Текст книги "Спасти СССР. Часть 4 (СИ)"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

По каким-то причинам – они не передали мечту дальше, новому поколению. И новое поколение меньше чем за десять лет все просрало.

Расскажу дальше про Белобородовых. Иван Федорович умер, не успев увидеть развала Ижмаша, своего детища. Его сын – вырос обычным человеком и тихим алкоголиком, рано умер, ничего в своей жизни толком не сделав. Его внук уехал в США. Работает простым айтишником в Нью-Йорке. Недавно он приезжал. Его встретили, провезли, говорят – вот это построил ваш дед, и это и это. Он был в шоке. Потом он дал интервью, в котором были такие слова – я такого, конечно, не ожидал, но я простой человек и меня моя жизнь в США полностью устраивает.

Если это не поражение – то, что тогда поражение?

На мой взгляд, одна из ошибок, сгубивших СССР – принципиальное и яростное отрицание аристократии как принципа. Ты мог быть кем угодно – но твои дети будут никем. И вот итог. Дети этих титанов стали никем, а титаны нового поколения – они то росли в других семьях и у них были иные мечты. Какие? Г. Бобров скажет.

...Нет уж, теперь ты без обид – сюда слушай! Я ведь не про тебя конкретно. И ты, со своими дровосеками, и мы, со своими шапито, и даже те циркачи неопохмеленные, всем миром мы – граждане, словно долгоносики, точили ствол своей страны. Всем было плевать на общее, каждый жаждал лишь свое – частное. Кому флакона «тройного» хватало, кто тачку жаждал и, чтоб руль кожей игуаны обтянут, а кому третий рынок подавай, потому что у Вована «Центральный» все равно шире и длиннее, чем его оба два. Вот так, как крысы в колесе, на ходу покусывая друг друга, и добежали...

Забег ведь еще не кончен. Но уже понятно – добежали.

А. Афанасьев

07 сентября 1985 года.

ДРА, Кабул

Кабул. Восемьдесят пятый.

Город, одной ногой стоящий в двадцатом веке, другой – в четырнадцатом. Старцы в халатах на базаре и молодежь, которую не отличить от молодежи где-нибудь в Душанбе. Хазарейцы со своими телегами и Камазы. Новые дома Кабульского домостроительного комбината и трущобы местной «нахаловки» с грязными ямами.

Страна на перепутье и не знает, куда ей идти. Страну раздирает война. На улицах полно как местных сорбозов, так и советских патрулей. Какие-то крутые в штатском – на вид по двадцать лет – останавливают и обыскивают людей на Майванде. Это либо Царандой – местное МВД, либо ХАД – госбезопасность. Обыскиваемые годятся им то ли в отцы, то ли в деды и какие чувства они при этом испытывают – можно только догадываться. Это еще не самый харам – самый харам это когда наткнешься на женский патруль. Женщины все поголовно за революцию, среди них моджахедов нет.

Шурави на базаре тоже полно – прицениваются к дубленкам, к кожаным курткам, к часам Монтана. Сейчас цены упали с тех пор как действуют коридоры на границе и караваны идут «договорные», то есть без оружия. Нравится это понятно, не всем. Впрочем, все что здесь происходит нравится не всем. Страна расколота и знаете, что самое плохое? То что точно так же расколот советнический контингент, причем уже давно. Фракции Хальк и Парчам единой НДПА – по-хорошему им стоило бы стать двумя разными партиями вместо того чтобы поддерживать фиктивное единство. Как в свое время Ленин... все его порицали, но может он и прав был, постоянно размежевываясь и не допуская в партии подковерной грызни, неустанно выводя ее наружу^[43]. Пять главных советников, считая посла, у каждого свой аппарат и свои подсоветные. Уже в 1979 году резидентуры КГБ и ГРУ слали в Москву не просто разные, а взаимоисключающие данные, что сыграло в трагедии свою весомую роль. Партия Хальк пользовалась куда меньшей популярностью, но у нее были сильные позиции в армии и советники, ГВС^[44] и резидент ГРУ сами того не замечая принимали политические взгляды подсоветных и вляпывались во внутриафганскую политику вместо того чтобы держать нейтралитет. Это сказывалось на работе. Поставленный переворотом декабря 1979 года Бабрак Кармаль оказался горьким пьяницей, к тому же человеком коварным, старающимся воевать советскими руками. ГВС и даже люди из Оперативной группы по Афганистану – сообщали в Москву, что с Кармалем невозможно работать. В очередной раз встал вопрос о смене власти, и вопрос был только – на кого? Среди парчамистов выделялся доктор Наджиб, руководитель ХАД, среди халькистов – Танаи, командир армейского корпуса, контролировавшего Кабул, а до того – возглавлявший афганских коммандос. Все обостряла еще и объявленная политика примирения – потому что было понятно, что при ее успехе делиться креслами придется и с умеренными моджахедами...

Гандал Ашрафи в настоящее время занимал должность в Кабуле, в МВД, переведясь из отдела преследования^[45] провинции Кандагар – если и была в то время в мире более опасная работа, то я ее не знаю. Ашрафи имел пуштунские корни, хотя знал и дари, и прекрасное по местным меркам образование. Еще в семидесятые – он был отправлен в Советский союз и закончил Горьковскую школу милиции, будучи в первом выпуске ее курсантов.

Тогда – да и сейчас – мало кто знал, что министр МВД Щелоков, незаконно, но с молчаливого согласия Брежнева – создал в НИИ МВД спецгруппу, готовящую кадры для собственной внешней разведки, пока что в социалистических странах. В качестве агентов – они решили использовать присылаемых со всех стран курсантов на обучение милицейскому ремеслу в СССР. Именно среди них – велась агентурная работа, и одним из тех, кто был тогда завербован – был как раз Ашрафи. После ареста Щелокова – Андропов и Федорчук искали нелегальный разведцентр Щелокова, но не смогли найти его, так как он был скрыт за штатом, а деньги на него выделялись под научную работу, что было почти невозможно перепроверить. Ну и потому что работали на Щелокова настоящие профессионалы. В отличие от Второго главного управления КГБ, в котором процентов девяносто сотрудников за всю работу не видели живого шпиона – оперативники милиции постоянно имели дело с убийцами, маньяками, ворами в законе. Провалился в США разведчик – его обменяют, вышлют. В МВД провалился человек, его хорошо если просто на перо поставят. Убивать могут неделю...

Сейчас – Ашрафи был на связи у полковника Захарченко, который в свое время как раз и работал в этой нелегальной структуре в НИИ МВД, а сейчас числился советником при кабульском Царандое и преподавал на местных курсах повышения квалификации.

Ашрафи следил за «рафиком Никитченко». Оный гражданин – по документам работал сотрудником службы безопасности Кабульского аэропорта и явно был связан с КГБ. Пока на него не было ничего определенного, кроме того что он получал с каждым рейсом из Союза водку и технический спирт и загонял их на кабульском базаре дукандорам – а в обратный путь отправлял часы Монтана шестнадцать мелодий и дубленки. Но опытный Ашрафи – просмотрел список дукандоров и решил что что-то тут неладно. Потому – полковник Захарченко передал ему жучок, который он и намеревался повесить на Никитченко при случае и послушать о чем они договариваются. Рафик Захарченко сказал, что в СССР произошли перемены к лучшему и теперь он может рассчитывать со временем переехать сам и перевезти семью в Союз.

Сейчас Ашрафи сидел на заднем сидении Газ-21, а на переднем за рулем был его родственник, которого он перетащил в Кабул и посадил за руль такси. Теперь у него были колеса.

Рядом лежал немного переделанный приемник с длинной антенной на ремне.

– Эти? – спросил племянник

Да, похоже, что эти. Белый, нестарый пикап – выехал с охраняемой зоны аэропорта, в кузове что-то было.

– Поехали.

Волга тронулась с места и встроилась в поток, где соседствовали ослы и Камазы, старые Фольксваген Жук и новые советские Волги. Вряд ли водитель пикапа что-то заметил, такси хорошо тем, что оно сливается с пейзажем...

У рынка – Ашрафи вышел из такси, повесил на плечо приемник, хлопнул по кабине и пошел вперед. Впереди – у пикапа уже суетились пехлеваны-силачи, навьючивая на себя канистры

Дождавшись момента, Ашрафи протиснулся между пикапом и прикрепил в давке жучок, толкнув Никитченко. Тот что-то почувствовал, обернулся но увидев лишь афганца – выругался.

Ашрафи прошел дальше и стал ждать.

Закончили с выгрузкой – Никитченко стоял рядом и считал, опытный значит – они пошли в толпу. Протискиваясь мимо развалов с одеждой – Ашрафи надел на голову наушники, отрегулировал звук...

– ...Партия прошлый раз разбавленной оказалась.

– Клянусь Аллахом, рафик, такая с той стороны пришла. Она же запечатанная была!

– Не ври мне, Нематулла. Запечатать можно и здесь. Держишь нас за дураков?

– Как можно, рафик...

Устроившись в дукане за лепешкой с чаем, Ашрафи слушал «музыку» и даже подергивал головой как бы в такт...

Тем временем – там, в дукане Нематуллы, на которого была информация как на похитителя людей и содержателя притона для курения опиума – что-то произошло. Шум, потом русская ругань. Опять шум...

– Вы кто такие?

...

– Я немедленно ухожу. Кто они такие, Нематулла?

– Я твой поставщик, рафик.

– Кто они такие?

– Послушай меня рафик. Ты важный человек у русских. Если сделаешь то что нам надо можешь брать товар бесплатно. А если нет – то не выйдешь отсюда живым...

– Что вам надо?

– Ты слышал про то, что сейчас говорят на улице рафик? Говорят о примирении. Обиженные Аллахом забыв про джихад, который предписан каждому мусульманину как обязательный, хотят продать честь за деньги шурави. Даже часть тех, кто вышел на пути Аллаха, поддался на эту дьявольскую скверну, на происки шайтана. Сказано, что тот, кто ведет себя недостойно тот кяфир. Ты работаешь в аэропорту. Послезавтра – ты пропустишь груз, который мы покажем. И тогда можешь не платить за ту партию, которую мы дадим тебе сегодня. Оставь эти деньги себе, нам они не нужны.

В отрядах Кобальт – всего их было двадцать три – работали лучшие люди, каких могло найти министерство. Кабульскую опергруппу возглавлял «татарин» – воспитанник генерала Новиков, Виктор Ерин, тогда еще подполковник милиции. Всего у Кобальта было два руководителя – сначала его возглавлял генерал-майор милиции Бексултан Дзиоев, заместитель министра и заместитель начальника ГУУР МВД СССР, затем генерал-майор милиции Иван Голубев. Так получилось, что Дзиоев, уже улетевший в Союз – был вынужден вернуться, уже под посольской крышей для того, чтобы оставаться в Кабуле, до подписания перемирия с умеренными моджахедами и особого распоряжения из Москвы. Сейчас все они, собравшись на явочной квартире – точнее вилле, снятой в Кабуле на подставных лиц – слушали пленку, принесенную им одним из оперативников. Пахло жареным мясом, во дворе виллы парни в китайских резиновых тапочках и с АКМСами на плече жарили барашка, через высоченный забор – дувал, доносились крики водоносов. Но все внимание собравшихся было сосредоточено на пленке, открывавшей очередные чудовищные вещи – сотрудничество советских граждан, более того сотрудничество офицера КГБ под прикрытием с моджахедами, использование советских самолетов для переправки в Союз уже не вещевой контрабанды – а наркотиков...

– Груз... – первым заговорил Бексултан Дзиоев

...

– Какой груз?

Захарченко пожал плечами

– Какой угодно. Никитченко имеет право подписи, с его визой пропустят любой груз.

– И все-таки? Люди? Оружие?

– Может даже наркотики. Никитченко, судя по всему, отправляет в Союз наркотики, не только вещи.

В Афганистане – помимо резидентур армии и КГБ была и третья – милицейская. Она называлась Кобальт, в нее входило до шестисот человек, милицейские чины, все они занимались советничеством в подразделениях Царандоя. Несмотря на малочисленность, они добивались многого, потому что КГБ и особенно армия не была готова иметь дело с массовым бандитизмом. Армии нужен реальный противник с штабами, подразделениями, танками, артиллерией и прочим. А тут приходилось иметь дело с оборотнями, терроризирующими страну.

– Предлагаете задержать?

– Предлагаю провести оперативный эксперимент, пропустить груз и посмотреть, что дальше будет. В аэропорту ведется криминальная деятельность, отправляются наркотики. Надо выявить, кто еще кроме Никитченко замешан.

Генерал Голубев, помимо всего, советник министра Ширджана Маздурьяра подумав, кивнул

– Под вашу ответственность

Как всегда...

Захарченко – как и остальные – не знали, что в тот день из Ленинграда возвращается спецрейс с участниками предварительных (заключение соглашения о перемирии должно было происходить в Кабуле, во время Лойя Джирги в торжественной обстановке) переговоров о перемирии.

09 сентября 1985 года.

ДРА, Кабул, аэропорт

В тот день – Захарченко приехал в аэропорт одним из первых. Вообще, около аэропорта терся много кто из советской колонии в Кабуле – кому что-то надо было отправить, кому получить. Каждый день из Союза было несколько бортов, и с каждым – везли водку, черный хлеб, селедку. Короче говоря, не зевай...

Достав из багажника большую коробку, Захарченко огляделся – его афганский агент был на месте, на машине. Они обменялись кивками, после чего офицер пошел внутрь аэропорта.

На входе его остановили

– Куда? Нельзя!

Захарченко предъявил удостоверение

– Военный комендант где?

Военный комендант сидел в кабинете со сломанным кондиционером, отчаянно потел. Из открытого настежь окна – несло керосином и пылью.

Захарченко принял вид придурковатый

– Можно...

Комендант – на двери была табличка с фамилией Слепук – взглянул неприветливо

– Вам чего?

Захарченко просочился в кабинет, держа коробку в обнимку

– Выручай, земляк – горячо и просительно заговорил он – у пацана день рождения, вот, магнитофон бы отправить...

Комендант поперхнулся от удивления

– ... Шестнадцать лет, год его не видел... вот, хоть так...

– Б... ты совсем о...л? Ну-ка, иди за мной

Они вышли в коридор, и тут комендант дал волю своему гневу

– Ты дурак или сроду так!? С чем ты ко мне приперся! Ты бы еще объявление в газету дал, дубина! Сам откуда?

– С Киева, в Москву перевели

– Я с Чернигова. Ну ты дурак... тебя за это могут в двадцать четыре часа в Союз отправить

– Земляк, помоги, а? Я тут не знаю никого...

Комендант прикинул – если отказать такому дураку, он или возмутится, или сам будет искать через кого и нарвется, а по пути и про них расскажет – дурное то дело нехитрое. Потому проще помочь. И с этой мыслью он достал блокнот, черканул пару слов, вырвал страничку

– Вот, держи. Найдешь такого Никитченко, покажешь ему. Тут что?

– Магнитофон, я ж говорил.

– Больше ничего?

– Нет... еще кассеты.

Комендант ругнулся

– Держи язык за зубами. Про это молчок.

– Могила! Спасибо, земляк, век не забуду. А платить кому?

– С Никитченко договоришься. Дуй отсюда. Спросишь у охраны, они покажут...

Никитченко куда-то торопился, прочитав записку, взял коробку, взвесил на руках.

– Там что?

– Магнитофон Шарп

– Полтинник!

Захарченко отсчитал десятки

– Ты чего?

– Я можно подожду, расскажу, как отправлять? А то там адрес сложный.

Никитченко махнул рукой

– Хрен с тобой, жди...

И Захарченко прошел на поле. Его никто не остановил и не досмотрел.

Тем временем – на поле, прошли еще несколько человек – те вчерашние парни с виллы, которые жарили барашка. Они вроде как отслужили свое и прошли проситься на самолет, чтобы улететь из Кабула. Такой бардак был сплошь и рядом.

Началось движение.

Захарченко все время держал Никитченко в поле зрения, это, кстати, было оправданно. Потому что деньги то за отправку он отдал, а товар еще не отправил – и теперь понятно, что он был заинтересован не упускать из вида человека, которому отдал деньги.

А те парни с виллы – они вообще, разомлев от жары, особо ничего не делали, то ли ждали кого-то, то ли просто отдыхали в теньке. К ним никто не подходил – Кабул быстро отучал соваться в чужие дела. Свои бы сделать. Зной, пыль, жажда – человеку быстро «ни до чего» становится.

Тем временем, Захарченко обратил внимание на микроавтобус, с эмблемой афганской компании Ариана, который зачем-то стоял в тени основного здания. У микроавтобуса были тонированные стекла, так часто делали в Кабуле, и салон не так под солнцем нагревается (а солнце тут такое что в полдень можно яичницу на капоте жарить), и не видно кто в салоне. Подскочить и выстрелить – любой может. Но к этому микроавтобусу дважды подходил Никитченко...

И вот – взлетают МИ-24, вместе с ними Ми-8, постановщик помех, и под салют ловушек – обманок, в кабульскую котловину падает огромный Ил-62, причем не аэрофлотовский, судя по эмблемам...

Захарченко тупо смотрел на самолет, соображая, что вообще происходит – расписание бортов на сегодня он знал, и этот был ни московский, ни ташкентский, шел вне расписания. Потом он резко перевел взгляд на микроавтобус, увидел двоих, один с автоматом Калашникова, другой с американским гранатометом М72 – и все понял.

– Да здравствует Апрельская революция! – выкрикнул он на дари и выхватил пистолет.

Первого террориста с гранатометом он застрелил сразу, с первого выстрела. Второй – прянул в сторону, вскинул автомат. Полковник Захарченко вдруг осознал, что лежит на бетонке и не может подняться... бетонка была раскаленной, жгла даже сквозь одежду. Недалеко – разлетались под градом путь стекла микроавтобуса... те парни, которые ждали якобы рейса домой – вели огонь из автоматов МР5, которые были закуплены для милицейского спецназа на Олимпиаду-80. И тут по ним самим – открыли огонь афганские сорбозы, охранявшие аэропорт...

Полковник пришел в себя на операционном столе. Больно не было, доктор с добрыми глазами в маске ковырялся в его одеревеневшем теле, и что-то звякало, падая в кувез...

Через пару дней – его перевели в обычную палату и почти сразу к нему завалились сослуживцы. Первым был полковник Ерин, он был в халате, накинутом на афганскую форму, в руках у него был большой пакет с фруктами и минералкой.

– Ну? – весело спросил он – жив?

Захарченко скривился

– Как видишь. Никитченко взяли?

– Ага... ушел в суматохе. Скорее всего, ушел к моджахедам. Ищут.

– С..а.

– Она самая.

Ерин присел к кровати. В забеленные белилами окна бессильно билось солнце, пахло лекарствами

– На тебя уже представление готово. Написали на Героя, посольские твари завернули – Красная звезда, раз жив остался. Генерал там матом на совещании всех покрыл, никого не стесняясь. В итоге в Москву отправили на Ленина^[46]. У нас в спецгруппе пацан погиб, Героя вроде как – ему.

...

– Сорборзы^[47], мать их. Меткие, когда не надо. Хорошо, что не все, я на месте был, если бы наши стреляли, там одни трупы были бы. Козлы...

...

– Тот что в тебя стрелял – видимо из Черных аистов^[48] был. Четыре пули из тебя выковыряли, духи так стрелять не умеют. Шесть человек там было, считая водителя. В салоне обнаружили четыре М72 и автоматы. Никитченко по своей подписи РАФик с оружием на поле пропустил, с...а, а четверо – там уже работали, грузчиками. Ячейка там была. Они любой самолет на выбор могли заминировать и п...ц. Но нет – ждали.

– А самолет?

– Это брат отдельная история. В самолете том – хочешь верь, хочешь нет, возвращалась из Хельсинки афганская делегация для переговоров по мирному урегулированию. Плюс были промежуточные посадки в Москве и Ташкенте. В Ташкенте на рейс сел товарищ Нишанов, узбекский секретарь. Они тут отдельное соглашение какое-то подписывать будут, о дружбе и сотрудничестве. И только чудом в Москве на этот рейс не сел маршал Соколов – но делегация от Минобороны там была. Рейса этого в расписании не было, диспетчерам сообщили за час.

Ерин замолчал, и Захарченко молчал тоже. Оба они понимали – микроавтобус с террористами появился на поле раньше, и Никитченко ушел не просто так. Скорее всего, искать его у моджахедов бессмысленно – он уже лежит в какой-нибудь наскоро выкопанной яме у дороги. Те кто стоял за планировавшимся терактом – такого свидетеля в живых точно не оставили бы, причем наверняка его бы убрали вне зависимости от того, удалось бы нападение или нет. И это явно не афганцы – это те кто узнал о спецрейсе задолго до того, как о нем сообщили в Кабул.

– Там еще комендант аэропорта.

Ерин махнул рукой

– Этого взяли. Мразь редкостная. На квартире обнаружили два кило героина, мешок с золотыми украшениями. Говорит, что его Никитченко втянул, он ничего не знал. Скорее всего так и есть. Там благодаря ему и Никитченко такой бардак был – на поле слона можно было провести, не только РАФ левый.

– Еще агент мой. Я ему семью обещал в Союз отправить.

– Решим. Нишанову о тебе доложили, он попросил с тобой встречи как выздоровеешь, у него лично и попросишь. Ты главное, выздоравливай, брат.

Захарченко откинулся на неудобную больничную подушку и закрыл глаза

08-10 сентября 1985 года.

Ленинград – Москва, СССР

Интересный собеседник – Эдуар Баладюр. Мудрый.

Мудрость человека складывается из двух вещей – то что он пережил и то что дал ему Бог. У Баладюра хватало и того и другого, и пока Громыко занимался международными делами – урегулированием по Афганистану – наша группа предприняла вояж по предприятиям Ленинграда, чтобы показать прибывшей делегации советские производственные возможности и породить мысли об организации совместных предприятий.

Заглянули на телефонную станцию – сейчас это огромные шкафы с оборудованием, соединение чуть ли не вручную, по межгороду так до сих пор и от «телефонных барышень» ушли довольно давно. Обнаружили еще старое оборудование Siemens – до революции именно эта фирма занималась телефонизацией Петрограда. Вышли на разговор о производстве современного оборудования и помощи в телефонизации хотя бы крупных городов, а то очередь на телефон может быть больше года. Понятно, что многие французы никогда не были в Ленинграде и удивлялись, что здесь так много неизвестной в Европе европейской культуры. Я подумал, что в перспективе, несмотря на все противодействие КГБ надо поднимать вопрос о либерализации визового режима и привлечении туристов в город.

И вообще в целом надо подумать– а почему так сложно и дорого получить советскую визу и еще сложнее – советское гражданство. Кого и чего мы боимся? Если мы обладаем уникальным общественным строем, при котором любой может реализовать себя – почему мы так отгородились от внешнего мира? К чему все это? В первые годы советской власти – таких ограничений не было, все ездили. Ленин столько лет прожил в Европе, для этого поколения большевиков наши ограничения показались бы дикостью. К чему они?

ЦРУ боимся? Ну, так я приводил пример – по всей стране разъезжают американские инспектора, проверяют, сколько у нас зерна уродилось. Это норм?

Но по пути – мы заговорили с Баладюром о коммунизме, и он сказал мне вот что

–... вы отстаете, дорогой Михаил. Вы уже идейно отстаете от нас, простите за прямоту

Я не буду приводить этот разговор, поспорили мы конечно и неплохо так поспорили. Но по пути в Москву я сильно задумался.

Большевистский проект в 1917 году победил в строго определенной стране, с конкретными ее реалиями. Сейчас СССР изменился до неузнаваемости, достаточно сказать, что доля городского населения подходит к 80 %, в России она выше, достигнута практически стопроцентная грамотность населения – по уровню овладения знаниями СССР претендует едва ли не на мировое лидерство, каждый четвертый ученый советский. При этом – многие родовые черты советского проекта остались неизменными и к изменившейся ситуации уже не подходят.

Несмотря на огромное количество идеологов – наша идеология практически не развивается, львиную долю времени они тратят на осуждение чужой идеологии и на разоблачение ересей – но не на разработку чего-то своего, нового. Молодые ученые продвигаются лишь в том случае, если они начетнически и некритично повторяют старые догматы. Из идеологии – мы пришли практически в религию.

Я знаю, что через несколько лет, если ничего не сделать, СССР рухнет. Но рухнет не только страна, рухнет идеология, сам общественный строй. Что еще хуже – я знаю, что за последующие тридцать лет не будет никакого движения, вперед, никакой попытки приспособить догмы к реальности. На Западе коммунизм не окаменел, он развивается – вот что говорил мне Баладюр. Во Франции у власти коммунисты, но – другие коммунисты.

Меж тем, что будет после 1991 года. Оставшиеся на тот момент без страны коммунисты направят все усилия на две вещи. На восстановление СССР – но делая при этом удивительно мало, например, в арабском мире есть партия БААС с филиалами почти во всех странах региона, в Сирии и Ираке они у власти – но это именно единая партия. У КПРФ и КПУ например – не будет никаких единых структур, они не будут помогать друг другу, как это делает БААС. И что тогда стоят эти слова «какую страну потеряли!». Ну потеряли – а дальше то что? Действия – где? Если вы не можете сами объединиться – о чем речь^[49]?

Ну и разумеется, будет критика. Критика, критика, критика. При беспрецедентном уровне информационной открытости, позволяющем изучать хоть Троцкого, хоть Маркузе – нет, мы не будем читать Маркузе. Лучше мы в десятитысячный раз поговорим про Сталина, про Солженицына, обсудим ... хм... предательство Горбачева. Все что угодно -только не предлагать что-то новое, не изучать опыт других, не двигаться вперед.

Тут как то я читал книгу ... там еще, до того как сюда попал. Не помню автора. Он развивает тему, что якобы в коммунизм не нужно верить массам, достаточно исполнять положенные ритуалы и все будет в стране хорошо. Я не знаю, каким надо быть идиотом чтобы написать подобное – тем более что на глазах развалилась страна и люди, в силу собственного неверия и равнодушия – пальцем не пошевелили чтобы ее спасти.

Ладно... будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас бы поспать как следует. Все равно – обратно в Москву не самолетом, а поездом решил поехать Красной стрелой. Вот и высплюсь... наверное.

Утро красит нежным цветом...

Стены древнего Кремля...

Утром – на Ленинградском, КГБ успело все перекрыть. Выругал – люди с электричек не могут выйти, двери не открывают. Холуйства у нас хватает.

Пожал руки начальнику поезда, бригаде, поблагодарил. Пока суд да дело – народ, прослышав, что на платформе Горбачев – скопился. Пришлось устроить импровизированный митинг, произнес речь, минут на пять. Речь была, конечно же про Перестройку – надеюсь, мне удастся сделать ее другой. Да в общем то и выхода другого – нет.

Запомнился выкрик одной женщины: Михаил Сергеевич, мы за вас!

По пути в Кремль думал о том, что не стоит ли все таки рискнуть и начать уже сейчас реформу системы управления с введением поста президента СССР? Вообще, первым президентом СССР должен был стать еще Л.И. Брежнев, потому что тогда разрабатывали не один, а несколько вариантов конституции, одна из них была разработана с сильным заимствованием из конституции США и там был пост президента СССР и деление страны на штаты. Заимствовали, конечно, без ума, поверхностно – но было. Правда потом это вычеркнули – то ли сам дорогой Леонид Ильич то ли товарищи по Политбюро.

А так – вопрос о индоктринировании конституции США в российскую действительность он очень давний. Первая попытка была аж при Александре I – он находился в переписке с Томасом Джефферсоном и тот ему послал по его просьбе текст Конституции США. Второй раз при Николае II и после него в 1917 году – тогда в ходу опять появилось понятие «штаты». Третий раз – при Брежневе, и не просто так Андропов потом пытался реализовать новое деление страны на штаты. Лично я кстати считаю это большой ошибкой и волюнтаризмом.

Вопрос о конституции Горбачева рано или поздно встанет, конечно. Прикидки у меня есть, за основу я думаю взять именно американскую конституцию. Но тут вопрос – что за чем внедрять. Если просто ввести пост президента СССР и превратить Верховный совет в полноценный парламент – это явно будет не то. По-моему говорил уже: реформу надо начинать с судебной системы, с появления по-настоящему независимого суда. С воспитания кадров, которые не будут перед государством: чего изволите?

Если удастся воспитать сильный, независимый корпус юристов и создать для него судебную систему – мы гарантированы от повторения 1937 года. Если же нет...

В Кремле был Егор с документами, я подписал нужное, потом сказал

– Похоже, Егор мы выйдем из Афганистана. В ближайшем будущем.

Лигачев смотрел на стол, на руки

– Что думаешь? Только честно?

– Честно? Я и сам не знаю, что мы там делаем...

Да уж...

С Афганистаном – никогда не было полной ясности. Зачем мы там? Амин предателем не был, это установлено. Потом, тридцать с лишним лет спустя американцы начали копаться в своих архивах и писать книги про Афганистан, закрывая пробелы. Так, например, всплыло, для чего Амин искал контакты с американцами в семьдесят девятом. Оказывается, он хотел решить вопрос о разблокировании валютных счетов Афганистана в американских банках, заблокированных после Апрельской революции. Он и не думал приглашать в страну американские войска – как то подало КГБ на Политбюро. Когда он учился в США, то он дважды не сдал экзамен на доктора философии. Самолюбивый Амин такого забыть не мог.

Зато есть записная книжка Амина, изъятая после штурма дворца Тадж-Бек. Там было написано: телефон резидента ЦРУ в Индии... – и номер. Непонятно, почему в Индии, хотя рядом Пакистан и там есть станция в Исламабаде. Но вот такая штука – в Азии наиболее сильная резидентура КГБ сидела именно в Индии, и она занималась и Афганистаном и телефон резидента в Индии – там, наверное, знали, а вот в Пакистане – могли и не знать.

Все это идет из темных и мрачных интриг конца семидесятых. Тогда неожиданно для многих произошла революция в Иране. Полностью проамериканская страна, которой американцы продавали такие системы вооружения, какие не продавали Израилю – в один момент стала радикально антиамериканской. Но и наши там ничем не поживились – КГБ, ЦК КПСС, ставившие на партию ТУДЕ полностью провалились. Мы не смогли сделать ТУДЕ партией представляющей интересы всех городских слоев, и после короткой, малоизвестной гражданской войны верх взяли исламские радикалы Хомейни. Тогда встал вопрос о том, что делать с Ираном дальше. И есть у меня предположение, что те спецгруппы, которые готовили для вмешательства в исламской среде – они готовились для удара по Ирану и фанатикам Хомейни, а не по Афганистану. Иран – это нефть, много нефти, это прямой выход на берег Персидского залива, с Ираном мы могли бы взять США за горло, поставить под угрозу главный маршрут их нефтяных поставок. А американцы допустить этого никак не могли – разрабатывалось даже применение в Иране ядерного оружия. Но кто-то в советских спецслужбах и верхах – кто-то, кто условно говоря «продался Западу»^[50] – решил отклонить удар и спроектировал афганский кризис. Не на ровном месте, конечно. Но факт – в 1979 году ГРУ и КГБ давали в Москву взаимоисключающую информацию, и военные, в частности маршал Огарков были категорически против силового вмешательства. Но Устинов – решил поддержать Андропова, и думаю не просто так: он был чужим в своем ведомстве, и с ним были люди с темной биографией.