Текст книги "Выбор (СИ)"
Автор книги: Алекс Бранд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 73 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]
Глава 12
Тихое дыхание Роберты убаюкивает. Мои пальцы осторожно гладят шелковистые волосы, медленно, опасаясь разбудить. Смотрю на ее лицо и вижу, что оно становится еще более умиротворённым, губы даже слегка улыбаются, видит какой-нибудь хороший сон? О чем? Может, она сейчас сидит у своего детского костра, мечтает о принце... Или венчается в красивой церкви под звуки органа, рядом счастливые родители, друзья, гости... Девочка... Ничего этого не будет. Орган, быть может, и заиграет, но будем мы, священник и наши свидетели. Не о том ты мечтала... Отгоняю грустные мысли. Спать пора... Спать... Последнее, что слышал, медленно проваливаясь в теплую дрёму, было мерное тикание стенных часов.
Сон ушел мгновенно, нахлынул страх, веки судорожно сжались, вместо того, чтобы открыться. Страх... Вот открою глаза – и увижу, что все было жестокой игрой воображения, я никуда не переносился, не было ничего... Ничего. Роберта, ночные улицы Ликурга, горящие письма, клятва над огнем, ее теплое дыхание в полумраке тихой комнаты, щека, доверчиво прижавшаяся к плечу – все это было сном, наваждением. Внезапно проснувшейся памятью о книге на коленях, слезах, детской наивной любви...
Открываю глаза. В окно заглядывает серый сумрачный рассвет, в комнате холодно, под утро все еще подмораживает, несмотря на конец апреля. Роберта крепко спит, по-моему, за все время она даже не пошевелилась, обнимая меня и положив голову на плечо. Словно боялась отпустить даже на миг... Оох... 'Неврит влюбленных' на сегодня мне обеспечен, рука совсем онемела, не удерживаюсь и тихо смеюсь, откинув голову на подушку. Это не сон, я здесь, я дома. Дома? Снова накрыл страх – сейчас Роберта проснется и... Что будет? При свете наступающего утра многое иногда видится и чувствуется иначе. Что, если она передумает? Вот откроет глаза, а в них появится страх... стыд... смущение... досада... Да что угодно, кроме того, что было ночью. Пожмет плечами, потупится, отвернется – и попросит уйти. И что тогда? Уговаривать, убеждать? В чем? Страшно... Роберта пошевелилась... Ее голова приподнялась, глаза с отчетливым усилием разлепились, сухие со сна губы прошептали.
– Клайд, уже утро?
Прикрыл глаза, не веря тому, что услышал. И все? Все? Незаметно перевел дух и осторожно высвободил руку. Шепот прервался сладким зевком, поспать бы ей минут триста. Хотя это мне пора, а Берте еще рано вставать.
– Утро, милая, но ты поспи часик, это мне надо исчезать.
Она привстала, прикрывшись одеялом, и посмотрела на стенные часы.
– Ой, как рано, пять утра, – упала обратно на подушку, совсем по-детски подложив ладонь под щеку и свернувшись клубочком, глаза закрылись, послышалось тихое сопение.
Наблюдаю за метаморфозами сонной Роберты с улыбкой, совсем вымоталась за эти два дня, а до этого... Когда вообще она последний раз нормально спокойно спала?
– Берта, я встаю, надо идти.
Молчание. Заснула? Не пытаюсь проверить, сажусь на кровати и начинаю быстро одеваться, поглядывая на окно и прислушиваясь к тишине за стенами комнаты. Нет движения, хорошо. Быстрее. Надо бы посетить заведение за дверью слева, туда Берта отлучалась. Скосил на нее глаза, спит. Осторожно подоткнул одеяло, ладно, потерплю до квартиры, все равно надо туда забежать. Не будем Берту шокировать таким нарушением приватности, она ко мне привыкнуть должна, да и я к ней. Ну, двинули? Будить, прощаться? Жалко. Спи, родная, только не проспи у меня. Осторожно наклоняюсь и мягко целую доступное местечко за ушком, она заворочалась и закопалась с головой. Взгляд привлекли резче проступившие очертания тела под одеялом, тряхнул головой, не о том думаю... Усмехаюсь и подхожу к окну, две половицы скрипят, засек вчера, автоматически перешагиваю через них. Оглядываю улицу, никого. Право – чисто, лево – чисто. Прямо – чисто. Еще один круг. Чисто.
– Клайд...
Застываю. Медленно оборачиваюсь. Роберта стоит передо мной, завернувшись в одеяло, волосы в беспорядке падают на лицо, убирает их ладонью. Глаза широко открыты и никаких следов сна, от этого взгляда по спине прошел озноб. Сердце упало... Вот, сейчас...
– Берт, что случилось, почему вскочила?
Подошла совсем близко и взяла мои руки в свои.
– Ты идешь туда?
Понял сразу, о чем она и почему...
– Мне же нужно переодеться и кое-что взять, умыться, побриться, в конце концов.
В подтверждение провожу по щеке пальцем, в самом деле надо.
– Берта, это ненадолго, полчаса максимум и бегу на фабрику. Не волнуйся.
– Я иду с тобой.
Ничего себе...
– Перестань, ничего со мной не случится, не бойся.
– Я иду с тобой. И кончено.
Ее знаменитое упрямство... Роберта подошла к шкафу, вытащила из него платье и еще какие-то принадлежности. Подошёл к ней, тихо обнял сзади. Она вздрогнула и вдруг обернулась ко мне, одеяло упало на пол, даже не попыталась его подхватить, оставшись босиком, в рубашке.
– Шш, девочка моя, ну что с тобой... – ласково шепчу и глажу по голове, укутываю снова, привлек к себе, пытаясь успокоить.
– Клайд, милый, я...
– Что? Не молчи, говори...
Время уходит, сейчас проснутся Гилпины, по улице пойдет движение, уже совсем светло. Но как уйти...
– Говори...
– Клайд... Я не знаю... Я хочу пойти с тобой. Чувствую так.
Берта сильнее прижалась ко мне, как будто не хочет отпускать. Вот оно что, вдруг понимаю...
– Ты хочешь увидеть, кем я оттуда выйду. Да?
Она ничего не ответила и только кивнула. Маленькая моя... Теперь новый страх. Когда же это кончится, что мне сделать, чтобы ты обрела покой и просто счастье... Но пора брать себя в руки. Берту – тоже, того и гляди расплачется...При этом чувствую совершенно идиотскую радость от того, что она на грани слез – ведь это из-за меня. Меня!
– Слушай меня внимательно, Берта.
Снова молча кивает.
– Вместе мы пойти не можем, нас неминуемо увидят. А этого допустить нельзя. И мне через несколько минут надо выйти. Одному. Поняла?
Кивок.
– Он ничего мне не сделает и вернуться не сможет, если ты этого опасаешься. Он – не вернется. Я этого не допущу.
– Как ты это не допустишь, как?
Роберта сжала кулачки и подняла руки так, как будто захотела меня ударить.
– Все просто.
– Скажи мне, я должна знать.
– Если почувствую, что он берет верх, успею убить себя. Я не дам ему вернуться, Роберта.
Тишина. Прежде, чем Роберта что-то успела сказать или сделать, крепко взял ее за плечи и встряхнул.
– Он. Ничего. Нам. Не. Сделает. Поняла? Ты веришь мне? Веришь?
Взял ее лицо в ладони и крепко-крепко поцеловал в губы. Так, чтобы дыхание захватило, чтобы от мягкого влажного прикосновения закружилась голова... Чтобы в глазах потемнело, в широко открытых серо-голубых глазах... Роберта коротко простонала, дыхание участилось, я с усилием заставил себя отпустить ее... Несколько мгновений мы оба не могли ничего сказать.
– Я верю тебе. Но знай и ты...
– Говори.
– Если все же... Нет, дай сказать. Не делай ничего. Если я увижу, почувствую, что тебя нет... Просто сразу уеду, далеко-далеко... Но сначала – уничтожу его, я расскажу всем. Всем! Как он со мной поступил... Расскажу его дяде, Сондре... Молчи! Не бойся за меня, я сильная и справлюсь. Теперь – справлюсь. А ты... Если когда-нибудь вернешься... Ты найдешь меня? Ведь найдешь? И однажды вечером в мое стекло ударит камешек. Я буду ждать. Буду ждать хоть всю жизнь. Молчи! Да, мы вместе всего два дня, это очень мало, я ничего о тебе не знаю... Это, наверное, безумие, но... Так решила. А если... Обещай, что вернешься, что найдешь меня. Ты обещал! Обещал, что никогда меня не оставишь! Ты поклялся!
В последних словах так сильно прозвучала обида, отчаянная обида ребенка, чьи мечты в очередной раз рухнули, что сердце отозвалось болью, ноющей тоскливой болью. Ее губы задрожали, закусила их, сдерживаясь из последних сил.
– Не оставлю тебя. Никогда. Обещаю.
Глаза к глазам. Видишь, родная, веришь?
– Поцелуй меня еще раз и иди. Я буду ждать тебя на фабрике.
– И я буду тем же, что и сейчас. Обещаю.
Роберта только вздохнула и обвила мою шею руками. Долгий-долгий поцелуй, как же кружится голова от объятия, тепла ее тела, запаха волос, прикосновения губ...
– Иди.
И в следующую минуту я выскользнул на безлюдную улицу, быстро зашагал в сторону центра города. Образы чередой пошли перед мысленным взором. Вот стол и письма... Вот зеркало, это проклятое зеркало. Шкаф с вещами... Вся комната целиком... Черт, я же просто иду умыться, побриться и переодеться. Что нашло на Роберту и меня следом за ней? Он... Что он может, кроме шепота в голове на грани слышимости? Ничего? А если я ошибаюсь и он может как-то напасть изнутри, вернуться, изгнать меня обратно? Ну, пусть рискнет. Я пойду до конца. Он знает, кто я и на что способен. Так что... Но все равно что-то мешает полностью успокоиться. Пришло понимание – это только начало. С Клайдом надо кончать. Убить. Уничтожить. Как? Священника позвать, индейского шамана, колдуна, негра-вудуиста из Нового Орлеана? Бред какой... Уверен, что бред? Пока не знаю. И это прощание, ее слова, взгляд... Ведь всерьез собралась бежать, если что... Мотнул головой, надо прийти в себя, вот и Джефферсон. Это – мой последний сюда визит в качестве жильца, сегодня я перееду. Не знаю куда, но подальше отсюда. Да хоть и к Роберте, не проблема какое-то время у нее ночевать, пока все не наладится. Это додумываю, уже быстро умываясь. Бриться... Намыливаю лицо и беру бритву, опасная, хорошее лезвие. Приближаю лицо к зеркалу и смотрю в глаза своему отражению. Не хочешь попробовать сломать меня, крыса? И подношу бритву к шее. Ну! Одно движение, и все. Давай? Кто быстрее? Держу боевым хватом, я всерьез готов действовать, прости меня, девочка, если что... Ты узнаешь, что я был с тобой до конца и не дал ему вернуться. Лезвие аккуратно ложится на шею, сбоку, артерия прямо под ним. Ну! Молчание. Звенящая тишина. Слабое эхо. Слова? Голос? Тишина. Еще несколько секунд пристально смотрю в глубину зеркала. Тишина. И безмятежно начинаю бриться, мельком глянув на часы. Скоро выходить, как там Роберта, тоже уже собирается, надеюсь, не проспала. Вымотали ее наши ночные похождения, да и все предыдущее, пора входить в нормальный режим. Питаться получше, гулять побольше, свежим воздухом дышать. И поменьше нервничать, оо, ну да, ну да... Блажен, кто верует...
Быстро одеваюсь, собрал вещи из шкафа, связал их в большой узел. Опустошил стол, сформировал второй узел. Рывком выдернул глубоко засевший нож, вгляделся в фото Сондры, запоминая лицо. Красивая девочка. Жаль тебя, ты ни в чем не виновата. Но никому не будет легко, прости. Тебе – тоже. Быстро оглядываю опустевшую комнату. Вроде, собрал все. Два больших узла оставляю прямо на полу посреди комнаты. Взгляд падает на почтовый ящик, он прикреплен к двери и миссис Пейтон просто кидает в него письма через отверстие, очень удобно. Заглядываю, там письмо, пришло вчера. Смотрю на адресат. И кладу его в карман пальто, не распечатывая, нет времени. Пора на выход, половина восьмого. Берта уже идет на фабрику и вся извелась, небось меня похоронила уже и прикидывает, куда бежать при виде вернувшегося Клайди-маленького. Застегнул пальто и снова подошел к зеркалу, с усмешкой посмотрел в него и тихо произнес.
– Ты угадал, Клайд, она готова уехать. Подальше от тебя, если сумеешь пролезть обратно. А перед отъездом – уничтожит тебя, расскажет про твои подвиги. Дяде. Сондре. Всем. Она сможет это сделать, мальчик. Теперь – сможет. Что скажешь, крыса? Понимаю, что тебе уже плевать на позор и последующую нищету, лишь бы вернуться... Но ты – не вернешься.
Тишина.
Вышел на улицу, уже заполненную утренним рабочим людом, и спокойно влился в поток, надвинув шляпу на лоб, не надо мне пока встреч и разговоров, я не готов. А вот ты мне нужен как раз...
– Хэлло, мистер Шорт! Как поживаете?
Хозяин магазина одежды обернулся на мой голос, улыбнулся и вежливо поклонился, оставив жалюзи витрины, которые он поднимал, когда я подошёл.
– Отлично, отлично, мистер Грифитс. Вчера думал, вы заглянете.
– Много дел на фабрике, но сегодня зайду непременно и озадачу заказом. Готовы?
Шорт расцвел улыбкой и готовностью свернуть ради меня горы и достать луну с неба.
– Буду вас ждать с нетерпением и всем нашим ассортиментом.
Приподнимаю шляпу и слегка кланяюсь, одарив его поощрительной улыбкой. Отмечаю, что жесты вежливости уже идут практически на автомате, хорошо.
А вот и ворота фабрики, выглядываю в толпе Роберту. Вижу моих девушек, вон Марта, свят-свят, ниже надвигаю шляпу. Вон Йордис, ее издалека видно, валькирия шествует, витая в Валгалле. Невольно ухмыльнулся, пройдясь взглядом по статной фигуре, внушительные достоинства которой не скрывает легкий весенний плащ. Оливия... Кэтрин... Идут, щебечут о чем-то... Начинаю волноваться, где Роберта? Уже вошла? Еще идет? Проспала? Да нет, какое там спать, я ее в полном драматизме оставил, провожала бриться, как на войну... Ох, солнышко ты мое... Вон идет. Все то же пальтишко... Надо новое покупать... Кто это с ней? Слегка ускоряюсь, чтобы обогнать параллельным курсом. Так... Ольга. Идут рядышком и о чем-то тихо говорят. Точнее, сейчас говорит Ольга, Берта пытается слушать, но ее мысли далеко. Вот односложно ответила, явно невпопад, Ольга вздохнула, и молча пошли дальше. Однако что там между ними, надо будет спросить, обязательно. Если они дружат, я только за. Лицо Роберты мне не очень понравилось, бледная, хмурая, губы сжаты, глаза так и бегают по сторонам. Меня ищет...
Вот и моя выгородка, на этот раз незаметно обошел Роберту, пусть она меня увидит сразу, когда зайдет в цех. И так уже наверняка в голове себе всяких ужасов нарисовала, вроде Клайди, восседающего в конторке и пустым взглядом смотрящего мимо нее. Ну-ну... А ведь, если что, очень недолго ему тут доведется сидеть. Вспоминаю сдвинутые брови и решительно сжатые губы. Прямо сейчас бы пошла к Гилберту? Берта, не нужно никуда идти, вот он я, жду тебя и все в порядке. Она накрывает меня прямо от входа своими прожекторами, на полную мощность. Ой, мама... Может, просто кинешься при всех на шею? Одернул себя, она же сейчас всерьез гадает, это я или уже не я. Надо дать ей понять, что все в порядке, пишу записку.
'Берт, солнышко, все в порядке. ЭТО Я. А теперь работай спокойно и хорошо. Сегодня 40 упаковок. Это приказ. Единственный и неповторимый Клайд.''
Выхожу в цех и неторопливо делаю первый обход, пошел поток воротничков. Еще раз приглядываюсь к столам, стульям, проверяя вчерашние наблюдения. Да, я не ошибся. То одна, то другая делают остановки, и вызвано это не ленью. Отлично. Поравнялся с Робертой, она опять ковыряется, ну что ты будешь делать... Нельзя ей сейчас нарываться. Я, конечно, прикрою ущерб, уже и схему придумал. Но лучше просто сидеть тихо и вырабатывать норму. Вижу, как ее глаза так и впились в меня. Старается угадать, я ли это? Или уже нет... Кидаю на коленки записку и прохожу к себе. Раскрываю для вида журнал и смотрю. Уже прочла, не утерпела. Опускаю лицо в журнал, скрывая улыбку при виде Роберты, которая замолотила штампом не хуже Йордис. Переждав пару мгновений, поднял взгляд и успел увидеть показанный мне кончик язычка, нахмурился и сделал грозное лицо, она прыснула и снова уткнулась в воротнички. Ну не отшлепать ее? Давай, работай...
Так прошло два часа, я уже вполне освоился, по ходу кое-что набросал на листе бумаги, уже на автомате распределяя кольца. Берта взяла отличный темп, к завтраку уже двенадцать упаковок, так будет даже больше сорока. Так, скоро десять, что с завтраком? Как это подумал, мне захотелось себя от души выматерить. Завтрак? Так она вчера запасы на ужин пустила и я все сожрал. Опять на водичке сидеть будет. А деньги на обед она хоть с собой взять догадалась? Сдача со вчерашней пятерки должна быть в сумочке. Больше на самотек это пускать не буду. И вообще, милый, не делай-ка из нее совсем уж несмышленую малышку, она взрослая девица, ей двадцать три года, и... Мысли оборвались.
В цех вошли несколько человек. Трое. Девчонки подтянулись и стали еще сосредоточенней штамповать. Трое. Лигет. Взглянув на второго, я как будто увидел свое слегка измененное отражение. Гилберт. Третий. Полный неторопливо шествующий господин, небрежно поигрывающий цепочкой часов. Мой дядя. Сэмюэл Грифитс.
Глава 13
Медленно встаю из-за стола. Лигет идет первым и мне хорошо видно его лицо, оно может сказать очень многое. На нем должно быть отражение реакции Гилберта на доклад о нашем разговоре. Ну и каково оно, это отражение? Лигет спокоен, враждебности не излучает. Но и только. Будет выдерживать нейтралитет, меня не поддержит, пока не убедится в благожелательности Гилберта. Мысли проносятся одна за другой, наперегонки с приближающейся троицей. Роберта вскидывает на меня испуганные глаза, ничего, переживём и это. Прикрываю веки и коротко киваю – работай! Все хорошо. Берт, только держи себя в руках, прошу. И последняя мысль перед тем, как они вошли – кто я? Остаться прежним в их глазах и тихо существовать дальше, вежливо презираемым ничтожеством? Или – поднять голову, быть собой? Роберта так смотрит... В ее глазах страх... И вера. Вера в меня, что не подведу, не обману. Она так смотрит... Остаться прежним? Перемениться? Я ведь уже все решил. Просто сейчас надо делать первый шаг длинного пути, необратимый шаг. После него отыграть назад – не выйдет. Мысли прочь, они уже тут.
– Ну, здравствуйте, дорогой племянник! – дядюшкин баритон, казалось, заполнил собой всю комнату.
Обмениваемся рукопожатием, отмечаю, что оно вполне дружеское. Хорошо. Гилберт руки не протягивает, останавливается поодаль, наособицу. Вот и они. Отец и сын. Глаза у обоих – серые, с холодком. Только у старшего они уже выцвели, стали прозрачными – и оттого с налетом благодушия. У Гилберта – глубокий насыщенный цвет стали, никакой мягкости. Острота, ирония, жесткая непреклонность. Впечатление усиливают острый подбородок, слегка впалые щеки и плотно сжатые губы. Светло-серый костюм, кремовая рубашка, безукоризненно повязанный галстук, прическа волосок к волоску. Мысленно хмыкнул, покосившись на свой пиджак, кривовато висящий на спинке стула, на свои руки и закатанные до локтей рукава. А, еще рубашка расстегнута на две пуговицы, галстук же вообще упрятан во внутренний карман пиджака, не люблю их...
– Добрый день, мистер Грифитс!
Лигет занимает позицию на равном удалении от всех, лицо подчеркнуто внимательное. Ко всем. На всякий случай. Дорого бы дал, чтобы узнать, что Лигет сказал Гилберту и что услышал в ответ.
– Добрый день, сэр.
Возвращаю приветствие дяде и киваю Гилберту, Лигет получает самую нейтральную улыбку, не будем подставлять беднягу. Гилберт на кивок не реагирует. Присаживаюсь на краешек стола и спокойно жду продолжения. Молча. Что-то промелькнуло в глазах двоюродного брата, удивленное. Конечно, я же тебя скопировал сейчас, родственничек, узнал повадку? Умница. Нет, он хорош, крепкого замеса парень. Начинает нравиться. Молчание затягивается и я не проявляю ни малейшего нетерпения или неловкости. Ко мне пришли – начинайте. Дядя намек понял, улыбнулся, оглядев всех нас.
– Как тут у вас идут дела, Клайд?
– Все в порядке, работа идет без отклонений и происшествий.
Произношу эту простую фразу, наблюдая за лицом Гилберта. Оценит? Оценил, его глаза слегка расширились, голова склонилась набок, пригляделся внимательнее. Клайд никогда так себя не вел и никогда так не говорил, Лигет не преувеличил – эти мысли без труда читаю в его взгляде.
– И как вам работа в этом отделении, не кажется монотонной, скучной?
– Отнюдь, ведь хоть это и маленькое подразделение в рамках цеха мистера Лигета, но именно через него идет поток воротничков далее на упаковку и к розничным продавцам. Таким образом, здесь – одна из ключевых позиций производства.
Легкий поклон в сторону мистера Лигета.
Стало очень тихо. Пауза затянулась и решаю ее прервать.
– Очень давно хотел при случае поблагодарить вас, дядя, и вас, Гилберт, за оказанное мне доверие.
Легкий поклон в сторону дяди и братца.
– Лигет, оставьте нас. И позовите мисс Тодд, пожалуйста, – Гилберт произнес это отрывисто и властно.
Меня сейчас уволят? Дорогая, не бойся, я и грузчиком могу. Или научу тебя чистить пистолеты, станем 'Бертой и Клайдом', возьмём банк и рванем в Канаду. Я серьёзно.
– Почему вы считаете это отделение таким важным, Клайд?
Дядя принял тон. Как и Лигет. Победа? Нет. Тут рулит Гилберт, пока он не даст отмашку, дела не будет.
– Возможно, вам просто слегка вскружило голову руководство? – Гилберт вмешался, решительно перебив доброжелательный настрой беседы откровенно насмешливым тоном.
– Скорее, видимость руководства, не так ли? – позволяю себе слегка улыбнуться.
Краска прилила к бледным щекам двоюродного брата, он набрал воздух явно для какой-то ответной резкости.
– Стоп, стоп, прекратите, слышите?
Дядя повысил голос и положил руку Гилберту на плечо, успокаивая.
– Вы, племянник, тоже держитесь в рамках, настоятельно прошу вас об этом.
А ведь ему нравится происходящее... Потому и пришел вместе со всеми, позиции Гилберта незыблемы и таковыми останутся, несомненно, но почему бы слегка не щелкнуть сына по носу? Чтоб служба медом не казалась.
– Отец, я тебе говорил...
Дядя властно поднял руку, его светло-серые глаза потемнели. Гилберт замолчал. Сразу. Ого... Вот тебе и добродушный хозяин – во взгляде словно грозовая туча сгустилась, шарахнет молнией – мало не покажется. Никому из присутствующих.
– Племянник, сказать вам, что мой сын думает касательно вас и вашего пребывания на фабрике? Он сообщил мне это по дороге сюда.
Молча киваю. Не надо сейчас говорить. Гилберт бесстрастно смотрит в окно.
– Он посоветовал мне выкинуть вас прочь. Что вы на это скажете?
– Скажу, что не удивлен, – ответил нарочито спокойно.
– Вот как? Почему же? Разве у вас тут были проблемы, нарушения, происшествия, недочеты?
Умеет дядя давить, умеет. Однако не надо о проблемах, еще журнал откроет, а там...
– Не удивлен потому, что мое положение тут очень непрочно и всецело зависит от расположения семьи. Сегодня я тут, а завтра – уволен.
Губы Гилберта презрительно скривились, он снисходительно посмотрел на меня – а что же ты ждал-то, приблуда?
– Ошибаетесь. Клайд, вы меня не слушаете?
Попался. Попался!
– Слушаю очень внимательно, дядя.
Гилберт побледнел – я только что впервые обратился к Грифитсу-старшему по-семейному.
– Ваше положение здесь всецело зависит от того, как вы исполняете свою работу, как работает вверенное вам отделение, достойно ли вы представляете семью, наконец. Вы это понимаете?
– Разумеется. И именно поэтому я позволил себе в разговоре с мистером Лигетом упомянуть о некоторых соображениях касательно улучшения работы этого самого отделения.
Гилберт скривился вторично.
– Какими соображениями вы можете нас обогатить, Клайд? Вы же ничего не знаете, нигде не учились, не имеете никакого образования! Даже эту должность вы получили не по заслугам, а случайно.
А ты горячишься, братец. Где твоя бесстрастность?
– Потратьте толику времени и сами решите, обогатят они вас или нет. А диплом, в конце концов, это просто красивый кусок типографской бумаги, не более. Родоначальники Морганов не блистали образованием и не учились в Принстоне.
Дядя с братом переглянулись. И в конторке раздался громовой хохот мистера Грифитса-старшего. Я правильно вспомнил, Принстон? Девчонки в цеху от неожиданности прекратили работать и разом подняли головы. Глаза Роберты нашли меня и я постарался ответным взглядом передать – все хорошо! Она опустила голову и бодро застучала штампом.
– Получил, сынок?
Отсмеявшись, дядя прошелся по кабинету, выглянул в цех. Как раз вернулись Лигет и мисс Тодд. Незаметно кинул на нее внимательный взгляд. Вот и она – этакая матрона, плотная, невысокая, в очках, поджатые тонкие губы. На мгновение стало неуютно в ее присутствии.
– Ну вот, мисс Тодд, последите пока тут за порядком, мы забираем мистера Клайда на некоторое время.
– Конечно, я все сделаю, – она зашла внутрь и по-хозяйски заняла мое место. Стало тоскливо, вернусь ли сюда вообще? Поединок в разгаре и исход очень неясен, Гилберт в ярости. И кто за язык тянул с этим Принстоном? Переговорщик, твою мать...
– Итак, Клайд, мы вас слушаем. Говорите вы красиво, но пока это только слова. Излагайте ваши таинственные соображения. Лигет, останьтесь!
Я подошел к выходу в цех и сделал приглашающий жест. Мы вышли к девушкам и я начал обход.
– Последние недели я наблюдаю, разумеется, не за счет основных обязанностей, за тем, как распределяется рабочее время девушек.
Как раз во время этого вступления я поравнялся с Робертой. Услышав про 'последние недели', она сделала круглые глаза от удивления. И прыснула от смеха, поняв, что я делаю. Украдкой показываю ей кулак, она утыкается в воротнички, плечи ее трясутся. Ну, я тебе задам, девчонка...
– Иными словами, я хотел узнать, нет ли неоправданных простоев, замедлений работы.
– То есть, нет ли нарушений дисциплины, не ленятся ли девушки? – дядя остановился и стал присматриваться к тому, как работает Марта. Ты на что там загляделся, а?
– О, нет, проблем с дисциплиной у нас нет и не было.
– Тогда о чем идет речь? – нетерпеливо спросил Гилберт. Интересно стало?
– Речь о том, что я заметил остановки в работе, вызванные не ленью, не нерадивостью.
Делаю паузу.
– Чем они вызваны, Клайд?
И вам стало интересно, мистер Грифитс?
– Болью, дядя.
– Чем?
Он явно обескуражен.
– Болью. Усталостью. Болью в спине и руках, усталостью в глазах.
Гилберт пренебрежительно усмехнулся.
– Тоже мне открытие, работницы устают... Ради этого мы тут тратим свое время?
– Работницы могут уставать меньше и производить больше, их руки могут работать с меньшей болью и не делать остановок посреди рабочего процесса, Гилберт.
И усмешка медленно исчезла с его лица. Резко я... Но пора ставить себя.
– Поясни еще раз насчет остановок работы, Клайд.
Гилберт удивленно посмотрел на отца, я тоже. Он обратился ко мне на 'ты'. Впервые. Не расслабляться.
– Сюда идет поток воротничков, около ста тысяч в день, так?
Дядя вопросительно взглянул на сына, Гилберт кивнул.
– Очень важно, чтобы процесс был ровным и непрерывным. Каждая работница штампует около четырех тысяч воротничков в день.
Говоря это, я начал неспешно прохаживаться по цеху.
– Рабочий день составляет девять часов или пятьсот сорок минут. Таким образом, средняя поминутная выработка составляет около семи воротничков.
Лигет достал блокнот и ручку, ничего себе проняло. Смелый он, однако.
– Когда работница останавливается хотя бы на минуту, это минус семь воротничков из ее возможной выработки в этот день.
– На сколько останавливается работница в день, ты подсчитал?
Дядя подался вперед, он уже все понял. Ну, девочки, простите. Ничего личного.
– В среднем простой составляет около часа.
– Лигет!
Начальник цеха лихорадочно начал подсчет. Он тоже уже все понял. Дядя нетерпеливо посматривает на его блокнот. Я деликатно молчу. Роберта восхищенно на меня смотрит, забыв про всю нашу конспирацию. Кулак показан вторично. Но при этом сердиться на нее совершенно не хочется, ведь этот лучащийся взгляд, этот румянец на щеках, эта улыбка – мне. Мне!
– Более десяти тысяч в день, мистер Грифитс.
Лигет вытирает выступивший на лбу пот.
– То есть мы теряем пятьдесят тысяч воротничков в неделю или двести тысяч в месяц?
Лигет молча кивнул. Гилберт ничего не сказал.
– Не теряем, дядя, – позволяю себе вмешаться.
– А что же?
– Мы их недополучаем. Если бы не этот простой, девушки могли бы вырабатывать больше.
Все, меня тут возненавидят... Переживу.
– Так. Хорошо. Теперь изложи причину простоя и почему бы мне не выгнать всех работниц и не набрать новых, порасторопнее.
Грифитс-старший шумно выдохнул воздух и грозно посмотрел на девчонок. Те дружно опустили головы и постарались уйти в работу. Получалось ни шатко, ни валко.
– Выгонять бессмысленно, новые работницы также будут простаивать этот час.
– Почему же?
Уфф... Проняло железную душу, Гилберт вмешался. Не радуемся, рано.
– Потому что вы замените людей, но не замените то, на чем они сидят и на чем они работают.
– Ты хочешь сказать...
Все. Это Гилберт. На 'ты'. Я выиграл.
– Да, я хочу сказать, что если сделать стулья удобнее, столы пониже, свет помягче – работницы перестанут страдать от болей в спине, усталости в руках и жжения в глазах. И не будут простаивать по часу в день. Более того, повысится и текущая поминутная выработка, не буду слишком смел, если заговорю не о семи, а о десяти-двенадцати в минуту.
И я набрался нахальства и посмотрел на мистера Лигета, кивнув на его блокнот. Он послушно углубился в подсчеты. Все терпеливо ждут.
– Около ста пятидесяти тысяч в день.
Дядя и Гилберт переглянулись. И оба посмотрели на меня. Лигет нервно затеребил блокнот.
– Клайд, всего лишь переделать стулья, столы и лампы?
– Да.
Ответил коротко и максимально уверенно.
Гилберт подошёл ко мне вплотную и посмотрел в глаза.
– И ты, конечно, готов поручиться за результат?
И я бесстрастно отвечаю ему.
– Нет, не готов.
Удивления он уже не скрывает.
– Не готов, но предлагаю попробовать. Если я неправ – вы решите, что со мной делать.
– А если прав? – дядя кладет руку мне на плечо и разворачивает к себе.
– Вы решите, что со мной делать.
– А ты наглец, – старший Грифитс поворачивается к Гилберту, – ну, что, выгоним его?
– А мы посмотрим на результат его 'соображений'.
– Значит, так тому и быть, сын.
Грифитс прошелся вдоль столов, приглядываясь, слегка пожал плечами. И вдруг спросил Марту...
– Милочка, вы сильно устаете на штамповке? Может, болит у вас что-нибудь?
Ах ты... Я затаил дыхание. Гилберт подошёл ближе. Марта переводит взгляд с одного на другого. И молчит.
– Она скажет, что все в порядке, дядя, – успел вмешаться, пока не заговорила сама, – они все скажут, что все хорошо. Никто не хочет терять работу.
– Да, ты прав, их ответам доверять не стоит, – сказал Грифитс, подумав, – хорошо, начинай перестраивать отделение. Гилберт, Лигет, содействуйте и держите меня в курсе. И, Клайд, на эти выходные приходи на обед, поговорим еще, я пришлю приглашение с точным временем.
Оо, черт... Хорошо, Берта это слышит сама и не решит, что и я теперь бегаю от нее 'к дяде на обед'. Но что же делать? У нас совсем другие планы...
За этими мыслями не заметил, что дядя и Лигет уже вышли, о чем-то разговаривая, и ко мне подошёл Гилберт.
– Пройдемся немного, Клайд?
