Текст книги "Свобода"
Автор книги: Афаг Масуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
...От этих слов, еле слышных из коридора, правый глаз опять помутился. Эта темнота растеклась и в левый глаз, сделав комнату темнее.
... От этих слов стало не по себе...
Сколько нерешенных важных дел оставил он в последние дни из-за этих глупых снов, положение, в котором оказался на утреннем совещании – лица министров, с тайной насмешкой наблюдавших за тем, как Генерал изображает гнев, и, в конце концов, эта непродуманная поездка, чуть не завершившаяся его смертью, эта бессмысленная встреча с родными погибших...
– ...врач сказал...
...Телохранители все еще тихо переговаривались...
– В это невозможно поверить...
– Во что?
– Ну, в то, что ты говоришь... Он, наверное, и сам знает...
– Знает, наверное, откуда мне знать?!. А может, и не знает...
Подошел к двери...
...Сердце колотилось так гулко, что временами заглушало голоса охранников. Вдруг странный гул заполнил уши, и он, можно сказать, вообще перестал слышать. Повернув беззвучную ручку двери, вышел в коридор...
...Ребята вскочили с кресел и, поспешно застегивая пиджаки, поправляя воротники, с побледневшими лицами виновато смотрели на него.
...Сердце одного из телохранителей билось особенно сильно... Он ощутил это по пульсации его виска.
– Идите, ребята, уже поздно... – сказал он, внимательно вглядываясь в их растерянные лица. Затем, вернувшись к себе, запер дверь и на несколько мгновений замер в прихожей.
Телохранители осторожно, чуть ли не на цыпочках отошли от дверей, но вниз, кажется, не спустились.
...Сел за письменный стол. Вынул из аккуратной стопки на краю стола одну из газет... Из сложенной газеты выпал конверт. "От полковника Сулейманова" – прочитал он надпись.
Не хватило терпения подумать, каким образом этот конверт мог попасть сюда...
...Серый полковник... Как же это он мог забыть еще одного, наиболее реального кандидата в организаторы покушения?!.
...Серый полковник... Командир разгромленной военной части легендарный Серый полковник, сколотивший себе армию из десяти-пятнадцати вооруженных групп и в роли "рыцаря-полководца" двинувшийся на столицу спасать народ, "стонущий" под игом глупого правительства...
...Вспомнились тонкое, нервное лицо, мелкие, самоуверенные глаза полковника...
Желание полковника было совершенно ясно. Этот безграмотный тридцатипятилетний болван, до недавних пор занимавшийся торговлей в захолустном, провинциальном городе добивался некоей компенсации за свои победы на фронте, авторитет среди военных, за разгром войск, посланных ночью бывшей властью...
...Распечатал письмо:
"Господин Генерал!
Считаю для себя оскорбительным Вашу безответную реакцию на мои письма, телеграммы и телефонные звонки.
Мои заслуги в прекращении междоусобицы, учиненной в стране прежней власти, в победе законности и справедливости, ознаменовавшейся Вашим приходом к власти – единственной и незаменимой в народе личности, неоспоримы.
Учитывая эти и другие мои заслуги, прошу Вас принять меня в связи со сложившейся на фронте ситуацией.
С уважением,
полковник Сулейманов С.Н."
...Загудел селектор...
– Господин Генерал, – послышался голос начальника охраны. – Здесь полковник Сулейманов.
...Все внутри похолодело.
– Кто пропустил его?..
– По вашему указанию, господин Генерал...
– Какому указанию?!. Я не давал такого указания!..
– Слушаюсь, господин Генерал!..
...Бросив трубку на рычаг, с бьющимся сердцем пытался вспомнить, давал или нет указание пропустить полковника в резиденцию...
...Скрипнула дверная ручка...
...Нажал кнопку селектора. Внизу никто не отвечал...
...Поспешно стал нажимать на другие кнопки... Все номера безмолвствовали...
...С нижних этажей слышался гул, напоминавший подземные толчки... Начали мелко подрагивать пол, стены, висящая на потолке хрустальная люстра, стекла окон...
...Нет, это не землетрясение, – подумал он и почувствовал, что дрожат и его плечи. Это он... Серый полковник... Тайный автор покушения...
... Мгновенно ему представилась картина окруженной резиденции, связанные солдаты охраны, выстроившиеся в вестибюле резиденции войска, текущие по лестнице вверх, почерневшее от гнева лицо полковника, нервно дергающего ручку двери...
...Рука метнулась к ящику стола... Вытащила оттуда пистолет... Тяжело дыша, беззвучным движением достал из прозрачной плоской коробки в углу ящика патроны, высыпал их на ладонь... Потом, не отрывая взгляда от полутемного входа, похолодевшими пальцами зарядил пистолет и тихо поднялся...
...Из коридора послышался тихий скрип осторожно открываемой двери. С нижних этажей доносились голоса солдат, тяжело стуча сапогами, они бегали по этажам...
...Прижимаясь спиной к стене, двинулся в сторону коридора, оказался совсем рядом с входом.
– Кто там?..
...Некто, тихими шагами осторожно расхаживающий по коридору, услышав его голос замер.
...Запечатленные в памяти мышц уроки специальной подготовки, полученные много лет назад, мягким прыжком пантеры выбросили его тело в коридор... Палец нажимал курок, стреляя во все стороны темного коридора, где мог затаиться пригнувшийся или в полный рост полковник...
...Слева в темноте что-то с грохотом упало... Потом кто-то, спотыкаясь, держась за стену, сделал несколько шагов и тяжелым кулем свалился на пол...
...Рукой нашарил кнопку включателя, зажег свет в коридоре и чуть не задохнулся от увиденного... Спазм схватил горло, онемевшие ноги подкосились, упал на колени...
...Застывшие глаза женщины были открыты... Закрыв лицо испачканными кровью руками, она смотрела на него...
...Подполз к ней на коленях, задыхаясь от ужаса, сблизи вгляделся в лицо, которого давно не видел, положив ее голову на колени, с болью, прижал к груди...
...В коридоре послышались шаги... Вздрогнув, обернулся... У дверей в военной долгополой серой шинели стоял полковник и спокойно смотрел на него. За его спиной были видны вооруженные люди...
– Я не хочу... Я ничего не хочу... – тихо сказал он. – Делайте, что хотите... Мне ничего не надо...
... Но серый полковник, казалось, не слышал его, стоял все с тем же непроницаемым лицом, сунув руки в карманы, и молча смотрел на него.
– Уходите отсюда... – голос его задрожал. – Уходите, говорю вам!..
И тогда с тем же непроницаемым лицом полковник, не повернув головы, сделал какой-то знак своим сопровождающим. Сзади, из толпы вооруженных солдат в коридор вышел и тут же скрылся человек в военной форме с очень знакомым лицом. Почти сразу же за ним появился священник Иосиф, помахивая кадилом, он низким голосом пел молитву, далее в коридоре откуда-то возникли звуки органа... перезвон церковных колоколов... Поднял голову, но увидел вместо потолка почерневшие узоры уходящих чуть ли не в самое небо островерхих куполов мавзолея, их открытые наружу круглые форточки... Человек со знакомым лицом быстрыми шагами направился к нему... остановился перед ним, приставил к его лбу пистолет и четыре раза подряд выстрелил...
...Очнулся от сна и, с трудом шевеля пересохшими губами, огляделся...
...В заливших комнату рассветных лучах солнца тускло светила настольная лампа...
... Нераспечатанное письмо все еще лежало среди газет...
***
...Будто шепот какой-то прошел по залу, когда он медленными шагами появился на сцене. Или это ему показалось?!. Занял свое место в президиуме. Оратор – министр обороны, на миг прервал свою речь, и, подобострастно изогнувшись, беспокойными глазами смотрел на него...
– Продолжай, продолжай... – сказал он, незаметно оглядывая зал.
...Министр обороны говорил о положении на фронте, о положении перемирия, о трудностях, стоящих перед военными...
– Как вы себя чувствуете, господин Генерал?.. – чуть наклонившись к нему, шепотом спросил премьер.
От премьера шел странный запах одеколона. Не мог разобрать одеколон ли это или трава. Наверное, вчера, пока он носился по серым запыленным дорогам, премьер наслаждался где-то среди зеленых ароматных трав...
Видно, его состояние в последние дни немного запутало премьера, подумал он, и, глядя тому в глаза, спросил:
– А как по-твоему?..
...Премьер выглядел очень бодрым. Чуть растерявшись от его вопроса, он странно усмехнулся:
– По-моему, отлично...
– И мне так кажется... – ответил и снова взглянул в зал.
Все как обычно смотрели только на него. И чем дольше они смотрели на него, тем радостней становились их лица... То ли розовели, то ли белели?!.
...Немного выждав, обернулся и посмотрел на премьера.
...Низко склонив голову, шевеля бледными губами, тот что-то писал. Премьер явно почувствовал его взгляд, но не решался поднять голову, посмотреть на него.
Премьер дальновиден и предприимчив... – подумал он, – иначе не стал бы посылать ему полные искренней любви письма в далекую провинцию, в его одиночество.
Снова взглянул в зал.
– ...недостаток обычного горючего, боеприпасов мешает переброске на линию фронта новых соединений... – министр обороны перевернул страницу.
– ...А вас интересовали причины отсутствия горючего? – прервал он вдруг речь министра.
...Министр запнулся, снял очки, обернулся и посмотрел на него вытаращенными глазами. Видно, не понял ему или кому-то другому адресован этот вопрос...
– Я к вам обращаюсь... говорите, говорите...
– Конечно, интересовался, Ваше превосходительство... – министр обороны выпрямил спину и придал лицу выражение старательного ученика. – Мы неоднократно обращались по этому вопросу в Комитет по топливу, однако...
...Министр замолчал. Словно взвешивал то, что собирался сказать.
...Сидевший в третьем ряду слева министр по топливу беспокойно заерзал.
– Говорите, говорите, вы обращались и...
– Говорили, что не могут выделить нам топлива в достаточном количестве...
– А вы поинтересовались, почему?!. Может, просто Комитет по топливу плохо к вам относится?!.
Растерянный министр испуганно смотрел то на него, то в левый угол третьего ряда...
...И это наш храбрый военачальник... С отвагой льва, орлиным взором... – подумал он...
– Это я так, к примеру сказал... Я хочу, чтобы вы знали, что министерство по топливу располагает необходимыми вам пятьюдесятью тысячами тонн горючего. Однако председатель комитета по старой привычке ждет от вышестоящих инстанций указания кому, куда и сколько выделить, но поскольку эти инстанции пока не имеют возможности для таких указаний, он и отказывает вам таким образом...
Правая сторона президиума нервно заерзала на местах. Началось шевеление, шепот, зал стал переглядываться...
– Хочу, чтобы вы знали и то, что ваши заявления по поводу горючего создают лично о вас очень плохое мнение. Выходит, что отказ Комитета по топливу, то есть невозможность обеспечить фронт необходимыми ресурсами беспокоит вас не больше, чем председателя комитета по топливу.
...Министр хотел что-то возразить, но промолчал.
– Пожалуйста, хотите что-то сказать?
– Я?!. – на лице министра мелькнуло выражение страха, смешанного с ужасом, – я слушаю вас, господин Генерал...
– Знать о чем-то и молчать, не сообщив куда следует об этих отвратительных явлениях, недостойно человека, которому в такое трудное время доверена оборона страны. В военное время подобное поведение, особенно для военных не простительно. Можете сесть.
...Дрожащими руками министр с трудом привел в порядок бумаги, поправил очки и с мрачным лицом сошел с трибуны.
...Из третьего ряда был виден виноватый взгляд председателя Комитета по топливу...
...Премьер, словно ничего не слышал, все так же низко склонившись, продолжал писать. Потом, не вынеся наступившей в зале тишины, поднял голову, и, не глядя в его сторону, мелко постукивая по столу карандашом, обратил в зал печальный взгляд.
– В это трудное, критическое время подобные поступки недопустимы. Пора положить конец этим двойным играм, к которым вы настолько привыкли за эти годы, что они превратились в стиль работы. Очнитесь, пока не поздно...
От этих слов сидящие в зале словно съежились, слились в единое, напряженно-испуганное бледное лицо...
– ...Я и без того прекрасно знаю, кто чем занимается... Знаю, кто чем дышит...
...При этих словах премьер нервно потер левый глаз...
Это была его давняя привычка в трудных ситуациях, пребывая в растерянности – премьер всегда потирал левый глаз. А может, премьера беспокоил зрачок, клетка за клеткой растущий и закрывающий почти весь глаз?..
– В странах, находящихся в состоянии войны, судьба лиц, совершающих подобные деяния, должна решаться немедленно по приговору военного трибунала. К сожалению, бедственное положение нашего военного трибунала, как и других органов, не позволяет нам в подобных ситуациях обращаться к высшему военному органу... Продолжайте... – бросил он, не глядя вправо.
...Премьер наклонился к стоящему на столе микрофону и хрипло сказал:
– Для оглашения результатов расследования трагических событий, происшедших в военной части, слово предоставляется председателю следственной комиссии... – поперхнувшись, зажал микрофон ладонью, долго кашлял и утирал слезы, и, наконец, выпив воды, докончил:
– ...Ахмеду Меликову...
Председатель следственной комиссии, оставшийся еще от прежней власти тощий, длинноносый человек в большом, не по размеру костюме, который пусто колыхался при ходьбе, неуклюже поднялся на сцену, прошел на трибуну и встал перед микрофоном.
– Комиссия по расследованию трагических событий, происшедших в N-ской военной части...
...И снова почувствовал, что сердце то обрывается, как в самолете при воздушных ямах, то стихает вообще, то начинает беспорядочно биться...
...Это все от нервов и усталости... – подумал и, слушая, как выступающий описывает места событий, в частности "Дворец культуры" в центре того городка, вдруг вспомнил, как сегодня во сне крался вдоль стены с пистолетом в руке, стрельбу в темном коридоре, женщину, глядящую на него погасшими глазами...
Тщетно мучил мозг, пытаясь из глубин памяти извлечь облик жены, умершей несколько лет назад, но с ужасом и растерянностью понял, что это ему не удастся...
...А та женщина, которую он застрелил во сне, – та ли это, кого он разглядел из сотен лиц во "Дворце культуры", или это была потерянная им пятнадцать лет назад жена?!.
...Она, та женщина из сна, была обеими одновременно.
...Тогда кого он оплакивал, упав на колени, думал он?.. – Ту или похороненную пятнадцать лет назад?..
Снова в голове все перемешалось... И теперь все – и этот душный зал, и опротивевшее заседание, и то, о чем с серьезным видом говорил с трибуны оратор, и беспокоившие его в последнее время незавершенные дела, и закулисные организаторы покушений, и премьер, сидящий справа и все еще сжимающий карандаш в руке с отчаянием утопающего, вцепившегося в соломинку, – одним словом все поблекло и потеряло смысл, растаяв, как льдина...
...Вновь появилась резь в глазах, веки стали устало тяжелеть... Хотелось вернуться в резиденцию, запереться, никого не видя и не слыша, не раздеваясь, упасть ничком на кровать, и, обняв подушку, уснуть...
– ...не так ли, господин Генерал?.. – председатель следственной комиссии неожиданно прервал речь и вопросительно смотрел на него...
А вслед за председателем на него посмотрели и все присутствующие...
– Возможно и так, – сдержанно ответил он, – но нельзя делать поспешных выводов. Собранные материалы еще не дают полного представления о случившемся. Эта трагедия требует серьезного изучения, всестороннего сбора фактов, тонкого, ювелирного анализа... – говорил он, чувствуя, как лоб покрывается холодным потом... Такое – чтобы не слышать слов выступающего с ним происходило в первый раз... Как это получилось?.. – подумал он, оглядывая зал. Значит опять...
...Председатель комиссии, удовлетворенный ответом, продолжил речь.
Внимательно вгляделся в лица сидящих в первых рядах. Бросил взгляд по сторонам. Все, как и прежде, со спокойными лицами слушали говорящего.
...Это конец... Это тот самый конец... Так когда-то говорила старая гадалка: "...как поворачивают портрет оборотной стороной, так и уходят, обернув лицо к тому свету"...
...Собравшись, сконцентрировал внимание на выступающем и поймал себя на том, что опять пропустил его слова...
...Стало тоскливо... Руки похолодели. Такое с ним в последнее время случалось часто. Кажется, это из-за нарушения кровообращения...
...Потер руки и сложил ладони. Казалось, это чужие руки. Пальцы скрючились, как горбуны, кожа высохла.
Вспомнил, как однажды ему приснились эти руки...
...Это было еще в далеком провинциальном городе. В одну из снежных ночей ему приснилось, будто руки его, как две крысы, бегают по полу, иногда проваливаются в какую-то щель и стоят там, готовые с ужасным криком броситься на него... В ту ночь он долго играл в страшные прятки с руками, но им ни разу не удалось поймать его...
...Зевнул... По мере зевка лица сидящих в зале менялись на глазах...
...Его поглотит это цепкое болото сна... или он просто куда-то исчезнет...
...Армия "сусликов" снова, пощелкивая острыми, мелкими зубками, глядела на него круглыми глазками... Словно готовились всей стаей наброситься и загрызть его своими мелкими острыми зубками...
...Это катастрофа... Он нигде не читал о поглощении человека собственными снами... Что это, болезнь или старость?!. А может, простая усталость?.. – думал он, потирая руки. – А если усталость, то причем здесь мавзолей?..
Немного погодя, слушая выступающего, вдруг вспомнил письмо, недавно опубликованное в газете...
Какая-то женщина с неизвестной фамилией рассказывала о каком-то знаменитом психиатре, и благодарила за несколько коротких сеансов гипноза и аутотренинга, которые излечили ее сына-наркомана...
...Он напрягся, стараясь вспомнить фамилию того психиатра... В редакционном постскриптуме сообщалось, что в отличие от алкоголизма лечение от наркомании осуществляется лишь с помощью лазерной хирургии уничтожением в организме человека пораженных точек – и то лишь в некоторых развитых европейских странах. И воздействие на эти точки без хирургического вмешательства, без применения медикаментов лишь с помощью гипноза можно считать мировым достижением. В том же постскриптуме была еще и фраза о снах, но сейчас он никак не мог ее вспомнить.
Значит, и память начинает слабеть...
Ему вспомнилось равнодушное, усталое лицо профессора на фотографии, помещенной рядом с письмом... и тут же, обращаясь к выступающему, он сказал:
– А я скажу вам, что упомянутые вами артиллерийские установки покупаются не из указанных вами источников, а из соседних республик. А часть вооружения, по последним данным, доставляется самолетами. Продолжайте...
Он проговорил это, а слух обжигал жаркий голос старой гадалки из прошлого:
– ...Это и смертью нельзя назвать, сынок... Как переворачивают портрет, так и твое лицо повернут к тому свету...
Часть 5
– Профессор!.. Профессор!.. Профессор!..
...Проснувшись, вскочил, огляделся... Свет в комнате так с ночи и остался не выключенным... Солнце уже стояло высоко... Часы на противоположной стене показывали половину девятого...
...Перевернувшись на бок, профессор по привычке попробовал припомнить, что снившееся, но ничего, можно сказать, не вспомнилось. Разве что белые облака, мягко касавшиеся рук и ног, странные тюлеподобные туманные покрывала...
Но удивительны были поразительная легкость, бодрость... Словно за эту ночь он помолодел лет на десять. К тому же в эту ночь... – тут им овладела легкая тревога – ...в эту же ночь профессор, казалось, заново прожил всю свою жизнь...
Само содержание сна никак не шло на память. Ясно было одно – этот сон означал, что жизнь его пришла к концу, и больше его с этим миром ничто не связывает... Причем ощущал он это, как свою руку, ногу, и несло оно небывалое спокойствие... Из смутных обрывков сна выходило, что пресыщенные до последней клеточки его тело и душа отказывались воспринимать что-то новое, они пресытились этим, изученным им, насколько возможно, таинственным миром, и никакие чудеса и открытия их больше не интересуют...
...С кухни послышался звонок телефона...
Поднялся, закутавшись в одеяло, и босиком зашлепал на кухню, чувствуя, как холод пола пробирает все тело.
– Профессор?!. Доброе утро, профессор!.. – услышал он взволнованный голос секретарши главврача. – Что это с вами?..
– Со мной?.. – профессор уже привык к бесцеремонному тону девушки. Со мной ничего...
– Я имею в виду, не болеете?.. – девушка говорила быстро. – ...Тут вся клиника переполошилась... Вас ищут. Как вы себя чувствуете?..
– Спасибо, хорошо. А с чего это меня ищут?..
– Не знаю... Бейдадаш (так в клинике называли главврача) с утра только и твердит "Вейсов, Вейсов". Приехал на работу впопыхах... спрашиваю, что случилось, не говорит. Замучил меня "Найди его" и все... Так вы дома или нет?..
...Перед глазами захлопали по-коровьему бессмысленные глаза главврача...
Совершенно не хотелось видеть его.
– Скажи, телефон не отвечает. Через двадцать минут буду... – ответил он и повесил трубку.
...Несколько минут профессор так и стоял посреди кухни с одеялом на плечах...
Взгляд его упал на оставшуюся на столе с позавчерашнего вечера пыль истлевших насекомых... Все вспомнилось...
...Академик... древняя рукопись... записная книжка... страницы... любовь и кишки... соглядатай в серой куртке...
...Ему стало не по себе...
Сейчас спросонья невозможно было определить – что из этого ему приснилось, а что было на самом деле...
...Сколько странностей произошло в последние два дня, какие всплыли, страшные истины?!.
Что все это было?!. – думал профессор, чертя пальцем по пыли на столе.
...И без того мешающиеся мысли, путались еще больше, рождая еще более зловещие картины...
...Профессор открыл кран. Потекла кофейно-ржавая струя.
...Он умылся водой из чайника.
...Очень может быть... – продолжал размышлять профессор, снова сев на табуретку и потирая лицо, – очень может быть, что больной переводчик и был прав. Из этой древнеегипетской рукописи выходило, что они с академиком были в одном и том же месте, в той опасной зоне, которая в рукописи именовалась "Порогом". Академик мертв... Он пока еще жив. Временно, под огромной тенью простершегося к нему Нечто...
...Профессор опять явственно ощутил на себе – в этой полусырой кухне, маленькой комнатке, забитой хорошо знакомыми вещами покойной жены. В углу, где сидел профессор, словно вдруг наступил вечер...
Стало холодно...
...Однажды ночью, когда он будет ждать первых лучей солнца, а, скорее всего, когда он будет спать, эта же таинственная тень ястребом налетит на него, вонзив острые когти в спину, вырвет из постели и унесет с собой Туда... в тысячеслойное неведомое пространство...
...От этой мысли профессора словно резко подбросило... Закутавшись в одеяло, он на миг замер посреди кухни, размышляя о своей безвыходности, и снова опустился на табуретку, чувствуя, как холод пронизывает все тело.
...Дрожа от холода, вернулся в комнату, сев на край кровати и, натягивая холодные с ночи носки, вспомнил вчерашнюю ночь, и сад, где все стороны были одинаково и ужасающе симметричны...
...И вспомнил, как после долгих мучений обнаружил в углу сада странный выход, и ведущую оттуда узкую темную извилистую дорожку, полную голосов неведомых птиц, и поразительного вислоухого пятнистого пса, указавшего ему дорогу... Вспомнил неслышный в завывании ветра мягкий бег пса, его медленные, словно полусонные повороты головы, вспомнил, как с мудрым спокойствием, будто исполняя долг, вел он его за собой...
Казалось, – думал профессор, – это пес привык вот так вот выводить людей, заблудившихся в этом страшном саду...
И еще вспомнил мучительный вчерашний вечер, и как далеко за полночь до боли в глазах смотрел телевизор, пока не закончились передачи по всем каналам, и, боясь попасть в плен снов, теплым воздухом опутывающих его тело, до утра пил чай, кофе и лишь на рассвете при робких лучах солнца, нарушивших загадочность ночного неба, в час, когда, по словам больного переводчика, заканчивалось время неведомого пространства, на онемевших ногах донес свое свинцовое от усталости тело до постели, и раздевался уже под одеялом, не в силах поднять веки...
Кое-как проведя эту ночь и лишь под утро сдавшись сну, он избежал соглядатая в серой куртке...
Эта мысль породила в душе профессора удивительное спокойствие.
...Час восхода солнца профессор определил по данным на обороте странички настольного календаря, и, судя по всему, не ошибся.
...Профессор оделся, причесался и снова вышел на кухню, сварил из набранной еще позавчера воды кофе, сел у окна и, глядя на женщину, развешивающую во дворе белье, думал о том, что, может, этой ночью он был там, у самого этого "порога"... и снова, умирая от страха, прятался и убегал от парня в серой куртке, и каким-то чудом сейчас забыл об этом?!.
Значит, его вернули... – думал он, чувствуя, что сердце его бьется совершенно спокойно.
...Действительно, если он проспал целых пять часов, почему же не может вспомнить то, что ему в эти часы приснилось?!. Или ему вообще ничего не снилось?!.
...Профессор глубоко вздохнул и еще раз отметил замечательную легкость в теле, отсутствие привычного уже ощущения тяжести на сердце и даже то, что исчезли обычные горечь во рту и сухость языка.
Так он блаженно попивал кофе, пока новая неожиданная мысль не заставила его поперхнуться...
...Они намеренно стерли из его памяти сегодняшний сон... Может быть, в эту ночь они с ним что-нибудь и сделали...
...Да, да, точно, что-то сделали... Заменили мозг... или похитили душу?..
...Сердце снова встревожено заколотилось...
...Этот урод в серой куртке стало быть настиг его... Догнал у двери и Бог знает, что сделал с ним... Может, даже убил?!.
...При этой мысли профессор отложил недопитую чашку, взглянул на свое отражение в окне и испугался еще больше...
...Широкий, плоский нос, густые, седые усы, круглые очки... Со стекла окна на него смотрела старая серая сова...
***
...Звук селектора главврача, как сигнал тревоги, заполнил центральный коридор клиники...
Сунув чуть ли не локоть руки в карманы, главврач стоял перед ним, глядя на него коровьими глазами.
– Вас ищут, профессор... С утра уже три раза звонили.
В зависимости от ситуации главврач обращался к нему то на "вы", то на "ты".
– Кто меня ищет?
– Министр...
– Министр?..
– Да, он сам... – с трудом сдерживая раздражение, ответил главврач.
От волнения или бессонницы лицо главврача было опухшим больше обычного.
– Вы не узнали – зачем?.. – у профессора сжалось сердце. Вспомнился министр здравоохранения – высокий средних лет, болтливый человек, все время без умолка что-то говоривший, его бессвязные слова очередью вылетали из широких, постоянно, как жвачка, меняющих форму губ, с вечно застывшей на них слюной.
Главврач нервно пожал плечами:
– Даже машину прислал... Она ждет вас.
– Куда надо ехать, к нему домой? – профессор пошарил в карманах в поисках ключа от кабинета.
– Нет, в министерство...
– А в министерство зачем? – удивился профессор.
...Ключ, словно испарился из кармана.
– Не знаю... – плечи главврача опять нервно взлетели вверх.
– Ничего не понимаю... – проговорил профессор, вспоминая, где же он мог потерять ключ?!.
– Вот и я о том же... – растерянно сказал главврач, в очередной раз пожимая плечами.
Его плечи, казалось, дергались сами по себе.
– Может, что-нибудь там случилось?.. – многозначительно прошептал он, подойдя ближе к профессору, и кивая куда-то у себя за спиной.
– Где там?..
Главврач сделал выразительные глаза, потом раздраженно сказал:
– Там, наверху... Кажется, и сам министр ничего не понимает...
Эта мимика главврача напомнила профессору маленького академика, говорившего "там", показывая пальцем и глазами куда-то назад, а потом – в потолок...
– А что тут понимать?..
Впрочем, сам профессор тоже ничего не понимал. Видно, мозг его еще долго будет в таком состоянии... А тут еще приходится кого-то лечить.
Но хуже всего было то, что ключ никак не находился, и это исчезновение выводило его из себя, сжимало в нервной тоске сердце...
То, что он, приехав в клинику, вынужден, не заходя в свой кабинет, куда-то ехать, меняло весь облик дня...
...Слушая главврача, профессор пытался привести в порядок мысли... Он вспомнил, что, выходя из дома, проверил – взял ли с собой этот ключ, и потом всю дорогу, в кармане сжимал его в ладони, поигрывал им... Профессор на всякий случай ощупал шелковую подкладку кармана пальто, убедился, что там нет никаких дырок, и затем подумал: эта пропажа имеет одно-единственное объяснение, – где-то по дороге в клинику он бессознательно сам своими руками вытащил ключ из кармана и куда-то выбросил...
...Но почему? – все более раздражаясь, думал профессор. – Почему впервые за двадцать лет на этой дороге, где им изучена каждая пядь, он именно сегодня выбросил куда-то этот маленький ключик?.. Что это может означать?.. Чему он в тот миг повиновался: неосознанной потребности тела или чьему-то неизвестному приказу?!.
– ...Он сто раз переспросил меня, это тот самый Вейсов?.. Я и сам уже запутался... Какой, спрашиваю, тот самый?.. А он и сам не знает, какой... Пусть, говорит, срочно приезжает... Машина уже час ждет здесь...
– Не понимаю, кто меня вызывает?.. – раздражился профессор. – Министр или...
– Клянусь Богом, этого я не смог понять.
...Выпученные глаза главврача налились кровью, и, казалось, вот-вот выскочат из орбит...
Глядя на него, профессор подумал, что надо было сказать секретарше, что тяжело болен и на работу не выйдет... Было совершенно невыносимо куда-то ехать и слушать чьи-то стоны и жалобы...
– ...Я в первый раз видел его таким... – задумчиво сказал главврач.
– Каким?..
– Ну, таким... возбужденным... как будто речь шла о его увольнении...
Профессор понял, что уже поздно отказываться и никакими увертками этого вызова не избежать. Поэтому, чтобы успокоить главврача, сказал:
– Наверное, хочет обследоваться...
– Кто?..
– Он...
– Да нет же... речь шла не о нем... Я спросил... Говорит, совсем другое дело... И очень нервничал... Никогда его таким не видел...
***
...Главврач был прав, и министр с нетерпением ждал его...
Едва профессор появился в просторной, устеленной коврами приемной, помощник министра – худощавый улыбчивый парень лет двадцати пяти, тут же сняв трубку селектора, коротко, неразборчиво доложил об этом министру, а затем, тут же опустив трубку, бодрым шагом провел его в кабинет...
...Министр ожидал его в дальнем конце длинного светлого кабинета у огромного письменного стола, увидев его, быстрыми шагами подошел и пожал ему руку.
Сказав "Очень рад видеть вас...", изящным жестом предложил сесть.
...В первый раз он лично встречался с министром – средних лет мужчиной с густыми бровями... За исключением его предшественника, за сорок пять лет врачебной практики ему не приходилось иметь дела с руководством...
