Текст книги "Свобода"
Автор книги: Афаг Масуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
... Разгоняя скопившиеся на рельсах лужи, подъехал трамвай. Вместе с остальными профессор вошел в вагон и, ухватившись за поручень, посмотрел назад, где в его сновиденьях обычно стоял преследователь в клетчатой куртке. Там сейчас сидели студенты, они хитро переглядывались и смеялись.
... Почему это, подумал профессор, он вдруг решил, что есть какая-то странная тайна в том, что ему с академиком снится одно и то же?..
Вспомнил прочитанную как-то заметку о том, как два композитора независимо друг от друга одновременно написали одну и ту же песню на одни и те же стихи...
Что же в их случае удивительного? Что он так запаниковал, занервничал, чуть не довел себя до сердечного приступа?.. Это просто совпадение. Они ровесники, примерно, одинаково смотрят на мир, у них близкие специальности, каждый день они ездят на одном и том же транспорте, по одному городу, по похожим проспектам и переулкам. И, в конце концов, это их одолевает старческий психоз...
Профессору стало досадно за то, что он так неуместно расчувствовался, за глупую искренность с больным. Откуда эта идиотская эмоциональность, противная чувствительность?..
Дома он разделся и, вешая пальто, мельком взглянул в зеркало. Потом, приблизившись, внимательней вгляделся в выражение глаз. Вроде бы все нормально, обычные спокойствие и усталость...
... Переобувшись, профессор прошел на кухню, зажег плиту, поставил чайник. Потом вдруг поднялся на табурет, снял со стенного шкафа коробку, высыпал из нее на стол высохших, как зачерствевший хлеб, истлевших насекомых и стал перебирать их, как рис.
После смерти жены профессор стал собирать и высушивать насекомых, которым до сих пор брезговал притрагиваться. Он выискивал в винограднике, обвивавшем со всех сторон балкон, бабочек, стрекоз, саранчу с переломанными крыльями, лапками, усиками. Приносил их в комнату, заботливо ухаживал за ними, а когда они высыхали, складывал в коробку.
Видно, думал профессор, он слишком долго ухаживал за больной женой и теперь никак не может отвыкнуть, поэтому теперь стал помогать даже насекомым.
... Он вытащил из ящика стола лупу, уселся за стол, включил лампу и долго разглядывал эти истлевшие тельца, поблекшие узоры на крыльях, точки глаз...
Тут он вспомнил, как около месяца назад стащил у дежурной медсестры эту лупу. Ну, как такое могло быть?!. Профессора от возмущения даже пот прошиб. Он бросил лупу в коробку с насекомыми.
... Тогда, помнится, профессор унес домой эту вещицу, не имеющую никакой ценности, оправдывая свой поступок тем, что лупа нужна ему для удовлетворения своих духовных потребностей, она поможет ему в изучении самых мельчайших творений природы. А девушке той лупа вообще ни к чему. Он понял это по тому, как она постоянно заталкивала лупу в глубь стола, заваленного документами, по запыленной крышке, свидетельствовавшей о том, что лупой не пользуются...
... Профессор снял очки и потер лицо...
... Это была заурядная мелкая кража... – подумал он. – Как же он тогда не подумал, что ворует?! У него и в мыслях этого не было... Выходит... Профессор прошелся по кухне, чтобы размять затекшие ноги, погрел руки над плитой... – выходит он, вторгаясь в мозг, сознание, жизнь больных, выискивая там с дотошностью археолога полученные ими когда-то и почему-либо травмы, залечивая эти больные участки, ничего не подозревал о состоянии собственного мозга, памяти, психики?!. Получается, что единственный, кто больше всех сейчас нуждается в его серьезном обследовании – это он сам... Болезненное увлечение сновидениями, перерастание его в жизненную необходимость, стремление уединиться от людей... Что все это могло значить?..
Если любовь к сновидениям – нормальное явление, почему тогда он старательно скрывал его от людей? – начиная волноваться, думал профессор. Почему, когда надоедливая соседка стучала к нему то за заваркой для чая, то за солью, он торопливо зажигал свет, выключал проигрыватель, прятал под подушку разбросанные по постели рукописи и лишь, разогнав сонное волшебство комнаты, открывал дверь?!. Значит, знал, что это не нормальное состояние, но не находил сил отказаться от этой дурной привычки, изо дня в день сводившей его с ума.
И вот, результат налицо... Он оказался в одинаковом положении с человеком, чья психика была откровенно нарушена, и, позабыв, кто он и где находится, готов был обсуждать с ним свои болезненные сновидения. Хорошо, что больной академик не поверил ему.
Если б кто-нибудь из персонала клиники услышал их разговор, обоих немедленно отправили бы на второй этаж, в отделение, где находятся страдающие тяжелой формой шизофрении. И тут профессор вспомнил замеченные им в последнее время умиротворенное лицо старого доктора, ненормальный смех медсестры. Видно, и он, как остальные, постепенно превращается в один материал с больными.
Он погасил огонь под чайником и вышел из кухни. Полумрак комнаты, ее пустота, неприбранная постель, чернеющие вдоль стен ряды книжных полок все это походило на ночные кошмары профессора...
Но, не поддаваясь охватившему его ужасу, профессор разделся и лег в постель. Мозг его был утомлен. Ему нужен был отдых. Надо заснуть, но спокойно, без сновидений. В ящике письменного стола он отыскал снотворное, проглотил таблетку и, снова кутаясь в одеяло, удивленно подумал, как же до сих пор ему не приходило в голову принимать эти таблетки, несущие спасение от кошмаров, успокаивающие зуд в мозгу, расширяющие сонную артерию и растворяющие в крови все ночные кошмары?!.
... Профессор чувствовал, как тяжелеют веки, и вдруг почему-то в его памяти всплыло лицо больного академика, вспомнилось, как, выходя из кабинета, академик задержал шаг, оглянулся и с ужасом на лице произнес: "серый берег серого моря... люди, которых сажают на серый корабль..."
И показалось профессору, что где-то он читал или видел картину, которую печальным голосом описывал академик...
Он долго перебирал в памяти фильмы, которые смотрел, места, где бывал, книги, которые читал, но безуспешно...
Странно...– думал профессор... – Казалось, место, описанное академиком, ему хорошо знакомо... Так, будто он сам бывал там...
***
... Шел дождь... Профессор опять стоял на остановке напротив больницы... В самой гуще толпы, сунув руки в карманы, беседовал с кем-то человек в серой куртке. И хотя профессор сразу понял, что это сон, он никак не мог успокоить дрожь в коленях. Снова, будто по угольям, он перешел на другую сторону улицы и, подобно арестованному, приговоренному к этому зрелищу, встал среди людей. И едва на повороте показался трамвай, профессор, стиснув зубы, твердо решил, что должен во что бы то ни стало схватить этого парня, вцепиться ему в ворот и заставить признаться, чего тот хочет, почему так мучает его...
... Краем глаза он бросил взгляд в сторону своего преследователя. Оттуда, где стоял профессор, видна была только треть лица незнакомца. Тот стоял, повернувшись к профессору широкой спиной, что-то тихо говорил, время от времени бросая быстрый взгляд в сторону профессора, тут же снова отворачивался и продолжал разговор.
... Чтобы скрыть страх, пробиравший его до костей, профессор поднял воротник пальто, закрывая дрожащий подбородок и, как будто, чтобы согреться, стал прохаживаться взад-вперед. А потом вдруг замер, охваченный ужасом: ему представилась ужасная картина очередных блужданий по темным переулкам вокруг дома – страшный маршрут, который ему еще предстоял.
Он должен сделать это любой ценой: взять себя в руки, подойти к этому широкоплечему болтуну, извиниться и выяснить это недоразумение...
... В эту минуту какая-то женщина, стоявшая в толпе, изо всех сил ударила ребенка, который, капризно хныча, дергал ее за подол. Ребенок упал в грязь и, громко заревев, забил ногами по земле.
... И тут странное спокойствие охватило профессора, он опустил воротник и твердыми шагами приблизился к незнакомцу. Тот стоял спиной к нему и говорил что-то тихое, неразборчивое...
... Как обратиться к нему?.. Ведь профессор даже имени его не знал? Сказать ему "парень", или "гражданин", а может быть, "сынок"?!. Нет, ни одно не подходит. Первое звучит слишком грубо, второе – официально, третье...
... Лучше осторожно прикоснуться к его спине, решил профессор. Тогда парень обернется, посмотрит на него... Но он представил, как парень медленно поворачивает к нему и ужас от мысли, что он увидит это таинственное лицо, лишил профессора сил, и рука, дрогнув, его упала подстреленной птицей...
А незнакомец, не обратив на профессора никакого внимания, сел со своим сутулым собеседником в трамвай и затерялся среди пассажиров.
... Кажется, это вовсе не он... – с бьющимся сердцем подумал профессор, – ведь тот обязательно дождался бы, пока он сядет в трамвай, а потом, незаметно проскользнув в заднюю дверь, вонзил бы жало своего взгляда в спину профессора.
... Войдя в вагон, профессор тайком огляделся, но, сколько ни искал, не смог разглядеть среди пассажиров незнакомца в серой куртке: место, где этот тип обычно сидел, теперь занимала та самая женщина с ребенком. Ребенок уже успокоился и, шмыгая носом, что-то уплетал, держа его в грязных руках...
... Странно, отчего-то никто по дороге не сошел, все пассажиры доехали до конечной остановки, где на круге профессор сошел, а переполненный трамвай поехал обратно...
... Сунув руки в карманы пальто, профессор торопливо зашагал безлюдными улицами по направлению к дому...
... Все изменилось, думал он, в предыдущих снах не было этой женщины, ударившей ребенка. И к тому же раньше к конечной остановке трамвай совершенно пустел. А сейчас в нем битком народа...
Эта мысль принесла профессору облегчение. Он замедлил шаг, пошел. Вслушиваясь в вечерний покой улицы, любуясь светом фонарей, отражающихся на мокром асфальте, вздрагивая от шороха колеблемых ветром ветвей... и вдруг сердце его оборвалось...
За спиной он услышал знакомые торопливые шаги... Прибавив шагу, профессор осторожно оглянулся и чуть не упал... Это опять был он...
Широкоплечий человек, сутулясь, держа руки в карманах, шел за ним по мокрому асфальту полутемной улицы – это было самым ужасным, что доводилось видеть и слышать профессору за всю жизнь...
... Во дворе, как всегда, стоял непроглядный мрак. Нельзя входить в дом, нельзя, чтобы он узнал квартиру, – как обычно подумал профессор, надо, как всегда, спрятаться между деревьями, а потом быстро проскользнуть в дом...
...Он с трудом добежал до деревьев... От волнения ли, от спешки, ноги то и дело заплетались, отказывались его слушать... Поэтому он затаился в самой гуще деревьев и, стараясь успокоить дыхание, замер, стараясь не шуметь... Во дворе царила тишина, лишь изредка устрашающе шуршали ветки деревьев...
– ... Профессор, – хрипло прошептал кто-то рядом с ним...
...Сердце его оборвалось, судорога сжала на миг тело...
– ... Профессор, умоляю, помогите, профессор...
Это был голос академика, хриплый, будто простуженный...
– .. Он снова следит, профессор... на этот раз не отпустит меня... я задыхаюсь, профессор...
– Вы... – профессор вздрогнул от собственного голоса, громко прозвучавшего в тени деревьев, и полушепотом добавил: – где вы?.. Я не вижу вас...
Он не успел договорить, как кто-то выбежал из-за угла, бросился прямо к деревьям... Потом где-то совсем близко послышался шум свалки...
– Профессор!.. – снова послышался слабый, хриплый голос академика, который, казалось, с кем-то борется, – помоги... профес...
... С трудом волоча отяжелевшие от страха ноги, профессор выбежал из-за деревьев, бросился в дом, задыхаясь, в ужасе взбежал по лестнице, перешагивая через три ступеньки, дрожащими руками отыскал в кармане проклятые ключи... Те по обыкновению оказались за подкладкой пальто. Проклиная себя за то, что забывает зашить карманы, он вставил ключ в замочную скважину, дважды повернул и замер в ужасе...
... Кто-то за спиной коснулся его плеча...
... Профессор выпустил ключ из рук, хотел обернуться, но под тяжестью руки, лежавшей на его плече, не в силах был шевельнуться. Поэтому, не оглядываясь, спокойно, однако, чувствуя, как горло перехватывает спазм, спросил:
– Чего ты хочешь?..
... Сзади никто не отвечал...
Дрожа, как в ознобе, с трудом шевеля губами, он повторил:
– Ну, чего ты от меня хочешь?.. – и не сдерживаясь закричал так, что, казалось, собственное сердце замерло от ужаса...
Он бился под придавившей его тяжелой рукой, по-собачьи визжал, плакал, кричал что есть мочи и...
Сам проснулся от своего голоса... Несколько мгновений профессор, молча, неподвижно лежал, глядя в потолок полутемной комнаты... Он задыхался...
... Хотелось отбросить одеяло, подняться, но тело было, словно парализовано, он не мог шевельнуться...
В комнате стояла тишина. Слышно было, как внизу подметают двор. Наверное, скоро утро...
...Профессор сосредоточился, постарался определить свое состояние... Сердцебиение слабое, воздух, задерживаясь в легких, с трудом, толчками выходил наружу...
... Это все действие снотворного, – подумал профессор, – и реакция расслабленного от сна тела...
... Непослушными пальцами профессор взял лежавшие на столике рядом с кроватью очки, надел и посмотрел на часы, висящие на противоположной стене. Было десять минут пятого. Он проспал ровно десять часов.
Удивительно, неужели все десять часов он провел в этом кошмаре? Десять часов... А ведь его обычный маршрут из клиники домой занимает не более сорока минут...
Поразительно, как во сне меняются временные рамки, – подумал профессор. Или он просто забыл начало сна?..
... Он медленно пошевелил онемевшими руками, ногами, потом встал, набросил халат, шаркая тапочками, подошел к окну, выглянул в темный двор...
Как и во сне, деревья, густо растущие во дворе, издавали тревожный шорох...
Чувствуя легкий озноб то ли от этого шороха, то ли от утреннего холодка, профессор отошел от окна, укутавшись в одеяло, медленными шагами пошел на кухню, зажег там свет, и не обращая внимания на тараканов, черными запятыми усеявшими стены, нашел среди посуды сердечные капли, и, отсчитывая стекающие капли лекарства в чашку, подумал, что сегодня он обязательно, хоть из-под земли должен отыскать академика и подвергнуть больного серьезному обследованию. Кроме всего прочего, это его врачебный и человеческий долг... – решил профессор и выпил капли.
... Во всяком случае, академик не случайно возник в его сне, размышлял профессор, возвращаясь с накинутым на плечи одеялом в спальню, видно, состояние бедняги, действительно, тяжелое...
О том, что люди посредством снов сообщают другим о своих духовных или физических муках, о подстерегающей их опасности, профессор читал много лет назад в одной из работ, посвященной сновидениям.
Он вспомнил вчерашний разговор с академиком...
Этот разговор фактически был односторонним... – подумал профессор. Беспомощный, больной старик с расстроенной нервной системой, сидя перед врачом до изнеможения говорил сам с собой, а потом, полный безнадежности, покинул клинику...
Паспортные данные академика должны быть в приемном отделении клиники. Иначе ему просто не открыли бы медицинскую карточку, – решил профессор, чувствуя, как боль в сердце немного стихла.
... Больше профессор не думал об этом. Сбросив одеяло, он прошел в ванную, и, глядя в зеркало, стал умываться...
***
Паспортные данные академика и его адрес были аккуратным почерком занесены в книгу учета среди множества других имен и фамилий...
Переписав все на клочок бумаги, профессор прошел к себе в кабинет, не снимая пальто и шляпы, позвонил в справочное бюро, узнал по адресу номер телефона академика, записал его на тот же клочок и торопливо, дрожащими пальцами набрал номер.
Трубку долго никто не брал, потом молодой мужской голос сказал:
– Слушаю...
– Алло, здравствуйте... доброе утро... – запинаясь, проговорил профессор, – я хотел бы поговорить с академиком Сираджовым...
На том конце провода немного помолчали, потом тихо спросили:
– А кто его спрашивает?..
– Это... врач, его врач... профессор Вейсов... Знаете, вчера он приходил ко мне на прием...
– ... Да...
– Я хотел бы поговорить с ним... уточнить некоторые детали... бормотал профессор, сердясь на свой дрожащий голос. Откуда этот страх?.. Чего он сейчас боится?.. Ведь сейчас он не в своих ночных кошмарах...
На другом конце провода снова замолчали...
– Алло, – повторил профессор, – если его нет дома, дайте, пожалуйста, его рабочий телефон.
– Дело в том... – голос в трубке стал глуше, – этой ночью... он скончался...
– Скончался?.. Как это?.. – растерянно проговорил профессор и тут же понял всю неуместность вопроса. – Академик Сираджов?..
– Да...
... Перед глазами профессора мгновенно промелькнули обрывки вчерашнего сна, вновь послышался хриплый голос академика, борющегося с кем-то в гуще деревьев...
– Вынос тела сегодня в пять из здания Академии Наук, – на этот раз официальным голосом проговорил молодой человек на другом конце провода.
– До свидания... – сказал профессор и повесил трубку.
... Он некоторое время просидел, не отрывая глаз от трубки, которую только что повесил на рычаг... Потом потер вдруг ослабевшие колени. Слабость поползла ниже к щиколоткам.
Впервые в жизни профессор почувствовал себя обвинителем, который, жирной линией перечеркнув чью-то жизнь, приговорил человека к смерти. Он достал из кармана новой платок, утер пот с лица, потом снова снял трубку и набрал тот же номер. На этот раз трубку сняли после второго гудка. Голос принадлежал пожилой женщине.
– Алло... здравствуйте... – осторожно проговорил профессор.
– Здравствуйте...
– Я... прошу прощения, я хотел задать вам один вопрос... Это квартира академика Сираджова?.. Доктора философских наук, академика Сираджова?..
– Да, – печально ответила женщина.
– Я услышал трагическую новость...
– Да... все верно... Вынос тела сегодня в пять часов из здания Академии Наук...
– До свидания... ...э, простите, простите, – на профессора, словно вдруг нашло озарение. – Это... говорит профессор Вейсов... вчера он был у меня...
– Вейсов?!. – с легким удивлением переспросила женщина.
– Я... врач, психиатр...
– А-ах, – голос женщины опять сник – ... профессор Вейсов... Его последняя надежда... его давно мучили сновидения... поэтому он и пошел к вам... Он наделся только на вас...
– Я... – профессор почувствовал, как краснеет, покрывается потом – ... я...
– А после визита к вам, оборвалась последняя надежда... в конце концов, они захватили его...
Последние слова женщины из-за хрипов на линии прозвучали неясно.
– Вы говорите, захватили?.. – с дрожью в голосе переспросил профессор.
– ...все произошло, как он предсказывал... умер во сне... – между тремя и четырьмя...
– Во сне?..
– ... эти сны, в конце концов, погубили его...
... Женщина что-то еще сказала. Кажется, о научной работе, которую академик писал в последние месяцы, о его здоровье...
... В голове профессора царил какой-то туман...
Академик скончался этой ночью, между тремя и четырьмя... И этот коварный акт смерти в те же часы приснился профессору...
... Что это могло означать? – профессор почувствовал, как тело его постепенно холодеет...
– ...он все просил, чтобы я спала рядом с ним... боялся... Эти сны за несколько месяцев вконец извели его. Когда он умирал. Я проснулась на его голос. Он, бедный, и во сне звал вас. "Помогите"... – говорил, – "я задыхаюсь..." ...так, несчастный, страдал... – чувствовалось, что женщина еле сдерживает слезы, – ... как будто боролся с кем-то... Я схватила его за плечи, трясла, но разбудить не смогла. Так он и умер в мучениях...
Профессор почувствовал, что у него пропало желание говорить. Не было сил, к тому же на него подействовал печальный голос женщины. Поэтому он поспешно попрощался и повесил трубку.
...Академика убили в его сне... Это точно... Или он сам каким-то чудом попал в сон академика?..
... Он выдвинул ящик, поискал там трубку. Постарался вспомнить, с чего начался вчерашний сон. Во сне он ехал своим ежедневным маршрутом на трамвае №12, выйдя на своей улице, вошел во двор и там встретился с академиком... Может быть?.. – от этой резкой, как удар мысли профессор обмяк...
... А если все это, как и говорил академик, вовсе не сон?!. А если так, то куда же он попадает?.. Что же это за место такое, если академик, лежащий в своей постели на другом конце города, был убит у него на глазах в его собственном дворе?..
Профессор снова вспомнил растерянное лицо, болезненные глаза академика...
Может быть... – профессор поднялся, снял шляпу, – быть может, все очень просто?!. Академик – человек душевнобольной, да и сам он – несчастный человек, чью нервную систему окончательно расшатали эти болезненные сновидения?.. Но в таком случае, почему слова, которые во сне кричал ему академик, слышала и жена академика, спавшая рядом с ним?..
... Нет, нет, все непостижимым образом сложно и опасно... – подумал профессор. Он подошел к умывальнику и, не снимая пальто, смочил лицо водой, а потом вытер холодные капли с и без того мерзнущего лица... Было ли то от усталости или от бессонницы, но, до тошноты кружилась голова.
... Значит так, не надо делать поспешных выводов, впадать в панику... – профессор старался как-то упорядочить мысли, – все надо обдумать, взвесить не спеша, спокойно, надо найти ключ к этой опутавшей его сети путанных, не поддающихся пониманию, обрывков.
... Значит, академик не был болен. Значит, все, что он говорил вчера здесь, в этой комнате, сидя напротив него, все эти слова, похожие то ли на выдумку, то ли на бред – были серьезной и опасной истиной. Академик, действительно. Попал в западню. И попал он в эту невидимую смертельную сеть, по его словам, потому что в своей научной работе коснулся каких-то запретных проблем. А теперь выходит, что из-за своих смертельных, жестоких снов и рассказов академика в эту таинственную сеть попал и он сам. Тот неизвестный, вот уже несколько месяцев преследующий и, в конце концов, погубивший академика человек следит и за ним. А в эту ночь он уже подошел к дверям и положил руку ему на плечо. А это значит, что и ему осталось совсем немного времени...
... При этой мысли у профессора от ужаса зашевелились волосы. У него вдруг возникло непреодолимое желание открыть дверь, выбежать в коридор, закричать что есть сил, сотрясая стены клиники, позвать людей и спрятаться среди них... Но потом, охваченный все тем же ужасом, он подумал, что, если даже он сейчас, выбежав в коридор, закричит, соберет людей в коридоре, расскажет им эти не вмещающиеся в сознание кошмары, смешается с толпой, все равно ему не спастись от этого человека в серой куртке. К сожалению, все эти люди, которые могли бы защитить его, закрыв своей грудью, никак не могут проникнуть в его сны...
Да и кто ему поверит?! Никто не поверит, – понял профессор. – Как и он сам вчера в это самое время не поверил академику...
В лучшем случае его осторожно возьмут под руку, посадят в машину скорой помощи и отправят домой отдыхать.
Профессору казалось, что потолок кабинета медленно опускается, придавливая его...
Он сжал голову руками...
Но почему?.. В чем он виноват?.. Он ведь, наподобие академика не пишет научной работы, не касается запрещенных тем?..
Так он сидел, сжимая голову руками, и пытался последовательно, день за днем вспоминать события последних месяцев: где был, что говорил, что делал... и вдруг с удивлением понял, что не только в последние месяцы, но и вообще за три года, прошедшие со смерти жены, он нигде не был и никого, кроме больных, не видел.
... Тогда что же все это означает?.. Может быть, вина его в том, что во сне он случайно напал на след человека, преследующего академика?..
... Профессор напряженно старался вспомнить, как, где в ту ночь он вышел на этого неизвестного, почему он старательно, хоть и умирая от страха, шаг за шагом следил за ним. Однако это ему не удалось.
... В дверь постучали...
Профессор вздрогнул, посмотрел на карманные часы. Была половина одиннадцатого...
– Одну минутку... – громко сказал он, потом встал, путаясь в рукавах, снял пальто, надел халат и вернулся на свое место. Об этом он подумает позже...
... В кабинет вошел аккуратно одетый красивый мужчина средних лет.
– Разрешите?..
– Пожалуйста... – буркнул профессор и, приводя в порядок бумаги на столе, подумал, какой головой он согласился приять больного?!. Разве ему сейчас до обследований?!. Может ли он, сам балансирующий между небом и землей, помочь кому-то?..
... Больной прошел и сел в указанное профессором кресло.
– Вы взяли карточку для обследования?..
– Да, еще вчера. Она, наверное, где-то здесь у вас?..
– Пожалуйста, рассказывайте... на что жалуетесь?.. – привычно предложил профессор, делая вид, что просматривает карточку. Но сердце его все еще сжималось от давешнего кошмара...
– Мне кажется, у меня расстроена нервная система... – смущенно произнес больной.
– В чем это выражается?..
– Так, в основном, говорит моя супруга... – казалось больной смутился еще больше – ... ну, и друзья, знакомые... да и сам я чувствую. Честно говоря, это жена настояла, чтобы я пришел к вам...
– И что они, к примеру, говорят, и сами вы что ощущаете?.. – торопливо и нехотя задавал профессор свои обычные на подобных приемах вопросы.
– Например, жена говорит, что я в последнее время стал слишком брезгливым, нервничаю по любому поводу, язвлю...
... Проговорив это, больной умолк. Казалось, он чувствовал, что пришел не вовремя, смущался от этого еще больше и тайком бросал на профессора испытующие взгляды.
– Продолжайте, продолжайте... я вас слушаю... – поддержал его профессор и, достав из портфеля трубку, стал набивать ее табаком, глядя на своего собеседника.
– Знаете, в последнее время у меня появилась странная тяга к одиночеству. Постепенно я стал избегать знакомых, а теперь даже и самых близких друзей. На работе я даже запираю дверь, чтобы никто не входил. Понимаю, что так нельзя, что это плохо... но ничего поделать с собой не могу.
– А что вы испытываете к людям, почему сторонитесь их, вам самому понятны причины этого?..
Больной пожал плечами и замолчал.
– Может быть, люди сделали вам что-то плохое, и вы боитесь их, или вам с ними скучно, вы можете точнее объяснить?..
– Люди нервируют меня...
– Почему?..
– Почему?.. Я точно сказать не могу. Мне кажется, я не схожусь с ними.
– Говорите, всю жизнь не могли сойтись с людьми, но ведь, по вашим словам, у вас были друзья, а теперь вдруг не смогли сойтись. На то должны быть причины... – сказал профессор, думая, ну, зачем ему сейчас выяснять, с кем сходится этот вполне бодрый человек, с кем – нет...
– И жена говорит то же самое. Потому она и настояла, чтобы я пришел к вам.
... Вдруг профессор почувствовал, как огромная тоска навалилась на него, он глубоко вздохнул и спросил:
– А что вы делаете, когда остаетесь один, чем занимаетесь?
– В основном читаю книги. Религиозные.
– Вот как... А кто вы по профессии?
– Я работаю в Институте рукописей. По образованию я языковед. Перевел много древних рукописей. Есть очень интересная рукопись древнеегипетских кабалистов "Пространство сна", сейчас я работаю над ее переводом. И, честно говоря, наверное, мои нервы, в основном, из-за этого и расстроились...
... При слове "сон" сердце профессора оборвалось...
– Говорите, это расстроило вашу нервную систему? А можете объяснить почему?..
– Почему?.. – больной, казалось, растерялся от этого вопроса. – Нет, этого сказать не смогу...
– Вы эту рукопись прочитали от начала до конца?..
– Да, прочитал... Она не такая большая, страниц примерно двести. Некоторые страницы утеряны, некоторые испорчены, не читаются.
– Интересно... – пробормотал профессор, стараясь успокоить колотящееся от волнения сердце, и с прежним спокойствием продолжил. – Знаете, я тоже любитель древних рукописей. У меня хорошая библиотека, архив. О снах у меня есть десятки чисто медицинских материалов...
– Нет, профессор, я же говорю вам – Египет. Древний, легендарный Египет... – при этих словах щеки больного неожиданно залились румянцем. Это не оригинал, а только копия рукописи... Оригинал ее недостижим. Представьте себе, ее история восходит приблизительно к V – IV векам до нашей эры...
... Слушая больного, профессор подумал, что в появлении этого, на его взгляд, совершенно здорового человека именно сегодня, как и в его снах, заключен какой-то тайный знак...
– ... и эти сны исследуются не как физиологическое состояние человека, а как единственный мост, соединяющий человека с потусторонним миром...
... И вновь профессор ощутил болезненный озноб, он встал.
– Простите, – с учтивостью сказал он и, сняв с вешалки пальто, набросил его на плечи, поплотнее запахнул полы и сел, стараясь взять себя в руки. К черту все, но он же – врач, будь оно проклято! Человек, сидящий напротив, нуждается в его помощи. Сейчас он должен слушать только его, причем, быть по возможности сдержанным. Должен на время забыть о своих проклятых снах, хотя бы во имя клятвы Гиппократа, которую торжественно принес сорок пять лет назад в актовом зале медицинского института.
– Интересно, – бросил он, раскуривая погасшую трубку.
– Очень интересно... – больной оживился, – ... там говорится, что сон – связь души, временно покинувшей тело человека, с невидимым миром. И научно доказывается существование этого мира, точнее, этого пространства. Согласно этим доказательствам, сон – это невидимый слой, находящийся между нашим и потусторонним миром...
... Картины всех бесчисленных снов, полных тысячью и одним чудом и тайной, в мгновение ока пронеслись перед профессором, кружа ему голову...
Если прав этот больной переводчик – выходит все картины профессор видел, не лежа у себя дома в постели, а сам того не ведая, странствуя по тем местам...
– ... и потому запрещается людям...
– ... Простите, я отвлекся... Что, вы говорите, запрещается?..
– Хранить сны в памяти. В рукописи сказано, что если человек будет помнить сны, то он частично покинет этот мир.
– Как это – покинет?..
– Там написано, что человек, запомнивший сон, постоянно будет стремиться вернуться туда, то есть вечно будет рваться в то пространство. Потому что истинная свобода – там...
– Свобода?!. Какая свобода?.. – вздрогнул профессор.
– Там об этом ничего точно не сказано. Но мне кажется, что можно рваться в сон, в основном, чтобы избавиться от границ и законов повседневной жизни...
Мужчина сказал это и, казалось, задумался. Словно, пытаясь вспомнить, что он должен еще сказать...
– Да... Попавшие в то пространство, поначалу оказываются в райских местах, но иногда, заблудившись, забредают на очень опасные территории этого пространства. Там написано, что опасные места пространства сна полны кошмарных картин, темных переулков, дышащих зноем гор, серых, обдуваемых ветрами берегов...
