Текст книги "Выпуск II. Том 8"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

V

– Мисс Карнаби, подождите! – Коуль схватил Эми за руку, глаза его блестели. – У меня было видение, замечательное видение.

Эми вздохнула. Она боялась Коуля и его видений. Были моменты, когда он вел себя как сумасшедший.

– Я собирался подумать о полноте жизни, о высшей ступени наслаждения, – вдохновенно начал Коуль, – как вдруг увидел…

Эми надеялась, что на этот раз видение Коуля будет другим. В прошлый раз он чуть было ее не уморил рассказами об интимной жизни бога и богини древнего Шумера.

– Я видел пророка Илию! – Коуль наклонился к Эми, глаза его блестели. – Он спускался на землю в огненной колеснице.

Эми вздохнула с облегчением. Пророк Илия – это уже лучше.

– Внизу находилось множество жертвенных алтарей, – продолжал Коуль, – и голос мне сказал: «Смотри и запоминай и расскажешь о том, что увидишь».

Он замолчал.

– Что же было дальше? – спросила мисс Карнаби.

– Возле алтарей стояли девушки, будущие жертвы, беспомощные, беззащитные девственницы – тысячи обнаженных девственниц…

Коуль облизнул пересохшие от волнения губы. Мисс Карнаби покраснела.

– Затем с небес спустились вороны Одина[30]. Они встретились с воронами пророка Илии и долгое время вместе кружили в небе. Затем бросились вниз и стали выклевывать глаза жертвам. Со всех сторон неслись вопли боли, а голос кричал: «Примите жертву. Сегодня Иегова[31] и Один создают кровное братство». Затем жрецы подняли жертвенные ножи.

– Извините меня, – сказала мисс Карнаби, отчаявшись избавиться от своего мучителя, у которого на губах появилась садистская улыбка, и обратилась к проходившему мимо Липскомбу, блюстителю порядка в храме на Зеленых холмах и религиозному фанатику секты.

– Вы случайно не находили мою брошь, господин Липскомб? – спросила она. – Я ее обронила где-то здесь.

Липскомб, грубый, невоспитанный мужчина, ненавидевший женщин, пробормотал сквозь зубы, что он не находил никакой броши и не собирается ничего искать. Однако мисс Карнаби не отставала от него, пока не отошла на безопасное расстояние от Коуля.

В это время из священной обители вышел сам Великий пастырь, и, увидев на его лице добрую улыбку, Эми осмелилась обратиться к нему с вопросом, не считает ли он Коуля странным.

Великий пастырь успокаивающе положил руку ей на плечо.

– Изгоните страх из своего сердца, – сказал он. – Любовь к ближнему изгоняет страх.

– Да, но Коуль сумасшедший, – возразила мисс Карнаби. – У него такие странные видения.

– Конечно, – согласился Великий пастырь, – его видения несовершенны, но придет время, когда он сможет увидеть совершенство духа.

Эми почувствовала себя неловко.

– А Липскомб? – спросила она. – Почему он так грубо разговаривает с женщинами?

И снова Великий пастырь улыбнулся своей божественной улыбкой.

– Липскомб, – сказал он, – преданный сторожевой пес. Невежественный, грубый, но преданный.

И он ушел. Эми видела, как он подошел к Коулю, положил ему на плечо руку, о чем-то поговорил с ним. Она надеялась, что влияние Великого пастыря поможет Коулю изменить тему своих будущих видений.

А до осеннего праздника оставалась всего одна неделя.

VI

Вечером, за день до праздника, Эми Карнаби встретилась с Эркюлем Пуаро в маленькой чайной небольшого городка, расположенного недалеко от храма на Зеленых холмах.

– Сколько человек будет участвовать в празднике? – спросил Пуаро.

– Человек сто двадцать, – ответила Эми Карнаби. – Много новеньких, их будут принимать в нашу паству.

– Отлично, – с удовлетворением сказал Пуаро. – Вы знаете, что делать?

Эми Карнаби ничего не ответила. Пуаро ждал. После минутной паузы она вдруг встала.

– Я не собираюсь этого делать, господин Пуаро, – неожиданно заявила она.

Пуаро растерянно уставился на нее.

– Вы послали меня шпионить за нашим добрым доктором Андерсеном, – истерическим голосом продолжала она, – но я не буду этого делать. Он – Великий пастырь, и я принадлежу ему душой и телом. Прощайте, господин Пуаро. Не беспокойтесь, я сама заплачу за свой чай.

И, положив деньги на стол, она вышла из чайной.

Официанту пришлось дважды окликнуть Пуаро, прежде чем он смог вручить ему счет. Пуаро заплатил, встал и тут только заметил заинтересованный взгляд какого-то человека, сидевшего за столиком напротив.

VII

И снова вся паства собралась в священной обители. И снова звучали ритуальные вопросы и ответы.

– Вы готовы к таинству?

– Готовы! – орала толпа.

– Завяжите глаза и протяните вашу правую руку.

Великий пастырь в своей блестящей зеленой одежде двинулся вдоль рядов. Ясновидец Коуль, стоявший рядом с Эми, издал крик восторга, когда игла впилась в его правую руку.

Великий пастырь остановился возле Эми Карнаби. Она почувствовала, как его пальцы цепко схватили ее правую руку, и тут она услышала шум борьбы. Эми сбросила повязку с глаз и увидела, как Великий пастырь вырывается из рук Коуля и одного из новых членов секты.

– Вы арестованы, доктор Андерсен, – профессиональным тоном произнес Коуль. – У меня ордер на ваш арест. Я должен предупредить вас: все, что вы скажете, может быть использовано в суде против вас.

Из дома доктора Андерсена вышли люди в голубых мундирах.

– Полиция! – закричал кто-то. – Они забирают нашего пастыря.

Кто-то возмутился, толпа начала роптать, а тем временем инспектор полиции Коуль осторожно прятал в портфель шприц для подкожных инъекций, который выпал из рук Великого пастыря.

VIII

– Знакомьтесь, Джепп, моя храбрая помощница мисс Эми Карнаби, – представил Пуаро Джеппу Эми Карнаби.

– Первоклассная работа, мисс, первоклассная, – сказал старший инспектор. – Без вашей помощи мы не смогли бы обезвредить этого монстра.

– Да что вы, господин старший инспектор, – смутилась Эми Карнаби. – Вы так любезны. А я так боялась всего, хотя и вжилась в роль. Временами я чувствовала себя одной из тех глупых верующих женщин.

– В этом-то и кроется причина вашего успеха, мисс, – сказал Джепп. – Вы прирожденная актриса. Никто, кроме вас, не смог бы провести этого господина, а ведь он – негодяй из негодяев – был всегда начеку.

– Помните тот ужасный момент в чайной? – спросила Пуаро Эми. – Я не знала, что делать, и решилась на экспромт.

– Это был удивительный экспромт! – восхитился Пуаро. – Сначала я даже растерялся, решив, что вы сошли с ума.

– А я не знала, что делать, – объяснила Эми. – В зеркале напротив я вдруг увидела, что за следующим столиком сидит Липскомб и прислушивается к нашему разговору. Оказался ли он там случайно или же следил за мной – я не знала, поэтому-то и решила разыграть сцену, зная, что вы меня поймете.

– Я понял это, – рассмеялся Пуаро, – увидев лицо того самого Липскомба, который пожирал меня глазами. Как только он вышел из чайной, я организовал за ним слежку и выяснил, что он из храма на Зеленых холмах. Я понял, что вы меня не подведете и что вам угрожает опасность.

– А что было в шприце? – заинтересованно спросила Эми. – Что-нибудь опасное?

– Мадемуазель, – мрачно сказал Пуаро, – доктор Андерсен изобрел изощренный научный способ убийства. Много лет он занимался бактериологическими опытами. У него в Шеффилде нашли бактериологическую лабораторию, где он выращивал различные штаммы бацилл. Во время праздников он вводил людям небольшую дозу гашиша, который вызывает различные галлюцинации и чрезмерную радость. Именно это и привлекло в секту многих людей.

– Одинокие женщины, – продолжал Пуаро, – в знак благодарности составляли завещания в пользу секты. И все они постепенно умирали. Умирали в своих постелях, в своих собственных домах от обычных болезней. Постараюсь объяснить, как он это делал, хотя я и не силен в бактериологии. Практически можно усилить вирулентность любой бактерии. Бацилла кишечной палочки, например, вызывает воспаление толстых кишок даже у здорового человека. Бациллы тифа, а также пневмококки можно ввести в организм, и человек через какое-то время заболевает сыпным тифом или крупозным воспалением легких с летальным исходом. Существует такое вещество, как туберкулин, которое используется при распознавании и лечении туберкулеза. Так вот, он изменил свойства этого вещества таким образом, что при введении его в организм человека, который когда-то уже болел туберкулезом, это вещество вызывает рецидив болезни. Здоровому человеку это не страшно, а у переболевшего вызывает вспышку активности туберкулеза. Вы поняли его замысел? Паства умирала от естественных болезней. Врачи старались их вылечить, но безрезультатно. Они умирали естественной смертью, а Великий пастырь – вне подозрений. Кроме того, я думаю, он изобрел средство замедлять или ускорять процессы развития бацилл.

– Ну и дьявол! – в сердцах воскликнула Эми.

– По моей просьбе, – продолжал Пуаро, – вы сказали доктору Андерсену, что когда-то болели туберкулезом. Когда Коуль арестовал его, у него в шприце был туберкулин. Так как вы совершенно здоровая женщина, то в случае, если бы ему удалось сделать вам инъекцию, это вещество не причинило бы вам вреда, поэтому-то я и просил вас сказать ему, что вы болели туберкулезом в острой форме. Я боялся, что он выберет другую бациллу.

– А достаточно у вас доказательств, – спросила Эми Карнаби, обращаясь к старшему инспектору Джеппу, – чтобы судить его?

– Больше чем достаточно, – сказал Джепп. – Ведь мы обнаружили его бактериологическую лабораторию, и там оказался целый набор различных болезнетворных микробов.

– Я думаю, – сказал Пуаро, – что ему удалось совершить много убийств. Кроме того, он был исключен из университета не за то, что его мать была еврейкой (он выдумал эту легенду, чтобы вызывать к себе сочувствие), а за свои садистские наклонности. У него арийская кровь.

Мисс Карнаби вздохнула.

– В чем дело? – встрепенулся Пуаро.

– Я подумала о тех сновидениях, которые я видела во время первого праздника. Я так хорошо намеревалась переделать мир: никаких войн, нищеты, болезней.

– Это был замечательный сон, – согласился Пуаро.

Эми Карнаби вскочила на ноги.

– Мне нужно идти, – сказала она. – Эмилия очень волнуется, да и Август по мне скучает.

– Он боится, – улыбаясь, сказал Пуаро, – что вам придется «умереть за Эркюля Пуаро».

Поимка Цербера[32]

I

«Слишком много стало людей на этом свете», – подумал Эркюль Пуаро, которого в этот «час пик» (шесть часов тридцать минут вечера) в вагоне лондонского метро толкали, давили, пинали.

Со всех сторон его осаждали незнакомые люди, и это ему не нравилось, и вообще человечество в виде толпы людей ему давно опротивело. Разве можно в такой толчее увидеть интеллигентное лицо?

Пуаро удивлялся спокойствию какой-то женщины, которая в таких стесненных обстоятельствах, умудрялась вязать на спицах. Она вязала, не глядя на спицы, и Пуаро подумал, что нужно обладать ловкостью дикой кошки и силой воли Наполеона, чтобы что-то связать в переполненном вагоне метро, и на это способны только женщины. Им нужно лишь занять место, тут же спида наголо, и… пошла работа.

Таким женщинам не до светских разговоров, не до женской грации. Пуаро всегда удивлялся, с какой поспешностью и старанием люди торопились сесть в вагоне. А как они похожи друг на друга, эти молодые женщины в метро: никакого шарма обаяния, женственности, сочувствия. Вот раньше были женщины так женщины: участливые, элегантные, утонченные и обязательно модно одетые, а сейчас?..

Поезд подошел к станции, остановился, двери открылись, и в переполненный вагон втиснулись еще люди, прижав Пуаро прямо к спицам вяжущей женщины. Народу набилось как сельдей в бочке. Двери закрылись, и поезд рывком тронулся с места. Пуаро сначала отбросили назад на грузную женщину, державшую в руках посылочные ящики с острыми углами, потом, едва он успел извиниться перед ней, его повалили на худого, костлявого мужчину, который больно ударил его чемоданчиком по спине. Пуаро опять извинился. Он чувствовал, как его усы стали влажными и потеряли форму. К счастью, на следующей остановке он выходил.

Вестибюль станции Пикадилли тоже был переполнен, так как находилась она в центре Лондона. Потоком людей Пуаро вынесло сначала на платформу, а потом и на эскалатор, который должен был вывезти его на поверхность.

«Наверх, – подумал Пуаро. – Скорее наверх из этого ада».

Даже когда он стоял на эскалаторе, какой-то тип больно стукнул его по колену чемоданом.

В это время Пуаро услышал, как кто-то позвал его по имени. Он удивленно оглянулся. На противоположном, идущем на спуск эскалаторе возникло видение из прошлого: женщина, сохранившая, несмотря на то что прошло много лет со дня их последней встречи, былую красоту, элегантность и огненно-рыжие волосы, собранные в оригинальную прическу и закрепленные букетом из перьев какой-то экзотической птицы: На плечах у нее была меховая накидка. Графиня Вера Роззакова, – вспомнил Пуаро.

Ее ярко накрашенный рот расплылся в улыбке, голос с иностранным акцентом был по-прежнему звонкий и сильный.

– Господи, Боже мой! – закричала она. – Вот это встреча. Мой дорогой Эркюль Пуаро. Мы должны непременно встретиться. Я настаиваю.

Но судьба к ним была более благосклонна, организовав эту неожиданную встречу, чем два безжалостных эскалатора, увозившие их в разные стороны: Пуаро наверх, а графиню Веру Роззакову – вниз.

Обернувшись назад, он крикнул:

– Мадам, где я могу вас найти?

Из глубины еле слышно донесся довольно странный ответ:

– В аду…

Пуаро заморгал глазами, вглядываясь в глубину тоннеля, и едва не упал, когда эскалатор вынес его наверх. Он остановился, раздумывая, что делать. Люди, толкая, обходили его.

Слева он увидел толпу, питающуюся протиснуться к эскалатору, идущему вниз. Может быть, ему тоже спуститься? Вероятно, графиня хотела сказать именно это? Несомненно, поездка в метро была сущим адом. И если она имела в виду это, он с ней полностью согласен.

Пуаро решительно протиснулся к эскалатору, идущему на спуск, и через несколько минут был опять внизу. Но там графини не было. Куда же она уехала? В каком направлении? С какой платформы: Пикадилли или Бейкерлоо? Пуаро проверил обе платформы, но нигде не было видно ярко-рыжей шевелюры графини Роззаковой.

Измученный и недовольный, Пуаро снова поднялся на поверхность и пошел домой.

Мужчина маленького роста с приятной внешностью тосковал по полной, с пышными формами женщине высокого роста. Пуаро всегда, сколько себя помнил, испытывал со стороны графини Роззаковой какое-то магическое влияние, и, хотя прошло двадцать лет, это влияние он чувствовал и сейчас. Хотя она, это он увидел сразу, и пользовалась косметикой и выглядела несколько живописно, но имела по-прежнему пышные и сооблазнительные формы. Маленький буржуа был пленен большой аристократкой. Память вернула его на двадцать лет назад. Он вспомнил их первую встречу, как она искусно и ловко организовала похищение драгоценностей и с каким апломбом признала факт ограбления, когда ее поймали.

«Да, – подумал Пуаро, – неподражаемая женщина! Одна из тысячи, Нет, одна из целого миллиона».

И вот он ее встретил и… снова потерял.

Она сказала: «В аду». Не подвел ли его слух? Да нет, не может быть. Он точно различил слова «В аду».

Но что же она имела в виду? Что хотела сказать? Может быть, она назвала одну из станций метро? Или это слово «ад» имеет религиозный смысл?

Нет, она имела в виду что-то другое. Но что? Пуаро был озадачен и смущен. Интригующая, непредсказуемая женщина! Другая бы сказала: «В Рице» или «В Кляридже», а эта – прокричала пикантное и невозможное «В аду».

Пуаро с сожалением вздохнул, но до конца не сдался. Попав в тупиковую ситуацию и не находя выхода, он, как всегда, принял самое простое решение: он решил обратиться к своему секретарю мисс Лемон.

Мисс Лемон была прирожденным секретарем. Пуаро не был для нее просто мужчиной, он был ее хозяином, патроном. И служила она ему на «отлично». Все ее мысли в данный момент были направлены на составление нового формуляра для деловых документов.

– Можно мне задать вам вопрос, мисс Лемон? – спросил Пуаро.

– Естественно, господин Пуаро. – Мисс Лемон прекратила печатать, отложила в сторону очередной документ и, сняв руку с клавиатуры пишущей машинки, сказала: – Я вас слушаю.

– Если, к примеру, ваш друг или подруга, – запинаясь, начал Пуаро, – попросит вас встретиться с ним или с ней… в аду, что бы вы ему сказали?

У мисс Лемон, как всегда, ответ был готов. Она, как Пуаро уже не раз убеждался, знала ответы на все вопросы жизни.

– Я бы ему или ей предложила позвонить и заказать столик на двоих, – просто сказала она.

У Пуаро отвисла челюсть, он остолбенело уставился на нее.

А затем четко и отрывисто произнес:

– Не – будете – ли вы – так – любезны – позволить – и – заказать – столик – на – двоих?

Мисс Лемон кивнула и раскрыла телефонную книгу.

– На сегодня? – спросила она, обращаясь к Пуаро, и, приняв его молчание за подтверждение, набрала номер.

– Это «Ад»? – спросила она в трубку. – Будьте любезны зарезервировать столик на двоих. Да, на сегодня. Господин Пуаро. Одиннадцать часов. Спасибо!

Она положила трубку и повернулась к пишущей машинке. На te лице появилась легкая тень недовольства, что ее отвлекли от дела, которым она занималась.

Но Пуаро не мог так просто успокоиться. Он потребовал информацию.

– Что это за «Ад»? – спросил он.

Мисс Лемон слегка удивилась.

– А вы разве не знаете, господин Пуаро? – спросила она. – Это новый ночной клуб. Он совсем недавно открылся, но все уже сходят с ума, стараясь попасть туда. Его содержит какая-то русская женщина. Если хотите, я организую вам членство в этом клубе.

И, посчитав, что она уделила патрону достаточно времени, мисс Лемон повернулась к пишущей машинке и продолжила работу.

Ровно в одиннадцать часов вечера Пуаро вошел в дверь, над которой через равный промежуток времени высвечивалось по одной неоновой букве название заведения. Мужчина в костюме с красным хвостом принял у него плащ и жестом указал дорогу вниз.

Ступеньки оказались широкими, и на каждой из них была написана фраза.

На первой: «Я желаю вам удачи!..»

На второй: «Полностью рассчитайся и начни сначала!..»

На третьей: «Я могу отказаться от этого в любую минуту!..»

– Благими намерениями дорога в ад вымощена… – пробормотал Пуаро. – Хорошо придумано!

Он спустился по ступенькам вниз и оказался перед резервуаром с водой, в которой плавали красные лилии. Через воду была проложена дорожка в виде лодки, по которой Пуаро спокойно прошел дальше.

Слева от себя в небольшой мраморной нише он увидел самую черную, самую безобразную и самую большую собаку из всех, каких он когда-либо видел в своей жизни. Она сидела прямо и устрашающе неподвижно. Пуаро надеялся (и такая мысль у него промелькнула), что собака неживая. Но в этот момент она повернула голову в его сторону, открыла пасть и протяжно зевнула. Звук был потрясающий.

И тут Пуаро заметил небольшую корзинку, в которой лежало печенье для собаки. На корзине была надпись: «Взятка для Цербера». На нее был направлен взгляд этого чудовища.

Собака открыла пасть, и снова раздался ужасный звук. Пуаро взял печенье и бросил ей. Секунда… печенье исчезло, и пасть захлопнулась. Цербер принял взятку. Пуаро вошел в открытую дверь.

Небольшой зал, освещенный красными лампами, был украшен фресками. Вокруг площадки для танцев, находящейся в центре зала, располагались столики для гостей. В дальнем углу виднелись грили и вертящиеся около них повара, одетые в костюмы чертей с хвостами и рогами.

Все это Пуаро отметил и запомнил еще до того, как появилась сама хозяйка, как всегда импульсивная и живая графиня Вера Роззакова, одетая в ярко-красное вечернее платье.

– О, господин Пуаро! – подбежала она к нему с распростертыми объятиями. – Вы все же пришли. Мой дорогой… очень дорогой друг!.. Какая радость снова видеть вас! После стольких… а скольких?.. Ладно, не будем подсчитывать. Для меня это было вчера. А вы не изменились, господин Пуаро, совсем не изменились…

– И вы все такая же, графиня, – галантно целуя ей руку, ответил Пуаро.

Она сразу же потащила его к столику, за которым сидели два человека.

– Познакомьтесь, господа, – торжественно провозгласила она. – Это мой друг, мой замечательный друг Эркюль Пуаро. Он – гроза всех людей, замышляющих зло. Когда-то я и сама его боялась, но теперь моя жизнь такая спокойная и скучная, не так ли, профессор?..

– Никогда не говорите, графиня, что ваша жизнь скучная, – сказал высокий худощавый пожилой мужчина, к которому обратилась графиня.

– Профессор Лискьярд, археолог, – представила графиня Пуаро мужчину. – Он знает все о прошлом, и его очень ценные советы помогли мне оформить мое заведение.

Археолог слегка пожал плечами.

– Если бы я раньше знал, что получится, – пробормотал он. – Получилось так ужасно…

Пуаро внимательно осмотрел фрески. На передней стене был изображен Орфей, игравший на кифаре перед троном властелина подземного мира Аида, в то время как Эвридика, жена Орфея, безнадежно смотрела в сторону грилей. На противоположной стене Осирис[33] и Исида[34] устраивали в загробном мире какое-то торжество. На третьей стене была изображена сцена купания нагих юношей и девушек.

– Страна молодости, – объяснила графиня сюжет третьей фрески. – А теперь, господин Пуаро, познакомьтесь с моей маленькой Алисой.

Пуаро отвесил поклон сидевшей за столом серьезной девушке в больших роговых очках, одетой в клетчатый пиджак с большими карманами и юбку.

– Она очень умная! – сказала графиня. – Очень! Она – молодой психолог, но уже имеет степень. Знает, почему людей называют лунатиками, и говорит, что лунатики – это не сумасшедшие… И еще много разного знает. Она так не похожа на других.

Девушка, которую назвали Алисой, сначала улыбнулась, потом недовольно нахмурилась и предложила профессору пойти потанцевать. Профессор был польщен, но нерешительно посмотрел на нее.

– Прошу прощения, мисс, – сказал он, – но я танцую только вальс.

– Но сейчас играют именно вальс, – терпеливо и настойчиво сказала Алиса.

Они поднялись и пошли танцевать, но танцевали очень плохо.

Графиня вздохнула.

– И все же она не так дурна собой, – сказала она, как бы отвечая на свои мысли.

– Но эта девушка почему-то не стремится быть привлекательной, – заметил Пуаро.

– Честно сказать, – подхватила графиня, – я не понимаю нынешнюю молодежь. Они почему-то не стараются понравиться, как это делали мы в молодые годы. Я, например, всегда стремилась подобрать цвета, которые мне шли, носила короткие платья, чтобы подчеркнуть стройные ноги, обязательно корсет, чтобы подчеркнуть талию, и волосы… обязательно укладывала волосы, делая оригинальные прически.

И она отбросила назад упавшие на лоб тициановские локоны. Даже сейчас, в таком возрасте, она следила за собой. И еще как следила!..

– Игнорировать то, что тебе дано самой природой, – продолжала графиня, – это не только глупо, но и преступно! Маленькая Алиса пишет длинные статьи о сексе, но сколько людей, извините меня, приглашали ее провести уик-энд в Бригтоне? Ни одного. Все ее боятся. У нее на языке только слова о работе, о процветании рабочих, о переустройстве мира. Это хорошо, но все должно быть в меру. И потом, посмотрите, во что молодые превратили свою жизнь. Никаких правил и ограничений, делают что хотят. В наше время, когда я была молодой, было по-другому! – мечтательно произнесла она.

– Между прочим, – спросил Пуаро, – как ваш сын, мадам? – Он хотел сказать «ваш малыш», но вовремя вспомнил, что прошло уже двадцать лет.

Лицо графини засветилось гордой материнской улыбкой.

– Мой милый ангел, – сказала она. – Он стал большой и красивый. Широченные плечи. Он сейчас в Америке. Строит там мосты, дома, банки, отели, магазины, железные дороги – словом, все, что хотят американцы.

– Он что, инженер-строитель? – удивился Пуаро.

– Не знаю, – сказала графиня… – Да какое это имеет значение. Он бредил железными балками, машинами и всякими вещами, которые он называет напряжением или усталостью металлов, но я, честно сказать, так до сих пор толком и не знаю, что это такое. Но я его обожаю и поэтому обожаю Алису. Да-да, – сказала она, увидев удивление Пуаро, – они уже обручены… Они где-то встретились, то ли в поезде, то ли в самолете, и полюбили друг друга, беседуя о благосостоянии рабочего класса. И когда она бывает в Лондоне, то приезжает навестить меня.

– Я ей говорю, – графиня сложила руки на своей пышной груди, – «Ты и Ники любите друг друга, поэтому я люблю тебя, но если ты любишь его, то почему бы тебе не поехать с ним в Америку?» А она мне все о своей работе, о книге, которую она пишет, о карьере, и я этого, честно сказать, не понимаю, но говорю себе: «Терпи». И я терплю, – добавила она на одном дыхании. – А что вы думаете обо всем этом, мой дорогой Пуаро? – Графиня обвела рукой кругом.

– Придумано неплохо, – ответил Пуаро, тоже оглядываясь кругом. – Шик модерн.

Все места были заняты, и это говорило о том, что заведение пользовалось несомненным успехом. Публика была разная: скучные пары в вечерних туалетах, представители богемы в вельветовых штанах и полные мужчины в деловых костюмах. Музыканты, загримированные под чертей, играли приятную музыку. Вне всякого сомнения, посещение «Ада» стало модой.

– У нас бывают всякие люди, – сказала графиня. – Наши двери открыты для всех. Ведь двери в преисподнюю открыты для всех, не так ли, господин Пуаро? – Графиня рассмеялась.

– Вы правы, графиня, – согласился Пуаро. – Для всех, кроме, пожалуй, бедных.

– Разве нам не говорили, – снова засмеялась графиня, – что богатым трудно попасть в рай? Ну, а в «Ад» им дорога открыта.

К столику возвращались профессор и Алиса. Графиня поднялась.

– Я должна переговорить с Аристайдом, – извинилась она и отошла.

Подойдя к метрдотелю, высокому, худощавому мужчине в костюме Мефистофеля, она сказала ему несколько слов и затем пошла от столика к столику, беседуя с посетителями.

– Графиня – яркая индивидуальность, вы не находите? – сказал профессор, обращаясь к Пуаро и утирая пот со лба. Он жадно припал к бокалу с вином, утоляя жажду. – Люди это чувствуют.

Профессор извинился и отошел к другому столику.

Пуаро, оставшись наедине с Алисой, чувствовал себя неловко, особенно после того, как он посмотрел в ее холодные голубые глаза. Он отметил, что она была довольно хороша собой, но в то же время чем-то немного встревожена.

Я до сих пор не знаю вашей фамилии, – пробормотал Пуаро, чтобы хоть как-то завязать разговор.

– Каннингхэм. Алиса Каннингхэм, – ответила Алиса. – Я поняла, что вы знали Веру еще раньше, не так ли?

– Прошло более двадцати лет, – вздохнул Пуаро.

– Я нахожу, что она – хороший объект для изучения, – сказала Алиса. – С одной стороны, она интересует меня как мать человека, за которого я собираюсь выйти замуж, а с другой – я в ней заинтересована с профессиональной точки зрения, как психолог.

– В самом деле? – удивился Пуаро.

– Да, – ответила Алиса. – Я пишу книгу о криминальной психологии и считаю, что ночная жизнь этого заведения – яркая иллюстрация к моей книге. Сюда регулярно приходят несколько человек с уголовным прошлым. С некоторыми из них я уже беседовала о ранних годах их жизни. Вы все знаете о прошлом Веры, о ее криминальных наклонностях, я имею в виду, о том периоде, когда она воровала?

– Да, конечно, – растерялся Пуаро. – Я об этом знаю. Ну и что из этого?

– Я называю это комплексом сороки, – объяснила Алиса. – Сорока ведь хватает только блестящие вещи, но деньги – никогда. Вот и Вера. Она брала только драгоценности. Я узнала, что в детстве ее баловали, потакали ее капризам, и ей многое сходило с рук. Жизнь у нее была безопасной и скучной, а душа требовала драмы – ей недоставало наказания. В этом-то и кроется причина того, что она стала воровать. Ей хотелось быть важной, знаменитой, а для этого годились и плохие поступки.

– Но ее жизнь, – заметил Пуаро, – не была такой уж безопасной и скучной во время революции в России, не так ли?

Голубые глаза Алисы расширились от удивления.

– А-а… – сказала она. – Участник сопротивления режиму? Это она вам сама рассказала?

– Она – дворянка, – твердо сказал Пуаро, вспомнив некоторые подробности разговора с графиней много лет назад, когда она рассказывала ему о ранних годах своей жизни. – И во время революции жила в России.

– Каждый верит в то, во что ему хочется верить, – иронически произнесла Алиса, бросив на Пуаро профессиональный взгляд.

Пуаро встрепенулся. Не хватало еще, чтобы ему объясняли, каким комплексом страдает он сам. Он решил перенести сражение в лагерь противника. Ему нравилось общество графини (отчасти, конечно, из-за ее аристократического происхождения и умения подать себя), и он не хотел, чтобы какая-то девчонка в роговых очках и со степенью портила ему настроение.

– А вы знаете, мадемуазель, – сказал Пуаро, – что меня удивляет больше всего?

Алиса ничего не ответила, только иронически-снисходительно посмотрела на него.

– Меня удивляет, – продолжал Пуаро, – что вы, такая молодая и симпатичная девушка, которая могла бы выглядеть красивой и привлекательной, если бы захотела, этого желания не испытываете. Вы носите тяжелый клетчатый пиджак с большими карманами, как будто вы собираетесь держать в них клюшки для гольфа. Но в этом заведении нет площадки для игры в гольф. В этом зале температура около 35 °C, у вас на носу выступил пот, но вы даже не удосуживаетесь привести себя в порядок, попудрив его, да и губы вы красите только для видимости, а не для того, чтобы подчеркнуть красоту лица. Вы – женщина, но вы не хотите выглядеть женщиной. И это странно. Возникает резонный вопрос: «Почему?»

На какое-то время он почувствовал удовлетворение от смущения Алисы Каннингхэм. В ее глазах появились искорки гнева. Было видно, что она едва сдерживается, чтобы не ответить грубостью, но… сдержалась.

«Прекрасная выдержка, – подумал Пуаро. – Она далеко пойдет».

– Дорогой господин Пуаро, – сказала она. – Боюсь, что вы мыслите старыми, несовременными категориями. В настоящее время основную роль играют принципы, а не парадная амуниция.

В этот момент в зале появился темноволосый красивый мужчина. Алиса встрепенулась.

– Самый интересный тип из моей коллекции, – оживленно сказала она. – Пауль Вареско. Живет за счет женщин и имеет странные и дурные наклонности. Я хочу, чтобы сегодня он рассказал мне о своей гувернантке, которая ухаживала за ним, когда ему было три года.

Через несколько минут она уже танцевала с Паулем Вареско, который двигался божественно. Когда они, вальсируя, оказались около столика Пуаро, он услыхал:

– Вы говорите, что после лета, проведенного в Бог-норе, она подарила вам игрушечный кран? Кран, это точно? Очень интересно!

На какое-то время Пуаро пришла в голову мысль, что интерес Алисы Каннингхэм к личной жизни преступников может однажды закончиться тем, что ее изуродованное тело найдут в каком-нибудь лесу. Алиса сама ему не понравилась, но он честно признался себе, что эта неприязнь к ней была вызвана тем, что к нему, Эркюлю Пуаро, она не проявила никакого интереса, и он почувствовал себя немного уязвленным.