Текст книги "Предания вершин седых (СИ)"

Автор книги: Алана Инош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Алана Инош

 

ДОЧЕРИ ЛАЛАДЫ. ПОВЕСТИ О ПРОШЛОМ, НАСТОЯЩЕМ И БУДУЩЕМ

 

Книга четвёртая. Предания вершин седых

Аннотация: Третий том «Дочерей Лалады» дописан, но многое осталось за кадром. Есть в трилогии герои, о которых читателям хотелось бы побольше узнать, а автору – поведать. О них и будут наши повести... Это ещё один сборник рассказов о некоторых интересных персонажах трёхтомника «Дочери Лалады».

Дерево и огонь

– Не тут ли живёт плотник Бермята? – тоненьким, писклявым голоском позвал босоногий мальчишка в подпоясанной верёвкой рубашке с обтрёпанными до бахромы рукавами.

Он стоял около деревянной ограды, за которой прятался изящный, украшенный затейливой резьбой дом с небольшим садом. Калитку отворила высокая девушка с длинной золотистой косой и светло-карими, медово-янтарными глазами. Одета она была в скромную сорочку без вышивки, а обута в потёртые кожаные чуни.

– Ну, допустим, тут, – ответила она мальчишке. – А чего надобно-то?

– Купцу Зворыке требуется терем надстроить, – вытирая сопливый нос, сообщил юный посланник.

Девушка хмыкнула. Хороша она была собой – круглолицая, с нежным румянцем, задорно вздёрнутым носиком и длинной, сильной шеей. Щёки – что яблочки, с весёлыми ямочками.

– Так у Зворыки и без того терем высокий, – заметила она с усмешкой. – Куда уж выше-то надстраивать?

– Это не твоего ума дело, – грубовато ответил паренёк. – Купец – хозяин, сам знает, что ему со своим домом делать. Ты лучше мастера позови, коли он тут живёт.

Девушка повела плечом и направилась в дом. Походкой её залюбоваться можно было: не шла, а будто бы плыла она по земле, а её высокую грудь и горделиво-дерзкие линии спины словно богиня любви Лалада создала всем на очарование. Крепкая и ладная, девица дышала здравием и молодой красотой.

– Батюшка! – позвала она, приоткрыв дверь. – Тут пришли, тебя зовут.

Спустя некоторое время на пороге дома появился не старый ещё мужчина. Едва заметная проседь блестела в его волнистых светло-русых волосах и бороде, широкоплеч он был и могутен, да только, глянув ему в лицо, мальчишка-посланник смутился: очи отца девушки замутила белёсая пелена. Он был слеп.

– Кто тут меня зовёт? – спросил Бермята, спускаясь с крылечка без поддержки, точно зрячий. Дочь была готова его подхватить, но отец шёл уверенно.

– Дык это... – Паренёк запнулся, почёсывая в затылке озадаченно. – Я от купца Зворыки, терем ему надобно надстроить.

– Веселинка, идём, – обратился слепой мастер к девушке. – Негоже от работы отлынивать, коли она сама нас находит.

– Сейчас, батюшка, только пояс надену, – отозвалась та.

Она нырнула в дом и скоро вернулась, опоясанная кожаным ремнём, к которому были прицеплены кое-какие принадлежности мастера по дереву: молоток, долото, набор стамесок, угольник, коловорот. В руках она несла топор и пилу.

Они пошли по улицам Лебедынева, столицы Светлореченского княжества. Деревянным был город, только дворец княжеский мог похвастаться каменной кладкой. Сады благоухали колышущимися на ветру облаками яблоневого и грушевого цвета, вдоль улиц степенно шагали горожане; неспешно, постукивая колёсами по деревянной мостовой, плелась повозка с дровами, а мальчишки – дети ремесленников – затеяли игру в салки. Один из них чуть не наскочил на слепого плотника.

– Гляди, куда бежишь, озорник, – строго сказала Веселинка, поймав паренька, едва не сбившего её отца с ног.

Они пришли на богатый двор купца Зворыки. Хоромы у него были на втором месте по высоте после дворца князя, но тщеславие побуждало его делать своё жилище ещё роскошнее и красивее.

Сам хозяин сошёл с высокого крыльца навстречу Бермяте с дочерью. Сытый и дородный, он вразвалочку спускался в своём расшитом золотыми узорами кафтане, а полы его опашня мели за ним ступеньки. По звуку увесистых шагов Бермята понял, кто к ним приближается, и поклонился, а следом склонилась и Веселинка.

– Хм, так ты и есть Бермята? – проговорил купец, погладив тёмную с проседью бороду. – Наслышан о тебе... А что с твоими очами?

– Не видят более очи мои, купец-батюшка, – ответил мастер. – Сам я уже не работаю, но обучил свою старшую дочь Веселинку всему, что сам знаю и умею. Теперь она трудится вместо меня. Её я и привёл с собой. Не сомневайся, она не хуже меня справится с работой.

– А что ж ты девку к ремеслу пристроил, а не сына? – спросил Зворыка, рассматривая девушку.

– Нет сыновей у меня, купец-батюшка, – учтиво ответил Бермята. – Не послала судьба нам с супругой отпрыска мужеского полу, дочери одни рождаются.

Веселинка стояла рядом с отцом, нимало не смущаясь под оценивающим взглядом хозяина и подбоченившись одной рукой, а вторая, сжимая тяжёлый топор, висела вдоль бедра – сильная, шершавая, рабочая рука. Одну ногу Веселинка чуть выставила вперёд и взором знающего своё дело мастера оглядывала высокие хоромы. Пожалуй, скромной девушке-невесте в такой по-мужски раскованной позе стоять не пристало – да ещё и в присутствии знатного и почтенного человека. Купец хмыкнул, подумав про себя: «Экая независимая девица!» Но эта дерзость ему почему-то нравилась.

– Мужики-рабочие у меня есть, – проговорил он. – А нужен мне хороший мастер, который бы над ними главным был и всей работой руководил. Хочу я к терему надстройку сделать, чтоб мои хоромы были ещё выше, но чтоб до маковки княжеского дворца ровно на один вершок не доставали. Превзойти его будет дерзостью – государь всё-таки, а власть надобно уважать. Разницы в один вершок достаточно для почтения, а выше моего никто себе дом выстроить уже не дерзнёт. Под силу ли твоей дочери будет такая работа?

– Не беспокойся, господин, ей всё под силу, – сказал Бермята, опустив могучую, с крепкими пальцами и вздутыми от тяжёлой работы жилами руку на плечо Веселинки. – А ежели какая трудность или сомнение возникнут, я и на ощупь подскажу, совет дам.

– Хм, уж больно молодая мастерица-то, – покачивая головой и покручивая ус, молвил купец. – Сколько лет-то тебе, красна девица?

– Двадцать первый идёт, господин, – чуть нагнув красивую, горделивую головку, ответила Веселинка.

– И до сих пор не замужем? – удивился Зворыка.

– Так с тех пор как батюшкины очи видеть перестали, я кормилицей в нашей семье стала, – сказала девушка. – У меня одиннадцать сестёр. Кому пропитание добывать, коли я в семью мужа уйду?

– И то верно, – проговорил купец. – Большая у тебя семья... И слепота твоего батюшки – великое несчастье, коему я от души сочувствую. Ну что ж, так и быть, попробуем. Работай, девица. Поглядим, вправду ли ты ремеслом владеешь не хуже отца своего. А за оплатой дело не станет: коли работа твоя мне понравится, вознагражу щедро.

Позвал купец Веселинку и её отца в дом, по всем помещениям провёл, всё показал и рассказал, какой он хотел бы видеть будущую надстройку. Девушка слушала внимательно и серьёзно, время от времени с пониманием кивая. Бермята тоже слушал, хотя его незрячий взор был устремлён в пространство. После обсуждения грядущих работ и утверждения сметы купец усадил слепого мастера и его дочь за стол и угостил щедрым обедом. Был он человек хоть и тщеславный, но не заносчивый, умел располагать к себе нижестоящих, а с мастеровыми людьми обходился с особым уважением, и они его уважали в ответ.

Зворыка отвёл Веселинку на задний двор к рабочим, которые, рассевшись прямо на земле, вкушали свой скромный обед – ржаные пироги, квас да лук репчатый.

– Вот, ребята, мастер над вами, – объявил хозяин с таящейся под закрученными усами усмешкой. – Это Веселинка, дочь плотника и зодчего Бермяты. Вы не глядите, что она девица – отец за неё поручился, что дело она знает. Во всём её слушайтесь и не перечьте. А ты, Веселинка, коли эти ребята тебе чем-то не угодят, мне смело жалуйся. Я их живо приструню. Ну, я пошёл, дела у меня... Давайте, работайте тут.

Рабочие – дюжина крепких мужиков и молодых парней – некоторое время в молчании рассматривали свою начальницу. Не ожидали они такого поворота, что мастером над ними назначат девушку.

– А чего это отец тебя прислал, а не сам за работу взялся? – спросил наконец один из них, рыжебородый и сероглазый здоровяк.

– Батюшка больше плотничать не может, ослеп он, – ответила Веселинка. – Я ему с десяти лет помогала, подмастерьем плотницкое дело перенимала, а с пятнадцати сама работаю. Братьев у меня нет, только сестрицы младшие, а семью кормить кто-то должен. Вот и тружусь.

Говорила она просто и скромно, без высокомерия, а солнце блестело искорками в её тёплых, золотистых, медово-карих глазах. Рабочие переглядывались с усмешками. Похоже, девушка пришлась им по душе.

– Ну что ж, поглядим, как ты работать умеешь, – сказали они.

Ни рабочим, ни самому хозяину-заказчику ни разу не пришлось пожалеть о назначении Веселинки главным мастером. Девушка толково руководила строительством и сама, как заправский плотник, стучала топором, работала пилой и рубанком. Мужчины, конечно, не позволяли ей таскать тяжёлые брёвна, а в остальном она трудилась наравне с ними. Она ловко взбиралась на строительные леса и не боялась высоты; напрасно озорные парни пытались снизу заглянуть ей под подол: под длинной девичьей сорочкой Веселинка носила портки. Косу, которая кончиком достигала колен, на работе девушка сворачивала в тяжёлый золотой узел и подвязывала ремешком, чтоб не мешала.

А молодой купеческий сын Славко девушке проходу не давал. Был он парень собой пригожий, кудрявый да синеглазый, улыбчивый, только вот настойчивость и дерзость его Веселинке не нравились. То норовил он её зажать и обнять в уголке, то охапками цветов весенних осыпал, то подарки подсовывал – ленточки, платки, ожерелья. Но девушка даров не брала, а от объятий успешно отбивалась: от плотницкой работы тело её стало точно выкованным из стали. Конечно, ей было далеко до дюжих мускулистых рабочих, но нахальный ухажёр дивился силе, с которой она давала ему твёрдый отпор.

– Веселинушка, ты не думай худого, я ж не с баловством к тебе пристаю! – убеждал Славко. – Полюбилась ты мне, в жёны хочу тебя взять!

– Я единственная кормилица в семье, нельзя мне замуж, – отвечала Веселинка. – Или ты готов всех моих сестриц кормить-поить и приданым для свадьбы одарить?

– А сколько у тебя сестриц? – обеспокоенно спросил Славко.

– Одиннадцать, – усмехнулась девушка. – Самой младшей пять годков, а самой старшей после меня – шестнадцать. Она собой весьма хороша, гораздо красивее меня. У меня руки грубые, рабочие, а она рукодельница-вышивальщица, у неё пальчики нежные. Как раз вошла она в лета, жениха ей пора подыскивать. Но... –  Веселинка окинула парня насмешливым взором, – пожалуй, не такого, как ты!

– Это ещё почему? – вспыхнул Славко. – Чем это я плох?..

– Больно дерзкий, – хмыкнула девушка. – Я сестрице доброго мужа желаю, а ты вертопрах, только и знаешь, что батюшкины деньги тратить.

– Ах ты, девка языкастая! – засверкав глазами, рассердился Славко. – Уж если кто тут и дерзкий, так это ты!

Веселинка ловко ускользнула от него, белкой взлетев на строительные леса. Парень кинулся было следом за ней, но у него закружилась голова, и рабочим пришлось помогать хозяйскому сынку спуститься на землю. Веселинка на самом верху только посмеивалась:

– Где уж тебе быть моим мужем, ежели ты даже подняться не можешь туда, куда поднимаюсь я!

Крепко зацепила она самолюбие парня, и он какое-то время дулся, а потом вдруг прислал к ней домой сватов. Говорили они ладно да складно, подарки на лавках разложив, и матушка Владина едва чувств не лишилась от такой чести. Веселинка же выслушала гостей спокойно, но без благосклонности.

– Это кто ж тебя замуж зовёт, доченька? – удивился отец.

– Да это от Славко, сына Зворыкина, пришли, – усмехнулась Веселинка. – Батюшка, матушка, вы уж меня не невольте, не люб мне сей молодец.

– Ну, раз невесте жених не по нраву, то не обессудьте, дорогие сваты, – сказал Бермята гостям. – На нет и суда нет.

Так и ушли сваты ни с чем, и подарки пришлось им с собой забрать: невеста отказалась их у себя оставить. Позже матушка шёпотом, тайком от отца, сказала Веселинке:

– А может, зря ты, доченька, отказом ответила? Такой жених завидный да богатый, а ты нос воротишь... Не каждый день такая удача в дом стучится!

– Дорогая моя матушка, сердцу не прикажешь, – с ласковой улыбкой, но твёрдо ответила девушка. – Пусть Славко берёт в жёны ту, кому он будет люб, только это и справедливо. Не нужны мне ни его богатства, ни высокое положение. С немилым мужем в клетке золотой жить не стану.

Матушка только вздохнула, а младшая сестрица Здемила – та самая, что во второй очереди в невесты стояла следом за Веселинкой, сказала:

– Ну и дура ты, сестрёнка! Такими завидными женихами не разбрасываются!

– Не зарься на зажиточность, а ищи в мужья человека хорошего, – ответила Веселинка. – Снаружи шёлк да злато, а нутро добром не богато. Славко этот – праздный ветрогон, нет в нём рачительности да жилки хозяйской, не сможет он продолжить отцовское дело – всё спустит. Ему лишь бы развлекаться да веселиться. Не умеет он добро сберегать да приумножать, только тратить да проматывать горазд. Коли его женой станешь, недолго в богатстве проживёшь. Так что, сестрица, не так он уж и хорош, ежели приглядеться. Нечему тут завидовать.

Но Здемиле запал в душу отвергнутый старшей сестрой жених. Стала она проситься с нею на работу:

– Возьми меня, сестрица, с собой! Хоть одним глазком на Славко поглядеть!

– Ох, глупышка ты, – вздохнула Веселинка. – Пустой он, Славко этот. Уж поверь мне,  я насквозь его вижу. Ничего хорошего нет в нём. Как бы тебе слёзы потом лить не пришлось...

– Ну разреши мне хоть тебе обед на работу принести! – не унималась младшая сестра.

Так и не добившись разрешения Веселинки, Здемила самовольно явилась на купеческий двор с корзинкой снеди – в самой лучшей своей сорочке, вышитой ею собственноручно.

– Тебя кто звал? – шёпотом зашипела на неё Веселинка.

Здемила с озорной улыбкой и невинным видом откинула с корзинки чистую тряпицу.

– Вот, обед тебе принесла, сестрица. Отдохни да покушай.

Рабочие сразу обратили внимание на красивую девушку – переглядывались с ухмылками, подмигивали.

– А ну, цыц! – строго прикрикнула на них Веселинка. – Нечего тут зубы скалить, работа не ждёт!

Она принялась спроваживать сестру домой, да не успела: распевая песни и подыгрывая себе на расписных гусельцах, явился Славко. Как всегда, щегольски одетый, он шёл по двору вразвалочку, а при виде девушек приосанился.

– Тьфу, всё б тебе песни распевать, пустозвон, – процедила себе под нос Веселинка. – Ни дня в жизни не работал, тунеядец...

Славко не слышал этих тихих слов. Увидев зардевшуюся Здемилу, он замер как вкопанный и оборвал игру на гуслях.

– А это что за красота невиданная? – воскликнул он. – Ах ты, цветик утренний!

– Цветик, да не для тебя расцвёл, – сказала Веселинка хмуро.

– Это отчего ж? – изогнув бровь, молвил хозяйский сын. – У девицы своя воля, кому сердце отдать!

Приблизившись к Здемиле и вгоняя её в ещё пущий румянец восхищённым взглядом, Славко обошёл её кругом.

– Ты, Веселинка, сама виновата, – рассмеялся он. – Нечего было мне свою сестрицу расхваливать! Однако ж, ты не обманула: девица и впрямь хороша!

– Даже не смей к ней приближаться, а не то я... – не на шутку рассвирепела Веселинка.

– А не то – что? – усмехнулся Славко. – Побьёшь меня? Тогда мой батюшка тебя уволит и денег не заплатит, вот так-то. Что, съела?

И он торжествующе прищёлкнул языком, после чего снова принялся щипать струны и заливаться соловьём, а Здемила и уши развесила. Совсем поплыла девка, а Веселинка проклинала тот день, когда нанялась надстраивать купцу терем.

Никаких увещеваний Здемила и слышать не желала. Увлёк её Славко, да и сам, похоже, увлёкся, а о Веселинке и думать забыл. Та, с одной стороны, была рада избавиться от назойливого ухажёра, а с другой – беспокоилась за сестру. До свадьбы дело могло и не дойти. И не только потому, что парню недоставало серьёзности: союзу могли воспротивиться и его родители. Разве дочь небогатого ремесленника – пара купеческому сыну?

А между тем строительство шло к окончанию. Пару раз приходил Бермята; слепой мастер на ощупь обследовал стены и не нашёл, к чему придраться.

– Ладно сработано, дочка, – похвалил он. – Лишь бы и хозяину понравилось.

Зворыка остался доволен работой Веселинки. Ни на оплату, ни на словесную хвалу мастерице он не поскупился.

– Ну, девонька, руки у тебя и впрямь из нужного места растут, – сказал купец со смешком. – Удивила ты меня, не скрою. Сомневался я сперва, что девица с таким ремеслом справляться способна, но ты доказала, что работать умеешь. И с мужиками сладила, в послушании эту ватагу удержала. Ну что ж, теперь я всем своим друзьям и знакомым тебя советовать буду! Достойную наследницу своего дела ты воспитал, Бермята.

– Благодарствую на добром слове, купец-батюшка, – поклонился слепой мастер.

– Доброе слово в мошне не звякает, – усмехнулся Зворыка.

И в ладонь Веселинки опустился увесистый кошель с деньгами.

*

В Лебедынев Бермята пришёл молодым парнем – что называется, покорять столицу. Устроившись в ученики к плотнику-зодчему, он спал в сарае и трудился не покладая рук, чтоб овладеть ремеслом. Ни гроша за душой у бедного сельского жителя не было, и вместо оплаты за учёбу он батрачил на своего наставника кем-то вроде домашнего слуги. Суров был учитель, и частенько прилетали молодому Бермяте от него тумаки.

Выучился Бермята и стал работать. С «огоньком» работал, с душой, и всё, что выходило из-под рук его мастеровитых, было добротным, красивым и долговечным. Через несколько лет обзавёлся молодой плотник собственным домиком и женился. В жёны он взял Снегурку – дочку своего же учителя. Приглянулась она ему за красоту и бойкий нрав, да только после свадьбы жизнь у них пошла не так гладко и ладно, как Бермяте хотелось бы. Своенравная бабёнка прекословила мужу на каждом шагу, всё язвила да подтрунивала. Хозяйкой она была не сказать чтобы из рук вон плохой, но могло быть и лучше. Сдержанный нравом, не решался Бермята «воспитывать» жену телесными наказаниями, не поднималась у него рука на женщину. А тут ещё и другая беда-кручина: уже три года они вместе прожили, а детей – нет как нет.

По соседству жил другой мастер-плотник – Дерила, года на два или три постарше Бермяты. Некрасивый, долговязый и чернобородый, он был обладателем красавицы-жены по имени Владина. Жили они тоже пока бездетно, как и Бермята со Снегуркой.

Дерила с Бермятой не сказать чтоб уж очень хорошо ладили между собой. Откровенно говоря, соперничали они во всём – и в работе, и в прочих отношениях. Впрочем, в гости друг к другу они захаживали. Всякий раз жёны суетились, стараясь поставить на стол самое лучшее; однако, возвращаясь из гостей, отзывалась Снегурка о стряпне соседки весьма нелестно:

– Ну совсем готовить не умеет баба. Кто ж так пироги печёт?

Владина тоже была невысокого мнения об угощениях, которые подавала супруга соседа:

– Видать, не научила её матушка, как стряпать надобно.

Приодеться женщины тоже старались, красуясь друг перед дружкой в обновках; одним словом, мужья соперничали, и жёны – туда же. А между тем Бермята то и дело ловил себя на том, что заглядывается на супругу соседа. Его Снегурка была сухощава и черноволоса, точно кочевница-кангелка, а Владина – светлая и мягкая, как белый хлеб, телом округлая, с пшенично-русыми волосами и ясными голубыми глазами. Честно признаться, стряпня Владины нравилась Бермяте больше, что бы там Снегурка ни говорила, а потому он раздражался всякий раз, когда жена начинала хаять её поваренное искусство. Но, будучи человеком сдержанным, молчал.

Дерила, приходя в гости, любезничал со Снегуркой, а та так и таяла от приятных учтивых слов соседа. Только слепой бы не увидел, что эти двое пришлись друг другу по душе. Видел это и Бермята, но, по своему обыкновению, хмурился и молчал. А сам тайком на Владину засматривался да уплетал за обе щеки её угощения. Приветливо улыбалась ему женщина, и теплело у него от её синеокого взгляда на сердце.

Сошлись однажды у колодца бабы, и сказала Снегурка Владине:

– Слушай, соседушка, люб мне твой Дерила. Жить без него не могу, так люблю! Уступи ты мне его, а себе моего Бермяту возьми. Разве ты сама не видишь, что он как раз будто для тебя и создан!

Сперва возмутилась Владина, оторопела: мол, как так можно – взять и поменяться мужьями! А потом, подумав, и согласилась. Ведь и ей давно по сердцу был соседкин супруг – спокойный, добрый, надёжный, немногословный и такой сильный! Они даже масти с ним были одинаковой – оба светло-русые и со светлыми глазами. А Снегурка с Дерилой – по забавному совпадению, чернявые, да и нравом схожи. Но разве это главное? Главное – сердцем и душой она к Бермяте тянулась, грустила втихомолку, и вдруг – такой, на первый взгляд, дерзкий, но такой простой и правильный выход предложила соседка!

– Так что ж делать-то? – нерешительно спросила Владина. – Как же мы поменяемся?

– Да очень просто, – с лисьей усмешкой прищурилась Снегурка. – Ты ночью ступай к моему мужу, а я пойду к твоему – только и всего.

– Вот так вот, просто?.. А ну как они воспротивятся? – засомневалась Владина.

– Да они только рады будут! – рассмеялась Снегурка. – Эти мужики совсем притворяться не умеют, у них всё на лице написано. Люба я Дериле, а Бермята по тебе вздыхает. Поверь мне, соседушка, как только мы мужиками поменяемся, всё сразу на свои места встанет, и заживём мы куда счастливей прежнего!

Сказано – сделано. Наутро проснулся Бермята с Владиной под боком, а Дерила нашёл подле себя Снегурку. Последняя как в воду глядела: не стали мужчины возражать против такого обмена. У Бермяты и правда будто душа на место встала, как только в его доме поселилась желанная светлоокая Владина. Мир и покой воцарился в семье, и зажили они в любви да согласии. У Дерилы со Снегуркой жизнь пошла весёлая: утром поссорятся, а ночью, под одеялом, помирятся – только визг да охи-вздохи Снегуркины слышны. А совсем скоро, как бы в подтверждение правильности этого решения, обе женщины понесли дитя под сердцем – почти одновременно, с разницей всего в месяц. И это после того, как Снегурка три года не могла зачать в браке с Бермятой, а Владина с Дерилой – четыре.

Соперничество соседей-мастеров продолжалось. Соревновались они и в работе, и у кого в саду яблок больше созреет, и у кого жена блины вкуснее испечёт; после обмена супругами детки у них посыпались, как из лукошка. В народе говорили: «Шла Мила (супруга Лалады) по лесу с корзинкой деток, да корзинку и опрокинула». И у Бермяты, и у Дерилы в семье рассыпалось по лукошку, и предложил однажды чернобородый сосед:

– А поглядим, у кого детей больше народится!

Сказано – сделано. Годы летели, сады цвели и плодоносили, а детки рождались. Глядь – у Дерилы уж восемь, а у Бермяты – пока шестеро.

– Отстаём! – досадовал тот. – Поднажать надо, жёнушка!

Поднажали они с Владиной и вырвались вперёд: у Дерилы – десять, а у Бермяты – одиннадцать детей! Отрыв получился за счёт того, что Владина два раза двойню принесла. Вот только рожала она одних дочерей, а Снегурка произвела на свет шестерых мальчиков и четверых девочек. Кручинился Бермята:

– Кому же я своё ремесло по наследству передам? Хоть бы одного сына ты родила, Владина!

Но, видимо, в их детском лукошке были одни девочки. Когда родилась двенадцатая дочь, Бермята отчаялся дождаться наследника. А старшая дочурка, Веселинка, крутилась в мастерской около отца; когда маленькая была, стружками играла, а потом захотела научиться деревянные узоры делать.

– Доченька, не женское это ремесло, – сперва возражал Бермята. – Лучше пусть матушка тебя научит пироги печь.

Но дочка, научившись печь пироги, принесла отцу собственноручно состряпанный обед и опять попросила:

– Батюшка, покажи мне, как узоры делать!

Сдался Бермята и стал понемногу показывать Веселинке то одно, то другое... Научилась она с плотницким инструментом обращаться, хотя сперва силёнок у неё было не так уж много. Всё лучше и лучше поддавалось дерево её рукам, и стала Веселинка отцу настоящей помощницей. А когда зрение его стало слабеть, всё чаще заменяла его. Теперь уж она работала в полную силу, а отец только подсказывал. Видел он всё хуже с каждым годом, но руки мастера всё ещё оставались зрячими.

*

Дни шли, а Славко всё не присылал сватов. Томилась Здемила, а Веселинка хмурилась – чернее тучи.

– Надеюсь, дорогуша, ты не позволяла этому обормоту лишнего? – спросила она.

– Что ты, что ты, сестрица, – заверила её Здемила. – Я честь свою берегла и берегу.

– А люди могут иначе подумать, – невесело хмыкнула Веселинка. – Догуляешься, девка, что молва пойдёт! А молве уж рот не закроешь.

Но что делать? Как быть? Как призвать Славко к порядку? Родись Веселинка братом Здемилы, а не сестрой, она бы просто начистила этому ветренику рожу; но не станет же девушка драться с парнем! Решила Веселинка поговорить с самим купцом.

Тот встретил её любезно, однако услышав, по какому делу та пришла, нахмурился.

– Видишь ли, Веселинка... Мы с супругой были бы рады породниться с твоей уважаемой семьёй, но откуда нам знать, добродетельна ли твоя сестра? Если она позволяет себе гулять с нашим сыном до свадьбы, то не позволяла ли она себе гулять прежде с другими парнями?

– Ты оскорбляешь мою сестру, господин купец, – потемнев лицом и гневно сверкнув глазами, проговорила Веселинка. Кулаки её сами собой сжались. – Разве наша семья давала кому-нибудь повод думать, что дочери мастера Бермяты ведут себя недостойно и нескромно? Здемила чиста и невинна, а вот твой сын бросает на неё тень – проще говоря, ни мычит, ни телится. Где сваты? Или пусть наконец женится, или оставит девушку в покое!

– Ну, ну, горячая какая, – усмехнулся Зворыка, легонько похлопав Веселинку по плечу. – Не сердись, я вовсе не хочу сказать ничего плохого о твоей сестрице. Я поговорю с сыном и выясню его намерения.

Разговор с отцом Славко должен бы был вести Бермята, но Веселинка, не желая его тревожить, взяла это дело на себя. Отцу и так хватало печали. Перестав быть кормильцем семьи, он тосковал; иногда, правда, он делал что-то по мелочи в мастерской – вслепую, но много ли сделаешь без зрения? Веселинке уже не требовались подсказки в работе, но она нарочно обращалась к отцу за советами, чтобы тот чувствовал себя ещё нужным.

Через седмицу пришли сваты – просить руки Здемилы. Та была на седьмом небе от счастья, и Веселинка старалась не хмуриться, чтобы не портить этот радостный для сестры день. Совсем не такого мужа она желала для неё, но Славко хотя бы поступал честно – и на том спасибо. Одна оставалась надежда, что он всё же возьмётся за ум и пристроится к делу.

Богатого приданого семья простого ремесленника дать не могла, а уж семья, где кроме невесты ещё одиннадцать дочерей – и подавно. Зворыка мог бы женить сына более выгодно на девушке из купеческого сословия, тем самым приумножив своё состояние, но неволить Славко не стал. Всё-таки не зря его уважали простые люди; стремление к наживе не вытеснило из его души всё человеческое. Он сам в своё время взял в жёны дочь кузнеца, да и богатым был не всегда. Ну, а его супруга и подавно не страдала сословной спесью, и Здемилу приняли в семье жениха как родную.

– Что, отец, этих-то на свадьбу позовём? – спросила матушка Владина.

Под выразительным «эти» она подразумевала семейство Дерилы со Снегуркой. Бермята прекрасно её понял и усмехнулся.

– Ну, а чего ж не позвать? Соседи всё-таки. Почти что родственники уже.

– Да и то верно, – присев к столу и подпирая рукой подбородок, сказала матушка Владина. – Всё равно им нас уже не переплюнуть. Разве что из княжеской семьи к ним кто-нибудь посватается!

– Ну уж нет, это вряд ли, – хмыкнул отец.

– А я придумала новое состязание для нас с ними, – со смехом сказала Веселинка, обняв родителей за плечи. – У кого больше внуков!

– Когда вот только ты нам внуков подаришь? – вздохнула матушка.

– Не знаю, мои родные, – проговорила Веселинка задумчиво. – Я должна быть для семьи опорой. А к мужу уйду – кто вас и сестриц прокормит?

– Кабы мои глаза видеть могли! – проронил Бермята.

Веселинка поцеловала отца в седеющую голову.

– Не горюй, батюшка. Чувствует моё сердце, что всё сложится хорошо для нас.

Осенью отгуляли свадьбу Здемилы. Семейство Дерилы тоже пополнилось: женился его старший сын.

– Ну что, старый, спорим, что моя невестка первая родит? – сказал Дерила Бермяте.

– На что спорим? – Бермята вскинул незрячее лицо, на котором отразился азарт.

– На бочку ставленного мёда!

– Идёт. А я спорю, что моя дочка родит раньше.

И главы семейств обменялись рукопожатием.

– Сынок, разбей, – попросил Дерила сына-молодожёна.

– Ох, батюшка, вечно вы со своими состязаниями, – засмеялся тот, но руки спорщиков разбил.

– Вы там с Милюткой давайте, поспешайте, – деловито похлопал отец сына по плечу. – Мы должны быть первыми, а то придётся бочку мёда отдавать!

– Ничего, отдашь, не обеднеешь, – поддел его Бермята.

– Это мы ещё посмотрим, кто отдавать будет, – решительно прищурился сосед.

Стало в доме Бермяты на одну дочь меньше, но Здемила, переселившись к супругу, поддерживала семью, как могла: по вторникам и четвергам присылала гостинцы к столу родителей от купеческого стола.

– Ты уж так часто яств не посылай, – просила её матушка Владина, когда та навещала родных. – А то Зворыка с супругой подумают, что мы нахлебники...

– Вот уж чепуха, матушка! – заверила её Здемила. – Они очень добрые и щедрые люди. Матушка Любата такая хорошая, ласковая! Всё подкормить меня норовит: говорит, что уж больно я щупленькая!

– И всё равно умерь свою щедрость, дитятко, – настаивала матушка Владина. – Одно дело – только невестку кормить, и другое – её родичей в придачу. У самых добрых людей терпение может иссякнуть! Ты не беспокойся за нас, мы не голодаем.

– Да знаю я, как вы живёте! – воскликнула Здемила, смахивая слезинки. – Давно ли я отчий дом покинула? А у вас всё по-старому. Ну, на один рот Веселинке теперь меньше кормить, но велика ли разница?

Тут и матушка Владина расчувствовалась.

– Родненькая ты наша! – всхлипнула она, обнимая дочь.

Они вместе поплакали, потом Здемила рассказала о своём житье-бытье и поделилась сокровенной радостью: кажется, у неё будет дитятко...

– Ох, хвала Лаладе и супруге её Миле! – обрадовалась матушка. И погрозила кулаком в сторону соседей: – Ну, придётся этим бочку мёда нам ставить! Проспорил Дерила! Отец, ты слышал?!

– На слух я пока не жалуюсь, – отозвался Бермята. – Да вот только слышал я также и то, что невестку у них там тошнит по утрам...

– Вот паршивка, успела-таки забрюхатеть! – всплеснула руками матушка Владина. – Ну ничего, авось, наша дочка хоть на денёк, да раньше родит!