Текст книги "Украсть Ленина"

Автор книги: Алекс Тарн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

2

Когда подали трап и пассажиры, как застоявшийся табун, толкаясь, ринулись наружу, Веня остался сидеть. Он говорил себе, что спешить некуда: так или иначе, все встретятся у багажной ленты. Но главная причина неторопливости заключалась в другом: Веня лелеял свое неожиданное волнение – чисто юношеское, давно позабытое; ему не хотелось расставаться с этим дорогим подарком, разменивать его на конкретную реальность троих отдаленно знакомых пятидесятилетних дядек, которые ждали его в зале для встречающих.

В итоге, он замешкался чересчур и, когда собрался выходить, оказалось, что теперь выгружают инвалидов и придется подождать. На этот раз ожидание вселило в него совершенно нелогичное раздражение – не столько из-за самой задержки, сколько из-за ее вынужденности. Стюардесса на выходе почувствовала его нетерпение.

– Не волнуйтесь, – улыбнулась она. – Так или иначе…

– …все встретятся на багаже, – подхватил Веня. – Я знаю. Спасибо вам за полет и до свидания.

Снаружи было прохладно и пасмурно, восемь вечера, сумерки. Кучка пассажиров у подножия трапа ожидала возвращения автобуса. Специальный лифт опускал последних инвалидов, остальные, уже в колясках, раскатывали на пятачке возле самолета. Сбоку стояла вереница черных автомобилей: длиннющий лимузин и несколько джипов; на переднем лениво крутилась синяя мигалка, коротко стриженный телохранитель с проводком наушника что-то нашептывал, кривя рот к воротнику.

– Гражданин, пройдемте! – кто-то, дыхнув перегаром, цепко ухватил Веню за локоть.

Веня обернулся: на него, сощурившись, смотрел здоровенный милиционер в высокой фуражке над красным испитым лицом.

– Простите?

– Прокурор простит, – пообещал мент и потянул Веню к себе. – Пройдемте, я вам русским языком говорю. Или вы только по-израильски понимаете? Так я могу…

Последние слова прозвучали угрожающе. Веня беспомощно огляделся.

– Доктор Бени, что происходит? – к нему уже катился на своей коляске чернобровый Дуди.

Но тут лицо милиционера вдруг сморщилось, он задавленно хрюкнул, выпустил Венин локоть и заплакал, утирая обильные слезы ладонью и бормоча какой-то вовсе уж бессвязный текст:

– Ты… вы… ты… да что же…

Веня стоял, открыв рот, и решительно не знал что предпринять. Возвращение на родную землю оказалось чреватым сюрпризами с самого первого шага.

– Вовочка! Слышь, Вовочка! Кончай Веника пугать! Он ведь сейчас назад улетит! – закричали от лимузина.

Веня все так же оторопело повернулся на крик. Это ж Вадька! Ну конечно! Под конвоем целой группы телохранителей к нему весьма нетвердой походкой направлялись двое: Витька и Вадик!.. Ну это ж надо: Витька совсем не изменился, такой же тощий, только морщины и облысел, но седины нету… а Вадька, наоборот, растолстел, отяжелел, зато шевелюра та же – густая, хотя и совсем седая. А где же…

– Как же ты меня… – плакал рядом безутешный мент… или не мент?.. какой же это мент, Веня? Это ж Вовочка! Вовочка собственной персоной, только изменившийся до неузнаваемости и в стельку пьяный. – Не узнал! Ты – меня! Как же…

– Вовочка, – неуверенно произнес Веня, притягивая друга к себе. – Ты уж извини меня, дурака, ради Бога. Сам виноват: зачем было в мента наряжаться?

Но на нем уже висели Витька и Вадик, мяли, тискали, целовали, хлопали по спине. Вокруг, безмолвно контролируя вверенные им сектора обзора, стояли телохранители.

– Какой мент, дубина? – недоуменно и обиженно твердил Вовочка в эпицентре этой суматохи. – Это ж военная форма, ты что, не видишь? Я ж полковник Российской армии, ты что…

– Да погоди ты, Вовик, – кричал Вадька прямо в Венино ухо. – Он ведь только что приехал, еще ни черта не видел. Дай ему осмотреться. Веня, давай, поехали… пошли, пошли, в машине доцелуемся…

Он обхватил Веню за плечи и потащил к лимузину.

– Погоди, погоди… – остановился Веня. – Багаж… виза…

– Вы слышали? – все так же восторженно заорал Вадик. – Багаж! Виза!

Не отрываясь от Вени, он простер в сторону руку и защелкал пальцами. Тут же в непосредственной близости от щелчков нарисовался крепыш в костюме, шаркнул, кашлянул.

– Вадим Сергеевич?

– Ты что, глухой? – проорал Вадька. – Багаж! Виза!

Крепыш вздрогнул, подхватился, почтительно склонился к Вениному плечу:

– Попрошу, пожалуйста, ваши билет и паспорт.

Слово «ваши» он произнес одним дыханием, дабы не осквернять нечистотой уст обращение к хозяйскому другу. Веня поспешно протянул документы.

– Вот и все! – Вадька хлопнул его по спине и потащил было к лимузину, куда уже усаживались Витька с Вовочкой, но остановился на полдороге. – Черт! Музыка! Где музыка, мать вашу?! Всех уволю!

Из недр лимузина немедленно грянул туш. Охрана пятилась к джипам, не переставая контролировать сектора. Подошел аэродромный автобус, распахнул двери, но никто из пассажиров самолета даже не пошевелился: все, открыв рты пошире автобусных дверей, наблюдали за торжественной встречей своего бывшего попутчика.

– Погоди! – скомандовал Вадик около машины. – Сначала я. Надо подготовиться. Сосчитай до десяти и заходи. У-у-у, морда!

Он сжал Веню в объятиях, явно сожалея, что вынужден оторваться от него хотя бы даже на несколько секунд, и нырнул внутрь. Веня нечувствительно досчитал до десяти и последовал за другом. Джип с мигалкой включил сирену и рванулся вперед, расчищать дорогу. Перед тем, как захлопнуть за собой бронированную дверцу лимузина, Веня в последний раз обернулся – как раз для того, чтобы наткнуться на остановившийся взгляд инвалида Дуди Регева. Было бы чудовищным приуменьшением сказать, что Дуди выглядел удивленным. Дуди выглядел пораженным молнией. Его руки безвольно обвисли, черные брови улетели куда-то вверх, к затылку, а челюсть, наоборот, отвисла так, что практически лежала на коленях. В таком шоке Веня не видел бравого спецназовца никогда, даже там, в Ливане, четырнадцать лет тому назад, в импровизированном лазарете на берегу к северу от Тира, куда его притащили с размозженной ногой и двумя осколками в животе.

Туш смолк. Ярко освещенная внутренность лимузинного салона встретила Веню троекратным «ура». Вадька, Витя и Вовочка смотрели на него, подняв бокалы с шампанским. На сервировочном столике стояли холодные закуски, рядом светился бар с бутылками. Витя улыбался знакомой, слегка отрешенной улыбкой. Вовочка опять плакал – да что это с ним такое? Вадик сиял, лучился немного озабоченным счастьем хозяина, долго готовившего и вот, наконец, осуществившего свою давнюю мечту о настоящем празднике.

– За встречу! – прокричал он, подсовывая Вене пузырящийся бокал. – Гусары пьют сидя, но залпом! Раз, два, три!

Веня выпил и сморщился – в его бокале оказалась водка, газированная водка. Вадька немедленно поднес ему малосольный огурчик и восторженно хлопнул по плечу.

– Извини, чувак. Тебе нас догонять надо. Мы-то с утра на кочерге. Глянь на Вовика: льет слезы без остановки. Он теперь у нас такой, как выпьет, плачет.

– Вы болван, Штюбинг, – надменно произнес Вовочка. – Не слушай его, Веник. Это я так потею, через глаза.

Вадик расхохотался, достал сифон и плеснул Вене в бокал очередную порцию «газировки», а остальным снова налил шампанского.

– Ну, еще по одной. Давайте.

Лимузин тронулся с места – незаметно, почти без толчка.

– Эй! – свирепо завопил Вадик. – Уволю! Я вам когда сказал трогать? После второй! После, а не во время! Ну что за идиоты!.. Поверите ли, ребята, не с кем работать. Ни у кого бестолковка не варит, ну ни у кого… просто катастрофа какая-то… Поехали, дорогие.

Они снова выпили.

– Значит так, – сказал Вадик, поставил бокал и запел, дирижируя обеими руками. – «Программа у нас большая, программа наша такая. Жила бы страна родная…» Шутка. Сейчас мы дружно направляемся в многофункциональный реабилитационно-оздоровительный центр, в просторечии именуемый «баня». Веньке с дороги не помешает, да и остальным тоже не вредно будет поправиться, правда Вовик?

– «Шутка…» – мрачно передразнил Вовочка. – «Жила бы страна родная» – это тебе не шутка, Штюбинг. Нашел чем шутить.

– Да ладно тебе, – отозвался Вадик. – Расслабься, вояка хренов. Патриотические мероприятия запланированы у меня отдельно, специально для тебя. Дай сначала немножко отдохнуть. Итак, оздоровив главные органы и особенно члены, мы следуем на торжественный ужин в особняк, по недоразумению занимаемый в настоящий момент домом Архитектора. Хрен его знает, кто он, этот Архитектор, но фамилия звучит подозрительно. Недоделанно как-то. Было бы «Архи-протектор», еще можно было бы на колеса натянуть, а так…

Вадик хлопнул себя по коленям и захохотал. Он вообще производил удивительно много шума.

– Ленин это словечко любил… – так же мрачно заметил Вовочка. – «Архи». Так и писал: «архи-важно»… или «архи-глупо»…

– Погоди-погоди, – сказал Витя. – Это уж не тот ли особняк на Герцена, наискосок от дома Набокова? Там же интерьеры обалденные, я помню.

– Он самый! – завопил Вадик. – Только Герцена твоего, Витек, давно уволили, без выходного пособия. Пущай теперь в Лондоне улицы именует, звонарь сраный. А у нас улица называется Большая Морская, поняли? И снял я этот особнячок на вечер по одной-единственной причине: папашку его первой хозяйки звали… ну, кто догадается?

– Штюбинг? – предположил Вовочка. – Или Крузенштерн?

– Правильно! – завопил Вадик еще громче прежнего. – Штиглиц! Барон Штиглиц! Главный банкир России! Хотя я сейчас, пожалуй, побогаче буду…

– Неужто родственник?

– Нет, там тупик, – радостно отвечал Вадька. – Я с другой ветки Штиглицев, адмиральской.

– Ну, я и говорю: Крузенштерн… – констатировал Вовочка.

Веня потряс головой. Водка из сифона, как и всякое неконвенциональное оружие, действовала быстро и разрушительно.

– Вадя… слушай, Вадя… – язык ворочался медленно, неохотно, словно сначала долго взвешивал, стоит ли слушаться. – А зачем нам на четверых целый особняк? Хватило бы столика…

– Да ты чего? – искренне удивился Вадька. – Хочется, чтоб красиво. Чтоб погулять, как надо. Чтоб с размахом. Да и это ж прикол какой, ты подумай: особняк Штиглица! Помнишь, как мы тогда на кладбище удивились, у той могилки с ангелом? Так это то же самое, въезжаешь?

Веня неуверенно кивнул.

– Так… – громко сказал Вадик и подвигал ладонями по коленям. – Так…

Все молчали.

– Кстати, сколько нам тогда было? – спросил Веня. – Ну, тогда, на кладбище, когда Витька прочитал надпись?

– Десять… – Витя улыбнулся. – Третий класс. Вадька тогда еще своей фамилии стеснялся, помните?

В салоне лимузина снова повисло молчание.

– Может выпьем? – Вадька хлопнул в ладоши, потянулся за бутылкой.

– Постой, не гони, – остановил его Витя. – Цели быстро нажраться пока не стоит.

Вадька послушно кивнул. Остаток дороги они ехали в молчании, думая каждый о своем. Наконец лимузин остановился. Знакомый крепыш в черном костюме открыл дверь.

«Как же он успел с моими документами и с багажом? – подумал Веня. – Не может быть…»

– Это не тот, – хлопнул его по плечу Вадька, правильно угадав причину вениного удивления. – Похожи они у меня. Как горсть патронов. Специально так подбираю, чтоб потом не жалеть.

– Не жалеть?

– Ну да. Кто ж на войне патроны жалеет?

– На войне?

Они стояли в темном внутреннем дворе, с тыльной стороны какого-то большого здания. На ближнем к лимузину подъезде висела табличка: «Служебный вход». Телохранители с топотом распределялись вокруг, озабоченно оглядывая окрестные окна и крыши. Одинаковые пиджаки у них одинаково пузырились подмышкой, из-за одинаковых воротников вокруг одинаково бычьих шей змеились одинаковые проводки; более всего они напоминали плохо прорисованных персонажей дешевой компьютерной игры. Горсть патронов…

– Пошли, пошли! – заторопился Вадик, с видимым облегчением возвращаясь в роль хозяина праздника.

Миновав лифт и несколько коридоров, они оказались в большом зале с высоким лепным потолком. В узорах лепнины чередовались серпы с колосьями, молоты с тракторами и накренившиеся от полноты содержимого чаны, изливающие не то сталь, не то зерно. Вдоль стен стояли разнокалиберные бюсты советского времени: буйная волосня Маркса сменялась блеском ленинской лысины, далее следовала густая шевелюра генералиссимуса, за которой светился голый череп Хрущева и снова – пышная прическа Брежнева, и снова – лысая голова Горбачева. В этом размеренном чередовании лысин и волос нельзя было не усмотреть торжество основополагающего принципа единства и борьбы противоположностей.

Паркетный пол сиял; в дальнем торце зала вокруг низенького, уставленного бутылками и холодными закусками столика были правильным полукругом расположены четыре огромных кожаных кресла небесно-голубого цвета. На спинках кресел сияли расправленными белоснежными рукавами махровые халаты с огромными вышитыми монограммами участников торжества.

– Пожалуйста! – гордо воскликнул Вадик, делая широкий приглашающий жест. – Занимайте места согласно купленным билетам!

– Да-а… – протянул Витя. – Это почем же они куплены, билеты-то?

Вадик пожал плечами. Удивление друзей было ему явно приятно.

– Не знаю, – небрежно сказал он. – Честно говоря, я билеты не люблю покупать. В очереди стоять… зачем? Так что пришлось приобрести все здание и слегка переоборудовать. Бывший районный Дворец культуры.

– Это и теперь Дворец культуры, – мрачно заметил Вовочка. – Твоей культуры.

Вадик снова пожал плечами, на этот раз с досадой.

– Кончай, Вовик, не порть праздника. Ребята, давайте, располагайтесь. Переодеваемся…

Он взял свой халат и молча пошел к двери в боковой стене зала. Веня укоризненно посмотрел на Вовочку:

– Зачем ты его обижаешь? Смотри, как человек старается…

– Ничего, – хмыкнул Вовочка. – С этого типа обида – как с гуся вода. Или не помнишь?

Переодевались в боковой комнате, где на каждого был выделен отдельный, обозначенный именем шкаф. Открыв его, Веня обнаружил смокинг и туфли и понял, почему Вадик интересовался по телефону его размерами. В зал Веня вернулся первым, откупорил бутылку шампанского и дожидался друзей с бокалом в руке.

– Я хочу, чтобы мы выпили за Вадьку, – сказал он, когда все собрались. – За нашего дорогого Штюбинга, который так постарался для того, чтобы нам было сейчас хорошо. А если, дорогой Вадька, кое-кто иногда покусывает тебя, так это ведь никак не со зла, а исключительно ввиду несовершенства окружающей среды, которая, к сожалению, не состоит сплошь из таких, как ты. Будь здоров, дорогой!

Выпили. Вовочка вновь прослезился и пошел обниматься с хозяином. Несколько секунд они так и простояли, обнявшись и похлопывая друг друга по белым махровым спинам.

– Спасибо, Венечка, – сказал Вадик, оторвавшись наконец от Вовочки и удивительно быстро вернув себе прежний хозяйский вид. – Прошу всех садиться. Начинаем культурную программу. Для начала познакомьтесь с моим домашним животным.

Он хлопнул в ладоши. Входная дверь распахнулась, за ней послышались шум, возня, сдавленные ругательства, и какие-то странные звонкие шлепки, похожие на пощечины.

– Вадя, по-моему, там кого-то бьют… – осторожно заметил Витя.

– Идиоты! – закричал Вадик. – Всех уволю! Ничего нельзя поручить…

В этот момент раздался особенно громкий шлепок, и в зал влетел лоснящийся темно-коричневый бегемот, размерами с очень большого хряка. Вид у него был чрезвычайно раздраженный, и для того, чтобы это понять, не требовалось защищать диссертацию по психологии гиппопотамов. Пробежав несколько метров, он остановился, недовольно обозрел зал, угрожающе хрюкнул и со всех ног бросился к сервировочному столику.

– Держи его! Держи! – завопил Вадик. – Идиоты!

Тут только Веня заметил, что за животным тянется толстая цепь, на которой висят по меньшей мере пятеро крепышей в черных костюмах, безуспешно пытающихся затормозить рвущегося вперед бегемота. Тщетно! Разъяренная скотина неуклонно приближалась к столику с закусками и к людям в белых халатах.

– Вадя… – испуганно проговорил Витька и судорожно вцепился в подлокотники кресла. – Вадя!

– Спокойно! – заорал Вадик. – Ситуация под контролем! Стоять, падла!

То ли эта незаслуженная грубость обидела бегемота, то ли возымели наконец свое действие усилия крепышей, но он внезапно остановился, как вкопанный, приблизительно метрах в пяти от кресел. Витька перевел дыхание.

– Последний раз я был так испуган… – начал он, подумал и закончил: – Собственно, никогда.

– Ерунда! – выкрикнул Вадик, не отрывая взгляда от животного. – Смотрите! Теперь начинается самое главное!

Бегемот еще раз хрюкнул, на этот раз намного более миролюбиво и повернулся к бюстам вождей. Неторопливо переваливаясь на коротких ногах, он подошел к Горбачеву, понюхал, фыркнул и перешел дальше, к Брежневу.

– Смотрите, смотрите… – повторил Вадик, предостерегающе приподняв руку. – Выбирает…

Сопровождаемый крепышами, бегемот продолжил свое движение вдоль аллеи былой коммунистической славы, дошел до конца, чихнул и повернул обратно.

– Вадя, кончай дурью маяться, – с досадой проговорил Вовочка. – Давай лучше выпьем.

– Погоди! – отмахнулся хозяин. – Смотри, смотри!

Бегемот остановился около Брежнева. Он еще раз тщательно внюхался, икнул, сделал круг, как собирающаяся улечься собака, присел и навалил под бюст огромную кучу.

– Браво! – восторженно вскричал Вадик. – Браво! Вы видели?!

– Что? – осторожно поинтересовался Веня после некоторого молчания. – Видели что?

– Как это «что»? – кричал Вадик. – Он насрал именно на Брежнева, вы поняли?

– Ну и?..

– Что «ну и»? Вы совсем дураки или как? Смотрите: он ведь вас совсем не знает. Как в этой ситуации никого не обидеть? Вот Вовочка, например, тащится от Ленина, а Венька, может, – от Хруща, а Витька, может, – от Сталина или, наоборот, от Горби… неизвестно ведь, правда? И только один вождь в полном консенсусе: Брежнев! Его, сколько ни обсирай, все равно ни один человек не обидится, так ведь? Вот он и выбрал… у-ти лапушка, у-ти молодец…

Вскочив с кресла, Вадька подбежал к бегемоту и принялся чесать его за ухом. Животное довольно похрюкивало. Рядом, убирая дерьмо с паркета, суетились крепыши с совками и тряпками.

– Вам, дуракам, не понять, – сказал Вадик умиленно. – А я так гадаю насчет правительственного курса. Запускаю в зал и смотрю, перед кем присядет. И, знаете, Вовка еще ни разу не ошибся. Ни разу. Не то что идиоты-политтехнологи… эти только бабло потребляют, а вот хороший прогноз дать…

– Кто? – тихо переспросил Вовочка.

– Что? – обернулся Вадик.

– Кто «не ошибся»?

Вадик замялся.

– Гм… Ты только не обижайся, Вовик… но я его твоим именем назвал. Соскучился. Поверишь ли, я всех своих домашних животных так зову.

– Ага, – выдавил из себя Веня, кривясь от сдерживаемого смеха. – И на морду лица они похожи: оба краснорожие, глазки маленькие…

На последнем слове он не выдержал и сполз с кресла. Витя тоже корчился рядом. Через секунду хохотали все четверо. Охрана тоже сдержанно усмехалась уголками плотно сжатых ртов, не переставая, впрочем, пристально сканировать глазами соответствующие сектора обзора. Вадик закончил смеяться последним. Он всегда заканчивал смеяться последним – смешливость часто сопутствует добродушию. Но это в прошлом, а сейчас он, может быть, просто следовал известному правилу. Все еще посмеиваясь, хозяин вернулся в кресло и наполнил бокалы. Друзья снова выпили. Тем временем крепыши внесли в зал корыто со свежими овощами, и бегемот присоединился к трапезе. Он забрался в корыто с ногами и жрал удивительно громко, с хрустом раскусывая репу, разламывая огурцы, чавкая, чихая и хрюкая.

Разлив по новой, Вадик подал знак. Зазвучало адажио из «Лебединого озера»; бюсты вождей словно бы приосанились, вспомнив былое. Затем с обеих сторон помещения распахнулись двери, и, постукивая по паркету твердыми носками балетных тапочек, в зал втянулись две длинные вереницы девушек. Кроме упомянутых тапочек и накладных ресниц на них не было надето ничего. Сделав несколько па, девушки разделились на кордебалет и четверку солисток. Солистки отчетливо выделялись на фоне кордебалета размерами бюстов и фигурной стрижкой лобков. После того, как перестроение было завершено, балерины замерли в неподвижности. Музыка смолкла, и даже бегемот, словно осознав торжественность момента, на время перестал хрюкать. Телохранители тоже резко изменили сектора сканирования, халатно сосредоточившись на тощих ягодицах артисток.

– Вот, – удовлетворенно произнес Вадик, вытирая рот салфеткой. – Современный русский балет.

Витька неловко задвигался в своем кресле: он явно не знал, куда девать глаза.

– Слушай, Вадя, а почему они голые?

– Понимаешь, Витя… – Вадька возвел глаза кверху, явно копируя ученую искусствоведческую манеру. – Балет – искусство сугубо визуальное. На практике «визуальность» означает невозможность… вернее, неподходящесть данного искусства для чисто материального потребления…

– Другими словами, ты их не трахаешь? – перебил Вовочка.

Вадик поморщился.

– Конечно нет, Вовик. Ты только вглядись: сплошные жилы да силикон. Подержаться буквально не за что. Даже резиновая Зина интереснее – она хотя бы с подогревом. Нет, тут все только визуально. А визуальность, Витек… – он снова повернулся к Витьке. – …визуальность подразумевает обращение к самым глубоким струнам человеческой души, к обнажению самых скрытых…

– Понятно, понятно, – снова перебил грубиян Вовочка. – «Обнажение скрытых» тут очевидно.

– Ну вот… – развел руками хозяин. – Веня, ты как?

– В каком смысле?

– В визуальном, разумеется.

– В визуальном… – задумался Веня. – Видишь ли, сам я балет не люблю, хожу, если только Нурит меня силком вытаскивает. Что тебе сказать… те балетные труппы, которые я видел, тоже обычно «обнажают самые скрытые», но не настолько. Так что твой балет явно более передовой.

– В смысле передка, – заржал Вовочка.

Балерины, не шевелясь, ждали команды. На их нарумяненных кукольных лицах застыли пластиковые улыбки. Остановившиеся глаза блестели неестественным кокаиновым блеском. Телохранители синхронно перешли к сканированию лобков. Вадик махнул рукой, и грянул «Танец маленьких лебедей» в поистине революционной аранжировке, скорее напоминающей марш. Веня и Витька удивленно переглянулись. Нельзя было не обратить внимание на то, что в области хореографии современный русский балет также сделал решительный шаг вперед. Семенящая дробь кордебалета сменилась синхронными взмахами ног поистине мюзикхолльной амплитуды. В сочетании с полным отсутствием одежды, это еще ярче воплощало торжество принципов визуального искусства в вадиковом понимании.

Но самыми последовательными оказались четыре «маленьких лебедя». При первых же тактах они повернулись к зрителям задом, нагнулись и дальнейший танец осуществляли, ни разу не выйдя из этой трудной и, несомненно, новаторской позиции. При этом руки их, как и положено в «Танце», находились в положении «крест-накрест», но не с руками, а с внушительными силиконовыми прелестями ближайшей партнерши, что придавало хореографии невиданный, хотя и несколько удойно-животноводческий оттенок. Видимо, бегемот Вова тоже почувствовал это и стал проявлять признаки беспокойства, хотя чавкать не перестал.

Музыка смолкла. Вадик громко зааплодировал, остальные со смешанными чувствами присоединились к нему.

– Вадя, а Вадя… – сказал Витя просительно. – Все это, конечно, здорово, но отпустил бы ты их, а? Как-то уж больно твой бегемот возбудился.

– Глупости! – закричал раскрасневшийся Вадик. Было видно, что визуальное искусство оказывает на его душу самое благотворное воздействие. – Глупости! Вовка их прекрасно знает!

– Ты что, сбрендил? – откликнулся Вовочка. – Да я их впервые вижу.

– При чем тут ты? – засмеялся Вадик. – Я имею в виду бегемота. Эти бабы ведь у меня не только танцуют. Есть такой новый вид, на грани искусства и спорта: синхронное плавание. Внизу тут бассейн со стеклянной стенкой, потом покажу… ну вот, так они синхронно плавают вместе.

– Вместе с кем? С тобой?

– Да нет же! Я ведь вам объяснил: это искусство строго визуальное. Плавают с бегемотом. Синхронное плавание с бегемотом. Пока с карликовым, но я уже заказал…

Одна из балерин покачнулась и упала в обморок. Витя недоверчиво покрутил головой.

– А сам бегемот согласен с принципом визуальности?

Вадик нахмурился.

– Ну, не стану отрицать: определенный травматизм имеет место. Пока. Искусство требует жертв, слышали такое?.. – он крякнул и неловко поменял тему. – Давайте, выпьем, что ли? Между танцами?

– Вадик, дорогой, – мягко сказал Веня. – Не хочется тебя обижать, но я как-то… с дороги… мне бы… Скажи, в твоей бане еще и парятся или только пьют и наслаждаются визуальным искусством?

– Гм…

Вадик потупился. Можно было почти физически ощутить, с каким сожалением он мысленно вычеркивает пункты из своей праздничной программы. Друзья ждали.

– Ладно, что с вас возьмешь… – хозяин еще слегка досадовал, но прославленная отходчивость уже трансформировала досаду в новое воодушевление. – Париться так париться. Снятие напряжения… веничек… массаж грудью…

– Чем-чем? – переспросил Веня.

Но Вадик не слушал: он уже свирепо размахивал руками, отдавая команды испуганным крепышам. В зале поднялась неимоверная суматоха. Снова раскрылись боковые двери, вбирая в себя поспешно ретирующихся муз визуального искусства; целая команда крепышей, пыхтя и скандируя «и-и-и раз!.. еще раз!..» вытягивала из помещения упирающегося гиппопотама; кто-то уносил корыто, кто-то орудовал шваброй, и над всем этим балаганом раздавался зычный вадиков крик:

– Идиоты! Всех уволю! Ничего нельзя доверить!

Наконец, все смолкло. В зале оставались только они вчетвером и горсть патронов: одинаковые крепыши, которым уже ничто не мешало вернуться к добросовестному сканированию вверенных им секторов. Один из крепышей что-то неслышно нашептывал, почтительно склоняясь к Вадикову уху. Вадик брезгливо выслушал, потом кивнул и повернулся к Вене.

– Венечка, душа моя. Ты у нас с приезда, тебе и лучший персонал. Иди за этим, он проводит.

Следуя за крепышом, Веня вышел из зала и, пройдя коридор, оказался в круглой пустой комнате с несколькими дверями. Крепыш подошел к одной из них, открыл и посторонился, пропуская Веню.

– Здорово, касатик!

Дверь за Веней закрылась. Он стоял в просторном предбаннике, где приятно пахло эвкалиптом, березовыми листьями и еще чем-то хорошим. Несколько выходов вели из этого помещения в другие – вероятно, в мыльную, парилку, сауну, бассейн… Посередине комнаты стоял стол из полированного светлого дерева, сбоку шли лавки. А на этих лавках… на лавках сидел «персонал»: две голые по пояс женщины в простынях, небрежно повязанных вокруг талии. Они прихлебывали чай с мятой и, улыбаясь, благожелательно рассматривали Веню. Одна, белобрысая, выглядела совсем молоденькой; другая была постарше, лет тридцати, с собранными в пучок русыми волосами, кряжистая, широкозадая, с тяжелыми на вид руками и мощной грудью. Ей и принадлежало услышанное Веней приветствие.

«Массаж грудью…» – вспомнил Веня непонятные вадиковы слова и попятился. Но русоволосая уже стояла возле него.

– Пойдем, милок, попаримся, – сказала она нараспев и дернула за поясок вениного халата. – Ты халатик-то сними, сними, будь ласков.

Оторопевшего Веню раздели, ввели в парилку и уложили на полок.

– Да не бойся ты! – засмеялась старшая, сбрасывая простыню. – Это же массаж, ничего страшного. Повернись-ка на спину, не стесняйся. Докторов-то, поди, не стесняешься?

– Я сам доктор, – почему-то обиженно сказал Веня, прикрываясь руками.

– А коли доктор, то ручонки-то убери… – старшая наклонилась над ним, мазнув по лицу грудью. – Вот так… Сейчас мы тебя расслабим, доктор… вон ты какой у нас напряженный! Слышь, Светка, глянь-ка, обрезанный… ты такие любишь.

– Ага, – подтвердила белобрысая.

Она лизнула Веню в пупок и медленно повела языком вниз по животу. Веня закрыл глаза.

«Не забыть позвонить Нурит… – думал он. – Не забыть позвонить Нурит… Не забыть позвонить Нурит…»

Другие мысли, кроме этой, в голове просто не помещались… а потом исчезла и эта.