Текст книги "Новый порядок. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Александр Dьюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Ротерблиц умолк. Гаспар посмотрел на Даниэль, увлеченную борьбой шляпы с ветром и созерцанием Мезанга. Чародейка не думала реагировать на посылаемые им сигналы. Менталист перемялся с ноги на ногу, заложил руки за спину. Мимо прошла супружеская пара почтенного возраста, обратив внимание разве что на Даниэль, на юбку ее платья, бессовестно открывающего лодыжки. Старые понятия о нравственности явно не могли смириться с таким бесстыдством, однако престарелая госпожа не решилась отчитать бесстыдницу, обойдясь безмолвным презрением.

– У него много имен, – Ротерблиц оттолкнулся от ограждения, сунул газету с папкой под мышку, – Лерер, Лёсеньян, Машиах… Кто-то утверждал, что он не появился, а вернулся в партию спустя несколько лет, а кто-то… Хм, а кто-то считал и до сих пор считает, что его и вовсе нет, что это миф, символ, знамя. Не без причин: его почти никто не видел, за исключением основателей партии, хотя и про них с уверенностью не скажу. Лично мне, хм, до недавнего времени казалось, что ван Геер на пару с Морэ просто выдумали его, чтобы утвердить свою власть. Стоило произнести на собрании «Это предложение Машиаха», как все, за очень редким исключением, единодушно соглашались.

Гаспар облокотился об ограждение, навалился на локоть всем весом и вытянул затекшую ногу.

– Машиах не выдуман, – сказал менталист. – По крайней мере, некто по имени Лерер в Энпе действительно есть. Я видел его.

– Правда? – оживился Ротерблиц. – Где?

– В Шамсите, – признался менталист. – Он был там несколько месяцев назад. Это он завербовал Карима ар Курзана. Подозреваю, этот Машиах или Лерер очень сильный менталист с исключительным даром внушения.

Ротерблиц побарабанил пальцами по газете с папкой и широко улыбнулся:

– Хм, даже интересно, в чью же голову ты влез, Напье, чтобы повидаться с ним?

– Это не твое дело, – сухо произнес Гаспар.

Ротерблиц безразлично пожал плечами.

– Полагаю, бедолага все равно не пережил твоего вмешательства, – заметил он.

– Не строй из себя невинность, Ротерблиц. Помнится, ты вообще сжигал подозреваемых заживо без предупреждения.

– Они оказывали сопротивление, – оправдался пиромант. – И не надо врать, Напье. Я всегда их предупреждал. Мантия магистра-следователя уже, хм, достаточное предупреждение.

– Знаешь, как это называется, Ротерблиц? – ухмыльнулся де Напье, злопамятно блестя глазами. – Превышение полномочий и неоправданное магическое вмешательство.

Чародей склонил голову и потер пальцами переносицу.

– Смерть не пошла тебе на пользу, Напье, – пробормотал он. – Ты стал еще зануднее.

Гаспар не без удовольствия продолжил бы пикировку, однако почувствовал, как к спине притиснулась Даниэль и положила голову на плечо, накрыв полем шляпы его макушку. Приятность момента испортил ощутимый тычок в бок.

– Кхм, – виновато кашлянул Гаспар, – давай не отвлекаться на ностальгию, а?

– Так я, хм, и не отвлекаюсь, – пожал плечами Ротерблиц, едва не выронив газету с папкой. – С появлением Машиаха все резко изменилось, – произнес пиромант, повернувшись и глядя на спокойные воды Мезанга. – Энпе заинтересовалось несколько богатых людей, хм, очень обеспокоенных положением своих богатств и свобод. Этим людям хочется жить еще богаче, сытнее, свободнее, а что-то мешает. Например, очень-очень богатые, сытые и свободные, которых мало, но они почему-то занимают почти все место возле кормушки. А это, хм, несправедливо, значит, нужен новый, справедливый, порядок. Чтобы самые богатые стали самыми бедными и освободили несправедливо занимаемое положение, а на их место пришли несправедливо обиженные и восстановили справедливость. Жан Морэ и Артур ван Геер ловко объяснили им причины несправедливости, кто виноват и что со всем этим, хм, делать.

Менталист выслушал с кривой ухмылкой.

– А мне казалось, новый порядок подразумевает народное счастье.

– Конечно, – кивнул Ротерблиц. – А народ, по-твоему, хм, кто?

Гаспар не ответил. Он подумал, что Ротерблиц хорошо вжился в роль революционера. Наверно, слишком хорошо.

Чародей задумчиво постучал ребром газеты с папкой по раскрытой ладони. Затем положил газету на ограждение, рассеянно поводил пальцами по главной странице.

– Идеи Морэ показались им, хм, очень привлекательными, – чародей повторил позу Гаспара, придавив локтем газету с папкой, страницы которой трепал ветер. – В отличие от ван Геера Морэ предлагал действовать уже сейчас. Устрашить нынешнюю власть, показать ее слабость, расшатать под ней почву, преследовать и казнить без суда всех ее пособников, угнетателей, эксплуататоров. Такие идеи, хм, настолько привлекли, что их восприняли по всей Империи, особенно молодые и горячие головы. Мгновенно объявились подражатели и ученики Морэ, вокруг них сложились свои кружки, а по городам прокатилась волна терактов и убийств, о чем ты наверняка знаешь и сам.

Гаспар кивнул. Покушение на Манфреда фон Хаупена он даже расследовал, но неудачно, если не считать пары исполнителей, которых нашли мертвыми на окраине столицы, и пары дней тяжелых головных болей.

– Я даже поучаствовал в одном из таких «Новых порядков», – насмешливо проговорил Ротерблиц, изображая гордость, – пока шайку террористов Бо́лена не накрыла жандармерия. Кое-кому, в том числе и мне, удалось бежать в Анрию. Морэ считал Болена истинным сыном революции, поэтому меня приняли, хм, с распростертыми объятьями и предложили служить делу революции дальше. Чем я и занимался в ожидании съезда партии, на котором Морэ, решивший, что заложил достаточно пороха под шатающимся троном тирана, собирался объявить, когда настанет пора поднести огня. Но…

– Кто-то внезапно смешал все карты, – закончил вместо него Гаспар, глядя на реку и провожая взглядом идущее под треугольным парусом суденышко.

– Именно, – чародей возвел очи горе и сокрушенно покачал головой. – Когда стало известно об убийстве ван Геера, Энпе испытала настоящий шок, а ван Блед, хм, его усилил, доложив, что в Шамсите убиты еще и Ашграу, Зюдвинд, Финстер и младший из Курзанов. На экстренном совещании, собранном в авральном режиме, творилась настоящая вакханалия. Внезапно выяснилось, что буквально каждый в нашей партии все это время был агентом кайзеровской тайной полиции, Ложи, кабирской разведки, шпионом поморов, сверов, альбарцев и чуть ли не, хм, байфанского императора, лично задумавшего задавить дело революции. Однако сохранить остатки благоразумия и призвать разбушевавшихся товарищей к порядку все-таки удалось. Единодушным голосованием приняли решение, что не время скорбеть по ван Гееру и остальным. Но потом, – Ротерблиц перевел дух, – стало известно об убийстве Хесса и Адлера, а я получил письмо за подписью Морэ, в котором сообщалось, что дело революции живо, пока жив хотя бы один революционер, но лучше не высовываться и ждать дальнейших инструкций. Кое-кто, если верить слухам, поспешил даже выехать из города. Но на этом беды не закончились. Поднятый шум привлек внимание жандармов, они арестовали нескольких человек, правда, из низов. Типографию ван Геера опечатали сразу же после его убийства, начали следствие, пытались подтянуть Фишера, пока ничего не получилось, хотя это только вопрос времени. Самому Фишеру вряд ли что-то грозит, но он может пойти на сделку со следствием, назвать несколько имен, и тогда…

– Кто-то в жандармерии получит орден за заслуги, который лично вручит кайзер, – едко прокомментировал Гаспар. – Вот только это ничего не даст. Заговорщики из Ложи останутся в тени, а через несколько лет все повторится снова. Может, в другой форме, может, другими методами, но виолаторы продолжат свои игры и попытки перекроить мир под себя. А обвинят в этом всю Ложу и каждого чародея в отдельности.

– Если бы вы приехали на пару недель раньше, Напье…

– Ротерблиц?

– Хм?

– Закрой рот, пожалуйста.

– Но это правда, Напье, – невесело рассмеялся пиромант. – Еще несколько дней назад все было ясно, а сейчас я уже сам не знаю, что делать…

– Не пробовал найти убийцу?

– Хм, пробовал.

Ротерблиц посмотрел по сторонам и дождался, пока мимо пройдут несколько молодых людей, показавшихся ему подозрительными. Хотя, как и обычно, пристальное внимание притягивала к себе Даниэль, а не пара фанфаронов, чешущих языками, в то время как барышня изнывает от тоски. На физиономиях молодежи читалось явное осуждение неверно расставленных приоритетов.

– Когда ван Блед вернулся из Кабира, – заговорил Ротерблиц, убедившись, что лишние уши слишком далеко, чтобы подслушивать, – он рассказал о том, что там произошло только мне. А еще добавил, что один из агентов Ложи направляется в Анрию под видом Финстера, и предложил перехватить его. Я так и не понял, как ван Блед, хм, опередил его, но я согласился. Правда, у нас ничего не вышло – этот «Финстер» ускользнул от нас. Уже потом, после смерти ван Геера, мы продолжили искать убийцу, но он всегда опережал нас на шаг. В какой-то момент нам показалось, что мы вот-вот возьмем его, но…

– Но? – поторопил его Гаспар, едва Ротерблиц умолк и принялся тереть пальцами наморщенный лоб.

– Ничего, – зло обрезал чародей. – Мы облажались. Убийца то ли раскусил нас, то ли, хм, его кто-то предупредил… А после Адлера убийства прекратились вовсе, все следы оборвались.

Гаспар недоверчиво прищурился, одергивая себя, чтобы не потянуться к виску по годами складывавшемуся рефлексу. Не нужно быть менталистом, чтобы почувствовать, что Ротерблиц лжет. Или недоговаривает.

– Значит, – Гаспар сдержал усмешку, – ты был ван Бледу товарищем по партии?

Ротерблиц сдвинул очки на кончик носа, искоса глядя на выглядывающую из-за плеча менталиста чародейку. Явно увидел нечто такое, что ему не понравилось.

– Хм, я бы это так не назвал, – он поправил темные очки на носу, скрыв глаза. – Мы не терли, хм, друг другу спинки в бане, если ты об этом. Мы иногда кооперировались по необходимости, но особой любви друг к другу не питали. Ван Блед пришел в Энпе примерно тогда же, когда и я. Думаю, он видел во мне возможность продвинуться в партии, и это у него даже получалось. В последнее время он оказался весьма близко к ван Гееру и Морэ. Настолько, что его отправили в Шамсит проверять Финстера на вшивость. Может, потому, хм, что ван Геер подозревал его в связях с друзьями революции?..

– Как оказалось, не без причины.

– Как оказалось, – эхом отозвался пиромант.

– Значит, нужно искать ван Бледа.

Гаспар не видел, но чувствовал, как ощутимо напряглась за спиной Даниэль. Паук напомнил в очередной раз о промахе, недоработке, которую она так и не исправила за несколько лет. Это бесило чародейку и лишало душевного равновесия.

– А вот с этим большие проблемы, – щелкнул пальцами Ротерблиц. – Он исчез. Уже пять дней его никто не видел. Ни в Энпе, ни на его квартирах, ни в тех местах, где мы обычно встречались.

– Думаешь, убийца достал и его?

– Хм, вряд ли. Если бы это произошло, газеты уже раструбили бы об очередной жертве Анрийского призрака. А призрак, если верить газетам, взялся, хм, за анрийскую преступность, коррупцию и нечистых на руку коммерсантов.

– Так что же получается? – Гаспар скрестил руки на груди. – Очередной тупик? Предлагаешь опустить руки, сесть и ничего не делать?

– Напье, я разве такое, хм, говорил? – Ротерблиц вытянулся в полный рост, прихватив газету. – Я не собираюсь сдаваться. Сейчас работаю над одной, хм, версией, – он потряс «Городскими страницами». – Надеюсь, она даст хоть какие-нибудь результаты.

– В детали ты, конечно, не посвятишь. И помощь тебе, конечно, не нужна.

– Просто дай мне немного времени, Напье, – устало вздохнул Ротерблиц. – Возможно, тебе в это трудно поверить – менталисты вообще никому не верят, не запустив предварительно, хм, руку, чтобы пощупать чей-то мозг, – но ты сделай одолжение. Поверь, я хочу разобраться со всем этим не меньше твоего. Как только я хоть что-нибудь выясню, сразу свяжусь с вами.

Гаспар скептически посмотрел на газету, внутри которой лежала папка.

– Тайная переписка с тайным любовником? – предположил он.

– И как ты только, хм, догадался? – добродушно протянул Ротерблиц.

– Можно взглянуть?

– Пожалуйста, – чародей протянул папку. – У меня нет от тебя, хм, секретов.

Гаспар потратил на изучение содержимого не больше минуты.

– Я же пошутил про тайного любовника, Ротерблиц, – поднял он глаза, придерживая письмо, чтобы не унесло ветром.

– А ты присмотрись внимательнее, – указал пальцем пиромант.

– Если забыл, – недовольно пожевал губами Гаспар, – я – не чародей.

– Тогда попроси свою очаровательную спутницу. Мадмуазель, – Ротерблиц позвал скучающую за спиной Гаспара чародейку, – окажите любезность.

Даниэль нахально выхватила папку из рук Гаспара и всучила ему зонт.

– Это магический шифр, – заключила она, потратив на ознакомление несколько больше времени. Бирюзовые глаза при этом сияли ярче обычного, что было заметно даже на солнце. – И, если не ошибаюсь, – добавила чародейка, поднеся папку совсем близко к лицу и гладя строчки пальцем, – по ключам Ложи…

– О, – потрясенно выдохнул Ротерблиц, – мадмуазель разбирается в шифрах, хм, Ложи?

– Ах, monsieur, – невинно затрепыхала ресницами Даниэль, вернув папку Гаспару и забрав у него зонтик, – что простая девушка с капелькой волшебства может понимать в таких сложных вещах?

– Разумеется, что в этих письмах можно узнать, только расшифровав их? – сказал Гаспар с кривой усмешкой.

– Ничего-то от тебя, Напье, не утаишь, – Ротерблиц сунул вернувшуюся папку под мышку, а руки – в карманы сюртука.

– Надеюсь, ты поделишься результатами?

– Разумеется, – заверил Ротерблиц. – Но сначала, хм, нужно раздобыть генератор ключей, а это не так-то просто.

Гаспар почувствовал пристальный взгляд и повернулся к Даниэль. Чародейка улыбалась, раскручивая зонтик за ножку.

– Думаю, – неохотно произнес менталист, – с этим мы тебе поможем. В знак доверия и желания… побыстрее со всем этим разобраться.

Ротерблиц действительно удивился. Немного постоял, шаркая туфлями по граниту набережной.

– Ну что ж, – широко улыбнулся он и вынул руку из сюртука, – тогда в знак доверия и желания… вот.

– Вокс? – отметил Гаспар, глядя на восьмигранную коробочку с крышкой.

– Вокс, – подтвердил очевидное Ротерблиц. – Он настроен только на меня. Поможет нам быстро связаться в случае необходимости. Но, пожалуйста, не зови ночью. Ночью я, хм, обычно занят сном.

* * *

– Ты опять недоволен, – вздохнула Даниэль, когда Ротерблиц распрощался и ушел. – А между прочим, он был с нами почти искренен. Уж я-то такие штучки чувствую и без твоих… проникновений.

Гаспар задумчиво покрутил вокс в пальцах.

– Вот именно что почти. Он недоговаривает.

Даниэль приблизилась, встала перед ним. Уголки губ чародейки дрогнули в короткой ироничной улыбке.

– Ну и что? Отправишь Эндерна следить за ним?

– Нет, у меня идея получше, – менталист сунул вокс в карман.

Даниэль придержала шляпу, подозрительно прищурилась. Гаспар вдруг оттолкнулся от гранитного ограждения и галантно взял растерявшуюся чародейку под руку.

– Как ты смотришь на то, чтобы мадам и мсье де Напье провели сегодня ночь в лучшей анрийской гостинице? – предложил он.

Даниэль смерила его насмешливым взглядом.

– Это ты так решил отвертеться от вкусного торта? – догадалась она.

– В том числе. Заодно можно заглянуть в номер ван Геера, – ненавязчиво добавил он, не глядя на чародейку.

Даниэль снова вздохнула, качая головой, высвободила локоть и сунула Гаспару зонтик.

– Предлагаешь мне опять покопаться в памяти места? – тихо спросила она.

– Только очень осторожно и не как в прошлый раз.

Даниэль подступила ближе, поправила лацкан его сюртука.

– Что ж, – покорно и смиренно сказала чародейка, – значит, лучшей анрийской гостинице придется принять… графиню ля Фирэ и ее надежного адвоката мсье де Мондэ, заботящегося об интересах ее светлости, – договорила она, сверкая на приобнявшего ее за талию Гаспара ехидной бирюзой.

Менталист смущенно убрал с ее талии руку.

– Выделить им две раздельные комнаты, – невинно продолжала Даниэль. – Ее светлости, разумеется, самую лучшую, с самой большой, глубокой и широкой ванной, в которой ее светлость будет нежиться в гордом одиночестве.

Гаспар почувствовал себя полным кретином и идиотом. Щеки загорелись, хотя, казалось, стать жарче на солнце уже невозможно. Даниэль кокетливо подмигнула ему, сдвинула шляпу на затылок, привстала на цыпочки и быстро чмокнула в губы.

– Мне, конечно, не интересно, как говорит Эндерн, – чародейка взяла его под руку и потянула с набережной, – а все-таки что ты намереваешься делать потом? Неужели действительно будешь сидеть и ждать, пока наша Эльзочка не свяжется с нами?

– Это не самый плохой вариант.

– Гаспар, я слишком хорошо и давно тебя знаю, – строго сказала Даниэль. – Со мной, дорогой мой, эти фокусы не пройдут.

– Я подумывал заняться изучением этого Анрийского призрака, – не стал вертеться Гаспар, – о котором так много и правдиво написано в лучших источниках информации.

– Я так и думала, – цокнула языком чародейка.

– Помнится, в Шамсите это принесло свои плоды.

– Если под «плодами» ты подразумеваешь, что нас пару раз чуть не убили, а я испортила платье, то да, – капризно поморщилась Даниэль.

– Кажется, ты слишком много проводишь времени с Эндерном, – с неудовольствием отметил Гаспар, переводя ее через дорогу. – Начинаешь припоминать и жаловаться.

– А ты слишком много времени проводишь во мне, – парировала Даниэль.

Поостывшие было щеки загорелись снова под осуждающим взглядом проходившей мимо женщины.

– Заражаешь нехорошими мыслями, – пояснила чародейка с самодовольной ухмылочкой.

– Какими, например?

– Дурацкими и нелепыми, – вздохнула она с наигранной грустью. – Если бы ты не предложил поохотиться на привидений, я бы предложила это сама.

Глава 14

Он вышел из дома, когда уже стемнело, а с улиц пропала основная масса анрийцев. Оставались только праздно шатающиеся гуляки, обычно донимающие припозднившегося прохожего просьбами дать мелочи на продолжение банкета, но таковых на улице, где жил пиромант, практически не водилось. Это вообще был поразительно спокойный по меркам Анрии квартал, тихий и сонный, за что Ротерблиц и ценил его последние полгода и испытывал легкую тоску, понимая, что скоро, вне зависимости от того, как все повернется, придется менять квартиру. Он и так зажился на этом адресе. Соседи все чаще начинали узнавать его на улице и здороваться, а это очень плохой знак.

До пересечения Морской улицы, по которой быстрым шагом шел чародей, с Речной он добрался за полчаса. Ротерблиц не любил Речную – здесь обитало слишком много народных целителей, предсказателей, «белых» магов в каком-то там поколении, медиумов, спиритистов, некромантов, хиромантов, ведунов и шаманов. Одним словом, всех тех бесконечных жуликов, разводил, мошенников и шарлатанов, обожающих дурить народ. Ротерблиц ненавидел их, как и любой магистр Ложи, которые бывшими не бывают.

Правда, ненависть эта была не совсем рациональной. Он прекрасно понимал, что шарлатаны, торгующие воздухом, всего лишь симптом тяжелой болезни в непростые времена, в которые приходится жить, и что устранять нужно не симптомы, а причины. Однако ненавидеть не прекращал. Для него спекулянты, играющие в магию, были не лучше торговцев олтом: что одни, что другие выискивали отчаявшегося человека и давали ему мнимое утешение, способ забыться, уйти из паскудной реальности в мир иллюзий. А что было самым паршивым – человек охотно расставался с последними деньгами, лишь бы на несколько минут избавить себя от гнетущего бытия.

Ротерблиц свернул на Речную и встал неподалеку от фонаря. Одного из немногих, что горел на улице. Окинул взглядом окна домов – света почти нигде не было. На Речной стояла тишина, нарушаемая только отдаленным лаем дворняги, то ли гоняющей помойных кошек, то ли огрызающейся на прохожих.

Чародей достал из кармана часы и взглянул на циферблат – было без пяти двенадцать. Он непроизвольно усмехнулся. Пять минут до Часа Порога. Часа, когда Грани мировсоприкасаются настолько, что можно успеть проскочить с Этой на Ту Сторону. Или же встретиться с чем-то чуждым и зловещим, выглянувшим из-за Порога. Идеальное время, чтобы призвать демона себе в услужение или пообщаться с Князем Той Стороны. Или же – что бывало значительно чаще – прославиться как очередной маньяк, делающий из сосков девственниц ожерелья. Ротерблиц знал это по богатому опыту службы в Комитете Следствия.

Он простоял несколько минут, прежде чем увидел в темноте фигуру. Та шла по другой стороне Речной улицы чародею навстречу, и выдавал ее только красный огонек сигары.

Фигура остановилась в некотором отдалении. Огонек взметнулся вверх, застыл и вновь опустился вниз. Затем раздался тихий неумелый свист. Ротерблиц оглянулся – на улице он был один. Пиромант напрягся на миг и перешел на второе зрение.

Ночная темнота отступила и рассеялась. В полутьме четко обрисовалась аура на противоположной стороне улицы. Крайне приметная и очень знакомая. Ротерблиц оглянулся еще раз, посмотрел по окнам и, подняв ворот сюртука, перешел дорогу.

Аура неторопливо двинулась обратно откуда пришла. Ротерблиц не стал ее догонять, сохраняя расстояние, и прошел целый дом по Речной улице, прежде чем аура свернула за угол следующего.

Чародей дошел до нужного угла, украдкой высматривая в окнах возможных наблюдателей, которым не помог бы скрыться даже погашенный свет. Жители Речной улицы по-прежнему были увлечены сном или чем-то, что было гораздо важнее и приятнее.

Ротерблиц остановился, глубоко вздохнул и свернул за угол.

– Доброй ночи, хм, хэрр Бруно, – поздоровался он с аурой, привалившейся к шершавой стене.

– Ага, – мрачно отозвался Маэстро, выпустив изо рта облако табачного дыма.

– Рад, что вы в добром здравии. А где наш, хм, общий знакомый?

– Здесь, – послышался бесцветный голос.

Ротерблиц взволнованно заозирался, хотя был абсолютно уверен, что звук донесся откуда-то спереди. Однако в закоулке кроме Бруно никого не было. Справившись с волнением, чародей погасил второе зрение, заморгал, возвращаясь в темноту теплой анрийской ночи, в которой с трудом различил силуэт в треугольной шляпе. Ротерблиц все никак не мог свыкнуться с мыслью, что у кого-то в этом мире может не быть ауры.

– Знаете, господа, – проговорил он, – я не очень люблю, хм, гулять по ночам. Я – пиромант, а пироманты – создания дня. Ночью мы чувствуем себя… хм, как в общественном месте без штанов.

– Ты хочешь Жана Морэ, – сказал сигиец.

Бруно мерзко хихикнул, едва не подавившись дымом.

– Меньше двусмысленности, хм, Финстер, – раздраженно проворчал Ротерблиц.

– Ты хочешь знать, где он.

– Хм, – чародей выразил своим излюбленным хмыканьем одновременно воодушевление и недоверие.

Сигиец молча зашагал к выходу из закоулка. Бруно оттолкнулся от стены, затянулся сигарой в последний раз, бросил и затоптал окурок, выпуская густой, вонючий дым изо рта и носа.

– Там, – указал рукой сигиец на дом на углу Морской и Речной улиц, когда Ротерблиц приблизился. – Четвертый этаж. Второе окно, если считать отсюда.

Чародей выглянул из закоулка, отсчитал нужное окно, где не горел свет. Нетерпеливо облизнул губы.

– Только его там давно нет, – произнес Бруно, который предпочел остаться за спинами. Ротерблиц оглянулся. – Через день, как этот, – Маэстро кивнул на сигийца, – угомонил вашего Геера, к парадной поутру подкатила карета, в которую побросали чемоданы, а потом усадили пассажира. Того самого, который жил в той квартире и почти не казал носа на улицу. Карета укатила, а квартиру сдали внаем. Больше жильца никто не видел.

– Это точно был Морэ? – с надеждой спросил Ротерблиц.

– Ну, – в темноте послышалось шуршание, с которым обычно чешут сухую кожу, – тощий, сутулый, одет старомодно, хромает, левую руку тряхоманит.

Чародей гневно раздул ноздри – описание было более чем точным. Он посмотрел на неподвижный силуэт сигийца.

– Ты позвал меня сказать, что Морэ здесь не живет уже пару недель? – спросил он, стараясь не выдать чувств.

– Скажи ему, – произнес сигиец, не оборачиваясь на Бруно.

Маэстро едва слышно вздохнул в темноте.

– Когда Морэ этот съехал, – сказал он, чуть помедлив, – ту квартиру никто так и не снял. Для Речной это ненормально – тут жилье вообще не пустует, а эта вот пустовала. Пока четыре дня назад в нее не заселились двое. Один – обычный такой, ничем не примечательный, может, студент, может, писарь али какарь…

Бруно сделал паузу. Наверно, для оценки тонкой игры слов одобрительным смешком. Сигиец не засмеялся. Ротерблиц тоже.

– А второй? – поторопил его пиромант.

– Да тоже ничего особенного, – пробормотал Маэстро обиженно. – Белобрысый и как будто полморды когда-то сгорело. Еще глаза паскудные такие, он ими на всех зыркает, как на говно. Вроде я его где-то видал… – задумался Бруно. – Не помню только, где…

– Ван Блед… – тихо проговорил чародей.

– О, вы знакомы? – удивился Маэстро.

Ротерблиц раздосадовано причмокнул. Он помнил, что у компаньона сигийца есть причины недолюбливать его и затаивать обиду.

– У вас, хм, блестящее чувство юмора, хэрр Бруно, – дипломатично отметил чародей и дипломатично улыбнулся для верности.

– Ну дык, – буркнул Маэстро.

– Подозреваю, ван Бледа там тоже нет, – Франц повернулся к неподвижно стоявшему сигийцу.

– А он и появлялся тут всего-то пару раз-тройку раз, – сказал вместо него Бруно. – Ненадолго, почти сразу убегал в неизвестном направлении. А вот второй сиднем сидит. Или только по ночам куда ходит, чтоб никто не видел. Короче, подозрительная личность, такие обычно у околоточного на особом счету.

– Он сейчас там?

– Да, – сказал сигиец.

– Ты уверен?

Финстер повернул к пироманту голову. Ротерблиц заметил, как в его глазах отражается скудный отсвет далекого фонаря на Речной улице.

– Вижу его.

Чародей зябко передернул плечами.

– Это, конечно, прекрасно, – проговорил он, скрестив руки на груди, – но я все еще не понимаю, как некий студент или, хм, писарь поможет нам в поисках Морэ.

Бруно шаркнул подошвой туфли, привлекая к себе внимание.

– Ван Бледа видели не только, когда он заселял в квартиру своего приятеля, – подал голос Маэстро. – Он появлялся здесь и раньше. Это он помогал грузить чемоданы и усаживал Морэ в карету.

Франц склонил голову и озадаченно потер кончик носа.

– Вот как… – сказал себе под нос он, не скрывая удивления. – Позвольте, – он поднял голову, – полюбопытствовать, хэрр Бруно, откуда вы все это знаете?

– Люди сказывают, – нехотя признался Маэстро. – Не поверишь, магистр, – сплюнул он под ноги, – сколько всего люди готовы рассказать, стоит их об этом только вежливо попросить.

– Обязательно учту в следующий раз, – заверил Ротерблиц, – когда, хм, решу кого-нибудь похитить для допроса с пристрастием.

– Какой ты невежливый и обидчивый, – едко проговорил Бруно. – Видать, не хочешь знать еще кое-что.

– Говорите же, хэрр Бруно, – предельно вежливо попросил чародей, – будьте добры, не сдерживайтесь, я – весь внимание.

В темноте послышалось неразборчивое бормотание. Потом тяжелый вздох.

– Последние пару дней на улице часто видят странных хмырей, которые интересуются той квартирой и кто в ней живет, – сказал Бруно, подойдя ближе. – Кто такие – никто не знает, а потому говорить с ними желанием не горят.

– Насколько, хм, эти хмыри странные? – уточнил Ротерблиц.

– А тебе мало, что с ними никто не связывается?

– Хм, значит, не только мы ищем Морэ… Не хотелось бы, чтобы его нашли раньше нас, – тихо проговорил чародей, косясь на сигийца.

– Не найдут, – сказал тот.

– Да? Опять, хм, что-то видишь?

– Нет.

Сигиец шагнул из закоулка и уверенно двинулся к дому на углу Речной и Морской улиц.

– Эй, ты куда? – спохватился Ротерблиц и вышел следом.

– Спросить, где Жан Морэ.

– Как будто он тебе станет отвечать.

Позади нервно хихикнул нагоняющий их Бруно.

– Спрошу его вежливо, – сказал сигиец, не обернувшись.

* * *

Стук. Стук-стук. Стук. Стук-стук-стук. Стук. Стук-стук, – эхом разнеслось по лестничной клетке. Слишком уж громко, как показалось Ротерблицу.

Чародей увидел, как Бруно напрягся, сунув руку за полу своего сюртука. Сигиец внимательно прислушался, пристально глядя на дверь. Франц притушил пламя на указательном и среднем пальцах поднятой руки, которое, как ему казалось, слишком ярко освещало лестничную клетку. Он тоже прислушался, но в подъезде было тихо.

Спустя некоторое время сигиец постучался снова.

– Хм, может, выломать дверь? – предложил Ротерблиц, немного подождав в тишине.

Финстер, поразмыслив для проформы, провел пальцами по верхним петлям, взглянул на замок.

– Я просто пошутил, – торопливо шепнул чародей, вдруг понимая, что с этого типа станется.

– А он шуток не понимает, – вполголоса отметил Бруно. – Я уж сколько времени с ним бьюсь…

– Ясно, – прервал его Ротерблиц. – Хм, тогда постучи еще раз. Если никт…

Сигиец загрохотал в дверь кулаком, сохраняя ритм условного знака. Ротерблиц непроизвольно зажмурился и стиснул зубы, словно от пронзительной боли в ушах.

– Вежливость, Финстер! – зашипел пиромант, когда отгремело эхо на лестничной клетке. – Ты понимаешь, что такое вежливость?

– Нет, – сказал сигиец. – Но начинаю понимать.

То ли сработал древний закон, держащийся на магии числа «три», то ли просто от грохота проснулась вся Анрия, включая генерал-губернатора, однако спустя несколько минут даже Ротерблиц услышал за дверью шаги. Неуверенно заскрежетала щеколда, дверь с тихим скрипом приоткрылась. В проеме показалась сонная небритая физиономия.

Сигиец схватился за ручку, распахнул дверь, вталкивая растерянного обладателя физиономии в квартиру. На дощатый пол упал подсвечник с гаснущей свечкой. Жилец попятился, выставив перед собой руки и раскрыв рот, но тут же раздумал кричать, наткнувшись взглядом на пистолет сигийца.

Ротерблиц переступил порог ободранной, воняющей сыростью квартиры, следом вошел Бруно, закрыв за собой дверь.

Жилец, действительно чем-то напоминавший то ли студента, то ли писаря в мелкой конторе, отступил, скрипя половицами, в центр единственной комнаты, переводя испуганный, но уже отнюдь не сонный взгляд с одного внезапного гостя, на другого, на третьего.

– Здравствуйте, майнхэрр, – поздоровался Ротерблиц, дипломатично улыбнувшись.

– Где Жан Морэ? – спросил сигиец.

Писарь ссутулился, его глазки затравленно забегали по комнате. Он облизнул губы и вдруг сжал левую руку в кулак. На среднем пальце сверкнул камень медного кольца, высвободив небольшой шар яркого, горячего огня. Он не целился – огонь просто метнулся в сторону троих чужаков. Ротерблиц инстинктивно занес руку для защиты, но сигиец поймал огненный шар перед лицом пироманта и задавил в ладони, крепко сжав пальцы. Огонь ярко вспыхнул и сразу погас, впитываясь в кожу. Писарь выпучил изумленные, испуганные глаза и не удержался от отчаянного стона.