Текст книги "Новый порядок. Часть 1 (СИ)"
Автор книги: Александр Dьюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)
Глава 5
Через полчаса гости собрались на балконе Третьей башни в томительном ожидании. Свежий воздух ночной столицы несколько отрезвил головы и привнес ясность мыслей. Светские гости возбужденно переговаривались. Они не могли поверить, что господа магистры так скоры на расправу. Даже заправские дуэлянты, обожающие пускать соперникам кровь по любому поводу, и те соблюдали видимость приличий и давали друг другу время, чтобы остыть и не совершить необдуманных поступков сгоряча. Или же хотя бы составить завещание. Дуэли назначались на утро, на следующий день, в воскресенье после утренней мессы, в конце концов. Но чтобы два высокопоставленных магистра, близкие родственники, сцепились посреди банкета, да еще и устроили из этого представление…
Чародеи улыбались и сыпали остротами, объясняли не особо сведущим и далеким от чародейских страстей гостям, что ничего страшного не произошло. Чародеи, говорили они, настоящие, прирожденные чародеи арта гораздо крепче обычных людей. Таковы особенности анатомии их тел. Арт – очень грозная и страшная сила, которую способен удержать в себе только крепчайший сосуд. Только прошедший безжалостный естественный отбор и строгое, тяжелое обучение чародей становится магистром Ложи. Поэтому настоящих чародеев так мало, а в последнее время – еще меньше. Природа безжалостна и бессистемна, ей нет дела до тех несчастных, которых она наделяет силой арта. Поэтому нередко случается так, что арт убивает своего носителя, едва пробудившись. Иным выжигает рассудок, а иных – превращает в страшных безумцев, о которых ходит так много слухов. Но подобные случаи редки. Все-таки слабое и не приспособленное тело просто разрушается без последствий для окружающих. Ну а безумцы… безумцы благополучно пойманы и заточены в темные и сырые подвалы Турма. Мы иногда навещаем их. Например, когда нужно составить очередной закон или внести поправки в Кодекс Ложи.
Поэтому нет причин для беспокойства. Что такое для чародея укол шпаги, когда внутри него бушует ярость первозданного элемента? Вы когда-нибудь слышали, чтобы чародей пал от ножа в подворотне? Пожалуй, единственный верный способ убить нас простым оружием – отсечь голову. Но нужно очень постараться, чтобы настоящий чародей подставил ее и какое-то время не двигался. Чародеи дорожат своей головой и с радостью обменяют ее на руку, а то и обе. Ведь руку в отличие от головы всегда может восстановить мастер-артефактор. Лет пятьдесят назад жил один магистр, запамятовал его имя, к сожалению. Так вот его тело почти полностью состояло из протезов, и даже голова на треть. Помешало ли ему это жить полноценной жизнью и почти ни в чем себе не отказывать? Отнюдь. Он прожил до ста тридцати четырех лет, и прожил бы еще столько же, если бы не один неловкий и досадный несчастный случай во время практики со студентками. О нет, не подумайте, ничего предосудительного. Он просто неверно рассчитал эффект одного заклятья на кюиврскую сталь.
На самом деле, примо антистес спас своего вспыльчивого племянника и оказал ему огромную услугу. Магистр фон Хаупен эксцентричен, но гораздо рассудительнее, чем кажется. Если бы он решил вынести это дело на суд Ложи и Собрания, магистр адъютор в лучшем случае лишился бы должности и выехал бы в ссылку на неопределенный срок. Конечно же, это называется не ссылка, а назначение главой провинциального Arcanum Dominium. Ну, вы же понимаете, барон Эркриге. Буквально в прошлом месяце Его Величество подвергли опале фельдмаршала Беренхолля за поражение под Вьюпором и отправили в ссылку… ну то есть в имение под Боденом обдумывать тактические ошибки.
Так что дядя и племянник разомнут кости, поупражняются в фехтовании, покажут гостям пару новых приемов, отделаются парой ссадин и порезов, которые к вечеру уже затянутся. А потом примирятся и обо всем забудут. Мы же вернемся к недопитому «Sang Vierge» тысяча пятьсот девяносто девятого и продолжим этот скучный вечер.
Гости обступили готовящихся дуэлянтов полукругом – окружить полностью не позволял неглубокий прямоугольный бассейн с барельефами на античный манер. Фонтан на краю был выполнен в виде голой нимфы, пытающейся ускользнуть от козлоного домогателя, но при этом не забывающей лить из кувшина весело журчащую струйку воды.
Чопорные слуги сновали с подносами и подносили публике вина, шампанское и закуски.
Сама дуэль обещала развернуться на Оке Натаса, выложенном этельской плиткой посреди балкона. Дуэлянты стояли друг напротив друга, переговариваясь с секундантами. У Пауля фон Хаупена их оказалось раз в пять больше.
На соперниках остались только туфли, брюки и рубашки. Манфред закатал рукава до локтей, показывая публике узоры витиеватых татуировок, спускающихся к запястьям. На правой руке узор был белым, на левой – темно-синим. В толпе тут же нашелся кто-то, кто объяснил несведущей спутнице с пушистыми ресницами и приоткрытым ротиком назначение знаков на теле чародея, усиливающих арт. У многих чародеев они есть. Да, у меня в том числе. Да, когда-нибудь фройлян их увидит. Нет, не сейчас, фройлян.
Лицо Манфреда, как и прежде, выражало беззаботную небрежность. Младший магистр Собрания, наоборот, был собран и сосредоточен, излучал холодную решимость. От недавней вспышки и нервозности не осталось и следа. Это никого не удивляло, поскольку никто старался не обращать внимания на перемены настроений и душевных состояний магистра фон Хаупен-Ванденхоуф.
Распорядителем дуэли выбрали барона Эркриге. Он оценил принесенные дуэльные шпаги, придирчиво осмотрел их и удостоверился, что оружие равное и не дает ни одному из противников преимущества.
Шпаги раздали дуэлянтам, те опробовали их, красуясь перед публикой. Откуда-то сбоку послышались несмелые хлопки в ладоши.
Полковник убедился, что оружие устраивает дуэлянтов, заложил руки за спину и выпятил грудь, сверкая орденами.
– Господа! – рявкнул он так, как привык: чтобы услышала даже последняя кобыла во второй шеренге кирасирского эскадрона. Протрезвевшая и отошедшая от афродизиака Ирма ван дер Дорп отвлеклась от перешептываний с подружками. – Не угодно ли вам примириться? Магистр фон Хаупен? – обратился полковник к Манфреду.
– Спросите моего дорогого племянника, – нахально усмехнулся он.
– Магистр фон Хаупен-Ванденхоуф? – полковник повернулся к Паулю.
– Нет, – сухо отозвался адъютор.
– Ну, значит, нет, – пожал плечами Манфред.
– Стало быть, решено! – объявил барон Эркриге. – Дуэль состоится! Здесь и сейчас! До тех пор, пока один из противников не запросит пощады и не сможет продолжать бой…
– До тех пор, – перебил его Пауль, – пока один из противников не свалится замертво!
Толпа привычно вздохнула от потрясения и прекратила перешептываться. Один из слуг едва не опрокинул поднос из-за дамы, слишком энергично взмахнувшей пухлой ручкой.
– Ха-ха! – от души рассмеялся Манфред в наступившей тишине и резко успокоился, покорно склонив голову. – Дорогой племянник, признаю свое поражение.
Пауль растерянно уставился на дядю. Шпага в руке младшего магистра едва заметно дрогнула.
– Я вот-вот свалюсь замертво, – пояснил Манфред и для наглядности закачался, подогнув колени. – От смеха.
– Я не шутил, дорогой дядя, – холодно процедил Пауль.
– Именно поэтому ваша шутка смешнее вдвойне, – серьезно заметил примо антистес. – Но давайте сперва выясним, что по этому поводу думает госпожа консилиатор.
Манфред обернулся на толпу гостей и словно впервые увидел в ней Фридевигу фон Хаупен, окруженную старшими магистрами Собрания. Сестра стояла, сложив расслабленные руки на животе, и не демонстрировала ничего, кроме безграничного ледяного равнодушия. Пожалуй, только брат приблизительно представлял себе границы ее бешенства.
– Госпожа консилиатор, что вы думаете по этому поводу? – беззаботно поинтересовался он.
– Я думаю, вам обоим место в Турме, магистры, – строго ответила она. – Но поскольку нет никакого иного способа прекратить начатое вами… дуэль продлится до первой крови.
Пауль метнул на мать яростный взгляд и крепко сжал эфес шпаги.
– Значит, решено, – Манфред развел руки и поклонился. – Или у вас есть какие-то возражения, дорогой племянник?
– Нет, – выдавил из себя Пауль, – дорогой дядя.
– Кхм, – откашлялся полковник. – Дуэль продлится до первой крови. Это будет достаточным, чтобы одна из сторон получила сатисфакцию!
– Одной из сторон для сатисфакции достаточно было бы вагины, – вполголоса пробормотал Манфред.
Фредерик Кальтшталь расслышал и многозначительно усмехнулся.
– Не уродуй его слишком сильно, – посоветовал он, наклонившись к уху примо антистеса. – Твоя сестра не простит, если ты попортишь личико ее любимого сына.
– Моя сестра не простила мне, что я в детстве подлил ей чернила в кофе, – закатил глаза Манфред. – Как будто мне есть что терять!
– Обещай, когда она тебя убьет, твоя должность достанется мне.
– Когда она будет меня убивать, от Ложи ничего не останется. Ты хочешь быть королем руин? – Манфред с недоумением глянул на секунданта через плечо.
– Лучше быть королем руин, чем никем, – усмехнулся Кальтшталь.
– Тогда обещаю, тебе в наследство достанется самая большая руина.
– Договорились, – тихо рассмеялся Фредерик.
– Начинайте! – махнул рукой барон Эркриге.
Несколько позже магистр адъютор пришел к выводу, что допустил серьезную ошибку. Нет, не при расчетах. В магическом поединке, где возраст не враг, а союзник, у Пауля было бы мало шансов не то что победить, хотя бы продержаться достаточно долго, чтобы сохранить достоинство.
И не в первую минуту схватки, когда дядя вел себя предельно осторожно и лишь парировал удары, уклонялся от выпадов. Дядя был вдвое старше, не учился у лучших мастеров фехтования, приглашенных в столицу из Милалиана и Альбары, и уделял больше времени разгулу и кривляниям, нежели собственному телу и упражнениям. Его движения были медленны и неточны, ему едва хватало скорости, оборона – примитивной и предсказуемой, как у новичка, только что взявшего шпагу и лениво отработавшего пару базовых приемов. Пауль при желании уже мог бы выиграть, если бы сам не остерегался получить мелкую ссадину, которую мать сочла бы первой кровью и остановила дуэль, засчитав сыну поражение. Этого Пауль не простил бы ни себе, ни ей.
И не на второй минуте, когда дядя вдруг перестал притворяться и изучать повадки племянника, начал ловить на финтах и отвечать, оттесняя к возбужденной толпе зрителей. Его движения стали короче, быстрее, точнее, шпаги зазвенели чаще, злее и опаснее. Тогда Пауль осознал, что недооценил дядю в силу того, что многого о нем не знал. Однако и в этом Пауль не видел своей ошибки. Даже сильного противника можно победить, если приложить все свои умения и удачу.
И не в третью минуту, когда Манфред фон Хаупен прижал его к борту бассейна.
Ошибку магистр адъютор допустил, отказавшись от пары экзотических пташек.
– Сдаетесь, дорогой племянник? – спросил Манфред, наставив на него острие шпаги.
Пауль яростно отбил клинок, сделал обманный выпад и перемахнул через борт бассейна. Всплеска воды не последовало. Магистр словно приземлился на твердую поверхность. Толпа восхищенно ахнула. Мужской голос скучающе заметил, что ничего в этом особенного – любой гидромант-недоучка способен провернуть такой дешевый фокус, а попробуйте погулять по воздуху.
– Как вам угодно, – тяжело выдохнул Манфред и запрыгнул в бассейн следом за племянником.
Зрелище было завораживающим. Пара кружащих в бассейне чародеев вызвала неподдельный восторг и волнение у дам, некоторую зависть у мужчин и сомнения у военных, которые сочли поединок не совсем честным. Но их быстро успокоили: оба противника ходят по воде, как посуху, значит, все честно.
Тем более что все закончилось быстрее, чем наблюдатели успели обсудить происходящее: Манфред фон Хаупен прогнал племянника по бассейну под звон стали и отчаянное рычание Пауля, прижал того к мраморной нимфе и ловким движением обезоружил. Выбитая шпага выскочила из ослабевшей руки Пауля и скрылась за бордюром к вящему удовольствию гостей. Кто-то захлопал в ладоши. Кто-то оценил коротким «Браво».
Однако следующий жест примо антистеса вызвал неподдельный испуг и заставил толпу замереть в напряжении и предвкушении трагедии: Манфред наставил шпагу на племянника, вжавшегося в каменные груди нимфы и вцепившегося трясущейся рукой в кувшин. Кольнул Пауля острием в основание горла. Лицо тяжело дышавшего первого мастера было необычайно серьезным, мрачным, злым, в аквамариновых глазах читалось желание убить. И что самое пугающее: он мог себе это позволить.
Манфред надавил шпагой на белую кожу племянника. Пауль зажмурился и тихо заныл, крепко сжав дрожащие губы.
– ХВАТИТ! – рявкнула Фридевига фон Хаупен так, как не позволяла себе почти никогда, но так, чтобы услышал даже последний балбес шестого плутонга шестой роты Дюршмаркского полка.
Примо антистес быстро глянул на нее. Для полного сходства с разъяренной Ледяной владычицей ей не хватало только лютующего бурана. Даже старшие магистры благоразумно отступили подальше, освободив вокруг госпожи консилиатора свободное пространство.
Манфред взглянул на перепуганного племянника, хитро подмигнул ему и отстранил шпагу. Но вдруг мазнул острием по точеной скуле, фамильному наследию семьи фон Хаупен, не испорченному даже виссерской кровью Максимилиана Ванденхоуфа, и оставил на ней красную полосу. Пауль схватился за благородное лицо и заныл, глотая слезы.
– Туше, дорогой племянник, – пробормотал Манфред, задыхаясь от усталости, и отсалютовал врагу шпагой. – И небольшое напоминание, – добавил он, поворачиваясь спиной.
– Поединок окончен! – объявил барон Эркриге. – Репутация господина фон Хаупен-Ванденхоуф не пострадает! Не вижу препятствий, чтобы господа не пожали друг другу руки и не примирились! Нет причин затаивать друг на друга обиду!
– Я тоже так думаю, – согласился примо антистес и обернулся на племянника. Пауль бессильно сидел у ног ветреной нимфы, утонув в прозрачной воде по пояс, и тихо скулил, закрывая раненую щеку. К нему уже шли секунданты и друзья. – Но потом, – заключил Манфред.
Дальнейшее произошло слишком быстро, чтобы кто-то в полной мере осознал случившееся.
Манфред фон Хаупен вальяжно брел по воде к борту бассейна, принимая заслуженные овации и аплодисменты публики, подбадривал собравшихся жестами, требуя еще.
Внезапно из бассейна повеяло холодом, затрещал лед. Над головой младшего магистра Собрания взвился рой острых льдин. Тонко взвизгнула женщина, то ли первой почувствовавшая, к чему все идет, то ли просто от неожиданности.
Ледяной рой шрапнелью ринулся на беспечного первого мастера, слишком поздно заметившего перемену настроений публики. Он успел развернуться, широко взмахнул шпагой, поднимая перед собой волну леденеющей воды. Но это уже не спасло бы его.
И в общем-то не потребовалось.
Пауль уже видел, как заклятье раздирает в мясо и кровь ненавистного дядю. Однако с недоумением обнаружил, что этот отчаянный шаг не возымел желаемого действия.
Допущенную ошибку он осознал сразу.
Перед Манфредом с грохотом выросла стена, шириной в бассейн, и отгородила от сорвавшегося адъютора. Ледяная шрапнель испещрила ледяную стену, откалывая от нее мелкую крошку и разбиваясь в холодную пыль. Пауль мелко задрожал и перевел взгляд на мать.
Та стояла с высоко воздетыми руками. Губы Фридевиги были свирепо поджаты. Глаза горели аквамариновым огнем.
Пауль вскрикнул и собрал вокруг остатки воды, заключая себя в кокон льда.
Госпожа консилиатор не повела бровью, не переменилась в лице. Лишь опустила левую руку, рассекая ребром ладони воздух. Защитная сфера сына треснула и раскололась надвое, как скорлупка, рассыпалась на сотни мелких льдинок. Пауль вскочил, цепляясь за выступающие части мраморной нимфы, бросился бежать из бассейна. Фридевига сжала ладонь в кулак, ноги адъютора молниеносно сковало льдом по щиколотки. Чародейка плавно опустила правую руку. Стена мгновенно растаяла и опала лавиной воды, выплескиваясь на пол, но тут же взметнулась и, подчиняясь движениям рук госпожи консилиатора, ринулась на Пауля волной, сметая и впечатывая сына в статую и сковывая его ледяной коркой.
– Нет! Нет! Не хочу! Мпф!.. – орал и бился в припадке младший магистр, пока лед не добрался до половины лица и не заткнул ему рот.
Фридевига фон Хаупен выдохнула, опуская руки, перекинула толстую косу на спину и оправила облегающее черное платье. Высокий бюст упруго колыхнулся.
Манфред фон Хаупен обтер ладонью лицо и отжал бороду, поднял ногу в промокшей туфле и с досадой оглядел вымокшую рубашку.
– Я промок, – капризно сказал он в полной тишине. – Я, магистр арта воды, промок! – гневно воскликнул он. – Это худшая ночь в моей жизни, – горько всхлипнул примо антистес. – Я немедленно удаляюсь, чтобы надраться в гордом одиночестве!
Глава 6
– Ты доволен, Манфред?
Личный кабинет Фридевиги фон Хаупен располагался на предпоследнем этаже Центральной башни, на высоте пятисот футов. Днем из окна открывался изумительный вид на столицу, расположенную где-то внизу и кажущуюся городком игрушечных домиков. В детстве у Фридевиги был всего один такой домик, и ей всегда казалось, что многочисленные фарфоровые куклы плачут, что им негде жить. Маленькая Фрида мечтала, что, когда вырастет, купит каждой кукле по личному домику, и те никогда больше не будут грустить. В какой-то мере мечта осуществилась.
В аскетичном и скупо обставленном кабинете редко кто бывал, кроме его хозяйки, лишь самые приближенные и доверенные лица по исключительно важным делам. Манфред фон Хаупен в этот круг не входил и бывал здесь еще реже. Но сегодня магистр консилиатор сделала для него исключение. Более того позволила то, чего не позволяла себе никогда: на рабочем столе стояли поднос с виноградом, сырами, легкими закусками с икрой и три бутылки вина. Одна белого и две красного. Фридевига пила только белое вино.
– Чем именно? – поинтересовался сидевший напротив и уплетавший сыр Манфред.
– Не делай вид, что не понимаешь, – холодно сказала Фридевига, крутя в пальцах полупустой фужер. – Ты опозорил меня и Ложу перед гостями, иностранными послами и самим князем Братт-Аузент. Но тебе показалось этого мало и ты сломал Паулю жизнь. Ни о каком его членстве в Собрании не может быть больше и речи, – она подняла на брата глаза. – Его ждет суд, а мне придется использовать все свои связи и влияние, чтобы хоть как-то исправить сделанное тобой.
Манфред прожевал кусок сыра, поцокал языком, обтирая пальцы салфеткой, и опрокинул целый бокал красного. Он как всегда врал: и не думал надираться в одиночестве. Он просто знал, что эта ночь закончится совместной пьянкой с сестрой, которых они не устраивали… очень давно. С прошлой жизни.
– Тогда мне стоит поторопиться и напрячь все свои связи, чтобы ты не исправила сделанного мной, – быстро проговорил он, причмокнув. – А что до опозоренной Ложи… – размеренно добавил примо антистес, подливая себе вина, – не надо винить в этом меня. Ложа прекрасно справляется и без моего участия.
– Чего ты добиваешься, Манфред? – устало вздохнула Фридевига. – Ты разозлил Пауля, а ты знаешь о его проблемах и знаешь, что в возбужденном состоянии он крайне опасен и не дает отчета своим поступкам.
Манфред задумчиво погладил бороду.
– Фрида, признайся, только честно, под какими грибами и зельями вы с Максимом зачали этого психопата? Или это результат твоих евгенистических экспериментов и опытов над собственной маткой? Неужто, – глаза чародея подозрительно сощурились, – слухи о гнездышке ручных вольных-экспериментаторов правда?
– Если бы не я, ты бы умер сегодня, – Фридевига проигнорировала провокацию.
Манфред с довольным видом откинулся на резную спинку стула.
– Ах, Фрида, я так тронут твоей заботой! – воскликнул он.
– Не обольщайся, я сделала это ради сына, – надменно скривила губы сестра. – Если бы он тебя убил – а он бы тебя убил, – даже я не спасла бы его.
Манфред с интересом посмотрел на ладонь. Провернул кистью – и показал сестре зажатый между средним и указательным пальцем медный кругляш.
– Мне так нравится, когда ты колешься холодом и строишь из себя бессердечную королеву льда, чтобы скрыть истинные чувства, – сказал Манфред, перегоняя по костяшкам пальцев охранный талисман. – Если бы не кровное родство, я бы точно влюбился в тебя и давно соблазнил.
Фридевига усмехнулась уголком губ:
– Если верить слухам, кровное родство не мешало тебе спать со мной.
– Если верить слухам, кровное родство не мешало тебе спать со мной.
Магистр-консилиатор едва заметно нахмурила брови и отвернулась к стене, где висел портрет Георга Эрнста фон Хаупена – девятого ритора Собрания Ложи и отца близнецов Фреда и Фриды, с младенчества бросающихся друг в друга погремушками и со́сками.
– Если верить слухам, принадлежность к разным видам не мешала тебе сношать ослицу, – сказала Фридевига обвиняющим тоном.
Манфред едва не выронил талисман, успев зажать его в кулаке, испуганно оглянулся, особо заострив внимание на портрете отца, не спускавшего с детей сурового аквамаринового взгляда.
– Знал же, – вполголоса проговорил Манфред, – что это безмозглое животное не удержит язык за зубами. Надеюсь, хоть державший при этом свечку отрок-то промолчал? – он с надеждой посмотрел на сестру.
Фридевига только вздохнула.
– Манфред, ты можешь не кривляться хотя бы минуту?
– Могу, – улыбнулся чародей, – но это слишком скучно.
Консилиатор осуждающе покачала головой.
– Ну хорошо, – сдался примо антистес, – ради тебя я сделаю исключение и побуду серьезным даже больше минуты, – он поднял бокал.
– Внимательно тебя слушаю, – Фридевига ответила на тост и осушила фужер.
– На позапрошлой неделе, – заговорил Манфред, услужливо наливая сестре вина, – я нагрянул с ревизией в главное хранилище Dominium Magnum…
– Ближайшая инспекция аудиторской комиссии назначена на сентябрь, – заметила консилиатор. – Почему я ничего не знаю о проверке?
Манфред налил себе. Первая бутылка была уже наполовину пуста.
– Очевидно, потому что она была внеплановая, тайная, проведена лично мной по моему собственному приказу, – ответил Манфред. – Я же первый мастер Ложи, у меня есть такое право и обязанность, забыла?
– Почему я не получила отчет? – Фридевига покачала фужер в руке.
– Фрида, дорогая, чем я, по-твоему, занят? – возмутился Манфред.
– Хм. Продолжай, – небрежно повела плечом госпожа консилиатор и отпила вина.
– Заглянул я в нашу святая святых. Побродил между пыльных полок с зубами вампира, рогами единорогов, глазами василисков, экспозицией парадных метел прабабушек и волшебных палочек прадедушек, забрел в самый дальний, темный, затянутый паутиной угол, где хранятся одиннадцать талисманов возврата…
– Одиннадцать? – насторожилась Фридевига. – Их двенадцать.
– Я сказал «одиннадцать»? Извини, оговорился. Двенадцать, конечно же, двенадцать.
Фридевига прищурилась, сердито поджала губы. Манфред заелозил на стуле под ее пристальным, сверлящим взглядом.
– Ну, Фрида, пожалуйста, не смотри на меня так! – взмолился он. – Да, каюсь, дал слабину, не удержался, не устоял! Но, – Манфред выдержал паузу и хитро улыбнулся, став похожим на черта, – неужели ты осудишь меня? Ты, госпожа консилиатор, которая использует в своих интересах целую Ложу, обидишься меня за то, что я взял попользоваться – и поклялся непременно вернуть – всего одну безделушку? Сестрица, неужели ты настолько мелочна?
– Меня, братец, – Фридевига закинула ногу на ногу, – больше интересует, как ты выкрал его и почему об этом никто до сих пор не знает. Ты подкупил аудиторов?
– Как я мог! – возмутился Манфред. – Они же неподкупны. Просто… – он забегал глазками по кабинету и понизил голос, – ходят слухи, где-то в Империи живет один артефактор-недоучка, которого выперли из Ложи за излишнюю… любознательность. Говорят, он делает изумительные копии артефактов древности, настолько точные, что не отличишь, пока не используешь. Чего делать настоятельно не рекомендую: эффект непредсказуемый, – предупредил он.
– А как ты проник в хранилище без моего ведома?
– Так же, как и ты, – безмятежно признался Манфред, откусив кусок сыра.
На румяных щеках Фридевиги вспухли желваки. Она отставила фужер и подалась вперед.
– Не поняла?
– Фрида, не делай такое личико, – поморщился Манфред. – Оскорбленная невинность тебе не идет.
– Чтобы войти в хранилище, нужны два ключа, – напомнила консилиатор, – то есть необходимо согласие минимум двух членов Верховного Совета: мое, твое или Максимилиана. Со мной ты ничего не обсуждал.
– С Максимом тоже, – покивал первый мастер и затаил дыхание, собираясь с мыслями. – Давай будем честны, хотя бы друг с другом, – спокойно сказал он. – Наш глубокоуважаемый ритор при всех его добродетелях не самый лучший руководитель, которого Ложа видела за два с лишним века. И уж совсем он не выдерживает никакого сравнения с нашим обожаемым папочкой, – Манфред повернулся на портрет отца и поприветствовал его, приложив к седеющему виску два пальца. – Руководство Ложей так утомительно. Я прекрасно понимаю Максима. Я бы тоже с удовольствием неделями пропадал на рыбалке, ездил по конференциям и пьянкам с профессорами и запирался бы в лаборатории, исследуя тейминских бабочек в брачный период, прихватив с собой пару ассистенток посимпатичнее. А ты, Фрида, – он указал на сестру бокалом, – женщина волевая, умная, сильная, я бы сказал, несгибаемая и непробиваемая. Упрямство и ум тебе достались от папы, а мне, – Манфред с досадой цокнул языком, – только его красота. Поэтому ты, понимая, что ритор не справляется с возложенными на него обязанностями, молча взвалила этот тяжкий груз на свои хрупкие плечи и несешь ношу за двоих. А еще ты – женщина мудрая. И как мудрая женщина, побывавшая замужем четыре раза, прекрасно понимаешь, что мужчин не стоит беспокоить, когда они заняты фундаментально важными делами: натурализмом, философией, блудом, алкоголизмом… Максиму и так постоянно приходится отвлекаться на всякие мелочи, ну там, заседания Собрания, например. А представь, была бы ты глупой бабой и донимала его еще и бабскими капризами по пустякам? Ну, скажем, захотелось тебе вдруг провести внеплановую ревизию главного хранилища. Это ж ему придется вставать, куда-то идти, что-то обсуждать, ключ искать в недрах своей мантии. Тейминские бабочки не простили бы. Поэтому ты просто тихо сделала дубликат ключа нашего ритора, чтобы лишний раз не беспокоить его.
Фридевига выпрямила спину. Села в кресле, напряженная, сосредоточенная, словно готовая к удару. Красивые губы чародейки дрогнули.
– Откуда ты знаешь? – тихо спросила она.
– Я много чего знаю, Фрида, – отпив вина и утерев усы, сказал Манфред. – Не знаю только одного: где ты хранишь дубликат.
Он тоже отставил бокал, поставил локоть на подлокотник стула и закинул ногу на ногу.
– И вот как-то я подумал, – в пустоту проговорил он, – раз моя дорогая сестра, не зная отдыха, волочет на себе всю Ложу за двоих, почему я веду себя неподобающим образом? Почему я должен отвлекать ее по всяким капризам и пустякам от важных совещаний и решения вопросов мирового уровня? Ну, скажем, когда мне захочется провести внеплановую ревизию главного хранилища. Поэтому я решительно сказал себе «нет» и тоже тихо сделал дубликат.
– Чьего ключа? – тяжело сглотнула Фридевига.
– Догадайся, – широко улыбнулся Манфред.
– Как?
– Пусть это останется моим маленьким секретом, – скромно потупился примо антистес.
Фридевига отвернулась в сторону и горько хмыкнула, поглаживая русую косу, перекинутую на грудь:
– Мне следовало догадаться, что одна из лживых шлюшек была твоей.
– Ну, Фрида, не обижайся, – простонал Манфред. – Тебе было с ней хорошо и не раз. Думаю, это достаточная плата за кусок какой-то медяшки. Ты же ничего даже не заметила.
Фридевига глубоко вздохнула, повернулась, взяла фужер и натужно улыбнулась.
– Ладно. А давай-ка представим, – она культурно отпила белого вина, – что я – глупая баба с гипертрофированным материнским инстинктом, сына которой ты только что мастерски унизил. Я бы могла из чувства мести раскрыть все твои махинации перед Собранием.
– Могла бы, – согласился Манфред. – Хоть сейчас. Но представим, что ты умная женщина и сперва дослушаешь меня.
Фридевига большим пальцем отерла след от помады на краешке фужера.
– Слушаю.
– Давай-ка представим: никто из нас не знает, что один из талисманов возврата подделка, – сказал Манфред, поигрывая в руке охранным медяком. – Значит, их должно быть двенадцать штук. Однако в ходе внеплановой ревизии их обнаружилось только восемь.
Фридевига отреагировала почти спокойно.
– Значит, это ты поднял на уши каэровцев, а те подняли на уши Комитет Следствия и заставили их перевернуть вверх дном все радужные рынки, – догадалась она и обняла себя под грудью, держа фужер у лица в согнутой в локте левой руке.
– Может, да, может, нет. В любом случае, садисты-мозгососы не знали, что именно ищут. Они были уверены, что из хранилища пропал любимый вечный пенис их начальника.
Фридевига слабо улыбнулась краешком губ.
– Неужели ты всерьез рассчитывал на какой-то результат, кроме раздутого самомнения начальников Комитетов?
– Нет, конечно, – обрадовался Манфред. – Тем сильнее удивился, когда мне донесли, что все-таки кое-что найти удалось. И не хваленым каэровцам, неустанно бдящим за Равновесием, а простому следователю, для которого это был очередной нудный рейд из-за прихоти высшего начальства.
– Что же нашел этот простой следователь?
– Сущую мелочь. Всего лишь три талисмана возврата.
– Шутишь? – сверкнула глазами Фридевига.
– Нет, – серьезно ответил Манфред. – Они лежали в сундучке в лавке одного астролога из Вильсбурга. Следователь заподозрил неладное, вызвал магистра-дознавателя из КР, а тот провел дознание. Выяснить многое, к сожалению, не удалось: астрологу завязал мозги узелком опытный менталист. Известно лишь, что кто-то к нему пришел, а может, не пришел, дал талисманы, а может, чертенок в лапках принес вместе с указанием передать их кому-то по паролю-отзыву. Однако магистр-дознаватель оказался упрямым и привел в исполнение чрезвычайный указ «Statera super omnium». Поэтому от засады пришлось отказаться.
– Мясник его вскрыл?
– Равновесие превыше всего.
– Что он узнал?
– Всего лишь пару имен. Первое примечательно, но нам несильно поможет. Пока что. А вот второе имя… О-о-о, – злорадно протянул Манфред, – ты точно знаешь, дорогая моя Фрида. Это наш почтенный магистр четвертого круга Альберт Айнзахт. Или уже пятого? – нахмурился он. – Кажется, в начале недели я видел приказ о его повышении…
– Но ты не видел его рапорт, поданный позавчера, где магистр Айнзахт отказывался от нового ранга и просил срочно перевести его на должность декануса Arcanum Dominium в Бергкнаппе. Причин он не называл, – Фридевига допила вино и придвинула фужер по столу к Манфреду.
