Текст книги "Новый порядок. Часть 1 (СИ)"
Автор книги: Александр Dьюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
Глава 12
Франц Ротерблиц стоял у пруда, в котором то ли утопили, то ли утопился, то ли просто утонул муж одной распутной герцогини, жившей лет пятьдесят назад. Призрак старого герцога нередко видели в саду, возле этого самого пруда, особенно на рассвете и на закате. Было множество свидетелей его явления, хотя на поверку чаще всего оказывалось, что свидетельствовали они о запущенной стадии алкоголизма. А историю о смерти старого герцога, имени которому уже почти никто не помнил, в Анрии пересказывали очень часто и всегда с разными подробностями, так что узнать правду не представлялось уже возможным. Да и никого не интересовало, как оно было на самом деле. Народ довольствовался своей правдой и выдумывал ее с каждым разом все поразительнее и поразительнее.
Было жарко. Последний дождь прошел несколько дней назад, и теперь солнце решило изжарить Анрию дотла, как обычно и поступало в конце июля. Вечером, возможно, будет ливень с грозой, а может, тучи лишь побродят где-то невдалеке, многообещающе сверкая молниями, и уйдут. Ротерблиц, как и любой пиромант, воду не особо жаловал, но даже ему хотелось, чтобы пекло уже прекратилось.
В эту часть сада люди забредали лишь затем, чтобы покормить стаю лебедей и уток и полюбоваться красотой водоплавающих птиц. В отдалении как раз представительная мамаша с малышом занималась именно этим, бросая хлебные крошки в зеленую воду, от которой несло тиной. Ребенок рисковал вместе с крошками оказаться в пруду и сам, но грозные окрики матери несильно отвлекали его от попыток покормить лебедя с руки.
Ротерблиц нервничал, постоянно сверяясь с часами и озираясь по сторонам. Был уже полдень. Так уж вышло, что сегодня у него было две встречи и обе были назначены на полдень. Если бы их назначал лично он, этого бы не произошло, но что уж поделать. Ротерблиц недолго думал, куда отправиться в первую очередь, просто вытянул спичку – короткая и привела его сюда.
Чародей вздохнул, убрал часы в карман. К берегу подплыл нахальный селезень, привыкший, что к пруду подходят только те, кто пришел с подношением. С минуту пробуравив чародея настырным взглядом, птица сунула клюв под крыло, почистила перья и уплыла, показательно виляя хвостом.
– Франц Ротерблиц.
Пиромант обернулся, почти не выдав своего волнения. Он не видел никого, кроме мамаши и малыша, кормивших уток, хотя внимательно смотрелся и вторым зрением, не слышал шагов, и все же незнакомец вырос у него за спиной на расстоянии вытянутой руки. В том же плаще и шляпе. С тем же невозмутимым и равнодушным видом, с которым пять дней назад на квартире Адлера отделал пару чародеев арта, как беспомощных сучек, а потом расколол Ротерблица за пару минут.
Чародей невольно потер плечо, все еще напоминающее о том свидании.
– Не ожидал встретиться с тобой так, хм, скоро, – сказал Ротерблиц и спустил на нос темные очки.
– Нужна твоя помощь, – сказал фремде.
Плащ на нем был застегнут по самую шею, и это несмотря на стоявшую в Анрии жару. С самого Ротерблица лило в три ручья.
– Неужели? – усмехнулся пиромант. – Вроде бы ты говорил, что моя помощь тебе не нужна.
– Теперь нужна.
Ротерблиц пристально посмотрел на него поверх очков.
– Ну допустим. В чем?
Фремде расстегнул три верхние пуговицы, запустил под плащ руку. Ротерблиц несколько напрягся, заметив на широкой перевязи рукоять пистолета, однако незнакомец тянулся не к ней.
– В этом, – сказал он, достав папку и протянув Ротерблицу.
Чародей осторожно посмотрел по сторонам и забрал ее.
Он раскрыл папку – внутри оказалось несколько писем, едва не выпавших на землю. Ротерблиц бегло просмотрел их – чья-то личная переписка.
– Почерк вполне разборчивый, – скептически постановил он. – Не вижу, в чем проблема.
– Присмотрись внимательнее, – сказал незнакомец.
Ротерблиц поправил очки пальцем и всмотрелся в первое письмо. Красные крапины за темными стеклами заметно засияли, брови чародея почти сразу полезли на лоб.
– Это… то, о чем я думаю? – спросил он, погасив второе зрение.
– Не знаю, о чем ты думаешь, – сказал фремде. – Это магическая шифровка.
– Тссс, – шепнул Ротерблиц, захлопнув папку. – Отойдем в тень, – предложил он буднично, – а то я на солнце изжарюсь. Тебе, хм, не жарко?
– Нет.
– Поразительная терморегуляция, – пробормотал Ротерблиц.
Незнакомец пошел рядом с чародеем к аллее, сунув руки в карманы плаща. Ротерблиц прислушался и не услышал ничего, кроме кряканья уток, детского смеха и своих шагов.
Проходя мимо семейства, увлеченного кормежкой лебедей, чародей невольно обернулся на мальчишку, которому удалось все-таки покормить птицу с руки, и теперь малыш считал своим долгом известить о своем успехе целый мир и, в первую очередь, мать, апатично бросавшую остатки хлеба в воду. Ротерблиц улыбнулся ему. Фремде тоже обернулся на малыша. Не улыбнулся. Настроение ребенка тот час же переменилось. Он испуганно вздрогнул, отшатнулся, забыв, что и так стоит у самого края берега, взмахнул ручонками и завалился назад. Мать коротко вскрикнула, бросаясь к своему чаду. Малыш завис в полулежащем положении над самой водой, распугав птиц, а потом его передвинуло на сухую траву.
Женщина подбежала к ребенку, сгребла в охапку, поцеловала его в макушку и отвесила звонкий подзатыльник. Малыш стоял в полной растерянности и никак не отреагировал ни на материнскую ласку, ни на воспитательную затрещину.
Ротерблиц сделал вид, что не обратил на подозрительную сцену никакого внимания. И почти не заметил, как незнакомец убирает руку в карман.
– Ты так и не представился, – сказал он вместо этого.
– Это важно? – спросил фремде.
– Хм, да в общем-то нет. Мне для облегчения беседы.
– Хуго Финстер.
На миг Ротерблиц растерялся, однако по безжизненному выражению лица собеседника догадался, что это отнюдь не разновидность мрачного чувства юмора.
– Это в каком-то смысле дань уважения убитым тобой людям?
– Это в каком-то смысле мое имя.
Они дошли до самого конца сада герцогини Анны, где он переходил в остатки леса. Когда-нибудь тут все обязательно застроят, а пока сад давал изнывающей от зноя и пыли Анрии немного свежего воздуха и тени. Античных скульптур здесь не было. Людей тоже.
– Откуда они у тебя? – спросил Ротерблиц, внимательно рассмотрев письма вторым зрением.
– От Вальдера Ратшафта, – сказал Финстер.
– Так это ты позавчера убил его?
– Да.
– Хм, зачем?
– Не поверил, что смогу.
Пиромант снова посмотрел на Финстера в надежде разглядеть на его каменной физиономии хотя бы намек на иронию или насмешку, но Финстер был предельно серьезен. Только сейчас до Ротерблица начало доходить, с кем он связался и как крупно ему повезло на квартире Адлера.
– Напомни никогда не брать тебя на «слабо», – вымученно улыбнулся чародей, обтерев ладонью мокрый лоб. – А от меня-то ты что хочешь?
– Чтобы ты расшифровал письма.
– Думаешь, я могу?
– Ты – чародей Ложи.
– Бывший.
Финстер равнодушно посмотрел на него.
– Хм, формально я бывший чародей Ложи, – оправдался Ротерблиц. – Но если ты думаешь, что каждого магистра учат взламывать магические шифры… Хм-м-м, – кисло протянул пиромант под немигающим взглядом. – У тебя есть ключ?
– Нет.
Ротерблиц поднял очки на темя, окинул взглядом ровные строчки первого письма, очень вежливо и участливо справлявшего о делах семейных господина «А. Х.».
– Тогда гиблое дело, – сказал чародей. – Это двойной шифр, без ключа не вскроешь.
– Но ты можешь его вскрыть.
– С чего ты взял?
Финстер снова невыразительно посмотрел на Ротерблица.
– Ну допустим, – кашлянул тот, надев очки на нос. Так делалось хоть немного спокойнее. – Хм, допустим, ключ можно подобрать. В Анрии должен обитать один толковый артефактор, который может собрать генератор ключей, но это будет недешево.
– Сколько? – спросил Финстер.
– Деньги – не проблема, – отмахнулся Ротерблиц. – Тут вопрос, хм, в другом. В целесообразности, я бы сказал. Ты уверен, что их стоит расшифровывать?
– Расшифруй – узнаешь.
– Хм-хм, – похмыкал чародей, сдерживая смех, – безупречная логика. Предположим, я потрачу уйму времени и подберу ключ. Потрачу еще уйму времени и расшифрую пару писем. Где гарантии, что полученный текст не потребует дополнительной расшифровки? Или… – Ротерблиц иронично усмехнулся. – А вдруг это всего лишь тайная переписка пары тайных любовников?
– Тайную переписку тайных любовников не хранят в скрытом магическом сейфе, – сказал Финстер.
– Много ты знаешь о любовниках… – покачал головой чародей и утер лоб рукавом сюртука.
Он задумался, перебирая письма в папке. Чувствовал себя очень скверно и отнюдь не из-за жары.
– Вот что я тебе, хм, Финстер, скажу, – заговорил Ротерблиц после недолгого молчания. – С того дня, как ты прикончил ван Геера, все пошло наперекосяк. Как только это стало известно, в Энпе начался переполох. Все мои товарищи объявили о намерении, хм, временно прекратить нашу деятельность. Наверняка уже временно сожгли все архивы и любые упоминания о связях с партией. После убийства Адлера даже самые ревностные сторонники дела революции предпочли сменить квартиры и оборвать все контакты. Тоже временно, хм, до тех пор, пока ситуация не прояснится. Ну а после нашего с тобой, хм, знакомства исчез и ван Блед. Я не виделся с ним уже пять дней.
Ротерблиц вздохнул, переводя дух. Финстер слушал молча, явно не собираясь перебивать.
– И все потому, что вмешался ты, – продолжил чародей. – Я полтора года вел это дело, втирался в доверие, добивался расположения, собственными руками, хм, угробил свою карьеру в Ложе, лишь бы выяснить, кто прикрывается партией, кто использует ее в своих интересах и чего добивается. Я был близок к тому, чтобы выяснить это, но… тут появляешься ты, и все рушится. Ты убил всех, кто мог бы это знать, кроме Морэ и Машиаха. Но у Морэ давно паранойя, поэтому о его квартирах знают только избранные, а где Машиах – не знает вообще никто. Может, об этом знал ван Геер, но ван Геера ты убил, так что…
Финстер никак не отреагировал на выразительный прием риторики. Он стоял и не сводил с чародея немигающего взгляда. Ротерблица посетила мысль, что с тем же успехом он мог упражняться в красноречии перед стенкой. Тем не менее пиромант решил не останавливаться:
– Две недели назад в гостинице «Империя» должен был состояться съезд Энпе, на котором присутствовали бы все члены партии. Мы бы взяли их. Уже была подготовлена операция, вызваны люди из столицы, оставалось только дождаться сигнала, чтобы переловить их всех в одном месте с поличным, а не, хм, бегать за ними по Империи. Но вмешался ты и уничтожил полтора года работы. А за тобой пришла охранка и теперь похваляется отличными результатами оперативно-розыскных мероприятий! Всего несколько дней, если бы ты появился всего на несколько дней позже, все был было совершенно иначе… А теперь, – вздохнул Ротерблиц, поправляя очки на носу, – ты приходишь ко мне с какими-то, хм, бумажками и хочешь, чтобы я их расшифровал…
Финстер коротко дернул щекой со шрамом. Это было единственное проявление эмоций, которые чародей вообще в нем видел. Наверно, очень сильных.
– Если узнаешь, где Жан Морэ, перестанешь ныть? – спросил Финстер.
Ротерблиц прикусил язык и кашлянул. Ему показалось, что в равнодушном, бесцветном голосе собеседника он как будто отчетливо расслышал раздражение.
– Хм… – озадаченно хмыкнул пиромант и потер кончик носа. – Что?
– Твое руководство хочет получить лидеров «Нового порядка», – сказал Финстер. – Вернер Зюдвинд, Дитер Ашграу, Карл Адлер, Рудольф Хесс и Артур ван Геер мертвы. Машиаха оно не получит. Остается Жан Морэ. Его ты можешь забрать.
Ротерблиц поборол смятение и растерянность и изобразил карикатурный поклон.
– Ах, спасибо! – протянул он язвительно. – Благодарю за великодушное соизволение, майнхэрр! Но позвольте узнать, с чего вдруг такая, хм, щедрость?
– Это не щедрость, – сказал Финстер. – Это сделка: ты расшифруешь письма, взамен получишь Жана Морэ.
– Очень заманчиво, – согласился Ротерблиц. – Одно меня смущает: почему ты так легко готов отдать мне Морэ, раз ищешь Машиаха?
– Потому что Жан Морэ не знает, где Машиах, поэтому бесполезен в его поисках.
– Именно он-то, хм, и не знает?
– Да.
– Почему же?
– За последние три месяца они ни разу не контактировали, значит, Жан Морэ еще нужен Машиаху. Это достаточная цена, чтобы ты согласился расшифровать письма?
– Хм, – озадаченно хмыкнул Ротерблиц. – Я все равно не понимаю тебя. Ты объявил охоту на, хм, Энпе, а когда остался последний из вожаков партии и ты знаешь, где его искать, тебе это стало вдруг, хм, неинтересно?
– Не объявлял охоту на Энпе, – сказал сигиец. – Ищу Машиаха. Только он имеет значение.
– А чтобы не терять сноровку, ты, хм, перешел на анрийских магнатов и предпринимателей? – съязвил Ротерблиц, лукаво сверкая глазами за стеклами очков.
Финстер невыразительно посмотрел чародею в глаза. Пиромант пожалел, что у него нет запасной пары очков.
– Машиах по-прежнему в Анрии, – сказал Финстер чуть погодя. – Однако искать его среди членов Энпе больше нецелесообразно.
– Вот как? Хм, полагаю, спрашивать, откуда такие выводы, бессмысленно, да? Тогда, может, ты проявишь великодушие и поделишься соображениями, где искать его, хм, целесообразно?
– Нет.
– Я почему-то так и думал, – вздохнул чародей.
– Нет соображений, где искать Машиаха. Об этом может знать Адольф Штерк.
– Босс Большой Шестерки?
– Да.
– Ты уверен?
Финстер снова некоторое время молчал, прежде чем ответить.
– Это единственный след Машиаха, который остался. Его тоджину этот встретил у Йозефа Вортрайха.
– Кого этот встретил?
Финстер посмотрел на чародея, явно не понимая, к чему объяснять очевидные вещи, но быстро сообразил, что мир не ограничивается только его головой, а вокруг обитают и нормальные люди.
– Тоджина, – сказал он, – это психический двойник. Действует, как Машиах, мыслит, как Машиах, но сознает, что только фрагмент его сознания. Тоджина беспрекословно выполняет заложенную программу действий, но имеет определенную свободу в выборе способов решения задач.
– Хм, как аватар, что ли?
– Нет. Как биртви и цариэлеби.
Ротерблиц фыркнул, теряя терпение. Больше из-за того, что скатившаяся и упавшая с кончика носа капля пота неприятно щекотнула кожу.
– Тоджины, цари-э-кто, битвы… я не понимаю, о чем ты говоришь! – заворчал он. – Я не силен в мертвых языках, об которые, хм, язык сломаешь! Если Машиах может наделать кучу двойников, зачем ему быть в Анрии?
– Затем, что тоджине необходимо чувствовать присутствие Машиаха, иначе не сможет функционировать.
Чародей смерил взглядом исподлобья каменную физиономию собеседника.
– Ну предположим, я тебе верю, – сдался Ротерблиц. – Очевидно, ты знаешь о Машиахе, хм, гораздо больше меня. Но как со всем этим связаны письма Ратшафта?
– Расшифруй – узнаешь.
– Ты это уже, хм, говорил.
– Тогда зачем спрашиваешь?
Ротерблиц с сомнением посмотрел на папку в руках. Все это ему очень не нравилось.
– А тебе не приходило в голову, – произнес он, снова перебирая исписанные ровным почерком листы бумаги, – что, если я их расшифрую, то узнаю что-то такое, чем не захочу делиться, и попытаюсь тебе помешать?
– А ты попытаешься?
Пиромант не стал отвечать, старательно избегая проницательного взгляда собеседника. Не хотелось думать, что Финстер умеет еще и читать мысли.
– Я об этом пожалею, – Ротерблиц закрыл папку, – но попробую. Ничего не обещаю, – предупредил он. – И это может занять уйму времени.
– Сделай все, что можешь.
– А ты между делом выяснишь, где Морэ? – недоверчиво усмехнулся чародей.
– Нет. Будь сегодня ночью на углу Морской и Речной улиц, – сказал Финстер, разворачиваясь.
Чародей сдавленно кашлянул, поэтому не успел спросить, зачем ему быть в двух кварталах от собственной квартиры, которую он снимал последние полгода.
Глава 13
– Уже почти час, – недовольно отметил Гаспар, сверившись с карманными часами.
Даниэль жеманно закатила глаза и положила в рот ложечку почти доеденного шоколадного бисквита. Последний час менталист таращился на часы буквально каждую минуту, неизменно оповещая каждый раз, сколько прошло времени с последней поверки. Это начинало раздражать.
– Думаешь, она не придет? – культурно прожевав, спросила Даниэль сугубо из соображений отвлечь менталиста от бессмысленного занятия.
– Не знаю, – менталист зло захлопнул крышку часов и положил их на стол перед собой. – Но мне все это не нравится.
Даниэль культурно отпила из чашки горячего шоколада с корицей и ванилью. Чародейка излучала спокойствие, чем только усиливала раздражительность и нервозность менталиста.
– А что Эндерн? – Даниэль внимательно изучила след от губной помады на краешке чашки.
Гаспар приложил к виску пальцы, улавливая присутствие открытого сознания полиморфа где-то наверху.
– Молчит, – сказал он.
– Значит, ничего подозрительного, – улыбнулась Даниэль, разглядывая последний кусочек бисквита на тарелке и примеряясь к нему ложкой. – Подождем еще немного.
– Если через пять минут не появится – уходим.
– Я бы еще здесь посидела, – сказала чародейка, обведя шумную веранду под навесом, где было полно народу в это время. – Не такое уж плохое кафе. И здесь подают дивный бисквит.
На столике стояли уже три пустых тарелки с темно-коричневыми крошками, опустеть готовилась и четвертая вместе со второй чашкой горячего шоколада. Чародейка была до сладкого сама не своя, хоть и позволяла себе куда как реже, чем хотелось бы.
– Попробуй, – Даниэль подцепила последний кусочек ложкой и поднесла ко рту Гаспара. Он ничего себе не заказывал, кроме чашки кофе, которую мучил уже второй час.
Менталист стиснул зубы и уклонился, словно ему предлагали иную субстанцию похожего цвета.
– Не хочу, – буркнул он. – Да и тебе сладкое вредно.
Даниэль положила ложку в рот и демонстративно, с аппетитом прожевала, жмурясь от неземного блаженства и удовольствия. Сыто облизнула кончиком языка верхнюю губу и удовлетворенно выдохнула полной грудью.
– Боишься, растолстею и не влезу в любимое платье? – поинтересовалась она.
– Нет, – ответил Гаспар и открыл несчастные часы, стрелка которых нехотя сдвинулась на пару делений. – А вот Эндерн не упустит шанса припомнить лишний дюйм и фунт.
Даниэль с грустью посмотрела на пустую тарелку и отодвинула ее к краю стола. Чуть дальше лежал свежий выпуск «Городских страниц» – мелкой анрийской газетенки, прославившейся раздуваемыми из ничего сенсациями. Кажется, именно она недавно выдумала Анрийского призрака, которого быстро подхватывали другие.
– Он припомнит, даже если я потеряю десяток фунтов, – Даниэль взяла салфетку и помяла ее в руках. – Пожалуется, что стала слишком тощая и костлявая. Но я привыкла уже – это он так знаки внимания оказывает и в любви признается, – улыбнулась чародейка. – И вообще, не переживай за мои дюймы и фунты. Ты видел когда-нибудь толстых чародеек?
– Смотря, в каких местах.
Даниэль капризно наморщила нос.
– Это не «толстые», это «очаровательно пышные», – она назидательно наставила пальчик в кружевной перчатке. – Еще скажи, тебе не нравится смотреть на эти места!
– Значит, не видел, – Гаспар отвернулся и погрузился в изучение циферблата, чтобы не испытывать соблазна заглянуть в декольте легкого голубого платья с открытыми плечами.
– Это все потому, что у нас специфический метаболизм, – не без гордости и хвастовства пояснила Даниэль, – а расходуем мы больше, чем потребляем. По-хорошему, нам нужно каждый день съедать по большому и вкусному тортику, чтобы не только не исхудать до сухих мощей, но и не поддаваться тоске и меланхолии. Тоска очень вредит женскому здоровью. От тоски появляются морщины и прогрессируют всякие нехорошие болезни вроде стервозности, вспыльчивости, раздражительности, – она выразительно скосила на Гаспара глазки из-под полуприкрытых век.
Менталист то ли не уловил намек, то ли не пожелал его улавливать.
– Неужели нет никаких других способов этого избежать? – он покрутил в пальцах закрытые часы.
– Есть, – печально вздохнула Даниэль, – но наш любимый папочка забрал мою игрушку. Так что остаются только бисквиты и шоколад.
– Ничего нигде не слипнется? – усмехнулся Гаспар, посмотрев на чародейку, которая, культурно отставив мизинец, допивала остатки шоколада.
– Не слипнется, не переживай, – заверила она, поставив чашку на блюдце. – Мой организм все перемолотит и добавки попросит.
– Или просто воспользуешься волшебным очищающим клистиром.
Даниэль насупилась, замахнулась ладошкой в перчатке.
– По губам сейчас дам, – погрозила она. – Ты не Эндерн, от тебя это звучит не мило, а грубо и пошло.
– Извини, – Гаспар втянул голову в плечи. – Клянусь взять у него пару уроков милой грубости и пошлости.
Чародейка недовольно покачала головой и накрыла ладонью его руки, предупреждая очередную попытку свериться с часами.
– Не нервничай, – мягко проговорила Даниэль. – Может, она слишком долго пудрила носик перед важной встречей.
– Могла бы и пораньше заняться этим, – фыркнул Гаспар.
– Женщине можно немного опаздывать, – кокетливо заметила Даниэль. – Это называется «хороший тон».
– Мне казалось, это касается только любовных свиданий.
– Это касается всего, – продолжила поучать чародейка, водя пальцем перед глазами менталиста. – А как еще проверить искренность намерений? Если явиться вовремя, собеседник обязательно будет лгать, лицемерить и всячески проявлять незаинтересованность в разговоре. А если ему придется немного подождать, тут два варианта: либо уйдет, значит, не очень-то и хотелось, либо останется. Если останется, значит, ему действительно нужно с тобой обсудить что-то очень важное.
– И как же это называется?
– Не знаю, – пожала плечами Даниэль, поправляя непослушный, выбившийся из прически локон пшеничных волос. – Может, «дипломатия»?
– Это называется «женская логика», – хмуро сказал менталист. – Мне даже интересно, как часто она срабатывает.
– Практически всегда, если ко всему относиться, как к любовному свиданию, – изрекла чародейка тоном многомудрой женщины.
– У меня есть способы проверить искренность намерений собеседника, – раздраженно проворчал Гаспар. – И я ненавижу, когда опаздывают.
Даниэль вновь попыталась пресечь его попытку свериться со стрелками, но не удачную: менталист разгадал ее коварные намерения и вывернул руку, поднес часы к лицу. Чародейка мстительно прищурилась и сдула непокорную челку с глаз.
– Успокойся, – сердито и строго сказала она. – Будь это ловушка, Эндерн уже бы предупредил. И предпринял бы меры.
– Ждем еще минуту и уходим, – объявил Гаспар, кладя часы на стол.
Даниэль внезапно выхватила их из расслабленной руки менталиста, едва не порвав золотую цепочку. Гаспар хотел вернуть пропажу, однако чародейка погрозила ему пальчиком и многозначительно подергала за цепочку.
– Лучше две, – предложила она. – Если мы посидим лишнюю минуту, мир не рухнет, зато за лишнюю минуту может многое произойти.
– Ты вдруг стала прорицательницей?
– Просто полагаюсь на интуицию. Женскую, – ехидно уточнила Даниэль. – Давай так: если ничего не случится, я извинюсь перед тобой так, как никто не извинялся, а если что-нибудь произойдет… – она задумчиво повращала глазами, – купишь мне самый большой и вкусный торт. Идет?
– Идет, – согласился Гаспар, положив перед собой возвращенные часы.
Даниэль подсела ближе, прижалась к Гаспару плечом, склонила голову, почти касаясь его щеки своей щекой, и с улыбкой уставилась в циферблат, неотрывно следя за секундной стрелкой. От чародейки, как и всегда, пахло сладкими духами.
Ровно две минуты они играли в гляделки с часами, и едва секундная стрелка дважды пробежала полный круг и достигла отметки «двенадцать», Гаспар закрыл крышку и с видом победителя очень близко посмотрел Даниэль в огромные бирюзовые глаза.
– Говоришь, как никто не извинялся, да?
Чародейка сложила губки бантиком и легонько щелкнула Гаспара по кончику носа, а затем указала тем же пальцем на вход на веранду кафе. Менталист выпрямился на стуле, замер, не веря своим глазам.
В кафе вошел человек, который всеми силами пытался сделать вид, что он неприметный и обычный. Даже сюртук был хоть и дорогим, но обычным, серым, в каком ходит большинство прохожих на Имперском. Под мышкой человек держал свежий выпуск газеты, хотя страницы прикрывали что-то еще, какую-то папку. Он настолько стремился не выделяться и не привлекать к себе внимание, что надел даже темные очки, медленно, но верно входившие в моду, особенно в южных провинциях.
Человек быстро осмотрелся, приметил на краю столика менталиста и чародейки выпуск «Городских страниц», поправил свою газету под мышкой и уверенным шагом направился к ним, лавируя и просачиваясь между стульев и сидящих на них людей.
Приблизившись, он сделал вид, что хочет пройти мимо, но бросил короткий взгляд на «Страницы» и задержался, присматриваясь к Гаспару и Даниэль.
– Тоже предпочитаете независимые, хм, издания? – спросил он, положив на столик свой выпуск «Городских страниц».
– И пунктуальность, – мрачно буркнул Гаспар. – Ты опоздал… Ротерблиц.
* * *
Они стояли на Гранитной набережной. Строгий в своем величии собор Святого Арриана и пышный Люмский дворец с левого берега Мезанга были не видны, скрывались за медными крышами высотных зданий и чьих-то дворцов. Однако Ротерблиц заверил, что если проехать по набережной пару миль вниз по течению и перебраться на другую сторону по Красному мосту, можно быстро добраться до ресторации «Пранзочена», которая находится почти напротив самых узнаваемых символов Анрии.
Даниэль, оставаясь верной себе и выбранной роли, не собиралась вмешиваться в разговор слишком умных мужчин, от непонятных речей которых «голова идет кругом, но так сладко ноет ниже пупка». Ее, казалось, куда больше увлекали и занимали спокойные воды реки, проплывающие по ним суденышки и лодки, а также горячее солнце, от которого чародейка пряталась под зонтом, и теплый ветер, норовивший сдуть широкополую шляпу. В синем небе появились белые облака, вдали – собирались тучи. Вечером должен быть дождь. Просто обязан. Хотя вчера он своих обязательств так и не выполнил.
– Ну и как же так получилось, что простой магистр Комитета Следствия вдруг оказался тайным агентом? – Гаспар первым нарушил затягивающееся молчание, пропитанное недоверчивостью и взаимными подозрениями.
Паук не любил внедренных куда бы то ни было агентов. Они имели дурную привычку становиться двойными, тройными, четверными. Чаще всего по указке самого Паука, что и укрепляло подобную нелюбовь. Гаспар тоже их не любил. Особенно таких, в чью голову не мог безнаказанно проникнуть.
Даниэль, проводив тоскливым взглядом весельную лодку с парочкой на корме и гребцом на веслах, придержала за поля шляпу. Ротерблиц повернулся к реке спиной, облокотился на широкое гранитное ограждение в половину человеческого роста. Где-то вдалеке по нему ловко шла девочка в белом платье, которую подстраховывал за руку отец.
– Хм, а как получилось, что простой магистр Комитета Следствия, казненный за преступления против Равновесия, вдруг оказался живым и здоровым? – улыбнулся Ротерблиц, посмотрев на менталиста поверх очков. Газету с папкой он держал в руке.
– У всех свои секреты, – пожал плечами Гаспар.
– Странно, – протянул Ротерблиц и обтер ладонью мокрый лоб. – А почему ты, хм, отказываешь в секретах другим?
– С чего бы? – возмутился менталист и навалился на раскаленноесолнцем ограждение. Жар чувствовался даже через ткань. – Я же не лезу тебе в голову. Мне просто интересно, – он повернулся к Ротерблицу, – как ты умудрился ни разу за полтора года не проколоться в обществе не самых последних ренегатов, бегающих от Ложи десяток лет?
Пиромант не стал прятать глаза. Красные крапины в его зрачках нагло заблестели на солнце.
– Возможно, – ответил он, – хм, потому, что оказался в обществе, где не принято спрашивать о чужих секретах? Если бы каждый раскрывал свои секреты, очень быстро оказалось бы, что не с кем это общество создавать.
– Просто удивительно, как подобное общество так долго не разваливалось, – Гаспар оттолкнулся от ограждения, обтер руки.
Девочка в белом не дошла до него пары десятков футов, спрыгнула на гранитную мостовую и побежала в обратную сторону. Мужчина мельком окинул взглядом Даниэль, без смущения отметив стратегически важные участки ее тела, развернулся и поспешил за дочерью. Чародейка придержала рукой шляпу, вновь едва не сорванную порывом ветра.
– Плохо, – признал Ротерблиц. – Стоило на него по-серьезному надавить – и все рассыпалось, как видишь. Одно дело грезить о свержении кайзера, после которого освобожденный от тирании народ воспрянет и заживет долго и счастливо. И совсем другое, когда за такие, хм, мечты начинают внезапно гибнуть сами мечтатели. Хотя мне кажется, – добавил чародей, немного помедлив, – оно все равно бы рассыпалось, даже если бы, хм, никто не давил.
– Почему?
Ротерблиц задумчиво посмотрел в небо.
– С некоторых пор в партии намечался раскол, – сказал он, разглядывая что-то среди облаков. – Никто, конечно об этом не говорил, не ставил под сомнение авторитет ван Геера или Морэ, но обстановка… Хм, скажем так, незримо накалялась. Месяца три, может, четыре ван Геер был чем-то очень недоволен и делал заявления, что партия отклоняется от намеченного некогда пути и сворачивает не в ту сторону.
– А какой был путь?
– Тебе, хм, официальную версию, – пиромант посмотрел на Гаспара и усмехнулся, – или как на самом деле?
– Зачем задаешь глупый вопрос? – раздраженно проворчал менталист.
– А потому, что умного ответа у меня, хм, нет, – рассмеялся Ротерблиц. – Думаю, даже в партии никто тебе не ответил бы. Ван Геер считал одно, Морэ – другое, каждый размышлял о новом порядке на свой лад, но делал вид, что все мы делаем общее дело.
Гаспар прищурился. Слово «мы» ему очень не понравилось.
– После сорвавшегося в столице восстания, – сказал Ротерблиц облакам, – ван Геер, Морэ и еще несколько человек бежали сюда, в Анрию, и быстро нашли себе единомышленников. Это тогда было очень модным на волне очередной смены, хм, реставрированной монархии в Тьердемонде очередной республикой. Республиканские идеи прямо-таки захватили просвещенные умы. Так что встречи с борцами со старым режимом, чтение прогрессивной литературы, обсуждение и, хм, анализ ошибок первого Конвента за бокалом шампанского и под приятную музыку стали настолько популярными, что кое-чьи жены едва не удавились тогда от ревности, насколько знаю.
– И куда только смотрели компетентные органы? – Гаспар сделал вид обеспокоенного, неравнодушного гражданина, верящего в неподкупность власти.
– Не поверишь, Напье, – тихо рассмеялся чародей, – как, оказывается, в нашей стране просто организовать, хм, тайный кружок и зачитываться трудами Морэ, Ривье, Майснера или Линксбарта. Таких в Анрии собралось несколько, а через год они объединились в новый «Новый порядок». Ван Геер сдружился с Фишером, открыл за его счет типографию и начал свободно печатать Морэ и прочую, хм, запрещенную ныне литературу, подпольные журналы. А два года назад появился Машиах…
