Текст книги "Посиделки в межпланетной таверне "Форма сущности" (СИ)"
Автор книги: Альберт Зеличёнок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
– Эй, братцы! – вскрикнуло незаметное насекомовидное существо неопределенного пола Бузяк с Маркови. – Что это стряслось с нашим видом из окна?
Посетители кинулись наружу. Веселая зеленая лужайка, на кото рой еще недавно находилось заведение, исчезла, и они частично пог рузились в липкую полужидкую субстанцию, которая покрывала основ ную часть твердого (по крайней мере, на вид, ибо добраться до него не удалось – ноги вязли) желтоватого постамента. Тот, в свою оче редь, находился на плоской бескрайней равнине, поверхность которой отливала металлическим блеском. С тылу харчевни постамент почти упирался в гладкий горный склон молочной белизны.
– Мне это напоминает приключение с эльфами, – объявил Левый Полусредний. – Вот только ущелья не нахожу.
Гора матово светилась, а за ней, как гигантский театральный задник, виднелся силуэт, смутно напоминавший человеческий, но раз дутый до космических масштабов и уходивший, особенно в вертикаль ном направлении, в невообразимые дали.
– Совсем забыл предупредить, – загрохотал голос Создателя. – Я никогда не занимаюсь одинарными манипуляциями. Все мои воздейс твия отпускаются только в комплекте. Вот и сейчас я перевел Джона в стационарное состояние, но и харчевня переместилась в пространс тве. В данный момент вы находитесь в джеме, намазанном на тост, приготовленный для сэра Газлэна Грейсэрфака, действительного члена палаты лордов, Клуба лунатиков и Общества покровителей женского эксгибиционизма, почетного натуриста графства Поркшир, кавалера орденов Правого Чулка, Панталончиков, Менопаузы (названных так в честь деталей туалета, ниспадавших в процессе исполнения вальсов на дворцовых балах с фигуры прекрасной, но несколько неряшливой возлюбленной короля Оргея Восьмого, а также в ознаменование собы тия, позволившего монарху от нее, наконец, отделаться) и Бани (дамского отделения). Тост находится на подносе, который держит лакей Его Светлости. Учтите, что время вокруг вас хоть медленно, но потекло. Сэр Газлэн пока спит, но наступит секунда, когда он раскроет глаза, и слуга тут же провозгласит: "Кушать подано". Ин тересно, что будет с вами дальше, если ничего не переменится?
Обитатели таверны содрогнулись и в молчании вернулись в поме щение.
– Срочно требуется веселая история, – нарушил тягостную тиши ну дракон, по праву крупнейшего из собутыльников взявший на себя функции распорядителя. – Может быть, вы нас чем-нибудь порадуете?
– обратился он к господину в алом.
– Я, с вашего разрешения, немного отложу свое выступление, – отозвался тот.
– Тогда разрешите мне, – вмешался круглолицый румяный человек в пижаме.
– Да-да, пожалуйста, – загомонили присутствующие, – и не мог ли бы вы заодно объяснить необычность вашего наряда? Просим.
– Безусловно, – неожиданно мрачным голосом сказал обладатель пижамы. Именно этому и будет посвящен мой рассказ. И вести его я буду, с вашего позволения, в третьем лице.
Рубашка фирмы "Хоррор".
Эту рубашку Роберт Криспен заметил, едва войдя в магазин. Да и невозможно было не обратить на нее внимания. Она лежала в прос том целлофановом пакете среди сотен, тысяч товарок, образующих бе ло-красно-=сине-зелено-желтый сверкающий сталагмит в центре глав ного торгового зала универмага "Пул и сыновья" но выделялась из общей массы, как сверхновая на звездном небосводе, как кровь на персидском ковре, как Ахилл в гуще схватки у стен Трои. Как и мно гие другие, ее, по моде того года, украшал рисунок. Но! Это была не обычная мазня вроде портрета спортивного или эстрадного идола и не стилизованная под Восток надпись типа "Ай эм крейзи". Нет, это была тончайшая вышивка, и даже на расстоянии, когда нельзя было различить детали, она переливалась десятками оттенков, которые светились, завораживали, перемешивались и сплетались. Увидев ее от центрального входа, Роберт остановился, как пораженный громом. Он случайно заскочил сюда по дороге с работы домой, чтобы обновить свой гардероб, и вот такое чудо. Счастье, что ее никто не купил до него. Впрочем, это только укрепляло невысокое мнение Криспена о вкусе и умственных способностях подавляющего большинства сограж дан. Но такая рубашка, безусловно, чудовищно дорого стоит. К чер ту! Наверняка, это последний экземпляр, да что там "последний" – единственный. Уникальный и неповторимый. Роберт не успел опомнить ся, а уже мчался к нейлоново-перлоново-батистово-хлопчатобумаж но-льняной горе с криком: "Заверните! Беру!"
Цена оказалась, конечно, велика, но, вопреки опасениям Крис пена, не чрезмерна. Такое кровопускание его кошелек выдерживал. И, слава Богу, сорочка оказалась его размера.
– Вы не пожалеете, сэр! – приговаривал продавец, укутывая приобретение Роберта в тончайшую полупрозрачную бумагу, как дитя в пеленку, и перевязывая широкой розовой лентой. – Дорогая вещь, но она того стоит, – он сотворил из концов ленты сложный пышный бант (улыбка и поднятая левая бровь свидетельствовали, что сей служи тель Меркурия немало гордился этим своим умением). – Ручная вышив ка, сэр. Штучная вещь! – и он опустил пакет в фирменную пластико вую сумку с эмблемой универмага на боку.
Расплатившись, Роберт, мысленно пританцовывая, выбежал из ма газина и, хлопнув дверцей, ловко впорхнул в автомобиль. Вопреки обыкновению, он не швырнул сумку небрежно на заднее сиденье, а ак куратно поставил на кресло рядом с водительским, с трудом удержав шись от того, чтобы ее ласково погладить. Тяжелый день понедельник заканчивался великолепно. Как здорово, что рубашка оказалась пос ледней, и ее пришлось снимать с витрины. Это укрепляло уверенность Криспена в ее исключительности. Нет, второй такой быть не могло. Как там выразился продавец? Да, "штучный товар", что-то в этом ро де. Он повернул ключ зажигания, с удовольствием услышал, как запел разбуженный мотор, и погнал автомобиль вперед на максимально раз решенной скорости, с неохотой тормозя на светофорах и поеживаясь от сладкой дрожи, когда ветер из приоткрытого окошка слегка касал ся щеки и шеи, наполняя салон. "Да что это со мной? – удивленно вопрошал Боб у самого себя. И внутреннее "я" отвечало ему: "Это всё новая сорочка, это она так взвинтила тебя. Ой, что-то будет, Роб".
Дома Криспен сразу же распаковал покупку и хорошенько расс мотрел ее. Редкий случай. Сейчас, обнаженная, распластанная на кровати, с раскинутыми рукавами, она оказалась еще прекраснее, чем на витрине. На ней бродили тигры, лежали в обманчивой расслаблен ности львы, стояли на задних лапах медведи-гризли, трубили слоны, извивались змеи, ползли, загребая ластами, гигантские черепахи, бежали, высоко вскидывая голенастые ноги, страусы, парили застыв шие в готовности мгновенно пасть на землю за добычей орлы. Но кра сота эта производила неожиданно пугающее впечатление. Звери оска лили клыки, напружинили мышцы, навострили когти. Птицы, растопырив лапы, косились кроваво-красными от ярости белками глаз. Змеи раск рыли пасти, обнажив острые, как клинки, ядовитые зубы, и сверну лись в плотные упругие клубки, демонстрируя холодную готовность к прыжку. И при любом изменении освещения всё это, казалось, ожива ло, перемещалось, ползло, рычало, шипело, беззвучно кричало в бе шенстве. "Да, – поежился Роберт, – внушает уважение. Какая пер вобытная сила! Не завидую я коллегам, которые будут смотреть на это со стороны. По крайней мере, сзади и, во всяком случае, первое время, пока не привыкнут. А может быть, так и надо? Вдруг это и есть тот всегда ускользавший от него неожиданный ход, который тре буется, чтобы начать карьеру? Впечатление рубашечка производит и запоминается, это уж точно. Жаль, что нельзя надевать одну и ту же сорочку каждый день, но уж через сутки он ее носить будет, пока не приестся. Хотя непохоже, чтобы ее действие когда-либо полностью прекратилось. Хорошо, что это не печать, а вышивка, краски долго не потускнеют. Но все-таки – что за экспрессия! Интересно бы уз нать, кто художник". Криспен, преодолевая некоторое внутреннее сопротивление, протянул руку к хищной обновке, распахнул ее и на шел ярлычок, пришитый у основания воротника. Никакого имени дизай нера там, конечно, не было. Отсутствовали, впрочем, и обычные пра вила по уходу за изделием. Имелись лишь название производителя, довольно своеобразное – "Фирма "Хоррор"" – и странный символ, сос тоящий из извилистых линий и отдаленно напоминающий многолучевую звезду, переболевшую в детстве полиомиелитом. "Мда, – подумал Криспен, – способности этих ребят в ономастике явно уступают их живописным талантам".
В ту ночь он спал плохо. Видимо, сказалось чрезмерное пере возбуждение. В полудреме он брел нагой сквозь джунгли, и окружаю щая фауна текла по обе стороны от него, накатывала сзади и гнала, гнала его куда-то, отсекая боковые тропинки стеной колючего кус тарника и переплетением лиан в руку толщиной. Наконец он оказался у широкого и глубокого рва, до краев заполненного костями и чере пами. Приглядевшись, он понял, что это останки животных: одни умерли сравнительно недавно, и их остов еще покрывали ошметки мя са, другие, судя по их виду, скончались уже многие годы тому на зад. Из-под земли, из недр чудовищного кладбища раздался громовой голос, который мерно произносил неведомые слова. В такт этой речи приподнялись, опираясь на обломки конечностей, скелеты, заскреже тали пеньками зубов обнаженные челюсти, вся опрокинутая гора смер ти зашевелилась. Сзади, охватывая овраг кольцом, приближался, на растая, топот и рёв. Бежать было некуда, и Роберт ускользнул по единственно оставшейся ему тропе – в явь. Но, видимо, проснулся он еще не до конца, очертания комнаты колыхались в зыбком мареве, за пертая на ключ дверь приоткрылась, и в щель просочилось-протекло не имеющее четкого облика нечто, бесформенное облако белого плот ного тумана. Вытянувшись в высокий узкий цилиндр, оно обошло поме щение по периметру, несколько задержавшись у висящей на вешалке новой сорочки. "Надо же, – усмехнулся про себя и в бреду сохранив ший проблески чувства юмора Роберт, – и ему понравилась". По мере продвижения визитера воздух в комнате как бы густел, тяжелел, словно перед грозой, и наполнялся странными ароматами. Завершив свой путь, клубящийся столб резко изменил характер перемещений, медленно направившись в глубь спальни. Как это и всегда бывает в полусне, Роберт осознавал происходящее, но не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, ни даже пальцем. Язык тоже не повиновался ему и, казалось, присох к гортани. Между тем ночной гость после непродол жительных поисков, сопровождавшихся достаточно хаотическими рывка ми из стороны в сторону, обнаружил какую-то ему одному ведомую точку, утвердился в ней своим основанием и начал быстро вертеться, разрастаясь, ширясь и заполняя собой помещение. Белесая муть заку порила рот и ноздри, не давая дышать. Глаза Криспена полезли из орбит, рёбра выгнулись и затрещали в тщетном усилии помочь лёгким добыть хоть глоток кислорода. Оцепенение спало, он бился в агонии и слышал, как под ним скрипели кроватные пружины. И вдруг всё прекратилось. Отчаянно звенел будильник. Роберт приподнялся с пос тели. Комнату заливало утреннее солнце, дверь была закрыта, и лишь рубашка фирмы "хоррор" чуть покосилась, что, впрочем, легко объяс нялось естественными причинами.
Весь день Криспен, а точнее, новый предмет его туалета нахо дился в центре внимания. Можно даже сказать, они произвели фурор. С момента появления его в холле знакомые и полузнакомые сотрудники и, в особенности, сотрудницы под самыми надуманными предлогами за бегали в его отдел, чтобы своими глазами увидеть шедевр портновс кого искусства. Ему даже почудилось, что именно в этом состояла главная причина вызова к большому боссу, заместителю генерального директора мистеру Чайфу, который минут десять вышагивал вокруг Ро берта, расспрашивал о жизни и работе, но ничего существенного так и не произнес. И хотя первое впечатление должно было к тому време ни схлынуть, при расставании мистер Чайф выглядел всё еще потря сенным. Как бы то ни было, это оказался первый за четыре года ра боты на фирме случай, когда про него вспомнили наверху. Похоже, приобретение начало окупаться. Роберт ощущал прилив энергии. Его пальцы так и порхали по клавиатуре компьютера. О былом кошмаре на поминала только легкая головная боль.
И лишь его единственный приятель, Ричард Пратт из отдела мар кетинга, заглянув к нему в конце дня, постарался, по старому доб рому обычаю всех друзей, испортить Криспену настроение:
– Привет, Боб! Дай-ка рассмотреть твою обновку. Да. Поздрав ляю. Классный прикид. Впечатляет. Собственно, вкус у тебя всегда был. В отличие от интеллекта. Как, говоришь, фирма называется?
Роберт ответил, слегка обиженный, хотя пора было бы ему и привыкнуть к подколкам Пратта.
– Никогда не слышал. А сколько стоила? Недорого, учитывая ка чество вышивки. Тебя это не настораживает?
– Нет, Дик. Фирма неизвестная, потому и цена низкая. А вооб ще, это беспокойство о ближнем для тебя очень характерно. Уверен, что если бы я продал рубашку тебе, с ней бы сразу же всё оказалось в ажуре.
– Ошибаешься, Боб. Я не куплю ее у тебя даже со скидкой. Мне не нравится название этой фирмы, не нравится этот великолепный ри сунок, а главное – не нравится то, как здорово они подходят друг другу. По-моему, надеть это мог бы только сумасшедший.
– Почему? Ведь ты только что хвалил мой вкус.
– Не могу тебе объяснить. Однако интуиция подсказывает: с этой сорочкой что-то очень и очень не так. Я просто всей кожей ощущаю исходящие от нее волны энергии, и мне это не нравится. Если хочешь, можешь назвать это шестым чувством. Послушай, Боб, отправь ее в шкаф, и пусть висит. Поверь мне, не носи ее больше.
Кто-нибудь другой мог принять Пратта за психа, религиозного маньяка или жалкого адепта уфологии с трясущимся от полового бес силия объективом фотоаппарата, но Роберт слишком давно, еще со школы, знал его. Дик терпеть не мог, когда кто-либо, кроме него, оказывался в центре общественного интереса, и был готов на всё, чтобы обратить на себя восхищенные взоры окружающих, и , в первую очередь, девочек. Ничего не оставалось, как прощать старому прия телю эту слабость и не реагировать на его бредни. Если что-то и представилось ему, то жуткая картина выглядела так: вот они с Ро бертом входят в бар, и на кого же обращаются взоры местных красо ток? Уж во всяком случае, не на нашего остряка и ловеласа. Поэтому он в панике и понёс первое, что родилось в его бедноватом вообра жении.
Так-то оно всё и есть, но неприятный осадок от разговора с Праттом у Криспена держался до самого вечера. Стараясь избавиться от него, Роберт проторчал у телевизора до тех пор, пока осоловев шее сознание не объявило забастовку. Лишь тогда, с трудом справив шись с кнопкой "дистанционки" и выключателем торшера, он доплелся до кровати и рухнул в нее, чудом успев увернуться от коварно на павшей стены. И мгновенно отрубился.
Позже, пытаясь восстановить в памяти, как всё началось, Ро берт снова и снова изумлялся, что в ту ночь он проснулся не от шу ма или прикосновения. Его разбудила тишина. Он присел на кровати, пытаясь осознать, что прервало его сон. В окружающей обстановке была какая-то странность, настолько чудовищная и невозможная, что никак не удавалось ее определить, зафиксировать. Она растворилась в действительности и перемешалась с ней. И вдруг Криспен понял. В мире воцарилось безмолвие. Оно являлось таким абсолютным и полным, как бывает, наверное, только на дне глубочайших подземелий или в вакууме. Отсутствовали обычные городские шумы, не текла вода по трубам, не шуршали тараканы на кухне, не тикали часы на столе. Не слышно было вообще ничего. "Господи, – в испуге подумал Роберт, – я оглох". Для проверки он щёлкнул пальцами, и это грянуло, как орудийный салют. Он немного успокоился и перевел любовный взгляд на рубашку фирмы "Хоррор", висевшую на плечиках на ручке шкафа. Ее заливало лунное сияние, и казалось, что вокруг нее загорелся нимб. "Хороша, – восхитился Криспен, откидываясь на подушку, – ах, как хороша". Внезапно ему почудилось, что, когда вешалка уходила из поля зрения, рукава сорочки пошевелились. Он вновь уставился на покупку. Та висела совершенно неподвижно. Роберт медленно, очень медленно отвел взор. Что за чёрт?! Теперь он мог бы поклясться, что краем глаза уловил некое волнообразное движение, пробежавшее по легкой материи. Может быть, сквозняк? Нет, всё закупорено. Он приподнялся на локтях и стал неотрывно смотреть на рубашку. Нес колько минут они, казалось, испытывали терпение друг друга. Вдруг обшлаг правого рукава медленно, по миллиметру приподнялся и уста вился на Криспена, как пушечное жерло. Второй рукав чуть согнулся в локте. Острые концы воротника шевельнулись и застыли торчком, вертикально, как уши насторожившегося зверя. А еще через пару ми нут рубашка дернулась, полы ее взвились в воздух, и вся она заби лась в неистовых корчах, как сумасшедший в пляске святого Витта.
Сколько это продолжалось? Криспен не знал, завороженный чудо вищным танцем. Вдруг на него, как океанская волна, обрушилась ла вина звуков: гудки, свистки, шарканье ног пешеходов, отдаленный женский визг, обрывки музыки, собачий лай. Девятый вал какофонии затопил спальню и смыл липкую паутину безмолвия. Когда он чуть отхлынул, Роберт встал, нашарил в темноте тапочки и подошел к ру башке. Та висела неподвижно и безжизненно. Он протянул пуку и пот рогал гладкую, чуть прохладную ткань. Перед глазами поплыли раз ноцветные концентрические круги...
Звон возник ниоткуда, крепчал, ширился, заполнял вселенную и , похоже, намеревался вырваться за ее пределы. Криспен сел на ложе и помотал головой. Будильник надрывался из последних петушиных сил. Роберт пожалел самозабвенный агрегат и отключил звонок. "Неу жели это был всего лишь сон? – с облегчением подумал он. – Вот так и сходят с катушек. А вообще, неудивительно после дурацких предос тережений Дика. Но хорошая порция ужаса все-таки лучше, чем обыч ный бессвязный бред. Взбадривает".
На службе привычное безразличие окружающих оказалось даже приятно после вчерашнего ажиотажа. Во всяком случае, можно было немного расслабиться, в чем Роберт весьма нуждался. Мистер Чайф, с которым он столкнулся в лифте, отправляясь на обед, даже его не узнал. "Ничего, голубчики, – думал Боб, гоняя "мышку" по столу, – посмотрим, как вы будете вести себя завтра".
Сны его были сладки и наполнены видениями реванша. Кажется, в ходе одного из них он занимал место Чайфа, переводил бывшего шефа в личные референты и за каждое прегрешение гонял его, как пенсиль ванского козла. Ближе к финалу Боб соблазнял дочь шефа и обеих его хорошеньких племянниц, а тот долго и униженно благодарил его за внимание к своей семье.
Действительность не обманула ожиданий Криспена, и весь день вокруг бурлила публика. Он попеременно чувствовал себя топ-моделью и самозванцем. "Интересно, – размышлял он, – насколько хватит действия рубашечки?" Пока, по крайней мере, оно не иссякало. Похо же было на то, что половина конторы, уже видевшая его, привела посмотреть на него друзей и родственников, а вторая половина, по завчера не успевшая на представление, спешила заполнить сей про бел.
Домой Криспен вернулся порядком измотанным и выжатым, как белье на веревке. Он вознаградил себя за переживания (довольно приятные, но всё еще непривычные) тортом-мороженым и, вывалив его на тарелку, умял в одиночестве под боевик о похождениях суперсыщи ка Филипа Марлоу среди из рук вон плохо стреляющих злодеев и сек суально озабоченных дамочек. Потом он снял с полки первую попавшу юся книгу (это оказался сборник комиксов о своеобразных радостях склепа) и немного полистал ее. Наконец он решил, что программу дня можно считать исчерпанной, и с блаженным вздохом опрокинулся на ложе.
Роберта разбудил какой-то шорох. Вот так всегда: если особен но устал, то, едва уснешь, как что-нибудь обязательно разбудит – гудок ли машины за окном, внезапный ли приступ безумия у пьяного соседа сверху – и после этого сколько ни повторяй себе: "спать, спать", ничто не помогает. Ночной дом полон загадочных скрипов, стуков, шелеста, неритмичных шлепков, поразительно напоминающих шаги босых ног – или лап? Никому еще не удалось внятно и вразуми тельно объяснить природу этих звуков, но каждый из них ударяет по взбудораженным нервам, как взрыв. Вот и попробуй тут вновь отклю читься. Так и маешься до света, и только ранним утром провалива ешься в забытье, более похожее на хмельное, и просыпаешься с чу гунной головой.
Роберт прислушался, не раскрывая глаз. Никакого шума, кроме приглушенного жужжания улицы. Не смотри, ни к чему, засни, убеждал он себя. Смежи веки, погрузись в дрему, отдайся объятьям Морфея, черт возьми. Чтобы расслабиться, он начал представлять себе пооче редно всех знакомых девушек в самых рискованных позах. Это было приятно, но релаксация не наступала. Тогда он принялся вспоминать в мельчайших подробностях служебную документацию. Этот прием был надежнее, и Боб уже чувствовал, как его "я" отступает, растворяет ся в мутных водах, подымавшихся из подсознания... И тут шорох раз дался вновь. На сей раз он прозвучал резче, настойчивее. Казалось, некто или нечто задалось целью во что бы то ни стало разбудить его. "Нужно раскрыть глаза и проверить, что там", – убеждал себя Роберт – и не мог исполнить собственный приказ. Тело не повинова лось. Шелест повторялся и становился громче. По спине побежали му рашки, в конечностях ощущалась противная слабость. Наконец Криспен стряхнул с себя оцепенение и с усилием разомкнул веки. Но кошмар, который должен был, по идее, кончиться, продолжался. В спальне ко лыхались зыбкие тени. По углам горели, приковывая взор и ослепляя, крохотные точки, яркие, как нить накаливания электрической лампоч ки. Они пылали, словно топки адских печей, но ничего не освещали вокруг себя и казались дырами в ночи, проколотыми колдовской бу лавкой. Что-то неведомое надвигалось из тьмы. Вот оно приблизи лось, коснулось изножья кровати, поднялось на спинку и бесформен ной грудой застыло на ней. Помедлив около минуты – сердце Криспена колотилось так, будто требовало отпустить его на волю – оно пере валило на одеяло и поползло по нему, нащупывая дорогу двумя смутно видимыми в призрачном свете луны то ли клешнями, то ли щупальцами. "Конец, – понял Роберт. – Смерть". И, чтобы хоть как-то противос тоять этой безысходности, он рывком сел и вцепился в шевелящуюся кучу. "А если эта гадина ядовита?" – мелькнула паническая мысль, но Криспену было уже всё равно. Он рвал в клочья паутину бессилия, давил и душил сжавшегося в плотный ком врага. Не выпуская всё еще вяло сопротивлявшегося противника, Боб соскочил на пол и босиком добежал до выключателя. Тот привычно щелкнул, и умиротворяющий свет трехсотваттовой люстры залил комнату. Роберт держал в кулаках собственный, измятый и, конечно, абсолютно не одушевленный, пид жак, а кровать выглядела так, словно в ней гитлеровская зондерко манда ночевала с ротой русских партизанок. Никаких точечных огонь ков тоже, разумеется, не было. Не появились они и тогда, когда Криспен, в сердцах швырнув изнасилованный пиджак на кресло, с не которой опаской выключил люстру. Никто на него не нападал и, види мо, не собирался. Совершенно измученный, он, волоча ноги, добрался до кровати, опустился в нее, обнял подушку и отключил все связи с внешним миром.
Утром пиджак, как обычно, висел на стуле. "Значит, это был только сон", – подумал Роберт и, к своему удивлению, испытал даже нечто вроде легкого разочарования. По пути на работу он незначи тельно превысил скорость, и, конечно же, фараоны оказались тут как тут. Огорченный штрафом, Роберт и думать забыл о полунощных виде ниях. Сегодня был "нехорроровский" день, и сотрудники обращали на Боба не больше внимания, чем на прошлогоднюю/ подшивку "Чикаго дейли ньюс". Не успевшие ранее поглазеть на него курьерши загляды вали пару раз и, разочарованно фыркнув, удалялись. "Похоже, я ста новлюсь местной достопримечательностью, – усмехнулся про себя Криспен. – Скоро будут экскурсии возить. Но только в нечетные сут ки". К вечеру и финансовые потери были отодвинуты на задний план текущими делами, ну, и мыслями о грядущем уикэнде на природе, куда Дик посулил притащить двух потрясных девиц. Естественно, Криспену предназначалась менее качественная, но это лучше, чем ничего, а собственных планов на выходные у него не было.
В этот день он спал спокойно и безмятежно, и если видел сны, то к утру они растаяли, как мороженое, позабытое на блюдце.
Долгожданный уикэнд не обманул надежд. Прелестницы оказались почти эквивалентными, и дело едва не дошло до шведского варианта (Дик утверждал, что у него дошло). Вечером в субботу пролился дож дик, но обе пары перебрались в автомобили, где тоже было уютно, и впечатление не получилось подмоченным. Приятно уставший Роберт вернулся домой в воскресенье около восьми часов и спал, как уби тый.
Понедельник проскочил, как скоростной состав мимо пригородно го перрона. Шеф предательски навалил на Криспена чужую работу, и до шести ноль-ноль тот трудился, не разгибаясь, даже обедать не ходил, ограничившись принесенными кем-то из сердобольных коллег сэндвичами с остывшим кофе. Однако никаких неприятных предчувствий у него не было.
А ночью вновь настиг кошмар. Боб брел по цветущему лугу со своей возлюбленной. Девушка так легко шла по траве, будто плыла над ней, и мило щебетала о чем-то необязательном. Она была строй на, худощава, но не слишком, и в меру спортивна. Ее длинное легкое платье вилось по ветру, открывая ноги выше колен. Она редко наве щала сны Роберта, и в этом случае антураж был весенним или летним, но всегда девушка располагалась к нему спиной. Однако сегодня она, огибая куст, начала поворачиваться, вот-вот Боб должен был увидеть ее лицо... И в этот момент щеки спящего кто-то коснулся. Криспен подскочил в постели. Светлячки по углам вновь пылали. На этот раз они казались чуть больше и горели, вроде бы, жарче, если это толь ко было возможно. От них исходили тоненькие и четкие, будто начер ченные рейсфедером, лучи. По стенам метались уродливые тени. Колы шащиеся, зыбкие чудища вились по комнате, как ведьмы на шабаше. Бесплотный шепот, шедший сразу отовсюду, произносил давно позабы тые слова, нагнетая угрозу, заставляя каждый волосок на теле Крис пена встать дыбом. Роберт пригляделся, обливаясь ледяным потом. Вокруг него в безумном хороводе плясала его собственная одежда. Промчался, распластав полы, злополучный пиджак, в жарком танго сплелись рубашка и майка, туфли исполняли буйный степ. Галстук ужом подполз к постели Боба и вдруг молнией метнулся к его шее, обхватив ее любовным кольцом и всё туже смыкая объятие. Однако наглец явно переоценил свои силы. В борьбе за жизнь хозяин сорвал его с себя и буквально изодрал в клочки. Увидав кончину собрата, остальные предметы туалета застыли в воздухе, повисли, мелко виб рируя, как бы ни на что не решаясь. Скрипели дверцы шкафа, видимо, противник накапливал силы. Мало-помалу вокруг Роберта образовалась сплошная шевелящаяся сфера. Вдруг, как по команде, вещи вновь зак ружились и в едином порыве кинулись на него, облепив плотным коко ном. Кашляя, мотая головой, Боб отбивался от взбесившейся одежды, изнемогая, потеряв всякое представление о времени. Внезапно всё кончилось. Брюки, рубашки, пиджаки и их более мелкие союзники опа ли вокруг кровати, как будто сила, оживлявшая их еще секунду на зад, разом их покинула. И мгновенно сон резким апперкотом свалил Криспена на его ложе.
Утром опять не обнаружилось никаких следов прошедшего побои ща, если не считать тяжелой мигрени. Ругая себя за суеверие, Ро берт тем не менее одевался с большой опаской, подолгу осматривая и ощупывая каждый предмет. Между прочим, галстука нигде не оказа лось, и пришлось доставать из пакета новый. На всякий случай Боб завязал его широким свободным узлом.
На работе он был рассеян, и шеф дважды, понижая температуру тона, читал ему нотации.
А ночью кошмар случился опять, и повторился в среду и в чет верг. Всё происходило почти так же, как в понедельник, если не считать того, что проклятое тряпьё больше не нападало. Зато летало оно всё быстрей, порой закладывая наглые виражи под самым носом у Роберта. Огни становились крупнее и полыхали жарче. По утрам он находил то тут, то там смятую и испачканную одежду. Видимо, тот, кто одушевлял и направлял ее, больше не считал необходимым заме тать следы. У Криспена появилось крепнувшее день ото дня ощущение, что развязка близится. В четверг он купил газовую горелку, твердо решив в случае, если вещи вновь набросятся на него, сжечь их в ее пламени. А в пятницу вечером, делая последнюю уступку здравому смыслу, записался на прием к психиатру.
Врач оказался спортивным широкоплечим малым. Его светлые во лосы были зачесаны по моде назад и слегка растрепаны – чуть-чуть, но достаточно, чтобы казаться свойским парнем. На открытом лице неизменно сияла искренняя улыбка – надо полагать, он часами репе тировал перед зеркалом. Вся его фигура дышала спокойствием, бод ростью, уверенностью в себе. От него пахло французским одеколоном, хорошим коньяком, дорогими ресторанами, шикарными женщинами, кото рые владели многочисленными приемами снятия стресса у обеспеченно го мужчины и с которыми он встречался в номерах мотелей и на зад нем сиденье автомобиля, что не мешало ему уверять жену в неизбыв ной любви. На нем были написаны беззаботное детство под крылышком богатых родителей, успешная, но без надрыва учеба в колледже, удачная профессиональная деятельность и нескорая, но уже разумно подготовленная старость. Надо полагать, он специализировался на скучающих дамочках, чьи проблемы, преимущественно сексуального свойства, снимал долгими откровенными беседами (для которых он вы работал особый "доверительный" тон), а то и прямым действием.
Морщась и запинаясь, Криспен изложил ему свою историю. Закон чив, он обреченно спросил:
– Меня упрячут в сумасшедший дом?
– Ну что вы, – психиатр откинулся на стуле и заложил ногу за ногу. – Современные научные принципы не допускают принуждения. Па циенты наших клиник находятся в них сугубо добровольно и в любой момент вправе их покинуть. Разумеется, если процесс коррекции не доведен до логического финала, то за последствия мы не отвечаем.
– Не хотел бы я встретиться на темной улице тет-а-тет с ка ким-нибудь из ваших недолеченных пациентов, – поежился Криспен.
– Да, бывали эксцессы, – неохотно признался эскулап. – Впро чем, единичные и исключительные, абсолютно не дискредитирующие ме тод в целом, так что страна может спать спокойно. Кстати, о снах. Вы разрешите называть вас просто по имени?
