Текст книги "Повесть о храбром зайце (СИ)"

Автор книги: Акс Цевль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Йети бегал по крыше, ждал пока покажется муфлон. А муфлон, докричав свои «смелые» призывы, где-то спрятался, и уже не пикал. Он понял, что план его «проваливается». Надо действовать, но непонятно как! В любом случае, «проклятого йети нужно отвести от святыни»! Муфлон, глубоко верующий козёл, понял, что сделать это может только он. Это его жертва, и он готов «всего себя отдать»! Вылез из своего укрытия (говорили потом, что это был ящик для пожертвований (намекая, конечно же, на маленький рост муфлона)), пробежал несколько метров – туда, где лежали теперь без смысла выброшенные сети с гвоздями. Хотел крикнуть своё «ЭЙ! БЭЙ!», чтобы привлечь внимание чудовища, но не успел. Йети заметил его мгновенно! С крыши он спланировал как парус на большом ветру. Только муфлон успел обернуться, йети повалил его на землю, стал раздирать одежду, шерсть, рога и морду – кровь разлеталась вверх и вниз, куски кожи с шерстью падали тяжело как камни.

Ряд козлов бежал к муфлону на помощь, но муфлон, ещё в сознании, скомандовал им «отойти». В этот момент, явно наслаждающийся и растягивающий свою месть, йети, поднял муфлона за рога вверх. Как игрушку! Как куклу из плюша! Насколько убого смотрелся маленький муфлон в лапах величественной дикой обезьяны, пришедшей убивать. Мстить за что-то такое о чём знает тут каждый. За что-то такое, что не простить. Но…

Всё тем же резким хитрым жестом муфлон достал свою улиточку из сумки на боку. Он не подставил её к носу – он вбил её в морду обезьяны! От удара треснул панцырь улиточки, наружу вырвалось неожиданно большое облако зелёного газа (потом будут говорить, что облако это приняло форму некого древнего божества). Йети завыл, отпрыгнул. Муфлон упал на спину, трясущейся лапой достал фляжку из сумки своей, выпил, разлив половину – у него разорван рот, болтается часть нижней челюсти.

Муфлон: Давайте, дуаки, бээээ! В-вяжите, бэ! В-в-вяжите!

Сдавленный полушёпот муфлона никто не слышал. Сами догадались. Кто-то подбежал к нему, другие побежали к скулящему йети. Он (йети) вряд ли понимал теперь, что с ним происходит. Он падал на колени, поднимался, атаковал воздух и кричал «мама». Он так и не потерял сознания (как было с зайцем, как бывало с каждым на ком газ этот применялся). Он не заснул, а видел сон на яву. Страшный печальный сон. «Аррррр!!!» «Мама». «Мама!» «Арррр!»

Вокруг йети моментально собралась толпа смельчаков с вилами, серпами, тем самым молотом, и прочими удобными для забиения инструментами. Пока йети защищал свою мать, сражаясь с невидимыми врагами, они тыкали его со всех сторон, стреляли в него фейерверками, проклинали, плевались, блеяли. Чем слабее становился йети, тем смелее становились козлы. Скоро наступил тот миг, когда смелости хватило б и на долгожданное всем городом убийство чудовища, но где-то из-за храма вдруг раздался дикий вопль иностранца. «Что?» «Кто?» «Что кричит-то?»

Заяц: СТОЯТЬ! СТОЯТЬ!

«СТОЯТЬ» кричал заяц, держа заточку у горла старейшины. Его заметили и замерли. Всё остановилось. Так мало стало движения, что даже пыль бросалась в глаза – «большие такие серые мушки, летают как хотят… свободное ничто…» Козлы не знали, что им делать. Не знали куда деться. Инструмены выпадали из лап. Кто-то плакал. Кто-то молился тихо. Сам заяц не ожидал такой реакции, и сам не знал, что делать.

Тишину нарушал только йети. Он выпрыгнул из окружения. Задел кого-то. Снова завопил «МАМММАААА-ААААРРРР»! Только теперь в этой тишине вопль его казался особенно громким, горьким и тяжёлым. Его нельзя было вынести. Он разбивал душу.

Первым пришёл в себя муфлон. Он поднялся кое-как. Вставил сдвинутую на бок челюсть, прикрикнув от боли. Выплюнул зуб. Потом ещё один. И ещё один.

Муфлон: Чего тебе-бэ-бэ надо? Ты, янггуизи!

Заяц: ЙЕТИ! (Заяц обращался к йети, но кричал громко, чтобы каждый его слышал.) ЙЕТИ! ИДИ СЮДА! КО МНЕ ДАВАЙ! МЫ ИДЁМ ГУЛЯТЬ! ГУЛЯТЬ! НАС НИКТО НЕ ТРОНЕТ! МЫ ВЫЙДЕМ ИЗ ГОРОДА И ПОЙДЁМ ГУЛЯТЬ! НИКТО НЕ ПОСТРАДАЕТ! ПОШЛИ ВОН! РАССТУПИСЬ! РАССТУПИСЬ! (Многие понимали зайца, но продолжали стоять, как вкопанные. Йети тем временем шёл к зайцу – бубнил что-то, чуть ли не падал.) РАССТУПИСЬ! КОМУ ГОВОРЯТ?! РАССТУПИСЬ!

Муфлон: ЭЙ! БЭЙ! Дев-вайте, что он говоит! Давайте! Давайте!

Стали расходиться по стенкам, но неохотно.

Муфлон: РРРАСТУПИСЬ! (Вдруг вернулась «Р» к муфлону.)

Заяц: (К старейшине.) Ну что? Идём? Тихо, спокойно. Где тут у вас «погулять» можно?

Старейшина: Есть тут местечко. Только я медленно теперь хожу.

Заяц: И я небыстро. Давайте, идём.

Двинулись. Заяц не опускал лапы, не расслаблялся – одно неверное движение и он мог бы убить своего заложника случайно. Это чувствовали, это понимали все в округе. Не могли не понимать, потому, что понимали это и заяц, и старейшина. Они видом своим, движением и позой, говорили больше, чем любые крики и мольбы. Впрочем, «мольбы» тут и быть не могло. Старейшина знал смерть близко. Он не боялся её, он смеялся над нею.

Заяц: Так куда?

Старейшина: В город мёртвых.

Заяц: Почему?

Старейшина: Потому, что нам с тобой только туда и дорога. Только туда, бэ. Мы пройдёмся по мосту – подвесному, бэ, корневому – видел такой?

Заяц: Да. Он ведёт в город мёртвых? Отсюда?

Старейшина: Да, бэ. Мы свернём. Будет развилка.

Заяц: Ну хорошо.

Медленно. Медленно. Мучительно медленно плелись заяц со старейшиной. Рядом с ними полз на четвереньках йети. Приходилось постоянно подкрикивать на него, чтобы он не заснул. Один раз заяц даже кинул в него попавшимся на дороге камнем. Это сработало: йети визгнул как-то по-птичьи и попытался приподняться. Потом опять пополз на четырёх. «Мама… мама… маааа…»

За йети с небольшой дистанцией шёл муфлон. На разбитой его морде с вечной теперь «полуулыбкой» трудно было прочитать какие-то эмоции, но смотрел он вниз, на йети. Да, теперь он, маленький муфлон, смотрел на глупое чудовище «свысока»! Но торжества в нём не было. Наоборот. Какая-то связь, почти родственная, была между ними. Йети не убил его только потому, что и не собирался его убивать! Муфлон теперь прекрасно это понимал. Йети пришёл искалечить его. Изуродовать. Доволен ли он теперь? Свершилась ли месть? Избавится ли наконец Последний от своего кровавого мстителя? Об этом думал муфлон, и об этом думали другие.

Другие козлы волокли свои уставшие тела за муфлоном. Их всё ещё было много. Они были абсолютно раздавлены, поражены. Их обуяла… «как это говорил государь? А! Вот оно!» Их обуяла депрессия. Сковала их, отравила их. «Детёныш… детёныш, убеждённый в непревзойдённом, божественном почти, величии своего родителя, вдруг видит как родителя этого… бьют по морде. И родитель… родитель мирится с этим. Он ничего не отвечает своему обидчику. Для детёныша – это шок и травма детства. Примерно этот же шок чувствуют сейчас они. Они удивлены – они искренне удивлены тому, что старейшина их ещё не убил меня молнией. Или, скажем, шаром огня (как из сказок ихних). Или ещё чем…»

Козлы молчали, продолжая ожидать видения, волшебного знака, «чудесной силы» своего духовного наставника. Великого. Родного. Небесами ниспосланного. Блеющим закрывали пасть. Молчащим указывали в землю. «Молись!» «Молись, и будет!» Но ничего, увы, не происходило. Так и не произойдёт. Старейшина потом над козлами своими смеяться будет, и за смех этот они всё ему простят.

Старейшина: Ты хромаешь. Мне идти помедленней?

Заяц: Ха! Мне кажется я пока ещё за вами поспеваю!

Старейшина: Ба-ха-ха! А знаешь почему ты хромаешь? А бэ?

Заяц: Почему?

Старейшина: Потому, что у тебя уже не хватает сил душевных на весь организм! Ты напрягаешь верхнюю лапу, поэтому у тебя отнимается нижняя! Понял, бэ?

Заяц: А я и сам так думал уже! Но откуда об этом знаете вы?

Старейшина: Я болен той же болезнью, бэ. Я это сразу… увидел. Зря ты ко мне не подошёл тогда…

Заяц: Что это? Что происходит со мной? (Заяц опустил заточку – «всё равно никто уже не видит»!)

Старейшина: «Чёрная капля.»

Заяц: Чёрная капля? Что это? Пожалуйста! Я должен знать!

Старейшина: И я должен, ба-ха-ха! Но я не знаю. Это… нечто, жаждущее нас уничтожить. Нечто из огня адского. Болезнь, съедающая душу. Скоро… нас парализует. В начале это будет лапа, потом 2 лапы, потом большая часть тела. А бывает, что и половина сразу! Я, бэ, протяну побольше, но ты…

Заяц: Что я? Хоть, что-нибудь известно про эту чёрную каплю?

Старейшина: Да почти ничего. Поэтому её так и прозвали. Не болезнь, а проклятье, бэ! «Тебя буд-то смерть помечает своей меткой! Тягучий чёрный воск стекает с метки на голове твоей, и чёрными-чёрными каплями его ты измеряешь теперь остаток своей жизни. Смерть издевается над тобой! Она превращает тело твоё в доску игральную. С каждым днём ты можешь всё меньше. С каждым днём…» Дальше забыл, память уже не та, бэ! Это цитата. Так говорил, умерший от чёрной капли «безрогий монах». Это он обнаружил её и он же дал ей имя. С тех пор прошло немало лет, бэ, но мы…

Откуда-то из толпы как буд-то сам собой выстрелил и разорвался фейерверк. Вроде бы и жертв удалось избежать, но взрыв взбудоражил толпу. Кто-то, наорав на рядом стоявшего (и в «лице» его на всю жизнь в принципе), развернулся и пошёл домой – таких оказалась чуть ли не половина. Уже никто не был в состоянии объяснить им куда они идут, и какую великую роль тут исполняют. Какие-то группы обнимались и затягивали грустные свои песни без слов. Почти одинаковые, мало понятные иностранцам, но известные каждому горскому козлу – их пели всегда и по любому поводу. Правда, на этот раз нашлись у них и другие песни. Модные, со словами. Попытка запеть одну из таких вызвала конфликт в дальней части толпы. У кого-то началась истерика. Козёл вопил «благим матом», пока не получил «по рогам». Этого однако оказалось недостаточно. У истеричного козла набралась немалая группа поддержки. А у группы поддержки появился и новый лидер, не менее крикливый, чем «истеричка», но намного более внушительный внешне. Конечно, это ибекс. Более того, вооружённый «настоящим» оружием, ибекс. «Откуда он взялся такой?»

«Он убил братишу! Бе-ээээээ! ОН УБИЛ БРАТИШУ! БЕ-ЭЭЭЭЭ!», кричал вооружённый ибекс. «Братишу? Братишу! Братиша! Братишшш! БРАТИШААА!», блеяли и кричали теперь со всех сторон города.

Старейшина: Как жаль, бэ…

Только сейчас заяц догадался! Он вспомнил! «Братиша! Ну конечно! Братиша! Это же артист ихний! Из тех, что одну песню поют годами, и живут непонятно на что! Он же вроде их, местный! Родился тут, простой парень, каждый знал его и любил. Он им и был братишей! Это для меня он артист с одним «хитом», который и напевать-то не хочется! Помню! Теперь помню. Песня называлась «Козаньки Бэм-Бэм». Была дико популярной в мои первые монастырские годы. Был там такой, кажется, припевчик:

Козаньки Бэм-Бэм!

Козаньки Бэм-Бэм!

Еду-еду к козанькам,

Делать им Бэм-Бэм!

Бэм-тебе! Бэм-тебе! Бэм-тебе, Бэм-Бэм!

Бэм-тебе! Бэм-тебе! Бэм-тебе, Бэээээээм!!

…

А на самом деле… никому неважно было, что он пел. Он был одним из них. И умер, кстати говоря, как один из них. И я его видел! На той самой улице. Кто ж тебя к йети-то пустил, дурака, ась? Пел бы про своих козачек ещё лет 50! Эх, дурак… артист!»

Заяц со старейшиной, хотя и хромали оба, ускорили шаг. Йети полз за ними. Муфлон шёл с всё той же дистанцией, пытался остановить толпу голосом. Крикнул пару ласковых на горском, и тут же прикусил язык своей разбитой челюстью. Изо рта потекла кровь. Тогда муфлон остановился и просто поднял лапу вверх. Что ещё он мог сделать? Его фигура теперь казалась и жалкой, и трагичной, и в тоже время необычайно сильной (потому как Бог один знает на чём держится этот козёл).

Подействовало. Кричать не перестали, но, ожидая чего-то, встали и смотрят. Один вооружённый ибекс, жестоко расталкивая своих же единомышленников, приближается к муфлону быстрым и злобным шагом.

Ибекс: Он убил братишу! Он убил братишу! (одно и тоже, как пономарь, выкрикивал он уже сорвавшимся голосом.)

Муфлон: Стоять! Стоять, гражданин! (Очевидно, муфлон не знал имени этого гражданина.) Откуда взяли запрещённое оружие?!

Некто из толпы: Запрещённое, запрещённое! Почему, бэээ?! Он убил нашего братишу!!

Ибекс: Он убил братишу!

Муфлон: А ты не знаешь почему оно запрещено, бэ?! Не знаешь, бэ? Напомнить?

Некто из толпы: Да знаю я! Да…

Муфлон: Нет, не знаешь, раз спрашиваешь! Тфу! Мы дали клятву, бэ! Мы все, бэ! Все как один, бэ! Каждый из нас! Тфу, бэ! Никогда! Никогда, бэээ! Больше никогда в этом городе не будет оружия, азартных игр и проституции! Больше никогда, слышишь меня, гражданин?! Я – дозорный! И я отвечаю за это своей жизнью! Это понятно, бэ?! Понятно тебе, гражданин?! Смотрит он на меня…

Некто из толпы: Но он убил братишу, господин дозорный! ОН ПОЛ ГОРОДА ПОУБИВАЛ! ВОН ЖЕ ОН!

Некто из толпы, другой: Вон он ползёт! Вон он!

Ибекс: Убить йети! Убить дьявола!

Некто из толпы: Убить! Убить! Убить!

Толпа: УБИТЬ! УБИТЬ! УБИТЬ!

Муфлон: ААААААААААА! (Крикнул на толпу муфлон, расплёскивая кровь на самых смелых.)

Ибекс: Убить! (Продолжал кричать невменяемый ибекс, готовя лук к стрельбе.)

Толпа понемногу начала двигаться, начала «ползти». Муфлону пришлось отступать. Он теперь только односложные команды выкрикивал, но его не слышали и не пытались даже слышать. «Не позволю!» «Оштрафую!» «Мы дали клятву!» «Я отвечаю…» «Тфу, бэ…»

Заяц со старейшиной уже свернули на развилке, и двигались теперь к мосту подвесному, к городу мёртвых. Им оставалось всего ничего, но шли они слишком медленно! Нагнать их не составляло никакого труда даже для раненых козлов толпы. Если уж ползущий на четвереньках йети не отставал, то что говорить о здоровом бугае ибексе? Здоровый бугай ибекс, орущий всё более мерзко, уже готовился стрелять из лука, но ему постоянно мешали! Он бесился и от того орал ещё мерзчее. Наконец он взорвался от ненависти, когда на повороте цель его просто исчезла, вышла из поля зрения – йети, подгоняемый зайцем, снова встал на нижние лапы. Даже пытался бежать, но заплетался весь – едва ли не от шеи и до пяток. Он шёл как алкоголик, хранимый то ли случаем, то ли молитвой чьей-то. «Мама… мама… маааа…»

Разъярённый как бык, ибекс опять растолкал свою группу поддержки и хотел уже броситься на муфлона, но какая-то трусость остановила его. Всё-таки – перед ним дозорный.

Муфлон: Ну? Что, бэ? Давай!

Страх сковал ибекса. От прыти не осталось ничего. Оно и немудрено! Подними руку на дозорного, и «тебя нет»! Смертная казнь за жест один! Конечно, муфлон понимал кто он, и как перед ним должны кланяться!

Муфлон: Повторяю ещё раз, бэ! Запрещённое оружие! Положить на… (опять прикусил язык, пошатнулся, чуть не потерял сознание – «отчего?» подумал он. «За что?») Запрещённое оружие… положить на…

Ибекс дрожал-дрожал, понял уже, что за долю секунды растерял весь свой «авторитет», но что он мог с собою сделать? Пока ещё не знал. Другие тоже стояли потерянные. Кто-то даже «решился» озвучить свою неуверенность: «так-то он прав, дозорный наш…». «Конечно, конечно, бэ…» Вроде бы волна этой агрессивности уже должна была спасть. «Усталось её сильнее», думал дозорный.

Муфлон решил закрепить своё (как ему до сих пор казалось) выигрышное положение – дать ещё одну, последнюю команду:

Муфлон: Последний раз предупреждаю, бэ! Запрещённое ору…

Ибекс: Да иди ты в жопу! Бэээээ! (Наконец осенило ибекса.)

Он понял, что перед ним стоит полутруп! Шаг в сторону, ещё один – ибекс просто обошёл муфлона. «Легко, непринуждённо», как на танцах.

Муфлон: Куда?!!!

Ибекс: Он убил братишу, БЭЭЭ! КОЗЛЫ! ВПЕРЁД!

Муфлон: Всем стоять! Арестую, бэ! Посажу, бэ!

Некто из толпы: Да вперёд, ребята! Он убил братишшшу!

Муфлон: Всем стоять!

Некто из толпы: ДАВАЙ!

Только небольшая группа из толпы последовала дурному примеру невменяемого ибекса. Остальные наоборот потянулись к дозорному. Тут же из толпы показался сын аптекаря с большой своей походной аптечкой. Он пробирался к муфлону уже какое-то время, но раненые то и дело останавливали его. Он работал, исполнял свой долг. Но вот он выбрался из толпы. Вот он увидел. Только он коснулся муфлона, крикнул ему что-то – что-то доброе и забавное, про помощь в трудную минуту – муфлон завопил от боли и злобы, оттолкнул сына аптекаря, и из последних сил понёсся куда-то… куда-то нетуда… куда-то в сторону.

В это время ибекс свернул на дорожку к мосту, пробежал-пропрыгал этот жалкий десяток шагов, достал лук и стал целиться. Ему хватило ума не подходить ближе, не выпрыгивать на всеобщее обозрение, и уж тем более не орать на йети. Его бы тут же пристрелил «тот другой»! «Тот красный, тот злой психопат, бандит с большой дороги!» Ибекс боялся зайца. Он просто хотел застрелить йети, а дальше «будь, что будет»! Он хотел стать героем. Он хотел изменить свой мир.

Ибекс присел на колено, «хорошо прицелился» и выстрелил как ему показалось прямо в йети. Но стрела пролетела мимо. Ибекс стал готовить следующую стрелу. Он уже слышал вой толпы за ним, он слышал крик муфлона (казалось бы тут, совсем рядом), он слышал стук своего большого (в общем-то незлого) сердца. «Вот сейчас, бэ!»

Ибекс: Сейчас или никогда, БЭЭЭ!

Вдруг, опять непонятно откуда, выбежал орущий матом муфлон и бросился на ибекса. «Чёрт мелкий! Чёрт, бэээ!» Ибекс повернулся к муфлону – решил стрельнуть ему под ноги, но стрелял он плохо, и попал прямо в сердце.

Муфлон упал на землю, замолчав мгновенно и навсегда. Что-то громко крикнул сын аптекаря, что-то почти такое же и почти так же повторил ибекс, выронивший наконец свой запрещённый лук, упавший на колени рядом.

Сын аптекаря осмотрел муфлона и зарыдал над ним как самка. Толпа, нагнавшая ибекса, встала вкруг него и в течении получаса забивала его насмерть.

IX

Старейшина: Ну вот и всё, бэ. Я останусь здесь.

Йети снова встал на четвереньки и как паук полез по мосту. Он чуть не упал в самом начале – скатился, скосил. Но так уж устроены эти корневые мосты, что падая, ты скорее всего скатишься на нижний их уровень – так они растут от земли и в несколько «этажей» ввысь, иногда выше самих деревьев.

«И безумец с луком его не подстрелил. И с моста он не падает… Я не знаю зачем я помогаю ему. Я не знаю, за что он убивает козлов с такой первобытной жестокостью (хотя уже догадываюсь). Я повинуюсь чувству, я повинуюсь случаю. Я решил дать шанс этому ибексу – убьёт, так убьёт! Кто-кто, а они-то имеют право на «шкуру» его! Братиша, не братиша… он и без братишы, много кого накрутил! И это ж только сегодня! Эх, придётся с ним теперь волочиться. Надо бы казнить! Надо бы!

Но я не могу! Это не моя история. Не моя месть. Не моя беда. Спасся, и будь благодарен! Пройдём через «город мёртвых», и разойдёмся в разные стороны света. Если повернёт назад – точно застрелю. А пока будем пользоваться друг другом. Ночь ещё надо пережить. Не думаю, что так просто всё. Ещё не отделались мы от них! Ещё не вышли! Вон как разорались они там! Чего орут-то так, ась? Почему перестали идти за нами?»

Заяц: Там что-то происходит. Они перестали за нами идти.

Старейшина: Да, бэ, что-то ужасное там творится! Я должен возвращаться! А вы…

Заяц: Мы выберемся. Я в некрополе вашем бывал.

Старейшина: Помню, помню. Ты – заяц. Коррупционер имперский. За золотые унитазы выслали, ба-ха-ха – помню!

Заяц: И вы туда же! Не было никаких золотых унитазов!

Старейшина: Говори, что хочешь, бэ! Да кто тебе поверит, ба-ха-ха! У вас, у каждого своя красивая легенда, а копни вас… всё то же!

Не прощаясь, не обрывая диалога, старейшина развернулся, и пошёл обратно в город – туда, где забивали ибекса. Заяц стоял на мосту. Он многое хотел спросить у старика, но понимал, что времени у него осталось ровно на один вопрос.

Заяц: Вы сказали, что я проживу меньше вас! Почему вы так в этом уверены?

Старейшина: (Не оборачиваясь) Я ни в чём не уверен, бэ. Но первое, что ты должен сделать, бэ… Ты должен оставить своё оружие!

Заяц: Нет! Это исключено!

Старейшина: Ты больше не воин! Ты – инвалид. И очень скоро ты в этом убедишься. Прощай, бэ! Больше не скажу тебе ни слова! Выше своих золотых унитазов ты не прыгнешь, как я теперь погляжу! Жаль, бэ! Жаль.

«Я… инвалид?!»

Старейшина вернулся на улицу, и стал там громко накрикивать свои «заклинания» (как тогда у храма). Непонятно только слушали его или нет. Опять затянули какую-то песню. В городе зазвенел колокол, затрубили фанфары. То ли расходились на сон, то ли опять собирались на поиски. Теперь это уже неважно. Заяц никогда не вернётся в этот город.

За мостом начиналась закрученная, местами рваная ветвистая тропа в город мёртвых – серпантин, засыпанный снегами. Тут уже случались и лавины. И именно в этих местах обычно обитали йети. «А ты? Ты-то…»

Заяц: Ты отсюда? (Спросил заяц йети.)

Йети: Арррр!

Заяц: И что это значит?

Йети: Арррр!

Заяц: Да уж. Непросто нам с тобой придётся!

«Наверно ещё не пришёл в себя. Думаю, нам удастся с ним поговорить, но не сразу, не сейчас. Хотя… О чём нам с ним говорить?!»

Йети: Арррр!

«Кажется он что-то заметил.»

Заяц: Что там?

Йети: Аррр! Бабача!

Заяц: Какая «бабача»? Ка… (и вот он увидел сам…)

Большая синяя бабочка летела над миром. Куда-то туда, наверх, высоко в горы. Йети, ещё болтающийся во все стороны сразу, «бежал» за бабочкой как детёныш.

Йети: Бабача! Бабача!

Заяц: Не упади там!

«Бесполезно!» Он всё равно упал. Упал мордой в землю, в снег. Упал и заснул наконец. Заяц решил, что если и нужно казнить чудовище, то делать это «целесообразно» именно сейчас. «Сейчас! Он слишком силён. Может передумать и меня убить заодно! Ему ничего не стоит! Это – не детёныш! Раскрой глаза! Глаз, чёрт возьми! Это – йети! Чудовище, пьющее кровь!»

Заяц достал лук, изготовил стрелу, прицелился, и… и чуть не выстрелил от неожиданности, когда синяя бабочка села на край наконечника его стрелы.

Заяц: Что? Почему не стрелять?! Что ты, синяя мерзость, в этом понимаешь? Ты что тут делаешь вообще?! Ты же сдохнешь тут на морозе! Иди вон! Лети, туда где хорошо! Лети туда, где твою красоту оценят! Где любят тебя! Где ждут тебя. А нас оставь в нашем аду. Нам тут ещё ходить.

Заяц убрал лук, сел на камень. Синяя бабочка летала вокруг него, а он смотрел на неё и ни о чём не думал. А бабочка как буд-то танцевала. Как буд-то хотела нравиться ему. Как буд-то только для него она сюда летела, для него родилась этим утром. Потом подул холодный ветер, бабочку закрутило. Она навернула ещё пару кругов, а потом упала, подрыгалась… останавилась.

Наступила чёрная горская ночь. В городе Последнем зажглись огни. Они кружились, расходились по городу, какая-то их группа двинулась в сторону подвесного моста. «Скоро они будут здесь». Заяц разбудил йети, и вместе они двинулись к городу мёртвых.

«Опять погоня. Опять война. Вперёд! Нам больше некуда идти! Вперёд!»

КОНЕЦ 1-ОГО ТОМА