Текст книги "Сделка с вечностью (СИ)"

Автор книги: Алекс Хай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

2.5 Миссолен

В Миссолене ночь пахла иначе. Десари втянула ноздрями воздух и глубоко вздохнула. Здесь, даже в близости от императорских садов, городские запахи были куда острее. Пахло зеленью, розами, благовониями и свежей древесиной – в западном крыле дворца делали ремонт. С улиц тянуло гарью, хлебом и навозом: Десари проснулась в то время, когда уборщики чистили мостовые, а булочники принимались за первую выпечку.

Десари нравились эти запахи, хотя не всегда смесь оказывалась приятной. Выросшая взаперти, в высоком и недоступном дворце Магистра, она слышала, видела, ела и обняла только то, что выбирал для нее дед. Миссоленский дворец во всех смыслах был куда ближе к людям – в конце концов он даже находился в самом сердце города, а не на вершине горы, доступ к которой имели только знатные эннийцы. Правда, Десари не хватало воздуха с моря – его свежести и хруста мелких кристалликов соли на губах. В имперской столице все воды были пресными, и с озера Ладрис, на берегу которого раскинулись владения Демоса, частенько тянуло тиной и стоячей водой.

Она поняла, что вряд ли сможет заснуть снова. В последнее время невнятная тревога будила Десари среди ночи. Девушка прислушивалась к ночным звукам, но не находила в них ничего опасного.

И все же она не могла отделаться от ощущения, что за ней кто-то наблюдал.

Десари поежилась от холода – всегда было неприятно выбираться из теплой постели, накинула халат, сунула ноги в домашние туфли и прошлась через всю комнату, разгоняя кровь. В ветвях деревьев, что почти свешивались в окна ее покоев, пели птицы. Огонь в камине погас, и Десари решила не разводить его до рассвета, но зажгла несколько свечей.

За стеной по-молодецки храпела служанка. Десари улыбнулась, отпила немного воды прямо из кувшина – ей нравилось это делать, пока никто не видел, и уселась за стол.

К чтению душа не лежала, писать было некому. Оставалось лишь рассматривать те немногие сувениры, что она привезла с родины, и предаваться воспоминаниям. Десари открыла деревянную шкатулку и запустила пальцы в свои сокровища. Здесь был аметистовый котенок, подаренный отцом – с помощью этой вещицы юная Магистресса могла легко узнать, где Симуз и чем он был занят. Она вытащила серьги Артанны – часть ее церемониального наряда. Но даже будь вагранийка жива, заглянуть в жизнь фхетуша Десари бы не смогла. Не получалось посмотреть и на Фештана – младший Толл оставался для Десари скрытым, хотя ей в свое время удалось раздобыть нитку из его плаща, которая помогала настроиться. Из всех Толлов открытой оставалась лишь мать Фештана Рошана, и девушка решила попробовать дотянуться до нее.

Десари закрыла глаза, взяла в руки ленту из волос Рошаны, продела сквозь пальцы и откинулась на спинку стула. Птичий щебет немного мешал сосредоточиться, но следовало учиться применять способности даже в неудобной обстановке.

Сперва была тьма – с нее всегда все начиналось. Тьма становилась гуще, плотнее, и, казалось, окутывала Десари в кокон. Девушка перестала чувствовать конечности, ее тело словно растворялось в этом темном потоке, а сознание неслось сквозь расстояние. С каждой попыткой получалось все быстрее.

Наконец она увидела – сперва каменную кладку древнего здания, затем ей открылся обзор всей комнаты. Десари смотрела глазами Рошаны и чувствовала ее состояние. Женщина была встревожена и даже напугана. Тонкие пальцы вагранийки тряслись, отчего вино в ее чаше норовило выплеснуться. Рошана подошла к распахнутому окну, и Десари открылся вид на город. Магистресса ахнула неожиданности и едва не разорвала связь: город, прекрасный город, наполовину лежал в руинах. Десари никогда не видела Рантай-Толла, но разглядывала рисунки в книгах путешественников. То, что она увидела сейчас, напоминало изображения лишь отдаленно.

Рошана отошла вглубь комнаты. Десари увидела сидевшего на кровати Фештана. Сердце девушки подпрыгнуло: ваграниец изменился, и это пошло ему на пользу. Впрочем, вид Фештан имел измученный.

– Твои замыслы слишком рискованны, Фештан, – сказала Рошана. – Особенно во всем, что касается Латандаля. С чего ты решил, что можешь доверять Айше?

– С чего ты решила, что я не могу ей доверять? Айша – одна из немногих, кто по-настоящему пытается помочь.

– Она всегда была себе на уме. Не забывай, – предостерегала мать, – Айша устроила переворот. Она предала Совет, действуя в собственных интересах. Что помешает ей сделать подобное еще раз?

– Не знаю. Может то, что сейчас нечего переворачивать и не с кем интриговать? – съязвил Фештан. – Открой глаза, матушка. Землетрясение едва не уничтожило всех нас. Если не научимся доверять друг другу, исчезнем окончательно.

Десари почувствовала, как Рошана покачала головой.

– И все же мне было бы спокойнее, если бы посольство в Латандаль возглавил ты сам.

– От меня больше толку в империи.

Сердце Десари снова подпрыгнуло. Фештан, старый знакомый, собирался в империю? Но зачем?

– Просить помощи у Демоса можешь не только ты.

– Я еду не только ради аудиенции и возможного союза, – ответил советник. – Я хочу увидеть внучку Эсмия. Дариния просила меня ее проведать.

Рошана фыркнула.

– Просто напиши ей письмо – и дело с концом.

– Зачем писать, если можно поговорить лично?

Мать тяжело вздохнула, и Десари ощутила ее бессилие: если Фештан что-то решил, переубедить его шансов не было. Но сама девушка обрадовалась: время, проведенное в Эннии, она могла назвать счастливым. И было бы приятно увидеться с человеком из той, прошлой, жизни. Жизни, когда все было просто и понятно, когда можно было играть в садах, чувствуя себя в безопасности. Когда сила еще не стала ее слабостью, и на нее смотрели как на безмятежное дитя. Десари знала – это ее безмятежное солнце закатилось навеки. Смерть деда всего лишь подвела черту под тем, чему было суждено сбыться.

И все же она обрадовалась намерениям Фештана сильнее, чем сама от себя ожидала.

– Хотя бы напиши императору заранее, – раздраженно сказала Рошана. – Хорош ты будешь, если заявишься без предупреждения.

– Уже написал. Гонец выехал сегодня утром. Что же до Айши… Да, она всегда будет искать выгоды для себя – такова ее природа. Я отправляю ее в Латандаль потому, что она сильная колдунья, и ее сила не в разрушении, но исцелении и созидании. Айша способна на бескорыстные поступки и сделает все, чтобы исправить случившееся здесь. Думаю, такого человека латанийцы согласятся принять. И, кроме того, я хочу, чтобы в Латандаль отправилась именно колдунья: Айша заметила, что после катастрофы ее сила возросла. Как и у всех колдунов, кого мы знаем. Это неспроста. Нужно понять, почему. Возможно, хранители знаний короля Эйсваля что-то подскажут.

Десари выпустила ленту Рошаны из рук и позволила потоку вернуть себя в собственное тело. Но глаз пока не открывала и осталась сидеть на стуле – такие незримые путешествия не давались без труда, следовало немного перевести дух. Но она заметила, что на этот раз слиться с потоком и выйти из него действительно было намного проще.

Значит, в Ваг Ране случилась катастрофа, разрушившая столицу. И, видимо, дела приняли настолько серьезный оборот, что вагранийцы решили обратиться за помощью к другим странам. Было странно, что в разговоре с матерью Фештан не упомянул эннийцев – а ведь Десари точно знала, что они были в подобии союза с Ваг Раном.

– Что же там на самом деле случилось? – тихо спросила она.

Следовало рассказать об этом дядюшке Демосу. Десари решила просить встречи утром.

До рассвета оставалось всего ничего, но ее начало клонить в сон. Она попыталась подняться со стула, чтобы дойти до кровати, но словно чья-то невидимая рука придавила ее обратно.

«Не вставай».

Десари вздрогнула. Попыталась подняться еще раз.

«Говорю же, не вставай. Ты еще слаба».

– Кто… Кто здесь?

«Не кричи так громко. Никто не слышит меня, кроме тебя».

Десари испугалась.

– Кто ты такой? – уже тише спросила она.

«Друг. Я давно за тобой наблюдаю, маленькая волшебница. Станешь очень сильной и могущественной, если не умрешь по глупости».

Ей показалось, что она уже слышала этот голос. Но никак не получалось вспомнить, где.

– Зачем ты проявил себя?

«Хочу тебе кое-что показать».

– Зачем?

«Я же сказал, что у тебя все шансы стать невероятно могущественной колдуньей. Твой дар очень редок, и ты не изучила его возможности даже на десятую часть, девочка. Такая, как ты, родится еще очень нескоро, и твои способности могут понадобиться нашему миру. Поэтому в моих интересах, чтобы ты сохранила жизнь».

– У тебя есть имя?

«Ты узнаешь его в свое время. Пока же просто закрой глаза и смотри».

Десари хотела возразить, засыпать этот таинственный голос вопросами, но не успела: волна образов – еще более мощная, чем тот поток, по которому неслось ее сознание, хлынула на нее, лишив возможности говорить. Девушка обмякла в кресле и едва успела закрыть глаза.

Она увидела древний город, окруженный несколькими кольцами мощных стен из желтоватого камня. Толстые башни, купола дворцов, монументальные колонны храмов –позолота и глазурь сверкали в лучах яркого солнца. Она летела над этим городом, словно птица, проносясь над улицами и зелеными дворами, кварталами ремесленников и богато украшенными храмами. Люди в легких одеждах всевозможных цветов спешили по делам, армия строителей возводила очередной храм из камня и меди. Жрецы в узорчатых туниках проводили обряды и курили благовония во внутренних дворах храмов. Женщины со сложными прическами, окутанные полупрозрачными вуалями и шелками, прогуливались в сопровождении охранников. Десари видела мосты – высокие каменные дуги, словно парившие в воздухе. Город казался гигантским – не меньше, чем нынешний Сифарес, а уж он считался крупнейшим на материке.

– Что это за место? – спросила Десари.

«Теперь вы называете этот город Гайенхой».

– Столица Таргоса?

«Тогда еще не было Таргоса. Это один из крупнейших городов Древней империи. Так он выглядел когда-то. Пока твои предки не разрушили эту великую страну».

– Зачем ты мне это показываешь?

«Ты не поймешь, какое будущее нужно построить, если не увидишь прошлого. Настоящему, будем честны, хвастаться нечем».

– Откуда ты знаешь, как выглядела Гайенха в те времена?

«Ты видишь мои воспоминания. Я не воссоздаю образов. Лишь показываю то, что видел своими глазами».

– А ты был в Рантай-Толле? – неожиданно для самой себя спросила Десари. – Он теперь разрушен.

«Я знаю».

– Ты был там?

«Да. Много-много раз».

– Можешь показать? Я читала много про их войну с рундами, про Руфала, про роскошный дворец и самое внушительное Святилище…

«Не сегодня, девочка. Сначала научись гулять по древней Гайенхе».

– Что это значит?

«Что ты сама можешь заглядывать в прошлое. Просто не умеешь. И тебе нужно учиться».

– Как я это сделаю?

«Вспомни, как это делал я, и попытайся повторить».

Десари едва не свалилась со стула, когда невидимые руки резко отпустили ее. Она прерывисто вздохнула и принялась моргать глазами – в них словно насыпали песка. Голос исчез, а на город пролились первые лучи солнца.

– Что же это было? – спросила она тихо-тихо, надеясь, что голос все же не ушел.

Ей никто не ответил.

2.6 Ирриган

Утро выдалось холодным.

Волоча больную ногу по скользкой от росы траве, Хора доковыляла до дальней пристани, поставила ведра и взглянула на противоположный берег. Эйрин всегда отправляла ее за водой именно сюда: дескать, заводь благословлена самими богами. Говорила, здесь самая вкусная и целебная вода. Эйрин всегда слишком много говорила. И половины ее слов Хора не понимала вовсе.

Туман еще не рассеялся. Белесые полосы медленно плыли над безмятежной гладью вытянутого озера. Один берег был пологим, другой возвышался отвесным обрывом. Озеро оказалось настолько большим, что его воды сливались с горизонтом. Где-то там, выше по берегу в одном дне пути, раскинулся Ирриган – единственный крупный город канеданских земель, обнесенный настоящими крепостными стенами. Там Хора не бывала, но заезжие купцы рассказывали о бойкой торговле и менялах-обманщиках. Впрочем, о чем еще могли толковать купцы?

Хора огляделась и шумно вздохнула. Здесь было хорошо. Тихо, спокойно, все заняты делом – настоящим делом, а не болтовней. Здесь ей было легко молчать и потому местные терпели ее уродство. Пока делаешь хоть что-то полезное и не лезешь на рожон, трогать тебя не станут. Хора на рожон не лезла.

Край был щедрым: и рыба, и зверье, и ягоды – пищи хватало всем. Хора часто думала, что только поэтому Эйрин и Серлас до сих пор не прогнали ее прочь – кузнецы в местных деревнях были людьми зажиточными и уважаемыми, деньги и снедь водились в изобилии. А уж приданое для единственной дочки – хохотушки Алерин – семья собрала завидное. Хора знала, что Серласа частенько спрашивали, зачем он приютил убогую, да он только слал их подальше и грозил кулаком. Хора сама не знала, с чего вечно смурной кузнец проявил к ней доброту, а он причинами не делился. Но давал работу, кормил, одел и даже велел женщинам постелить Хоре постель в доме у очага, а не в хлеву, как раньше с ней бывало. Хотя и в хлеву всяко было лучше, чем на камнях под звездами. Работать Хора старалась хорошо – насколько позволяло здоровье. Толку, правда, от нее в хозяйстве было немного, но Серлас и Эйрин многого от нее не требовали и не гнали прочь, если что-то не выходило с первого раза. Это было хорошо, Хоре нравилась эта сдержанная доброта. Она лишь гадала, когда они потребуют благодарности и в каком виде будут ее ждать. Ибо дать взамен она могла очень немного – один глаз, одну здоровую ногу и одну рабочую руку. К счастью, правую. Левая срослась неправильно и сильно болела.

Эйрин, правда, сбривала ее волосы раз в луну. Брила и тут же сжигала, шепча какие-то непонятные слова. Только говорила, что так будет лучше для самой Хоры. «Бе-зо-пас-не-е». Хорошее слово. Хоре нравился смысл, который оно несло. За такое можно отдать не только волосы.

Она дотопала до конца пирса и опустила в воду первое ведро, наблюдая за рыбаками. Мужчины только вернулись и как раз вытаскивали полные сверкающей добычи сети, смеясь и похваляясь друг перед другом. Поймав взгляд Хоры, они притихли. Здесь ее сторонились. Считали умалишенной. Даже имя ее – Хора – на местном языке вроде бы означало «ужасная». И, судя по всему, эти люди были правы.

Стараясь не глядеть на свое отражение в воде, она набрала оба ведра и поковыляла к дому. Головная повязка, которую заставляла ее носить Эйрин, сползла на единственный зрячий глаз. Пришлось остановиться и поправить. Окоченевшие от ледяной воды руки плохо слушались.

Поднявшись, она поставила ведра возле бочки с дождевой водой и остановилась, заприметив чужую лошадь. Сыновья Серласа – лопоухий старший Риман и дуралей Кольман – трудились в кузнице на окраине двора. Алерин – рыжеволосая конопатая девчушка с тонким голоском, гнала скотину. Эйрин и Серлас, судя по всему, были в доме с гостем. Стараясь не шуметь, Хора прокралась внутрь и замерла в сенях, прислушиваясь к разговору.

– Говорю тебе, Серлас, здесь скоро станет жарко, – шептал гость, голоса которого она не узнала. – Война совсем близко.

– Этим северянам нужен Миссолен, – низко прогудел кузнец. – Они идут на юг. Зачем им поворачивать на Канедан?

– Затем, что их армия жрет, как саранча! А рыбой из нашего озера и зверьем из наших лесов можно накормить всю империю. Это знают все.

– А еще они не захотят оставлять за спиной союзника империи, – вмешалась Эйрин.

– Молчи, женщина! Тебя послушать – так нас все хотят вырезать.

– Эйрин права, – ответил гость. – Я только что с запада и сам видел войска рундов. К ним присоединился герцог Освендиса. Народу – не сосчитать. Злые, самоуверенные, безнаказанные. Обчистили мой обоз до оглобли. Я сам едва унес ноги, Серлас. Мой тебе совет – закапывай все, что не можешь унести, поглубже в землю, собирай ценности и семью – и уходите отсюда подальше. На восток в Локкфорд или хотя бы в Ирриган. Там крепость, стены прочные. Просто так не взять.

Хора плохо понимала смысл слов, но про войну разобрала все отчетливо. Война идет на место, что она считала своим домом. Откуда-то Хора знала, что если надвигается война, нужно бежать или защищаться. Но какой из нее воин, если она даже ходит, прихрамывая? Значит, только бежать.

Но тот, кто давал такие советы, явно плохо знал Серласа.

– Никуда я отсюда не пойду, – заявил кузнец. – Баб отправлю, даже эту, хромую, вышлю с ними. Все равно собирался везти ее в Ирриган к Нойрин, чтобы посмотрела ее да полечила. Но мы с мальчишками останемся здесь. Ни один идиот, даже захватчик, не станет убивать кузнеца. От живого меня проку больше.

– С чего ты уверен, что им понадобится кузнец? – возразил гость. – С чего ты уверен, что эти северяне вообще захотят оставить в живых хоть кого-нибудь? Это не их земля. Они не хотят нас захватывать, им плевать на наши жизни и будущее. Они лишь хотят дойти до Миссолена, разграбить империю и вернуться к себе на север. И плевать им, что здесь с нами будет.

– Это северянам плевать. А Волдхард хочет посадить свою задницу на имперский трон! Этот будет думать головой.

Хора вздрогнула. Она уже много раз слышала это имя. Волдхард. О нем здесь давно толковали. Еретик, дикарь – как его только ни называли. И теперь он был совсем рядом. С большим-большим войском.

Больная нога привычно заныла, пришлось перенести больше веса на здоровую. Под ней скрипнула половица, и разговоры в комнате стихли.

– Кто здесь? – взревел Серлас. —А ну покажись.

Хора поморщилась. Как пить дать будет ругаться. Но послушалась и переступила через порог.

Гостя она раньше не видела. Точно канеданец, средних лет, одет по-имперски. Был похож на торговца, и самой его выдающейся чертой была длиннющая – длиннее, чем у Алерин – коса.

– А это кто? – спросил гость.

– Это моя головная боль, Рихон… Хорой звать. – Серлас поманил ее к себе. – Иди сюда, раз все равно подслушивала. Чего стоишь на сквозняке? – он обернулся к гостю. – Убогая она. Молчит всегда и, сдается мне, вообще разговаривать не умеет. Винкен Сорока в прошлую зиму ее привезла. Говорила, какая-то бабка ей эту Хору навязала под Ньором. Дескать, прокормить не могла, а зимой обе бы померли. Ну ты знаешь Сороку – тащит все, что не приколочено, вот и эту бабу взяла на хвост. Зимовала у нас, потом, как снега сошли, опять ускакала на юг, а эту блаженную оставила. Куда ее больную пристроить-то? Ну мы ее подлечили как могли, хотя тут только Нойрин что-то сможет сделать. Половина тела у бабы не работает. Зато теперь ходить может, уже даже без палки – Эйрин не зря внучка знахарки. А вот откуда эта Хора и что с ней случилось, никто не знает. Молчит, смотрит на тебя одним глазом – прозрачным, как у рыбы. Баба она незлобная, эта Хора, работящая и смирная. Но, сам видишь, не собеседница ни разу. Отдал бы ее замуж для спокойствия, да какой мужик на такую позарится?

Гость, которого Серлас называл Рихоном, натянуто улыбнулся.

– Рослая…

– Ага. Была б еще здоровая… Ну, раз в Ирригане будет безопаснее, может пора таки отправить ее к Нойрин. А женщины мои за ней присмотрят.

Рихон задумчиво накручивал кончик медной косы на палец.

– Я могу отвезти их. Все равно держу путь вверх по берегу – деньги-то в Ирригане остались. А к тебе просто заехал повидаться да пару ножей справить по старой памяти.

– Я тебе новый дам, из хорошей стали, если поможешь, – пообещал Серлас. – Баб увози, а мы с сыновьями еще поглядим, как здесь все сложится.

Рихон качнул головой, но спорить не стал. Решение кузнеца ему не понравилось, но спорить с ним было так же бесполезно, как и кричать на камень – Хора это знала. Рихон, видать, тоже.

– Заночевать у тебя можно? – спросил гость. – Выедем на рассвете и за день доберемся. Медлить не стоит.

– Добро! – кивнул Серлас. – Скажу своим собираться.

* * *

– Алерин, бездельница, где тебя духи носят? – прокричала Эйрин через весь двор.

– Да здесь я, мам! К Лиллен бегала. Ее матушка просила тебя купить в городе какие-то красные соли.

– Ничего она не смыслит, – проворчала Эйрин. – Красные соли утробу не лечат. И какой шарлатан ей сказал, что соли помогают зачатию? Если боги решили, что больше не дано, значит, не дано. Пусть хоть вся обмажется красными, зелеными, черными солями – проку не будет. Бабка моя, если уж и бралась лечить бесплодных, то отправляла травы нужные собирать. И некоторые из тех трав настолько опасные, что от таких отваров и помереть было можно. А соли что? Пусть в кашу сыпет, так хоть толку больше.

Алерин пожала угловатыми плечами.

– Она очень просила и даже монету дала. Белую!

Эйрин чертыхнулась и в сердцах опустила мощную ладонь на перила загона. Дерево едва не треснуло.

– Иногда, дочка, нужно просто смириться. Духам начхать на наши планы и желания. Надеюсь, твоя подружка Лиллен не вырастет такой же дурной курицей, как ее мать. Давай, заканчивай со скотиной и дуй в дом. Нужно собираться и успеть выспаться.

Хора неуклюже отскочила, когда Алерин погнала гусей в птичник.

– Иди матушке помоги, здесь я сама управлюсь, – сказала девчонка.

Хора кивнула и вошла в дом. Эйрин металась между очагом с варившейся на нем похлебкой и сундуками – собирала узлы в дорогу. Сундуки были украшением жилища –резные, окованные железом. Серлас сам делал в подарок на свадьбу. А уж если Серлас за что-то брался, даже в молодости, то не стыдно было показать результат самому старейшине.

– Хора! Пособи. – Хозяйка указала на крышку сундука, где лежали отобранные вещи. – Завязывай все это, да покрепче. Умеешь?

Она кивнула и принялась за узлы, то и дело поглядывая в окно. Уже смеркалось, а ночь здесь наступала быстро. Серлас с сыновьями торопились закончить оставшуюся работу, гость занимался лошадьми. Алерин, справив все во дворе, пришла помогать матери с едой. Хора смотрела на них с матерю и дивилась: в дородной Эйрин не было ничего от тощей большеглазой дочки. Разве что характер у обеих бойкий – палец в рот не клади, слова поперек не скажи. Но Эйрин точно когда-то была красавицей, да только большое хозяйство выпило все силы, а слуг и батраков здесь держать было не принято. Хора никогда не видела ее сидящей без дела, да и Алерин крутилась так, словно одновременно бывала в трех местах. Рядом с ними Хора чувствовала себя виноватой развалиной. Им нужна была помощница порасторопнее.

– Платье мы на тебя сшить не успели, – сказала Эйрин. – В мужском поедешь. Как раз штаны Римана будут впору по длине. Негоже в городе голыми ногами светить.

Хора кивнула. Ей было все равно. В мужском даже удобнее ехать верхом.

Женщины споро накрыли на стол, Алерин побежала звать всех к столу.

Хора заметила, что движения Эйрин были нервными. Хозяйка грохнула корзинку с хлебом на стол с такой силой, что лепешки едва не разлетелись по сторонам. Калека вопросительно взглянула на женщину.

– Да Серлас, упрямый он хрен! Злюсь, что не хочет ехать. – Эйрин отвернулась и, как показалось Хоре, даже вытерла рукавом одинокую слезу. – Рихон не паникер. Он в молодости в имперской армии служил, дошел до самого Рикенаара. Оттуда и язык знает, вот и занялся торговлей, потому как в тех местах бывал. И скажу я тебе, Хора, что Рихон зря беспокоиться не будет. Он видел смерти и битвы. И если сейчас он боится, говорю тебе, для страха есть причины. А Серлас… Он скорее умрет, защищая дом, в котором прожил всю жизнь, чем позволит каким-то дикарям здесь все разграбить. Но вот что я скажу: все можно восстановить, кроме жизни. Кузницу, дом, хозяйство… Не сразу, не до конца, но все можно поднять. А если его вместе с мальчишками…

Хора положила искалеченную ладонь на ее руку. Посмотрела, кивнула – дескать, все понимаю.

– Но мы обе знаем, что Серлас ни за что не отступится, – продолжила Эйрин. – И мое бессилие меня убивает.

На пороге зашумели. Эйрин сглотнула ком, натянула на лицо привычную маску озабоченности и заворчала, подгоняя всех за стол. Стараясь не пролить ни капли, Хора разлила по мискам наваристую похлебку – ради гостя забили гуся. Она заметила, что Рихон пристально наблюдал за ней, стараясь не встречаться взглядом. Наконец он не выдержал.

– Мы точно не встречались?

Хора пожала плечами и занялась мясом.

– Где б ты мог ее увидеть? – спросил кузнец.

– На юге. Лицо знакомое. Вроде бы.

– Не мели чепухи, родич, – отмахнулся Серлас. – Калек везде хватает.

– Духи знают… Но вроде все же когда-то видел. Вспомнить бы, где.

Хора принялась жевать лепешку. Она знала точно: с этим Рихоном им встречаться не доводилось. По крайней мере она не помнила. Впрочем, она вообще мало что помнила до того, как очутилась в Ньоре.

Серлас похвалил хозяйку, достал из сундука бутыль с настойкой и предложил гостю.

– Брусничная, наша местная. Тряхни стариной. Там, где ты нынче обретаешься, такой нет.

– Это да. – Рихон залпом осушил чарочку и усмехнулся в усы. – Хороша.

– А то. Эйрин у меня мастерица.

Женщина весь вечер помалкивала не в пример Алерин. Девчонка засыпала гостя вопросами о городах, где тот бывал, армиях, войнах и южных животных, не давая братьям вставить и слова.

– Огромные, я тебе говорю! – захмелевший Рихон раскинул руки в стороны, едва не задев свисавшую с потолка лампу. – Представь себе кота ростом с человека. Вот такие!

– А какого цвета?

– Полосатые!

– Да ладно тебе, дядь.

– Правду говорю! Огромные полосатые коты. И кровожаааадные… Их эннийцы отлавливают, а потом устраивают бои воинов с этими кошками. Много народу приходит, чтоб посмотреть. Я и сам однажды бывал, видел. Но там все плохо для людей заканчивается обычно.

Хора непонимающе посмотрела на гостя. Зачем бы людям сражаться со зверьем ради забавы? Она понимала охоту: ты убиваешь, чтобы прокормиться. Понимала, когда зимой деревенские убивали волков – то было ради защиты скотины. Но для потехи… Лучше бы бились друг с другом. В равном бою хотя бы есть справедливость.

Трапеза затянулась. Шум на улице почти утих, народ разошелся по домам, а многие и вовсе заснули. Серлас ни в какую не хотел выходить из-за стола. Пытался напоследок провести побольше времени в полной семье. Эйрин собрала тарелки, с боем отняла остатки брусничной настойки и выставила медовые пирожки. Алерин и Риман сразу потянули к ним руки. Хору начало клонить в сон, хотя она не выпила ни капли хмельного. Видать, устала таскаться с водой в гору за весь день.

Разговоры сходили на нет, в доме стало тише, и Хора смогла расслышать конское ржание в деннике. Она тронула Серласа за плечо и кивнула в сторону, откуда доносились звуки. Обычно лошади вели себя тихо, но сейчас животные явно беспокоились.

– Риман, Кольман, проведайте, что там. Если опять Ульдон забрался в сарай, гоните этого пьяницу прочь к жене. Хорош отсыпаться у меня в деннике – чай, не постоялый двор. Сельян, эта стерва, мне всю плешь проест.

Сыновья засобирались к выходу. Едва Риман открыл дверь, как в дом ворвался уличный шум. И свет. Тревожный оранжевый свет.

– Пожар! – взвизгнула Эйрин. – Почему в колокол не звонили?

Серлас вскочил, едва не опрокинув лавку.

– Хватайте ведра.

Риман и Кольман бросились во двор к бочкам. Хора почуяла запах гари. Действительно, пожар бушевал где-то рядом. Понятно, почему тревожилась живность.

– Мне это не нравится, – сказал Рихон и проверил нож на поясе. – Эйрин права: всегда бьют в колокол, когда кто-то горит. Возможно, это не просто пожар.

Кузнец обернулся к женщинам:

– Не выходите из дома, пока я не вернусь.

Алерин ловко забралась по лестнице к окошку на верхнем ярусе.

– Там не один дом горит. Вижу три… Пять… Пап, там много людей бегает. И лошадей, тоже много. Ой! – Она зажмурилась и едва не сорвалась с лестницы. – Убивают…

– Северяне, – заключил Рихон. – Поздновато я вас предупредил. К духам ведра. Нужно бежать.

Серлас снял со стены меч.

– Хрена они у меня получат, – сказал он. Улучив момент, Хора стянула со стола хлебный нож. Не понимала, что будет им делать, но так всяко было спокойнее.

– Не будь идиотом! – жена мертвой хваткой вцепилась ему в рукав. Со стороны двора послышались крики. – О духи… Мальчики!

Эйрин бросилась во двор, Серлас за ней. Рихон помог Алерин спуститься и обратился к Хоре:

– Стереги девчонку.

Хора покачала головой, показала нож и ткнула пальцем на дверь.

– Толку-то от тебя, малахольной? Но иди, раз хочешь.

Она вышла во двор, благодаря судьбу за то, что хозяйство Серласа располагалось не только на отшибе, но еще и на холме. Отсюда можно было разглядеть творившееся внизу. Горело полдеревни. Всадники носились по улицам, рубя метавшихся жителей. В свете пламени пожаров Хора различила знамена и гербы на щитах: рунды. У Освендиса были скрещенные копья, она это помнила. Но рунды малевали руны. Она насчитала несколько десятков всадников – много для деревни, что застали врасплох.

Ворота трещали – кто-то ломился. Хора отвлеклась и направилась к Серласу. Мальчишки как раз укрепляли засов.

– И до нас дошли, сукины дети, – выругался кузнец.

– Они сломают ворота, бать, – кряхтя, сказал Кольман. – За сараем есть дырка в заборе. Можно уйти там, спуститься по тропе вниз к реке. И там запасная лодка есть, мы с Риманом в прошлую луну ее починили.

– В лодку влезут трое. Ну четверо.

– Хотя бы женщин посадим. А сами попробуем прорваться на лошадях.

Хора покачала головой. Не проскочат. Но можно было попробовать уйти по тропе вдоль берега.

Мимо нее просвистело что-то яркое и воткнулось в землю. Серлас выругался.

– Поджигают стрелы.

Еще несколько огоньков просвистели выше их голов. Одна стрела воткнулась в крышу сарая, другая попала в денник. Третья попала в дом. Алерин вырвалась из дома и принялась выпускать обезумевшую от ужаса скотину.

Кольман потянул Хору за руку.

– Ты же знаешь, где лодка?

Она кивнула.

– Уводи мать и сестру. Плывите по озеру в Ирриган, так они вас не достанут. Рихон проводит.

Хора увидела, что мальчишки вооружились мечами – одними из тех, что успели сковать, но еще не довели до ума. Она указала на оружие и жестом спросила, были ли еще.

– Есть. Хочешь? Ну бери. – Он отдал ей свой и побежал к кузнице. – И Рихону дай. Жаль, доработать не успели.

Она взвесила в руке меч, покрутила им в воздухе. Тяжеловат. Но что поделать.

Кольман дал оружие Рихону, что-то шепнул ему на ухо, указывая на женщин. Тот кивнул и коротко что-то ответил. Хора не расслышала – ворота трещали так, словно вот-вот должны были сломаться.

– Уходим! – гость увлек ее за собой, по пути ухватив за плечо растерянную Алерин. Эйрин сопротивлялась, сыпя проклятиями сквозь рыдания. Хора потащила ее за собой, дивясь откуда-то взявшейся в искалеченной руке силе.

– Тихо! – громким шепотом предостерег Рихон. – Лезьте в дыру и не шумите.