Текст книги "Помни имя свое (СИ)"
Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
С этого момента – Дагестан был обречен. Традиционно-патерналистская система общества в Дагестане была обречена. Буквально за несколько лет – Россия создала в Дагестане такой же слой чиновников – паразитов и воров, какие опустошали и саму Россию. Зараза – перескочила с уже больного на еще здорового. Эти чиновники – уже воровали исключительно для себя и опирались не на народ – а на закон, поддерживаемый милицейской и военной силой, на то, что здесь называется «собачья служба». Эти чиновники и нувориши – ощущали себя не частью народа или рода – а частью криминально-коррупционного братства, сложившегося по всей стране, частью общероссийской чиновничьей прослойки. Русские в Дагестане, да и на всем Кавказе – традиционно воспринимались как нейтральная, сдерживающая и защищающая сила – но сейчас они воспринимались как источник заразы, способной разрушать общества и народы. То, что они и сами болели, и их обворовывали еще сильнее – никого не волновало – переносчик чумы тоже всегда и сам ею болеет.
Вот почему ваххабизм – так прижился на Кавказе и приобрел себе так много сторонников, в том числе и молодых. Ваххабизм – воспринимался как противовес коррумпированной, неэффективной и чуждой власти – но никто не заглянул за ширму, не посмотрел, что стоит за ним. Когда брали двадцатилетних пацанов – всегда спрашивали, кто еще был в банде, кто помогал, где есть схроны оружия. Но никто не подумал спросить – а чего ты хотел, будучи ваххабитом. Ну, ушли русисты – и что дальше? Что дальше то делать? Что – строить?
Подполковник знал тех, кто задавал именно такие вопросы. Он и сам один раз его задал – но не схваченному ваххабиту, а богатому человеку, который совершено точно помогал ваххабитам. Деньгами, оружием… много чем. Человек этот, еще родившийся в стране с гордым названием СССР – надолго задумавшись, вдруг сказал: а знаешь, гьудул, [62]я коммунизм хочу строить. Мы всем народом будем коммунизм строить. Приходи к нам, русский, будем вместе строить. Подполковник – тогда он был еще майором – сказал тогда: нет, вац [63], не получится, посмотри, что было в Чечне. Ушли русские – построили они коммунизм? Аварец сказал – да, я знаю, что без русских не получится.
И заплакал…
Подполковник понимал, почему этот человек, кажущийся сильным – заплакал. Ему и самому – иногда хотелось плакать.
В жизни, ему не нужно было так уж много. Квартиру в родном городе – ему дали давным-давно, а семьей он не обзавелся, потому что у профессионального убийцы не может быть семьи. В квартире – была простенькая мебель, компьютер и хороший дорогой телевизор с видеомагнитофоном, который он смотрел, когда не хотел ни о чем думать, и когда было время. Он смотрел советские фильмы – старые, про войну, еще черно-белые. Коллекционировал их. И когда он их смотрел – обычно у него как-то странно щипало в носу… у самой переносицы… и было не по себе. Он понимал, что ничего уже не вернется, и думать об этом бессмысленно… но понимал он и то, что в другой стране он не был тем, кем он был. Наконечником копья, отточенным до блеска. Тайной карающей рукой государства. Человеком, который разменял уже пятую сотню пораженных целей – и ни за одну из них его никто не накажет кроме Бога. Потому что он стрелял, выполняя приказы командования… только Богу на это все равно. В другой стране, той, о которой были сняты наивные, черно-белые фильмы – он не попал бы в пылающий ад Грозного девяносто пятого года, не поклялся бы мстить у трупом обгоревших до костей товарищей – а отслужил бы в армии положенные два года, вернулся бы в родной город, устроился бы на завод и сейчас был бы мастером, а если повезет – начальником цеха. Но вместо этого – он был тем, кем он был…
Слева от него – замигала красным огоньком новейшая рация. Размером с сотовый телефон, только труба побольше – и сорок с лишним километров связи, в городе и горах поменьше, конечно. К ней были стандартные, от сотового телефона наушники. Но он никогда не пользовался наушниками – для выстрела на расстояние два с половиной километра нужна почти медитативная сосредоточенность, и никакой срочный вызов по рации – не должен отвлекать внимание…
Он включил рацию, подвинул поближе. Громкость была на минимуме, ничего не слышно с трех шагов – но он на спор пересказывал негромкий разговор людей, которые разговаривали шагах в пятидесяти от него. Долгая и полная опасностей жизнь – развили у него слух как у летучей мыши.
– Князь – общий. Двадцать минут. Борты на подходе. Принять готовность два…
Время…
Он еще раз проиграл в уме пути отхода. Основной – к гавани, там спрятана небольшая надувная лодка. Второй – к парку Ленинского комсомола и кладбищу. Третий, экстренный – с боем, к лесополосе. Недалеко отсюда стоит заминированная машина, можно выходить на нее, потом подорвать и прорываться. Еще в одном месте – стоит еще одна машина, но не заминированная, обычная трехдверная Нива и в ней спрятан автомат…
Снайпер в который раз проверил свое оружие. Заказное, триста штук без прицела. Ручная работа, московская фирма ORSIS, ствол изготовлен по технологии, которой не пользуется почти никто в мире – даже с учетом современной механизации – полдня работы на одну заготовку. Патрон – американский, калибр.408, оптимальная дальность работы для него – от полутора до двух с половиной километров, там, где раньше работа снайпера заканчивалась – сейчас она только начинается. Вместо обычного оптического прицела – на винтовке стоит комбинация из оптического прицела фирмы US Optic с тридцатидвухкратным увеличением и термооптики, американской же, тридцать штук – но уже долларов. Глушителя нет – никто не ожидает выстрела с расстояния в две тысячи шестьсот двадцать один метр.
Расстояние было точным. Он промерил его с помощью лазерного дальномера. Две тысячи шестьсот двадцать один метр.
Какая-то музыка – назойливо крутилась у самой границы сознания и подсознания, требовала к себе внимания. Подполковник прислушался – чтобы вспомнить и выбросить ее из головы…
Привези, привези…
Мне коралловые бусы…
Мне коралловые бусы…
Из-за моря привези…
Привези, привези…
Пела Пугачева. Старая, еще советских времен запись – тех времен, которые он не застал. Почему то здесь, в Дагестане – многие слушали Пугачеву, особенно из старшего поколения. Трудно представить себе что-то более неподходящее для Махачкалы лета две тысячи пятнадцатого года, чем это песня. Но Пугачева – все-таки пела.
Сюр какой-то…
Чтобы отвлечься, он снял в который уже раз показания с Кестраля, компактной метеостанции. Посмотрел в прицел, поставленный на максимальное увеличение на здание дагестанского Госсовета. Сейчас там не стреляли – две машины стояли посреди площади, какие-то старейшины вяло вели переговоры. Над зданием были два флага, один – изорван пулями в тряпки, другой почти цел. Все стены, беленые – покоцаны пулями. Подполковник знал, что изорванный флаг – это флаг России, а относительно целый – дагестанский. Но его это интересовало лишь потому, что по флагу – можно было узнать силу и направление ветра в районе цели. Кестраль, конечно, давал уже готовые данные – но подполковник с боевой кличкой Джин никогда не позволял себе расслабиться и излишне положиться на технику. В хорошем выстреле – основной компонент не винтовка, а все же человек. Хороший стрелок – сможет хорошо стрелять даже из плохой винтовки, но плохой стрелок из хорошей винтовки – хорошо стрелять не сможет никогда…
– Князь – общий. Десять минут…
Чтобы немного отвлечься – он осторожно, стараясь не потревожить винтовку – сместился чуть в сторону, взял прибор наблюдения и посмотрел на одно из зданий, которое было чуть ниже этого и располагалось на километр ближе к основной цели. Там, на крыше, накрывшись камуфлированной накидкой, лежал Воробей, их новичок. Свою винтовку – сербскую «Черную стрелу» – он взял с трупа грузинского снайпера во время войны 08/08/08.Пятидесятый калибр не позволял поражать цели на таких запредельных расстояниях, как требовалось – но Воробей не хотел его менять ни на что другое, говорил, что эта винтовка приносит ему удачу и сменить ее – это как фамилию свою сменить. Просто подбирался поближе к цели и стрелял – как все…
Воробей был их новичком, его взяли в группу после того, как в Ливии в одиннадцатом году от пули снайпера Иностранного легиона, тоже русского – погиб Олег. Брат – так его звали свои. Брат… Тогда Лось навел справки и выбрал Воробья – мелкого, наглого паренька из разведки десанта. Пробили по базам, оказалось – подходит как нельзя лучше. Сестра, красивая, как и все чистокровные казачки, пропала без вести, потом нашли – изнасилованной и зверски убитой. Кто это сделал – так и не нашли, хотя… понятно, кто в Краснодарском крае может сделать такое. Когда убедились – что Воробей свой – поговорили с ним начистоту. Предложили отомстить. Тот согласился…
Воробей – почувствовал на себе взгляд, обернулся. Молодец, парень. Для того, чтобы стать уникальным, штучной работы снайпером требуется талант и как минимум десять лет постоянной практики. Воробей пока такой практики не имел – но работал истово, на лету хватал. Когда-нибудь, он сможет заменить Олега… если не придется менять его.
Лося он не видел. Лося никогда не увидишь, до тех пор, пока не будет поздно…
Конечно, он был не один, в одиночку на такое дело не ходят. Их было трое – они всегда охотились вместе, прикрывали друг друга и делали одно и то же дело. В предстоящей охоте – это будет не лишним. Севшие на площади вертолеты – создадут своими винтами мощные воздушные потоки, для крупнокалиберной пули, только что пролетевшей два с половиной километра – попадание в такой сильный воздушный поток означает отклонение от плановой точки попадания на десятки сантиметров по горизонтали. Потому то – их и выставили на позиции всех троих – один снайпер никогда не обеспечит в таких условиях стопроцентной гарантии. Из трех – один да не промахнется…
– Князь – общий. Две минуты, борты в районе цели…
Князь – было позывным их координатора. Дирижера их маленького бродячего оркестра. Они никогда не видели своего дирижера и подозревали, что это разные люди, что их дирижеры менялись по потребности. Координатор – должен был находиться намного ближе к цели, чем они, чтобы иметь возможность координировать действия снайперов. Находиться там, где осажденный дворец и снайперы – мало кто решится. Кем бы ни был Князь – отважный человек…
Настоящий патриот.
С недавних пор – Джину стало легче. Потому что он нашел единомышленников. Таких же, как он военных. Которые – тоже тосковали о времени, когда не надо было запирать дверей, и когда из распахнутых навстречу новому дню окон – лились песни Аллы Пугачевой. Только эти люди – еще и делали кое-что для того, чтобы те времена вернулись. Или хотя бы – похожие…
Получив приказ, Джин нашел возможность позвонить – и сообщить о полученном приказе. К его удивлению – его друзья сказали, что этот приказ должен быть выполнен. Сегодня – он был готов даже промахнуться, хотя это было бы его оскорблением как стрелка и профессионала – намеренно послать пулю мимо цели. Но раз так…
Вертолеты появились внезапно, со стороны моря – хотя пульсирующий стук их лопастей был слышен и до этого. Огненные трассы – протянулись откуда-то с востока, затем – ударили автоматические пушки и пространство вокруг дворца – превратилось в настоящий ад. Вертолетчики Буденовской бригады, одними из первых перевооружившиеся на Ми-28 Н – били прицельно, используя термооптику и мощные приборы разведки и целеуказания: каждый вертолет нес лазерную станцию прицеливания, способную наводить на цель противотанковые ракеты с лазерным наведением. Затем – ударили пушки, окончательно выметая душманскую нечисть с площади и окрестных улиц. Проблема была только в том – что во дворце была нечисть еще похлеще…
– Русские! Гаджи, русские идут! Русские!
Ворвавшийся в кабинет соплеменник Президента, приближенный к себе единственно за тупость (ума не хватит сговориться, предать), собачью верность и готовность сделать все что угодно (это он организовывал охоты на людей) – едва не танцевал со своим автоматом. Обычно – меж собой они называли русских «русистами» – но сейчас это были русские. Русские, которые пришли им помогать, платить своей кровью за их ошибки…
– Русские вертолеты, Гаджи!
Президент вскочил с кожаного кресла, от которого уже противно воняло – его потом.
– Ты чего здесь делаешь?! Дезертир, ты где должен быть?! Я тебя звал? Я сам знаю, что там русские! Пшел на позицию!
Сородич обиделся – но вышел, закрыл дверь.
Все-таки русисты испугались, что он все расскажет. Но чего тут удивительного. Пусть он ворует – но он – мужчина. А они – неверные твари, хуже свиней.
Президент нахамил своему сородичу не просто так. Он должен был кое-что сделать – и свидетели ему в этом были не нужны.
Он подошел к двери – в его кабинет вели две двери с тамбуром, обе были стальные. Закрыл их на засовы. Только после этого – прошел к другому концу немаленького кабинета, отодвинул панель со стены, нервно огляделся и начал набирать код. Никто не должен был знать этот код, ни свои, ни чужие…
Президент, за время своего президентства, наворовал столько, что в обычный сейф это не влезало. Конечно, он переправлял деньги в банки с надежными людьми. Да вот только в последнее время загвоздок все больше и больше было. Банки – хоть немецкие, хоть французские… даже швейцарские – сегодня они есть, а завтра глядишь – и лопнул. Деньги тоже обесцениваются, что доллары, что евро. И куда бедному крестьянину податься?
Начал золото покупать – а это дело такое, его не в банке, его при себе держать надо. Вот и стал – держать при себе…
Потому – его сейф, сейф президента республики представлял собой не сейф в общепринятом понимании этого слова – а настоящее, хоть и небольшое банковское хранилище, единственный ход в которое был через кабинет президента республики. Именно там лежало то, что позволит ему договориться хоть с Москвой, хоть с сородичами, хоть с самим Аллахом. По крайней мере – президент Дагестана так искренне считал.
Зайдя в сейф и включив мощный аккумуляторный фонарик, Президент взял крепкую инкассационную черную сумку и начал сбрасывать в нее то, что он должен был взять с собой. Сумка большая, когда наполнится – будет тяжеленной, но своя ноша – как известно, не тянет…
Первым делом – он начал высыпать в сумку золото. Золото он хранил в плитках по пятьсот грамм, «шоколадки». Конечно, не только здесь – но и здесь хватало. Когда он высыпал все – сумка была почти неподъемной. Но он – осветил фонарем другие полки, тяжело дыша от возбуждения и снедавшей его жадности.
Свое, кровное. Как тут бросить…
Евро. Он решил, что это будут евро. Доллары не очень удобны в расчетах, самая ходовая купюра – сто долларов, это раньше были какие-то деньги, а сейчас она обесценилась нахрен, а новые, большего достоинства – не печатают, сволочи. Скоро с сотками в булочную ходить придется. Зато евро – есть пятисотенные, очень удобно. Вот они… какие хорошие…
Сбросил в сумку несколько запаянных в толстый полиэтилен блоков пятисотевровых купюр, остановился. Подошел к полке, где лежали фунты стерлинги, распихал несколько пачек по карманам, потом сунул в карманы еще по пачке долларов и фунтов. Все… точно все, больше не унесет. Нет, надо еще взять… сколько то… заплатить русистам.
Он взял блок стодолларовых, вытащил в кабинет и положил на стол. Вот теперь – точно все, остальное, даст Аллах, не найдут.
Президент, тяжело дыша и покраснев от натуги – вытащил тяжелую спортивную сумку в кабинет – ее не хватало сил нести, только волочь. Закрыл комнату-сейф, повесил на плечо автомат и стал ждать русских…
Отработав по целям, Ми-28 пошли по кругу над правительственным кварталом, отстреливая тепловые ловушки. В одном месте – взлетела ракета, видимо РПГ-7 и один из вертолетов, моментально довернувшись, ударил в это место струей трассеров. Над Махачкалой – висел дым, взлетали трассеры… в кроваво-красном свете заходящего солнца это выглядело особенно зловеще…
Транспортных вертолетов должно было быть два – их и было два. Две стрекозы, до боли знакомых Ми-8, служащих верой и правдой русскому солдату вот уже пятьдесят лет. Два – на случай, если один собьют или он не сможет продолжать полет из-за неисправностей. На вертолетах – тоже были подвешены блоки НУРС, по два на машину, в проеме двери десантного отсека – виднелось тонкое, черное рыльце пулемета. От здания президентского дворца, сильно поврежденного к тому времени – дали одну зеленую ракету. Сделав круг над площадью, один вертолет пошел на посадку, грамотно пошел, на грани фола, чуть не задевая лопастями здание и прикрываясь подбитым в середине площади бронетранспортером – когда вертолет будет на земле, он частично перекроет для стрелков Мугуева цель. Если стрелки еще рискнут связываться с русской ударной вертолетной группой – удар «Ночных охотников» мог любого привести в чувство. Чувство страха…
Канонерский «мишка» вел прикрывающий пулеметный огонь по зданиям, второй – уже опустился, из него выскочили четыре человека и у каждого, как успел заметить подполковник – по пулемету, ротному или легкому [64]. Хорошо подготовились, это тебе не девяносто пятый. Потом – из вертолета выбросили несколько больших, отлично знакомых любому военному ящиков – боеприпасы, выскочили еще несколько человек, в камуфляже, с автоматами. Пригибаясь, побежали к зданию…
– Князь общий – отсчет. Повторяю – отсчет. Огонь по сигналу…
Слитный топот по коридору – чудесно обострившимся слухом, президент услышал его. Это для него – было лучшей музыкой. Русские – пришли, чтобы спасти его от своего народа, к которому он испытывал ничего кроме омерзения.
Кто-то толкнулся в дверь, забарабанил со всей силой.
Черт, забыл…
Президент метнулся к двери, открыл ее. Военные вскинули автоматы, но тут же опустили их…
– Караев Гаджи Ахматович… – спросил один из них, словно сверяя личность осужденного с делом.
– Да. Это я – кротко сказал президент.
– Мы должны вывезти вас отсюда. Немедленно.
– Я… я сейчас.
* * *
Дошло до нас, что когда имама Ахмада ибн Ханбала (да будет доволен им Аллах) посадили в тюрьму, один из тюремных охранников пришел к нему и спросил его: «О Абу Абдуллах, хадис в котором говорится об угнетателе и тех, кто помогает ему – он достоверный?» Он сказал, «Да». Тюремщик тогда сказал, «Так что же, я считаюсь помощником тирана?» Имам Ахмад сказал, «Нет, помощники тирана, это те, кто расчесывает тебя, стирает твою одежду, готовит тебе еду, и покупает и продает у тебя. Что касается тебя, то ты сам и есть один из тиранов».
(Манакыб ал имам Ахмад от ибн ал Джавзи, стр. 397).
Несмотря на весь творящийся бардак… бардак просто несусветный, не входящий ни в какие рамки – связь в городе работала. Никому – ни военным, ни милиционерам, ни атакующим их боевикам Мугуева и ваххабитам – не пришло в голову нарушать систему сотовой связи, потому что она нужна была обеим сторонам. Сотовая связь в городе была неприкосновенной – и она продолжала работать. Ее, конечно, прослушивали русисты – но боевики говорили между собой на языках малых народностей Дагестана или условным фразами – и попробуй, найди переводчика для всей этой тарабарщины…
Работала связь и в осаждаемых зданиях правительственного квартала.
Конечно, звонили не только по делам, звонки были разные. Бойцы президентской охраны, личной гвардии президента, других полузаконных формирований – никому и никогда не сообщали номера своих сотовых и часто их меняли. С ними занимались сотрудники ФСБ, обучали их – и они знали, что сотовый телефон это не только маяк, который ты носишь всегда при себе, но и готовое подслушивающее устройство. Удивительно – но это же самое знали и боевики. В связи с контртеррористическими мероприятиями – СИМ-карты запрещалось продавать без паспортов, но стоило только зайти на рынок – и к тебе сразу кидались торговцы, предлагавшие левые СИМки, зарегистрированные на стариков и старух – на некоторых стариках было по сотне телефонов. Вот такие телефоны и носили при себе – и «стражи власти» и откровенные бандиты.
В тот час, когда вертолеты только кружили над площадью, как ищейки, решая модно ли приземляться или это слишком опасно – на первом этаже здания, в числе других гвардейцев сидел молодой парень по имени Иса Шомаев. Он был из Акуши, Акушинского района, где родился знаменитый Али-Хаджи Акушинский, проповедник и политик, впервые поднявший дагестанский народ против русистов. Но теперь – представитель даргинцев Караев – был главной всего государства и народа – второй по численности народ Дагестана, кстати, с максимальным процентом галлогруппы 1. [65]На сторону русистов вынужденно встал и Иса Шомаев.
Президент, заняв свой пост начал набирать полулегальную гвардию, состоящую из своих родичей – и это было хорошо, потому что в Дагестане была высокая безработица, а тут работа была простой и гарантированной, посильной даже сельскому парню. Когда пришло время – его и еще нескольких парней из его села – послали в Махачкалу. Там – они пришли по сказанному им адресу, их посадили в машину и привезли на какую-то виллу. Там – несколько часов мулла говорил с ними, как повезло дагестанскому народу с президентом Караевым, а потом – они дали клятву верности президенту – как положено, на Коране. Ночь они переночевали на этой вилле, к ним даже привели проституток – русских, естественно. На следующий день – они поехали, куда им сказали и их устроили на работу в одно из частных охранных агентств – созданных как крыша для президентских гвардейцев. Тут же – им оформили разрешение на оружие и корочки охранников – ни про какое обучение не могло быть и речи, зачем обучение кавказскому мужчине, он с детства воин, его отец должен учить стрелять, а не какой-то там русист шибко умный. Дали им и денег, сказали, где можно снять квартиру. Сначала они жили по четверо в квартире – это доставляло сложности, когда надо было приводить б…. – но потом, они начали зарабатывать, ставить крыши и разъехались – теперь у каждого хватало денег, чтобы снимать квартиру в одиночку.
Как жить – ему объяснили. Чужим – то есть тем, кто не относится к твоей народности – можно ставить крыши, но без беспредела, и чтобы делиться со старшими. Если совершил преступление, и тебя поймали – будешь отвечать, но если не поймали или ты договорился с полицией за свои деньги – никого это интересовать не будет. Если ты в Москве изнасиловал русскую или убил русского – это никого не интересует до тех пор, пока не начался большой скандал: если начался – тебя покрывать будут, но по мере возможности, с федеральным центром из-за тебя отношения никто портить не будет. Если ты свяжешься с ваххабитами или сам станешь ваххабитом, и об этом узнают – тогда убьют тебя и всю твою семью за предательство. И… да, на выборы надо ходить и голосовать за кого скажут старшие. Все.
И так – Иса Шомаев жил какое-то время. Потом – сломался.
Сломался он на одной операции, в принципе то обычной. Схватили одного подонка, он был наркоманом. Раскололи. Он показал на нелегальную точку. Получили приказ действовать самим, не сдавать точку русским – Президентская гвардия спаивалась кровью и ненавистью со стороны ваххабитов, составлявших значительную часть молодежи. К тому же – были люди, которые вели собственную разведработу, торговали информацией с русским ФСБ. Были и русские, которые за деньги давали информацию ваххабитам. Они подъехали и ударили по точке из Шмелей, потом подавили сопротивление. Когда стали вытаскивать обгоревших вахов – Иса в одном из них узнал своего лучшего друга, с которым они жили рядом в деревне. Он тоже хотел поступить в гвардию – но его почему-то не взяли. А теперь – он стал ваххабитом и сгорел в адском пламени, устроенном ударами огнеметов Шмель. Сгорел, ненавидя их, Иса не знал этого – но почувствовал…
Он понял, как их ненавидят…
Русский – может существовать в атмосфере всеобщей ненависти, ему на это плевать. Кавказец – нет. Кавказец может ничего не приобрести кроме уважения народа и прожить в довольстве и спокойствии до ста двадцати лет. А может – приобрести все земное, ездить на дорогой машине и иметь армию нукеров, но не быть признанным людьми и покончить с собой в дурном настроении. Были и другие… первое, что делали русские, это отрывали людей от общего, от целого, делали их такими же как они сами… отрезанными ломтями. В Махачкале им удалось это сделать со многими, очень многими – таким, например, был Президент, ему плевать, что его ненавидят, пока есть возможность воровать. Но Иса Шомаев был не таким… он, наверное, был бы таким, если бы родился в Махачкале – но он родился не в Махачкале, он родился в горном селе, где восходящее солнце высвечивает зубчатые отроги гор и где дома – стоит на самом краю пропасти.
Пропасти…
Иса Шомаев начал искать контакты с ваххабитами. И нашел.
Ему дали совершенно конкретные указания. Не делать ничего. Ходить в мечеть и выполнять полный намаз [66]. Ни о чем не заговаривать со своими сослуживцами, не пытаться ничего им объяснить про ислам. Осквернять себя запретным, если это делают все. И ждать. Единственного слова, приказа, команды…
Несколько минут назад – он получил ее. Команду…
– Что это, брат…
Иса показал экран мобильника.
– Такси…
Его напарник, парень по имени Хаджибек, веселый малый не расстающийся со снайперской винтовкой – истерически захохотал…
– Такси… шайтан меня забери… такси… вызывай и поехали к б… На такси со скидкой, шайтан меня забери…
Заберет…
Он не испытывал ненависти к своим сослуживцам – хотя знал, что если он будет раскрыт, они убьют и его и всю его семью. Они не знали… не знали животворного как горный ручей слова проповедей, никогда не постигали великую мудрость, сокрытую в шариате. Они воевали… за что они воевали? За то, что им приказывали люди, осквернившие себя и отрезавшие себе путь, обреченные гореть в адском пламени, когда придет Час. Как можно ненавидеть людей, которые заблуждаются, и которым уготовано пламя? Их можно только пожалеть, ведь они – не знают. Ему же – уготован рай. Как и любому из шахидов…
Шахид…
На площади – с гулким рокотом садился вертолет русистов. На противоположной стороне площади – мерцали вспышки разрывов, ударные вертолеты вели огонь, подавляя огневые точки.
Русисты…
– Я схожу по нужде, брат… – сказал Иса, поднимаясь. Без страха, даже если на той стороне остались снайперы. Ведь все жизни – на ладони Аллаха, Великого и Всепрощающего, и если он делает то, что угодно Аллаху – Аллах не допустит, чтобы пуля нашла его сейчас…
– Иди. Вызови заодно такси… – Хаджибек снова захохотал… видимо, вмазался.
Иса вышел с лестничного пролета, где и была их огневая точка, пошел по коридору. Свезенный в сторону, изгвазданный сапогами ковер, тревожно мерцающие, уцелевшие еще лампы, питающиеся от дизель-генератора, пороховой дым, гарь и вонь. Из некоторых кабинетов воняло особенно омерзительно – в туалет выйти было некогда и потому – испражнялись прямо там, на пол.
Русисты пришли за национал-предателем. Русисты собираются его вывезти, а нас – бросить здесь. Предатель не может не предавать…
По лестнице – тяжело прогрохотали сапоги. Русисты спешили выполнить свою собачью работу…
Где они его поведут…
Кто-то толкнул его в бок.
– Иди к другой лестнице. Аллах Акбар, брат…
Он не знал имя человека, который стоял рядом с ним. Стоял, вооруженный автоматом. Кажется… он их охраны здания, не из гвардии.
– Иди! Иншалла, сегодня все закончится…
– Иншалла…
Иса побежал к другой лестнице…
Русский спецназ выстроился в защитный конвой. Пять человек – один впереди, четверо по бокам, они прикрывали Президента своими тяжелыми, стальными телами. Новейшие бронежилеты, выдерживают попадание пулеметной пули в упор. Три человека шли впереди, прикрывая каждый лестничный пролет, каждый коридор и давая дорогу ведущей пятерке. Двое – прикрывали от удара в спину. В каждой группе прикрытия – был пулемет.
Спецназовцы – русисты появились внезапно – три человека, у одного – на автомате мощный, слепящий глаза фонарь, постоянно включенный. Они выглядели как роботы – обвешанные снаряжением, защищенные бронежилетами и титановыми шлемами с глухими, бронированным забралами. Это были те псы, которые рвали на куски его народ.
Иса расстегнул ширинку и начал мочиться у самого выхода на лестницу. Он и в самом деле хотел помочиться.
Луч света ослепил его.
– Вот свиньи, где живут там и срут… – беззлобно прокомментировал русский – эй, бача. Иди отсюда!
– Ну иргыс [67]– сказал Иса и помотал головой.
– Вот дятел… – сказал спецназовец, указав стволом на коридор – туда иди! Пошел, пошел! Здесь нельзя.
– Ну иргыс – повторил Иса, застегивая ширинку.
– Пошел тебе говорят! Ну!
Раздраженный русист ткнул Ису стволом автомата…
На лестнице послышались шаги. Совсем близко…
Иса быстро и красиво перехватил автомат – оружием с длинным стволом ни в коем случае нельзя в кого-то тыкать, если не хочешь лишиться оружия. Этот прием – они отрабатывали на занятиях, с русскими же инструкторами.
Другая рука выхватила из кармана гранату Ф1 уже без чеки.
– Аллах Акбар!
Тащить тяжеленную сумку было просто невыносимо. Президент поливался потом – но тащил ее, хотя едва кишки не вываливались – но тащил. На него накинули тяжелый бронежилет в одиннадцать килограммов весом, шлем из титана, от которого голова просто гудела, и он тащил эту сумку. В другой руке, подмышкой – он тащил полиэтиленовый блок с долларами – русисты доллары не взяли.
И что? Не бросать же…
Рука, казалось, сейчас оторвется. Через бронированное стекло шлема он ничего не видел, его окружили со всех сторон и вели. И он шел и тащил за собой тяжеленную сумку с золотом и деньгами…
– Ступеньки.
Предупреждение прозвучало четко – в шлеме был встроенный микрофон.
Он начал спускаться по ступенькам. Один раз чуть не упал, ткнулся в спину впереди идущего русского. Тот выругался на своем собачьем языке…
Потом – кто-то толкнул его – и он полетел вперед. Что-то грохнуло…
– Граната! Граната!
В голове шумело, как будто бил колокол.
– Фриц ранен! Главный, у нас трехсотый! Подрыв на втором этаже!
– Карп, отступайте к вертолетам немедленно. Группа три, эвакуировать трехсотого. Быстро, быстро!
Президента рывком подняли на ноги и потащили. Он не почувствовал привычной, вырывающей плечо тяжести и понял, что когда он упал, у сумки оборвалась ручка.
– Сумка, сумка! – закричал он по-русски – стойте, сумка!
Никто и не подумал останавливаться. Его то ли тащили, то ли вели к вертолету.
Сумка…
Президент заплакал…
