Текст книги "Хозяин Океана"

Автор книги: Алекс Макдуф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Быстро оглядев уголок, Джоакино рванулся вперед. Кинжал Хорсы мгновенно возник близ его горла, и не сильно, но настойчиво уперся острием прямиком в кадык, а Тэн И слабо, но чувствительно стукнул аргосца по коленной чашечке. Джоакино застонал и откинулся обратно

– Что вам нужно? – прошептал он иссохшими полными губами. Как и все аргосцы, он брился, но безалаберный образ жизни отразился на внешнем виде молодого человека: воротник был засален, костюм кое-где продран, а лицо украшала щетина. Вид, прямо сказать, был не слишком дворянский. Единственное, что могло извинить Джоакино, – это пятидневная буря. Тэн И помнилось, что аргосец пару раз появлялся на палубе, когда становилось особенно тяжело и требовалось присутствие возможно большего количества людей. Видимо, его посылал Седек, заботясь таким образом о своей личной безопасности.

И Хорса, и Тэн И умели сносно говорить по-аргосски.

– Ты искал белый порошок, а нашел соль. Так? – спросил Хорса.

Джоакино взглянул на него свирепо и ничего не ответил. Хорса вместо слов слегка надавил на рукоять кинжала. На горле у аргосца появился красный рубец. Он нервно сглотнул.

– Да, – процедил Джоакино.

– Так вот, – продолжал Хорса. – Порошок у меня. – Он вынул из мешочка на поясе склянку, изъятую у Седека. – Ты получишь столько, что тебе хватит на полгода. Если не слишком усердствовать, конечно, – неприязненно усмехнулся гандер.

– Что я должен делать? – без объяснений понял Джоакино. – Только не убить Седека! Тогда я не проживу и эти полгода!

– Нет, этого не нужно, – заверил аргосца Хорса. – Сейчас ты скажешь нам, кому подавал знак из вороньего гнезда. Врать не советую: не получишь ничего, и твою безопасность в дальнейшем я не гарантирую.

– Седек приказал мне подняться на мачту и махать белым шарфом сколь возможно долго.

– Когда он это приказал?

– Утром, перед тем как впал в забытье.

– Он сказал, кому надо давать сигнал? Если ты скажешь это нам, Седек ничего не узнает, потому что мы за ним следим. А тебя он в любое мгновение сотрет в такой же порошок, если что. И никто не захочет тебя нюхать, – ухмыльнулся гандер. – Мы предлагаем тебе сделку. Это ты понимаешь?

– Да, – прошептал Джоакино. – Только поскорее. Я больше не могу.

– Понимаю, – кивнул Хорса. – Кому ты должен был дать сигнал?

– Точно не знаю. Седек сказал: «Наши подойдут с суши и с моря, если на юге что-нибудь не спутали».

– Это все?

– Все. Седек никогда не говорит мне про свои дела.

– Весьма вероятно, – опять усмехнулся Хорса. – Ладно. Где ты хранишь свою дрянь? – Хорса держал кинжал жестко, отводя его от горла и приближая снова в такт волне.

– На поясе. В кармане.

– Понял, – отвечал Хорса.

Тэн И распустил шнурок и извлек из кармана дорогую безделушку – алмазную шкатулку, отделанную материалом, ценившимся в Хайбории дороже золота, – платиной.

– Вот это игрушка! – довольно равнодушно оценил вещь Хорса. – Но то, что я сейчас туда пересыплю, стоит намного больше.

Тэн И понимал гандера без слов. Он раскрыл шкатулку, а Хорса, не отрывая взгляда от Джоакино, не глядя отсыпал туда ровно половину из Запасов Седека. Джоакино следил за ним неотрывно. Глаза его разгорались все сильнее с каждой повой крупицей порошка. Когда дело было закончено, Хорса, крепко зажав алмазную коробочку в кулаке, поднес его к самому лицу Джоакино.

– Это – твое, – жестко сказал гандер. – Но ты будешь сообщать мне или вот этому месьору о каждом шаге своего хозяина.

– Да. – Джоакино, казалось, был ослеплен этой склянкой как ярким солнечным лучом.

– Прекрасно, – сказал Хорса. – А теперь… С верхней палубы раздалось: Пикты!

За тем последовал пронзительный женский визг и стук морских башмаков по доскам палубы.

– Месьор Тэн И, – нимало, казалось, не смутился сим обстоятельством Хорса. – Если там действительно пикты, то где должны быть мы?

– Рядом с государем, несомненно, – невозмутимо отвечал кхитаец. – Но сие невозможно, к превеликому сожалению, – продолжил он, – ибо преодолеть пять лиг вплавь наперерез пиктским каноэ мы, увы, не в силах.

– А как вы думаете, месьор Тэн И, – продолжил Хорса, – сумеет ли команда отбиться от пиктов?

– Судя по крикам, думаю, не сможет, месьор Хорса, – до омерзения вежливо, в тон гандеру, ответствовал кхитаец.

– Значит, нас возьмут в плен, месьор Тэн И, ибо убить нас не просто, – заключил Хорса.

– Полагаю, вы правы, – поддержал его Тэн И. В течение сего туманного, непонятно к чему затеянного обмена любезностями весь покрывшийся холодным потом месьор Джоакино вожделенно взирал на склянку с белым зельем, переводя полубезумный взгляд с Хорсы на Тэн И и обратно. Эти аквилонцы казались ему двумя ненормальными, но один, белобрысый гандер, неприятно нажимал на кадык острейшим кинжалом. А второй – узкоглазая желтая обезьяна, новая игрушка звероподобного короля-варвара, мог одним тычком мизинца отправить самого здоровенного гладиатора из Черных Королевств на Серые Равнины.

– У меня напрашивается немного выводов, – нахмурясь, продолжал рассуждения Хорса.

– Очень-очень неприятно, – подхватил кхитаец, – но я нахожу один-единственный выход. Есть и сомнение, и оно также одно; что, если пикты не успеют догнать «Полночную звезду»? – Тэн И вопросительно посмотрел на гандера. – Месьор Гонзало пусть и слишком дерзок, но лучшего морехода я не встречал. Чувствуете, месьор Хорca? Корабль уже делает разворот.

– Вы, несомненно, говорите верно, – церемонно ответствовал Хорса. – Но если мы будем пленены, то Седек займется нами всенепременно, а посему нам следует немного повременить.

Хотя положение наше не слишком удобно, – кхитаец имел в виду доверенное лицо короля, так и стоявшего с кинжалом в опасной близости от горла пойманного Джоакино, – а также щекотливо, если нас по какой-нибудь случайности застанут здесь. И времени у нас не столь уж много. Пикты…

Договорить Тэн И не дали. Мощный, резкий, низкий крик, издаваемый дружным хором сотен мужских голосов, ударил в уши: «Клукхту! Клукхту!» – звучало через удивительно равные промежутки времени. От этой невиданной четкости, слитности и заключенной в этих непонятных словах ярости и злобы звук становился непохожим на голос человека, будто некий демонический музыкальный инструмент гремел над морем. Лицо Хорсы, и без того бледное, не тронутое даже щедрым зингарским солнцем, вмиг сделалось пепельно-серым. Это стало заметно даже в полусумраке трюма.

– Что-то случилось, месьор Хорса? – обеспокоился Тэн И.

Рука у гандера не дрогнула, но голос выдал его состояние. Хорса мало чего боялся, если боялся чего-то вообще, но с некоторых пор – надо ли говорить, что это была встреча с графиней Этайн – он, допреж чем решиться на что-то рискованное, задумывался сначала: а что станется с ней?

– Это кричат пикты, – проговорил Хорса. – Кулан рассказывал мне немного о своих соплеменниках. Сей клич означает, что клан объявил кому-то войну. Войну-месть, до полного истребления. Они утонут в океане, но все равно будут преследовать нас, до последнего каноэ.

– Это совсем скверно, – согласился Тэн И. – Выбора у нас нет, – холодно добавил кхитаец, подходя к лежащему аргосцу и разминая пальцы правой руки.

Только сейчас до Джоакино дошло, какая его ожидает участь. Эти двое хотят его убить и желают осуществить это немедленно! Сейчас желтолицый ткнет его своим пальцем, которым будто гвоздем пробивает толстую доску – достаточно будет одного раза – и все! Разум Джоакино осознавал всю безысходность положения: спастись он не мог, но тело не желало смириться с неизбежностью гибели. Аргосец, не дожидаясь, пока кхитаец сделает это свое легкое и мгновенное, как бросок змеи, убийственное движение, рванулся вперед и вверх. Вышло это так резко и неожиданно, как может быть лишь у человека, жившего белым порошком. Убрать кинжал Хорса не успел…

Джоакино захрипел, дернулся и затих. Кинжал пробил кадык и вошел на добрых четыре дюйма. Изо рта аргосца потекла черная кровь, запузырилась пена. Кровяная струйка, сбежав по подбородку и горлу, запятнала шерстяные одеяла на постели слуги.

Хорса вытащил кинжал, брезгливо и досадливо посмотрел на окровавленное лезвие, а потом отер его о тунику убитого.

– Да видят Митра и Виттигис, – сказал гандер. – Я не хотел этого.

– Митра рассудит, – спокойно кивнул на это Тэн И.

Гандеры – далеко не все, но многие – почитали своего легендарного вождя из далекого прошлого – Виттигиса – если не как бога, то как всевидящего свидетеля клятв.

– Долго ли еще спать Седеку? – в который раз услышал Хорса один и тот же вопрос.

– Не знаю, месьор Тэн И, – хладнокровно ответил гандер. – Действие этого порошка при приеме его с молоком мне доподлинно неизвестно. Обычно его нюхают.

– В таком случае не привязать ли нам его покрепче? – Тэн И потянулся к шарфу, который уже было оставили Джоакино.

– Думаю, это не столь необходимо, – остановил его Хорса. – Куда он сможет уйти?

В это время заскрипел трап. Кто-то спускался в трюм.

– Некто идет в одиночку, – прислушался кхитаец. – Это довольно пожилой месьор.

– Либо раненый, – добавил Хорса.

С палубы доносились команды капитана и комитов вперемешку с криками чаек и воплем пиктов. Человек постоял недолго, потом двинулся медленно, поскрипывая досками настила, в сторону кормы.

– На раненого не похоже, месьор Хорса, – покачал головой Тэн И.

Хорса согласно кивнул и постарался вспомнить, кто же из присутствующих на корабле может быть пожилым человеком с медленной, чинной, слегка шаркающей поступью.

Среди придворных были люди в возрасте, но Хорсе вспомнился – почти сразу – седой жрец-митраист, благообразный старец с глубокими серыми глазами под лохматыми бровями, худыми, но не обвисшими щеками и длинными мягкими седыми прядями, слегка поредевшими над выпуклым большим лбом. Длинная белая борода дотягивалась, как и положено, едва не до пояса. Облаченный в белую хламиду с вышивкой по подолу, обшлагам и вороту, подпоясанный вязаным шерстяным поясом, жрец быстро, но цепко глянул на него и Тэн И, когда они, переговариваясь для вида, спускались в люк. Разумеется, посох был при жреце.

Вот и сейчас Хорсе подумалось, что именно этот чинный старик задумал проверить, что это те двое так долго делают под палубой, когда наверху трубят сбор к битве.

Гандер хотел было поделиться своими соображениями с кхитайцем, но понял, что поздно – шаги звучали уже слишком близко. Шерстяные пологи были непрозрачны и надежно закрывали двоих притаившихся за ними людей, храпящего шемитского негоцианта, и два трупа. Шаги остановились как раз против укрытия Седека. Кто-то явно прислушивался к храпу. Затем раздалось вежливое покашливание, после чего человек решительно шагнул к пологу и отдернул его.

Первое, что бросилось в глаза Хорее, это огромный эфес ламиры и несоразмерно широкие плечи дорогого плаща. Больше ничего заметить он не успел. Мелькнули тощие ноги, брякнула об пол ламира, и маленький нос Норонья уставился в потолок трюма.

Первый советник возлежал рядом с Седеком, вытянув руки по швам и с ламирой на боку. Носы старомодных башмаков и маленькая бороденка графа победоносно задрались кверху. Рядом скромно стоял Тэн И.

– Я не повредил ему ни одного члена, месьор Хорса, – успокоительно заявил кхитаец.

Картина была исполнена глубокого символического смысла: первый советник Кордавы покоился на ложе бок о бок с некоронованным королем Асгалуна, и оба были выведены из строя слугами аквилонского монарха. Впрочем, в строю от них толку было бы немного, а от Норонья гораздо больше вреда. Ныне сей пособник врага в собственном стане был обезврежен, и шансы экипажа «Полночной звезды» в борьбе с эскадрой пиктских каноэ незамедлительно резко возросли. Тем не менее задача оставалась трудной.

– Думаю, не будет бесполезным, если эти месьоры проведут немного времени вместе. – Хорса волновался, и гандерская велеречивость одолевала в нем всякую иную манеру вести беседу.

– Да-да, месьор Хорса. Я полагаю, нам стоит немного поспешить. Вряд ли месьор Норонья вспомнит, как ему случилось оказаться здесь.

– А если и вспомнит, ему немного удастся доказать, – заключил Хорса.

Кхитаец воспользовался-таки шарфом и его длиной, связав им руки и Седеку, и зингарцу, да так, что они никак не смогли бы помочь друг другу развязаться.

– Да, это очень хорошо, что мы две осени назад встретили Бриана, – подытожил Тэн И, когда они покидали разгромленную и залитую кровью и молоком обитель асгалунца, навлекшего на «Полночную звезду», как не без основания полагали Хорса с Тэн И, столько бед.

Глава VI

Cпуск с дерева оказался гораздо короче подъема. Деггу стоял перед королем с сияющим, если можно так сказать о чернокожем, лицом – был доволен тем, что исправно выполнил такое важное поручение, и лишь слегка, больше напоказ, отдувался.

– Ты хорошо потрудился, Деггу. Это очень похвально, – сдержанно сказал Конан, сознавая, что черного матроса следует поощрить – тогда он будет выполнять все указания с рвением преданного пса лишь за доброе слово.

Король обвел взглядом весь свой отряд. Евсевий, Майлдаф – на них можно рассчитывать как на самого себя. Арриго, Сотти, Серхио – эти будут вздорить из-за любого пустяка, но и не сломаются, хотя, если найдут это необходимым, продадут с потрохами. Матросы – от них можно ожидать всего, кроме, пожалуй, Деггу. Родригесы и Конти – постоянная головная боль: доставить бы их домой в целости, иначе возможны политические осложнения. Полагмар? Сгодится рубить дрова для костра. Впрочем, если он охотник, это тоже неплохо.

– Здесь нам делать нечего, – повторил Конан. – Впрочем, если кто-то желает остаться и дожидаться Гонзало, я не буду настаивать. Полгода, год – за вами непременно явятся. Остальные, кто пойдет со мной! Я обращаюсь к вам.

Конан выдержал паузу. В ответ не нашлось ни единого голоса.

Король довольно ухмыльнулся, глянув на Сотти, хранившею маску отстраненности, и Арриго, имеющего вид человека, добровольно прикусившего себе язык.

– У нас один путь, – продолжил Конан уже гораздо тише и более деловито. – Морем вдоль побережья идти нельзя. Здесь по наши головы собралась целая орава кланов, только добыча ускользнула. И, возможно, досталась другим, – мрачно предположил монарх. – Так что возвращаться они будут теми же курсами, что и мы, куда бы мы ни двинулись: в Зингару или в Ванахейм. Идти по лесам – еще большая глупость: нас подстерегут дозоры не в первой, так в следующей деревне. Остается одно: подняться вверх по этой речушке, пока можно, потом перевалить плоскогорья, а уж там рукой подать до Черной реки.

– Сколько это займет, Конан? – не выдержал-таки Арриго.

– Полагаю, Норонья будет числить тебя еще живым, а не без вести пропавшим, – высказал свое мнение Конан. – Одну луну, – пояснил он для всех.

– На базарной площади Мерано раз десять успеют спалить мое чучело, – по обыкновению жизнерадостно высказался Сотти. – А как ты полагаешь, Конан, далеко ли можно уйти по этому ручью?

– Реки в пуще могут течь вот так лиг сто и забираться очень высоко, – ответил киммериец.

– Следует заметить, – вмешался Евсевий, – что эта река священная. Посему должна быть чем-либо замечательной, помимо дивной чистоты воды. Либо своей длиной, либо…

– Либо краткостью, – быстро прервал пустившегося в пустопорожние рассуждения ученого Бриан Майлдаф. – Вы все рядитесь тут сколько вам заблагорассудится, а я отправляюсь вместе с королем Конаном, – заявил горец тоном, не терпящим возражений. – Ваше Мерано никуда не пропадет, а у меня три сотни овец в Темре, и сторож – старый пьяница Моддермотт. Прикажете мне тут слушать про вашу базарную площадь?

Похоже, видавший виды Сотти давно не слышал такой замечательной отповеди. На лице человека, во многом уставшего от жизни, появилось подобие оживления.

– А он знает, о чем говорит, – поддержал Майлдафа аргосец. – И мечом своим он не одну голову снес, – Сотти, прищурясь левым глазом, выстрелил в горца хитрым взглядом. – Король Конан. – Месьор Мерано чинно и с достоинством склонил голову. – Обязуюсь выполнять твои приказания в течение всего нашего пути до западной границы Аквилонии, как если бы я был рядовым подданным Тарантии. – Он преклонил левое колено. – Прими мой меч, если ты признаешь эту присягу.

– Принимаю твой меч, Сотти, месьор Мерано. Конан понимал, что умный аргосец и тут не упускает случая обнаружить какую-либо слабость в позиции тарантийского монарха. Но Конан выучил правила этикета и знал, что не ошибется ни словом, ни жестом.

Одно было досадно: время уходило на пустяки. Не очень верилось в то, что Сотти останется верен присяге. А ведь теперь придется выслушать то же самое от Арриго, иначе Зингара окажется обиженной.

«Великий Кром! – подумал король. – Какая же грязь эта политика! И сколько отнимает времени!»

– И возвращаю сей клинок тебе, дабы с честью исполнил ты сию присягу. Я же заверяю верного рыцаря своего в том, что отныне и до означенного срока буду исполнять все, предписанное сюзерену законами Аквилонского королевства и рыцарской и дворянской честью.

Сотти поцеловал руку сюзерена и изящно принял клинок. Церемония состоялась.

Как и следовало ожидать, то же самое пришлось повторить с Арриго.

Когда заслуженный полководец поднялся с колен и отступил на два шага, принц Конти раскрыл было рот, чтобы обряд произвели и с его участием, и отказать принцу крови было бы совершенно невозможно, но тут бесцеремонность Майлдафа и его своеобразное обаяние в который раз сослужили добрую услугу.

– Рыцарь не тот, кто треплет о верности языком, а тот, кто вовремя делает то, что положено рыцарю, – вспылил горец, положив десницу на черен своего внушительного клинка. – Ни я, ни месьор Тэн И не совершали никаких церемоний, тем более в пиктском лесу, а король на нас покуда не жалуется. Раз уж месьора Тэн И здесь нет, и я остался единственным телохранителем монарха, то скажу, что сейчас же король и я садимся в лодку и отплываем. Если вам нравится заниматься подобной чепухой – занимайтесь!

Горец, завершив речь, стоял в ожидании. Спас ситуацию, разумеется, Евсевий.

– Ваше высочество, – обратился он к принцу, – на вашем месте – говорю это вам как месьор месьору, зане вижу в вас достойного и благородного рыцаря, – я не стал бы давать столь скоропалительную присягу, будучи молодым. То же самое и скажу и вам, месьоры, – обратился он к Родригесам.

Подхватив Конти под руку, Евсевий повел его к лодкам, продолжая вести изысканную речь:

– Ведь всем нам известно, сколь велики превратности бытия. И не будет ли разумнее, не испытав еще многого в жизни, судить о том, сможете ли вы принять на себя столь трудную обязанность, как выполнение присяги, сиречь клятвы? Подумайте, в сколь великий грех впадете вы, когда почему-либо будете принуждены нарушить условия договора? Подумайте о наследии мессантийской короны: клятва присяги сюзерену подразумевает умереть за означенное лицо, поелику возникнет необходимость. В любом ином случае вы имели бы право поступать так, как велит вам в сей момент ваше горячее и благородное сердце. Но подумайте о своем почтенном родителе и, наконец, если вас не убеждает и это, о своем народе! Лепо ли приносить присягу кому бы то ни было прежде, нежели своему народу и государству?..

Беседуя подобным образом, хитроумный тарантиец настолько смутил и запутал молодых людей, что те и не заметили, как уже были усажены в лодки.

Тем временем Конан наконец-то улучил момент, чтобы перекинуться словцом с боцманом Серхио.

– Серхио, – обратился он к моряку. – По закону, сейчас ты не подчиняешься никому, кроме себя, раз уж мы в морском путешествии – а мы уже не подчиняемся тебе, раз уж мы на суше. Поэтому ты волен плыть или не плыть куда твоей душе угодно. Но моей душе такое совсем не угодно, и я советую тебе присоединиться к нам. Идет?

– Я еще не совсем выжил из ума, – усмехнулся Серхио. – Конан, ты хочешь и от меня получить присягу? Ее не будет. Но я даю тебе свое слово. Этого тебе хватит?

– Пока хватит, – спокойно ответил Конан. – Ты можешь поручиться за своих людей?

– Только за Деггу.

– Я так и думал, – удовлетворенно изрек король. – Идем к вельберам.

Полноватому Серхио пришлось идти раза в полтора быстрее против обычного, чтобы поспеть за киммерийцем.

– Мы отправляемся, – объявил Серхио матросам, коих, помимо Деггу, было еще семеро: три зингарца, три аргосца и кушит. – Вельберы идут вверх по ручью. Команды короля Конана должны выполняться вами без промедления, как и мои. Поняли, олухи?

– Да, боцман! – сверкнув ослепительно белыми зубами, сказал Деггу.

– Во имя Митры, – присоединился к нему кушит.

«Ага, митраист, – подумал Конан. – Этот не обманет»,

Хайборийцы нестройно выразили свое восприятие указаний Серхио: заметно было, что такое двойное подчинение им не слишком нужно.

Размещение в лодках не потребовало много времени. Опорожнив и вытащив на берег ненужные теперь бочки, матросы поспешно разбили их топорами и зарыли доски и щепу в десяти локтях от места высадки: оставлять следы становилось слишком рискованно.

Вельберы – длинные и узкие прочные лодки, предназначенные для борьбы с нешуточными океанскими валами, – против не слишком упругой струи лесной речки двигались легко, подгоняемые каждый взмахом восьми пар весел.

Вскоре устье и океан скрылись за поворотом. Таинственная и враждебная пуща обступила их со всех сторон.

Только Конан и Арриго бывали прежде в этих лесах, а потому относились к ним с необходимым почтением, но без страха, присущего неопытности. Перечислить места, где Евсевий еще не побывал, было проще, чем назвать все посещенные им местности. Тарантиец внимательно разглядывал берег, камни, почву, растения – наблюдал. Возможно, именно сейчас Конан был свидетелем рождения очередного труда Хранителя Архива Путевых Карт Аквилонии.

«Что ж, – подумал король, – может быть, в Тарантии и Танасуле кто-то из этих придворных невежд и прочтет хоть часть из него и, прочтя, может быть, поймет, что же такое пуща, в конце концов. Хотя вряд ли».

Майлдаф и барон Полагмар, проведшие в лесах всю жизнь, конечно чурались незнакомых в северном бору причудливых и гигантских форм жизни, но само присутствие в пространстве, где видимость ограничивается расстоянием до ближайшего дерева, их не тяготила.

С жителями океана и побережья предстояли хлопоты: матросы то и дело озирались, ожидая, когда же наконец им откроется привычный простор. Минет еще немало дней, пока они избавятся от ощущения духоты, мешающего не столько дыханию, сколько сознанию. Впрочем, прелый, затхлый и застоявшийся воздух чащи действительно никак не мог сравниться с суровой свежестью открытого моря.

Речка, оставаясь все такой же узкой, делала излучину за излучиной, так что большинство присутствующих уже не понимали, по какую сторону – на север или на юг – от устья их занесло, и насколько далеко от берега увел их этот путь.

По-прежнему двигались они по удивительно прозрачной воде, наблюдая в десяти локтях под собой красноватое песчаное дно, где, уцепившись за грунт и трещины в камнях, колыхались кусты водорослей. Мелкие рыбешки с быстротой и торопливостью воробьев сновали туда-сюда, порская плавниками. Крупной рыбой воды не изобиловали, но время от времени можно было заметить пару-тройку достаточно больших, для того чтобы оказаться запеченными в золе костра.

Лес до поры не открывал своих секретов. Все так же по обоим берегам тянулась непроницаемая стена из переплетения веток, листьев, стволов и лиан, дополненная густым подлеском. Кроме непрерывной птичьей перепалки, самих участников коей видно не было, чаща не тревожила пи единым звуком. Казалось, до ближайшего населенного места тысячи и тысячи лиг вот таких же зарослей.

Но так казалось новичку. Конан сразу нашел то, что ожидал найти и чего не без оснований опасался. На реке – ни на берегу, ни в самом потоке – не отыскалось пока ни единого упавшего ствола, сгнившего бревна или даже крупного сука, что было вполне обычным не то что для пущи, но и для любого лесного водотока. Также не мог король, как ни пытался, обнаружить ни единой звериной тропы к водопою. Мало того, отсутствовали любые сколь-нибудь примечательные местечки, за которые мог бы зацепиться взор. Ни камня, вроде того, на какой они высадились близ устья, ни отмели, ни мыска, ни заводи – будто бы кто-то тщательно убрал все это, позволив дикому лесу беспрепятственно самому устроить берега так, как ему взбредет.

За два года царствования киммериец не терял времени даром. Помимо обычных и необходимых государственных дел вроде искоренения заговоров, вершения судов, издания указов и обнародования повелений, а также пиров, приемов, возлияний, отношений с женщинами и непременных удивительных приключений, Конан успевал уделять время беседам с людьми, знающими что-нибудь интересное о жизни и могущими без подобострастия, лести и боязни говорить с королем-варваром.

Таковых сыскалось немного, но они были. Прежде всего появлявшийся в Тарантии наездами Евсевий, коротышка-канцлер Публий, пуантенцы Просперо и Троцеро да еще несколько человек. С ними – с каждым о разном – король мог говорить, не стесняясь (впрочем, таковое чувство было королю почти неизвестно) и не беспокоясь о дурных последствиях разговора.

Евсевию интересно было просто рассказать о каком-нибудь примечательном кусочке своей собственной биографии. Импозантный бородатый мудрец сей момент извлекал из поведанного какой-нибудь моральный урок и во всем отыскивал смысл. Вот и когда Конан описал ему грандиозные каменные сооружения – террасы, плиты, ступени, стены, башни и статуи к северу от Вилайет, покинутые в неведомые времена хозяевами, тарантиец заметил, что в таких местах люди ощущают то, что называется «веет холодом», даже если стоит жаркий полдень. Происходит так потому, толковал ученый, что мир жизни не в силах справиться с этим нагромождением мертвого камня, ничего уже не значащим ни для кого за давностью лет и забвением. А раз так, то вся кажущаяся грандиозность мигом теряет лицо, оборачиваясь пятном пустоты, будто дырой в ткани мира. Из этой-то дыры и исходит тот холод неосознанной боязни и отчуждения, что чувствуют люди, ибо человек привык бытовать среди имен и вещей, а не в пустоте.

Разумеется, Конан не мог воспроизвести в точности все, что наговорил Евсевий в ту ненастную осеннюю ночь, но общую суть рассуждения Конан не потерял, и вот теперь память услужливо подала ему нужное сравнение.

«И тогда, близ Вилайет, эта дыра в пустоту была сделана людьми, – подумалось королю. – Почему бы и сейчас не случиться тому же?»

Король правил рулем на головном вельбере. Перед ним ритмично, без видимых усилий работал плечами, руками и туловищем Майлдаф, бывший загребным. Судя по солнцу и времени суток, ныне они шли на полночь и восход, более отклоняясь в сторону полуночи. Странно ухоженный берег продолжал беспокоить Конана.

«Ну не может же быть так без конца? – решил он. – Скоро нам покажут нечто занятное. Знать бы только, за каким поворотом это возникнет!»

В ожидании король с пущим вниманием старался перед каждой излучиной обшарить взглядом берег, но покуда лес молчал.

Между тем время шло, а ведь у многих с утра во рту не было маковой росинки, а кроме чистейшей воды, которую можно было черпать прямо из-за борта, никаких иных съестных припасов, кроме бочонка сухарей, полагавшегося на всякий случай на каждом вельбере, у них не было ничего. Озабоченный таким неприятным обстоятельством Деггу подумал, что недурно будет узнать у короля, когда же представится возможность утолить голод более основательно.

– Мой король, – позвал он, высовываясь из-за плеча Бриана. – А что мы будем есть вечером?

– Свои сапоги, – серьезно ответил Конан. – Стойте! – приказал он коротко. – Подождем вторую лодку, и я кое-что скажу.

Серхио тоже велел убавить ход. Его вельбер подошел к королевскому борт в борт. Сцепившись веслами с прилегающих друг к другу бортов, гребцы удерживали лодки на месте, лениво шевеля веслами другого борта.

– Деггу тут поинтересовался насчет еды, – начал король.

Ответом ему были ухмылки и сдержанный смех: хохотать громко было бы ужасной беспечностью. Но пристрастие Деггу к обильным трапезам было общеизвестно.

– И поступил справедливо, – жестко продолжил киммериец, заставив всех примолкнуть. – Добыть еду здесь можно несколькими способами: рыбной ловлей, охотой, сбором всяких корней и плодов и грабежом. Нам доступен только третий способ, и вот почему. Соваться к пиктам сейчас нельзя, и так будет еще лиг сто вверх по течению. Это, я думаю, всем понятно. На берег сейчас тоже нельзя: эта река непростая. Скоро узнаем почему. Пока могу только сказать: зверя здесь нет. А теперь – вперед! Когда нужно будет приостановиться или наоборот, я дам знак.

С тем лодки расцепились и продолжили путь в прежнем порядке. Спорить с королем не стал никто, только даже короткие разговоры из нескольких реплик, ведомые приглушенным голосом, прекратились: все принялись внимательно следить за окружением, стараясь заметить нечто, подтверждающее слова Конана. Но лес не спешил говорить с каждым. У этой чащи тайны надо было выпытывать, а умел это далеко не всякий.

Они прошли еще около лиги, когда откуда-то справа послышалось вроде бы журчание. Впереди, локтях в пятидесяти, русло снова делало поворот, при этом довольно резкий.

– Теперь будьте готовы ко всему, – обнадежил команду своего вельбера король. – За поворотом будет нечто интересное.

Подняв вверх руку и делая слабое отталкивающее движение назад, Конан приказал второму вельберу идти потише. Медленно, словно большой краб, перебирая клешнями-веслами, королевский вельбер пополз к излучине.

Конан, оценив то самое приглушенное журчание справа, пришел к выводу, что на этом повороте русло делает петлю, и, значит, рыхлые почвы кончаются. Дальше суша становится каменистой и начинает свой пологий подъем на плоскогорье. А раз так, то впереди у них перекат или даже небольшой водопад, шум коего и слышали они сквозь лесную стену. Пройти такое препятствие по воде представлялось делом непростым. Кому-то предстояло отправиться-таки на берег. И Конан понимал, что первым из этих кому-то будет он сам.

– Евсевий! Майлдаф! – распорядился король. – Бросайте грести и берите луки. На веслах справятся и без вас. Один Деггу удержит лодку против такого течения. А вы стреляйте немедленно во все подозрительное: качнется ветка, вода плеснет, тростник заволнуется – стреляйте. Это закон пущи. Пикты вас предупреждать не станут. Вперед!

Пока лодка добралась до поворота, лучники успели приготовиться. До поворота же не случилось и ничего замечательного. И вот, на самом малом ходу, какого только можно было добиться, осторожно, с опаской, крадучись и выслеживая, вельбер, словно любопытный кот, пробирающийся на дворцовую кухню, заглянул за поворот.