Текст книги "Свобода"
Автор книги: Афаг Масуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
– Как вы себя чувствуете, профессор?.. – густым басом спросил министр и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Вы меня, наверное, не помните... – Он умолк, беспокойно глядя на профессора. – Ясное дело. Разве можно запомнить всех своих студентов.
...Министр не испытывал особых трудностей в преодолении смущения первых минут встречи, кажется, он хорошо подготовился к этому разговору или, может быть, был большим мастером по заполнению подобных пауз... ерзая в кресле, думал профессор, затем, глядя в настороженные глаза министра, его слегка запотевший лоб, пробовал угадать чрезвычайные обстоятельства так испугавшие и встревожившие его...
– ..Вы были моим самым любимым преподавателем.. – явно было видно, что министр никак не решается перейти к главному. – Вспоминаю ваши лекции и как будто снова переношусь в те годы...
...Разглядывая широкое узколобое лицо министра, профессор безуспешно старался вспомнить, когда, в каком году он видел его...
Лицо министра вливалось в море других забытых лиц студентов, преподавателей, больных, врачей... Среди них выделялось лишь одно маленькое, бледное лицо академика.
– Профессор... – министр, кажется, решил перейти к делу, – вас главврач уже, наверное, немного осведомил... – министр умолк, заглянув в глаза профессору, затем его лицо вдруг стало очень серьезным, густые брови нервно задергались. – Я вынужден был пригласить вас сюда... Эта беседа, знаете ли, носит несколько конфиденциальный характер... Дело в том, что... – министр чуть наклонился вперед и понизил голос... – сегодня в 18.30 вас во дворе будет ждать машина под номером 10-11... – казалось, министр задыхается от волнения, – ... эта машина доставит вас туда. К сожалению, я сам не знаю, куда вас отвезут...
Заметив удивление профессора, министр добавил:
– Вы должны знать один очень важный момент – это Его личная просьба...
Слово "Его" министр произнес с особой интонацией, далее, умолкнув, испытующе посмотрел на него.
– Чья – его?..
– Господина Генерала... – министр снова умолк и посмотрел на профессора. – Наверное, речь идет о ком-то из его близких... может быть, родственнике, – добавил он. – ... Мне, честно говоря, звонил его помощник...
...Перед глазами профессора тут же встало грозное лицо Генерала, его серые, усталые глаза... И профессору показалось, как что-то вспыхнуло и угасло в правом глазу Генерала...
– Куда, вы сказали, подъедет машина?..
– В ваш двор... скоро... – министр посмотрел на часы. На браслете часов, казалось, тоже что-то завертелось и сверкнуло, – ...в 18.30. Сейчас только начало второго...
– Но наш двор... – начал профессор, однако, умолк, подумав, как же машина без его указаний найдет маленький дворик, затерянный в узких, полных смрада улочках?!.
– Что – двор? – чтобы лучше расслышать профессора, министр, кажется, даже выдвинул челюсть.
– Как же, говорю, машина найдет мой двор? Адрес...
– Они все знают сами... – сквозь зубы проговорил министр и нажал кнопку. – Профессор, я понимаю... я все понимаю... учитываю и ваш возраст, и состояние здоровья... Действительно, в вашем возрасте груз такой ответственности очень тяжел... Утомлять после рабочего дня такому врачу, как вы, по меньшей мере, преступление... – в голосе министра появились странные интонации. – Если что-нибудь потребуется... специальный аппарат, лекарства, кровь или что-то там еще, обращайтесь прямо ко мне, – с этими словами министр почтительно протянул профессору свою визитку.
...Когда профессор вышел из министерства, снова накрапывал дождь.
Подняв воротник пальто, он сел в просторный салон министерской машины и подумал, что сны, кажется, начинают сбываться...
...Что все это могло означать?.. Кто его вызывает?.. Почему именно его?.. Куда его отвезут?.. Почему за ним приедут не в клинику, а именно домой?.. И почему не сейчас, а вечером?.. Что так взволновало министра?.. Откуда они знают, где он живет?..
Перебирая это в уме, профессор глядел в окно на посеревшие под пасмурным небом улицы, и думал об академике. Где он сейчас?!.
...Хоть и смутно, пробовал представить это пространство...
Расположенный между Землей и бесконечностью порог... Туманный желтоватый слой, окруживший землю прозрачной скорлупой...
...И самое главное, после академика нашелся способ спасения от этого пространства: достаточно было засыпать под утро, когда слабые лучи солнца разрушают все колдовство ночи... когда исчезают непроходимые дьявольские заросли...
Эта мысль еще с утра несла небольшой покой душе...
Еще раз мысленно перелистав трехтомник "Основ психиатрии", восстановил в памяти нужный абзац: "...мания преследования наблюдается в основном в связи с возрастным переутомлением и ослаблением деятельности мозга. В этих случаях комплекс преследования наиболее ярко проявляется в сновидениях больного. Это один из основных показателей старческого психоза..."
...Дома он несколько минут, не зажигая света, вглядывался в свое отражение в зеркале.
Вчерашняя усталость на лице сменилась странной бодростью... Не было мешков, нависавших под бровями и почти закрывавших глаза, разгладились обвисшие складками морщины на щеках...
...Надо найти на верхней полке шкафа новую белую сорочку, когда-то подаренную женой на день рождения, как следует прогладить ее, потому что воротники всех остальных сорочек уже обтрепались от частых стирок. Надо еще почистить обувь, побриться.
...Разорвав пакет упаковки, профессор вытащил все тонкие иголочки, которыми сорочка была напичкана, как шипами, потом долго гладил ее на кухне. От нагретого под утюгом белого хлопка шел какой-то знакомый родной запах. Он наклонился, понюхал сорочку...
...Это был запах савана...
***
...Спустя несколько минут профессор был уже перед величественным зданием с белыми мраморными колоннами, окруженным елями, чинарами, кустами акаций...
Все произошло почти мгновенно, как во сне. Он помнил только, как сел в черную с затемненными стеклами длинную машину, беззвучно въехавшую и стоящую в углу двора, куда она совершенно не вписывалась – убогого двора, пропитанного запахами помойки, кишащего уличными кошками, старухами, целыми днями просиживающими на ржавых, поломанных скамейках, клонясь каждая в одну сторону... В салоне машины пахло чем-то странным, наподобие анаши, и этот запах, и непроницаемое, казалось, безжизненное лицо шофера, его пластилиновые руки, какие-то улицы, которые толком не удавалось рассмотреть – так быстро они ехали – все это тревожило и без того измученный в последнее время мозг профессора, и он, как во время кошмарных сновидений, хотел лишь одного – вовремя проснуться...
...Едва он вышел в украшенном цветными клумбами и фонтанами дворе резиденции, машина мгновенно исчезла. Уехала ли, вознеслась ли в небо или скрылась в каком-то подземном гараже – осталось для профессора загадкой...
...Любуясь резиденцией, он продолжал стоять во дворе, тишину которого нарушали лишь легкий шорох деревьев и редкие голоса птиц.
...Вот оно, это таинственное место, которое так страстно мечтали угадать и главврач, и министр... Теперь ясно, почему в таком строгом секрете держали это место и человека, живущего здесь... – думал профессор.
Обводя взглядом таинственный двор – ажурные скамейки, устланные мрамором дорожки, фонари по краям дорожек – профессор подумал о возможных болезнях обитателей этого дома.
Да, среди этой сказочной красоты, в окружении странных, похожих на восковые, цветов, фонтанов с мраморными статуями, с огромной, короноподобной верандой не трудно и заболеть.
...Нервно перебирая пуговицы пальто, профессор чувствовал, как фонари, светящие в надвигающихся сумерках янтарным светом, зеленые кусты акации, утратившие при освещении свою естественность и казавшиеся из какого-то сна, таинственные дорожки, исчезающие в чаще деревьев, одиночество, пропитавшее эту неземную красоту, медленно вселяют в его душу ужас...
Профессор поднял глаза к небу... Этот загадочный двор с мраморными фонтанами, восковыми елями, казалось, отражался и в небесах... Или это ему так казалось?!.
Опустив голову, снова запрокинул ее и вгляделся внимательней... Поднимающийся ветер стремительно нагонял огромные клочья туч, скрывших картину, только что увиденную или померещившуюся профессору.
Потом долго пытался вспомнить небо над своим двором, но не смог. Как будто над ним никогда и не было неба. А здесь и небо было странным. Тут в памяти профессора невесть откуда всплыла строчка из Конституции: "...воздушное пространство, принадлежащее стране, также является ее достоянием и принадлежит только ей..."
Помнится, он прочитал эту забавную статью Конституции покойной жене. Как это небо может принадлежать стране?..
А облака, проплывающие по этому пространству и через несколько часов оказывающиеся уже совсем далеко?!. Кому принадлежат они?.. Какое отношение может иметь небо к территории, а территория – к небу?.. И как можно делить его?!..
Но теперь профессору стало стыдно за свои глупые сомнения. Воистину, небо очень тесно связано с территорией... – решил он. – Просто неточно, несколько туманно сформулирована та статья в Конституции: наверное, не небо принадлежит территории, а территория – небу...
...Однако самым странным – рассуждал профессор так, словно пересказывал кому-то увиденное, – были двое вооруженных часовых в черных беретах, стоящие у дверей с затемненными окнами. Ни разу даже не взглянув на него, они неподвижно, как статуи, стояли, глядя друг на друга. И вокруг не было ни души. Так перед кем же эти солдаты стоят в таких напряженных позах?.. Может быть, это из-за него?.. Создавалось впечатление, что ни в доме, ни вокруг нет ни души. Как будто его обитатели, получив какое-то срочное сообщение, поспешно собрались и навсегда покинули эти места.
Снова вспомнив черную машину и ее безмолвного шофера, профессор медленно поднялся по мраморным ступенькам.
Белый мраморный пол вестибюля ярко блестел в лучах множества ламп. Это профессор увидел из-за огромных стеклянных дверей, ведущих на первый этаж.
Не входя в резиденцию, он посмотрел на розовощеких часовых, уставившихся друг на друга, хотел им что-то сказать...
Но те его словно не замечали, глаза их какими-то прозрачными невидимыми нитями были привязаны друг к другу.
...В вестибюле, гулко стуча стоптанными ботинками по мрамору пола, он осторожно прошел к середине, поправив на носу очки, рассмотрел белые колонны, с четырех сторон поддерживающие потолок, такие же белые мраморные ступеньки, с двух сторон вестибюля ведущие на второй этаж, огромную стеклянную веранду, поблескивающие сквозь ее стекло огни города и далее, за городом – бездонную, бескрайнюю темноту моря...
– Профессор Вейсов?!.
...Откуда-то справа открылась дверь, из нее вышел молодой полный мужчина и бодрым шагом направился к нему.
– Да... – почему-то виноватым голосом ответил профессор.
Молодой человек подошел к профессору, обратив к нему розовое лицо, показал на бесчисленные обитые бархатом кресла, выстроившиеся вдоль стен вестибюля:
– Прошу...
На лице его было неприятное выражение презрения, смешанного с иронией.
...Осторожно, чтобы не поскользнуться на блестящем полу, профессор прошагав, сел в одно из кресел.
Молодой человек скрылся в той же двери, из которой появился. Оттуда иногда доносились разные звонки, звуки переговоров по селектору.
Профессор оглядев вестибюль, с его места казавшийся еще величественней, понял одно... ...Этот безлюдный, холодный дворец, этот прозрачный вестибюль чем-то напоминали его сны...
Если бы сейчас из-за этой белой колонны появился человек в серой клетчатой куртке, темно-вишневых ботинках на высоким каблуке, навсегда бы разрушились чары таинственного дворца и кошмарных снов... – подумал профессор и, представив себе эту картину, поежился.
И опять надолго задумался о маленьком академике... Кажется, даже ненадолго задремал. Потому что откуда-то вдруг ему послышалось, как, скрежеща колесами о рельсы, поворачивает трамвай... Профессор вздрогнул и огляделся.
...Стемнело... Дверь, за которой скрылся юноша с бодрой походкой, по-прежнему была закрыта...
Профессор посмотрел на часы. Он уже сорок минут находился в резиденции. Что же теперь делать?!. – с внезапно нахлынувшей тоской подумал он. Чего ждать, сидя как глупый жертвенный баран в этом огромном вестибюле, ощущая невыносимую боль в глазах от острых лучей яркого света, вонзающихся в и без того утомленный мозг?!. Ждать, пока о нем вспомнят?!. Кто?!.
...Надо было, – подумал он, – спросить об этом у того парня. Встревожено забилось сердце, вспомнился звук трамвая, услышанный сквозь дремоту...
Опять этот трамвай... он настигал профессора, где бы тот ни находился...
Что это за проклятье?!. – думал профессор. – В чем он провинился?!. Почему ему не дают спокойно дожить бесцветный остаток жалкой жизни?.. То сны, а то теперь этот странный вызов...
...Поставив на пол тяжелый портфель, набитый инструментами, поднялся, заложил руки за спину и стал прохаживаться по залу. Массируя грудь, скованную тисками нервного напряжения, раздумывал, кому понадобилось в такой секретности, словно преступника, срочно привозить его сюда, а потом посреди огромного зала, залитого слепящим светом, позабыть о нем, как о чем-то не важном?!.
Или... от внезапно пришедшей мысли профессор в ужасе замер...
...Может, Генерал вообще не в курсе этого секретного вызова?!. Может, все это нужно кому-то... для каких-то темных целей...
...Холодный пот прошиб профессора... Ему представился Генерал, лежащий в крови в одной из ярко освещенных, завешанных коврами комнат на втором этаже...
...Вытерев платком вспотевший лоб, опять припомнил текст о старческом психозе... ...Все от усталости и слабости... – подумал он. Завтра же надо будет на несколько дней отпросится у главврача и остаться дома, сходить на рынок, купить там успокоительных трав, заваривать и пить их днем и вечером.
Профессор вытащил из жилетного кармана часы, нажал на кнопку. Было без пятнадцати восемь...
...Нет, ну это уже слишком... – подумал профессор и, взяв портфель, решительно направился к выходу...
Но потом на миг задержался, подойдя к давешней двери, несколько раз подергал ручку, но дверь не открылась... Тогда он кончиками пальцев осторожно постучал. Снова никто не отозвался...
...После этого профессор, поправив очки, решительно зашагал к выходу, открыл дверь и вышел во двор... Часовые все также стояли, не шелохнувшись...
...Профессор хотел у них о чем-то спросить, но, тут же передумав, спустился по мраморным ступенькам.
...Погода вдруг изменилась... казалось, и двор уже не тот, что прежде... Деревья, до этого тихо шелестевшие листьями, сейчас раскачивались из стороны в сторону, голодным волком выл ветер, двор резиденции был охвачен угнетающим гулом, струи фонтанов, подхваченные ветром, страшным водоворотом возносились куда-то ввысь...
...Профессор долго стоял в задумчивости на этой границе между мраморными ступеньками резиденции и воющим, ветреным, темным двором... И вдруг ему показалось, что кто-то откуда-то тайком наблюдает за ним...
Стало не по себе... Расстегнув пальто, достал из жилетного кармана серебряные часы, открыл крышку...
...Уже восемь.
...Довольно... Быстрыми шагами спустился он во двор, прошел мимо извивающихся под порывами ветра струй фонтанов, кустов акации, утративших былую царственность и беспорядочно переплетавшихся ветвями, мимо деревьев, напоминающих сборище уродливых ведьм, и направился к дороге...
...Дорога, ведущая к выходу, была в некотором отдалении. По краям в ряд стояли фонари в человеческий рост со странными, похожими на шапки, плафонами.
Профессор шел, придерживая рукой улетавшую под порывами ветра шляпу.
...Сыпал мелкий снег...
...Дорога все более сужалась... Впереди уже не было видно никаких фонарей, и отсюда казалось, что где-то у края чащи дорога оканчивается черной пропастью...
...Профессор остановился, обернулся назад.
Он прошел уже порядочно. На втором этаже резиденции в нескольких комнатах горел свет...
Вдруг вспомнились испуганное, бледное лицо главврача, беспокойные глазки министра...
Завтра с самого утра телефон опять затрезвонит. Главврач и министр, перебивая друг друга, будут допрашивать его. А он сможет только сказать: "... знаете, господин министр, я полтора часа прождал там, на первом этаже. Но никто меня не вызвал, я и ушел..."
И в ушах его загудел бас министра:
– Вы должны были ждать. Хоть до самой ночи. Ведь речь шла о Самом... Вы хоть представляете, где и кого ждали?!. Да и что значат полтора часа?!.
– Оставьте меня в покое! – ответит им он. – Вы сказали – езжай, я и поехал. Проторчал там полтора часа. И не знаю, что я мог еще сделать. Если вы так беспокоитесь, езжайте сами или пошлите кого-нибудь другого...
И тогда гримаса беспомощности исказит лицо министра. Он растерянно произнесет:
– Ведь... – и, не сказав больше ни слова, с уважением проводит его.
Зато потом это скажется на клинике. Начнется дефицит лекарств, инструментов, по каким-то "объективным" причинам будут месяцами задерживать зарплату.
...Перед глазами встали полубольные лица старых врачей клиники...
Так думал профессор, шагая по темной, неосвещенной части дороги...
...Где-то над самым ухом закричала сова... Профессор шел, слушая ее крики, и перед глазами предстала его маленькая квартира, тень неведомого Нечто, блуждающая по стенам, и мягкой могилой ожидающая его постель...
Куда же он торопится?! В то страшное место – частью уже оторванное от земли, в свой шаткий, как разбитый мостик, дом – в камеру смертников, где сны, кошмарным туманом унесут его душу черт знает куда...
От этой мысли профессор замер и долго стоял посреди темной дороги...
На одном ее конце сияла огнями величественная резиденция, другой – вел к томительно тесным снам...
Вчерашний сон – когда догнавший его у самых дверей квартиры Соглядатай опустил на его плечо свою тяжелую руку– вновь вызвал в теле знакомый отвратительный озноб...
После недолгих раздумий, решив, что чем позже вернется он домой, тем будет лучше, профессор поднял воротник пальто, повернул и быстрыми шагами направился к резиденции. Не такое уж простое дело – каждую ночь дожидаться рассвета.
...За освещенным окном на втором этаже он увидел чью-то тень. Подойдя ближе, уловил движение занавески на этом окне. Или это ему показалось?.. Но почему ему должно мерещиться такое?.. Должен же быть хоть один человек в этом огромном, залитом светом дворце, в этой крепости с широко открытыми дверями?..
Значит, теперь он должен дойти до резиденции, войти в вестибюль, сесть в одно из обитых бархатом кресел и дожидаться приглашения Генерала или еще кого-то – вот этого профессор не знал.
И неважно, сколько придется ждать этого приглашения. Здесь все таинственно и страшно, там – туманно и опасно...
Уже у самого входа в резиденцию профессор подумал, а может, все именно так и должно быть?!. Может, эта грозная тишина – привычная картина для резиденции?..
Все возможно... – профессор, нервно подумав, , ускоряя шаг.
...В вестибюле половина ламп на потолке уже была погашена...
Интересно, их погасили после его ухода или это последствия урагана, бушующего за окном?!.
...Как бы там ни было, это не предвещает ничего хорошего... – решил профессор. – ...Безлюдная резиденция, задержка приема у Генерала, погашенные лампы – все это что-то напоминало...
А напоминало все это начало очень плохого, опасного конца... – думал профессор, садясь в кресло с розовой обивкой, стоящее у самого входа. Он достал из портфеля трубку и, набивая ее табаком, почувствовал непонятную дрожь у него руки...
...Предположим, Генерал занят... Может, говорит по телефону с главой какого-то государства... – думал профессор, оглядывая вестибюль. – В резиденции, как и в самом Генерале, есть нечто непостижимое, потаенное...
Ему почему-то вспомнился странный случай, который произошел лет десять-пятнадцать назад на похоронах одного известного композитора...
...Генерал в окружении своей свиты стоял несколько впереди, спиной к остальным, и вдруг, не оглядываясь, из тысяч людей каким-то образом прочел именно его мысли... Прикоснувшись к затылку, внезапно обернулся и острым волчьим взглядом взглянул ему прямо в глаза...
...При воспоминании об этом неожиданном повороте головы, грозном, таящем опасность взгляде по телу профессора прошел легкий трепет...
...Тогда, помнится, на похоронах ему вдруг почему-то вспомнился прочитанный несколько месяцев назад рассказ, где на подобной церемонии выстрелом сзади был убит человек... Помнится, в тот раз профессор удивился этим мыслям, почему, глядя на возвышающегося над своим окружением Генерала, его аккуратно расчесанный затылок, оттененный белым накрахмаленным воротничком, выглядывающим из-под пиджака, почему в этот миг он подумал, что кто-то из присутствующих, а, может, и он сам представляют этот аккуратно выбритый затылок раздробленным пулей...
В тот миг Генерал какими-то неведомыми волнами, как волосы, взметнувшиеся на затылке от порыва ветра, поймал эту его мысль и, неожиданно оглянувшись, несколько мгновений глядел прямо в лицо профессору своими серыми глазами, в глубине которых таилась опасность... Профессор помнил, как внезапная слабость парализовала его ноги, тело покрылось холодным потом, и он постарался спрятаться в толпе...
Очевидно, и Генерал почувствовал, что эта внезапная опасность – ни что иное, как глупая шальная мысль. Увидев лицо профессора, он отвернулся, и принял прежнюю спокойную позу, опустив руки. Но, произнося надгробное слово о покойном, не забыл упомянуть и о ней...
Профессор и сейчас в мельчайших подробностях помнил эти слова...
"...Некоторые политически безграмотные люди... – говорил Генерал, глядя прямо в лицо профессору... – или просто бездельники позволяют себе рассуждать о моей дальнейшей судьбе. И хотя они ни на что не способны, но думают об этом. Они есть и здесь, среди вас. Так пусть же они знают: меня пулей не убить!.."
И профессор отчетливо увидел, как, произнося последние слова с возвышения, где был установлен микрофон, Генерал погрозил пальцем именно ему...
"Меня пулей не убить!.." – профессор снова услышал голос Генерала, несколько лет назад произнесшего эти слова...
Они до сих пор звучат в его ушах... Помнится, он потом долго искал в книгах хоть что-нибудь о способности человека затылком или просто спиной прочитать чью-то мысль в тысячной толпе, но так и не смог найти объяснения этому поразительному явлению...
...От порывов ветра стеклянная стена вестибюля, выходящая на балкон, дрожала и гудела... Где-то наверху, на втором этаже, кажется, скрипнула дверь... и от новой мысли, вдруг пришедшей в голову, у профессора пересохло во рту...
...А подумалось ему, что, по слухам, Генерал, отличающийся потрясающим чутьем и памятью, после ряда неудавшихся покушений на него, стал подозревать всех и вся, и устраивал массу проверок даже самым близким людям... Так разве мог Генерал забыть то опасное мгновение?..
...Нет, это уже слишком... – раздраженно подумал профессор.
На часах была уже половина девятого...
А может, думал профессор, попыхивая трубкой, Генерал заснул, и никто не решается его разбудить?!.
Ему представился Генерал, спокойно спящий на белой атласной постели. А он, как чиновник-лизоблюд сидит с портфелем на коленях и ждет высочайшего приглашения...
...Наконец тяжелая медная ручка на двери в правом конце вестибюля скрипнула, дверь открылась. Тот же бодрый молодой человек быстрым шагом направился к нему.
Отложив портфель, профессор поднялся.
– Профессор, тысячу извинений, у господина Генерала вдруг возникло незапланированное на сегодня неотложное дело, и вас заставили столько прождать... – говорил молодой человек, ведя профессора к лестнице в левой части вестибюля – ...и предупредить вас не было возможности...
Поднявшись по лестнице, они пошли по длинному, выложенному мрамором коридору...
Это было угрюмое полутемное место без единой двери, напоминающее туннель. Лишь падающий из полуоткрытой двери в самом конце коридора свет несколько смягчал ощущение этого мрачного колдовства...
Онемевшие от напряжения ноги дрожали, профессор еле передвигал их. По мере приближения к двери оттуда вся явственней слышался звук работающего телевизора...
– Будь решительней, дорогой... – слышал профессор, – ... было бы лучше, если б ты тогда поднялся ко мне, чем так мучить себя сомнениями. Ведь ты умный... ты мудрый... Ведь рано или поздно ты бы все равно пришел...
...Профессор приближался за бодрым молодым человеком к комнате, откуда доносились эти слова. Не было никакой возможности остановиться, повернуть обратно, спуститься по лестнице и прочь бежать из этой заколдованной резиденции... Ноги не слушались профессора, они стремительно тащили его, как важный груз, вперед, к этой полуоткрытой двери...
– ...да и куда ты от меня убежишь?.. Где ты затаишься?.. Подойди ближе... ближе...
...Дошли до конца коридора.
Профессор, приостановил шаг, и, увидев в приоткрытую дверь край телевизора, перевел дыхание. За дверью виднелась узкая полоска освещенного входа... Ореховый паркет на полу напомнил профессору годы молодости, восхитительные залы Эрмитажа...
...Сопровождающий его молодой человек почему-то не решился сразу. На мгновение замер, как пантера в засаде, словно изучая комнату, затем осторожно постучал в дверь.
– Пожалуйста, входите... – послышался голос изнутри.
Сначала профессору показалось, что это опять говорят по телевизору, но когда тот же голос произнес: "Входите, профессор...", сердце его забилось сильней, он шагнул вперед, тихонько приоткрыл дверь и обмер...
...По середине ярко освещенного просторного кабинета лицом к двери в кресле с высокой спинкой сидел сам Генерал...
...Одетый в длинный шелковый халат в черную полоску, Генерал сидел, закинув ногу на ногу, и грозно глядел на него...
– Добрый вечер... – сказал профессор и замолк.
– Добрый вечер... – Генерал поднялся, большими шагами подошел к профессору, пожал руку и указал на диван напротив кресла.
Ладонь Генерала была теплой и сухой.
...От напряжения или от вконец измотанных нервов профессору почудилось, что теплая ладонь сжала ему не руку, а все тело.
Бодрый вид Генерала, ясный взгляд, спокойное, здоровое выражение лица жирной чертой перечеркивали предположение, что он чем-то болен.
Тот проворный юноша, проводив его, исчез. В комнате были только они.
Глядя на полосатый халат Генерала, профессор вдруг почему-то подумал, а что он мог делать здесь до его прихода?..
– Я... – начал профессор и почувствовал, что язык пересох и не двигается во рту, – если можно, воды...
Генерал понимающе улыбнулся и встал довольный состоянием профессора подошел к письменному столу, нажал какую-то кнопку, и ясный голос отчетливо произнес:
– Слушаю, господин Генерал...
– Принесите воды.
Потом выключил телевизор, снова сел в кресло и все с той же улыбкой молча смотрел на профессора.
То ли от ощущения, что Генерал разглядывает его, как новую забавную игрушку, то от сознания, что он вблизи видит этого загадочного легендарного человека, но профессору показалось, что процесс доставки воды занял целый день.
...Воду принес молодой человек, очень похожий на того, пластилинового водителя. С подносом в руках он остановился перед профессором, подал ему стакан и с бесстрастным лицом ждал, пока профессор пил.
Когда профессор напился, Генерал еще долго смотрел на него, но теперь уже не улыбался. Словно, глядя на профессора, прикидывал, что из него можно слепить.
– Я... господин Генерал, давно пришел... – хриплым голосом проговорил профессор, чтобы нарушить тишину и заерзал на месте.
– Знаю, знаю.
Было ли это под влиянием серого взгляда Генерала или еще почему профессор не понял – но в памяти вдруг стали всплывать все ошибки и провинности, допущенные им за долгие годы, и от этого совершено неуместного раскаяния профессор вдруг почувствовал отвращение к себе. Затем вдруг откуда-то возникли угрызения совести и сжали в тоске сердце. Профессор чувствовал, что не знает, куда девать беспокойно двигающиеся руки.
– Вы, наверное, были заняты...
– Да, занят... – с улыбкой ответил Генерал.
И улыбка эта была странной. Улыбался лишь один уголок рта. Словно пускать в действие другую часть губ Генерал считал излишним.
– Вы раздевайтесь. Чувствуйте себя свободно.
...Профессор снял пальто, шляпу, сложил их в уголке дивана, поправил рукой растрепавшиеся волосы, сел и оказался прямо напротив серых глаз.
Видно, эти глаза его не забыли... – профессор снова с бьющимся сердцем вспомнил те похороны и грозящий ему палец.
– То, что вы делаете, поистине можно назвать чудом... – сказал Генерал и почему-то замолчал.
– ...Я обычный врач... – от напряжения опять начали дрожать руки. Профессор сложил их и зажал между коленями. – И пока не сделал ничего необычного, – пробормотал он, сердясь на себя за эту студенчески неуклюжую позу.
– Излишняя скромность тоже ни к чему, профессор...
Кажется, Генералу не понравилось, что он отказывается от совершаемых чудес... – мелькнуло в голове профессора.
– Речь не о ваших солидных научных трудах. Я не их называю чудесами. Лицо Генерала словно изменилось. – Я имею в виду огромную ежедневную работу, которую вы ведете в клинике...
Профессору снова вспомнился академик... Если и было в его жизни какое-то чудо – это смерть академика...
И вдруг ему стало совсем не по себе... А что если Генерал имеет в виду смерть академика?.. Может быть, таким же чудесным образом, как на похоронах, Генерал прочитал его мысли и теперь знает обо всем, что происходило с ним в последние дни?!.
– ...Вы совершаете невероятное, профессор. Найти какие-то невидимые, тайные клетки в мозгу человека, воздействовать на них в нужном направлении – это воистину волшебство...
...Очевидно, Генерал говорит о наркоманах, которых он излечивал в последние годы. Об этом много писали в газетах.
Популярность имеет свои неудобства, – подумал профессор, – надо было гнать в шею этих журналистов, которые, как мухи, облепили клинику...
Как это он дался в руки этих охотников за сенсациями?..
Но с другой стороны, и академик обратился к нему благодаря этим его способностям. Видно, и он начитался статей.
...Перед его глазами всплыло взволнованное лицо академика, его маленькие глазки...
"– Профессор, я знаю... Я все знаю, – торопливо говорил он..."
Но откуда же ему, нашедшему пути к самым потаенным клеткам мозга, умевшему блокировать, отключать больные участки, знать, что это открытие повернется для него таким боком, приведет его к таким опасным поворотам?!.
– ...Более всего меня поразила ваша последняя операция, когда вы в течение одного сеанса смогли излечить девушку, у которой от испуга парализовало ноги, как вы смогли отключить эти пораженные страхом участки мозга... – говорил Генерал.
