Текст книги "Свобода"
Автор книги: Афаг Масуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
– Отсутствуют двое, господин Генерал... Один – отец лейтенанта Муслимова... Он тяжело болен... после гибели сына совсем сдал. И еще не явилась вдова полковника Сеидова...
Мужчина сел.
Он поморщился и потер зачесавшуюся щеку.
– И она больна?..
– Нет... она здорова... – ответил кто-то.
– А почему ее нет?.. – спросил он, чувствуя, что здесь он, кажется, переборщил...
Гости снова стали растерянно переглядываться, пожимать плечами, кто-то опустил голову, другие, испугано глядя на него, отвечали:
– Не знаем...
...Вернувшись к себе, почувствовал странное головокружение. Такого давно не бывало. Еще в коридоре он отпустил помощника, не оборачиваясь, бросил через плечо:
– Спокойной ночи...
– И вам спокойной ночи, господин Генерал, завтра...
– Ровно в десять...
– Слушаюсь... До свидания, господин генерал.
... Телохранители – дюжие парни с телами атлетов – все еще беззвучно шли за ним по мягкому ковру. Так же, не оглядываясь, он бросил им:
– Спокойной ночи... – Но шаги, как тени, сопровождающие его, не стихали.
Он остановился, обернулся, телохранители от неожиданности оказались прямо перед ним, и, глядя в их разрумянившиеся от жары лица, сказал:
– Спокойной ночи, ребята...
– И вам спокойной ночи, господин Генерал...
Прошел в свою комнату. Из-за двери сначала доносились голоса телохранителей, что-то тихо обсуждавших между собой, потом все стихло.
Он переоделся в удобный, мягкий халат, прошел в ванную комнату, открыл воду.
Чувствуя, остужающие лицо, шею холодные струи, он вспомнил времена, когда морозными утрами уплывал в ледяной воде чуть ли не к горизонту, пока не краснела кожа и не перехватывало дыхание...
И вдруг тело его омыла сладкая волна тех, полных страстей и неистовства, опасностей и риска лет...
Потом, долго глядя в зеркало, встроенное в стену ванной, и зачесывая назад влажные волосы, всмотрелся в свое лицо, кажущееся в халате неуклюжим тело...
...В глубине глаз виднелся темный путь, ведущий в неприкосновенные, глубинные, тайные уголки...
...Пройдя в комнату, сел перед телевизором, включил его и раскрыл одну из газет, лежащих рядом на столике.
На первой полосе была его фотография на фоне знамени, на развороте его выступление. В первый раз в жизни собственное лицо на фотографии показалось ему бессмысленным... Отбросил газету...
...По телевизору шли новости... Диктор говорила о жертвах трагедии в казарме, затем на экране пошли лица погибших. А потом вдруг на лице диктора появилась какая-то кротость, или это только показалось ему. С едва различимой улыбкой диктор говорила:
– Сейчас вы увидите краткий репортаж со встречи с семьями погибших...
...Репортаж начался с кадров, где он широкими шагами входит в здание... Вот он говорит, не опираясь на трибуну, держится ровно, как перед присягой, за кадром слышался голос диктора.
И тут он вспомнил, о чем думал в ту минуту, когда, еще не увидев Ее, начал говорить о причинах трагедии... Он думал о том, как накануне вынужден был принимать хирурга-академика.
Утомленно думал о выражении вины на лице академика, о его еще не известных ему грехах, о воздухе в зале, где он выступал, о необходимости расследовать эту ужасную трагедию...
... Вот крупным планом его лицо... Затем крупные планы людей, слушающих его. Но они не столько слушали, сколько смотрели на него. Словно разглядывали небывалый экспонат, что-то пытались понять.
... И вдруг ему стало жаль этого человека, который в поселке вдали от города, из полуразрушенного здания театра, растущего среди глины, смотрел на него ясными серыми глазами на ни кого не похожем лице и говорил какой-то частью своего голоса – самого себя... Чего хочет этот человек?..
... В другой части выступления лицо его изменилось...
... Он придвинул кресло поближе, надел очки.
... Лицо его явно изменилось. Глаза напряглись, кожа как будто туго натянулась...
"...Сложные узоры положительных реакций организма порождаются сложнейшими химическими элементами. Это чудодейственный эликсир молодости, продлевающий жизнь человека..."
...Эти слова, кажется, сказала диктор за кадром... Или ему послышалось?!. Может, когда-то где-то прочитанный текст, как и другие цитаты, всплывавшие в памяти, пришли на помощь?!.
... После его беззвучного выступления пошли кадры встречи с родными жертв трагедии. Затем эпизод внезапно оборвался, и пошли кадры, на которых он подходил к машинам, стоящим перед зданием, и репортаж на этом закончился. На экране появилось довольное лицо диктора.
...Он откинулся на спинку кресла и потер ладони. Одна была горячей, другая – холодной...
... Старый повелитель с холодными, ничего не выражающими глазами на утомленном лице, тяжелыми усталыми шагами входивший в здание театра, за каких-нибудь два часа преобразился в бодрого человека средних лет с сиявшей в глазах радостью жизни...
Сейчас он знал лишь одно – он хотел видеть Ее, надолго погрузиться в глубину ее родных, теплых глаз, снова услышать этот голос...
...На экране показывали виноградники, глотая окончания слов, диктор говорила:
– ...Из-за войны в этом году, как и в прошлом, вновь ожидается низкий процент производства продукции виноградарства и виноделия...
...Раздраженно стал перебирать в памяти все, что предстояло сделать на этой неделе: куда должен поехать, с кем говорить, о чем вступать... Зачем ему все это?!. Что это, усталость?.. Или что-то, долгие годы прочно укреплявшее его тело, дела, дух, ослабло и стало распускаться, как нитка на чулке?!. Ему хотелось покоя. Точнее, он только теперь ощутил, как нужен ему покой...
И вдруг возникло ощущение, что об этом он уже кому-то говорил...
...Раздался осторожный стук в дверь.
– Войдите... – сказал он и подумал. что если это опять телохранители...
– Простите... господин Генерал...
– Кто ты такой?
– Я... – Вошел военный и, застыв у дверей, не мигая, смотрел на него: – Ваш селектор не отвечал... я подумал... Я – начальник вечерней смены.
– Вечерней смены? Чего?..
– Караула, господин Генерал... Начальник смены вечернего караула.
– Что тебе надо?..
– Какая-то женщина... Хочет вас видеть...
– Женщина?.. Что за женщина?!. – переспросил и почувствовал, что смутился.
Словно приободренный вопросом, начальник караула шагнул вперед:
– Ее фамилия Сеидова, господин Генерал. У нее есть документы. Я проверил. Говорит, вы приглашали... она, говорит, опоздала... Говорит, на прием опоздала, просит простить ее...
... Волнение, зародившееся где-то в ступнях, холодной волной поползло к коленям.
– Где она?.. – спросил он, дернувшись, чтобы встать. но сдержался.
А начальник смены, видно, от растерянности все еще молча смотрел на него.
– Где она, я спрашиваю?..
– Внизу, господин Генерал...
– Пропустите...
– Прямо сюда?..
– Да, сюда...
– Прямо сейчас?..
Он обернулся, чтобы посмотреть на начальника смены, но тот уже испарился.
...Отшвырнув халат и торопливо одеваясь, он думал – может, Она из-за этого и не пришла на банкет?..
...В дверь опять осторожно постучали.
– Войдите... – Он уже тщательно одетый и аккуратно причесанный сидел в кресле.
...Дверь отворилась и вошла Она...
Опять в том же черном шелковом платье Она вошла и, остановившись у двери, тем же знакомым голосом сказала:
– Добрый вечер...
Он поднялся и тяжелыми шагами подошел к ней.
– Добрый вечер... Проходите, пожалуйста... Садитесь, где вам будет удобней... Прошу вас, чувствуйте себя свободно...
– Я...
...Женщина очень волновалась. Он это почувствовал, как только она появилась по ее побледневшему лицу, нервно сжатым рукам, дрожи в голосе...
– Простите меня за опоздание... – проговорила она и, умолкнув, опустила глаза.
– Так даже лучше... Можно познакомиться поближе... – ответил он и вдруг, замолчав. понял, что ему нечего сказать ей... и вообще, куда-то исчезли все слова...
... Он поспешно выключил телевизор, но, взглянув на Нее, тут же пожалел об этом. Наступившая в комнате тишина, словно усиливала напряжение...
– Расскажите, пожалуйста, о себе. Расскажите, как живете, какие у вас проблемы... – говорил он, думая, что говорит совсем не то... Почему он вдруг растерялся?.. Разве не он мог видеть самые тонкие, самые потаенные нити женской души, разве не он угадывал их настроение по одному блеску их глаз?..
Женщина продолжала, не отрываясь, смотреть в одну точку на ковре, казалось, она собирается что-то сказать...
– ...Для этого, собственно, и был устроен прием, на который вы опоздали...
"...Без тебя этот прием стал всего лишь болотом, смердящим гнилостью и сыростью..."
... Эти слова прозвучали где-то в самой его глубине... Может быть, именно эти слова, рвущиеся из тайных, неизвестных глубин, он и должен сказать Ей?..
–... проявить об этих людях, в том числе и о вас, заботу наш, лично мой и государства долг...
... Какие тайные пути привели Тебя сюда в эту ночь?.. Кто направил Тебя сюда?..
После долгой паузы женщина подняла голову и, как днем, взглянула ему прямо в глаза, проникая сквозь зрачки в самое сердце, в самые неприступные уголки...
– У меня нет никаких проблем, – сказала она – ... просто нехорошо вышло, что я не пришла... – она опять нервно затеребила маленькие белые ручки, – поэтому и решила... Пришла поблагодарить вас... – она поднялась и слегка покраснела... – благодарю вас за заботу...
...Он словно внутренне споткнулся... Тоже встал, подошел к женщине и, пожимая ее руку, сказал:
– Это наш долг...
... Рука женщины была мягкой и теплой, он ощутил шелковистую гладкость ее кожи...
Голова закружилась... рука обвила ее талию... щека коснулась ее щеки... губы скользнули по ее уху.
– Кто ты?.. – прошептал он.
Женщина не шевельнулась, спрятав лицо на его шее, она дышала тихо, как зайчик... Потом вдруг, прижав губы к его уху, зашептала:
– Уже все закончено... Оттуда виден весь город, вся страна... И море видно. И волны, и рыбы, и их внутренности...
... Ее горячие губы жгли ухо
– Что ты говоришь?.. – он с трудом ворочал онемевшим языком, – какое море, какие рыбы?..
И вдруг что-то молнией пронзило мозг... Или это за окном сверкнула молния?!. Он отстранил женщину от себя и с трепетом спросил:
– О чем ты?.. Что ты хочешь этим сказать?..
– Ты прекрасно знаешь сам... – лицо женщины преобразилось.
От прежнего выражения невинности не осталось и следа. Она была права... Он знал, о чем речь... О мавзолее...
За окном опять сверкнула молния... Казалось, она вырвалась и из черных. больших глаз женщины...
... Звук селектора разбудил его...
... Передачи закончились и по экрану телевизора мелькали черно-белые полосы. он посмотрел на часы...
... Скоро должно было наступить утро...
***
...Помощник опять сидел вполоборота на переднем сидении и, следя за дорогой, говорил:
– Послы просят о срочном приеме... Просят, чтобы вы сегодня непременно приняли их...
Ему представились бесстрастные лица послов. Опять эти иностранные чиновники, похожие на целлулоидные игрушки с электронной походкой, синтетическим запахом придут на прием, говоря о каких-то мелочах, по несколько раз повторяя переводчику одну и ту же фразу, будут мучить его...
– Пусть подойдут в одиннадцать...
– Военная коллегия...
– Туда я не пойду... что там еще?!.
... Эту военную коллегию – оставшееся от прежнего правительства сборище безграмотных, не имеющих военного опыта невежд – он в ближайшие дни распустит, состав новой коллегии и проект программы ее работы еще с прошлой недели у него на столе... Как же это он совершенно позабыл об этом?!.
– На двенадцать вызваны министерство сельского хозяйства и исполнительную власть. Вы приказали по вопросам табаководства и виноградарства...
– Табак и виноград... Табак и виноград... – пробормотал он про себя.
***
...Огромный актовый зал Кабинета министров был переполнен напуганными работниками министерства сельского хозяйства и исполнительной власти... С трибуны солидно говорил премьер-министр.
– ... эту проблему, если вы помните, мы обсуждали всего два месяца назад в этом же самом зале. Результаты налицо. Еще в прошлый раз было отмечено, что сегодня основную часть бюджета разоренной экономики страны составляют именно виноградарство и табаководство... И говорили, что несмотря бесхозяйственность, урожая было в два раза больше, чем в прошлые годы, но не был организован его сбор, и он сгнил, погиб под дождем и солнцем, и каждый, кто хотел, даже предприимчивые люди из соседних республик тоннами вывозили его...
...Премьер говорил с таким видом, будто его действительно заботила гибель табака и винограда.
...Он еще не оправился от сна прошлой ночью. Ладони хранили ощущение нежной женской талии, ее теплые губы еще щекотали ухо...
Он нервно почесал левую ладонь. Ночной кошмар полностью убил зародившуюся вчера почку. Теперь в душе было холодно и темно...
Вдруг ему почему-то вспомнилась недавно прочитанная в газете статья о профессоре, с помощью гипноза воздействующего на какие-то центры, управляющие снами.
Он должен избавиться от этих снов, из ночи в ночь снящегося ему мавзолея, который все строился и строился с некоей страшной последовательностью...
– ...Тогда мы оперативно сменили некоторых ведущих ответственных работников аппарата, поручив новым лицам обратить усилия именно в этом направлении, и вынесли решение о безотлагательном сборе урожая. Так во имя чего было все это?.. По сведениям, полученным в последние дни, в этой области ничего не сделано, все опять пущено на самотек...
Ему совершенно не хотелось выступать...
Премьер заканчивал выступление, заключительное слово будет предоставлено ему. А он говорить не хочет...
В ушах стоял какой-то гул. Словно где-то неподалеку мотором бурили землю.
– Что это за гул? – тихо спросил он сидящего рядом.
– Какой гул?.. – вздрогнул тот от неожиданного вопроса.
– Не слышишь гул?.. Здесь что, идет ремонт?.. Как будто бурят землю...
– Нет, по-моему... Впрочем... может быть... – ответил тот, на всякий случай повертел головой, замер, будто хотел уловить этот гул. Потом повернулся к нему и с виноватым видом: – Я... не слышу, – сказал. – Ничего не слышу, – и посмотрел ему прямо в глаза.
...Премьер закончил выступление...
...Поднявшись медленными шагами, направился к трибуне, поправив микрофон, взглянул на кажущийся с освещенной сцены полутемным зал и что-то дрогнуло внутри...
...Он напомнил ему навечно запечатлевшийся в памяти полуразрушенный зал поселкового Дворца культуры.
– ...Как все это можно назвать?.. – грозным голосом произнес он и почувствовал, что никак, никакими средствами не может поймать ускользнувшую нить гнева... – Вы можете сказать, чем занимались все это время?.. Если в это тяжелое для народа время вы не хотите протянуть руку помощи, если у вас нет для этого ни желания, ни внутренней потребности, то зачем тогда просиживаете в этих кабинетах и получаете зарплату?..
...Министры, сидящие в первом ряду, не мигая смотревшие на него, иногда нервно сглатывали слюну, и, казалось, думали совсем о другом.
– Прекратите все эти внутренние разборки!.. Это вам не партия "Свобода"!.. Прекратите эту анархию!..
...Где-то опять начали бурить землю. И не где-то, а прямо здесь, под трибуной...
...Он явственно ощущал под ногами вибрацию мотора...
...Лоб покрылся испариной холодного пота...
– До каких пор будет продолжаться это безразличие?.. Ведь сейчас мы уже не под властью другого государства, работаем не по его приказу, а во имя себя, своего народа, своей родины, своего будущего... Этого равнодушия не простим никому, так и знайте!..
...Но никто, казалось, не слышал слов, которые в другое время вызвали бы в зале переполох, внесли червей смятения в души тех, кому они адресованы... Или это ему так казалось?!.
Сидящие в первом ряду заместители премьера и чуть поодаль от них министр сельского хозяйства со спокойными лицами смотрели на него.
...Он попробовал жестикулировать, чтобы усилить воздействие слов, но взмахи рук никак не соответствовали настрою речи, они бессмысленно двигались в воздухе, свидетельствуя о том, что внутри него нет ни капли гнева или злобы, и он совершенно спокоен. Убрав руки подальше за спину, продолжил.
– В первую очередь это относится к ответственным работникам министерства сельского хозяйства, и, прежде всего, лично к министру, на которого я возлагал большие надежды...
...Но и после этих слов ни единый мускул не дрогнул на лице министра. Все так же, не мигая, министр продолжал смотреть на него... Словно ждал, что он еще скажет. Потом ему показалось, что министр, удобнее откинувшись на спинку кресла, взглянул на сидящих рядом. А потом и те тоже сели поудобнее. А потом министр, не сводя с него глаз, широко раскрыл рот и сладко зевнул...
...А гул бура все нарастал. Или это ему так казалось?!.
...Сердце нервно забилось в груди... Прервав речь, он взглянул в зал. В задних рядах люди так же удобно расположились в креслах и со скучающими лицами смотрели на него... Казалось, глядя на него, все на самом деле прислушивались к гулу, идущему из-под трибуны, и обо всем знали. Терпеливо сложив руки на груди, они ждали, чем закончится этот спектакль.
...Они понимали искусственность его "гневной" речи, понимали, что в какой-то миг, каким-то чудом он потерял ту внутреннюю нить – и теперь при отсутствии гнева и злобы, он искусственно пытается возродить их.
...На мгновение уши его заложило. Закончив говорить, он под бурные аплодисменты вернулся на место.
...Колени дрожали. Гул прекратился.
***
...Высокие, тяжелые двери мавзолея были плотно закрыты. Лицо атлетического роста часового в парадной форме вот уже сколько времени было неподвижно.
Очередь посетителей, как хвост дракона, вилась вокруг мавзолея. Промерзшие, усталые люди раздраженно ворчали.
– Можно подумать, там досыта накормят... – с нервным смешком сказал кто-то впереди.
– Да открывайте же... перерыв бывает в магазине, или, там, в гастрономе... А он что делает во время перерыва?!. Не обедает же?..
...Лицо часового было непроницаемо... он и глазом не моргнул. Казалось, солдат вытесан из эбонита.
...Еще через некоторое время кто-то вышел из очереди, подошел к часовому, встал прямо напротив него, упер руки в бока:
– Эй... ты что, глухой?!. Не видишь, сколько народа собралось?.. Не видишь, что бедняги уже посинели от холода?.. Есть в тебе хоть капля человечности?.. Слышишь, даже слова похожи: челове-к, челове-чность...
Потом вдруг почему-то люди подхватили эбонитового часового на руки и криками потащили куда-то вниз...
Вокруг мавзолея опустело...
... Подняв воротник пальто, он подошел к дверям мавзолея, ухватился двумя руками за бронзовую ручку и потянул на себя.
Двери были закрыты изнутри. Оттуда доносился чей-то шепот.
...Он прижал лицо к щели между створками и заглянул внутрь...
В мавзолее горели свечи, какие-то люди в долгополых белых одеяниях медленно прохаживались, о чем-то тихо переговариваясь... Слышался странный запах дыма...
А потом чей-то глаз приник к той же щели с другой стороны и посмотрел прямо на него, из-за двери послышался жаркий шепот:
– Пришел наконец-таки...
...Потом что-то заскрипело, звякнуло по ту сторону, и створки дверей тяжело приоткрылись...
...Человек с длинной, седой бородой в высокой накрахмаленной белой шапке – священник Иосиф, впустил его внутрь и, набросив тяжелый железный крюк, запер дверь.
Как этот оказался здесь, – мгновенно пронеслось в его голове, – ведь он там... у елок... в морозной Москве...
– Проходи, – сказал священник, свернув куда-то вправо.
...В огромном полутемном зале с мраморными колоннами толпились люди. Они, как в музее, прохаживались вдоль стен, что-то рассматривали, полушепотом переговаривались друг с другом...
Иосиф подвел его к прозрачной коробке, стоявшей на бронзовом пьедестале в самом центре, перекрестившись, сложил руки под животом.
...Полумрак не позволял ему разглядеть лицо лежащего в коробке. Не решаясь наклониться и посмотреть внимательней, он молча заложил руки за спину.
Иосиф, немного постояв, вновь осенил себя крестом и с легким поклоном отошел куда-то в сторону.
...Воровато оглядевшись по сторонам, убедившись, что рядом никого нет, он наклонился и, прищурясь вгляделся в лежащего в коробке и... сердце его замерло:
– Это же...
– Да, да, – повелительным голосом произнес кто-то сзади. – Так получилось... Ведь умер же он...
– Но... ведь...
...Отвечавший ему стоял подле колонны, и поэтому лица его в тени не было видно, а голос был незнаком. Впрочем, это не имело значения...
...В прозрачной коробке лежал седой поэт с привычным угодливым выражением на лице...
...Заболело сердце. Хотелось выйти из этого душного темного помещения, вдохнуть свежий воздух...
– Нет, нет... Люди уже давно ждут вас... – произнес тот же голос.
...Все столпились вокруг и смотрели на него.
Сказав:
–...Вспоминаются строки покойного... – он умолк.
Стихи, которые секунду назад вертелись в голове, куда-то исчезли. Память была серой, как пустой экран...
...Люди продолжали внимательно слушать его...
...Он же совершенно лишился речи. Гулко билось сердце, тело покрылось холодным потом, огромные телевизионные камеры вели прямую трансляцию на всю страну...
Земля качнулась под ногами... он споткнулся на ровном месте...
...Вздрогнул и сонными глазами повел вокруг...
...От толчка помощник, сидящий впереди, ударился головой о ветровое стекло и поранил лоб, струйка крови стекала по щеке на белую рубашку...
...Водителя в машине не было... Солдаты охраны со всех сторон окружили машину и расширившимися от испуга глазами на бледных лицах заглядывали в кабину из-за широких спин телохранителей...
Откуда-то издали слышался гул вертолета...
Кто-то по телефону связи из машины повторял:
– Шестьдесят второй!.. Ответьте... Шестьдесят второй! Ответьте...
– Как вы, господин Генерал?.. – телохранитель дрожащими руками ощупывал его ребра, колени, – С вами ничего не случилось?
...Он вышел из машины и посмотрел вперед кортежа.
...Там перевернулся один из двух мотоциклов сопровождения, водителя видно не было... Наверное, куда-то отбросило ударом... Ехавшую впереди полицейскую машину сильно помяло слева. Кажется, там были раненные... Он хотел подойти к машине, но телохранитель сзади обхватил его:
– Прошу вас, сядьте в машину...
– Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь случилось?!.
– Впереди откуда-то слева выехала грузовая машина...
– Но тут же нет дороги...
– Нет, справа... Как из-под земли появилась...
– Ничего не понимаю... Здесь же нет проезжей дороги?!.
Парень пожал плечами и, кажется, даже растерялся оттого, что тот чего-то не понял...
– ...Возвращаемся... Срочно возьмите под контроль все дороги, – кричал где-то снаружи в телефон помощник, стирая кровь, заливающую глаза. ...Темно-зеленый грузовик... последние цифры номера, кажется, пятьдесят шесть... Пятьдесят шесть!..
...Из-за гула вертолета ничего не было слышно...
...Водитель, сев за руль, включил зажигание и посиневшими губами проговорил:
– Наверное, снова они... Организовали пародию, как и они сами, на покушение... Клянусь Богом, пули на них не хватает... Ну что за мошенники...
...Значит, опять... – подумал он, словно только теперь очнувшись... Представил огромные колеса грузовика, всего пять минут назад вынырнувшего откуда-то из-за кустов, свою машину, смятую, как консервная банка, в лепешку, себя, окровавленного и искромсанного тяжелым потолком машины...
...Визжа колесами, машины развернулись прямо посреди дороги и помчались в обратном направлении, оставив позади разбитую машину полиции и перевернутый мотоцикл...
– Кто остался с ними? – спросил он, глядя в зеркало на людей, столпившихся вокруг полицейской машины.
– Мы оставили там людей. И в "скорую" позвонили, едут... На ближайшие пункты тоже сообщили... Они разберутся с машинами... – ответил помощник, стирая мокрым платком кровь с лица.
...Кто-то, судя по всему, залепил ему лоб пластырем. Крови уже не было.
...Холодный озноб прошел по телу, постепенно сбрасывающему онемение сна... Это смерть, еще недавно подстерегавшая его совсем вблизи, шурша невидимыми, черными крыльями, улетала, оставляя в теле этот мерзкий озноб...
Он увидел еще один лик смерти... Она опять была коварна, хитра, отвратительна...
...Откуда-то появился лекарственный запах наваленных в кучу погребальных венков...
...Туго затянул узел галстука, распустившийся то ли во время сна, то ли при аварии.
...Надо поскорее уехать отсюда, с этого опасного, пропитанного запахом смерти места, надо поскорее забыть, с корнем стереть из памяти этот воздух, напоенный трауром, этот запах смерти, идущий от венков...
– Вертолет остался там... Думаю, так будет лучше... Из-за раненных... – теперь помощник вытирался большой квадратной салфеткой...
– Тебе, кажется, здорово досталось...
– Ничего серьезного... – ответил помощник, взглянув на него. Видно было, что он гордится тем, что ранен из-за него... – я даже не спросил, как вы...
– Со мной все в порядке... – ответил он, отвернувшись к окну.
...Водитель молча с пожелтевшим лицом смотрел на дорогу, видимо, еще не пришел в себя от ужаса происшедшего...
...И телохранитель сидел молча, немного смущенный тем, что с ним самим ничего не случилось...
...Это уже второе покушение... – подумал он. Вновь в памяти всплыли имена тайных организаторов этих покушений...
И на первом месте среди них был Офицер, недавно с шумом и треском изгнавший партию "Свобода"... Он еще раз мысленно просмотрел карту, где корешки основных направлений экономики, взятых под контроль этим капризным Офицером, создавали густой узор... Нефть... хлопок... море... табак... Поспешно вспомнил краткие биографии владельцев этих важнейших пунктов. Все эти люди, как и капризный Офицер, которому они служили, были предприимчивы и трусливы. Не похоже, чтобы они затеяли такое непродуманное, игрушечное покушение...
...Авторами этого покушения, по всей вероятности, были совсем другие... – подумал он, – вечно борющиеся фанатики партии "Свобода", всего несколько месяцев назад сбежавшие из страны и до сих пор борющиеся за свои "высокие идеалы"...
Вдохновенные лица фанатиков "Свободы" всплыли в памяти...
Это были лица похожи не столько организаторов покушения, сколько напоминали шофера того грузовика. Разве что бывший министр внутренних дел, хилый, вспыльчивый, со следами от черных очков на лице, любитель пострелять в воздух...
...Ему послышался голос бывшего министра, уже около двух месяцев сидящего в подвале одного из самых больших зданий города, подземная часть которого была не меньше видимой, и, теряя сознание от темной духоты одиночки, продолжавшего кричать: "Мы победим!.. Мы все равно победим!.."
По сведениям, в первые дни он с дикими криками пинал дверь камеры, а в последние два дня напевал что-то странное, без слов печальным, нежным голосом... Сообщали, что страшный смех министра разносившийся на рассвете по этажам министерства, наводил ужас на охрану...
Дорогу перегородило бесконечное серое стадо баранов. Животные растянулись по всей ширине дороги и мелкими шагами двигались в их сторону.
...Помощник обернулся и с виноватым лицом сказал:
– Я не смог связаться с постом впереди... Дорогу не расчистили...
... Стадо, поглотив машину, шло мимо, стукаясь о дверцы, колеса машины, и стирая с нее пыль короткой свежеостриженной шерстью...
Подняв морды, бараны тупо смотрели на него, словно и они чего– то хотели...
***
...Въехав в город, кортеж помчался ярко освещенными широкими улицами к центру...
...Дыхание траура, смерти, принесенное недавней аварией, постепенно исчезало в ярком свете огней...
Его снова клонило в сон...
– Едем в резиденцию... – сказал он. – Все дела перенеси на завтра. Всю информацию о покушении ко мне...
...При входе в
комнату, от давешнего дыхания смерти в нем уже не осталось и следа. Растущие во дворе ароматные кусты акации, сосны с бархатными иглами в одно мгновение уничтожили в нем остатки страха.
...Закрыв дверь, разделся.
В коридоре висело большое, в рост человека зеркало. Вглядываясь в свои глаза с набрякшими под ними мешками усталости, почему-то вспомнил утреннее заседание в Министерстве, ряды слушателей – каменноликих чиновников, окровавленных в аварии полицейских...
... Неприятный холодок прошел по телу...
...Вошел в комнату, снял пиджак, сев в кресло, потер лицо. Сердце забилось быстрее.
...Оно не успокаивалось даже здесь, в недостижимой высоте, в атмосфере безопасности резиденции, окруженной со всех сторон охраной, закрытой от посторонних глаз густым лесом и высоким забором, в безмятежном покое комнаты.
Казалось, эта авария была продолжением снов последних дней...
...Глаза горели...
...Что это?!. – думал он, и перед глазами вставала мутная пелена... Что означают это сердцебиение, эти тяжким грузом ложащиеся на веки и засасывающие с цепкостью болота сны?!. Что-то нарушилось в нем... или уже начался совершенно иной процесс?!. Где-то произошел сбой, или это сдвиг в мозгу?!. Короче, что бы там ни было, но сейчас из каждого угла этой уютной комнаты смердело опасностью...
Чтобы взбодриться, прошел в ванную, долго плескал там в лицо холодную воду. Потом поднял мокрое лицо к зеркалу, подумал – наверняка, есть какой-то выход...
Прежде всего, надо победить эти ядовитые сны. Но как?..
Сон все растекался по невидимым капиллярам горящего от ледяной воды лица, растворялся, впитываясь в кожу, повисал на веках глаз...
Хотелось спать... Он чувствовал ядовитый, отдающий горьким миндалем аромат сна...
А советники – тараканы в своих кофейно-коричневых костюмах, расхаживают по мраморным лестницам аппарата, сбиваясь в кучки, перешептывались с пауками – министрами, составляя тайные планы, передают друг другу какие-то ненужные документы, что-то замышляя против него...
Ему же опять хотелось спать...
...Взгляд наткнулся на маленькую капельку крови, упавшую на рубашку на самой груди... Смочив палец в воде, потер пятно, но от воды оно расползлось еще больше, словно посвежело...
...Почувствовал отвратительный запах крови... Вспомнил... Это кровь помощника... Наверное, брызнула на него во время аварии.
Вернувшись в комнату, прошел за письменный стол, включил настольную лампу и всмотрелся в тонущий в полумраке коридор.
...Из-за двери доносился тихий шепот переговаривающейся в коридоре охраны. Они сидели за дверью в креслах и, кажется, говорили о нем.
– ...После вчерашнего приема... – сказал один – ... никто не знал. Даже наш...
– Нельзя знать. В его делах сам Господь Бог не разберется... – ответил другой.
Затаив дыхание, весь обратился в слух.
– ...посмотрим... – снова послышался голос из коридора.
– А еще говорит...
– Ясное дело... – говорящий хоть и зашептал потише, но голос слышался отчетливо, – он тоже человек. Все стареют...
