Текст книги "Новый порядок. Часть 1 (СИ)"
Автор книги: Александр Dьюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)
Гаспар поймал это воспоминание, приказал ему застыть.
Тьма. Двор заброшенной фабрики. Слабый лунный свет. Непонимание. Волнение. Страх. Щелчок в темноте. Карл Адлер невольно закрывает Елену, обнявшую сестру. Отчетливо видимый пистолет в руке.
И ничего более…
Менталист вышел из сознания девушки. Он увидел достаточно, да и оставаться в чужом разуме дольше было опасно и для нее, и для себя.
– Все в порядке, фройлян.
Елена села, повернулась, с надеждой глядя на Гаспара и прикладывая ладони к возбужденно вздымающейся груди.
– Правда? – тихонько спросила она.
– Правда, – заверил ее Гаспар. – Вы не прокляты. Наверно, это возрастное. У девушек вашего возраста иногда случаются такие приступы из-за… обилия не дающих покоя мыслей. Вам нужно чаще бывать на свежем воздухе и… усерднее заниматься музыкой.
– Я точно не проклята?
– Точно, – улыбнулся менталист. – Уж поверьте, я кое-что в этом смыслю.
Елена облегченно выдохнула, взявшись за сердце.
– А вы и вправду волшебник, – мило улыбнулась она. Глазки снова заблестели. – У вас просто волшебные руки! – Елена коснулась пальцами его ладони. – Я прямо-таки чувствовала, как мне становится лучше…
Дверь тихо приоткрылась.
– Клара! – крикнула Елена, отъезжая к краю банкетки. – Не смей подкрадываться так!
Клара прошла по залу, неся в руках деревянный сундучок, запираемый на ключ. Приблизилась к банкетке, ехидно посмотрела на сестру, покачала белокурой головой и усмехнулась краешком губ. Гаспар догадывался, почему барон так и не узнал, что не в меру любопытная дочка прячет у себя в комнате слишком вредную для женского ума книжку. Круговая порука сделала бы из сестер Фернканте идеальную шпионскую сеть, если, конечно, одна из них не станет жертвой собственного либидо.
Клара протянула менталисту сундучок. Сама села между ним и сестрой, мягко толкнула ее плечом в плечо. Елена отодвинулась к самому краю, недовольно насупилась, наморщила веснушчатый носик и показала Кларе язык.
Гаспар открыл крышку сундука – внутри лежала та самая книга, действительно увесистая и толстая, в невзрачном переплете, без указания автора и даже названия. Гаспар вынул ее, открыл на первой странице и прочитал первый абзац:
«Богатство обществ, в которых господствует капиталистический способ производства, выступает как 'огромное скопление товаров», а отдельный товар – как элементарная форма этого богатства. Наше исследование начинается поэтому анализом товара.
Товар есть прежде всего внешний предмет…'
Гаспар быстро пролистал книгу до конца.
– Вы всю ее прочитали? – недоверчиво спросил он.
– И не раз, – скромно призналась Клара. – Но это только одна книга. Хэрр ван Геер обещал подарить еще две, когда их напечатают, но… И это просто книга, в ней нет ничего про революцию, которой так боится отец! – торопливо оправдалась она. – В ней нет никаких призывов к восстанию, бунту или свержению императора! Это просто… книга.
– Конечно, – сказал Гаспар. – Книги не свергают империи.
Клара повернулась к менталисту.
– Пожалуйста, не забирайте ее у меня и не говорите отцу, что я ее читала, – тихо попросила она, сцепив пальцы рук в замок.
– Я же дал вам слово магистра, – Гаспар вернул книгу на место, закрыл крышку сундучка. – Да и как запретить пытливому уму тянуться к знаниям в области экономики?
– Спасибо, – Клара просияла, обняла сундучок и прижала его к груди.
Гаспар поднялся с банкетки.
– Вам спасибо. Вы мне очень помогли.
Клара посмотрела на него снизу-вверх.
– Вы найдете тех, кто убил мсье де Шабрэ и хэрра ван Геера?
Менталист прищурился. Пытливость юного, закрытого ума настораживала.
– Я приложу все возможные усилия, – честно признался он, склонив на прощанье голову.
* * *
Петер внимательно посмотрел в бледное лицо часто дышащей Даниэль, старавшейся ничем не выдать, чего она боится на самом деле. Протянул к ней ладонь с толстыми, короткими пальцами, заглянул в перепуганные глаза, коснулся щеки. Даниэль затряслась, мелко дрожа. Пальцы скользнули к шее, коснулись цепочки талисмана возврата.
– Не трогайте меня! – пронзительно взвизгнула чародейка и вскочила с бочки.
Петер невольно отступил, испугавшись неожиданно бурной реакции. Студент, вряд ли верно угадав причину истерики Даниэль, рванулся к ней, схватил за руки и усадил на бочку. Встал рядом.
Петер брезгливо сморщился, отер ладонь о ладонь. Видимо, счел, что у перепуганной истерички сдали нервы и случилось неизбежное.
– Кого вы мне притащили? – недовольно спросил Петер.
– Да вот, – сказал студент. – Ведьму, которую куратор искал.
– Ведьму? Ну-ка, – лысый грубо взял чародейку за подбородок, – смотри на меня.
Даниэль заелозила, отстраняясь. Студент придавил ее к бочке за плечи. Чародейка попробовала упрямо вертеть головой, но Петер больно сдавил ей пальцами щеки. Даниэль беспомощно запищала.
– Смотри на меня, сказал!
Даниэль посмотрела. Ее колотило и трясло, как на лютом морозе, хотя по раскрасневшемуся лицу катились крупные градины пота.
– Ведьму, значит, – хмыкнул Петер, отряхивая ладони. – А как вы ее взяли?
– Да так, – многозначительно ухмыльнулся студент. – Ножиком по ребрышкам пощекотали, она сразу и присмирела. Сама пошла, не взбрыкнулась даже.
– Ножиком? – переспросил Петер. Студент энергично покивал. – Хуежиком! – вдруг рявкнул лысый, отчего вздрогнули все. – Ты ведьму-то хоть раз видал, идиотина? Ей твои ножики до манды! Как вы, кретины, настоящую ведьму с одним ножиком бы взяли, а?
Энтузиазм студента пропал, как не было.
– Но по описанию-то подходит, – вяло оправдался он. – Куратор говорил, белобрысая, красивая, с сиськами…
– Белобрысая, красивая, с сиськами, – передразнил его Петер. – Вы мне теперь каждую белобрысую бабу с сиськами таскать будете? Как в прошлый раз⁈
– В прошлый раз ошиблись, уж покаялись и забыли, – набычился студент. – Сейчас-то все чин чинарем. Мы ж не просто так. Ее позавчера видели у Фишера. Эта точно не из подружек его жены и не одна из его поблядушек. Раньше никогда там не появлялась.
– У Фишера, говоришь? Ну-ка, – Петер повернул к себе лицо Даниэль за щеку, – ты кто такая?
– Эл-лен Л-луа д-дю Т-талон, – заикаясь, пролепетала она.
– Не знаю такой, – нахмурился Петер. – Зачем приходила к Фишерам?
– В-выраз-зить с-соббболезнов-вания м-мадам Анне Фишер и ее с-ссупруг-гу…
– Хм, – небрежно ухмыльнулся Петер, – сколько вас сочувствующих. Почему раньше не приходила?
– Я п-приехала п-пару д-дней назад-д. Т-только уз-з-знала о с-см-мерти Артура… хэрра в-ван Геера…
– Любовница, что ли?
Даниэль тяжело сглотнула, зажмурилась и послушно закивала с бешеной частотой.
– Ясно, – Петер разогнулся. Даниэль сразу же отвернулась, смахивая со лба капельки пота. – Как давно? – внезапно спросил лысый, повернув ее лицо к себе. – Смотри на меня.
Даниэль послушно подняла на него лихорадочно блестящие глаза.
– С-совсем нед-дав-вно, – выдавила из себя она. – В ст-толице. В прошлом м-месяце. Мы вс-стречались всего пару раз!
– Он тебя пару раз трахнул, а ты поперлась за ним в другой город? – усмехнулся Петер и презрительно глянул на готовую разрыдаться чародейку. – Дурной вы, бабы, народец.
Он немного подумал.
– Значит, просто любовница, которая приехала, чтобы поговорить с другой любовницей?
Даниэль закивала, жмуря глаза, из уголков которых скатились слезы по щекам.
– Пс-с-ст, Петер! – окликнул его студет.
– Ну чего еще? – недовольно проворчал лысый.
– Она с тем тьердемондцем, которого риназхаймские видели, яшкалась. В одной карете с ним ехала.
– Отвечай, кто он тебе?
– Знак-комый! – пролепетала Даниэль трясущимися губами. – Я ничего не понимаю… – бессильно зашептала она. – Я случайно встретилась с Гаспаром, когда приехала… Не знала, что он тоже здесь… Мы п-просто провели вместе н-ночь… Я ничего н-не знаю… не п-пон-нимаю…
Петер презрительно скривил губы.
– Ты что же, с хера на хер бабочкой порхаешь? – цинично рассмеялся он.
Даниэль протяжно всхлипнула, давясь слезами, поперхнулась, затряслась и заревела.
Петер состроил такое лицо, словно увидел кучу навоза.
– Не реви, дура, – надменно бросил он. – Смотреть противно!
– Да… да… – залепетала Даниэль, спешно утирая слезы ладонями и сотрясаясь от всхлипов. – Простите, пожалуйста… только…
Петер с неудовольствием и раздражением посмотрел на обоих похитителей, отер лысину и тяжко вздохнул. Достал из кармана брюк короткий медный стержень с гравировкой. Чародейка сквозь слезы увидела, что это.
Лысый поднес стержень к ее лицу. Поводил, перемещая руку от лба к подбородку и обратно. Опустился ниже. Свободной рукой бесцеремонно выудил талисман из выреза платья. Озадаченно посмотрел на него, явно заподозрив неладное. Даниэль плотно стиснула бедра, внизу живота все сжалось от страха. Петер поводил стержнем над талисманом особо тщательно, потом провел им над грудью чародейки. Остановился на животе. Разогнулся.
– Ну и? – нетерпеливо выпалил студент.
– Ну и хрен вам, а не премии. Вы облажались. Опять.
Даниэль осторожно сглотнула. Если бы она не боялась взаправду, то неизбежно рассмеялась бы. Никто в здравом уме не станет пользоваться детектором рядом с обструкторами, от которых не только начинается истерика у любого чародея арта, но и отказываются работать талисманы и артефакты.
– А с ней чего делать? – почесал затылок кучер.
– Грузите и везите отсюда, – коротко распорядился Петер и кивнул. Так, как обычно кивают, когда отдают приказ «Избавьтесь от нее».
И быстро вышел. А вместе с ним исчезло и давящее, пугающее ощущение безысходности, паники и ужаса перед вечной звенящей, леденящей пустотой внутри. Даниэль всхлипнула, набрала полную грудь воздуха и выдохнула ртом, успокаивая готовое выпрыгнуть из груди сердце.
Осталась только пара мелких неприятностей, от которых надо побыстрее избавиться.
– Вы меня отпустите? – с надеждой посмотрела она на оставшихся с ней мужчин.
– Конечно, фройлян, – фальшиво улыбнулся студент.
Чародейка услышала шорох. Обернулась на извозчика, увидела у него нож. Вскрикнула и вскочила с бочки. Бдительный студент расценил это как попытку к бегству, схватил Даниэль за рукав. Где-то на платье треснул шов. Чародейка почти вывернулась, но студент перехватил ее, припер к столбу, больно надавив на грудь. У Даниэль аж дыхание сперло. Горящей щеки коснулось холодное лезвие ножа.
– Нет, пожалуйста, не надо! – взмолилась она. – Не убивайте, умоляю!
– Извини, мадама, – вздохнул извозчик, – ты слишком много видела.
– Нам самим не по нутру. Жаль такую мадаму гробить, – добавил студент, нагло щупая правую грудь Даниэль.
– Ну не надо, пожалуйста! – заныла чародейка, вновь пуская слезы, и заелозила по столбу. – Отпустите меня, пожалуйста. Я… я все сделаю, что попросите, только не убивайте!
– Все сделаешь? – ухмыльнулся студент, глядя на нее с прищуром.
– Все! – послушно закивала Даниэль. – Только, пожалуйста…
Несколько минут. Ей нужно всего несколько минут относительного спокойствия.
– Нет, мадама, – покачал головой извозчик. – Сам или мне опять придется?
– Я сам, – заверил студент и провел лезвием по шее и груди Даниэль, кольнул острием в бок, там, где почка.
Он наклонился к уху чародейки, хотел что-то сказать, но вместо этого жадно втянул ноздрями аромат ее волос и влажной, горячей кожи. Задержал дыхание, смакуя этот запах, наслаждаясь пышущим от чародейки жаром. Студент прижался носом к шее, шумно снюхивая ее запах, чуть-чуть усиленный гламарией. Флюиды проникали в нос, затрагивали нужные центры, учащали дыхание, вызывали легкую дрожь в пальцах, головокружение, жар, сбежавший тонкими иголками мурашек по затылку вниз, и напрягали мужской орган, который и так давно пребывал в полувозбужденном состоянии от непреодолимой тяги к телу, источающему аромат женственности.
Студент медлил. Рука с ножом заметно ослабла.
– Долго ты еще? – поторопил его извозчик. – Давай уже и поехали!
Студент повернул на него голову.
– Слушай, а может сперва?.. – он облизнулся и вопросительно глянул на напарника.
– Ты совсем? – сплюнул тот. – Хер в штанах удержать не можешь?
– У меня месяц не было, – пожаловался студент. – А ей уже все равно. Пусть напоследок чутка порадуется. И я ж не этот, дам ей олта полные ноздри, чтоб не тряслась и ничего не почувствовала. Даже не заметит!
– Как ты ее трахаешь?
– Пошел ты!
Кучер громко заржал, складывая нож.
– Ладно, – сдался он и отвернулся, отходя подальше, – только быстро.
– Хочешь, чтобы не было больно и страшно? – студент поднял лицо Даниэль.
– Хочу… – тихо прошептала чародейка. – Очень…
– Тогда придется сперва потерпеть минуть десять.
Чародейка закрыла глаза и отдалась мужским рукам с обреченной покорностью.
Сердце билось почти ровно.
Студент полез Даниэль под юбку, скользя шершавой ладонью вверх по гладкой ляжке. Похотливо облизнулся, убедившись, что нижнего белья на Даниэль нет. Он жадно пощупал крепкое бедро чародейки, нагло запустил руку повыше, с наслаждением помял упругую ягодицу. Лицом вжался Даниэль в декольте, водя губами по белой коже, втягивая ноздрями ее аромат. Ему нравился этот запах, сводил с ума, доводил до лихорадочной трясучки. Хотелось собрать его как можно больше, наполнить им легкие, чтобы никогда не забыть.
Даниэль отстраненно терпела, пока студент слюнявил грудь и щупал задницу. Пусть развлекается. Ей было не до этого.
Студент отлип от чародейки, хрипло, перевозбужденно дыша, сглотнул, утирая рот. Принялся возиться с пряжкой ремня трясущимися, непослушными пальцами, перешел на пуговицы брюк, но пуговицы выскальзывали и не поддавались. Студент плюнул от нетерпения и раздражения, полез в карман за ножом. Раскрыл его и просто срезал все. Штаны упали. Даниэль не посмотрела даже из любопытства, не на что там было смотреть. Она была занята.
Студент уже подумывал бросить нож, но взглянул на вздрагивающую грудь Даниэль. Оттянул платье за вырез, надрезал лиф вместе с корсетом, нетерпеливо надорвал трещащую ткань, обнажая левую грудь.
Чародейка сдавленно охнула. Постаралась не думать об испорченном платье. Еще одном.
Студент застыл, роняя нож. Алчно сжал упругую белую плоть, смял ее, стиснул пальцами, провел языком вокруг бледно-розового соска, прикусил его зубами. Крепко схватил Даниэль за талию, прижал ее к себе, втиснулся лицом между грудей, откинув на плечо чародейки надоедливую, мешающую медную бляшку, и глубоко, часто задышал, глухо рыча, насыщаясь доводящим его до безумия запахом.
Даниэль подалась навстречу. Если ему так нравится нюхать и облизывать потные сиськи, то пусть. Лишь бы не мешал и не отвлекал понапрасну.
Студент высоко задрал юбку чародейки, взялся за ее левое бедро, прямо за лозы черной татуировки. Пристроился между ног и нетерпеливо, грубо втиснулся в горячую щель.
Чародейка поморщилась, тихо застонав. Дрогнули веки и брови. Было больно – он оказался толще, чем она рассчитывала.
Где-то внутри сладко потянулась сквозь сон и довольно заурчала мерзость. Ей нравился секс во всех проявлениях, особенно в грязных, животных, сука с наслаждением пила и глотала похоть. Больше секса мерзость любила только боль. Требовала много вкусной и сладкой боли, особенно чужой, но любила, когда и Даниэль было больно. А еще больше, когда секс и боль сплетаются вместе. Можно взять шпильку и воткнуть увлеченному студентику в артерию. Он даже не заметит. Горячая кровь брызнет на лицо и губы, алыми струйками потечет на грудь и живот. Это будет сладко и приятно. Гораздо приятнее его члена, неуклюже и порывисто двигающегося внутри и растягивающего влагалище. Надо только чуть-чуть ослабить поводок.
Не дождешься, сука. Я справлюсь без тебя. Ты мне не нужна, дрянь.
Мерзость зевнула и поскребла когтями по низу живота.
Мы всегда здесь, хозяйка… помни о нас…
Это всего лишь тело. Какая разница, что с ним происходит, что с ним делают и что в нем туго двигается? Тело можно отмыть. Оно глупо. Ему можно даже приказать немного возбудиться, чтобы было чуточку легче. Приобнять очередного любовника за шею, часто и горячо дышать. Делать вид, что оно не против, когда впиваются в губы, грубо мнут грудь, щиплют и оттягивают сосок. Что не противно от несвежего дыхания, крепкого запаха пота, дешевого парфюма и спирта. Это все далеко, где-то в другой вселенной. Это происходит не с ней, а всего лишь с ее телом. Она совершенно спокойна и не отвлекается по пустякам, о которых почти сразу забудет. Она занята более важным делом – распутывает и распускает клубок тонких, ярких нитей, чтобы растекались радужными переливами по душе, рассыпались лентами, оплетали руки, ноги, туловище, голову, сплетались и переплетались с венами, проникали в них, наполняли текущую по жилам кровь энергией, ласковым теплом, легкостью.
Они увлеченно работали вместе: студент между ее ног, Даниэль – с клубком своего арта. И оба закончили почти вместе. Даниэль чуть раньше.
Она охнула от неподдельного удовольствия, от ощущения волной накатывающей эйфории, блаженства, спирающего воздух в тяжело вздрагивающей груди.
Студент принял это на свой счет. Воодушевился, сделал несколько резких толчков внутри чародейки. Та чувствовала, как он дрожит от изнеможения, едва сдерживается, чтобы не заполнить ее. Даниэль настойчиво заелозила, стыдливо замычала. Студент понял намек и исполнил ее последнее желание и каприз. Чародейка завела руку себе между бедер, взяла его за пульсирующее хозяйство, не настолько внушительное, как казалось, плотно сжала в кулачок. Распаленный студент блаженно застонал от предвкушения, мышцы спазматически сократились.
Чародейка открыла глаза. Студент заметил расширенные зрачки. И сияющую мстительным бирюзовым светом радужку.
Он впился чародейке в плечи. Даниэль стиснула его инструмент еще крепче. По плечу сбежали трескучие змейки молний, оплели ее ладонь.
Что-то лопнуло с противным звуком.
Лобок и бедра забрызгало горячим и вонючим.
Студент коротко завопил, бешено дергаясь.
Студент упал навзничь. Кровавое месиво на месте паха задымилось, источая мерзкую вонь горелых волос и обгоревшей плоти.
Тактично не подглядывавший извозчик, подпрыгнув от внезапного вопля, резко обернулся, мгновенно оценил, что произошло, и рванул к воротам. Даниэль не собиралась его отпускать.
Она вскинула руку и спустила в него крупную, гремящую молнию. Кучера било и колотило до тех пор, пока не вытекли глаза, пока он не почернел и не обуглился, а подошвы ботинок не рассыпались.
Чародейка размазала на пальцах что-то липкое и теплое. Глянула на правую руку, перемазанную в крови, и поморщилась от омерзения. Выругалась одними губами. Провела по бедрам и посмотрела на пальцы. Выругалась снова.
Я так разорюсь, подумала она отчужденно, обтерла испачканные руки о лиф уже испорченного платья и закусила зубами медную бляшку талисмана возврата.
А потом подобрала юбку и скинула туфли – бегать на каблуках она так и не научилась. Но очень хотелось узнать, кто настолько сильно хочет ее, что прислал сволочь с обструкторами.
Настолько, что Даниэль пожертвовала любимыми туфлями, выбежала из сарая босиком и взлетела, поднявшись высоко в небо.
Испуганная, ошалевшая лошадь протяжно заржала.
Глава 27
Выйдя за ворота имения барона Фернканте, Гаспар не сразу сообразил, что не так. И лишь помассировав виски, чтобы хоть немного унять головную боль, запоздало увидел, вернее, не увидел карету у обочины.
Извозчик, которому было уплачено за ожидание, смылся.
Менталист мог бы разозлиться, но не стал. Злость чревата напряжением, а напряжение чревато усилением болей.
Он расстегнул ворот рубашки и побрел по обочине, вдоль кустов акации и сирени.
– Далеко собрался? – окликнули его.
Гаспар машинально обернулся – сзади никого не было. Он повернул голову вперед и боковым зрением заметил кого-то.
– Эндерн, твою мать! – вскрикнул менталист. И пожалел. – Ты чего здесь делаешь?
– Тха, соскучился, – усмехнулся оборотень, – по харе твоей гнусной.
– Ты же собирался весь день валяться и ничего не делать.
– Собирался, сука, – проворчал Эндерн, – да передумал. Вас же, полудурков, на минуту одних оставить нельзя. Обязательно, сука, вляпаетесь в говно по ноздри.
– Не понял.
– Удивил. Ты когда, сыроед, хоть че-нить начнешь понимать, я тя первей Графини в десны расцелую.
* * *
Петер мог уйти только в одну сторону, в ту, куда вела пыльная дорога с глубокими колеями от груженых телег – к аккуратным пригородным домикам. И он не мог уйти слишком далеко.
Даниэль наклонилась вперед, прижала руки к туловищу и полетела, не заботясь о том, что левитация выжигает ее, опустошает и выкачивает все силы с чудовищной скоростью. Больше боялась разжать зубы и подавиться бляшкой талисмана из-за встречного ветра.
Она настигла его бредущим вдоль забора чьего-то клочка земли, огороженного от соседей. Петер заметил ее и обернулся только тогда, когда чародейка уже опускалась на землю. Когда кто-то вскрикнул за забором. Остолбенел, вытаращившись на вымазанные по локоть в крови руки.
Даниэль ухнула босыми ногами о дорогу, подняв облако пыли. Петер попятился, вытягивая пистолет и путаясь в полах рубашки.
Возможно, страх в воображении дорисовал кровь, капающую крупными каплями с пальцев Даниэль, стекающую с острых клыков в чудовищно перекошенном рту, текущую по подбородку вместе с голодной слюной на обнаженную грудь. Возможно даже, щелкнул, согнувшись кольцом, хвост.
Идиот, разозлилась чародейка.
Она взмахнула рукой, закручивая кисть.
Петера закрутило, подкинуло в поднявшемся вихре. Чародейка присела на широко расставленных ногах, толкнула воздух перед собой в сторону забора, плавно следуя телом за движением рук, – Петера зашвырнуло на чей-то двор. Даниэль выплюнула талисман, бегом бросилась следом, перемахнув через забор с невообразимой легкостью, почти не коснувшись его.
Петер валялся навзничь в траве под яблоней и глотал воздух, выпучив от боли глаза. Увидев приближающуюся колдунью, попытался встать. Даниэль с силой выбросила перед собой руки. Порыв ураганного ветра протащил Петера через весь двор и впечатал в дощатую стенку дровника за домом, прямо на глазах у изумленного мужчины и пары подростков, занимавшихся делами по хозяйству.
У Даниэль закружилась от слабости голова. Она пошатнулась, но устояла, нетвердой походкой направилась за Петером, не обращая внимания на хозяев.
Даниэль подошла к осоловевшему от боли Петеру, выбила ногой из трясущей руки пистолет. Сорвала с пояса обструкторы, истерично визжа от ужаса, и зашвырнула их на соседний двор. Понимание, что она сделала на рефлексе, разозлило чародейку еще больше, перед глазами встала красная пелена. Даниэль насела на Петера, надавила на грудь коленом. Вмазала кулаком по наглой морде. За то, что посмел трясти перед ней обструкторами, размахивать своей ущемленной мужественностью, заставил реветь и биться в истерике, как жалкую беспомощную дуру. И за любимые туфли. Пожалуй, за туфли – в первую очередь.
Даниэль услышала, как сзади подходят хозяева. Обернулась, гневно скривив испачканное в пыли лицо. Вскинула руку и выстрелила слабенькой молнией в землю под их ногами.
– Прочь! – крикнула она разбегающимся людям и ударила Петера еще, теперь за попытку скинуть ее с себя. Костяшки заныли от боли.
Даниэль запустила пальцы в волосы и вынула острую, длинную шпильку. Волосы рассыпались по плечам и спине.
– Куратор! – закричала чародейка, приставив шпильку к горлу Петера. – Кто он⁈
– Не скажу! – сквозь зубы прорычал Петер.
– Скажешь! – Даниэль кольнула его острием.
– Он меня убьет!
Пьяная от адреналина, Даниэль надавила коленом еще сильнее, наклонилась вперед. Ее колотило от бешенства.
– А я, по-твоему, что собираюсь делать⁈ – рявкнула чародейка, срывая голос.
Петер крепко стиснул зубы и зажмурился. Шпилька проколола кожу на его шее, пустив каплю крови. Внутри заворочалась мерзость, нетерпеливо охая и постанывая от предвкушения, поскребла уродливыми когтями по нутру. Приятное, возбуждающее ощущение подталкивало, направляло руку. Один укол – и она получит настоящее удовольствие, а не то недоразумение, что было несколько минут назад в сарае. Всего один укол…
Даниэль не поддалась суке, зло сощурилась.
– Ладно, – сказала она, стуча зубами и отводя шпильку. – Вижу, смерти ты не боишься. Хорошо, я тебя не убью…
Петер открыл глаза, тяжело дыша и обливаясь по́том.
–…Ты проживешь долго, очень долго, – возбужденно дрожа, заверила Даниэль. – Но тебе будет очень СКУЧНО! – она сорвалась на визг, безжалостно вгоняя шпильку ему в пах. – Говори!
Петер завыл, захрипел, брызжа слюной, припадочно забился под чародейкой. Он бы скинул ее, но почему-то не мог. Чертова баба, которая была меньше и легче, давила на него коленом со страшной силой и тяжестью.
– ГОВОРИ! – Даниэль вонзила острие ему в мошонку.
– Гирт! – завопил Петер. – Гирт ван Блед!
Даниэль зашипела разъяренной гадюкой. Адреналин вновь ударил в голову, застилая глаза. Сука корчилась и задыхалась в экстазе, растекалась мерзостной чернотой по жилам. На обнаженной левой груди проступил узор вздувающихся сосудов и вен, набух одеревеневший сосок с темнеющей ареолой.
– Где он?
– Не знаю!
– Знаешь! – чародейка надавила шпилькой на скукожившееся мужское начало.
Да, хозяйка… нам будет так сладко, хозяйка, вожделенно шептала мерзость, скользя противным щупальцем по промежности.
– Нет! – засипел Петер, боясь пошевелиться. – Он сам с нами связывается. Всегда разными способами. И в разных местах!
– Та ведьма, которую он искал, – Даниэль отвела шпильку, но угрожать гениталиям не перестала, – что вы собирались с ней делать?
– Мы должны были привести ее к нему в тех наручниках. Он сам хотел с ней разделаться.
Даниэль лихорадочно затряслась, сдерживая издевательский ведьминский хохот. По шее и левой щеке ползли и проступали тонкие, черные ниточки венок.
– Где он встретится с вами для обмена?
– Не скажу!
– О, нет, дорогой, скажешь, – зловеще посулила Даниэль, размахивая шпилькой перед лицом Петера. – Это были предварительные ласки. Твой дружок только что оттрахал меня, но мне мало. Не люблю быть недотраханной, хочу еще! Так что сейчас мы немножечко отдохнем, найдем укромное местечко и натрахаемся вдоволь. Ты у меня запоешь, как миленький. На коленях будешь ползать и вылизывать мне, лишь бы дала еще разочек, обещаю!..
Петер схватил ее за запястье. Даниэль поздно сообразила, что уводить руку надо не от себя, а к себе. Петер не собирался ее убивать – он воткнул шпильку себе в глаз.
– Идиот, – прокомментировала Даниэль и встала, едва не падая от слабости и головокружения.
Она поднесла левую руку к лицу. Чернота во вздувшихся венах рассасывалась, исчезала. Мерзость в животе обиженно скулила и капризно хныкала, недовольная, что трапеза сорвалась. Даниэль съежилась, обнимая себя за плечи. Стало очень холодно, до противных мурашек, хотя на улице стояла жара и светило яркое солнце.
Адреналиновая горячка спадала, а вместо нее приходили тоска, апатия и отвращение к себе. Хотелось залезть в ванну и мыться. Даниэль провела по груди, по липкой от пота, холодной коже, размазала грязь на пальцах, затем приложила ладонь к колотящемуся сердцу. С досадой глянула вниз, попробовала прикрыться оторванным лифом. Бесполезно – платье разошлось до самого пупа.
Где-то исходились бешеным лаем псы. Кто-то кричал. Петер лежал, вывалив язык. Выколотый глаз вытек из глазницы на щеку белой массой, смешанной с кровью.
Даниэль пошевелила пальцами босых грязных ног.
– Я так точно разорюсь, – тоскливо вздохнула чародейка, нащупывая бляшку талисмана возврата, прошептала слово-активатор и исчезла.
* * *
В комнате сверкнуло, запахло серой. Даниэль материализовалась под потолком. Ошалевшая, очумелая и полностью дезориентированная. Задержалась на долю мгновения, догоняя реальность, беспорядочно махнула руками-ногами и с тонким писком рухнула на кровать.
Все еще не соображая и толком ничего не понимая, боясь, что потеряла в пути что-нибудь важное и особо любимое, Даниэль впилась пальцами в одеяло, приподнялась на локтях, осоловевшими глазами обвела комнату и рухнула снова. Теперь уже без сил.
Она ненавидела порталы. Даже сука внутри сжималась от ужаса в склизкий комок мерзости. Как прочувствуешь сама это ни с чем несравнимое удовольствие от перемещения, сразу отпадают вопросы, почему никто особо не расстроился, когда древнее знание пропало. И даже воодушевляющий шанс девяносто пять процентов успешности и безопасности перемещения не вызывает ностальгии по старым временам расцвета магии. Ведь в девяносто пять процентов входили и те, кто переместился в достаточной для приемлемого функционирования организма комплектации конечностей и органов.
Чародейка пролежала долго, прежде чем пошевелилась. Неуклюже села на постели, подняла голову и глянула на потолок, на следы черной сажи от круга с пентаграммой. Геллер опять будет ворчать и поминать курву, но Даниэль было все равно.
Она встала, отупевшая, равнодушная, опустошенная. Глянула на измятое, перепачканное грязью, кровью, пылью рваное платье, держащееся на ней исключительно из упрямства, на пальцы босых ног. Она ведь и вправду любила те туфли.
Чародейка, сама не зная, зачем и почему, просто захотелось, безжалостно, с громким треском дорвала лиф и, повиливая бедрами, высвободилась из жалких обрывков, соскользнувших по стройным ногам на пол. Отпнула испорченную тряпку в угол. Взялась за надрезанную шнуровку разошедшегося корсета. Немного повозившись, избавилась и от него, швырнула на кровать. Даниэль почувствовала себя вдруг свободно и легко.
Голая, она неуклюже подошла, балансируя руками, к стулу в изголовье кровати, на котором стоял таз. Наклонилась перед ним, зачерпнула ладонями воды и умыла лицо, шею. Стало еще лучше.
Даниэль расстегнула замок цепочки с разряженным талисманом возврата, аккуратно положила его на край стула. Присела, подхватила таз, высоко подняла дрожащими руками и опрокинула на себя.
От холодной воды зашлось сердце, Даниэль, фыркая и ругаясь, жадно хватила воздуха, но в голове прояснилось. Чародейка поставила таз на стул, зачесала назад спутавшиеся волосы, обтерла лицо, испытывая настоящее наслаждение.
И тут почувствовала на себе пристальный, изучающий взгляд.
Она резко обернулась – в дверях стоял смятенный Механик. Некрасивое, изуродованное неудачными экспериментами лицо озадаченно вытянулось.
Они смотрели друг на друга несколько секунд, за которые Механик успел разглядеть Даниэль во всех подробностях, запомнить изгибы ее тела, мягкость линий и нежность округлостей, каждый виток лозы черной татуировки и даже родинку в паху, прежде чем чародейка поняла, что смотрит он не как мужчина на женщину. Он смотрел на нее, как на сложную геометрическую фигуру, не более.
Даниэль почувствовала себя неловко, наверно, впервые в жизни. Ей еще никогда не доводилось стесняться своей наготы. Она повернулась в пол-оборота, смущенно прикрылась руками.
