Текст книги "Посиделки в межпланетной таверне "Форма сущности" (СИ)"

Автор книги: Альберт Зеличёнок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

А. Зеличенок

П О С И Д Е Л К И В М Е Ж П Л А Н Е Т Н О Й Т А В Е Р Н Е

"Ф О Р М А С У Щ Н О С Т И"

Хаотический роман

Посвящается Лёнушке с любовью

Не на Краю Вселенной – ибо у вселенной нет края; не в Центре Вселенной – тоже довольно расплывчатое понятие; не в Конце и не в Начале Времен – так уж вышло; нет, все происходило совсем в другом районе Описываемого Бытия. Представьте себе сравнительно небольшую

– не более полупарсека в диаметре – и, к примеру, яйцеобразную – хотя последнее вовсе не обязательно – замкнутую (берегитесь, кла устрофобы!) капсулу пространства. Представили? Ну, вот я и запер вас в ареале повествования. Вокруг – как я уже говорил, примерно на четверть парсека в каждую сторону – действительность клубится и завихряется, концентрируясь в образах самых причудливых предме тов. Что с вами? Ах, вы попытались сесть? Коленки ослабли? Извини те, не успел предупредить: здесь надо быть чрезвычайно осторожным, все так зыбко, неустойчиво, ненадежно. Что поделаешь – плоды чис того разума, не фиксируются сразу. Да и потом тоже может не слу читься. Мы ведь с вами не Боги, не правда ли? Я, во всяком случае, точно нет. Но мы отвлеклись от сути происходящего. Возможно, я вас удивлю, но у происходящего нет сути. Не возникла пока. Придет ся подождать. Да, кстати, о кресле, которое вы столь неосмотри тельно намеревались занять. Приглядитесь. Ясно? Нет? Тогда поз вольте представить: Пойдра-Вух, эпизодический персонаж. Забежал вперед, раньше всех. Позже мы познакомимся с ним поподробнее. А может быть, и нет, это как получится. Но уж тогда в следующий раз

– непременно, я ему пообещал. А иначе он ни за что не отстанет. Да, я забыл спросить: возможно, вы приверженец реалистическо-

го театра? Тогда мысленно нарисуйте внушительное здание с колонна ми, что-нибудь этакое поампиристей, билетерши все в джерси и пер маненте, фойе все в золоте и зеркалах, дамы все в вечерних плать ях, то есть дамы частично в вечерних платьях... нет, так непонят но. Короче, все дамы частично в изысканных туалетах... частично снаружи. Лучше пройдем в зал. Там все сплошь в бархате: Бархатные кресла, бархатные голоса актеров, бархатный занавес с непременной чайкой на нем – как бы скромно, но чтобы зритель сразу понял, куда попал, и знал свое место. Кстати, насчет места: что-то с ним опять не так. Видимо, воображение вас подводит. Или подсознание? Тут обстановка сразу реагирует. Интересно, что получится? "Театр начи нается с виселицы"? Или "спасибо товарищу Фрейду за наше несчаст ное детство"? А может, "вперед, к вершинам мазохизма!"? Как сказал неизвестный поэт:

– Если есть на зубе пятна,

Значит, кариес пришел.

Вам, конечно, неприятно,

Но дантисту хорошо!

Посмотрите-ка на вон ту даму. Нет, не на блондинку с волосатой ла пой на шее (это не декор, это партнер – спутников надо осмотри тельнее выбирать), а на блондинку с зелеными пятнами на плечах; одно нам подмигивает, между прочим. Теперь оглядитесь. Щупальца, клыки, жгутики, присоски, рожки и ножки. Ножки, собственно, и раньше были, они придают атмосфере необходимый аромат порочности. А чайка-то, чайка! Какие у нее в клюве зубки обнаружились! Да не жалейте его, не надо, это же критик. Таких мы, писатели, допускаем в свои произведения только в качестве сырья. На фарш! А в общем, неплохая обстановочка. Мне нравится. Может, еще что-нибудь постро им? Готический-преготический замок с глубокими подземельями и нес носными привидениями, обладателями мрачных тайн, интересных только им да автору? Или далекую планету с космодромом на две перманентно убивающие друг друга (или враг врага?) персоны, одна из которых до невообразимости чужда нам, землянам, зато другая до отвращения своя, местная? Или джунгли, населенные тиграми, кобрами и тарзана ми? Или колледж с совместной сауной, битком набитой веселыми прик лючениями? На мой вкус? Ну что ж, тогда стартуем от печки, и для начала позвольте вам представить Место Действия. Оглянитесь вок руг. Вы увидите (смотрите выше) самую пластичную сцену в мире. Де корации появляются, воплощаются, изменяются и исчезают по воле ав тора и читателя. Мы с вами находимся в Месте, где Ничто переходит в Нечто. Поскольку мы сюда попали, то у нас есть право называть окружающее интимно и фамильярно – Место. Отсюда нет исхода. Веч ность осталась позади, и Вечность ждет впереди, но здесь – тихая гавань, и Время с его пресловутым Ходом не допущено в сии края.

Для удобства путников, угодивших в Место и ставших его плен никами, тут неведомо когда и кем выстроена и превосходно функцио нирует знаменитая харчевня "Форма Сущности". Безвестный архитектор неслучайно исполнил ее в виде гигантской пивной кружки, то есть бутылки... кровати... окорока, так что все подлетающие, подходящие и возникающие из подпространства сразу понимают, куда попали. У входа гостей встречает неизменный кабатчик Жирный Гарри; соблазни тельно покачивая стремящимися вырваться из декольте крупными мо лочными железами и сладострастно вертя округлыми ягодицами под ультраминиюбкой (о прочих достоинствах умолчу, остерегаясь штам пов), она самолично, многообещающе улыбаясь, проводит их к свобод ному столику. Таковых здесь, увы, немало, ибо новички в харчевню прибывают нечасто, а старожилы время от времени – незнамо как и куда – все-таки исчезают. Как следствие, хозяин, который навечно привязан судьбой к своему заведению и потому имеет за душой совсем не большой запас баек, редко находит для них слушателей, и, хоть его и прозвали Болтливым Беном, поболтать ему, в сущности, не с кем. Хорошо еще, что его кличка – Немой Нэд – адекватно отражает реальность, и он предпочитает слушать других, нежели говорить сам. Вот и сейчас он пристроился к шумной компании, которая, соединив вместе три стола, оккупировала дальний правый угол зала. Здесь вливается в глотки грандиозное количество спиртного, кислотного и формальдегидного, здесь отравляют воздух чудовищные сочетания вредных для здоровья дымов, здесь громче всего визжат разнопланет ные девушки, выволакивая из-под подолов и из-за корсажей бесстыжие ладони, присоски и щупальца, здесь рассказывают самые интересные истории. Вот и курдыбится всеми чавками И-У-Крх, хитро всматрива ясь в каждого оратора тремя двухзрачковыми глазками, фиксируя бай ки на гранях головного суперзапоминателя и отрываясь лишь по необ ходимости в ответ на крики:

– Василий Петроффитш! Три пинты эля и бычий цепень на закус ку!

Или:

– Ка-Тся, душечка! Дай же мне поерошить твой мех на спинке!

А между тем восседавший сразу на трех стульях (интересно, а как бы вы устроились, если бы у вас были четыре ягодицы общей пло щадью три с половиной квадратных метра и два хвоста) розовый дра кон влил в себя бочонок "Фиделя Кастро" (смесь гематогена, расп лавленного тринитротолуола и жигулевского пива в равных долях), вытянул под столом нижние конечности, а верхними смял пышные формы двух ближайших красоток (бело-розовой Сью из Иллинойса-на-Терре и фиолетово-зеленой Хатци из Пирры, городка, расположенного на единственной планете двойной системы Бон-Шанс) и начал:

– Люблю самок гуманоидов! Девочки, вы когда-нибудь пробовали секс втроем в воздухе во время мертвой петли с правосторонним вра щением? А позу Андромахи? Тоже нет? Тогда вас ждет незабываемая ночь! Но я отвлекся. Простите, друзья и подруги по несчастью, я знаю, что пришла очередь моего рассказа, который я озаглавлю так:

Поход Левого Полусреднего от Чаши Святого Грааля с прологом и эпилогом, но без хэппи-энда.

Родился я примерно 989 лет 7 месяцев 13 дней 8 часов 5 минут назад (считая до попадания в Место). Мы, драконы, хорошо умеем считать и любим точность. Наша голубовато-зеленая планета, Штру дель-С-Изюмом, довольно быстро, но не теряя достоинства, вертелась как вокруг своей оси, так и вокруг желтого карлика Мао. Полагаю, что, если там не произошло мировой революции, то она и до сих пор пребывает на прежней орбите. Мри родители были тогда еще молоды. Отцу едва пробил 731 год, а матери не исполнилось и пятисот. Оба они были благородного происхождения, из древних и прославленных, но не обедневших родов. Отец принадлежал к клану Вонючих Ядозубов, прозванных так окрестным населением за свою щедрость и высокие ду шевные качества. Его предок, Струкодил Плюворылый, принял посиль ное участие в битве девятнадцати воинств у зловещей горы Два С По ловиной Кариесных Зуба. Правда, вначале он в семейных традициях проспал дебют генерального сражения, но затем, появившись на поле боя во всей грозной силе, запугал и рассеял (по ошибке, конечно, так как всегда отличался плохим бинокулярным зрением после хорошей выпивки) главные силы собственных союзников. В результате битва была проиграна, зато в дальнейшем история планеты пошла именно тем блистательным путем, который и привел нас к нынешнему процветанию. Представить страшно, что было бы, если бы мой прапрадедушка обла дал более крепким сном... или острым зрением. Нет, его вклад в развитие цивилизации и прогресс культуры явно недооценены хронис тами. Кстати, именно в честь Струкодила я и назван Левым (считает ся, что я похож на его левую голову, если смотреть анфас). А мое второе имя посвящено маминому дяде Головастику, в которого она бы ла тайно влюблена в детстве и который играл полузащитником в уни верситетской команде по капитболу. Другой мой пращур по отцовской линии, Каллипиг Зудоносый, слыл покровителем изящных искусств, да и сам не чурался муз. Именно его гений украсил главный пик Штруде ля следующим четверостишием:

Поднимаясь к горним высям,

Опускаясь в мрачный ад,

Сам не слишком возносися -

Все равно ты червь и гад!

В отличие от многих и многих виршей, эти строки, похоже, пребудут бессмертными, ибо даже специально подготовленным бригадам скалола зов так и не удалось стесать их с каменной стены. Но основной точ кой приложения усилий Каллипига стала художественная критика, и здесь деятельность его была весьма заметна. Собственно говоря, с самого начала его благотворной работы он считался самым крупным из литературоведов планеты (и, безусловно, был таковым – его парадный портрет в натуральную величину до сих пор хранится в моем семейс тве), а с веками его репутация лишь крепла. Именно он подверг ху дожественный метод Асада Занудноморального столь сокрушительному разгрому, что развалины его замка являются главной достопримеча тельностью Долины Смердящих Гейзеров, где проживал до встречи с моим прадедушковатым дядей вышеупомянутый пиит. Он же благодаря энциклопедическим познаниям сумел определить коренные общие черты в фолиантописи двух крупнейших исторических беллетристов той эпохи

– Купиля Флотоголового и Гумиля Пассионарного – и установить ис точник вышеупомянутой близости – большие пальцы левых ног обоих служителей Клио. Бывшие мэтры добились личной встречи с Каллипи гом, в процессе которой он, охарактеризовав направление их твор чества как романтический неокретинизм, тщательно разобрал всю их жизнь и деятельность. Запоздавшие к началу встречи клевреты и пок лонники ученых насильников Музы застали их уже разоблаченными и в кататоническом состоянии. Живописные руины, украшающие различные (но, преимущественно, злачные) районы столицы Штруделя – вот и все, что оставил предок от литературных построений и репутаций Виктуара Менструозного (писавшего под псевдонимом Однофамилец), Бройлера Велеречивого с присными его, Валентиозы Вивисексуальной, Арбитсона Категоричного и многих, многих других. Поле штруделианс кой изящной словесности было столь педантично прополото Каллипи гом, что два века после него находилось под паром. Увы, он рано умер, подавившись случайным графоманом, каковых так легко встре тить на наших бомондах и страницах журналов.

Мои предтечи по материнской линии были тоже ничего себе. Один из них, Гривуар Лысоногий, прославился изобретением плотоядной ро зы, кусты которой, прихотливо рассаженные им на лесных тропинках, доставили немало забавных минут одиноким путникам и парным распут никам. Другой, Теймураз Многотонный, остался в истории как крово жадный маньяк. Он, загримировавшись под тихого тинэйджера, знако мился на пустырях, темных улицах и подозрительных дискотеках с ищущими приключений непорочными девственницами, утолял с ними по хоть всех своих тринадцати чресл, а затем заставлял их заполнять бесчисленное множество журналов по технике безопасности, отчего девицы в неописуемых муках умирали. Небезызвестный Гангнус Много начитанный, проникавший в судьбы цивилизации путем исследования собственного кала, автор нашумевшей монографии "Я как вершина ис тории", – тоже из моей родни.

Я рос веселым, шаловливым, развитым мальчуганом. Мне еще не исполнилось тридцати, а я уже освоил огнеметную охоту с упреждени ем и часами, радуя родителей, преследовал конных рыцарей на горных дорогах. В пятьдесят я был сложен, как Бог, по образу и подобию которого мы, драконы, созданы, и совершил дебютное забавное похи щение (этим термином в честь Забавы Путятишны – первой жертвы пер вого из драконов – у нас обозначают галантные похождения). К семи десяти я скопил некоторую толику драгоценных камней, каковую спря тал в самой дальней галерее семейной пещеры и для верности устроил над ней камнепад. К несчастью, двоюродный дедушка Пролаз, отличав шийся чрезмерным нюхом и непристойной наблюдательностью, вскоре обнаружил мой склад. Пришлось убить дедушку, что, помимо прочего, оказалось весьма выгодно и в финансовом отношении. Папа и мама бы ли восхищены моей силой и находчивостью. В девяносто мне начали подыскивать невесту, но я грудью встал на защиту своей независи мости. После долгих, кровопролитных боев, в которых с каждой сто роны пало невероятное количество орков, троллей, летучих мышей, столов и стульев, родители оставили левое крыло пещеры и подрывные намерения. Увы, в лапах отца оказалась моя детская со всеми девуш ками (кроме самой любимой, которую я – для верности – проглотил), поэтому пришлось пойти на переговоры. В итоговом документе, кото рый мы подписали кровью шеф-повара, папа с мамой обязались холить меня и лелеять, а я их – горячо любить и не есть. Моя феминотека перешла в общую с отцом собственность, что вызвало заметное неудо вольствие матери; по-моему, она в дальнейшем там немного подворо вывала – когда ей лень было сходить за продуктами. А может, это папа перекусывал на скорую руку или кто-нибудь из кузенов? В честь моего столетия устроили скромный, но буйный пир: мясной салат "Да ры природы", сыр с консервированными русалками, танцы волкулачек на столах, игра в салочки-съедалочки с бродячими трубадурами, шоу с завязанными глазами "Попытка – не пытка" с последующими пытками проигравших, на закуску – пирог со взбитыми гномами. Каждый из приглашенных подарил мне по драгоценному камню и по принцессе в половозрелом возрасте. И хотя, когда все мы перепились коктейлем "Слеза Андромеды", родственнички растащили большую часть алмазов и сапфиров (причем многие прикарманили даже не свои подношения), но девушек-то почти не тронули, и с тех пор я всегда был удовлетворен жизнью в ее сексуальном аспекте. Я даже изготовил специальный до рожный принцессер, с выложенными бархатом отделениями, кольцом для переноски на крышке и многочисленными отверстиями – для дыхания и прочих функциональных целей – и всегда беру его с собой. Он и сей час при мне, наверху, в номере, и принцессы в полной боевой готов ности. Так вот, когда праздник закончился, мамочка уединилась со мной в малой кладовой, откашлялась, вымыла лапы с мылом (я проник ся серьезностью момента), сложила крылья на спине особенно внуши тельным образом и заявила:

– Сын мой! Твой отец – слюнтяй и бабник (надеюсь, что не в первом, но во втором я похож на него), поэтому мне придется пого ворить с тобой как мужчина с мужчиной. Сынок, ты знаешь, что каж дый дракон, достигший совершеннолетия, должен проделать благо родный поход, иначе паломничество, по местам боевой и трудовой славы предков, а также по прочим пунктам, куда крылья занесут. Од нако ты, я думаю, не имеешь представления, почему мы так поступа ем. Слава Богу, мы не паладины какие-нибудь, от этой заразы у дра коньей расы иммунитет. Сын, я тебе открою великую тайну, которую неисчислимые века отцы (а порой, как у нас, матери – обычно по аналогичным причинам) открывают сыновьям в их сотый день рождения. Левый (так уменьшительно-ласкательно называют меня домашние; кроме того, они именуют вашего покорного слугу Полусредним, Средним, По лом, Левой и Лёвушкой, Серым, Сереньким, Сережей и еще почему-то Аликом), ты помнишь урнообразный сосуд, который мы используем как плевательницу и миску для костей? О нем и пойдет речь. Некогда, во времена, когда мир был еще настолько юн, что драконов ни на одной планете не путали с бесполезно вымершими динозаврами, по заброшен ной лесной дороге брел одинокий безгрешный старец неопределенной биологической принадлежности. Давно не стриженные волосы на его боках цеплялись за колючие кусты, мускулистые руки в веснушках до первого локтя опирались на клюку из ствола бегебычьего дерева. Палка заменяла ему отсутствующую третью ногу и помогала сохранять равновесие, особенно в период цветения Желтой Блудожорки, к соку которой святой пилигрим был неравнодушен. Его седощавый хвост ос тавлял в пыли узкий извилистый след, напоминавший изречения из Бо говдохновенной Книги Треп, которая, как известно, никогда не су ществовала. Глаза старца смотрели спокойно и мудро, и это был по истине дар небес существу, которое последние три с половиной сотни лет – то есть с момента рождения – находилось в состоянии тяжкого алкогольного опьянения. Странник совершал свое паломничество, ве домый инстинктивным религиозным чувством и запущенным геморроем. Он находился в благочестивых поисках страны Ых, где реки текут фруктовым йогуртом, люди ходят в белых одеждах, а леди – без оных, жители проводят утро по плану, день – на колесах и расширяют души к вечеру, где крепленые напитки продают на каждом углу, весь све товой день и особенно несовершеннолетним, а ночью раздают их да ром, ибо если человек – или иной нетрезвомыслящий объект – приполз в такое время, значит, ему надо. И – никакого похмельного синдро ма, ломки, перековки, вшитых ампул, мытья посуды и выноса мусорных вёдер! Двигаясь в направлении сих чудесных земель, старец был без мятежен и тих всегда, за исключением утренних часов – по понятным причинам. Увы, именно утром ему повстречался молодой да ранний дракон Самсобой, как назло, взыскующий мудрости. Увидев пенсионера с палочкой, Самсобой сразу же определил его как: а) пилигрима,

б) анахорета, в) давно не мытого грязнулю – и, неправильно выведя

из этих посылок приверженность к философским размышлениям, принял-

ся задавать свои пресловутые вопросы. Многое интересовало не в ме-

ру любознательного юношу. Что есть жизнь и что есть смерть? Что

есть Бог? В чем смысл жизни? Что такое бытие и что такое сознание?

Быть или не быть? И как, вообще, быть-то? Как заводить себе друзей и оказывать влияние на людей, включая нелюдей? Куда идет этот мир? Что делать? Кто виноват? Как нам реорганизовать Рабкрин? Куда де лась позолоченная погремушка, которую Самсобойчик в двенадцатилет нем возрасте оставил на пеньке и позже не нашел? Правда ли, что принцесса Нутелла в свои пятнадцать еще девственница? Прервав по ток вопросов, старец завопил, воздел посох к небу и проклял Самсо боя и весь его (то есть наш) род самым страшным и нецензурным об разом. Он повелел, чтобы отныне в каждой драконьей семье оказывал ся – произвольным образом – совершенно не нужный и даже вредонос ный для нее амулет. Любой дракон, достигший совершеннолетия, по чувствует душевный зуд, требующий избавить родных от отягчающего их раритета, и отправится в далекий путь. Его ждут искушения, опасности и пустые хлопоты, но лишь самый стойкий и сильный дос тигнет цели. Однако по возвращении домой...

Мама замолчала.

– Ну а дальше? – вскричал я, заинтригованный. – Что их до ма-то ждет?

– Дальше старичок ничего не успел сказать. Огорченный и шоки рованный Самсобой испепелил его. И радостно вздохнули тридцать семь небес и тринадцать глубин, ибо они опасались, что старец, отыскав страну Ых и поймав кайф, достигнет такой духовной силы, что станет вмешиваться в судьбы небо– и адожителей и управлять ими, а он уже и без того сидел у них в печенках со своими вечными жалобами на здоровье и плохое качество обслуживания в магазинах и аптеках. Таким образом, пилигрим сгинул под всеобщие аплодисменты, но заклятие-то осталось. Вот потому ты, сынок, и чувствуешь ныне необъяснимое возбуждение и неодолимое желание вступить на тропу войны и подвигов.

– С чего ты взяла? – изумился я. – Ничего подобного я не ощу щаю. Как раз наоборот, я бы сейчас съел чего-нибудь вкусненькое, поиграл в аэрогольф с дядей Спраем или с папой, а потом бы соснул часок с основным составом моей коллекции.

Тут я кое-что вспомнил, связал вместе некоторые нити ее расс каза (который я вам передаю в достаточно усовершенствованном ви де), и меня осенили:

– Постой, мама, что же это, наша урна для костей...

– Да, Лева, это Чаша Святого Грааля. Лет триста назад твой папа подобрал ее в лесу, приняв за чашечку для бритья, и с тех пор она висит над нами, как дамоклов мяч – беда с этими мифологически ми сравнениями, никогда не знаешь точно, что они означают. Это все равно как сизифов труп – зловеще, но красиво. Или бездонная ваги на, которую должны постоянно наполнять Данаиды – но эту историю тебе еще рано слушать. Что только мы ни делали с колдовским сосу дом: и в речке топили, и в покер соседям проигрывали, и в Россию под видом гуманитарной помощи направляли – ничто его не берет. Проходит несколько дней – и он снова на прежнем месте, и такая от него по всему дому благодать – не продыхнуть. Нетопыри – и те сбе жали. А сколько раз из-за него проезжие паладины наш дворец громи ли – и не сосчитать. Ворвется, бывало, всех зомбей до дрожи запу гает, посуду перебьет, старенького дедушку мечом ткнет – и к Чаше. Потянется к ней ручонками шаловливыми, глаза горят, зубы щелкают – аж пломбы по полу горохом... Тут, естественно, молния, гром, куст какой-нибудь неопалимый и голос из облаков: я тебе, дескать, за дам! А он уж, болезный, на коленях, последние волосья с плеши рвет и голосит: ах, я недостойный рыцарь, искусам поддавался, соблазнов не избегал, сказать, что замечен в порочащих связях, – значит, ни чего не сказать. Я в монастырь отправлюсь, я в пустыню уйду. Пот репыхается так в конвульсиях с полчасика, успокоится, отойдет, от дохнет – и за дверь, снова на турнирах биться, живность экзотичес кую истреблять и повышать сексуальное образование сельского насе ления. А Чаша здесь остается, с нами. Правда, последние полтораста лет, когда мы ее под мусор догадались использовать, вроде полегче стало. По крайней мере, прекратили по ночам ангелы являться и эти ми... как их... кимвалами бряцать. Но окончательно избавить нашу семью от сего... предмета можешь только ты, Полусредний!

Вот так я был поверстан в герои. Не могу сказать, что эта перспектива меня прельщала, но мама намекнула на возможность поте ри престижа, жилплощади и материального вспомоществования...

– Слушай, а если я просто выйду на большую дорогу, покараулю одинокого рыцаря, сражусь с ним и, пользуясь фактором внезапности, всучу ему этот кубок? И дело с концом!

– Нет, Левый, так нельзя. Все-таки мы, драконы, – хранители традиций. Если уж мы уклонимся от исполнения своих обязанностей, то наш мир, и так не слишком мудро устроенный, превратится в сущий бедлам – право, не знаю, что это означает. Ты действительно можешь начать с торного пути, но затем должен свернуть на нехоженные тро пы и продвигаться трассой тягот и лишений. Тебя ждут непроходимые чащи и бездонные моря, кровожадные монстры и потерявшие всякий че ловеческий облик рыцари. Покажи себя во всем блеске, Левый Полус редний! Тебе также встретятся разнообразные искушения в виде вина, еды, золота, человечьих и драконьих самок – не избегай их. Помни: славу драконьему племени как раз и принесло сочетание мощи с мел кими, простительными слабостями. Если где-нибудь предоставится возможность сжечь городок-другой или хорошенько пограбить – вос пользуйся ею. Надо же и о чести рода подумать! Но помни: главная твоя цель лежит далеко на западе. Там огромные площади заняты по лями зерновых, находящимися в коллективной собственности и потому отравленных гербицидами, задушенных сорняками и выжженных солнцем. В самом сердце этой полумертвой зоны стеной поднялись над землей сверкающие непереносимым для глаз блеском Кисломолочные горы. Нем ногочисленные проходы и тайные тропы в горах охраняет эльфийская гвардия. Это не те безобидные эльфы с крылышками, к которым ты привык и которые порхают неглиже на солнечных полянках и по ошибке вступают в противоестественные половые сношения с зазевавшимися бабочками. Нет, это нелетучие эльфы-переростки под два метра, жес токие, кровожадные, безжалостные. Их девицы страдают половой гипе рактивностью и бросаются на все, что движется, а их мужчины готовы зарезать кого угодно из высших идейных соображений. Берегись их, сынок, и постарайся не попадаться в их длинные, цепкие пальцы. В центре горного кольца возносит к небу заостренные башни белый за мок Абар-Кадабр, названный так в честь братьев, построивших и его, и парную к нему цитадель Кадабр-Абар, расположенную вне Кисломо лочной системы и ныне сданную в аренду под ресторан "Макдональдс". В белом замке проживает великий чародей Васильич. В прежние време на он был воином. дуэлянтом, жуиром и вообще роковым мужчиной, но с возрастом остепенился, увлекся позитивной магией и стал положи тельным до полного отвращения. Только он в силах освободить тебя от Чаши, но как добиться его согласия – Бог весть. Скорее всего, это невозможно, но ты ведь добровольно принял на себя эту ношу.

– Я?!!

– Ты, ты. Я тебя, во всяком случае, не уговаривала.

Мама всегда передергивала во время игры в карты.

Период сборов я опущу. Когда мы уже прощались, папа прижал меня тремя лапами к головогруди и сказал секретным голосом (при мерно вдвое тише обыкновенного):

– Последнее напутствие, сынок. Мы, драконы, слывем существами мудрыми, поэтому, если ляпнешь какую-нибудь глупость, делай зага дочный вид. Пусть ищут в твоих словах второе дно, а ты им не мешай и избегай разъяснений. Надо все же реноме хранить. Не позорь наш род, Левый, но и не прославляй сверх необходимого. От этого суета одна и беспокойство. Помни: сон – вторая пища, но настоящая еда лучше. Пиши с дороги. Ну, счастливо.

На этом прощание можно было считать законченным, и я, взмах нув крыльями, направился прочь от восходящего солнца.

И подумать только, что уже на следующий день меня ждало пер вое приключение. Я, не останавливаясь, пролетел над деревнями Три Помойки (известной своим собором двенадцатого века, сгоревшим в тринадцатом), Четыре Помойки, Пять Помоек, Одна Большая Помойка. Кстати, согласно господствующей версии, вышеуказанные населенные пункты наименованы в честь легендарного князя Помоя, который неод нократно останавливался здесь на привал и знакомился с местными девушками; с тремя, четырьмя, пятью – соответственно длительности привалов – и с одной, но очень крупной (вариант: с одной, но по большому счету). В пользу этой версии говорит тот факт, что на здешних полях, лужайках и сеновалах до сих пор находят в больших количествах оставленные некогда воинами Помоя монеты, спички, пор нографические открытки, презервативы, предметы женского белья и похабные надписи, а брошенные ими пустые бутылки являются основной статьей дохода аборигенов. Альтернативная гипотеза, связывающая названия деревенек с пунктами складирования общественных отходов, отвергается местными историками как абсолютно неправдоподобная. Далее протекает речушка Малая Простата, на берегу которой я встре тил и утилизировал первую девушку. Облокотившись на восходящие воздушные потоки, я как раз погрузился в аппетитные воспоминания, когда появилась Она. Я сначала даже принял ее за видения, столь она была прекрасна: шелестящие крылья, подобные широкому кружевно му плащу и в размахе достигающие десяти метров, восхитительная причудливо изогнутая морда с тремя рядами острых лимонно-желтых клыков, за которыми скрывался дразняще тоненький раздвоенный язы чок, вытянутое в полете безупречных линий и пропорций тело, шесть стройных лап, пальцы которых украшали кольца с изумрудами каратов по пятнадцать, и длинный, плавно покачивавшийся на ветру хвост. Вся ее шкура блестела и переливалась на солнце, как будто была покрыта драгоценными камнями. Собственно, ее панцирь и в самом де ле в соответствии с разорительной модой того времени усеивали дра гоценности, но так, как я выразился выше, звучит поэтичнее. Именно о подобной драконессе мечтал я в эротических снах ранней юности, когда наш дворцовый доктор понапрасну пытался избавить Левого По лусреднего от отсутствующего у него эдипова комплекса. Увидав ме ня, крылатая дива на лету извернулась и, изменив курс, направилась в сторону леса, темневшего на юго-западе.

– О, несравненная!– воскликнул я, нагоняя беглянку. – Куда же вы стремитесь, покинув несчастного, который был мгновенно сражен вашим убийственным обаянием и укушен в сердце каждым из ядовитых зубов вашей дивной челюсти?

– Чего надо? – ответствовала она, одарив, наконец, взглядом выпуклых глаз с узкими желтыми зрачками; ее низкий хриплый голос гармонировал со всем ее обликом и будил поэтические струны, дре мавшие в глубинах моей души. – Ишь, какой галантный! Небось, из города?

– Нет, почему же? Наш дворец располагается, э-э, на пленэре. Прекрасный вид на поля, рощи, э-э, кладбище. Разрешите пригласить вас как-нибудь навестить наше семейство после моего возвращения из небольшого путешествия. У нас очень, э-э, мило, когда папа, э-э, не перепьется. А теперь позвольте проводить вас до дому, чтобы знать, куда послать приглашение?

– Как же! Ишь, чего выдумал! Знаю я таких: сначала провожать ся, потом поцеловаться, а после гинекологу стыдно показаться.

Каждым своим словом она очаровывала меня. В ней ощущались си ла, мощь, красота и дикость первозданной природы.

– Учти: я девушка непорочная, но опытная. Нам в колледже курс полового воспитания читают, так что я теперь вся – сплошная самоо борона без оружия. Ежели тебя хвостом двину – лишняя голова поя вится. Хотя от провожания яйца не несут, проводи уж. А то времена такие – и в лес невинной девице войти опасно.