Текст книги "Выпуск II. Том 8"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

IV

День прошел спокойно. В гостинице, к счастью, оказалось достаточно продуктов, и администратор просил гостей не беспокоиться.

Пуаро попытался было побеседовать с доктором Люцем о проблемах психологии людей, но был отвергнут. Доктор сказал прямо, что психология – это не его профессия и обсуждать ее проблемы с любителями и дилетантами он не собирается. Он забился в угол и продолжил чтение все той же огромной немецкой книги по проблемам подсознания, которую он читал еще в вагончике фуникулера.

Пуаро вышел на улицу, а ноги сами повели его к кухне. Там он нашел старого Джаскеса, мужа кухарки, и попытался вызвать его на разговор, но тог оказался человеком угрюмым и молчаливым. Жена Джаскеса была более разговорчивой. Она объяснила Пуаро, что в гостинице большой запас консервов, но она не любит готовить из них, так как, во-первых, это дорого, а во-вторых, не очень вкусно и питательно.

Постепенно разговор перешел на тему об обслуживающем персонале. Кухарка сказала, что горничные и официанты обычно приезжают в начале июля, так что ближайшие две-три недели придется обходиться своими силами. Сейчас еще не сезон, и многие приезжают сюда отдохнуть, побродить по горам и, пообедав, уезжают обратно, поэтому она, ее муж и один официант легко справляются со своими обязанностями.

– У вас был какой-то официант до того, как пришел Густав? – спросил Пуаро.

– Да, был, – ответила кухарка, – но он совсем ничего не умел делать.

– А долго он здесь проработал? – поинтересовался Пуаро.

– Около недели, пока его не уволили, – объяснила кухарка. – Это было настолько естественно, что мы даже не удивились.

– И он не возражал? – спросил Пуаро.

– Конечно нет. Он ушел спокойно. А чего вы ожидали? – возмутилась женщина. – Ведь это гостиница высшего разряда, и работать здесь должны специалисты высшей квалификации.

– А куда он ушел? – спросил Пуаро.

– Роберт-то? – переспросила кухарка и пожала плечами. – Наверное, ушел туда, откуда пришел.

– А он уехал в фуникулере? – уточнил Пуаро.

– А как же иначе, – удивилась женщина. – Отсюда ведь нет другого пути.

– А кто-нибудь видел, как он садился в вагон? – настойчиво расспрашивал Пуаро.

– Ну, знаете ли, мосье, – возмутилась кухарка, – вы думаете, что нам нечего было делать и мы отправились провожать этого лентяя, который и работать-то толком не умеет. Нет! Мы его не провожали. У нас самих было дел по горло.

– Я так и думал, – успокоил ее Пуаро.

Он медленно двинулся дальше, намереваясь обогнуть здание. Гостиница была большая, но сейчас работало только одно крыло. В других крыльях гостиницы было много комнат, которые сейчас были закрыты. чтобы туда никто не заходил.

Пуаро обогнул угол и чуть было не наскочил на одного из мужчин-картежников с лошадиноподобными физиономиями. Это был щегольски одетый человек с бледным лицом. Сначала он посмотрел на Пуаро безразличным взглядом, потом на минуту выдавил из себя что-то наподобие улыбки, обнажив гнилые зубы, и… отвернулся.

Пуаро прошел мимо него и вдруг увидел идущую впереди мадам Грандьер. Пуаро ускорил шаг и поравнялся с ней.

– Вы не находите, мадам, – обратился к ней Пуаро, – что авария с фуникулером принесет нам массу неприятностей? Вас это не пугает?

– Меня это нисколько не волнует, – ответила она и, не глядя на Пуаро, вошла в гостиницу через маленькую боковую дверь.

V

Пуаро рано лег спать. Около полуночи его разбудил звук поворачиваемого в замке двери ключа.

Он сел на кровати, включил свет. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вошли трое картежников. Все они были навеселе. Лица простодушные и в то же время зловещие. Пуаро увидел, как в руках у них блеснули лезвия бритв.

Вперед вышел коренастый мужчина с нависшими бровями.

– Проклятый сыщик! – прорычал он.

Все трое приблизились к кровати.

– Парни, – глупо ухмыльнувшись, сказал один из них, – давайте порежем его на кусочки, а? Или сначала порежем ему физиономию, как тому, первому?

Они подошли поближе…

И вдруг как гром среди ясного неба раздалось:

– Оставьте его, ребята!

Бандиты повернулись кругом. В дверях с пистолетом в руке стоял Шварц. На нем была ночная полосатая пижама.

– Не трогайте его, парни, а то я в вас дырок понаделаю, а стреляю я хорошо, поверьте мне, – сказал он и нажал курок. Пуля просвистела возле уха одного из бандитов и попала в оконную раму.

Бандиты подняли руки, бритвы попадали на пол.

– Я могу вас попросить, господин Пуарьер? – обратился Шварц к Пуаро. – Обыщите, пожалуйста, этих джентльменов.

В мгновение ока Пуаро выскочил из постели, собрал холодное оружие с пола и профессионально обыскал бандитов, проверяя, нет ли у них другого оружия.

– А теперь кругом, марш! – скомандовал Шварц. В конце коридора направо есть чулан без окон. Как раз то, что вам нужно, господа, чтобы прийти в себя.

Он проводил бандитов в чулан и запер их на ключ.

– Вот видите, господин Пуарьер, – сказал он, повернувшись к Пуаро. – Теперь все в порядке. Вы знаете, когда я собрался ехать в Европу и сказал, что возьму с собой пистолет, мои друзья в Фаунтейн-Спринге осмеяли меня. А что получилось? Вы заметили, что за рожи у этих ублюдков?

– Дорогой Шварц, – сказал Пуаро. – Вы появились в самый нужный момент. Я ваш должник.

– Пустяки, – засмущался Шварц. – Куда мы пойдем сейчас? Надо было бы сдать этих парней в полицию, но, к сожалению, это невозможно. Трудная задача. Может быть, лучше обратиться к администратору?

– Нет, – сказал Пуаро. – Я думаю, сначала мы должны посоветоваться с официантом Густавом, го есть инспектором швейцарской полиции Дроуэтом. Он – настоящий детектив.

Шварц изумленно посмотрел на Пуаро.

Так вот почему они это сделали! – ахнул он.

– Что сделали? – не понял Пуаро.

– Вы – второй, кому эти бандиты нанесли свой визит, – пояснил Шварц. – Первым был Густав.

– Что-о?..

– Пойдемте, – сказал Шварц. – С ним сейчас доктор Люц.

Комната Дроуэта была наверху. Там уже находился доктор Люц, перевязывая лицо раненого.

Дроуэт лежал, слабо постанывая.

– А, это вы, господин Шварц? – сказал доктор. – Что они наделали, эти проклятые мясники! Кровожадные чудовища!

– Он жив? – спросил Шварц доктора.

– Он будет жить, но ему нельзя двигаться и разговаривать. Я перевязал раны, так что заражения не будет.

Все трое вышли из комнаты.

– Вы сказали, господин Пуарьер, что Густав – полицейский? – спросил Шварц.

Пуаро кивнул головой.

– Но что он делал здесь, в Рочерс-Нейджес? – удивленно спросил Шварц.

В нескольких словах Пуаро объяснил ситуацию:

– Он выслеживал очень опасного преступника Марраскауда.

– Марраскауда? – повторил доктор Люц. – Я читал об этом в газетах. Хотел бы я на него посмотреть. Меня интересует его детство и причины, которые сделали его ненормальным.

«Что касается меня, – подумал Пуаро, – я предпочел бы знать, где он находится сейчас».

– А среди тех грех бандитов, которых я запер в чулане, его нет? – спросил Шварц.

– Может быть, – ответил Пуаро, – очень может быть, но я не уверен. Одну минуточку…

Он вдруг остановился, уставившись на темные пятна на ковре. Пятен было много.

– Следы, – сказал Пуаро. – Кровавые следы, и ведут они в нежилое крыло гостиницы. Быстрее туда, как можно быстрее.

Все последовали за ним через вращающуюся дверь и длинный пыльный коридор. Свернув за угол, они подошли к полуоткрытой двери, к которой вели следы.

Пуаро толкнул дверь, вошел и, пораженный, застыл на месте.

Комната была спальней. Кровать была разобрана, на столике стоял поднос с остатками пищи.

Посредине комнаты лежал мужчина. Он был выше среднего роста, все тело его, а также лицо и голова были изрезаны с дьявольской жестокостью.

Шварц приглушенно вскрикнул и отвернулся. Вероятно, ему стало плохо.

Доктор Люц выругался по-немецки.

– Кто этот парень? – спросил Шварц. – Вы не знаете?

– Я думаю, – сказал Пуаро, – что это – Роберт, бывший официант-неудачник.

Доктор Люц подошел поближе, наклонился над телом. На груди мертвеца была приколота записка, написанная чернилами: «Марраскауд не будет больше убивать, грабить своих товарищей он тоже не сможет».

– Марраскауд? – воскликнул Шварц. – Так это Марраскауд! Но что он делал здесь? И почему вы называете его Робертом?

– Он выдавал себя за официанта и оказался очень плохим работником, – объяснил Пуаро. – Таким плохим, что, когда его уволили, никто и не удивился. Он ушел предположительно в Алдерматт. Но никто не видел, как он уходил.

– Как вы думаете, что произошло? – спросил доктор Люц своим громовым голосом.

– Теперь я могу, – сказал Пуаро, – объяснить, почему так был озабочен администратор гостиницы, когда мы прибыли сюда. Марраскауд, очевидно, предложил ему огромную сумму денег, чтобы спрятаться в этом нежилом помещении.

И задумчиво добавил:

– Но администратор не очень-то этому обрадовался.

– И Марраскауд продолжал жить в этой комнате, и о его пребывании здесь знал один только администратор? – спросил Шварц.

– Похоже на то, – задумчиво ответил Пуаро.

– Но почему его убили? – спросил доктор Люц. – И кто?

– Я думаю, об этом легко догадаться, – воскликнул Шварц. – Он должен был поделить деньги с членами своей банды. Он их обманул и приехал сюда, чтобы отсидеться. Думал, что в таком месте они его искать не станут, и ошибся: его выследили и убили.

Он потрогал носком ботинка мертвое тело.

– Об этом говорит и эта записка, – добавил он.

– Значит, это была не такая встреча, как мы думали, – задумчиво сказал Пуаро.

– Эти «как» и «почему», – возмущенно начал доктор Люц, – очень интересны, но давайте вернемся к создавшейся ситуации. У нас есть труп и один раненый, а у меня нет достаточного запаса медикаментов. К тому же мы отрезаны от внешнего мира! Надолго?

– Кроме того, – добавил Шварц, – у нас в чулане сидят трое бандитов. – Да-а-а… ситуация довольно интересная.

– Что же делать? – повторил доктор Люц.

– Прежде всего, – сказал Пуаро, – нужно найти администратора. Он не преступник. Он просто жаден на деньги. Он – трус и сделает все, о чем мы его попросим. У наших друзей, Джаскеса и его жены, я думаю, найдется крепкая веревка, чтобы связать этих трех прохвостов, а пистолет Шварца поможет нам умерить их прыть, пока не подоспеет помощь.

– А я? – спросил доктор Люц. – Что буду делать я?

– А вы, доктор Люц, – мрачно и твердо сказал Пуаро, – сделаете все возможное и невозможное, чтобы ваш пациент был здоров. И будем ждать, так как больше нам ничего не остается.

VI

Через три дня рано утром перед гостиницей появилась группа людей.

Пуаро сам открыл им дверь.

– Добро пожаловать, господа, – радушно приветствовал он их.

Комиссар полиции Лементейл заключил Пуаро в объятия.

– Как я рад нашей встрече, господин Пуаро, – восторженно начал комиссар. – Вы здесь такое пережили, а мы внизу очень волновались, не зная, что у вас происходит, но надеялись на лучшее. Никакой связи, никакого сообщения. Но в отношении гелиографа[16] вы сообразили хорошо, просто гениально. Вы просто молодец, господин Пуаро!

– Что вы, мосье комиссар, – засмущался Пуаро. – Я здесь ни при чем. Просто когда человек не может ничего придумать сам, он обращается за помощью к природе. А солнце здесь, на горе, светит целый день.

Все вошли в гостиницу.

– Вы не ожидали нас? – спросил комиссар.

– Так скоро – нет. Мы не ожидали, что фуникулер восстановят так быстро.

– Поимка Марраскауда, – сказал комиссар Лементейл, – наша большая удача. А вы уверены, что это действительно Марраскауд?

– Уверен, – твердо сказал Пуаро. – Пойдемте.

Они пошли наверх. Когда они начали подниматься по лестнице, дверь одной из комнат открылась, и из нее вышел Шварц. Увидев группу людей, он застыл на месте.

– Кто это? – спросил он. – Я услыхал голоса и вышел посмотреть.

– Помощь пришла. Пойдемте с нами, господин Шварц. Настал великий момент, – сказал Пуаро и начал подниматься по ступенькам.

– А куда мы идем? – с любопытством спросил Шварц. – Навестить Дроуэта? Между прочим, как он себя чувствует?

– По сообщению доктора Люца, – весело сказал Пуаро, – его больной быстро поправляется.

Подойдя к комнате, Пуаро настежь распахнул дверь. Все вошли.

– Вот ваш «дикий кабан», господин комиссар! – торжественно сказал Пуаро. – «Дикий кабан» по имени Марраскауд. Берите его живым и постарайтесь сделать так, чтобы он не избежал гильотины.

Услыхав это, человек на кровати, голова которого была вся обмотана бинтами, хотел вскочить, но – поздно: его уже держали за руки пришедшие с комиссаром люди в штатском.

– Но это же официант Густав, полицейский-детектив Дроуэт! – воскликнул пораженный Шварц.

– Вы правы, господин Шварц, – сказал Пуаро. – Эго – Густав, но не Дроуэт. Дроуэт был первым официантом, которого звали Робертом. Марраскауд схватил его, связал и держал в нежилой комнате гостиницы, а потом зверски убил в тот вечер, когда на меня напали бандиты и когда вы меня спасли.

VII

После завтрака Пуаро рассказывал ошеломленному американцу.

– В любой профессии, дорогой Шварц, – начал Пуаро, – есть тонкости, которые знакомы специали-стам только данной профессии… Вы конечно же знаете, что Густав не был профессиональным официантом, он этого не скрывал и сам в этом признался. По он не был и настоящим полицейским, хотя и пытался мне это внушить, – это я понял сразу же, так как всю свою жизнь работал в контакте с полицией. Для любителей он мог сойти за полицейского, но для человека, который сам почти полицейский, – никогда.

– Поэтому, – продолжал Пуаро, – я сразу же заподозрил неладное. В тот вечер, когда мы приехали, я был начеку и не стал пить кофе за ужином, я его просто вылил в раковину. Поздно ночью ко мне в комнату кто-то вошел, вошел спокойно, не боясь, что его услышат, уверенный, что человек, комнату которого он обыскивает, спит непробудным сном, так как выпил кофе, в который он предварительно подсыпал снотворное. Он проверил все мои вещи и нашел письмо там, куда я его специально для него положил, – в бумажнике. И утром, как ни в чем не бывало, Густав принес мне кофе в постель. Он обратился ко мне по имени и уверенно играл выбранную роль. Но он обеспокоен тем, что полиция знает, где он, а это для него – провал. Это нарушает все его планы, так как он попал в ловушку.

– Но зачем, черт побери, он сюда забрался? – спросил Шварц. – Это же глупо!

– Это не так глупо, как вы думаете, господин Шварц, – улыбнулся Пуаро. – Ему во что бы то ни стало нужно было найти уединенное место, хотя бы у черта на рогах, где бы он мог спокойно, без помехи встретиться с нужным ему человеком.

– С каким еще человеком? – удивился Шварц.

– С доктором Люцем, – ответил Пуаро.

– С доктором Люцем? – не поверил молодой человек. – Он что, тоже бандит?

– Нет-нет… – успокоил его Пуаро. – Он действительно настоящий доктор, даже с мировым именем, но не невропатолог и не психолог, а хирург, специалист по пластическим операциям. За очень большие деньги он согласился приехать сюда и сделать Марраскауду пластическую операцию лица. Он подозревал, что этот человек – преступник, но деньги соблазнили его. Он не посмел принять этого человека у себя в клинике, а приехал сюда, в это уединенное место, где нет людей. Администратору была предложена взятка, тот согласился, и все было бы хорошо, если бы не предательство одного из людей Марраскауда.

Шварц слушал Пуаро затаив дыхание.

– Марраскауд прибывает в Рочерс-Нейджес первым, – продолжал Пуаро, – и, не найдя своих телохранителей, решает действовать сам. Полицейского, который работает официантом, он хватает, связывает и запирает в нежилом крыле гостиницы, а сам занимает его место. Бандиты ломают фуникулер, потому что теперь им во что бы то ни стало нужно выиграть время.

Пуаро замолчал, лицо его нахмурилось.

– Вечером следующего дня Дроуэта зверски убивают, а на его труп кладется записка, подтверждающая, что убитый – Марраскауд. Бандиты надеялись, что к тому времени, когда фуникулер будет восстановлен, им удастся похоронить Дроуэта, выдав его за Марраскауда. Доктор Люц тут же делает пластическую операцию. Теперь на их пути остается только один человек – Эркюль Пуаро. Бандиты врываются в мою комнату, чтобы убить меня. Но благодаря вашей помощи, мой друг, – он поклонился Шварцу, – я остался жив.

– Вы – Эркюль Пуаро? – ахнул Шварц. – Знаменитый сыщик?

– Если вы ничего не имеете против, мой друг! – улыбнулся Пуаро.

– И вы с самого начала знали, – спросил Шварц, – что убитый человек был не Марраскауд?

– Конечно, – сказал Пуаро.

– Но почему вы не сказали сразу? – удивился Шварц.

Лицо Пуаро посуровело.

– Я хотел передать полиции живого Марраскауда, – сказал Пуаро и процитировал:

«Долго преследовал кабана Геракл и наконец загнал его в глубокий снег на вершине горы. Кабан увяз в снегу, а Геракл, бросившись на него, связал его и отнес живым в Микены».

– И завершился четвертый подвиг Геракла поимкой живого эриманфского кабана! – закончил Пуаро свой рассказ.

Авгиевы конюшни[17]

I

– Ситуация, господин Пуаро, очень щекотливая… – начал сэр Джордж, министр внутренних дел Великобритании.

На лице Пуаро промелькнула легкая улыбка. Он хотел сказать: «Все так считают», но передумал. Вместо этого он изобразил крайнюю степень внимания.

Сэр Джордж Конвей продолжал говорить. Фразы из его уст сыпались как из рога изобилия. Он упомянул о сложном положении, в котором находилось правительство, об интересах общественности, о солидарности всех членов партии перед лицом опасности, о необходимости выступить единым фронтом, о влиянии прессы и о благосостоянии народа.

Говорил он много, но по делу, в сущности, ничего. Пуаро чувствовал, что его так и тянет зевнуть во весь рот. Подобное чувство у него возникало не раз, когда ему приходилось читать протоколы парламентских дебатов. Но тогда он мог зевать сколько угодно.

И он заставлял себя слушать собеседника. В то же время он испытывал сочувствие к своему собеседнику, который хотел ему что-то рассказать, но в какой-то момент потерял нить повествования. Слова для Джорджа Конвея стали средством сокрытия фактов, а не обнаружения их. В этом он был большим специалистом: говорить так, чтобы его речь ласкала ухо слушателя, но при этом не раскрывала никаких мыслей.

Слова лились и лились из уст сэра Джорджа. Он, бедный, уже весь покраснел от натуги, но остановиться не мог. Он бросил отчаянный взгляд на высокого человека, пришедшего с ним и до сих пор молчаливо сидевшего у стола.

– Ладно, Джордж, достаточно, – остановил наконец сэра Джорджа другой мужчина. – Дальше я продолжу сам.

Это был Эдвард Ферьер, премьер-министр Великобритании, который очень интересовал Пуаро. Этот интерес вызвала случайная фраза, которую бросил его восьмидесятидвухлетний друг, профессор Фергус Маклеод. Как-то раз профессор, закончив писать заключение о химическом анализе вещества, найденного в ходе расследования дела, связанного с отравлением, перешел к вопросу о политике. Он сказал, что когда знаменитый и всеми уважаемый Джон Хаммет (ныне лорд Корнуорти) ушел в отставку по состоянию здоровья, то формирование нового состава кабинета министров было поручено зятю Джона Хаммета, Эдварду Ферьеру, а тому в это время было около пятидесяти лет (весьма молодой возраст для премьер-министра). И в конце разговора сказал: «Выбор правильный. Ферьер был моим студентом, и я считаю его благоразумным человеком».

Всего одна фраза, но в устах его друга она прозвучала как похвала. Если Маклеод назвал человека благоразумным, то это означало для Пуаро больше, чем шумиха и восхваление в прессе.

Это совпадало, и справедливо, с общей оценкой личности Ферьера. Его считали не столько умным политическим деятелем, блестящим оратором, человеком больших знаний, сколько просто благоразумным. Эдвард Ферьер был воспитан на британских традициях, он долгое время был правой рукой своего предшественника, – словом, он тот человек, которому можно доверить управление страной, идущей по пути, проложенному Джоном Хамметом.

Сам Джон Хаммет был весьма уважаемой личностью, о нем много писали в прессе. Он стал символом британского духа для всех англичан. Люди говорили: «Все знают, что Хаммет честен». И верили ему. О нем ходили многочисленные легенды: о его простом образе жизни, о его любви к садоводству. Подобно трубке Болдуина[18] или зонтику Чемберлена[19], существовал плащ Хаммета. Он всегда надевал его, появляясь на людях. Этот плащ служил символом честного человека, символом английского климата, символом рассудительности и предусмотрительности англичан и приверженности их к старым вещам.

Более того, Джон Хаммет был прирожденный оратор, то есть он мог найти путь к сердцу простого англичанина. Иностранные политические деятели критиковали Джона Хаммета за его речи, считая их лицемерными и чересчур напыщенными. Сам Хаммет не возражал против такого мнения, но продолжал произносить свои речи все в том же духе.

Кроме всего прочего, Джон Хаммет обладал приятной наружностью. Это был высокий, хорошо сложенный светловолосый мужчина с голубыми глазами. Его мать была датчанкой, и сам он долгие годы был первым лордом Адмиралтейства, в связи с чем получил прозвище «Викинг».

Когда же здоровье пошатнулось, он стал задумываться над тем, кому передать бразды правления. Кто будет его преемником? Слишком умный лорд Чарлз Делафилд? (Слишком умен – Англии слишком умные не нужны, еще заведут не туда, куда надо.) Эван Уиттлер? (Умен, но не всегда разборчив в средствах для достижения цели.) Джон Поттер? (Очень уж любит власть, еще, не дай Бог, станет диктатором, а нашей стране диктаторы не нужны.)

Поэтому многие вздохнули с облегчением, когда новый кабинет министров поручили сформировать Эдварду Ферьеру, а сам Ферьер стал премьер-министром, преемником Хаммета.

Эдвард Ферьер подошел для этой должности по всем статьям. Он обучался у старого Хаммета, был его правой рукой и женат на его дочери. Словом, все решили, что у него должно «пойти».

Пуаро с любопытством изучал спокойное смуглое лицо премьера, говорившего низким приятным голосом.

– Возможно, господин Пуаро, – начал премьер-министр, – вы знакомы с еженедельником «Экс-рей ньюс»?

– Да, – ответил Пуаро. – Доводилось почитывать этот журнальчик.

– Тогда вы более или менее знаете, – сказал Эдвард Ферьер, – какие новости они печатают. Как правило, материалы, близкие к клевете. Небольшие заметки или статейки сенсационного характера. Некоторые из них правдивые, некоторые – безвредные, но всегда содержат пикантные подробности. Но иногда…

Он остановился, как бы запнувшись на слове.

– Но иногда, – сказал премьер, голос его слегка задрожал, – иногда кое-что серьезное.

Он опять замолчал.

– В течение прошедших двух недель, – продолжал премьер, – в этом еженедельнике время от времени стали появляться заметки с намеками на предстоящую публикацию разоблачений каких-то скандальных историй в «высших эшелонах власти», связанных с коррупцией и взяточничеством.

– Обычная уловка, – сказал, пожимая плечами, Пуаро. – Когда эти разоблачения появятся в печати, читатели будут разочарованы.

– Этими разоблачениями, – сухо сказал премьер, – они разочарованы не будут.

– В таком случае, – сказал Пуаро, – вы знаете, о каких разоблачениях будет идти речь?

– О большей части знаю, – сказал премьер.

Он немного помолчал, а потом острожно, по порядку начал свой рассказ.

Это действительно был Клондайк для газетчиков, особенно для такого еженедельника, как «Экс-рей ньюс», специализировавшегося на скандалах: обвинения в бесчестных поступках, жульничестве, надувательстве граждан, растрате огромных партийных фондов. Особенно много обвинений было против бывшего премьер-министра Джона Хаммета – они показывали, насколько бесчестным, циничным мошенником и обманщиком он был, как он использовал свое высокое положение, чтобы нажить огромное состояние.

Наконец премьер-министр закончил свой рассказ. Министр внутренних дел сэр Джордж поморщился, как от зубной боли.

– Это чудовищно! – взорвался он. – Это бесчеловечно – печатать такие материалы! Да этого пройдоху Перри, издателя «Экс-рей ньюс», надо пристрелить, как собаку.

– Вы уверены, господин премьер-министр, – спросил Пуаро, – что эти так называемые разоблачения должны появиться на страницах именно «Экс-рей ньюс»?

– Да, – ответил премьер.

– Какие шаги вы собираетесь предпринять? – поинтересовался Пуаро.

– Они собираются начать с личности Джона Хаммета, – сказал премьер. – Он мог бы подать на них в суд за клевету…

– Но он этого не сделает? – догадался Пуаро.

– Нет, – твердо сказать премьер. – Не сделает.

– Почему? – удивился Пуаро.

– Этого процесса очень хотела бы редакция «Экс-рей ньюс», – ответил премьер. – Публикация материалов даст им огромную популярность, потому что их защита будет иметь подлинные материалы, а к самому процессу будет привлечено огромное внимание.

– Но если редакция «Экс-рей ньюс» проиграет этот процесс, – сказал Пуаро, – то она понесет огромные убытки, может даже обанкротиться.

– Они вряд ли проиграют дело, – возразил Ферьер.

– Почему вы так думаете? – удивился Пуаро.

– Премьер-министр так считает, – начал было сэр Джордж, – потому что…

– Потому что они собираются печатать правдивые сведения, – перебил его премьер-министр.

Услышав такое откровенное признание из уст премьера, сэр Джордж даже закашлялся.

– Эдвард! – закричал он. – Друг мой, что вы такое говорите? Вы…

На озабоченном лице премьер-министра появилось что-то наподобие улыбки.

– К великому сожалению, Джордж, – сказал он, – бывают моменты, когда необходимо говорить только правду. Сейчас именно такой момент.

– Вы, разумеется, понимаете, господин Пуаро, – опять начал было сэр Джордж, – что все, сказанное в этой комнате, – большой секрет. Ни одного слова…

Премьер-министр перебил его.

– Господин Пуаро это прекрасно понимает, – сказал он. – Он может не понимать только одного: на карту поставлено будущее нашей партии. Джон Хаммет, господин Пуаро, – это совесть нашей партии. Он олицетворял для людей то, что мы называем порядочностью и честностью. Никто нас никогда не считал умными политиками. Мы путались и ошибались, но старались делать то, что мог ли. Мы стремились быть честными. Наша трагедия сейчас в том, что наш идеал, наш идол, самый честный человек во всей партии неожиданно Для многих может оказаться одним из самых больших мошенников нашего поколения.

Сэр Джордж опять недовольно закашлялся.

– Вы, господин премьер-министр, – спросил Пуаро, – раньше ничего об этом не знали?

Слабая улыбка снова появилась на усталом лице премьера.

– Вы мне можете не верить, господин Пуаро, – сказал он, – но я, как и многие другие, был обманут. Раньше я не понимал странной сдержанности моей жены по отношению к отцу как к политическому деятелю. Теперь я это понимаю. Она хорошо знала черты его характера – непорядочность и корыстолюбие.

Он замолчал.

– Когда я узнал правду, – продолжал премьер, – я был потрясен. Я настоял, чтобы мой тесть немедленно ушел в отставку, притворившись серьезно больным. И мы начали потихоньку избавляться от этой грязи.

– Начали чистить наши авгиевы конюшни, – подал реплику сэр Джордж.

– Как вы сказали? – заинтересованно спросил Пуаро.

– Наши авгиевы конюшни, – повторил сэр Джордж.

– Боюсь, что расчистка наших авгиевых конюшен, – хмуро заметил премьер, – потребует титанических усилий Геракла. Если правда станет известна широкой общественности, то я предвижу следующие события: правительство уходит в отставку, назначаются новые всеобщие выборы и к власти, возможно, придет партия Эверхарда. Вам знакомы его взгляды, господин Пуаро?

Пуаро не успел ответить.

– Авантюрист этот Эверхард, – возмущенно выдохнул сэр Джордж. Чистой воды авантюрист.

– Эверхард умен, – мрачно сказал премьер, – но он опасный политик, честолюбивый, давно вынашивающий воинственные планы. Это будет уже готовый диктатор.

Пуаро понимающе кивнул головой.

– Если бы эту историю можно было как-то замять… – сказал сэр Джордж.

Премьер-министр пожал плечами. В его движении чувствовалась безнадежность.

– Вы не верите, – спросил Пуаро, – что это дело можно как-то уладить?

– Я попросил вас прийти, господин Пуаро, – сказал премьер-министр, – чтобы вы трезво оценили ситуацию. Вы – моя последняя надежда. В моем понимании это – гиблое дело: слишком много людей знают об этом. Я думаю, из создавшейся ситуации есть два выхода. Первый – это использовать силу, чтобы пресечь источник распространения инфрмации, и второй – попробовать выкупить документы, имеющиеся в редакции «Экс-рей ньюс». Сэр Джордж сравнил нашу проблему с чисткой Гераклом авгиевых конюшен. Для этого нужен, господин Пуаро, стремительный поток реки, то есть нужно использовать естественные силы природы, но это… нереально.

– Чтобы справиться с вашим делом, – улыбнулся Пуаро, – нужен Геракл… А меня зовут Эркюль, что в переводе с французского означает Геркулес, Геракл.

– А вы можете совершать чудеса, господин Геркулес-Геракл? – иронически спросил сэр Джордж.

– Вы послали за мной, господин премьер-министр, – не обращая внимания на реплику сэра Джорджа, улыбнулся Пуаро, – надеясь, что я каким-то образом смогу вам помочь, не так ли?

– Это так, – согласился премьер. – Я подумал, что если спасение и возможно, то решение должно быть неординарным и фантастичным, то есть неожиданным для противника.

Он замолчал, обдумывая сказанное.

– Но возможно, господин Пуаро, – продолжал он через некоторое время, – вас смущает этическая сторона этого дела. Джон Хаммет – преступник и мошенник, поэтому легенду о его былой честности нужно развенчать. Можно ли построить честный дом на нечестном фундаменте? Я не знаю. Во всяком случае я попытаюсь это сделать. Он горько улыбнулся. Видите, господин Пуаро, когда политический деятель хочет остаться у власти, он для этого всегда находит высокоидейные мотивы.

Пуаро встал.

– Господа! – сказал он. – Честно говоря, опыт моего личного общения с политическими деятелями не вызвал у меня большого восхищения ими. Если бы У власти был Джон Хаммет и он попросил меня об этой услуге, я бы и пальцем не пошевельнул, чтобы помочь ему. Да, я бы не пошевелил и мизинцем. Но вы… вы – другое дело, господин премьер-министр… Один мой старинный друг, величайший ученый нашего времени, как-то в разговоре со мной сказал, что вы достаточно благоразумный политический деятель. И поэтому я сделаю все, чтобы вам помочь.

Он поклонился и вышел из кабинета.

– Наглец! – прорычал сэр Джордж. – Ну и наглец!

– Ничего подобного, – остановил его премьер. – Он сделал мне комплимент.