Текст книги "Свобода"
Автор книги: Афаг Масуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
...Профессор слушал мягкий голос Генерала, и безуспешно пытался представить себе, куда может повернуть это опасное предисловие.
...Генерал уже не смотрел на профессора, умолк, погрузившись в задумчивость.
Выглядел он гораздо моложе и бодрей, чем на массе портретов, фотографиях в газетах, на календарях.
Или он, действительно, помолодел?!. – думал профессор, внимательно вглядываясь в розовые щеки Генерала, его серые глаза, в которых мелькало странное тепло...
– Я очень рад нашему знакомству. Если не ошибаюсь, мы с вами ровесники. Не так ли?..
– Может быть... – растерянно пожал плечами профессор, и подумал, какое это имеет значение?!. Но тут же посмотрел на Генерала, чтобы проверить реакцию на свой, прозвучавший излишне грубо ответ.
Но Генерал никак не отреагировал. Ему, судя по всему, было совершенно все равно, что какой-то там профессор не знает, сколько ему лет, более того ему это даже понравилось.
Генерал бросил на профессора долгий взгляд и неожиданно спросил:
– Профессор, вы играете в нарды?
– В нарды?.. – профессору показалось, что он ослышался. – Нет, не играю, – ответил он и испугался. Причем он и сам не понял причины этого испуга...
– Значит, в нарды вы не играете... – задумчиво проговорил Генерал, постукивая кончиками пальцев по подлокотнику кресла.
...Сердце профессора в который раз тоскливо сжалось.
...Что все это значит?.. Чего хочет от него этот человек с бодрым лицом, здоровыми глазами? Может быть, он... – тут мысли профессора опять смешались. Может быть, он, сам того не зная, куплен этим величественным, загадочным дворцом, и стал придворным врачом, личным врачом Генерала, в чьи обязанности входит развлекать Генерала, слушать его рассуждения?!.
– А как насчет шахмат? – снова спросил Генерал, ласково глядя на профессора.
– И в шахматы не играю... – ответил профессор, чувствуя, как дрожь охватывает его.
– Это не так уж и важно, профессор... – медленно проговорил Генерал. Просто я хотел что-нибудь сделать вместе с вами, посмотреть, что из этого получится...
Генерал с улыбкой взглянул на профессора, потом вдруг подошел к окну, чуть отодвинул занавеску, посмотрел во двор.
...Гул двора тут же ворвался в светлый, роскошный кабинет Генерала, подняв там бурю...
– Как резко изменилась погода... – проговорил Генерал, а потом, обернувшись, спросил: – Профессор, а с какими еще участками мозга вам доводилось работать?.. Речь, разумеется, идет о больных участках. Страх, наркомания, а какие еще?!.
– Еще?!. – задумчиво переспросил профессор. – Комплекс неполноценности... различного рода маниакальные состояния, тяжелые депрессии, мания преследования...
...И тут же вспомнил о своем преследователе в серой куртке... Он с большим удовольствием прожил бы до конца жизни со своим комплексом преследования, если б этот парень в серой куртке не был бы ничем иным, кроме сновидений и проявления психического расстройства...
– А если человек каждую ночь во сне оказывается в одном и том же месте, и никак не может избавиться от этого сна...
...Сердце профессора оборвалось. Лицо Генерала было по-прежнему спокойным и добрым.
– Какой сон вы имеете в виду?
– Я сейчас говорю о себе... – Генерал облокотился на спинку кресла, кажется, от него не укрылось замешательство профессора. – Речь идет обо мне, о моих снах...
– Да, я понимаю... – заплетающимся языком проговорил профессор.
– Знаете, последние месяцы, можно сказать, я вижу один и тот же сон. И самое странное, что я, человек, который обычно не спал больше шести часов, сейчас постоянно хочу спать...
Слушая Генерала, профессор подумал, что, если тот сейчас заговорит о трамвайной остановке, он сойдет с ума...
– А что вам снится?..
– Что снится?.. – Вопрос несколько смутил Генерала. – А вам чем-то может помочь, если я расскажу про свой сон?..
– Конечно...
– Скажу вам, что я не вижу ничего необычного. Постоянно снится нечто, похожее на мавзолей...
Профессор почувствовал себя спокойней.
– Во всяком случае, это не так уж и безосновательно...
– Что?..
– Мавзолей, о котором вы говорите, постоянное желание спать... Но почему именно мавзолей?.. Было бы неплохо, если мы постарались уточнить это... – уверенней заговорил, не находя никакой связи между мавзолеем и собственными снами.
...Странная тень промелькнула на лице Генерала... Он обогнул кресло, сел, упершись локтями в колени, посмотрел прямо в глаза профессору.
В его взгляде от прежней доброты не осталось и следа. Сейчас в глубине глаз сверкали грозные молнии.
У профессора закружилась голова... навалилась сонливость...
– А вы можете вспомнить что-нибудь, связанное с этим мавзолеем?.. спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Такое бывает с людьми страстными, чрезвычайно эмоциональными. В отдельных случаях это может быть вызвано стрессом, расстройством нервной системы от сильного перенапряжения... – профессор откинулся на спинку дивана, чтобы быть подальше от глаз Генерала.
– А как быть, если подобное состояние возникло без стресса и перенапряжения?..
– Тогда... – профессор пожевал кончики усов, – ...тогда это состояние, я имею в виду беспокоящий вас сон, может быть, скорее всего, результатом работы подсознательной памяти или ее пробуждением... Вам, несомненно, известно, что человек совершенно не знает, что хранит его подсознание. Иногда случайное слово или происшествие могут возбудить самые дальние участки подсознательной памяти.
– Например...
– Например?!. – профессор задумался. – Например, какая-то мелодия или даже аромат, который вы слышали в тяжелую минуту в глубоком детстве, может через много лет пробудить в вас эту боль. Как скажем... Боль, испытанная вами когда-то... речь, конечно, идет о душевной боли, затаилась в вашем подсознании, и вы о ней совершенно забыли. Боли нет. Но вдруг услышанная мелодия или аромат могут вновь пробудить ее.
...Генерал отвел взгляд от профессора и погрузился в глубокую задумчивость, затем вдруг серые глаза снова вонзились в него. Генерал смотрел молча, и оттого казалось, что глубина глаз становится все темней... Затем, скользнув по лицу, взгляд сконцентрировался и устремился куда-то в самую болезненную глубину глаз профессора.
...Профессору казалось, что лицо Генерала стремительно приближается к нему... Или его, вот так вот, прижимающего к груди тяжелый портфель с инструментами, как магнит железо, притягивают к себе эти глаза?!.
...И в их серой бездонности профессор в одно мгновение забыл обо всем... ему привиделись когда-то, где-то, может быть, во снах, увиденные краски...
– ...Никому об этом не говори, никому... умоляю, никому... о том, что был здесь, о том, что я говорил и еще скажу... не рассказывай... иначе... иначе ты труп...
– О...бе...щаю... – пробормотал профессор, еле ворочая онемевшим языком.
...Генерал по-прежнему сидел, закинув ногу за ногу, и спокойно смотрел на профессора:
– Профессор... – начал он и замолчал, кажется, тщательно взвешивая то, что собирался сказать. – Дело в том, что я много думал об этом... Но абсолютно ничего, связанного с мавзолеем, вспомнить не смог. Я был во многих странах. Но нигде не видел такого мавзолея... Да и предположим, что где-то я видел его, так что же мне теперь до конца жизни мучится с ним во сне?!.
Профессор чувствовал, что по мере разговора, Генерал старается вызвать в себе раздражение.
– В последние несколько дней мне не дает покоя совершенно вздорная, глупая мысль, мне кажется, что я... – Генерал снова на миг замолчал. Одним словом, я чувствую себя очень плохо... – закончил он, выдохнув.
Казалось, ему трудно было говорить.
– Но внешне вы выглядите вполне здоровым... – сказал профессор.
– То есть?..
– То есть гораздо бодрее, чем раньше...
Что-то в этих словах профессора насторожило Генерала.
– Что вы имеете в виду, говоря – раньше?..
И снова профессор почувствовал озноб. И что потянуло его за язык ляпнуть эту глупость?..
– Я имею в виду первые дни вашего возвращения в город. Тогда, казалось, что-то гнетет вас, или на вас так подействовали те события?!.
– Возможно... – проговорил Генерал, и видно было, что он старается поскорее уйти от этой темы. – Но зря вы, профессор, внешний вид стараетесь связать с внутренним состоянием...
– Возможно... – согласился профессор. Действительно, какое отношение внешний вид имеет к душевному состоянию?!.
– ...И я почувствовал, что сам не смогу избавиться от этого. Может быть, и смог бы, но для этого требуется много времени. А у меня, вы знаете, нет столько времени...
Генерал говорил о себе так, словно речь шла о совершенно постороннем человеке.
– Господин Генерал, прежде всего я должен знать содержание сна, о котором вы упоминали, – профессор взглянул в глаза Генералу, в которых начали сверкать искры гнева, смешанного с подозрением и, пожав плечами, закончил: – Другого пути просто-напросто нет.
...Генерал молчал, мерно дыша, и смотрел на профессора, так словно впервые увидел его, встал, вышел в соседнюю комнату, очень скоро вернулся оттуда с небольшим хрустальным графинчиком и парой серебряных рюмок, расставил принесенное на столе и, разлив золотистую жидкость по рюмкам, взял одну из них, другую – протянул профессору:
– А как насчет виски, пьете?.. – спросил он и, не дожидаясь ответа, медленными глотками, отпил сам.
Профессор поднес рюмку ко рту, вдохнул аромат, и с трудом сделал два глотка.
– Содержание сна... – произнес Генерал и погрузился в задумчивость, затем вдруг, будто вспомнив что-то, спросил: – Профессор, а вам удается во всех деталях запомнить содержание своих снов?..
– Конечно, не полностью, но что-то удается сохранить в памяти.
– Странно... А я не могу запомнить ни одного сна. Помню только, что каждый раз оказываюсь в одном и том же месте, в том самом мавзолее. Бывает с группой людей, бывает – сам... Но дело не в этом, профессор... С тех пор, как мне стал сниться этот мавзолей, я постоянно хочу спать. Но вы же понимаете, я не имею права находиться в таком состоянии. Что-то во мне с каждым днем меняется... я будто слабею...
– Но почему это состояние вас так пугает?.. – в профессоре вдруг откуда-то проснулась смелость. – Предположим, вас мучает желание спать. Но ведь это может быть результатом обычного переутомления.
– Пусть это переутомление, но что тогда означает этот мавзолей, который строится из ночи в ночь?..
– Гм... – задумался профессор.
Вот она и появилась удивительная связь между их снами... Что она означает?.. – думал профессор, поглаживая усы.
– Так... – проговорил он и внимательно посмотрел на Генерала.
Генерал вовсе не был похож на слабеющего человека.
– Вы сказали, что слабеете? А в чем это проявляется?..
Лицо Генерала помрачнело. Профессору даже показалось, что Генерал на мгновение пожалел, что затеял все это.
– Думаю, это не имеет большого значения. Или проявления моей слабости играют важную роль?.. – медленно спросил Генерал, явно раздражаясь настойчивыми вопросами профессора...
...Действительно, это, может быть и не обязательно, – подумал профессор, глядя на руки генерала, мирно покоящиеся на подлокотниках кресла.
...А буря за окном разыгрывалась все сильней. Слыша, как гудят стекла окон, профессор подумал, как же он среди ночи пойдет домой в такую погоду?!.
От воя ветра горло перехватывал спазм. Он ощутил себя запертым в узком коридоре, на обоих концах которого ожидали смерть, страх, ужас...
– Профессор, мне, кажется, пора перейти к реальному разговору, сказал Генерал, сложив руки на груди. – Я объяснил вам ситуацию. Чем конкретно вы можете мне помочь?..
– Чтобы я мог оказать вам конкретную помощь, вы должны быть со мной совершенно откровенны, господин Генерал. Если вы не можете вспомнить снов, то хотя бы расскажите о своих ощущениях...
При этих словах профессору снова вспомнился министр здравоохранения, его круглое лицо, горящее жаждой помочь и услужить...
– Но что я вам должен рассказать?.. – Генерал, не меняя позы, смотрел на профессора.
– Вы напрасно нервничаете. Если вы ждете от меня помощи, то и сами должны что-нибудь сделать.
– Что я должен сделать?..
Генерал уже не скрывал своего раздражения.
– Вы должны рассказать мне о своем душевном состоянии, о своих чувствах...
– О чем, например?.. О ком я думаю, какие собираюсь принять решения, да?.. Вы это хотите узнать?..
– Господин Генерал, боюсь, я ничем не смогу вам быть полезным...
И снова сердце профессора отчаянно забилось... Он, прищурив глаза, смотрел на Генерала, который, кажется, и сам точно не знал, чего хочет. "Если вы не хотите говорить об этом, зачем тогда вызвали меня", – хотел сказать он, но промолчал. Глубоко вздохнув, снял очки, потер глаза. Сердце вроде бы успокоилось...
...Остается только одно – каким-нибудь образом выбраться из этой невообразимой ситуации...
От нервного напряжения и многодневной усталости у него начало темнеть в глазах. Кажется, поднималось давление...
...Профессор надел очки, снова посмотрел на Генерала, который, откинувшись в кресле, со спокойствием властителя наблюдал за ним, и подумал, что Генерала, наверное, вывела из себя собственная давешняя грустная искренность...
– Господин Генерал, возможно, для вас это трудно, но поймите, я должен все знать о вас...
...Брови Генерала взлетели. Он, видно, не предполагал такого поворота в разговоре.
– В противном случае я бессилен... – закончил профессор.
...К прежнему выражению холодности на лице Генерала примешалась еще и странная, растерянная ирония.
...Профессор почувствовал, что терпение его лопнуло.
– Позвольте мне уйти... – сказал он поднимаясь.
Генерал молчал, спокойные глаза наблюдали за профессором. И невозможно было понять – нервничает он или спокоен.
Согласен Генерал на его уход или нет, безуспешно пытался понять профессор, переминаясь с ноги на ногу. Он медленно надел пальто, шапку, взял портфель.
– До свидания, господин Генерал... – сказал он и, не дожидаясь ответа, под холодными взглядами Генерала направился к двери, открыл ее, вышел в коридор, сделал несколько шагов, но тут его остановил властный голос Генерала:
– Профессор!..
***
...Из кухни доносились звонки телефона.
...Профессор проснулся, хотел поднять голову, но не смог шевельнуть шеей... Казалось, голова набита тяжелыми булыжниками...
Лежа он долго слушал звонки не унимающегося телефона.
Наверное, это главврач... – раздраженно подумал он. Телефон так же беспрерывно звонил и вчера, когда глубокой ночью он, с гудящими от усталости ногами с трудом поднявшись по ступенькам, открывал дверь...
...Звякнув еще несколько раз, телефон, наконец, умолк.
Профессор провел сухим языком по пересохшему нёбу, потер затекшую шею... Наверняка, подумал он, я простудился вчера, когда блуждал по ветреному двору резиденции... Потом попытался вспомнить, что же ему снилось, когда уже на рассвете лег в постель и заснул, но вместо снов видел глядящие на него из угла серые глаза...
Дрожа от озноба, он вспомнил вчерашний вечер, невероятные кусты акации, застывшие, как во сне, сосны, грандиозную величественность резиденции, грозные глаза Генерала, в которых играли тысячи красок... Беспомощный его голос, не соответствовавший его холодным глазам, говоривший:
– Хочу свободы... быть свободным...
...Почему сны так мешают ему, думал профессор, укутываясь в одеяло... Только ли потому, что отрывают его от важных государственных дел?!. Его же во сне не преследуют, как преследовали академика?!.
А если Генерал рассказал о своих снах не всю правду?!. Может, он боится этого мавзолея?..
...Во дворе послышался гул мусоровоза. Через несколько минут комнату заполнил отвратительный запах гнили.
– Подавай назад! Назад! – кричал кто-то внизу так громко, словно хотел докричаться до следующего квартала.
Профессор пошарил под подушкой, нашел затычки, которыми по ночам затыкал уши, аккуратно вставил их в уши и натянул одеяло на голову.
Да... мавзолей беспокоит Генерала...
От чего же он хочет освободиться?.. От единственного состояния, в котором человек свободен – от сна?.. Почему?.. Не потому ли, что сны не совместны с государственными заботами?.. Видно власть, государственные дела слишком далеки от снов...
Все запутано и сложно... – размышлял профессор, потирая лицо руками.
...Надо подняться на антресоли, поискать там, в коробках среди спрятанных несколько дней назад старых статей что-нибудь о подсознательной памяти. Этот мавзолей каким-то образом давно отпечатался в самом дальнем уголке памяти Генерала, и сейчас почему-то начал беспокоить его...
Но почему именно сейчас? Вот, что самое главное...
Трудно будет раскрыть секрет мавзолея, вторгшегося в сны Генерала. Профессор вспомнил свои вчерашние безуспешные попытки проникнуть по ту сторону его серых глаз... Может, это ему и вовсе не удастся. Эти глаза покрыты каким-то защитным слоем... – с отчаянием думал профессор. – Или существует не описанная ни в одном труде по психиатрии некая таинственная сила, не позволяющая заглянуть по ту сторону этих глаз?!.
...Как бы там ни было, проникнуть в эти глаза невозможно, – пришел к окончательному выводу профессор и тут же вспомнил, как вчера Генерал со спокойным презрением произнес:
– Должно стать возможным...
Профессор долго еще ворочался в постели, стараясь вспомнить все до мелочей, проанализировать – что когда и как началось, почему его спокойная, одинокая жизнь сделала вдруг резкий скачок в очень опасном направлении, но так и не смог понять странную таинственную логику событий последних дней, их непостижимую закономерность...
Странным было и то, что в этих запутанных событиях, черт бы их побрал, словно ощущалась какая-то удивительная непонятная последовательность. Его преследовали во сне, а теперь выясняется, что и наяву за ним следили, проверяли всю жизнь, день за днем...
Как все это взаимосвязано? – мучился профессор, растирая горящие глаза.
...И еще, каким-то тайным чутьем он ощущал, что сквозь все эти события протекает какой-то тончайший, подобный лунному лучу, совершенно иной процесс, движение которого профессор улавливал, но постичь суть был не в силах...
Было ли это процессом, или неразличимым звуком, волной, неизвестной стороной Времени – чем бы оно ни было, но в последние дни профессор ощущал его где-то совсем рядом, в глазах людей, их голосах, в окружающих его красках. Оно было очень тонким, таинственным, теплым, подобным туману и, казалось, постепенно, медленно приближается к нему... А по мере этого приближения в профессора вселялось поразительное спокойствие, уверенность...
Снова затрезвонил телефон, отрывая профессора от размышлений.
Половина одиннадцатого. Встав, спокойно оделся под несмолкающие звонки, прошел на кухню, постоял там, с безразличием глядя на разрывающийся аппарат.
...Наверное, это главврач сходит с ума от беспокойства. Стоит только снять трубку, и посыплются сразу пятьдесят вопросов.
...Но ни главврачу, ни министру профессор не мог сказать, где он был. Это он понял еще вчера во время разговора с Генералом и твердо решил не отвечать на телефонные звонки. К тому же ему просто не хотелось ни с кем говорить.
...Звонки умолкли.
...В этот вечер в то же время, в половине седьмого, во дворе появится та же машина, чтобы отвезти его в резиденцию Генерала. И до половины седьмого он, как сказал Генерал, должен что-нибудь сделать.
...Профессору вспомнились светло-серые глаза Генерала, в которых время от времени появлялась теплая волна боли, его рассказ о полной взлетов и утрат жизни...
Поразительно, этот сильный, властный человек, на которого со всех сторон сыпались хвала и поклонение, одинок, как и он... В окружении красоты и роскоши тоскует, как и профессор. Разница лишь в том, что профессор увлекался снами, а он – политикой...
...Снова затрезвонил телефон. Профессор с корнем выдернул торчащий из стены шнур и аппарат, наконец, умолк окончательно.
...Надо было вывести Генерала из этого состояния. Для этого надо будет просмотреть кое-какие записи о подсознательной памяти. Профессор с трудом притащил с балкона стремянку, осторожно поднялся по ступенькам и открыл дверцу антресолей. Там отыскал завернутые в газету несколько рукописей, прижимая их к груди, осторожно спустился вниз.
Шаркая тапочками, вернулся в комнату, бережно неся рукописи подмышкой. Уложил старые, сморщившиеся папки на письменный стол, включил настольную лампу, уселся в кресло и задумчиво облокотился о стол. Потом раскрыл первую папку. На первой странице было написано:
"Жизнь – лишь краткий перерыв в вечной смерти"...
Часть 6
...Едва профессор переступил порог кабинета, Генерал ощутил знакомую боль в левой части сердца. Словно какой-то участок его сердца реагировал на психиатра...
Седые усы, круглые очки, чистые, тщательно ухоженные руки, темно-синяя фетровая шляпа – все это делало профессора похожим на дореволюционных врачей.
– Простите, не понял... – профессор застыл у дверей и растерянно смотрел на него.
В глубине его глаз было что-то подозрительное, похожее на хитрость, смешанную со страхом. Не смотрит в глаза и вечно выглядит рассеянным, чтобы скрыть этот блеск, – подумал Генерал. – Но он мастер... Замечательный профессионал, умеющий творить чудеса с мозгом, излечивать души.
– Рад вас видеть... – он жестом пригласил профессора садиться.
Мысли профессора снова разбежались, не сняв пальто, он бессмысленными движениями копался в своем портфеле.
– Не думал, что так быстро можно будет что-то сделать.
...Но профессор, казалось, не слышал его, изредка поднимая голову, он с искусственной улыбкой смотрел на него, а руки торопливо шарили в стареньком портфеле...
– Что вы там делаете?..
...Что-то близкое и родное было для него в лице профессора. Встречались ли они когда-то или эту близость вызвала вчерашняя беседа, откровения до самых тайных переживаний, самых заветных истин?!.
Однако, провожая профессора чуть ли не до гудящего от ветра двора резиденции, как ни странно, совершенно ни о чем не жалел. Ночью спал спокойно.
Может, этот старый волшебник своими якобы неудавшимися сеансами загипнотизировал его?.. Иначе как можно было настолько расслабиться, и выложить этому маленькому, коварному человечку всю свою жизнь?
– Значит, вы утверждаете, что сон – это единственное состояние, когда человек свободен...
– Да, да, так оно и есть... – пробормотал профессор, продолжая копаться среди разложенных на коленях бумаг.
...Профессор казался совершенно откровенным, хотя на самом деле вчера отчаянно скучал.
Удивительно, что, и накануне, и сегодня, ему казалось, что профессор мыслями находится в совершенно ином месте. Но куда же можно еще стремиться, находясь в этой резиденции, перед ним?!.
Профессор, словно забыл, кто перед ним, вел себя совершенно свободно, не обращал внимания на то, что говорит, и, казалось, не воспринимал всерьез услышанное...
...Потом, наконец, профессор решил снять пальто. Отложив рукопись в сторону, снял пальто, повесил на вешалку у двери и сел в плетенное кожаное кресло.
– После вчерашнего разговора мне показалось, что и сам как будто ничего не знал о себе...
– В этом нет ничего необычного. В конце концов, никто о себе не знает всего... – отозвался профессор, продолжая ворошить рукописи. – Вчера вы убедились в том, что загипнотизировать вас невозможно. Путь к вашей подсознательной памяти, можно сказать, закрыт, и одними гипнотическими сеансами его не откроешь. Откровенно говоря, за сорок пять лет работы это первый случай в моей практике.
При этих словах профессор вдруг смутился, бросил из-под густых бровей на собеседника быстрый взгляд и снова склонился над рукописью.
...Гипноз получился... – Тревожно забилось сердце Генерала... – Ты обманываешь... Но ошибаешься, путая меня с больными, в душах и мозгах которых копаешься многие годы, как в собственном платяном шкафу.
Кому и зачем могут оказаться выгодными вчерашние расспросы во время гипноза?..
...Движения профессора, тонкие, морщинистые пальцы, перебирающие бумаги, выражение лица, безразличие в голосе – все было полно коварством и хитростью...
Смущало лишь одно: профессор находился здесь по его приглашению...
– ...Во всяком случае, в ваших словах вчера я не нашел чего-либо серьезного. И это наводит на размышления. Откуда в вас эти недоверие к людям, отстраненность?.. Мне кажется... – профессор замолчал, погрузившись в задумчивость, затем повернулся, взглянул на портфель, лежащий у ног. ...Существуют иные, более глубокие причины вашей неприязни к людям...
...По поведению профессора было явно, что он хочет только одного – как можно скорее все закончить и исчезнуть со своим портфелем.
...Сердце нервно забилось... По сведениям, профессор жил один. Ни в клинике, ни за ее пределами ни с кем не общался, ни над каким научным трудом не работал, занимался только медицинской практикой.
Профессор умолк и уставился на свои ладони, затем потер их друг о друга, помассировал пальцы. Потом поднял голову:
– ...Что же касается мавзолея... здесь кое-что проясняется... профессор проговорил это, глядя долгим взглядом куда-то мимо него, в какое-то пространство. – Мавзолей притягивает вас как прибежище вечной власти... Точнее, вы, сами того не подозревая, стремитесь туда – в место вечного покоя, в вечность власти... Возможно, неведомо от вас ваши клетки устали в этой суровой атмосфере... устали от рабства...
– Рабства?..
– Рабства, рабства... Повелители могут существовать только в одной атмосфере. Атмосфере власти. Это тоже своего рода рабство.
...Профессор был прав... За те несколько лет, которые по непонятному капризу судьбы пришлось прожить, как в ссылке, вдали от столицы, он настолько исхудал, что встревоженные соседи и знакомые по вечерам заходили проведать...
...Профессор прав... Без власти ему было плохо... Как без ног или без рук... Это он четко помнил...
Но откуда профессор узнал это?..
– Вчера... – начал профессор, глядя в пол и стараясь привести в порядок мысли, – я долго думал, просмотрел некоторые книги... Проникнуть в ваши мысли, господин Генерал, очень сложно. Причину этого вчера не знали ни вы, ни я. В вас некая энергетика... Это совершенно точно...
– По-вашему выходит, что я какое-то чудовище...
Профессор в первое мгновение не понял его, потом как бы собрался:
– Вы не поняли меня...
– Короче, ничего сделать невозможно...
– Так я ничего сказать не смогу. – Профессор умолк.
Во всяком случае, профессор – единственный человек, который знает о нем чуть больше, чем он сам. Будет глупым допустить, чтобы он когда-нибудь где-то что-либо ляпнул, – подумал он.
– Я жду вас... – профессор с портфелем в руке смотрел на него.
– Меня?..
– Вы меня не слушаете... – словно сам себе проговорил профессор и, кажется, слегка смутился.
– Слушаю... вы хотите войти в мою память, это я понял...
– Вы должны помочь мне... на несколько мгновений, ни о чем не думая, выполнять то, что я скажу...
– Как вчера?..
– Да, точно так же, как вчера...
Профессор открыл портфель, достал черноватый кривой нож, рукопись с пожелтевшими страницами, разложил все это на коленях.
– Это медный нож. Вы должны держать его в ладонях...
Беря нож, почувствовал, как дрожит рука профессора.
Темный нож со стершейся от частого употребления ручкой...
– Прямо какое-то орудие убийства... – сказал он, вертя его в руке, и от этой мысли тревожно забилась жилка на виске.
...Профессора можно было бы зарезать и этим ножом. Прямо здесь, прямо сейчас.
– Закройте глаза и внимательно слушайте меня. Расслабьтесь...
...Как и вчера, закрыл глаза, но жилка в виске не успокаивалась.
...Разве можно будет спокойно жить после всех этих сеансов, зная, что где-то совершенно свободно живет маленький умный человечек, посвященный в твои тайны, знающий всю твою жизнь?.. Это все равно, что жить головой в доме, оставив тело на улице...
– Забудьте обо всем... Вы ничего не помните... Вас ничто не беспокоит... Вы абсолютно спокойны... Ваши ладони теплые... Вы абсолютно спокойны...
Профессор повторял вчерашние слова, ему же, как и вчера, не хотелось спать.
– ...Ваши ступни смягчаются, пятки теплые... горячие...
Он проверил ладонью остроту ножа...
...Лезвие было тупым и кривым...
Голос профессора звучал тихо, утомительно, однако ни ступни не смягчились, ни в пятках не появилось тепло...
Вместо этого нагревался увеличивающийся и тяжелеющий в ладонях нож...
Профессор, растягивая слова, терпеливо и монотонно продолжал сеанс...
– ...Вокруг все спокойно... Пусто... нас ничто не беспокоит...
Но вдруг под мерно звучащий голос перед глазами встали родные картины – село, где родился, постоянно спорящие и дерущиеся ровесники, лысый учитель географии, который на переменах стриг баранов...
...Лицо совсем молодой мамы...
...Обвязав пояс клетчатой шалью, наклонясь, мама работала на огороде... Она снова была беременна. Услышал плач еще не родившегося младенца, и от этого голоса сжалось тело...
...Затем появилась бабушка. Она курила трубку и хриплым голосом, почерневшими от табака губами говорила:
– Ты не такой, как они, внучек... Ты явился в мир под совсем другой звездой... Могучей звездой!.. Ты родился с чубчиком на голове, похожим на корону, в прозрачной царской рубашке, поджав ноги... Сидя на троне...
***
...Ступни зудели... горели... Хотелось опустить руку... Но и в руке тот же зуд...
– Зажгите свет! Включите лампы!..
...Было душно... и жарко.
Наверное, это от жаркого дыхания стоящих за спиной? От них словно пышет жаром...
Или сказывается напряжение прошедшей недели?.. Тело опять, перегревается...
...Зажгли лампы... По запотевшим от жары стенам сочилась влага... Или шел дождь?..
– Сырость от фундамента, ваше превосходительство... – почтительно сказал кто-то совсем рядом за спиной.
...Это место выбрано нарочно... Специально, чтобы если не землетрясение, так сырость уничтожила все. Развалила... сровняла с землей... Чтобы, проникнув в камни, разрушила и стерла с лица земли это здание, как жар растапливает ледяной дворец...
– Чем вы думали, когда выбирали это место?..
...Сырые стены поглотили звук. Даже голос исчезал здесь...
– Я вас спрашиваю!..
Те, за спиной, топтались на месте, как поворачивающее в пути стадо баранов.
– Я говорил, но меня никто не слушал... – проблеял кто-то тонким голосом.
...Сырость, как пар, выплывала откуда-то сзади, из-за колонн, плыла по полу, ядовито и безмолвно медленно заполняла воздух...
...Вспомнилось почерневшее, залитое потом лицо слуги, которому два дня назад, по какому-то наитию дал выпить налитый для него напиток, и как тот, не дойдя до двери, с полным подносом в руках согнулся пополам, и умер...
Это все не просто так...
...Краем глаз оглядел людей, затаившихся с испуганными лицами, предательским блеском в глазах...
