепость их веры.
Услышав это Бруно, вздыхал очень тяжело и очень долго, но больше от обиды и сожаления. Ведь его персональный дьявол не дал ему и малой частички приписываемых молвой сил. Только таскает за шкирку и гоняет по Анрии. Если так выглядит договор с нечистым, подписанный кровью, то дрянь это, а не договор, а все те темные колдуны – конченые идиоты.
Однако Бруно так и не услышал, чтобы Жак Друа по кличке Горбун, державший Лявилль, раздавал приказы своим бандам внимательно высматривать на улицах подозрительного человека без зуба, очень часто скребущего за ухом. Это не могло не радовать.
К тому же Бруно за последние дни заметно обородел. Хоть борода у него росла плохо, но появившаяся черная щетина делала его похожим на гистонца или негальца. Бруно очень плохо знал свою родословную и не удивился бы, если одна из бабок или прабабок зарабатывала на жизнь, как могла, и однажды не уследила за невнимательным альбарским моряком, спускавшим семя и деньги в ближайшем припортовом борделе. Когда Бруно долго не брился, его даже в Модере не с первого раза узнавали закадычные дружки, которыми не виделся с неделю.
Решив, что с пустыми руками возвращаться смысла нет, Маэстро пересилил аллергию и направился в Читтадину Джойза – район Сакра Фамильи дона Антонио делла Пьюзо Круделе. В Читтадине, насколько знал Бруно, давали лучшие цены. Правда, и ненужных вопросов задавали несколько больше.
Но Маэстро повезло. Ему удалось избавиться от штуцеров и всего остального, даже коронок, едва ли не в первом попавшемся ломбарде. Хотя сидевший за клеткой пузатый чинерец почему-то долго не хотел брать часы. Его смущала надпись на внутренней стороне крышки и портрет усатого господина. Бруно кое-как отбрехался и надавил на жалость, сказав, что вынужден заложить наследство покойного дедушки по материнской линии троюродного племянника родной тети старого друга, оставившего часы на хранение перед тем как записаться добровольцем в иностранный полк Конвента и героически сложить голову в борьбе за свободу, равенство, братство, конституцию и возможность помыть ноги в личной ванне какого-то там по счету Филиппа. Ведь как-то надо расплатиться с долгами, в которые Бруно вынудили влезть проклятые аристократы-кровопийцы, холопы режима и магнаты-душители народа. Чинерцы, набравшись плохого за время войн в Тьердемонде, уже давно посматривали и на своего короля со значением. Подумывали на своем острове о том, как бы и им отчекрыжить надоевшему монарху что-нибудь лишнее и ненужное и объявить о свободной и независимой республике объединенных Чинеры и Южной Эдавии. Поэтому ломбардщик все же сменил гнев на милость, фальшиво напев с жутким акцентом самый оптимистичный гимн линчеванию и многозадачности уличных фонарей, и бросил часы Герхарда Кроппа в общий ящик.
Бруно вышел довольный. Конечно, он вздохнул, потому что революционно настроенный чинерец откровенно надул непутевого друга павшего борца за свободу и оценил заложенное имущество в восемьсот крон, хотя по прикидкам Маэстро оно стоило не меньше тысячи. Но вздохнул легонько. Радость, что наконец-то избавился от барахла со следами крови, все-таки перевесила злость обманутого обманщика.
Вернулся Бруно, когда уже стемнело. Едва он представил, как блаженно растянется на жесткой кровати после долгой и изнурительной ходьбы по Анрии и даже повернул ключ в замке своей комнаты, как за спиной бесшумно вырос сигиец и молча втащил Маэстро в соседний нумер.
Кассан по-прежнему выглядел ужасно. Его синее, опухшее лицо напоминало об отчаянных модерских драках за халявную бутылку сивухи. Или из-за бутылки. Или просто из-за того, что кто-то не ответил положительно на извечный сакраментальный вопрос пьяниц всех времен и народов. Однако сельджаарцу явно было несколько лучше. Хоть он и не рисковал вставать.
Тогда-то сигиец заставил Бруно вздыхать очень громко и очень выразительно. Хоть и без толку.
Поэтому около полудня следующего дня, тяжко вздыхая на каждом шагу, он брел к ближайшему свободному извозчику, который отвез бы Бруно в Пуэста де Соль.
Именно там находилась кантина «Esturión borracho» или «Пьяный осетр» по-имперски, где часто видели некую Эльзу. Эту барышню Маэстро должен был выловить и пригласить на свидание.
* * *
Кантина занимала первый этаж трехэтажного дома напротив площади фельдмаршала Байштана, памятник которому был поставлен здесь же. Старый фельдмаршал верхом на коне грозил саблей фонтану, у которого собралось прилично народу, а дети бродили по бассейну и собирали со дна брошенную на счастье мелочь. Или гоняли голубей, носясь по площади.
Люди прятались от зноя и солнца и на веранде кантины, рассевшись за столиками под зонтами, спасались сангрией, пивом, кофе, чаем или минеральной водой за чтением газет и разговорами. Прилично одетых менншинов, как оценил Бруно, на веранде было ничуть не меньше прилично одетых альбарцев – кантина, видимо, пользовалась популярностью у скучающих буржуа.
А еще, говорят, в «Пьяном осетре» подают альбарскую водку – текилу, выгнанную из сока каких-то растений, привезенных в Ландрию из Салиды и выращиваемых на юге Альбары. Говорят, по мозгам дает покруче внезапного железного прута в затылок, а сами альбарцы лечатся ей от простуды.
Бруно почесал за ухом, вздохнул и зашел в культурное заведение.
Внутри было душно и темно. Почти все столы пустовали – веранда оказалась значительно привлекательнее в жаркий день. В зале сидело только трое или четверо: пара альбарцев, похожих то ли на студентов, то ли адвокатов, за одним столом, отдельно у тщательно вымытого окна коротал время ровесник Бруно, национальность которого угадать было сложно. Маэстро он почему-то сразу не понравился, взгляд был очень уж настырным, наглым и… хищным. Человек не стеснялся и открыто изучал Бруно, как хищная птица полевую мышь.
Маэстро неуютно поежился и подошел к барной стойке.
– Buenas tardes, señor, – вежливо кивнул смуглый, чернявый бармен.
– Buenas, buenas, – отозвался Бруно, косясь на человека у окна.
– Чего изволите?
– М-м-м, – неуверенно протянул Маэстро, понизив голос. – Мне бы хотелось встретиться с Эльзой.
– С Эльзой? – переспросил бармен, наклонив голову.
– Мне сказали, она здесь часто бывает.
Бармен вытянулся за стойкой, украдкой бросив взгляд в зал. Бруно сразу понял, на кого тот смотрит.
– Lo siento, señor, – виновато улыбнулся бармен. – Эльзы сейчас нет.
Бруно захотелось вздохнуть. Очень громко.
– А когда будет? – сдержался он.
– Этого я не знаю, señor, – покачал головой бармен. – Если хотите, оставьте записку – я ей передам.
– Нет, не хочу, – быстро проговорил Бруно. Написать за всю жизнь он смог только одно предложение и то с ошибками, когда в бытность моряком его выпороли за провинность: «Копетан ибед силётку ф род». Селедкой команда прозвала боцмана, обычно и занимавшегося поркой матросни.
– Тогда подождите, – усмехнулся бармен. – Может, позже она появится.
– Да, пожалуй, так и сделаю, – шмыгнул носом Бруно.
– Что-нибудь подать, señor?
– Да. Подай мне… – Бруно задумался и потянулся к уху, но одернулся себя. – А давай свою эту… как ее…
– ¿Un tequila?
– Ага, ее самую.
– Пять крон, por favor.
Внутри противно квакнула жаба и потянула лапы к горлу. Но с другой стороны, деньги у Бруно были – около сотни крон со сбытого барахла, которые Маэстро взял на дорогу и расходы. Червонец пришлось отдать извозчику. А выпивку пора уже расценивать как единственное средство лечения нервов.
Бруно вздохнул и выложил на стойку пять крон монетами. Развернулся и направился к свободному столику. Человек у окна даже не попытался сделать вид, что не наблюдает именно за ним.
Маэстро выбрал самый дальний. Сел на скрипучий стул с причудливой резной спинкой и повернулся к залу спиной, чтобы не пересечься взглядами с настырным наблюдателем. Детская логика «я тебя не вижу, значит, и ты меня не видишь» показалась Бруно более чем оправданной.
Через несколько минут официант поднес хрустальную, доверху наполненную стопку, щепотку соли в стеклянной вазочке и сочную дольку лимона на блюдце. Бруно почесал за ухом, не понимая, что со всем этим делать. Немного поразмыслив, он привычно опрокинул стопку. Текила оказалась мягкой и приятной на вкус, хоть и специфической, пошла непривычно легко. Зачем к ней полагалась закусь, Бруно так и не понял. Но раз полагалась… Бруно взял пальцами лимон, облизнул мизинец, забрал соли и обмазал ей сочную мякоть. И смело надкусил. Лимон оказался на редкость едким. Бруно сморщился, всасывая кисло-соленый сок, но из жадности и не подумал оставить хоть что-то кроме горькой корки.
Бруно утер выступившие слезы, обтер салфеткой пальцы. Ему стало чуть спокойнее. Он не удержался и все-таки обернулся. Человек по-прежнему сидел у окна и внимательно наблюдал за Маэстро. Даже насмешливо поднял кружку пива, приветствуя его.
Бруно отвернулся, нервно побарабанил пальцами по столу. Ему все это очень не нравилось. В голову полезли самые разные мысли, но в большей степени мрачные и параноидальные. Бруно быстро додумался до того, что Беделар или лично Пебель наняли свирепого охотника за головами, который уже вычислил Маэстро и готовится его взять. Внутри все сжалось от страха, в паху неприятно засвербело. Однако Бруно быстро успокоил себя, поняв абсурдность своих размышлений.
Тогда Бруно осенило, что все это ловушка, устроенная мстительным чародеями, чтобы взять его и пытать в отместку за выбитые зубы в квартире на улице Искусств. Почему именно ему, а не сигийцу – Бруно упускал в цепочке размышлений. Или это вообще риназхаймский, посланный Штерком. И вот эта мысль вселяла панику. Спросить за ограбленный ломбард и убитого Вешателя Штерк очень хочет, тут даже гадать не нужно. А в Анрии хорошо знали, как «черные сюртуки» спрашивают.
Маэстро упрямо исключал, что человеком у окна может быть обычный франт, у которого сегодня хорошее настроение. Или он по жизни открыт и доброжелательно настроен к людям. Или относится к каждому встречному, как к хорошо знакомому приятелю. А может, просто любит на всех таращиться.
Тяжелый июль приучил Бруно к паранойе. Он уже и забыл, что кто-то может смотреть на него, чтобы просто смотреть. Без всякого умысла.
Маэстро просидел несколько минут, накручивая себя и нервно ерзая на стуле. Не помогла даже выкуренная сигара. Дрянная и горькая, от вонючего дыма которой в душном помещении кантины дышать стало просто невозможно.
Бруно обернулся еще раз – человек и не думал никуда уходить. Или смотреть в другую сторону.
Тогда Бруно принял решение уйти сам.
Он встал и вышел на улицу под палящее солнце, где все же дышалось свободнее. Маэстро оглянулся на окно, увидел за стеклом наблюдателя и зашагал прочь.
Однако далеко не ушел. Он сел боком на борт бассейна фонтана, с противоположной от кантины стороны, спрятавшись за вычурной скульптурой перемешавшихся рыбин и морских гадов, из пастей которых журчала льющаяся вода. Бруно утер вспотевшее лицо, зачерпнул ладонью желтоватой воды, в которой на дне блестели монеты. Пара возившихся в бассейне детей пронеслась мимо и облила ему сюртук прохладными брызгами. Захотелось громко вздохнуть им вслед или не следящей за отпрысками мамаше, но хохочущая детвора уже бегала вокруг рыбин, не обращая ни на кого внимания.
