Текст книги "Хозяин Океана"

Автор книги: Алекс Макдуф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Зрелище было тоскливое. Непостижимое и крайне неприятное. Боевого духа хайборийцам это никак не могло прибавить. Добро еще, что ни одна из дам не видела этого.

Кровь пролилась в воду. Последнее, что заметил Хорса, прежде чем перерубить ударом меча перехлестнувшую через фальшборт словно ядовитая гадина лиану, был острый черный плавник, без плеска разрезающий седую отблескивающую на солнце поверхность океана.

Пикты лезли на королевский неф как одержимые. Смерть колдуна, казалось, лишь озлобила и подхлестнула их. Черные каноэ подлетали к борту «Полночной звезды», точно пчелы на мед. Пикты, которые лазили по деревьям не хуже аборигенов Черных Королевств, легко взбирались по резным галереям на корму. Пока что закованные в чешую, кирасы и глухие шлемы зингарские гвардейцы сдерживали беспрерывный штурм, не слишком опасаясь за свою безопасность.

До носа пикты покуда не добрались, и дворянское воинство стояло без дела. Хуже было на палубе, гораздо более низкой, чем кормовая и носовая надстройки. Сюда пикты бросили основные силы. Атака шла с обоих бортов, и матросы, до последнего момента полагавшие, что «Полночной звезде» удастся уйти или что с дикарями легко будет сладить, просчитались. Увы, будь здесь Конан, он бы всех заставил уважать этого злого и сильного противника, и медлить с ответной стрельбой не посмел бы никто, даже при несогласии Гонзало. Теперь же было поздно. Тэн И, расстреляв весь свой запас – к слову, никто не заметил, чтобы кхитаец промахнулся, – пришлось спуститься на настил. Вскоре он оказался рядом с Хорсой.

– Любезный Тэн И, а ведь у вас у самого нет даже кольчуги! – успел крикнуть гандер, пока очередной пикт еще не появился на фальшборте. Вместо ответа Тэн И быстро завернул рукав своей пышной куртки. Блеснули мелкие, прекрасно выкованные и плотно сплетенные меж собой стальные кольца.

«Дракон! – только и успел подумать Хорса. – Ведь у него почти не было времени переодеться!

И двигался он, будто бы на нем этой кольчуги не было! Интересно, на чьей стороне был бы верх, схватись Тэн И с Конаном?»

Впрочем, додумать сию крамольную мысль ему не дали. Пикты, поднажав, прорвали оборону палубы с другого борта. Покрытый боевой раскраской, весь в устрашающих татуировках, стройный и весьма молодой еще пиктский воин с совершенно непредсказуемыми движениями, напоминающими коварные броски болотной гадюки, размахивая увесистой палицей, пользуясь длиной и быстротой своих рук, удерживал моряков на расстоянии, давая своим сотоварищам возможность беспрепятственно преодолевать барьер борта.

Пикты были вооружены как попало: у кого-то был лук, у кого-то палица, у иных топор. Большинство были с бронзовыми мечами, но у некоторых оказалось и настоящее железное оружие. Откуда оно пришло на закатный край пущи? Добралось ли по цепочке менового торга от аквилонской границы, или зингарцы, аргосцы и шемиты все же сбывали его пиктам, попирая договоры и запреты?

Гонзало, увидев, что рыцари не слишком спешат прийти матросам на помощь, снял вахтенных с из постов и приказал пособить товарищам, тем более что набравшую ход «Полночную звезду» весьма непросто было сбить с курса. Ветер же выдался попутный, хотя и легкий, но он постепенно усиливался.

Однако сбросить пиктов за борт не удалось. Даже протрезвевший до неузнаваемости Нарваэс, вооруженный огромным палашом, чем-то схожим с мясницким топором, коим зингарец орудовал с ловкостью того же мясника, священнодействующего, разделывая туши, не смог существенно изменить ситуацию. Потери, правда, с обеих сторон были невелики, хотя пиктов пало раза в два-три больше, но для экипажа и пятеро убитых были большой потерей.

Во главе все с тем же человеком-змеей жонглировавшим дубиной, утыканной огромными острыми клыками диких зверей, пикты быстро и верно пролагали себе путь к мачте, а там рукой было подать до люка в трюм, а если бы кто-то подрубил мачту топором, нефу сделалось бы совсем худо.

Поняв наконец, что дело принимает угрожающий оборот, и что, стоя на носу, положения не исправишь, часть рыцарей вступила в схватку. Как бы не были умелы в морском бое бывшие пираты, как ни вышколены были солдаты королевской гвардии, но только они выглядели довольно бледно в сравнении с теми, для кого война была даже не профессией, а жизненным предназначением. Строй месьоров – будь он пеший или конный – мог остановить или прорвать только другой строй месьоров. Эти люди – то есть большинство из них – учились фехтованию столько, сколько помнили себя. И пусть с годами они тучнели, жирели, лысели, становились ленивы, обзаводились дурными привычками и наклонностями и занятиями мечным боем зачастую пренебрегали, традиции оставались, и истребить их было невозможно. Пусть Конан и увел с собой самых отчаянных рубак, но и без них, вопреки большим сомнениям аквилонского короля, на «Полночной звезде» было кому выказать прежнюю хайборийскую доблесть.

Вьялли, Пиоло, комит Гальвао – трое аргосцев, мягко говоря, не слишком обожавших друг друга в обыденной жизни, теперь бились плечом к плечу. Высокий и худощавый Вьялли, маленький круглый Пиоло и крепыш-комит являли собой весьма колоритную группу. Как и большинство аргосцев, они предпочитали длинный тонкий меч, коим удобно было не только рубить, но и колоть и резать. Пикты, безусловно, колющего удара не знали – этот прием даже в Хайбории был привилегией Аргоса, – и немало дивились, если успевали, конечно, когда оружие вдруг било в тело подобно клыкам кабана, только вот проникала холодная закаленная сталь куда как глубже.

Аргосцы возглавили отпор, а за ними еще с десяток зингарцев и аквилонцев, и в их числе, несомненно, Дюгарри, Сибилио, Ильескас, Вильяс пришли на подмогу матросам. Самые горячие спорщики, к счастью, оказались не менее ретивыми бойцами.

Общими усилиями пиктов удалось оттеснить обратно к борту. Ловкач с палицей по-прежнему показывал чудеса жонглерского искусства, но теперь уже ему приходилось отбиваться. В конце концов Вьялли оказался с пиктом лицом к лицу, и два мастера боя – при этом манера у них была весьма похожа – принялись выяснять отношения. Делали это они довольно своеобразно: пикт пытался достать Вьялли палицей, а тот, то создавая завесу из сверкающего металла, то язвя противника змеиными выпадами, не давал ему подступить поближе. Сколько бы продлился этот танец, будь визави наедине, неизвестно, скорее всего, успело бы сесть и снова взойти солнце, но вокруг кипел бой. В отличие от хладнокровного градоначальника Вальбузо, дикарь увлекся поединком, захваченный его бешеным рваным ритмом. Он позабыл, что кроме этого нескладного высокого белого человека, волосы которого были зачем-то омерзительно коротко и ровно обрезаны, а на лице – как это непонятно! – отсутствовали всякие следы боевой раскраски или татуировки, и лаже кольца не было в ухе или в носу, что кроме него рядом были и иные враги, и было их немало. Пикт и не заметил, как остался почти один – матросы и месьоры прижали его соратников вплотную к борту, – и Дюгарри, зайдя слева, ничтоже сумняшеся нанес пикту режущий удар в бок, чуть ниже ребер. Меч у зингарца был отточен на славу и явно не пылился в фамильных чертогах, чинно и бесполезно повиснув где-нибудь поверх ковра на стене. Пикт не успел завершить удара, намеченного в челюсть аргосцу. Глаза его остекленели – вероятно, пикта поразил болевой шок, – и он пал. Смерть наступила мгновенно. Лишившись главного своего защитника, остальные пикты либо скоро и бесславно погибли, либо вынуждены были ретироваться за борт.

Воздев к зениту клинки, трое аргосцев, стоя у очищенного фальшборта, вскричали: «Аргос! Аргос! Аргос!» Троекратное это восклицание все реже звучало ныне над сушей и морем, ибо месьоры городов ссорились в основном меж собой и все более подминавшей под себя остальное побережье королевской Мессантией. Но сегодня был их день. Морская слава Аргоса воссияла заново.

Но в тот же миг торжество было испорчено. Пикты наконец-то добрались до носа и взобрались-таки наверх. Узкая и довольно короткая надстройка заполнилась лязгом мечей, гортанными криками пиктов и отрывистыми возгласами хайборийцев. Месьоры бились умело, но пиктов было много, и они, используя мощь и внезапность атаки, стали теснить месьоров, угрожая сбросить их вниз.

Прийти на помощь было больше некому: схватка у бортов продолжалась в прежнем бешеном ритме, а зингарская гвардия на корме не могла оставить свои позиции, хотя основной напор там был отражен почти без потерь.

Вот тогда, увидев, что Фрашку сражается не столь уж далеко от носа и опасность в случае успеха там пиктов будет в первую очередь угрожать ему, Гонзало тряхнул стариной. Оставив командование экипажем на Гвидо, он, не раздумывая свалился прямо на головы дикарям.

В правой руке у Гонзало был абордажный палаш, левой он держался за канат, а в зубах сжимал длинный морской нож. Мягко, как кот, капитан опустился у самого основания мачты. Вот тогда все увидели, что значит настоящая абордажная резня!

Гонзало отнюдь не выглядел могучим воином, и думалось, что пикты легко разрубят его на кусочки и выкинут акулам. Не тут-то было! Расположившись так, что за спиной у него врагов не осталось, Гонзало дрался явно не по-благородному, пуская в ход мерзейшие приемы, достойные разве только приморских окраинных кварталов Кордавы, где скрываются от властей всякие негодяи, и доживают век в нищете и болезнях отходившие свое моряки. Он действовал не только палашом и кинжалом, но и рукоятями оных, раздавая зуботычины, ногами, нещадно пиная пиктов по обнаженным голеням кованым морским сапогом и даже головой. Пикт, изловчившийся подобраться поближе к капитану и даже ухвативший его за плечи, повалился навзничь со сломанным носом, уронив случившегося за спиной товарища. Хлынувшая из рассеченного лба кровь чалила упавшему глаза, и он, не видя ничего, стал существенной помехой своим соратникам.

Раскидав таким образом ближайших соперников, капитан заставил пиктов считаться с собой как с серьезной боевой единицей. Пока те вытанцовывали перед ним, угрожающе потрясая мечами и дубинами – метать дротик или стрелять из лука было рискованно, ибо из-за толчеи на носу немудрено было угодить в своего, – месьоры разобрались с боевым порядком, сообразили, как проще сладить с врагом, да к тому же с палубы политься за своего приемного отца пришел Фрашку, и еще Тэн И, вполне убедившийся, что доверенное лицо короля Хорса владеет мечом ничуть не хуже, чем пару лет назад, и вполне может обойтись без охраны.

Хорса же, на шее у коего под кольчугой кхитаец узрел заветный шарф графини, впал в настоящее боевое неистовство, круша врагов направо и налево. Единственное, чего надо было опасаться, так это попыток пиктов снять не в меру ретивого рубаку стрелой. Однако поток стрел постепенно иссякал. Большинство пиктов перебрались на корабль и дрались там. У тех же, кто остался в каноэ, была иная забота – держаться за «Полночной звездой», ибо опускать паруса никто не собирался, и судно шло вперед, да и ветер продолжал усиливаться, и запас стрел у пиктов тоже не был неисчерпаем.

Глава VIII

Все собрались на стоянке. Щиты были закончены, и Конан с удовлетворением убедился в надлежащем их качестве. Ждали только Полагмара и Евсевия, засевшего с луком где-то на противоположном берегу, охраняя вельбер. Как ни силился король определить их местоположение, это ему не удалось.

– Вельбер за кустами прямо перед тобой, – пояснил Серхио. – А вот где твой болтливый аквилонец, я не знаю. Он кто, стражник?

– Ученый, – коротко отвечал Конан, покидая реку и возвращаясь на полянку, оставив Серхио и задумчивости.

Майлдаф опять забрался на дерево, а на берегу остался Арриго – ждать гандера и Евсевия. Остальным Конан вкратце объяснил свой план.

– Иного нам не остается, – закончил он. – Если кто измыслит лучше, я готов выслушать. Мне и Арриго такое не удалось. Если барон принесет добрые вести…

Речь короля прервалась криком чайки.

– Это Евсевий, – раздалось откуда-то сверху.

– Бриан, если будешь орать, пойдешь на корм крокодилам! – пригрозил Конан.

В ответ раздался похожий крик: на сей раз киммериец опознал военачальника.

Снова оказавшись у реки, Конан наблюдал, как в три взмаха Евсевий и Полагмар перегнали вельбер обратно.

Дюжий гандер был весь красный от жары. Пшеничные усы его победно распушились, а голубые коровьи глаза неожиданно хитро заблестели.

Стянув с головы шлем и пригладив непослушные соломенные вихры, Полагмар приступил к объяснению.

– Ваше величество, – начал гандер, утирая со лба бисеринки пота. – Я прошел по берегу до самой теснины: ни единой души! Две белки, попугай, пять обезьян и следы маленького кабана – вот и все. Дальше обрыв, осыпь. Очень крутая, каменистая, но спуститься можно. Я спустился, – для пущей весомости пояснил барон. Рассказывал он быстро и лаконично, но получалось у него на диво обстоятельно и полно.

– Внизу по краю потока есть полоска плотной земли, – продолжал барон. – Сам ручей локтей пять-шесть в ширину, течет очень скоро, но камней не видно. Вода глубокая, я шестом проверил. Затем я пошел вверх, добрался до места, где над расселиной упало дерево. Перелез на ту сторону…

– Что дальше по ручью? – перебил Конан.

– Сейчас, Ваше величество, – закивал барон. – потом начался уклон, все круче и круче. Лес расступился, и я вышел к обрыву: гранит, мох, папоротники. Высоко, но много уступов и трещин. Я полез наверх…

«Да, – подумал Конан. – Ему выпали приключения поинтереснее моих». Так и оказалось.

– Обрыв был локтей десять. Наверху я сразу попал в густые папоротники. Карниз был совсем узкий, дальше вверх опять вела круча, но уже не отвесная, вся утыканная камнями. Подниматься было легко. Я решил узнать, что же там, на самом верху. Охраны нигде не было. Откос почти кончился – впереди деревья уже не вставали друг над другом, когда я уперся в частокол пятнадцати локтей высотой. Конечно, перелезть через него я бы не смог, если бы не мой меч. Я утвердил его в земля и встал на крест, после чего руками смог ухватиться за барьер и перелезть его…

– А меч? Оставил снаружи? – поинтересовался Конти.

– Нет. – Барон недоуменно и несколько обиженно взглянул на молодого человека. – К мечу и привязал веревку и втащил его за собой. За тыном оказался – вы представляете себе, месьоры? – сад! Никогда бы не подумал, что эти каннибалы способны на подобное! – Напыщенный гандер был удивлен до глубины души и позволил себе подобное проявление чувств. – Сад из отличных яблоневых деревьев, месьоры! Таких я не видел даже в Тауране!

– И там не было часовых? – скептически вопросил король.

– О, вот там-то они мне и встретились! – возвестил гандер. – Две огромные змеи! Одна обвилась вокруг сука на дубе…

– Постой, там же были яблони! – приостановил его Евсевий, ухмыляясь в бороду.

– Яблони, – с достоинством подтвердил барон. – Но не только. А вторая свернулась в пирамиду под деревом чуть подальше и спала, а та, что на дубе, засвистела и подняла голову, изогнувшись вот так. – Полагмар согнул руку в локте и наклонил кисть.

– Какие они были? – прервал барона Конан. – Длинные? Толстые? Бледные или пестрые? Какая голова?

– Бледные. Голова невелика, но твой кулак, ваше величество, в глотку пролезет. И толстые. Длинные? Мне показалось, что они огромны! В наших лесах таких нет!

– Еще не хватало! – снова дал знать о себе Майлдаф.

Конан быстро нашел в траве такую же шишку и запустил ею на голос. Судя по довольному возгласу горца, король попал.

– Ладно, – махнул рукой Конан. – Я тоже не знаю всех тварей этих лесов наперечет. Что тебе еще удалось узнать?

– Сначала я хотел бежать, но змеи меня не трогали. Я просто обошел их стороной и, пройдя но совершенно пустому саду, вышел на тропу. Влево она поднималась опять в гору, и туда я не пошел. Справа же я увидел некое здание и направился к нему.

– Здание было из крупного серого камня, с передним нефом и башенкой? – уточнил Конан.

– Да, ваше величество! – с радостью согласился барон. – Ты тоже был там?!

– Я видел его снизу, – разочаровал Полагмара киммериец. – Итак?

– Я подошел к самой стене дома. Она уходила прямо в склон горы. Окошки находились довольно высоко, и мне пришлось рискнуть – дойти до главного входа и заглянуть внутрь.

– Неужели и там не было никого? – Даже ничему не удивлявшийся Сотти на этот раз был заинтригован.

– Не совсем, – холодно посмотрев на аргосца, ответствовал барон. – Я был еще раз поражен: там все стены в удивительной резьбе и мозаике. Не знаю, что это за религия, но все выглядело просто ослепительно! Однако, – с совершенно гандерской педантичностью и строгостью заметил вмиг посерьезневший после восторгов Полагмар, – у дикарей доставшееся им наследие пребывает в ужасном небрежении! Кругом копоть, жир. Допускаю, что они мажут резные каменные фигуры кровью. Многого заметить я не успел: к большому камню в глубине храма – а далее вглубь горы уводила толстая дверь – были накрепко привязаны толстыми веревками двое несчастных. Очевидно, их предназначили в жертву.

– Двое? – уточнил Конан.

– О, да, двое. Мужчина и женщина. Они, должно быть, голодали дня три, ибо были очень слабы. Я было хотел напоить их из кувшина, стоявшего тут же, но снаружи послышались вопли…

– Это были пикты? – Принц Конти был весь в ожидании красочного описания схватки.

– Да, и те несчастные, и снаружи, – подтвердил барон. – Я поспешил выскочить и спрятаться за углом. По тропе снизу поднималась целая процессия дикарей во главе с их колдунами.

– Омерзительное зрелище! – возмутился Полагмар, и его гандерландский акцент стал совершенно невозможен. – Все размалеванные, в крови, грязи, перьях, каких-то вервиях, с этими дурацкими масками на шестах да еще с устрашающими рогатинами…

– Ими они выкалывают жертвам глаза или протыкают грудь, – пояснил со знанием дела Конан. – Дальше?

После такой реплики короля все, включая Сотти, невольно поежились и притихли, так что повествование Полагмара продолжилось в абсолютной тишине.

– Я не стал дожидаться, пока меня заметят, потому что за жрецами шли воины, и поспешил пробраться обратно к изгороди. На этот раз змеи и вовсе не обратили на меня внимания, – изрек барон. Видимо, он недолюбливал змей и очень гордился тем, что поборол этот нелепый страх.

– Тем же способом я преодолел ограду, спустился к ручью и пошел вверх по течению. Вскоре лес стал редеть, а потом и вовсе сменился кустарником – правда, очень густым, но не высоким – и отдельными деревьями. Открытое пространство простирается на пять стадиев, после же начинаются скалы. Они встают прямо из земли, будто это один большой камень, на огромную высоту!

– В пуще это часто случается, – кивнул Конан. На душе потеплело: он уже знал, куда клонит барон.

– А ручей исчезает в этих скалах, – оправдал ожидания короля Полагмар. – Я не думаю, что он гам и кончается, – предположил он, – ибо за скалами начинается пологий уклон, а вдали видны возвышенности, скалы же кончаются довольно скоро. Но в них мы можем укрыться на время от преследования, и вряд ли там кто-нибудь обитает. На обратном пути тоже царило безлюдье, – завершил барон свой рассказ, оглядев победно присутствующих при сем месьоров и вопросительно взглянув на монарха.

– Благодарю тебя. Я не забуду об этой доброй услуге. – Конан оправдал ожидания гандера подобающей случаю фразой. Но ему действительно понравились невозмутимость, исполнительность и, главное, сообразительность и лесные навыки Полагмара.

– Поступим так, – Конан тут же приступил к отдаче приказаний, – ждать нам нечего. Пикты имеют обыкновение начинать свои празднества перед закатом. А это значит, что скоро сюда явятся воины с факелами – почетное оцепление, и народу на всех берегах соберется столько, что мышь не проберется. Надо проскочить озеро прямо сейчас. Каноэ мы обольем смолой и подожжем – со мной пойдут Полагмар и Майлдаф – но не прежде, чем со стороны горы завопят: это будет означать, что они выволокли свои жертвы из храма и начали с ними развлекаться. Пока поднимется переполох, мы войдем в ручей и – сколько там идти? – обратился киммериец к барону. – Девять стадиев? Проскочим, – уверенно изрек король. – На горе воинов будет мало, они уйдут со жрецами. Здесь они так уверены в своей безопасности, что мало думают об охране. А зря, – недобро усмехнулся Конан. – Пока проверьте оружие и отдыхайте, – добавил он. – Майлдаф, слезай с дерева! А ты, Евсевий, пожалуй на его место!

Непродолжительное время спустя со стороны горловины озера послышались ликующие вопли: должно быть, шествие вывалилось из ворот ограды, которую столь преодолевал барон Полагмар, и покатилось к лагерю

– Ну, сейчас они, как мухи на коровью лепешку, слетятся туда! – заметил Бриан Майлдаф.

– Ну отчего же непременно на коровью? – отозвался Полагмар – у него даже усы поднялись от такого пренебрежения к схожим способностям рода человеческого.

– Сейчас мы проверим, какие у них лепешки, когда они увидят горящие каноэ! – заключил Конан. – Быстро за оружие и за мной, пока они не поняли, что у лодок никого нет!

И Конан, уже вскочивший на ноги, помчался сквозь джунгли с такой скоростью, что даже долговязый Майлдаф не поспевал за ним. Позади поспешал дородный Полагмар. Но, несмотря на то что по чаще бежали во всю прыть трое высоких и весомых взрослых мужчин с оружием, шума от них было не больше, чем от крыльев стрекозы.

Удача благоволила к ним: на поляне ничего не изменилось. Она была пуста.

– Бриан! Стой здесь и смотри в оба! Барон Полагмар, Имир тебя порази! – выругался Конан. – Вот тебе топор, возьми! – Конан протянул сплоховавшему на этот раз гандеру свой.

Барон, очевидно, собирался прорубать днища каноэ мечом. За то, что их могут услышать. Конан теперь не опасался: жрецы и сопровождающие подняли такой гвалт, что даже ленивые и сонные от жары собаки не выдержали, забрехали в тон воплям и заунывным песнопениям под барабаны и трещотки.

Скоро перебегая от суденышка к суденышку. Конан лил на них и на траву меж ними тонкую струю из кувшина. Смола была свежей и текучей, словно прозрачный желтый мед на пасеках в душистых клеверных лугах Темры, даже запах ее, казалось, чем-то походил на медовый. Гандер же, устыдившись своей оплошности, прилагал все усилия, дабы загладить вину перед его величеством: после каждого удара – к слову, не так уж громки они были – в плоском брюхе каноэ открывались страшные, порой неизлечимые раны. Майлдаф, следивший за этим пиршеством вандализма из-под прикрытия зеленой лесной стены, никак не мог избавиться от ощущения, что зрит своих давних предков, когда клан шел на клан, в рваном наплывающем дыму мелькали грозного вида фигуры воинов в шлемах, с кроваво сверкающими палашами и топорами в руках, а от стогов и скирд побежденных, равно как и от их домов и дворового скарба, не оставалось ничего, кроме углей и золы.

К самому берегу Конан и Полагмар приближаться опасались, так что около десятка каноэ остались невредимыми, но этого было мало, чтобы блокировать лодки хайборийцев на озере: уж в чем другом, а в морских сражениях киммериец толк знал.

Наконец все было кончено.

– Барон, быстро в лес! – бросил Полагмару Конан.

Тот стоял как вкопанный, пытаясь что-то возразить королю.

– Кому я сказал – в лес! – рассерженно прошипел киммериец.

– Не перечь королю, – заметил ему Майлдаф. – Такое могут позволить себе только двое во всей Аквилонии: Публий и Евсевий.

– А ты? – удивился барон.

– Я достаточно умен, чтобы не делать так, – самоуверенно заявил горец.

Тем временем Конан, вооружившись заранее изготовленным факелом и кремнем, высек искру. Факел вспыхнул мгновенно. Не мешкая, король начал с ближних к берегу лодок на противоположной от Майлдафа кромке поляны. Сразу запахло паленым, смолой и гарью. Каноэ из легкого дерена занимались молниеносно, и столб сизого дыма, вкручиваясь и тихонько покачиваясь в слабом ветре, поплыл над поляной, поднимаясь все выше, вставая над лесом.

Первыми почуяли беду собаки. Заподозрив неладное, они сначала примолкли, принюхиваясь, после же вновь залаяли, но теперь уже целенаправленно и яростно, прыгая и зазывая людей следовать за ними на запах дыма, к которому примешивался еще в полдень возникший среди знакомых запахов запах чужаков.

Встревоженные не на шутку, охранники поспешили туда, где лежали на берегу лодки: теперь и они уловили пронзительный едкий дымный аромат. Трое устремились за бдительными четвероногими, трое бросились к лагерю – за помощью.

А король Аквилонии Конан блестяще выигрывал очередную морскую кампанию, довершая на поляне разгром крупной эскадры пиктского флота. Убедившись, что огонь неминуемо доберется до всех каноэ, Конан разлил оставшуюся смолу по траве, успевшую просохнуть на жарком солнце после ливня, и поджег ее.

Тотчас со стороны водопада появились первые пикты, впереди коих мчались собаки. Увидев на поляне белокожего черноволосого гиганта при мече и с факелом, один из них, нимало не растерявшись, вскинул лук… и рухнул в траву: Майлдаф стрелял лучше. Не обращая внимания на собаку, которая была слишком мала, чтобы причинить киммерийцу какой-либо вред, и отпрыгнула в сторону, захлебываясь от лая и гнева, Конан в три прыжка оказался перед вторым пиктом – высоким и молодым воином с копьем.

Тычок факелом, удар меча, уже заплясавшего в деснице короля, и пикт был повержен. Третий бросился бежать, но Майлдаф продырявил ему левую лопатку.

– Кром, Имир и Эрлик! Опоздали! – прорычал киммериец. – К берегу, быстро!

Все трое исчезли в зарослях, а в этот же момент из лагеря уже спешили к водопаду, перебегая вброд мелкую в этом месте речку, около сотни пиктских воинов.

Надо ли говорить, что, когда преследователи достигли поляны, поднялся страшный вой, полный злобы и ненависти! Одни бросились спасать лодки, но это было безнадежно: тонкое и сухое просмоленное дерево вспыхивало и сгорало быстро, весело и без остатка, с задорным треском. Слушая его, Конан радовался и веселился вместе с ним. Другие торопились столкнуть в воду оставшиеся суденышки и выйти на них в озерцо. Третьи – и их было больше всех – вооруженные кто чем, устремились к лесу. Искать верное направление им долго не пришлось: черные собаки не зря ели у лагеря свой хлеб. По взятому животными следу и шла погоня.

Конан, Майлдаф и Полагмар мигом домчались до вельберов, которые уже были готовы к отплытию. Тростниковые щиты, воздвигнутые шалашами, упирающимися в борта, призваны были защитить от легких пиктских стрел. Только для весел и уключин были оставлены отверстия. Даже Майлдафу и Евсевию не оставили возможности пострелять: все определялось быстротой, с какой они пересекут озеро, и каждая пара рук на веслах была на цену одной жизни дороже каждой выпущенной стрелы.

А поток стрел, вместе с новым взрывом воя, не замедлил обрушиться на них, едва вельберы вылетели из протоки на озеро. Костяные и кремниевые жала тыкались на излете в толстую полушку тростника, застревая в ней или едва протыкая.

«Им бы мой лук и железный наконечник… – успел подумать Евсевий, поддерживая бешеный ритм, заданный севшим на место загребного Майл-дафом, и его длинный мощный гребок. – Если бы хоть один из нас остался тогда в живых, я счел бы это за чудо».

Но горец впереди греб так, словно был на родном озере Лохллинн где-то далеко в Темре и состязался с каким-нибудь Монгратом или Моддермоттом, побившись об заклад по любой ерунде. Гарантией, прогнав от себя всякую мысль о возможной бреши в хлипкой, наскоро сработанной циновке или наличии железной стрелы у особо удачливого пикта, последовал его примеру. В шедшем позади вельбере Серхио, кажется, кому-го не повезло. Евсевию показалось, что он слышал вскрик, но Конан на руле даже ухом не повел, глядя только вперед. У него положение было наиболее опасное, почти открытое, и только кольчужные кольца на кожаной куртке и великолепный стальной шлем вселяли уверенность, что король и на этот раз останется невредим.

Конан с места рулевого видел, как каноэ пиктов, немногие, но все же значительно превосходящие численностью своего экипажа хайборийские лодки, отчалив от столь злополучного песчаного пляжа, подгоняемые неистовыми и яростными гребцами, помчались им наперерез.

Но ход длинных рулевых лодок с восемью парами весел был куда шибче. Наверно, пикты взывали к своим богам, застывшим в скорпионьих позах посреди озера, но те ленились прийти на помощь, наоборот, мешали своим почитателям, не давая им пересечь озеро напрямик.

Сидевшим спиной к острому носу гребцам не было видно, куда они направляются, но у Конана все было рассчитано до мелочей: капитан еще не забыл уроков Закатного океана. Вельбер, как угорь в нору, проскользнул сквозь узкий проход в скале и, выкарабкиваясь вверх против сразу усилившегося течения, надолго исчез из вида у охотников.

За ним последовал и второй, но уже не так скоро: весла четвертой пары посредине корпуса волочились по воде, как порожние рукава безрукого.

Зингарский матрос с медной стрелой в шее грузно привалился к тростниковой стенке. Едва вельбер ворвался во вторую протоку, легкий шалаш не выдержал и, отслужив свою службу, полетел в ручей.

Барон Полагмар не солгал: упавшее поперек трещины бревно оказалось именно там, где ему и полагалось быть. Не ошибся он и в другом: никакой охраны на высоких гранитных берегах не было.

Не вызывало сомнения, что пикты окажутся не глупее барона Полагмара и Конана и будут караулить лодки при выходе из леса или на открытом пространстве. И вряд ли лодки хайборийцев при всей их быстроте сумеют пройти девять скадиев до скал – а по извилистому ручью и все двенадцать – скорее, чем то же расстояние преодолеют бегом пиктские воины. И нельзя было забывать, что тугая струя противного течения в теснине мешала гребцам не в пример сильнее, чем сопротивление вод озерной глади.

Размышляя так, Конан позволил себе на мгновение обернуться: вельбер Серхио отставал, и отставал опасно. Нехватка одного человека обходилась дорого. Если его экипаж во главе с рослыми и привычными к гребле Майлдафом, Евсевием, Сотти, Мегисту и Конти и могучим Полагмаром еще мог рассчитывать, что уйдет от погони, то вторая лодка, в которой один лишь Деггу имел бы право зваться загребным, безусловно попадала под стрелы пиктов. А тростниковый навес уже был потерян…

Принимать решение приходилось быстро, и Конан не был уверен, что оно лучше всех. Но посоветоваться с Евсевием возможности не было: все силы ученого отбирала безумная гонка, и единственное, о чем он был способен помыслить сейчас, это как бы не сбиться с жестокого ритма заданного Майлдафом.