Текст книги "Помни имя свое (СИ)"
Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
– Тогда… я хотел бы говорить с вами. Просто говорить. Много ли у вас людей? Много ли людей поднялось на защиту Ирана?
– На защиту исламской революции поднялись все как один – отрезал пасадаранец.
Судя по тем данным, какие передавала агентура и судя по полупустому городу – далеко не все…
– А велики ли потери?
– Увы… многие стали шахидами… но смерть каждого из них будет отмщена. Вы слышали про недавнюю атаку в Персидском заливе?
– Она наполнила мое сердце гордостью. Есть еще те, кто сражается…
Пасадаранец не нашел в этих словах издевки. Видимо, сам верить в то, что говорит – и ожидает этого же от других. Фанатик.
– Время придет… и мы придем туда, откуда они пришли. И клянусь Аллахом… заставим заплатить за каждого из нас, ставшего шахидом…
О да, друг мой. И ты даже не представляешь, как быстро это произойдет…
Машины ехали… генерал не знал точно направления. Огромный Тегеран – делился внутри себя… на севере, у гор – жили богатые люди, на холмах Джамарана – строились небоскребы, ничуть не хуже чем в Дубае и Эр-Рияде, там продавали иностранную технику втридорога, там улицы представляли собой выставку последних достижений мирового автопрома, там, в магазинных витринах были все мыслимые и немыслимые бренды западной индустрии лакшери [42]. Там легче дышится, там рядом – пробитые через Эльбрус скоростные шоссе – пара часов в дороге – и вот ты уже на благословенном побережье Каспия, где сохранились виллы еще шахского периода, где живут богатые люди. Юг Тегерана, упирающийся в безводную пустыню Кум, нищая, убогая застройка, раньше трущобы, а теперь безликие многоэтажки и базары – это адский анклав ненависти, оттуда – выходят фанатичные священнослужители и бойцы Пасдарана, именно они сделали революцию в семьдесят девятом, именно они меньше чем за два года узурпировали власть [43], именно они бросили страну в водоворот противостояния со всем миром, недрогнувшей рукой заткнув рты тем, кто был против. Так что – они ехали на юг, в южные кварталы Тегерана, где до сих пор действовали временные оперативные штабы взамен разгромленных высокоточными ударами американцев. И генерал Шариф, не слишком верующий суннит – невольно проникался уважением к этим стойким, фанатичным, верящим в свое предназначение людям. Хотя это он – стоял у истоков нападения на Иран и сейчас хотел сделать следующий ход. Потому что так было нужно…
Они ехали по дороге с твердым покрытием, видимо по бывшему скоростному шоссе. Поворачивали – и снова ехали. Потом – они остановились, его взяли под руки, и повели куда-то. Ступеньки… еще ступеньки. Они все время вели вниз, генерал считал их. Их было много. Метро! Они спускаются в метро!
Шахр-е-рей или Багершахр, может быть – одна из предыдущих станций. Они устроили штаб на станции метро! Интересно только – они знают про противопещерные бомбы у американцев? К тому же – тут станции мелкого заложения, не так, к примеру, как у русских или северных корейцев. Сам генерал – попытался бы организовать несколько кочующих штабов на автомобилях высокой проходимости или штаб в какой-нибудь больнице. Американцы не имеют право наносить удары по таким целям и в этом – их слабость…
Потом – с него сдернули колпак. Они и в самом деле были на станции метро, глубоко под землей. Нормального освещения не было, а вместо него были светильники, подвешенные к единому кабелю, протянутому непонятно откуда. Грязь, тени, вооруженные и безоружные люди. На обоих путях были поезда, белые с красными и синими полосами. Станция была довольно примитивной архитектуры, без изысков. Красные и желтые пластиковые сидения… часть из них выдрана, но часть – осталась. Желтые – для женщин, красные – для мужчин.
Полный бред.
И прямо посреди всего этого…
В Иране – особым спросом пользовались портреты имама Али, убитого злодеями на равнинах близ Кербелы, ныне принадлежащей Ираку. Это было что-то вроде икон у русских… в исламе вообще запрещены изображения человека – но тут они были. Имам Али был святой… в день его смерти люди выходили на улицу и истязали себя, резали, хлестали металлическими прутьями… лилась кровь. Здесь же – рядом со святым стоял скромно одетый, чем – то похожий на Али человек с короткой черной бородой и добрыми глазами.
Это был последний президент Ирана Махмуд Ахмадинеджад. Возможно, через лет двести кровавыми игрищами и парадами будут отмечать день смерти и этого шиитского святого…
Они замедлили ход перед висящим портретом, напоминающим всем иранцам то, что они должны помнить. Вот люди, которые отдали за вас жизнь! Вот люди, чьи раны все еще кровоточат, чья кровь вопиет об отмщении. Для иранцев – все это произошло как будто в один день, здесь месть живым за сотни лет назад умерших – в порядке вещей. Поэтому – зря американцы связались с этой страной, ох, зря связались…
Они сели в новенький, обтекаемый вагон метропоезда – и он тронулся…
– У вас все еще ходит метро? – негромко спросил генерал Шариф.
– Ходит. Американским собакам не остановить его! – ответил страж и выругался…
Поезд шел медленнее, чем обычно ходит метро – но все же шел. В одном месте – генерал заметил, как мелькнул свет – пролом от бомбы, движение восстановили, но бомба сюда уже попала. Они точно проехали Имама Хомейни – центральную станцию, на которой сходились все ветки Тегеранского метро. Они уже точно были на севере, то есть там, откуда они и прибыли. Сначала – генерал не понимал, почему это, потом понял: обманывают американские дроны. Тегеран, наверное – единственный крупный город, наблюдение за которым осуществляется круглые сутки.
Они вышли на какой-то станции на севере – генерал не знал, какой именно, если раньше все названия станций дублировались на английском, то сейчас кто-то не пожалел ни времени ни сил ни краски, чтобы все это замазать. В одном из служебных помещений станции – они переоделись, стражи спрятали все оружие в одну большую сумку. Если кто-то и следил за ними с дрона – то теперь отследить четверых мужчин, выходящих из одной из станций было бы за гранью, за пределами…
– Идете за Самедом – пояснил один из стражей – мы идем за вами. Не пытайтесь бежать.
– А если обстрел?
Страж усмехнулся.
– Здесь не бывает обстрелов. Здесь живет слишком много жидов…
Люди – текли со станции и на станцию сплошным потоком. Эскалатор не работал, его ступеньки использовались как обычные лестницы. Генерал вспомнил Афганистан, Кабул восемьдесят шестого – точно такая же смесь военных и гражданских, страха и ярости, любви и надежды, боли и отчаяния. Это было разлито в воздухе, это нельзя было передать – можно было только почувствовать…
Они вышли на улицу. Самед шел, ни на что не отвлекаясь, взрезая толпу как ледокол. Видимо, это был какой-то деловой район, сейчас никто здесь не работал, и люди просто ходили по улицам. Потом – он свернул какому-то зданию, большому, старому, архитектуры семидесятых. В Москве в таком же здании находилось представительство афганской авиакомпании Ариана.
Признаки того, что это не просто здание – стали проявляться только на пятом этаже. Вооруженные люди, в гражданском – но вооруженные, бородатые, с морщинистыми, обветренными лицами – к гадалке не ходи, стражи. Протянутые прямо по полу толстые силовые кабели, звук работающего дизель-генератора…
Они пришли в угловую комнату. Один из стражей остался с ним, другие – покинули помещение.
От нечего делать – генерал подошел к окну и увидел…
Они были в одном из зданий рядом со скоростным шоссе Хеммат, отсюда раньше был отлично виден международный торговый центр, частью которого была высотная телебашня Миллад. Сейчас – все это рухнуло, башню подрубила под корень американская ракета или бомба, и она упала, причем упала не в сторону парка – а как раз в сторону шоссе Хеммат. Это выглядело как шрам от удара саблей, как рубец на теле древнего города. Завалы не разобрали и непонятно, будет ли кто-то это делать…
Американцы расплатились за Всемирный торговый центр. Bien [44]Вот только они забыли, что дикий Восток – это не дикий Запад. Здесь месть может длиться столетиями…
– Саламат бауш [45]…
– Аль хамидулла Ллаху – ответил генерал на том же языке – благодарение Аллаху…
Человека, который вошел в комнату – он знал. Невысокого роста, худощавый, загорелый и морщинистый. Его коллега, занимает серьезный пост в Этелат-е-Сепат, разведке Корпуса Стражей исламской революции. На одной из его рук не было двух пальцев, указательного и среднего, это было заметно при рукопожатии. Сартип довом Амлаши, звание на одну ступень младше – соответствует пакистанскому «бригадир», бригадный генерал, которое и сам Шариф носил довольно длительное время. В колоде карт [46], которую уже отпечатали для Ирана – валет червей, это очень высокое место…
– Наблюдаете?
– Да.
– Аллах свидетель, они расплатятся за это.
– Иншалла – произнес пакистанский генерал слово, которое могло таить в себе десятки разных смыслов и значений…
– Мы… рады приветствовать вас на… иранской земле… генерал. Кстати… поздравляю с назначением…
Очевидно, что информация шла в обе стороны…
По традиции – в Иране разговор никогда не начинался прямо, никто никогда никого ничего не спрашивал прямо – спросить прямо было все равно, что кефасат… сквернословие, ругательство. Но здесь, в построенном еще при Пехлеви здании, вознесенном над столицей не сдающейся на милость победителю страны – говорить о здоровье кого-то там… о семье не хотелось…
– У меня есть послание.
– Где оно?
Генерал Шариф показал пальцем на свою голову.
– Здесь. Я должен передать это послание только высшему руководству страны…
– Для вас я – высшее руководство страны.
– Это не так.
Ни пакистанец, ни иранец не хотели уступать – это было бы потерей лица.
– Это послание – ключ к будущему вашей страны – сказал Шариф – не позволяйте гневу господствовать над разумом…
– Наше будущее в руках Аллаха… моментально ощетинился сартип – какое будущее можете дать вы, исходящие страхом перед большим сатаной…
– Нашу страну – Большой сатана бомбить не осмелился…
Ни один, ни другой – не заметили вовремя, как открылась дверь…
– Эфенди…
На пороге – в мятой, потрепанной военной форме и с отросшей бородой стоял полковник разведки Генерального штаба НОАК Джозеф Ли…
Дарьябан [47]Али Мортеза Сафари командующий частями КСИР встретил их в стеклянном небоскребе банка Меллат в центре города. Здание тоже выглядело почти не пострадавшим, около него было подозрительно тихо.
Когда они ехали – в одной – единственной скромной машине – генерал продумывал, что и как он должен сказать. Продумывал заново – потому что присутствие Ли означало интерес Китая, основного экспортного и импортного партнера Ирана, не присоединившегося к санкциям. И в чем бы не был его интерес – Китай найдет, как его обеспечить…
– Саламат бауш.
Адмирал кивнул в знак ответного приветствия. Он был полной противоположностью Амлаши – высокий, дородный, с короткой бородой. Фанатики его считали предателем, ведь именно он – стоял во главе переворота, когда КСИР, корпус стражей исламской революции, предназначенный для того, чтобы контролировать армию – объединился с ней и поделил власть, причем так, что места для аятолл, привычного тепленького местечка – для них не сталось.
– Я прибыл сюда для того, чтобы передать Салама не только от себя лично, но и от всего пакистанского народа, Аллах свидетель. Шииты мы или сунниты – Аллах един.
– Слова про единого Аллаха – я услышу во время пятничного хутба – сказал адмирал – полагаю, Аллах не разгневается на нас, если мы перейдем к делу.
– Аллах – жестоко карает нас за распри. За то, что мы ставим собственные амбиции выше веры. За то, что мы поднимаем руку на правоверного брата, в то время как неверные стоят обеими ногами на земле правоверных, в то время как они совращают наших женщин и наших детей. Разве не сказано про нынешние времена: вас будет много, но вы будете слабее морской пены, потому что Аллах удалит из ваших рядов единство и бросит в ваши сердца вахн [48].
Дарьябан поднял палец.
– Что вам нужно? Конкретно?
Генерал Шариф улыбнулся.
– Нефть.
– Но у нас нет нефти. Сейчас у нас нет ничего.
– Да, но у вас есть народ, оскорбленный до глубины души и жаждущий возмездия. И тот же самый народ – живет по ту сторону западной границы, на территории, находящейся под игом поправщих ислам и объявивших войну самому Аллаху османов. И на юге – живут ваши братья. А между нами – только одна маленькая страна, которая оккупирована бандами харбиев и яхудов уже тринадцать лет. Когда то и я воевал в ней, эфенди. И в четыреста втором, уходя горами – я поклялся, что вернусь и вернусь с оружием в руках, чтобы заставить харбиев заплатить за все унижения и угнетения мусульман.
Генерал Шариф поднял палец, точно так же, как это делал дарьябан.
– Хвала Аллаху, это время настало…
– Ты интересный человек, друг мой…
Человек, известный как Джозеф Ли, китайский разведчик и бывший резидент ГРУ НОАК в Пешаваре – подлил себе чая из чайника, стоящего между ними в ресторане небольшой гостиницы, расположенном в северной части города. В ответ – генерал Шариф улыбаясь, забрал чайник и долил чая себе. Это было своего рода фальшивой демонстрацией – если пьешь из одного чайника, то не сможешь отравить своего собеседника. Если ты, конечно, не принял противоядия. Улыбки и неспешный ритм разговора никого не обманывали – оба прекрасно понимали, что кто-то из них может не выйти отсюда живым…
– Ты считаешь, что я поступаю ошибочно?
– Нет, почему же… Я считаю, что ты поступаешь втайне от нас, твоих добрых друзей…
Отношения между Китаем и Пакистаном были далеко не безоблачными: ни одна из сторон не обманывалась насчет мотивации другой стороны, и ни одна из сторон не доверяла другой. Пакистан отлично понимал, что только позиция Китая удерживает Соединенные штаты Америки от бомбардировки и вторжения. Это называлось «казус восьмисотфунтовой гориллы». Когда американский президент, советник по вопросам национальной безопасности, госсекретарь, когда им задавали прямые и явные вопросы по позиции относительно Афганистана – они начинали юлить. Когда после рейда в Абботабад начали задавать вопросы относительно того, знало ли пакистанское правительство о местонахождении Бен Ладена, и если знало, то почему эта страна получает американскую помощь – они продолжали юлить. Теряя доверие, теряя политический рейтинг – они продолжали юлить, потому что знали о восьмисотфунтовой горилле – о Китае! Знали, и ничего не могли сказать: Китай имел массу рычагов влияния на США, причем не обязательно военных. Продажи даже десятой части американских гособлигаций, которыми владел Китай – хватило бы, чтобы рухнули по цепочке все рынки: фондовый, товарно-сырьевой, недвижимости, а в мировой экономике началась Великая депрессия. Конечно же, пакистанцы знали очень многое. Но у американцев – не оставалось никакого выхода, кроме как продолжать платить. Потому что иначе – по всей стране окончательно бы разлеглась восьмисотфунтовая горилла.
С другой стороны – Пакистан не доверял Китаю. Он прекрасно понимал, что Китаю в принципе не нужны конкуренты. Не нужны ему и младшие братья, все, что ему нужно – это безоговорочное подчинение. Китай не потерпит игры, Китай не понимает шантаж, Китай умеет ставить жесткие условия и добиваться их безоговорочного исполнения. Только фактор Америки – заставляет Китай пока умерить аппетиты. Китай силен – но он привычно избегает прямой конфронтации. Пока – избегает…
Китай также не доверял Пакистану. Несмотря на то, что армия Пакистана перевооружалась китайской техникой, несмотря на то, что в пакистанском генеральном штабе сидели китайские генералы – доверять Пакистану нельзя было ни на грош. Китайские аналитики прекрасно понимали, с кем они имеют дело: с правящим, привилегированным классом в погонах, которые у англичан научились лживости, умению разделять, дезинформировать и использовать других людей. Пакистан был нужен Китаю и не столько даже против США – сколько против Индии, главному геополитическому врагу Китая двадцать первого века. Никто не задумывался об отношениях Индии с Китаем – а напрасно. Потому что двадцать первый век – это схватка за истощающиеся ресурсы и Китай с Индией были конкурентами практически во всем. Именно поэтому – Китай продолжал играть в игру с Пакистаном – пока существует Джамму и Кашмир, пока существуют три проигранные войны и наведенные друг на друга ракеты с ядерными боеголовками – Пакистан был нужен Китаю. Иначе – ракеты Индии могут быть перенацелены совсем в другую сторону…
Вот только все это – не имело значения сейчас: когда на кон поставлено будущее целых стран, никто не будет скорбеть по гибели одного человека, кем бы он ни был.
– Ты неверно понимаешь суть наших взаимоотношений, друг мой… – генерал Шариф отхлебнул терпкого чая.
– Вот как?
– Именно. Разве ты пришел ко мне?
– А разве это имеет значение?
– Можешь не верить, но имеет.
Генерал Шариф заметил двоих. Оба совершенно не похожи на китайцев. И расположились так, чтобы перекрыть единственный вход и блокировать возможный прорыв на улицу через фасад здания, через фасадные оконные проемы. У него в этом ресторане, чьи витражные стекла были заменены на покрашенную черным фанеру – не было никого. Но, несмотря на это – он был уверен в том, что выиграет.
– Пакистан имеет свои интересы, друг мой. Возможно, они совпадают с вашими.
– Да, когда слон потоптал охотников, ехавшая на его спине блоха сказала: «А здорово мы их»… – ответил хамством Джозеф Ли.
Взглядом генерала можно было обрезаться.
– В конце две тысячи десятого года вы договорились с полковником Каддафи о том, что китайские строительные компании покроют Ливию сетью высокоскоростных железных дорог и построят на побережье аэропорты и несколько десятков ваших чудесных быстровозводимых отелей, которые превратят ливийское побережье в туристический рай и источник дохода для новой Ливии, которую не надо бояться. У вас были планы по строительству крупных сооружений в Египте. Вы инвестировали по всей Африке, особенно в Нигерии – вот только там почему-то началась война. И всем вашим инвестициям угрожает опасность. Вы проигрываете раз за разом, мой друг, в то время как за нами – только выигрыши. Мы присутствуем в Саудовской Аравии, мы есть на разграничительной линии между Египтом и Израилем, наши части в качестве миротворцев направлены в Ливию. Вы уверены, что чего-то добьетесь здесь, ведь персы – известные лжецы и притворщики?
Джозеф Ли процедил ругательство сквозь зубы.
– Не печальтесь так, друг мой… – генерал говорил снисходительно-умудренным тоном много видевшего человека – мир совсем не таков, каким мы хотим его видеть. Но так даже лучше. В нашей стране у вас много друзей. Скажите – разве друзья не могут действовать вместе? Разве плох тот план, который я предложил? Только Афганистан – стоит между нами и нефтью Востока. Когда Афганистан будет наш…
Джозеф Ли нервно отодвинул чашку, чай плеснулся на стол.
– Не так давно мне казалось… – негромко проговорил он – что нет на свете более скрытных и лживых людей, чем те, что я встретил в Пешаваре. Но я ошибался – ваши лжецы и в подметки не годятся тем, что я встретил здесь. Эти люди лгут каждую минуту, они смотрят тебе в глаза и лгут, здесь, похоже, не знают вообще, в чем разница между правдой и ложью. Они убивают друг друга, с кем ты не договоришься – ты не знаешь, продержится ли эта договоренность больше двадцати четырех часов. Для этих людей война – не более чем повод для сведения счетов друг с другом!
Генерал все понял моментально. Джозеф Ли отвечает за этот регион, он здесь кто-то вроде резидента и старшего военного советника. И если он проколется на чем-то – а здесь, в этой стране с двойным дном проколоться очень легко – его отзовут назад. И могут даже расстрелять… в Китае с этим очень сурово, там не привыкли беречь людей.
– Доверять можно только друзьям – сказал генерал Шариф – только друзья не подведут. Друзья для того и существуют, чтобы помогать в беде. Думаю, я кое-чем смогу тебе помочь. Друзья?
Ли кивнул.
– Друзья.
– Тогда послушай, что мы должны сделать в первую очередь, друг мой. Это будет на благо как Пакистану, так и Китаю…
По крайней мере, этот – заслуживал уважения: он не продался за деньги, как американец. Но все равно – он был и оставался врагом…
Республика Дагестан
Недалеко от города Буйнакск
24 июля 2015 года
Те дни… последние дни перед войной – помнили многие. И с той и с другой стороны. Какие-то они… светлые были. Почему то показалось. Что вот – вот… и что-то изменится, и можно будет дальше строить. Строить – не разрушать. Пропади все пропадом… как разрушать надоело.
В тот день – ночью был дождь, сбивший царившую несколько дней жару – но с утра лишь одинокие тучки напоминали о налетевшем ночью шквале, который аж провода рвал. Летом это бывает… сильные, внезапные, с жуткими порывами ветра дожди – а через час снова солнце, и только тучи, зацепившиеся за горные вершины, напоминали о стихии…
Три внедорожника Нисан-Патруль – новеньких, черных, сверкающих хромированными решетками радиаторов – на большой скорости перли по трассе в сторону Буйнакска, обходя неторопливые парнокопытные Газели и мощные «КамАЗы», мигая дальним, чтобы посторонились. Номера у этих машин были не «ноль пятые», местные – а «сто девяносто седьмые», московские. Нужно было быть в очень большом авторитете здесь, в республике, где пулями пробиты все номерные знаки – чтобы ездить с такими номерами, бросая вызов. Но у тех, кто ехал сейчас в этих машинах – авторитет имелся…
– Мать его… – выругался водитель головной машины, сухой, наголо бритый здоровяк со странно неподвижной кожей на половине лица – результат не слишком хорошей пересадки. Когда капитан Смирницкий воевал в Чечне – исламская Шура приговорила его к смерти, а духи положили за его голову сто тысяч долларов. Эти деньги кто-то попытался заработать в двенадцатом, когда живший в одном из городов средней полосы, сменивший имя и документы капитан, поняв, что дело неладно, успел в последний момент открыть дверь и выброситься из заминированной машины. С тех пор, на него было еще два покушения, но все они закончились ничем – лишь смертью нападавших и карательной акцией в ответ. Одна из машин принадлежала именно капитану, сейчас торгующему спиртным – он был кем-то вроде резидента и одновременно обеспечивал кусок сети, накинутой Союзом Ветеранов на Кавказ. Он сидел за рулем головной машины именно потому, что отлично знал эту дорогу и отлично знал, куда ехать…
Очередной абориген на «двенадцатой», на которой по местной моде зад не задран как в русских селениях, а наоборот прижат к земле, как будто багажник перегружен – выскочил на чужую полосу для рискованного обгона, получил свою порцию: почти судовой гудок и мигание дальним светом – и позорно убрался на свою полосу. «Ниссаны» с русскими – победно пронесись по полосе.
– О – ишак! Мать твою, не работает, а на развалюху деньги есть! – выругался капитан. Настроение у него было не фонтан, а лезущие куда не надо аборигены добавляли раздражения…
– Угнал, может… – сказал сидящий рядом сухой, длинный, отчаянно рыжий хлопец. Он был одет в дорогой, легкий костюм, но костюм не сидел – как не сидит никакой костюм на тех, кто привык носить камуфляж.
– Угнал – гоняй по своим горам, по кишлаку родному гоняй…
– Мой Москвабад – столиц родной Кавказ. Ми здесь хозяин, и все здесь – для нас! – с издевательским копированием ломаного русского языка местных аборигенов спародировали с заднего сидения…
– Лешик, мешок свой дырявый, закрой, пока я не…
– Справа вверху! – вдруг отчаянно крикнул рыжий.
В таких ситуациях – профессионалы ничего не выясняют, и не уточняют. Выяснять будешь потом, если жив останешься. Капитан дернул рулем, резко, почти до потери управляемости, чтобы сбить прицел снайперу – и со всей дури, как в Чечне, даванул на газ.
Пять и шесть V8 – буквально выдернул машину со своей полосы прямо под носом у надвигающейся, истошно орущей клаксоном фуры. Подымая столб пыли и отплевываясь щебнем с бешено вращающихся колес – «Ниссан» вырвался из зоны обстрела, затормозил.
– Твою мать!
Ветераны – сноровисто заснимали позиции, из багажника появились винтовки. Для Дагестана – самое то, горы. Если еще и прицел хороший. Опытный снайпер с СВДшкой – отделение в момент пересчитает…
– Чисто!
– Чисто!
– Первый, что у вас?!
– Полёк что-то увидел.
– Блик на склоне, тащ капитан – оправдался рыжий – Богом клянусь.
– Да не клянись ты… Докладывать по секторам!
Пошли доклады. Чисто…
– Истинный крест было!
Капитан сплюнул.
– Двинулись. И повнимательнее… – и уже про себя пробурчал – а то движуха, похоже, начинается…
– Оружие убирать? – спросил веселый казак Леха, садясь назад.
– Держи при себе. Лишним не будет.
– На посту стопнут.
Капитан только головой покачал. Чуйка, его старая и верная подруга – с того самого момента, как грохнули в Ростове одноногого, подавала сигналы беды. Добром – не кончится, не проканает…
На выезде в Буйнакске – как и во всех дагестанских городах, блокпост дорожной полиции представлял собой настоящую миниатюрную крепость. Конечно – не ростовская трасса, где о трех этажах крепость с крупнокалиберными пулеметами во все стороны – но тоже неплохо. Капонир для БТР, помещения для полицейских из железобетонных плит с окошками – бойницами, разгражденные бетонными блоками чуть ли не по крышу машины полосы. Капитана всегда смешило, когда Москва вкладывала сюда деньги под лозунгом: превратим Кавказ в туристический рай. В туристическом раю – полицейский не тычет водиле в лицо дулом автомата от страха.
Нет, не от страха водителя – а от своего личного страха. Человека защищает не автомат, а авторитет, а вот его то у Москвы здесь и не было.
А вот сейчас – капитану смешно не было. Совсем. Потому что – шлагбаумы открыты, БТРа нет, соловьев-разбойников, на перекрестках сидящих, свистящих и дань взимающих – видно не было.
– Нездоровая канитель… – даже до веселого по жизни казака Лехи дошло.
Капитан прокатился через «блатную» дорожку – рядом с самым краем, там только тех пускали, кто за весь месяц заплатил. А кто внаглую лезет – и пальнуть могли. Гранату трофейную потом в салон подбросят – и привет.
Капитан достал сотовый, набрал быстрый номер. Мельком отметил, что замок замкнут – СОРМ [49]не работает.
– Димон, предел внимания. Двигаем, куда и собирались.
– Есть, тащ капитан.
Здание буйнакского РОВД представляло собой трехэтажное, внешне ничем не примечательное здание «позднесоветской» архитектуры, которое с равным успехом могло принадлежать больнице или райкому партии. Конечно, меры по укреплению на случай нападения были предприняты – но по типичному для здешних мест раздолбайству их не выполняли. Решетки на окнах – повесил, она и висит, а вот задвижку «кормушки», куда заявы суют – не закроют.
У здания ГУВД – полицейских машин было немного, всего две – а вот каких-то левых – полно. Нивы и те же самые Приоры.
Русские выгрузились из машин.
– Димон, двигай назад, глянь, что там. Стерх, держи улицу – раздал указания капитан.
Сам – еще с несколькими людьми – двинулся к основному входу, готовый в любой момент упасть на землю и начать отстреливаться. Внизу – все окна всегда были зашторены, а некоторые – еще и закрыты изнутри наглухо – от греха подальше.
Капитан уверенно толкнул дверь, проходя внутрь. В «предбаннике» было людно, стоял тяжелый дух сигарет, немытого тела и баранины… бараньих шкур.
– Тэ-э-э-кс. А это что еще за явление пророка Мухаммеда мирному трудовому дагестанскому народу, а? – недобро протянул капитан.
Неизвестные повернулись. Все они были в камуфляже.
– Ти кто? – протянул один из них, молодой бородач с орлиным носом.
– Конь в пальто. Эф-Эс-Бэ. Салимов где?
Бородач ощерился. На плече – у него висел АКМС со смотанными синей изолентой магазинами…
– Там он, рюсский. Проводить?
– Аллаху Акбар! – не выдержал кто-то из боевиков, и началась резня…
Пистолет – никогда не может выиграть у автомата. Мощность, скорострельность, точность, емкость магазина – все за автомат. Всегда – за исключением одного небольшого исключения. В случае внезапного применения с расстояния практически в упор.
Капитан выхватил Глок, в упор жахнул в лицо бородатому, судорожно рвущему с плеча автомат. Несколько выстрелов слились практически в один, буквально две секунды – и в дежурной части Буйнакского РОВД несколько трупов, в том числе русский. Кто-то из душков – все же успел…
Шагнув вперед, капитан подхватил убитого им террориста, прикрываясь им как щитом – ринулся вперед. Бородатый, в милицейской форме – уже просунул в кормушку, через которую принимали заявления ствол автомата Калашникова.
Очередь – едва не сшибла капитана с ног, убитый боевик тяжело навалился на него, принимая в себя пулю за пулей. Капитан толкнул боевика – и он навалился на ствол автомата, плюющийся огнем. Капитан не знал – ранен ли он, достало ли его – это все потом. Сейчас важно другое.
Бронированную дверь, ведущую из дежурки в помещения собственно ГУВД, и запирающуюся изнутри на здоровенный засов бородатые долбодятлы не закрыли… если бы закрыли, п…ец был бы. Один из русских отбросил дверь, в дверной проем проскочил второй, за ним третий. Тут же, перебивая друг друга, загремели пистолетные выстрелы…
В коридоре – в нескольких местах на полу и на стене – кровь, брызгами – как кистью брызнули. Двери настежь, в одном из кабинетов – труп. Труп полицейского лежит прямо на пороге…
Спускавшегося по лестнице бородатого с автоматом – буквально снесли пистолетными выстрелами, он даже не понял, что происходит. Один из русских – на ходу подхватил автомат, забросил себе на плечо – мало ли. Кавказцы считали себя мастерами ближнего боя – но с русскими, тем более – русскими, организовавшими спортивный клуб по правилам IPSC [50]и постоянно тренирующимися – им было не сравниться. Только постоять, нервно куря в сторонке…
Капитан – сунулся в дежурку, на полу – кровь, на новеньком – сам спонсорскую помощь оказывал – компьютере – недоразложенный пасьянс. Мать их… паразиты, пока резать их не начнут, так и стоять будут как бараны…
Тоже – подхватил автомат со смотанными изолентой магазинами, повесил на плечо. Тяжело в деревне без нагана…
Зазвонил телефон. Капитан снял трубку.
– Это полиция?! Нас режут, помогите…
Связь оборвалась. Понятно.
– Тащ капитан… – позвал от двери Борян тоже разжившийся автоматом.
Вместе с Боряном, бывшим оперативником УФСКН, который был вынужден уволиться, потому, что хотел бороться с наркотиками, а не торговать ими – они дошли до туалета. Борян – толкнул дверь, показал внутрь.
