Текст книги "Спасти СССР. Часть 4 (СИ)"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

А ближе к вечеру пришел Громыко. И настроение у него было... боевое.

– Ты что натворил?!

Андрей Андреевич хватал ртом воздух, видимо до кабинета чуть ли не бежал

– А что? – переспросил я, действительно не понимая

– Он еще спрашивает. Ты какого черта полез в госпрограмму вооружений?

– А что? – начал напрягаться я – мы тратим огромные деньги, а неэффективность видна невооруженным глазом

– Ты зачем в это полез. Да если американцы узнают про твои авианосцы...

Громыко немного успокоился – если честно, я и не представлял, что он может так распсиховаться. А потом рассказал такое, отчего у меня начали остатки волос на голове шевелиться.

Оказывается, во времена Брежнева-Никсона разрядка с СССР зашла намного дальше, чем это принято считать, и был достигнут комплекс договоренностей, некоторые до сих пор были секретными. Переговоры шли через Киссинджера и посла в Вашингтоне Добрынина, который сейчас министр. Были например достигнуты договоренности о передаче СССР лицензии на строительство аэробуса типа L1011 и строительства завода грузовиков Кенуорт. Были договоренности по микроэлектронике, по бытовой технике. В Вене была создана постоянная комиссия под видом научного института, и существовала она и поныне. И частью договоренностей были договоренности в военной сфере – по которой СССР, например, обязывался не иметь авианосцев. И соответственно я своими наполеоновскими планами – нарушил мировое равновесие, тыры – пыры.

При Громыко позвонив Соколову и сказав, что пока с авианосцами – стоп, я отправил Громыко – и серьезно, очень серьезно задумался. А задуматься было над чем.

Как мы влезли в Афганистан? Зачем? Причем произошло это тогда, когда американцы потеряли Иран, когда весь регион был готов превратиться в арену антиамериканских действий, и когда у нас, как потом стало понятно, не было никаких оснований вваливаться в Афганистан. Военные и посольство давали взаимоисключающую информацию, но в этом случае принято скорее притормаживать, чтобы разобраться в ситуации – а тут кто-то изо всей силы даванул на газ. Причем если читать рассекреченные потом документы – возникает странное ощущение, что вторжение в Афганистан не было санкционировано вовсе, либо вопрос отдали на откуп исполнителям. То, что произошло – вообще планировалось, или Брежнева просто поставили перед фактом?

Когда готовили к штурму Тадж-Бека, планировалось, что в нем примут участие пятьсот парчамистов. Пришел один. Потом у мертвого уже Амина в записной книжке нашли: телефон резидента ЦРУ в Пешаваре – и номер телефона. Вот только станция ЦРУ располагалась в Исламабаде, а номер телефона оказался совсем «левым» – скорее всего, его сфабриковали уже наши, причем очень топорно. И это стало единственным доказательством предательства Амина.

Почему и как погиб первый заместитель министра внутренних дел СССР Виктор Папутин? Он прилетал в Кабул буквально в последних числах декабря, после чего вернулся в Москву, по официальной версии несколько дней пил и потом застрелился. Поверить в это мог только наивный человек. Папутин мог прибыть в Кабул по приказу либо министра внутренних дел Щелокова, либо лично Брежнева. Все сходится – Щелоков был человеком брежневского ближнего круга, если Брежнев хотел кому-то поручить проверить, что на самом деле творится в Афганистане – он бы попросил именно Щелокова. Тогда противостояние Щелокова и Андропова было в самом разгаре, высокая советская политика. Папутин прилетает в Кабул, советское посольство и посол Табеев на стороне Амина, они могли порассказать про художества резидентуры КГБ такое что волосы дыбом. Уже было покушение на Амина, когда его самолет должны были расстрелять зенитки на посадке, уже по Амину стреляли снайперы спецназа КГБ (и оба промахнулись кстати). Андропов во многом монополизировал зарубежье, внешнюю разведку – но через нее же он был уязвим, Папутин мог привезти из Кабула материал достаточный для оргвыводов. Он может и привез. Да довезти не сумел.

Провернуть такое мог только один человек – Юрий Андропов. Но зачем? И может быть, именно поэтому Брежнев его убрал из КГБ и двинув на идеологию – внезапно понял что может натворить Юра, если у него реальная сила?

И ведь такие вещи не происходят по инициативе только с одной стороны. По словам Громыко – Форд, придя к власти, подтвердил договоренности, а Картер если и не сказал да, то и не препятствовал. Это было примерно тоже, что и в Китае, развивалось по тому же сценарию. И лишь вторжение в Афганистан – все похоронило. Причем на этапе конкретного исполнения. Это могло произойти только в одном случае – если заинтересованные были как с американской, так и с советской стороны.

Второе – а почему Громыко, этот «мистер нет» так печется об уже фактически сорванных договоренностях. Ведь США категорически пресекли их и начал и новый виток эскалации Холодной войны.

Мистер нет... интересные, очень интересные дела.

Вечером, вернулся на дачу, уставший как собака. Но как оказалось, день этот еще не кончился.

Как уже было заведено – стол был готов, повар привык, что я могу приехать в любое время вечера или ночи, а то и вовсе не приехал – и потому готовил то что легко было разогреть. Тем более что с едой я особо не привередничал. Сегодня была суворовская каша с мясом, вкуснотища, если правильно приготовлена. А я проголодался. Думая о том, как все-таки распутать клубок с американцами, я навернул тарелку, и только заметил...

– А где Раиса Максимовна?

Как и положено, рядом стоял офицер охраны, но я обращался к подавальщице, которая весь день была в доме.

...

– Маша, где Раиса Максимовна?

– Михаил Сергеевич, она уехала.

– Куда.

– На квартиру в город отвезли – сообщил офицер

– Зачем? – не понял я

И тут заметил, что Маша чуть не ревет

– Что случилось?

– Михаил Сергеевич, Раиса Максимовна... вещи собрала и с вещами уехала.

Так...

Через какое-то время. 11 октября 1986 года.

РСФСР, Казань

Казань, конца восьмидесятых...

Город полностью поделен между молодежными группировками – конторами, в которых так или иначе состоит треть городской молодежи, оставшиеся две трети – их жертвы, как и все жители города. Тормоза слетели давно: подраться прямо в школе, ударить молотком по голове завуча, избивать семеро на одного – это все обыденность. Если раньше по негласной пацанской договоренности дрались до первой крови – то теперь до первого трупа. Массовые драки с человеческими жертвами – как в прошлом году на озере Средний Кабан, когда погибли четверо – становятся легендами, их передают из уст в уста. Типичная одежда гопника – ватная куртка (не так больно когда бьют и дешевая), натянутая по глаза вязаная шапочка и ботинки «прощай молодость» – знак смертельной опасности, который знают все. Там где собирается такая молодежь – все немедленно расходятся. Взрослые в такой же опасности, как и подростки – их и грабят и убивают. Пацаны бегают «доброе утро» и «добрый вечер» – рано утром или поздно ночью бегут по вражеской территории, сбивая с ног и запинывая всех встречных.

Романтика и сленг подростковых группировок, их неписанный кодекс – известен каждому в городе. У каждой есть своя территория, есть друзья и враги. Попался не на своей территории – выворачивай карманы, но даже это вряд ли спасет от избиения. Могут унизить – например, потребуют встать на колени. Если на твою территорию налетела чужая орда, если к тебе подошли в школе – «вставай в отмах», дерись, даже если их в несколько раз больше. Если струсишь – потом жестоко изобьют уже свои. А то и «отпишут».

В группировках есть процедура «прописки» и «отписки». Прописка разная – где просто поспрашивают, чем дышишь, где заставят драться или кого-то избить. Отписка – можно отписаться за деньги, можно – через жестокое избиение или чего похуже. Похуже – это когда встанут кругом и помочатся на тебя. Обоссанный – клеймо, с ним ты всегда будешь в самом низу, любой имеет право тебя унизить, избить, вывернуть карманы.

В группировках есть «возраста». Старшие учат молодняк и собирают деньги – каждый должен каждую неделю приносить взнос в общак. Где деньги взять никого не интересует – хоть родителей убей. Время от времени проводятся «сборы» – по условному сигналу все должны прибыть к месту сбора за определенное время. Опоздавшие получают «фанеру» – каждый наносит удар в грудь. В группировках строгая дисциплина, многие занимаются спортом, при старших запрещено курить. Все знают свой и чужие районы, при необходимости мгновенно делятся на десятки и перемещаются по городу. Группировщики поддерживают семьи севших, во время процессов угрожают и избивают свидетелей, ездят проведать находящихся в колонии членов с передачами и даже угрожают сотрудникам ИТУ*.

Вопреки общему мнению – уголовники к группировкам не имеют отношения, они сами в шоке от звериной жестокости молодежи. Самую знаменитую группировку – Тяп-Ляп возглавлял комсомольский орговик, находившийся на хорошем счету.

Милиция с группировками не справляется. Большинству участников драк нет и шестнадцати, взрослые участники в драках не участвуют. Среди дерущихся бывают уже десятилетние! Показания на старших никто не даст – оставшиеся на свободе убьют, и это не для красного словца сказано. Обычно группировщина кончается с уходом в армию – но есть старшаки и по тридцать лет.

Самые опасные группировки города – бывшая Тяп-Ляп, теперь известная как Теплоконтроль, и Хади-Такташ, названная в честь улицы, на которой выросли ее организаторы. Оба района схожи – рабочие кварталы, помесь хрущевских пятиэтажек, сталинок, частного сектора и пустырей. Километровые заборы заводов, весной и осенью – непролазная грязь, единственное развлечение – драки. В группировках состоят все или почти все. И тут и там для драк не надо повода. Дерутся, чтобы заявить о себе, от скуки, просто по привычке. Побоища превратились в варварский бессмысленный ритуал, и конца – края им не было. Сажали одних – на смену приходили другие.

В тот день, дождливый день – паренек по имени Игорь вышел из подъезда своего нового дома. Мрачно посмотрел на окружающую обстановку – низкие серые тучи, моросящий дождь, деревья в мольбе о тепле тянут к небу голые ветви – но их мольбам суждено сбыться только через полгода.

Да... неприятно. Не Одесса, где он родился и вырос. Отца перевели сюда главным инженером на завод...

Накинув капюшон, он двинулся к центру, просто хотел погулять по городу. Рядом был парк, в парке кого-то запинывали. Происходило это как то буднично – один лежит, другие пинают, кто-то проходит мимо – в Одессе бы не прошли.

Сильный слабому помоги!

Игорь притормозил – а потом шагнул к бьющим.

– Пацаны – с роскошным одесским акцентом проговорил так – вы ведете себя нехорошо. Вам мама не говорила, что семеро одного не бьют?

Переход его поразил – двое, оторвавшись от избиения, моментально кинулись на него. Без слов, безо всего – в Одессе любой драке предшествовал разговор, и часто разговором и заканчивалось – все даже отпетые хулиганы ценили и умение владеть собой, и «уместность базара», никто в общем не думал, что только он прав.

И сделали ошибку – в своем весе он был чемпионом области, да и подпольные занятия каратэ даром не прошли.

Один рухнул сразу «под себя» – нокаут и скорее всего сотрясение мозга. Второй согнулся от боли и начал неверным шагом отступать. Мягко упала на ковер из листвы арматурина...

Избиение прекратилось. Оставив лежащего, местные уставились на него, обходя с боков как волки. Но бросаться уже не пытались – лежащий без сознания один и блюющий с кровью второй наводили на невеселые мысли. Все ждали что скажет или сделает старший – а тот прекрасно понимал, что наткнулись они на явного чужака. Причем очень опасного – судьба сородичей лучший тому пример. Надо было сначала выяснить кто он

– Ты кто?

– Игорем мама назвала.

Чужак скривился от совершенно незнакомого течения речи

– А ты не охренел так разговаривать?

Ответить Игорь не успел – пробегающий мимо шибздик истошно крикнул

– Менты!

Группировщики моментально сорвались с места и побежали в парк. Игорь шагнул к избитому, протянул руку

– Встать можешь?

Парень – такой же как те, в куртке, опершись на руку, с трудом поднялся. Лицо его было в крови и грязи

– Ты кто? С какого района?

– С этого.

– Не прописался что ли еще?

– И не собираюсь.

– Забьют они тебя.

– Пусть попробуют.

От остановившегося УАЗика – набегали менты.

Темнело рано, за зарешеченным окном местного РОВД была уже ночь. Пахло хлоркой, сырой водой и бедой, снизу доносились крики – какого-то алкаша доставили.

Дознаватель снял с него показания, сильно подивившись, что пацан его возраста не только признался в драке, но и подробно перечислил приметы оппонентов, стучать было не принято – и ушел, оставив его одного. Из карманов у него все забрали, теперь ждать либо дежурного, либо опера местного. По определенным причинам он хорошо знал и структуру РОВД и полномочия каждого в его штате. Его посадили в коридоре, на расшатанный стул и он спокойно ждал.

Наконец появился мужик, явно опер, не в форме, лет тридцать с чем-то. резкий на вид, в белой ветровке. Он не знал, что это был тогда уже легендарный Айдар Торопов, один из оперов, которые разгромили Тяп-Ляп (четыре смертных приговора, два потом заменят на пятнадцать лет). Он с шумом отпер кабинет – но чужой, Игорь это понял по заминке, когда тот ключ вставлял. И еще по одной – как свет включать.

– Проходи. Чай будешь?

– Не откажусь.

Опер поискал все нужное, сунул в банку с водой кипятильник. Поморщился, глядя на немытые чашки – но мыть не пошел. Сел на стол, на стол бросил пакет с изъятым у Игоря

– Забирай. Оперотряд значит

– Он самый.

– А эти...

– Шел мимо.

– Ну, понятно...

Вода в банке забулькала, закипела

– Насчет тебя Волков с Одессы позвонил, не поленился. Знаешь его?

– Знаю.

Опер усмехнулся, достал кипятильник, бросил заварки

– Ишь ты какой. Как в гестапо на допросе. Волков просто так ни за кого звонить не будет, так что – Айдар.

– Игорь.

– Твои приедут сейчас, а пока... действительно мимо проходил?

– Ну.

Опер хмыкнул

– Обоих кого ты приложил – отвезли в больницу. У одного сотрясение мозга, у другого подозревают прободение желудка. Оба – матерые мотальщики, с Теплоконтроля. Ты где так бить научился?

– Занимаюсь.

– Занимаешься. Ну, смотри. Битой мордой тут никого не удивить, тем более что потерпевшие в милицию не идут. Но если будет тяжкий вред или труп – это мы прикрыть уже не сможем.

Игорь промолчал.

– И еще имей в виду. Если ты там привык к мушкетерскому – позвольте сударь – то тут забудь. Нападают обычно со спины, с арматурой, с молотком. Несколько человек на одного – легко. Сшибут с ног – пиши, пропало, в мясо запинают. Так что теперь – всегда за спину смотри.

Торопов написал что-то на листке записной книжки, вырвал

– А так заходи. Тут адрес и кабинет. Скажешь внизу, что ко мне – пропустят. И звони, если что. Один в поле не воин, верно?

Игорь кивнул

Зазвонил телефон, Торопов поднял трубку, послушал

– Приехали. Давай, допивай и пошли.

Внизу ждал мужик, лет сорока, аккуратные офицерские усы, ранняя проседь в волосах и интересная обувь – кроссовки, причем иностранные. Игорь знал, что к кроссовкам привыкают те, кто служил там, за речкой. А среди командиров отрядов таких было немало.

Обменявшись рукопожатием с Тороповым, с милиционером с майорскими погонами и красной повязкой – дежурный, все решения принимает сейчас он – мужик посмотрел на Игоря, кивнул

– Пошли. По дороге поговорим.

Они вышли в ночь, где бухтел на холостом ходу армейский УАЗ с гражданскими номерами. Понятно, списанная. В ДОСААФ техники было много списанной, и не только техники. Все списанное отдавали им – мебель, шкафы...

– Меня Валерий Васильевич зовут – сообщил мужик, устраиваясь за рулем – тебя родители не обыскались?

– Наверное. Игорь Эйдельман

– Говори адрес. По дороге поговорим...

Игорь назвал адрес.

Как оказалось, увезли их на другой конец города и не просто так – не раз было, что выпущенных из участка на улице ждали оппоненты, довести драку до логического финала. Пока ехали, Игоря поразили две вещи: размер самого города, и почти полное отсутствие освещения. Дорога еще как-то освещалась, а по второстепенным улицам – уже мрак. По сравнению с яркой Одессой – это навевало уныние.

– Как ты попал то сюда? спросил Валерий Васильевич, правя машиной

– Отца перевели. Он главный инженер на заводе.

– Каком?

– Резинотехнических изделий.

– Ого. Ну, поздравляю.

– Это с чем.

– Завод РТИ – это как раз рядом с Теплоконтролем. Не знаю к добру ли...

...

– Ты сам то кстати как, нормально? А то посмотрел, вроде цел, а может, в больницу надо.

– В больницу им надо.

– Да я уж знаю. Один из этих – у него мать в школе работает, всех на ноги подняла. В каком весе боксируешь?

– Второй полусредний.

– Медалист?

– Область. Мастер спорта.

– Ну, совсем хорошо. У нас в этом весе как раз никого сильнее первого разряда нет.

– А вы...

– Я старший по городу. Зал у нас основной – на базе суворовского училища, с суворовцами и боксируем. Еще на армейскую учебку ездим, когда там свободно. Ты сам то вставать на учет – собирался?

– Не успел.

– Сразу в драку влетел, понятно. Понял, что за город?

Игорь невесело усмехнулся

– Да понял. Сразу в драку, как собаки кинулись.

– При них наверное старшак их был. Это, наверное, прописка была – человека избить

– Какого?

– Да любого. Кто на дороге встретился. При старшаках давать ход назад нельзя, потом самого свои отметелят. Здесь вообще... худо всё.

– А почему так, Валерий Васильевич.

– Кто знает. Я ведь сам нездешний, в Суворовском сейчас преподаю. Суворовцы кстати тоже в патрулях участвуют, пацаны – кремень. Говорят, еще лет десять назад не было такого, а сейчас.... Сюда?

– Да, вроде.

– Завтра приходи. Открепительное не забыл?

– Нет, дома.

– Не забудь. Социализм это учет и контроль. К Вахиту в пятерку пока пойдешь. У него как раз человека не хватает.

– А Вахит он кто?

– Спортсмен. Парень правильный. Он, правда по футболу, но это тоже спорт. Я как то дал ему по мешку поработать... мешок чуть с крепления не слетел. Футболисты резкие, взрывные, выносливые, под удар ногой лучше вообще не попадать.

– У меня брат – футболист.

– Правда?

– В дубле Черноморца. А тут футбол есть?

– Ну, большого нету. Какой-то есть, конечно.

...

– Брата привози – будет.

Уже знакомый двор, темный – ни единой лампочки нет. Игорь еще не знал что это не просто так – лампы били группировщики. На Теплоконтроле ночью горела одна лампочка на весь район.

– Пойдем, провожу – Валерий Васильевич остановил машину у нужного подъезда

– Да вы что, сам дойду...

Валерий Васильевич посмотрел так, что все вопросы как то отпали сами собой.

– Ты тут еще новичок. Салага, как в армии говорят. Потому правило одно – слушаешь, что старшие говорят, и делаешь как они говорят.

...

– Перед тем как выйти из квартиры – смотришь в глазок, то же самое если кто-то звонит в дверь. Если нет глазка – врежь. На лифте не езди. Перед тем как идти вниз, выгляни в окно, что происходит во дворе. Если видишь что ждут или просто что-то непонятное – зайди домой и звони нам. Не бойся что назовут трусом – здесь война идет. Самая настоящая.

Дом – встретил привычной уже похоронной атмосферой, от которой хотелось бежать куда угодно, хоть на край света. Это было... знаете, как звенит комар? Вот примерно то же самое... так звучит беда. Беда, от которой они и уехали из Одессы

Только беда последовала за ними.

Отец посмотрел – цел вроде – и ничего не сказал, молча ушел на кухню. Мать – горе ее согнуло, из интересной женщины средних лет превратив в старуху – прицепилась

– Ты где был?

– Где надо.

– Ты опять на улицу пойдешь? Хочешь в гроб меня загнать?

Игорь ничего не ответил – прошел в свою комнатку и закрыл дверь.

Было у еврея три сына. Один умный, другой боксер, третий футболист.

Остались двое...

Через какое-то время. 12 октября 1986 года.

РСФСР, Казань

С утра – Игорь взял открепительное, поехал по адресу. Оперотряд в Казани квартировался на базе Суворовского училища но как потом он узнал – были два опорных пункта по городу и вроде как должны были дать еще. Валерий Васильевич записал его и представил пятерке. Пятерка как и в Одессе оказалась полным интернационалом – татарин, русский, немец и чуваш. Теперь еще и еврей до кучи.

По правилам, полагалось рассказать о себе, Игорь коротко отрекомендовался. Из Одессы, боксер, отца сюда перевели. Еще полагалось сказать , зачем пошел в оперотряд

– Брата у меня убили... – коротко сказал Игорь

– Конторские^[8]? – сразу спросил Вахит, старший звена

– Девки.

Все опешили. Потом Вахит спросил

– Это... как... девки.

– Так. Встретили вечером, прицепились. Сняли куртку, часы – у него Монтана была, отцовский подарок. Потом сбили с ног, пинать стали. Потом одна осколком стекла горло перерезала...

...

– Он скрипкой занимался... я сколько раз ему говорил – пойдем в зал. Он говорил, не могу, у скрипача должны быть чувствительные пальцы. Он и драться то совсем не умел... не учился.

Игорь говорил правду – то убийство шокировало всю Одессу. Трое девок шли с дискотеки. Совершеннолетняя из них была только одна. Но навеселе были все три. Никто из кавалеров не обратил внимания – поэтому злились. Встретили парня, их привлек внимание футляр от скрипки. Слово за слово – потребовали снять куртку. Тогда началась в городе настоящая эпидемия мены одеждой. Сначала говорили – поношу и отдам. Не дать было стремно. Потом возвращать перестали. Потом и вовсе оборзели, стали внаглую требовать – снимай. Он снял куртку, чтобы не вступать в конфликт – это их взбесило еще сильнее. Потребовали отдать часы. Отдал и их. Озверев окончательно – ударили по голове, сбили с ног, пинали пока шевелился. Потом испугались, что натворили – и чтобы не было свидетелей перерезали горло.

Когда судья спросила, не хочет ли кто-то из подсудимых сказать что-то матери потерпевшего – самая старшая встала и скрутила фигу. Зал охнул. Несколько человек повскакивали с мест, и если бы не усиленный наряд внутренних войск в зале, неизвестно чем бы все кончилось. Старшей дали четырнадцать лет, две остальные отделались легким испугом...

Семья развалилась. Мать так и не справилась с горем, старший брат и так мало дома бывал, а после этого совсем переехал на базу Черноморца, просто дома больше не мог оставаться. Игорь его понимал. Но сам бросить семью не мог.

Сам он ушел в спорт. Занимался как сумасшедший. Через год стал чемпионом области – в его клубе уже все побаивались молчаливого еврейского паренька с невеселыми глазами, никто не решался выяснить отношения на ринге.

Как раз в это время – появились оперотряды, на базе ДОСААФ и еще взялась за дело милиция. Игорь был знаком с сотрудниками одесского угрозыска, а те помнили его и то страшное преступление. Он согласился. Меньше чем за год сделал себе имя на улице, в одиночку задержал дезертира – опасного и готового на все, уже совершившего тяжкое преступление. Опера не сомневались, что после школы он придет к ним, в уголовный розыск.

Отец решил уехать. Сказал – хоть в тундру. Ему дали с повышением – Казань. Зная обстановку – мало кто хотел сюда ехать.

– ... Дежурим мы обычно по вечерам, в парке, но если есть мероприятия – участвуем и там, вместе с милицией на обеспечении. Суворовцы тоже участвуют. Ты кстати в Динамо уже записался?

– Нет пока.

– Пишись в ЦСКА! У нас тут и зал лучше, с бассейном, и пацаны покруче считай во всех весах. Тренеры хорошие, я познакомлю.

– А сам то ты вроде футболист

Вахит усмехнулся

– У нас тут все чем-то занимаются – иначе не выжить. И я по груше стучу, только в соревах не участвую. Ты кстати нашумел – Глиста чуть не отоварил

– Глист это кто?

– Глист это мразь – коротко ответил Вахит – старшак с Теплоконтроля. Он как раз молодняк проверял, у них за вступление человека избить, на которого старший укажет и при переходе между возрастами – тоже. Те, кого ты отоварил – как раз в старшие претендовали. Теперь, наверное, обломаются...

– Слушай, а почему у вас тут так много группировок?

Вахит подал плечами. Они шли по парку, который им предстояло охранять. Парк неприятный, кустарники и большой овраг посередине

– Кто знает. Как то так повелось. А потом стало уже нельзя не вступать. Кто не в группировке – тот ее добыча. Любой может остановить, вывернуть карманы, избить, унизить. И так раз, другой, третий. Поневоле вступишь. Мы хотя бы выбор даем – можно и к нам. Мы если деремся – то за правое дело. И людей не унижаем, а защищаем.

Через какое-то время. 14 октября 1986 года.

РСФСР, Казань

 В школе группировщики были видны сразу – неопрятная одежда, не носят галстуки, на всех переменах кучкуются обособленно, причем не по классам. Наглое, вызывающее, развязное поведение, в том числе на уроках. Учителя их даже не пытались спрашивать – смысл? Три пишем – два в уме, и это устраивало обе стороны.

Дотянуть до восьмого и выпихнуть в ПТУ. Дальше расклад понятен – армия или тюрьма...

На перемене к нему подошли

– После уроков на выходе тормозни. Базар есть...

Игорь таких вещей никогда не боялся – и сделал, как сказали. Какой-то шкет – у группировщиков, как он потом понял, всегда молодняк на посылках, даже второй третий класс – подбежал, спросил

– Ты Игорь?

– А кто спрашивает?

– Там тебя пацаны ждут. За школой.

Среди пацанов оказался и Глист, всего было не меньше двадцати человек, что само по себе говорило о том что школу полностью контролирует контора. Игорь заметил, что Глист держится подальше... это хорошо, значит, боится.

Но «базар» пошел не по правилам, не так как он ожидал. Прилично, в джинсу упакованный паренек с неприятным, каким-то лисьим лицом, поинтересовался

– Как звать? Откуда?

– Игорь. Из Одессы

– Я Ринат – сказал паренек – местный. Прописаться хочешь?

– Это как?

– Мотаться с нами. Тебе вступилово не нужно, ты и так все доказал. Тебе сколько лет?

– Тебе какая разница?

– Можно сразу в старшаки. Долю будешь иметь. Ты же боксер, профи.

Игорь вдруг понял, что знают они поразительно много для простых хулиганов. И краем глаза заметил, как зло, неприятно зыркнул Глист

– Нет, спасибо. Я из оперотряда

Ожидать можно было всякого – но Ринат только кивнул

– Знаю. Но там фигня. Лошье всякое туда идет, обоссанные примыкают – короче, те, кто больше нигде не нужен.

– Врешь.

Но Ринат не обозлился и тут

– Как знаешь. Хочешь с лошьем тусить – твое дело. Только знаешь как говорят – с кем поведешься, от того и наберешься...

Игорь стоял в независимой позе, но все же готовый обороняться, но тот парень с лисьим лицом лишь смерил его взглядом, кивнул – и двинулся прочь. За ним молча двинулись остальные – никто не попытался ни сказать что-то, ни поддеть, ни тем более ударить. Полное подчинение. Игорь впервые увидел, что такое контора...

– Кто там был?

Игорь начал объяснять – уроки, какими его снабдили в Одессе, научили его хорошо запоминать людей, приметы и составлять годные для работы словесные портреты. Одним Валерий Васильевич заинтересовался

– Лицо лисье? И говорит так... с растяжечкой. Как будто устал. Так и есть.

– Ну, могу поздравить. Значит, до самого Лиса дошло.

– Лис – это тот, с лисьим лицом? А он кто?

– Лис то?

Валерий Васильевич помолчал, словно взвешивая, стоит ли говорить, и если стоит, то что именно. Потом продолжил.

– Лис не такой как все, он чуть в стороне держится, в драках старается не участвовать, но он опаснее их всех. Почему в группировки идут, понимаешь?

– За защитой.

– И не только. Кто-то за защитой, а кому-то просто нравится чувствовать себя выше других. Вот Лис из таких. Он бы мог быть неплохим пионерским командиром отряда. Комсомольцем. В Афганистане – командиром, сержантом.

Валерий Васильевич замолчал, думая что-то свое. Потом продолжил.

– С той стороны – не все просто шпана, мордовороты или из неблагополучных семей. Лису нравится, когда ему подчиняются люди. И он ведет их на плохое. Милиция подозревает его в том, что он и другие группировщики вымогают деньги у фарцовщиков и спекулянтов. Доказать ничего нельзя. Лис не раз ездил в Москву, зачем – неизвестно. У него вся семья в торговле, мать, сестры. А Лис – видимо задумал пойти еще выше. Ты знаешь, что он был пионером и на хорошем счету? А в прошлом году вступил в комсомол

Игорь удивился

– И его приняли?

– А какие основания отказывать? Мы пытались. Как нам сказали, комсомол – массовая организация и мы не имеем права отказывать в приеме на основе слухов и подозрений, ничем не подтвержденных. Парень хорошо учится, признает устав, на все вопросы при вступлении ответил правильно, готовится поступать в институт, на юридический, на факультет, на котором учился сам Владимир Ильич Ленин, общественно активен. Думаю, ему помогли

– Кто?

– Кто знает... неладное что-то происходит. Неладное. Например...

Валерий Васильевич сменил тему

– Ты знаешь, что такое садюшки?

Игорь кивнул

– Кто ж не знает...

Садющки – это такие короткие, идиотско-садистского содержания стишки, которые в последнее время рассказывали от детских садов до старших классов школы, идиотски при этом хихикая. На антисоветчину они не тянули – но содержание было неприятным. Легендой и видимо первым стишком – садюшкой был такой

Мальчик в овраге нашел пулемет

Больше в деревне никто не живет.

Потом мальчик находил мину, торпеду, ракету, жертвами становились самолеты и поезда. Смысла в стишках не было никакого, но они множились и множились

– А как думаешь, кто их придумал? Откуда они взялись? Согласись, не Пушкин, но написано весьма складно?

Игорь задумался – а правда... откуда это всё?

– Не знаю. Валерий Васильевич, а при чем тут садюшки?

– Не знаешь? Ну, послушай. У нас учебы бывают, так? Выступают на них неглупые люди. Так вот, на крайней разбирали, в том числе садюшки. И человек с докторской степенью сказал, что садюшки – это не народное творчество, они не имеют пересечений с обычными типами частушек, припевок и тому подобного фольклора. Русскими, народными, степными – хороводными. Они написаны профессионально и имеют целью с юных лет внушать безнаказанность, презрение к ценности человеческой жизни и к закону. Тот, кто в семь лет пересказывает эти садюшки – откладывает в подсознание то, что перестрелять целую деревню, заложить бомбу в самолет, пустить под откос поезд – это не страшно это смешно. А что будет через десять – пятнадцать лет? Кем станет человек воспитанный садюшками?

Игорь оторопел

– Так это что... оттуда пришло?

Валерий Васильевич покачал головой

– Нет. Об этом тоже говорили. Написано слишком профессионально. Можно выучить язык, избавиться от акцента – но стихи писать... для этого надо, чтобы язык был тебе родным. Это тебе не листовку антисоветскую написать. Ни в США, ни в ФРГ – таких людей нет. Это кто-то здесь. Может быть те же, кто помог Лису вступить в комсомол. И те же, кто организовал все это движение с группировками. Я в этом во всем второй год, и уже вижу – такие дела сами подростки не придумают. За этим стоит кто-то взрослый...