Текст книги "Помни имя свое (СИ)"
Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Туалет тоже был хорошим, отделанным итальянской плиткой, с турецкой сантехникой – тоже спонсорская помощь. Только вот плитки не было сейчас видно – из-за того, что крови было столько, что она слилась в сплошную лужу, закрывая собой весь пол и едва не переливаясь через порожек. Следы волочения на полу есть, но мало, в туалете стены пулями покоцанные, стекло разбито, еще пороховой дым остался и гильзы у входа – немало. Загнали как баранов – и из автомата.
Мать твою….
Капитану было мерзко, он ни хрена не мог понять. Вот это вот – что за хрень вообще? Эти ублюдки – шастают по лесам, убивают русских, едут в наши города, там грабят, насилуют, убивают, режут… и только когда им дашь окорот… как следует дашь окорот – все становится совсем по-другому. Но вот эти… несколько ублюдков – соплеменников загнали их сюда, и они все подохли под автоматным огнем, и никто даже не попытался сопротивляться. Просто перерезали как баранов – и все на этом. И как это понимать? Почему эти ублюдки даже не попытались что-то сделать, почему, когда их заставляешь искать бородатых по лесам – они нарочно стреляют поверх голов, чтобы не задеть своих соплеменников. А эти соплеменники – им не в падлу своих же загнать в туалет и из автомата.
И вот как это все понимать?
– Закрой дверь – глухо сказал капитан – не трогай здесь ничего…
Вернулся Толик, бывший контрактник, потом еще и в Ираке три года отвоевал на проводках колонн.
– На третьем чисто. Один трехсотый.
– Сильно?
– Не. Бегать будет.
– Пошли.
Вместе – они поднялись на третий этаж, туда, где держал свою ставку полковник милиции Салимов. Человек был опытный, с подпольем он не шутил и прекрасно знал, что ему вынесен смертный приговор – недаром в ящике стола держал Стечкина и две осколочные гранаты. Весь третий этаж – там находились кабинеты начальства и тех, кто работал по бандподполью – были отделены от остального здания РОВД массивной дверью, и тут же – был постоянный пост, стоял полицейский с автоматом. Дверь – настежь, следов крови нет – значит, тот, кто стоял на посту и открыл двери террористам. А вот в коридоре кровь есть – и немало ее…
– Quis custodiet ipsos custodes… задумчиво сказал капитан. Вопреки своему грубовато-бесхитростному виду, он много читал, занимался самообразованием. В Чечне его многие помнили по языковым самоучителям, с которыми он не расставался – надо же чем-то занять время, когда задач не ставят.
– Чего?
– Кто усторожит сторожей самих – перевел капитан – крылатое изречение на латыни.
Толик ничего не понял, но сделал уважающее лицо. Силен командир, надо – по фене ботает, надо – по-чеченски, а надо – вон, и на латыни…
Капитан – быстро прошел к кабинету Салимова, заглянул, держа пистолет наготове, только после этого вошел.
Следы крови, но немного. Разбросанные бумаги. Сорванный русский флаг – видно, что не удержались и вытерли об него ноги. Рядом – дагестанский флаг, на стене черным из баллончика – Аллаху Акбар!
Смирницкий прошел к сейфу, дернул – заперто. Следы от пуль и рикошета на столе – пытались быстро вскрыть, стреляя из автомата, и не смогли…
Толик расслабленно подошел к окну, глянул – и отпрянул.
– Командир, духи!
Капитан – одним движением скинул с плеча трофейный автомат, привел его в боевую готовность.
– Занимай позицию! По моему выстрелу!
Открытый, удлиненный «УАЗ» (армейский, вооружили сук) резко остановился. Следовавший за ним Паз чуть не поцеловал его сзади. Из разбитых окон частного автобуса – маршрутки торчали стволы и зеленый флаг на древке.
– По автобусу! Одиночными! Бей по водиле!
Сам капитан прицелился в сидящих в «УАЗе».
– Давай!
Два автомата ударили одиночными. Пусть чужие, непристрелянные – но с такого расстояния, да сверху вниз – самое то. Капитан бил одиночными, отправляя в цель пулю за пулей – и практически каждая находила цель. Вот – получив пулю в голову, сник пулеметчик, вот – приготовившийся стрелять гранатометчик упал на асфальт. Вот, разбегаются, беспорядочно стреляя духи, из окон РОВД им отвечают огнем все новые и новые стрелки. Это вам – не своих же в туалет загонять, тут вам смерть и придет…
Бух! Вылетев из проулка, граната стальной стрелой метнулась к зданию, рванула где-то на первом этаже…
– Давай вниз!
Еще застрять тут не хватало. Дом Павлова, твою мать…
Ссыпались вниз, на первый этаж. На этаже уже занимали позиции.
– Отставить! Прорываемся к машинам и валим! – отдал команду капитан, меняя магазин в трофейном автомате…
Вывалились – первые залегли прямо на ступенях здания РОВД, обеспечивая оборону. Остальные – поддерживая раненых и таща убитых, рванули к машинам. Там же лежало более серьезное оружие, чем то, которое было у них с собой…
«УАЗ» стоял мертвый, в двадцати шагах от их машин. «ПАЗ» – с простреленной крышей и выбитыми стеклами глыбой нависал над ним с тыла. Пострелянные сверху духи лежали кучно, у машин – многие и понять не успели, что происходит. Уцелевшие – не высовывались и постреливали из переулков, но надо было действовать быстро. Не может быть, чтобы у кого-то из уцелевших под рукой не было сотового – и скоро сюда сбежится полгорода.
Зазвенел телефон – мелодией «Боже, царя храни», такая заставка. Капитан хотел отбить звонок к чертовой матери, но вовремя увидел – Чернов. Мать его, как не вовремя…
– Да!
– Воюешь?! – спокойно спросил Чернов.
– Есть немного…
– Ты где?
– В Буйнакске. ГУВД уже вырезали.
– Сам как?
– Цел пока. До полтинника духов удвухсотили.
Чернов хмыкнул.
– Удвухсотили… Слухай сюда в оба уха, кэп. Первое – Мугуев переметнулся вместе со всей своей гвардией. Сейчас он в Махачкале, тут беспредел голимый прет, на улицах духи. Идет штурм правительственного комплекса. Въехал?
Смирницкий и до этого слышал – грохот выстрелов в эфире…
– Сами как?
– Переживу. Я сам не там. Посмотрим со стороны, потом ударим. Второе – Чех мертв, подорван смертником. Официально подтверждение прошло.
Смирницкий присвистнул. Как и любой другой офицер, которому голова не только, чтобы фуражку носить – он ненавидел Чеха, но понимал, что без него – полный бешбармак начнется. При нем – в Чечне был один человек, с которым можно было разговаривать, человек жесткий – но вменяемый. Без него – там каждый сам себе президентом будет, и такой движняк пойдет – чертям тошно станет. При Чехе – Чечня была самым спокойным местом на Кавказе, как всегда и бывает при настоящем хозяине.
– Чипок [51]объявили уже?
– Нет. Что-то телятся. Ты боеспособен?
– Вполне.
– Тогда боевая задача, кэп. Двигай до Салимова. Если его нет – найди его братьев кого-то… дядю… короче из родственников, авторитетных. Ты знаешь. Им не продержаться. Пусть берут стволы и уходят в горы, согласуй с ними все действия. Дальше – уходишь на точку три, там вскрываешь консервы [52]и ждешь меня. При моей гибели принимаешь командование, подчиняешься Беляку. Соответствующий приказ я передал.
– Владимир Александрович!?
– Все, отбой. Живы будем, не помрем. Давай, кэп.
До Салимова – добрались нормально. Выставили в окно головной машины черный флаг джихада, позаимствованный без спросу у джихадистов – и доехали. Таких тачек крутых тут – полно, несмотря на то, что никто не работает. Мало ли кто едет – водочный король, начальник налоговой инспекции еще кто, сунешься – так отоварят! Какие-то местные – сунулись на Приоре, один из русских саданул короткой по моторному – больше соваться никто не осмелился…
Салимов – жил на самом верху, город как бы в горы уходил, и он там – очень хорошо пристроился. Вообще-то их было пятеро братьев – Салимовых. Один в Ростов переехал, место там себе купил, депутат от Единой России. Одного убили – того, кто это сделал, заставили смотреть, как режут всю его семью, потом и самого зарезали. Один был начальником местного РОВД. Еще двое – занимались бизнесом, один строительным, другой – с продуктами питания и водярой левачил. Нормальная, крепкая кавказская семья, в общем.
Казаки и Союз Ветеранов имели дело именно с ними по нескольким причинам. Во-первых – ни один из братьев Салимовых не был ваххабитом, и они всегда были против ваххабизма. Во-вторых – когда начались разборки с русскими – они первыми признали право русских на свою силу и пообещали не трогать русских и тех, кто под ними – распределив тем самым зоны ответственности. В третьих – все таки Салимовы в отличие от многих других были государственниками и неоднократно словом и делом подтверждали свою приверженность порядку и государству. С ваххабитами – у них была почти кровная вражда – человек, который убил одного из братьев, был ваххабитом. В четвертых – Салимовы принадлежали к аварскому народу, самому крупному и сильному в Дагестане. А в Союзе Ветеранов считали, что ради поддержания стабильности и государственного хода – надо блокироваться с сильными против слабых. Те же, кто блокируется со слабыми против сильных, как американцы и англичане – наоборот, государство разрушают и до добра такие действия – никогда не доводят.
В пятых – все равно надо было с кем-то дружить. Почему бы и не с Салимовыми?
Салимовы – обосновались хорошо. Дорога, где стояли основные их дома, точнее – ответвление от основной дороги – было застроено только их домами, а в самом конце улицы – были дома самих Салимовых. Все дома были окружены не просто заборами – а дувалами, как в Афганистане, причем укрепленными. Пулеметная пуля не прошибет. Между заборов – ни одного хода, сплошная стена как в крепости. Сами дома – были подготовлены к обороне, первые этажи – сложены не из кирпича, а из схваченных цементом и стальной обвязкой валунов, такое и гранатомет не прошибает. В каждом из домов – постоянно были мужчины, а у Салимовых – в каждом доме был фонтан и даже павлины…
– Ни хрена себе… – выругался водитель, добавив еще и матом, когда они свернули на дорогу и напоролись на БТР. Самый настоящий БТР, в каком-то странном камуфляже, он стоял как раз в самом въезде салимовского анклава и его пулемет – смотрел прямо на машины, простреливая дорогу. У БТР суетились пацаны, молодые – но без бород [53]и в нормальных штанах. Автоматы и пулеметы их – так же были направлены на колонну.
– Не стрелять. Я пойду и поговорю с ними.
Казаки и бывшие спецназовцы – готовились к бою, незаметно со стороны отпирали двери машин – чтобы в случае чего выброситься и стрелять.
Капитан вышел из машины, держа в высоко поднятой руке автомат.
– Раклие! [54]– громко крикнул он.
Из-за БТР вышел молодой человек – тонкий в кости, но крепкий как витая проволока, коротко стриженный, чисто выбритый, с глазами цвета вороненой стали. Одет он был примерно так же, как одевались русские бандиты в девяностых – легкая кожаная куртка, видно, что дорогая и спортивные штаны. Автомат с подствольником, разгрузка – при том, что капитан знал его, ему было всего шестнадцать лет.
– Дое цоги щиб кваригунеб, руси [55]? – грубо сказал он.
– Ворч ами, Руслан – сказал капитан – ты забыл русский язык со времени последней нашей встречи? Или ты забыл как надо вести себя со старшими?
Капитан – жил и работал здесь не первый год. И знал, что шестнадцатилетний сопляк – будет его уважать почти как отца, просто за то, что он старше – но только в том случае, если он правильно себя поставит с самого начала. Если нет – он будет просто еще одним русистом, которого можно сделать рабом, убить, украсть, сделать женщиной. Будет бараном – для волков.
– Что тебе здесь надо, русский? – Руслан перешел на русский – ты что, не видишь, что делается? Уезжай, пока тебя не украли или не убили.
Капитан недобро улыбнулся.
– Здесь есть волки, но нет львов, чтобы справиться со мной. Сегодня утром я и мои люди убили пятьдесят человек.
– Через час здесь будет пятьсот, а через день – пять тысяч. Нас много, а вас мало. Уезжай, русский, пока цел.
– Я приехал не к тебе, а к твоему дяде. К полковнику Салимову.
– Дядя занят и никого не хочет видеть.
– Дядя ранен? Сильно?
– Откуда ты знаешь?! – вскинулся волчонок.
– Я знаю это потому, что наведался в РОВД и убил всех тех, кто ранил твоего дядю. Я приехал, чтобы сказать об этом твоему дяде лично.
– Это хорошие слова. Но есть ли в них дела, русский?
– Это решать не тебе. Проводи меня к своему дяде, пока я еще кого-нибудь не убил. И убери БТР, загони его задом в переулок и так поставь. Зачем он у тебя так стоит? Как засадят ракетой в борт, так и сгоришь…
– Не учи нас воевать, русский – мрачно сказал Руслан – пошли…
Полковника Салимова только что закончили перевязывать. К счастью – в доме были и нормальные аптечки и знающие о способах излечения пулевых ранений люди.
Полковник полиции Салимов жил в одном из трех домов, которыми заканчивалась эта улица. Они были больше остальных – трехэтажные массивные махины, построенные из красного кирпича, который на одном из своих заводов производил один из братьев. Во дворах, огороженных заборами – дувалами – большие мощеные стоянки для машин, на них – внедорожники, черные лакированные седаны – на Кавказе «Мерседес-600» это почти что стандарт для любого настоящего мужчины, он недоедать будет, но машину такую купит. Фонтаны, по одному, у главы рода два. Зато у полковника Салимова – бассейн во дворе, настоящий с подогревом, он такой у замминистра МВД видел в имении, когда в Москву ездил вопросы решать и пьянствовать. Вернулся – не успокоился, пока такой же себе не построил. Говорят, что у этого бассейна сам Президент с б… отдыхал, когда в город приезжал…
Сейчас – полковник Салимов лежал в шезлонге под небольшой, полупрозрачной крышей – часть бассейна была под крышей, часть – нет. Какая-то женщина, довольно молодая – у полковника было три жены, но по документам только одна – перевязывала своего мужчину, стоя на коленях.
– Дядя Аслан – негромко сказал Руслан – русский приехал.
Полковник повернул голову, посмотрел на русского…
– Хватит… – сказал он по-русски жене.
– Напрасно, Аслан, пусть перевяжет, как следует…
Женщина – собрала нехитрый инструмент и, не смотря на посторонних мужчин, удалилась.
– Тебе надо в больницу, Аслан. Настоящую больницу.
– Не тебе решать, что мне надо. Скажи – что надо здесь тебе.
Капитан пригладил волосы.
– Когда ты убежал из своего РОВД, Аслан – спокойно сказал он – а твоих людей замочили в туалете из автоматов, я ехал сюда на встречу с тобой. Придя туда, где ты работаешь, я не увидел тебя, зато увидел животных, которые кричали «Аллаху Акбар»! Мне это не понравилось, и я всех их убил, а потом убил и тех, кто пытался прийти к ним на помощь. Потом – я поехал искать тебя и нашел тебя здесь, Аслан.
Полковник посмотрел на трясущегося от злобы мелкой дрожью Рустана.
– Иди на свой пост.
Малец – хотя хорош малец, автомат с подствольником – выскочил за дверь.
Салимов – показал на соседний шезлонг.
– Несколько лет назад ко мне пришел человек, уважаемый в горах человек и сказал мне – Аслан, спаси моего внука, он попал в беду. Я спас его внука, хотя ему грозило двадцать лет. Потом – он опять пришел ко мне и сказал: Аслан, пристрой моего внука к делу, иначе он опять попадет в беду. Он не слишком умен, плохо учился в школе – но он добрый и верный малый, а мы, весь наш род – будем считать тебя за брата. Я сделал и это. Сегодня – человек, которого я спас, пристроил к делу, дал возможность подняться – провел в здание убийц и сам хотел застрелить меня. Ты оскорбил меня своими словами, русский, но ты был прав, сделав это. Я не трус – но я глуп как ишак, если такое произошло. Я принимал этого человека в своем доме, сажал его за свой стол – а теперь получается, что я пригрел змею на груди.
Капитан покачал головой.
– Ты не глупый, Аслан. Просто ты не делаешь то, что ты должен сделать. Ты лжешь сам себе – и потому ты едва не погиб.
– О чем ты, русский?
– О том, что ты должен сделать. Ты должен пойти и отречься от Аллаха и сказать, чтобы все твои люди отреклись от Аллаха, а тех, кто не сделает этого – прогнать или убить. Ты должен пойти и поджечь мечеть, которую ты выстроил вместе со своими братьями – она превратилась в рассадник ваххабизма. Это будет плохо – но ты должен сделать это. Потому что иначе – твои люди так и останутся рабами Аллаха, а не твоими людьми. Рано или поздно кто-то из них тебя убьет. Одному это не удалось – удастся другому.
– Мой народ и мой род всегда верили в Аллаха и ходили в мечеть по пятницам… – сказал Салимов, недобро смотря на русского, словно говоря ему: ты нарушаешь правила поведения гостя, берегись…
Капитан по-блатному цыкнул зубом.
– Ошибаешься, Аслан. Я тебя человеком считаю, поэтому с тобой говорю. Это раньше можно было – так. И туда – и сюда. В советские времена – и в мечеть ходили и на партсобрания. И ничего, все нормально. Сейчас ты – и полковник полиции, и мечеть с братьями выстроил. Тоже все нормально. А вот в будущем – так не будет. Не получится так.
– И как получится?
– Кто не с нами – тот против нас. Мусульмане будут воевать с нами – а мы будем воевать с мусульманами.
Салимов – улыбнулся в усы, хо я было видно, что боль от ранений терзает его.
– Ты пришел ко мне как друг, русский. Приходи теперь как враг, и посмотрим: кто – кого.
Смирницкий покачал головой.
– Я не о том, Аслан, ты так и не понял меня. Зачем мне к тебе приходить, ты такой же, как я. Что я, врагов себе не найду? Я говорю о том, Аслан, что мы с тобой родились в одной стране. Учились в одной школе, пусть разных – но все таки одинаковых. Ты хоть и мусульманин – но вон, ты и телевизор смотришь, и пиво пьешь и от водки не отказываешься, и в долг даешь, и вон – изображение человека у тебя висит, а это харам. Потому что ты одновременно – и аварец, и дагестанец, и русский, и мусульманин, и полковник полиции. А у твоего брата и вовсе жена русская, и дети получается, русские наполовину. Раз у тебя есть деньги – ты купил телевизор и смотришь его. Раз у тебя есть желание – ты купил портрет и повесил на стену. Раз твой брат нашел себе женщину – то и женился и детей от нее завел. А вот те, кто за тобой придут, Аслан – они совсем не так живут, они не шутят, они – все всерьез. Телевизор – отнимут у тебя, харам. Портрет твой, в парадной форме – в сортир спустят, на мелкие кусочки изрезав. Жену твоего брата и детей ее – как скот зарежут. А кто слово скажет против, тот же твой брат, например – тебя заставят его зарезать. При них – уже ни телевизор не посмотришь, ни на курорт не съездишь, ни машину нормальную не купишь. Будете жить как скоты, с туберкулезом, с вшами, с блохами, воюя постоянно, без телевизоров, без телефонов, безо всего. Только Аллах Акбар – вам и останется.
– Нехорошо говоришь, русский – сказал Салимов – это ты говоришь так, или твои хозяева так говорят?
– Это я тебе говорю, от себя, лично. Потому что умным человеком считаю. Не дураком. Хозяев у меня нет, есть начальники, есть сослуживцы, есть друзья. Хозяев нет. И ни у кого из нас хозяев нет, мы, русские – под хозяином жить не можем. Нет никого над нами. Я племянника твоего встретил на выезде, мне его, Аслан, жалко. Это ему жить рабом, не тебе. И пусть рабом Аллаха – скажи, какая разница? Тебе-то так не жить, тебя сразу зарежут…
– Нехорошо говоришь, русский… – повторил Салимов.
– А от начальства своего, слова тебе будут вот какие. Хоть в Махачкале уже стреляют русские в дагестанцев, дагестанцы в русских, да и брат в брата стреляют, но мы по-прежнему считаем тебя другом и советуем уходить в горы, дождаться, пока все не уляжется. Я сообщу тебе и твоим людям способы связи, после чего, уеду по своим делам.
– Я не покину свой дом.
– Как знаешь…
Снизу, с той стороны, откуда пришел капитан, и где стояли его машины – донесся глухой подрыв, и тут же – густая, автоматная стрельба.
В этот же момент – словно невидимый кулак опрокинул шезлонг, где лежал полковник и сам полковник – покатился по дорогущей итальянской кафельной плитке, которой вымостил дворик.
– Снайпер! – выкрикнул капитан, хотя рядом не было его верной роты. И хотя Аслан был другой веры и другой нации – он, рискуя собой, подскочил к нему, потащил в укрытие…
Он затащил его за закрытую часть бассейна, там уже снайперу их было не поймать. Но снайпер не собирался сдаваться: прочный пластик лопнул, и на нем появились две дырки с расходящимися от них в сторону ломаными линиями.
Кто-то закричал, во двор заскочили несколько человек, среди них был и Руслан. Со стороны дома – бежала, что-то крича, женщина, которая и перевязывала полковника. Но крик ее – оборвался внезапно и страшно, и она повалилась в бассейн. Прозрачная вода в бассейне – стремительно бурела…
Горцы, рассредоточившись, открыли по нависающим над домом горам, но это было худшее, что они могли сделать. Еще два выстрела – один за другим, в полной тишине – и два бойца, которым было по двадцать – двадцать пять лет – упали как сбитые точным ударом кегли.
Руслан – пробежал несколько метров и укрылся за блестящей конструкцией крыши бассейна.
– Помоги мне! – крикнул капитан – дымовые шашки есть?
– Дома!
Вот тебе и вояки…
– Что с моими людьми?
– Там… – Руслан сделал жест назад – стреляют…
– Бери его! Здесь! Как я скажу – беги как я, беги быстро! Понял?!
– У [56]!
– Лабго, киго, цо, бегула! [57]
Капитан и сам не понял – как они добежали, не попав под выстрел. Они бежали прямо на снайпера, поправку по горизонтали, самую сложную – можно не брать. Но снайпер не выстрелил, и они – добежали.
Внутри дома – на них кинулись женщины, едва не сшибив с ног.
– Пакет мне принеси! – заорал капитан – пакет! И полотенце! Аслан, держись! Аслан!
Полковник Салимов – что-то прохрипел на своем языке. Смирницкий разобрал только – руси.
– Что?! Говори, Аслан, говори.
– Дядя, что!? – отбросив автомат, Руслан упал рядом на колени.
Полковник – сказал несколько слов. Потом – глаза его закатились, и он – умер.
Полотенце и пакет принесли – но было поздно. После такого ранения и двух предыдущих, нормально не залеченных, без оказанной первой помощи – не живут…
Капитан встал на ноги. Машинально обтер о брюки липкие от крови руки.
– Сожалею. Он жил как мужчина и умер смертью мужчины – сказал капитан.
Руслан тоже встал, провел рукавом по лицу. Нет, мужчина не должен плакать.
– Что сказал твой дядя?
– Он сказал… – Руслан вздохнул и продолжил – что пока здесь не будет кого-то из старших мужчин рода или отца, я должен слушаться во всем тебя, русский, как своего отца.
Капитан аж крякнул от досады. Обратно через город на дорогу уже не прорваться, Буйнакск – это тупик. Но сбить снайпера для него и его людей, среди которых было аж четыре опытных снайпера – дело почти что пустяковое. Вместо этого – он застрял в этом долбанном месте, осаждаемом духами и двинуться пока никуда не может. Может то может – а куда этого пацана девать? Он только думает, что раз автомат взял, то – мужчина. А на самом деле – сопляк безмозглый. Возьмут вахи это место, поставят его на колени и зарежут как барана просто за то, что он Салимов, племянник Салимова. А нашим – потом ковыряться, вышибать вахов из этой крепости.
Да, можно оставить этих вообразивших себя вояками сопляков и уйти. А как он тогда потом будет? Вся проблема в том, что он – русский, потому что и не может так сделать. Другие – могут, но он то – русский.
Да и… если этот волчонок останется жив, он потом будет помнить, кто ему помог. Такое здесь – никогда не забывают, если не вахи, а этот – вахам будет глотку зубами рвать. Такого надо оставить в живых, положительно надо.
– У тебя БТР остался? – спросил капитан у смотрящего на него исподлобья младшего Салимова.
– Нет. Сожгли…
То-то и оно…
– Где твои старшие родственники?
– Отец в Чечню поехал по делам. Дядя Шамиль в Махачкале.
Еще лучше…
– Сделаем так. Я помогу тебе сделать оборону этого места, а ночью – уйду. За это – ты мне дашь оружие и патроны, у меня мало, а у тебя, я уверен, есть. Договорились?
Руслан Салимов поколебался пару секунд, а потом – переборол себя. В конце концов – его дядя, умирая, велел слушаться русского.
– Договорились, русский.
– Тогда пошли.
Республика Дагестан. Махачкала
Площадь Ленина. Здание правительства
24 июля 2015 года
Дагестан. Две тысячи пятнадцатый год.
Конец начала. Начало конца…
На площади, названной в честь вождя и учителя советского народа, как-то лениво, медленно – догорал бронетранспортер. Пламя добралось до покрышек, дым от горящей машины поднимался к небу – черный, жирный.
Чуть в стороне – лежали двое, в военной форме. Видать, смертники, Мугуев послал на прорыв. Еще один – смрадной кучей догорал в откинутом люке бронетранспортера – сил выбраться из горящей машины уже не хватило.
Вниз, к грязной, переливающейся всеми цветами радуги воде Каспия уходили отделанные мрамором ступени. Правительственный комплекс зданий стоял недалеко от порта, почти на самом берегу.
Ни с какой стороны – к зданию было не подойти. Снайперы и автоматчики личной охраны пока сдерживали нападающих. Через пробитые стены, через оконные проемы – зорко целились по прилегающим площадям и улицам. Внизу – те, кто не был задействован в обороне – спешно мастырили баррикады из дорогущей, итальянской мебели…
Президент республики Дагестан Гаджи Караев, сидя на роскошном итальянском, обтянутом тонкой кожей диване разговаривал с Москвой. Он вспотел, рукава его дорогущей, голландского полотна были закатаны по локоть, галстука не было, воротничок расстегнут – как у комбайнера – стахановца, устанавливающего трудовой рекорд по намолоту. Только орудием труда Караева была не жатка, а спутниковый телефон, и он отчетливо понимал: выйдет он отсюда живым или нет, зависит только от того, что он сейчас скажет.
В стороне, на диване лежал автомат АКМС со смотанными изолентой магазинами и подсумок с патронами. На поясе у президента – красовался подаренный его чеченским коллегой позолоченный Стечкин с рукояткой ручной работы из дорогого чеченского высокогорного ореха. Как и на всех пистолетах этой подарочной серии – на отшлифованном вручную дереве было выжжено арабской вязью «Достаточно Меня в расчете». Типичный ствол для горца, Стечкин здесь настолько любили – что заказывали новоделы ручной работы…
Но главным оружием Президента все же был не автомат и не пистолет, а телефонная трубка спутникового телефона…
Выслушав собеседника, президент Дагестана вдруг закричал в трубку визгливым голосом.
– А мне наплевать, шакал, что твой хозяин занят! Если ты за пять минут не найдешь его, тебе голову отрежут! Пять минут, услышал?
Стоявшие в дверях нукеры не переглянулись – президент бы заметил – но сделали свои выводы. На Кавказе – любой политик ценен только до тех пор, пока он что-то значит в Москве. Пока он умеет договариваться с Русней, выбивать льготы, субсидии, трансферты. Если он приезжает из Москвы без денег – значит, он не более ценен, чем корова, которая не дает молока. Но у такой коровы всегда есть мясо, верно?
Телефон пронзительно заверещал, требуя внимания хозяина. Потной рукой – президент Дагестана хватанул трубку.
– Алло.
– Гаджи Ахматович, минуточку, соединяю… – послышался в трубке приятный женский голос.
Девушку звали Елена, она закончила Плехановку и довольно хорошо устроилась в жизни – секретарем к одному из самых влиятельных политиков России. Гаджи Ахматович, прошлый раз, как только был в Москве – подарил этой кобыле часы из золота, а потом пялил всю ночь во все места. То, что он трахает подстилку своего хозяина – придавало ему веса в собственных глазах. Как коту, тайно ссущему в хозяйский суп.
– Гаджи, здравствуй, дорогой… – послышался обманчиво добродушный и даже ласковый голос Самого – что там у тебя происходит? Мне уже пистон вставили – допустили, мол…
– Вадим Андреевич… – несвойственным ему визгливым, почти бабьим голосом заговорил президент Дагестана – спасай нас, пока не перерезали всех! Боевики взбунтовались, террористы с гор спустились. Мугуев, шакал проклятый, переметнулся вместе со всей своей кодлой, у него там человек двести, вооруженных до зубов, одни вайнахи, чтоб их отцов женщинами сделали! Со всех сторон окружили. По нам уже танками бьют, мои люди держат правительственный комплекс. Тут у нас потери большие, полицейские гибнут, мои люди гибнут.
На самом деле – били Шмелями, танки пока в ход не пошли. Но московский собеседник – мог этого и не знать…
– Гаджи, ты же докладывал, что у тебя под ружьем только в личной гвардии три тысячи человек. Вы что – с двумя сотнями справиться не можете?
– Вадим Андреевич, как вы не понимаете?! Ваххабиты на улицу вышли, все с оружием, у каждого в подвале схрон. Нас со всех сторон осаждают, снайперы бьют. Присылайте морскую пехоту, Национальную гвардию, вертолеты, кого хотите, присылайте.
– Гаджи, я тебя понимаю. Держись, дорогой, держись. У нас Совет безопасности собирается, я поставлю вопрос. Ближе к ночи, думаю, мы направим спецгруппу, чтобы вывезти вас из Махачкалы. Сам понимаешь, войска просто так с места не сдвинешь, у нас в Чечне неспокойно.
– Вадик! – потеряв терпение, заорал президент Дагестана – мне помощь нужна сейчас! Прямо сейчас! Поднимай самолеты, пусть бомбят, пусть что хотят, делают! Мугуев придет, он тебе ни рубля не даст, у него на арабов все завязано, он на Центр положил! Имей в виду, у меня люди в Лондоне есть, адвокаты есть! Так и скажи на вашем Совете, если вы меня не вытащите отсюда, они все скажут! У меня все, что надо есть, понял?! Все проводки, все номера счетов, видеозаписи, понял меня? Если вы меня и моих людей за час отсюда не вытащите, Мугуева не грохнете, я позвоню в Лондон и дам команду, чтобы они выложили все прессе, понятно?
«Страховка» Гаджи Ахматовича была примерно такой же, как и у других действующих политиков, губернаторов, президентов. В республику – на открытие различных объектов приезжали важные люди – из правительства, администрации Президента, бывало, что и сам со свитой появлялся. Их принимали здесь – широко принимали, как положено на Кавказе. Кому «Мерседес» бронированный, кому кинжал в золоте, кому девочку в постель, кому и мальчика – почему то многие известные политические деятели России предпочитали маленьких детей, видимо пресытились доступными женщинами. Удивил один министр – он попросил организовать для него охоту… на людей! Нашли несколько рабов, русских, поохотились.
Ну и обычное. Бюджет республики состоял из трансфертов процентов на восемьдесят. В некоторых районах и городах – было по две налоговые инспекции на район – при том, что ни та, ни другая не собирала налогов даже на то, чтобы окупить собственное существование. От каждого трансферта аккуратно отпиливались десять процентов и переводились на счета заинтересованных лиц в Швейцарию и оффшоры (при Касьянове было два, потом разохотились). От каждого инфраструктурного проекта с поддержкой федерального центра – например, туристический кластер, гостиницы – тут надо было договариваться. Если что-то собирались строить – процентов двадцать, если вообще ничего не строить, просто по документам провести – пятьдесят. Гаджи Ахматович все записывал – где, кому, когда, сколько. Копил пленочки, записи, переправлял в Лондон. Клал в Барклайс, арендовал там клиентский сейф, нанял адвоката. Управляющему банком оставил распоряжение – дать доступ к сейфу адвокату в случае моей насильственной смерти. Адвокату оставил указание – взять все, что было в сейфе и передать журналистам. Только не знал Гаджи Ахматович – что через два часа после его визита в контору к адвокату наведались сотрудники МИ-5 и убедили его помочь своей Родине. Так что в случае насильственной смерти Гаджи Ахматовича – документы, весь заботливо копившийся годами компромат должны были попасть не в газету, а в британскую разведку…
