Текст книги "Змеиная Академия. Щит наследника. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Аэлрэ Шеллар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА 4. Невеста наследника

Мне кажется, что у любви правдивой

Чем меньше слов, тем больше будет чувства.

Уильям Шекспир «Сон в летнюю ночь»

Время бежало, летело так, что порой становилось страшно. Из-за постельного режима посещать занятия не было никакой возможности, что, впрочем, не стало проблемой. Приходил и Киоран, полностью перешедший в Академии на индивидуальное обучение (все же наследник перестраховался, защищая своего нового вассала от чужой злобы), и Лэйри. Спустя несколько дней зашел даже отец, правда, о произошедшем он молчал, только интересовался ее самочувствием и передавал пожелания выздоровления от матери.

Мать. Об этой проблеме хотелось подумать в следующем веке. Слишком страшно, слишком неоднозначно. Может, когда Илшиарден заходил, ей только показалось? Ну не могла же она настолько низко пасть, при всей своей гордости и самолюбии? Или могла? От этих мыслей нещадно болела голова – какое уж тут отсутствие стресса. Самая страшная боль – отнюдь не физическая. С детства маленькая Рин уже не питала иллюзий по отношению к своей родительнице. Да, мать воспитывала ее, уделяла ей много внимания, хоть и была строга и порой равнодушна. И, наверное, она смогла бы ей это простить, если бы позже случайно не узнала правду – она была лишь ключиком, ниточкой к своему отцу. Анайлиса прекрасно знала, кем был ее возлюбленный. Возможно, она и встретилась ему на пути далеко не случайно. Мать всегда была слишком амбициозной и мечтала далеко не о провинциальной жизни в стране, где жизнь и честь женщины не стоили и медной монеты, а Дейирин должна была вернуть ей исчезнувшего любовника.

Почему она бросилась искать ее? Она и сама не могла бы точно сказать. Годами вдалбливаемая привычка подчиняться, боязнь остаться одной, беспокойство за единственного близкого человека, надежда, что теперь-то уж мать отнесется к ней иначе. А теперь… иллюзии исчезли, но они больше не были нужны. У нее было два великолепных отца, чудесные друзья, замечательные преподаватели и любимые братья. Даже слишком много, наверное. Ах, да… потерла шрам на ладони. И ее непредсказуемый бог, конечно.

«Грустишь, малышка-жрица?»

Вскрикнула, чуть не упав с кровати. Нельзя же так пугать. Ведь он так давно уже не появлялся…

«Прости», – темная фигура собралась из клочков теней, чуть мерцая, уплотнилась, вспыхнула, выступая из тьмы – и вот уже на ее постели сидит высокий мужчина с волосами цвета воронового крыла.

Угловатое лицо с мраморно-белой кожей, острые скулы, яркие глаза, в которые невозможно смотреть – сразу кружится голова. Тан Эскайр был укутан в тени с ног до головы – они стелились вокруг, скользили между длинных хищных пальцев, укутывали покрывалами.

Несмотря на утомленной вид, древний выглядел вполне довольным и, быть может, чуть менее безумным, чем раньше.

– Ну, не обольщайся, – он чуть подпрыгнул, садясь прямо на воздух, – мое безумие всегда со мной, девочка, таким я был создан, а предательство лишь усилило мои худшие черты. Но тобой я доволен, змейка, моя сила растет, благодаря твоей отваге. Я не пришел раньше, потому что был занят – спасал наши с тобой жизни. Жрецы и мои братишки с сестрами слишком недовольны тем, что такой кусок власти уплывает прямо из-под носа, знаешь ли, – лукая усмешка, – особенно, после того, как некий Киоран Льяшэсс отдал мне свою верность, да…

Прищурился почти мечтательно, став в этот момент больше всего похожим на большую черную змеюку, что поймала в свои сети несколько аппетитных кроликов, опередив конкурентов.

– Какое… интересное сравнение. – глухой смешок. Похоже, мысли читал беззастенчиво.

Рин вспомнила, как уговорила отца и ал-шаэ не откладывать посвящение Кио – слишком уж опасно тому было оставаться без покровителя, да и Лэи давно дала свое согласие последовать за названой сестрой и тем, к кому давно была неравнодушна. Вроде бы и просто все оказалось – несколько слов, ритуальный обмен кровью из особой чаши и принесенные клятвы – однако, говорили, что после этого в столице целый день бушевали стихии. Обстановка накалялась со всех сторон, хотя, согласно древнему договору между императорской семьей, их покровителем Великим Змеем и другими богами этого мира, те не имели права вмешиваться напрямую в политическую и общественную жизнь Империи, чтобы не покачнуть чаши весов равновесия. Но бывает прекрасно обычно именно на словах…

– Время почти на исходе, – Эскайр тан-Ши словно озвучил ее мрачные мысли, – только тебе решать, кем стать и как поступить. Ты уже не камешек в колесе, змейка Рин. Скоро многим из вас предстоит проверить прочность клятв и уз…

– Время до чего? – наверное, она не хотела бы знать. Сжало горло.

– До очередной схватки за власть, конечно, – на бледных губах расцвела довольно мерзкая улыбка. Длинные пальцы коснулись ее волос, и по телу прокатилась волна жара от той силы, что излучал Древний. То ли возбуждение, то ли… – и я бы посоветовал тебе найти того, кто всегда был готов защитить императора, и помочь ему.

Гибкие пальцы вдруг впились в плечи с невиданной силой, почти причиняя боль. Он наклонился над ней, окутывая прохладным дыханием, которое отдавало тленом. В воронках глаз сиял чистейший хаос, заставляя беспомощно задохнуться. Тонкие губы приблизились к лицу, и Рин вздрогнула, невольно распахивая глаза еще шире, когда ее губы обжег поцелуй. В нем не было ни желания, ни страсти, ни тепла – божество ставило свое клеймо, выпивало ее, отдавая взамен частичку себя, без которой она уже не могла бы жить, даже если бы захотела. Тело укутала слабость, оно онемело, безвольно откинувшись на постели, удерживаемое лишь чужими руками.

– Приведи ко мне Стража, моя жрица. Это тебе мой приказ, приведешь – и я подарю тебе то, чего ты так хочешь. – тихий шепот над ухом и холод, разливающийся по телу. Как будто сама смерть явилась, укутывая в свой саван.

– Когда – то я выполнял и такую функцию, моя Ринээ-э, – протянул, продолжая крепко удерживать подле себя. Как ни странно, чужое прикосновение, несмотря на ледяную кожу, не было противным, но пустота внутри рождала боль, и болью отзывался мороз, бегущий по жилам вместо крови, – я ведь Каратель, песчаная лисичка…

«Что? Что ты со мной делаешь? Больно»… – судорогой сжало сердце, заставляя стиснуть зубы.

– Это скоро пройдет, – широкая ладонь коснулась волос, пальцы зарылись в растрепавшуюся прическу, перебирая их – на бледном лице мелькнула видимая тень удовольствия, – я ведь должен быть уверен, лисичка, что ты меня не предашь, – неожиданно грубо и резко стиснул другой рукой подбородок, заставляя смотреть прямо себе в глаза. Безумен, он совершенно безумен и так боится остаться один… Она должна была возмущаться и бояться, но… не было ничего. Разве что легкая горечь обиды на сердце.

Рин понимала. Но понять и принять – это совершенно разные вещи.

Глупо было надеяться, что для одержимого местью древнего пленника она нечто большее, чем удобное орудие для его дел. И уж тем более боги никогда не считаются со смертными. Холодно… так холодно, что закрываются глаза. Интересно, что с ней станет, как только лед доберется до сердца?

– Тебе не кажется, что ты торопишшш-шься, Ши? – злое шипение. Всплеск силы – настолько невообразимый, что в какой-то момент она сознание помутилось, впрочем, это прошло быстро.

Так, лежа практически уткнувшись лицом в плотную темную ткань, было почти невозможно увидеть вошедшего. Впрочем, в этот момент ее довольно бережно повернули, позволяя посмотреть. Лучше бы не видела. В дверях стоял император.

Шаэ Шелларион замер в дверях, чуть приподнявшись на роскошном золотом хвосте. Потрясающий иршас – во всех смыслах этого слова. Нильяр очень походил на отца и статью, и повадкой. Темные губы вошедшего зло скривились, блеснули бриллиантовые когти. И – нет, наверняка показалось – будто вокруг фигуры императора обернулась еще одна тень – тень змея, причем настолько огромного, что большая часть его туловища терялась где-то под сводами потолка, а глаза блестели яростным огнем.

И в этот момент глаза императора вспыхнули тем же ярко-золотым светом, заставив затаиться, судорожно прикрывая глаза.

– Ты переходишь все границы, Эскайр. Ты забыл, кто здес-с-ссь закон?

Змей обрел плотность и краски, сжимая в тисках тело иршаса, но мужчина не дрогнул. Зато ей было страшно до крика. Тьма песков, где же Нильяр, когда тут такое творится?

– Ты забыл, как позволил меня практически уничтожить, Шъяраншасс. Ты, кто клялся, что твой народ никогда не причинит мне вреда. Ты, кто давал обещание когда-то нашей Матери. Ты… – когти сжались на ее плечах и тут же отпустили, погладив, словно извиняясь за то, что причинили боль.

Тан Ши не повысил голос, и от того обвинения, выдвинутые бесцветно-спокойным тоном, какой можно было часто услышать от ал-шаэ, казались еще более страшными.

Огромный змей замер, сверля их нечитаемым взглядом. Император вдруг потер виски, словно очнувшись и резко хлестнул хвостом по полу.

– Эти расс-сговоры вам стоит вести не при нас, – мужчина был зол, но тщательно это скрывал, – я бы посоветовал вам удалиться из покоев наследника и реш-шать ваши разногласия в другом месте. Я понимаю ваше возмущение, господин мой Шъяраншасс, – короткий уважительный поклон, – но Слышащей жизненно необходим покой. Осс-собенно, когда ваш уважаемый брат так неосмотрительно поспешил связать ее с собой окончательно, даже не дождавшись того момента, когда кровь жрицы прольется на его главный алтарь.

Мгновение напряжения. Глаза в глаза. Мужчины больше не смотрят на нее – только друг на друга. И покровитель неожиданно сдается первым. Легкое прикосновение губами к виску и почти сожалеющий взгляд. Ладонь задерживается на щеке чуть дольше, словно в попытке извиниться – и он резко поднимается с постели, шагая к Змею. Великому Змею, тому самому, единственному и легендарному, если она хоть что-нибудь понимает. А император Шелларион шагает к ней. Так близко, что даже не верится. Могла ли она когда-нибудь мечтать о подобном обществе? Сейчас хотелось от него скрыться и, чем дальше, тем лучше.

В этот момент лед божественного касания добирается до сердца, сковывая его незримым панцирем. Она хотела закричать – и не могла даже вдохнуть. Пожалуйста, боги, нет. Это что, злая шутка? Ужас сковывал разум, заставляя метаться, когда на лоб легла тяжелая ладонь и ей тихо приказали.

– С-ссспи, детеныш-шшш. Потом поговорим.

И мир померк.

После этого сумасшедшего дня она проспала еще ровно пять. Пять дней почти комы, пока тело усваивало переданную богом магию, активируя способности жриц и закрепляя все нити и связи. Тан Ши ее после этого так и не беспокоил, и только во снах иногда слышался шипящий голос, который пел ей странные песни на незнакомых языках, и виделись руки, что гладили по пламенеющим волосам. Зато, проснувшись, она чувствовала себя лучше, чем до ранения. Мир стал как будто более объемным, раздвинулись границы, позволяя слышать и видеть то, что раньше было ей не под силу. А еще – теперь она отчетливо ощущала ал-шаэ Нильяра, если тот не пытался от нее закрыться. Наследник уставал, был недоволен ходом расследования и чего-то сильно опасался. К ней он приходил редко – но всегда оставался надолго, иногда молча сидя за большим столом у окна и занимаясь своими делами, когда она не могла встать, а порой садясь рядом и рассказывая – о магии Щита и негласных дворцовых правилах, о древних (для нее) войнах и современном положении. Рассказчиком Нильяр был великолепным, но держал себя так, что-только их связь говорила о том, что он способен испытывать хоть какие-то эмоции.

Она не хотела отчаиваться – понимала, что слишком легко наследник может ее прочитать, слишком просто ему теперь догадаться о ее чувствах. Если раньше Рин радовалась мысли, что сможет хоть как-то ему помочь, то теперь ужасалась, понимая, что не выдержит непрерывного пребывания рядом с этим иршасом. Прочь бы уйти, и чем дальше, тем лучше. Никогда раньше не думала, что любовь способна причинить такую боль, любовь безответная и неразделенная. Радовало лишь то, что Эрайш шел но поправку. Конечно, до полного выздоровления фэйри было еще далеко, но можно было твердо сказать, что он не только не умрет, но и не останется калекой… Куда уж большего желать. Старые раны изгнанника не могли излечить никакие целители, да и к потерявшему иллюзию фэйри никого, кроме личного императорского целителя, не пускали, насколько она поняла. Ни к чему кому-то знать о его природе. Ни о реакции наследника на сущность своего бывшего Щита, ни о каких-либо планах императора по этому поводу Рин не было известно ровным счетом ничего.

Отец приходил несколько раз, но ни о чем серьезном они не разговаривали – чувствовалось, что старший Судья был настолько вымотан, что еле стоял на ногах. Докучать ему своими мелкими проблемами казалось почти кощунством. Впрочем, находясь в гостевых покоях наследника, она вообще старалась ни с кем не разговаривать ни о чем серьезном – даже с часто навещавшими ее Лэйри и Кио. Друзья выглядели умиротворенными и в последний раз держались за руки, старательно пытаясь скрыть резко потеплевшие отношения. Что ж, за них Рин была рада. Кио заслужил рядом ту, которая будет любить его без оглядки на род и произнесенную клевету.

Ей же оставались учебники, книги и медитации, позволяющие успокоить вышедшую из-под контроля магию и начать постепенное изучение новых способностей, даруемых Щиту благодаря ритуалу.

Жизнь сделала виток и вошла в очередную колею, когда неожиданное событие выбило из полусонного анабиоза, заставляя вспомнить о том, кто она есть, и о том, что вне ее тихого угла происходит слишком много опасных событий.

В тот день сон сморил как-то слишком резко и быстро – то ли переутомилась, тренируя новые способности и выполняя задания из Академии, то ли дождливая погода под окном способствовала дреме, но случилось то, что случилось. Рин даже не заметила, когда обычный сон перешел грань и стал Видением…

Темный особняк с разбитыми стеклами. Дождь идет, медленными нотками стучат капли по лужам, забираются ручейки сквозь пробитую крышу, танцуют вокруг полуразрушенных колонн, увитых поблекшей зеленью. Он не в силах оживить это место, оно давно отжило свое, и теперь держится на чистом упрямстве.

Дождь.

По сгнившим доскам и облупившейся краске.

По былому величию в огромных пустынных залах и маленьких комнатушках прислуги.

По глухо забитым окнам на первом этаже.

Дождь.

И снаружи, и на душе.

Только в подвал дождь не проникал. Он ненавидел проклятую слякоть. В такие дни его трясло, несмотря на полную невозможность испытывать холод или жару. Такой же дождь шел в тот день, когда его убивали, и он лежал, беспомощный, медленно умирая под ставшими ненавистными небесами. Когти со скрежетом скользнули по стене, оставляя вдоль нее огромные борозды. Данное состояние имело и некоторые положительные стороны – например, он стал гораздо сильнее. Злая усмешка перекривила лицо. Впрочем, учитывая все отрицательное, положительное уже и не важно.

Пустота и вечная боль внутри, и неистребимая, проклятая потребность почувствовать себя живым. В первые годы и даже века после пробуждения он был слишком безумен, чтобы осознавать происходящее. Память стала возвращаться потом, позднее, принеся с собой очередную вспышку безудержной ярости. Кто знает, чтобы сталось с ним, если бы не одна-единственная ниточка, что тянула туда, вперед, к живым? Даже две нити. И одна из них, благодаря чужой боли и вине, стала целым канатом, за который так удобно цепляться утопающему. Но и она бы не спасла, слишком пропитанная горечью и ядом чужой тоски, если бы не теплота второй, что позволяла изредка сорвать покрывало безумия и взглянуть правде в глаза. Он монстр, и монстр опасный для всех живых, потому что у него больше нет ни принципов, ни чести. Только жажда отомстить и ожить – почувствовать еще хоть раз ладонью теплоту солнечных лучей и коснуться ЕЕ.

Пусть он безумен, но она примет его любым… Он верил в это. Лишь изредка, набравшись сил после очередного ритуала, он позволял себе приблизиться к ее особняку, прячущемуся в тени чужих дворцов, и благодарил всех богов, что она не переехала туда, на воздушные острова, куда ему путь был пока закрыт – слишком опасно.

Хвост с силой ударил по камням, высекая искры. Вспышки неконтролируемой ярости случались теперь реже, но совсем предотвратить их не получалось. Никак. Когти вошли в собственную руку, но замерший иршас даже не шевельнулся. Длинные, покрытые чешуей пальцы вошли в рану, коснувшись омертвевшей кожи с исследовательским интересом. Кровь не шла, как и всегда – лишь странная бледная субстанция, застывшая теперь в его жилах.

Смех – горький, безумный, безудержный сорвался под купол залы, скрываясь в вышине.

– Никто меня не осс-становит… больш-ше никто…

Черная чешуя тускло блеснула в свете холодного голубоватого пламени светильников, и иршас обернулся, глядя, казалось, прямо на Рин. У него были глаза Киорана – глубокие, темные, с синей искоркой в глубине. Только совершенно мертвые.

В ту ночь она думала, уснуть так и не сможет, как только вырвалась из сна, тяжело дыша и обливаясь потом. Спросонья еще и обратилась, чуть не посшибав хвостом все, что стояло поблизости. Из горла вырвался тихий хрип. Судорожно втянула воздух ноздрями, стремясь унять мечущееся сердце, в котором засела игла боли, когда на плечи легли чужие руки, заставляя не вздрогнуть, а успокоиться. Она знала, что этот иршас не причинит ей вреда.

– Что произошло, шианэ Рин-э? – обращение прозвучало непривычно, почти мягко.

Резко обернулась, но лицо замершего напротив наследника было по-прежнему бесстрастным.

– Сон. Вернее, видение, – выдохнула, невольно прижавшись щекой к его ладоням. Мужчина застыл, а потом неожиданно придавил ее хвост собственным – во дворце Нильяр пребывал в истинном виде.

– И что же мир тебе показал? Что тебя так напугало и шокировало? – не так давно они все-таки перешли на «ты», когда рядом больше никого не было. Как выразился ал-шаэ – он к этикету был абсолютно равнодушен, но положение обязывало.

Кончик чужого хвоста скорее бессознательно поглаживал ее собственный, стремясь успокоить. Это всего лишь ночная слабость, неужели она не может позволить себе так мало? Рин откинулась на грудь ал-шаэ Нильяра, чувствуя, как отступает слабость – их связь позволяла восполнять энергию за счет друг друга.

– Это я должна вас охранять, – слабо усмехнулась.

– И будешь, мой Щит, – голос наследника прозвучал неожиданно жестко, – когда закончишь обучение в Академии и принесешь присягу. Несмотря на все твои особенности и нашу связь, которую не имеет смысла отрицать, ты еще слишком юна, чтобы пытаться сейчас нести такую ответственность.

Надо понимать, что возражать бесполезно. От такого тона слетела вся расслабленность, заставив напрячься в этих полуобъятиях. Рин попыталась отстраниться, но не смогла даже пошевелиться – настолько стальными казались сейчас объятия ал-шаэ. Пришло осознания того, что мужчина, будучи иршасом, полностью обнажен, а на ней осталась лишь легкая ночная туника, едва ли что-то скрывающая. Щеки припекало так, что, казалось, на них можно воду кипятить. Вот же идиотина.

Золото, присыпанное пеплом… красивый окрас чешуи, и темнота не помеха его разглядеть. Сейчас он казался почти горячим, от прикосновения к покрытой пластинами чешуи груди разбегались ручейки жара по венам, рождая легкую улыбку. Пальцы невольно коснулись более прохладных чешуек хвоста – чувствительность ладоней иршасов превышала человеческую во много раз. Как приятно… Гладкая и неожиданно гибкая, сейчас чешуя совсем не казалась жесткой. Пальцы коснулись хвоста снова, когда ее руку бережно, но непреклонно отстранили.

Больше всего на свете Нильяр сейчас походил на змею, приготовившуюся к броску за самой желанной добычей. Мужчина подался чуть вперед, почти касаясь ее волос. Черты его лица утратили любые эмоции, резко заострившись. Крылья тонкого носа подрагивали, втягивая воздух, а объятья стали почти удушающими. Наверное, именно поэтому особенно остро резанул спокойный голос, выцветший и лишенный любого проявления эмоций.

– Так что ты увидела, шианнэ?

Захотелось зашипеть. Громко и желательно нецензурно. Этот мужчина, даже находясь рядом оставался столь далеким, как звезда в небе. Даже ужас, испытанный от видения, поблек, вытесненный вспышкой иных эмоций.

Вдох. Выдох. Ты сильная, Рин. Ты выдержишь. Ты должна, и забудь всякие «хочу-не хочу». Не девочка уже, чтобы в сказки верить. Грело уже то, что в тоне ал-шаэ больше не было снисходительного пренебрежения, которое так часто перепадало всем остальным, за исключением его близких.

Рассказ не отнял много времени, но лишь об одном она отчего-то умолчала. Знала, что он не станет полностью ее читать, и так не нашла в себе силы рассказать о таких родных глазах на чужом, изможденном лице.

– Значит, он жаждет мести и воскрешения… Что ж, все, как мы и предполагали. Куда интереснее, что у нашего мертвеца, оказывается, есть дорогое ему существо… – мужчина задумался, продолжая рассеянно поглаживать ее хвостом, от чего перехватывало дыхание и хотелось коснуться губами мерцающей в полутьме чешуи.

– Ты говорила, что ему уже много веков, и большую часть времени он себя не осознавал?

– Да, так и есть, – вспоминать было тяжело и… больно. Ей было жалко, до дрожи, до стона это безумное существо. Слишком уж он напомнил…

– Да, я тоже подумал об Эраньяше.

– Он поправится? Как он? – осторожное.

– Неплохо. Думаю, скоро ты сможешь его навестить. Раш спрашивал о тебе, – в голосе промелькнуло тепло, адресованное, увы, не ей. Да и вообще, наверное, показалось. – А его не жалей, не стоит. Он убийца и предстанет перед Судом, причем судом не только Верховного Судьи, но и императора, и, возможно, даже жрецов. Слишком беспрецедентный случай. Дом в твоем видении я посмотрел, но зацепок у нас по нему нет. Все слишком смазано и непонятно. Но, зная его цели, мы, по крайней мере, можем помешать ему получить желаемую добычу.

Аш арзал, змейство. Он так близко, что разум мутиться, а надо бы высчитать желанные коэффициенты. Если они несовместимы, то и рассчитывать не на что, Нильяр слишком практичен, да и опасно это и безрассудно.

Но она так и не успела – словно проклятье какое-то. Мужчина потянулся лениво – и разжал руки, выпуская. Только чужой хвост на мгновение прижал ее сильнее, вызывая сладкую странную дрожь – и тут же отпустил.

– Ложись спать, Дейирин. Завтра будет тяжелый день. В третьем иторе после полудня жду в своем кабинете. По сути, ты уже здорова, и нам пора, наконец, решить, что предпринять.

И прежде, чем она успела или сумела хоть что-то ответить, ал-шаэ также неслышно и быстро исчез. Змей вредный. Коснулась плеч, которые щекотали выбившиеся из косы белоснежные пряди. Это уже больше, чем просто симпатия и привязанность, и вырвать ее из души невозможно. Только заледенеть навеки для любых чувств.

Остаток ночи она проспала крепко и без сновидений.

***

Утром на столике возле кровати она нашла припечатанный жреческой темной печатью пергамент с несколькими строками, дороже которых в этот момент не существовало. Так же, как и подчеркнутой размашисто заветной цифры – 99, 6 %. Ее бог сдержал свой обещание.

Девяносто девять с половиной процентов… Даже чуть больше. Это же… это невероятно. Рин подскочила резко с постели, закружившись в каком-то безудержном вихре, пальцы бережно прижимали заветный пергамент. Она запнулась о ножку столика, и в голове, опьяненной долгожданной новостью, прояснилось. Змей. И к чему весь этот базар? Хорошо, конечно, что их совместимость так высока, да только на одной совместимости далеко не уедешь… Пусть даже по терминологии иршасов они и есть та самая «истинная пара». Кто знает, сколько таких еще есть? Да и не была она никогда сведуща во всех этих женских штучках, чтобы сообразить, как поступить, чтобы наследник смотрел только на нее. Что-то подсказывало – с ним бы все это и не прошло. Этот мужчина обратит внимание только тогда, когда захочет сам, а, учитывая скандал в начале года… Интересно, про эту девицу и младенца хоть что-то удалось разузнать?

За этими мыслями собиралась она быстро, но неторопливо. Завтрак, как и обычно в эти дни, появился в специально отведенной под это нише в соседней комнате. В окно лился розовато-фиалковый свет нового дня, лучики скользили по лицу, перепрыгивая на маленький столик и блестящего темного дерева и солидный каменный стул на одной ножке – в истинном виде на нем было очень удобно сидеть, обвившись вокруг хвостом, что она сейчас и сделала.

В этот раз за ней заполз отец – Илшиарден был непривычно серьезен, даже, пожалуй, чересчур. А еще напряжен – словно ждал неприятностей, что заставляло напрячься самой. Необходимая встреча в узком кругу, похоже, плавно превращалась в нечто куда более значимое.

– Порталом отведешь? – спросила, чтобы хоть что-то сказать, разрушить затянувшуюся паузу.

– Пожалуй. Не стоит тебе показываться прямо сейчас во дворце. Еще успеешь.

Карри сосредоточенно кивнул, очерчивая когтями в воздухе портал и подавая ей руку. Хвост легко скользнул по плитам, перенося вперед, в зависший полукруг, мерцающий зловеще-багряным светом.

Их уже ждали – и связь, натянувшись, зазвенела, заставляя губы разъехаться в глупой улыбке, которую, впрочем, она поспешила убрать. Кроме наследника – увы, без привычно замершей неподалеку фигуры Эрайша, здесь находился еще один иршас, тоже в маске – только более простой, серебряной, почти без узоров.

– Иршарр Льяш-Таэ, – младший ненаследный принц коротко склонил голову, скручивая хвостом приветственный знак. Заостренные уши шевельнулись, словно стремясь что-то уловить – темные волосы младшего были затянуты в тугую воинскую косу.

– Дейирин Илшиарден Найритин, наследница карриарша Илшиардена, – негромкий голос ал-шаэ Нильяра прозвучал почти оглушительно.

Вот оно что…

Она поклонилась в ответ вызубренным движением – и тут же скользнула вперед, вставая за спиной ал-шаэ. Рин и сама не поняла – как это получилось. Просто показалось самой естественной вещью на свете. Наверное, для Нильяра в какой-то степени тоже – по крайней мере, он даже не дернулся, оставляя ее за спиной, зато шаэ Иршарр заметно напрягся.

– Простите, мой Шаэ, – Рин смутилась, осознавая, что до настоящего Щита ей еще очень далеко, – это получилось не нарочно.

Серебряные глаза посмотрели задумчиво-одобрительно.

– Понимаю. Оставайтесь, где расположились, шианнэ Дейирин, но присаживайтесь.

Отец наблюдал за их обменом любезностями с каменным спокойствием, только взгляд был слишком острый – словно Илшиарден не мог понять – нравится ему то, что он сейчас видит, или же нет.

– Итак. Для начала небольшая проверка, господа, – голос шелестнул тихо, но остро, словно клинок вышел из ножен.

Нильяр замер, чуть дрогнули каменно-спокойные черты лица, слабо засветилась чешуя. Показалось, что по комнате пронесся ветерок. Илшиарден чуть поморщился – этого не было видно, но отчего-то возникло именно такое ощущение, а младший иршас потер висок. Сама же Рин не почувствовала ровным счетом ничего – как будто чужой дар обогнул ее по широкой дуге.

– Что ж. Теперь нас больше никто не сможет подслуш-шать, – длинный раздвоенный язык насмешливо мелькнул в воздухе, – Иршарр, шианнэ не только дочь Илшиардена и носительница его дара, но и мой Щит.

Отчего-то его собеседник побледнел, едва не отшатнувшись.

– А как же Эрайш? Неужели действительно смертельно ранен? Я-то полагал, что это ваши игры, брат, – он говорил быстро, словно куда-то спешил или не мог больше молчать.

Хвост Шаэ медленно, почти лениво шевельнулся, свиваясь кольцами, но Иршарр мгновенно затих, смотря каким-то затравленным взглядом. Что-то было между ними… слишком давнее, но так и не забытое, да только лезть в эти отношения Рин не решилась бы за все блага мира. 17f3563

– Хватит, Ир, – негромкое, – Эрайш жив, но действительно был практически смертельно ранен, и восстанавливаться ему придется долго. Полагая, что погибнет, он передал контракт Щита единственному оказавшемуся рядом существу. Я не скажу, что рад произошедшему, – закончил сухо, – Дейирин только осваивается в нашем обществе, да и без этого дара у нее слишком много проблем. Ситуация такова, – наследник оперся рукой о стол, а затем свился в клубок, опираясь руками на хвост. Взгляд серебряных глаз потяжелел, – что если я сейчас хотя бы намекну, что дана Найритин является моим Щитом, то ее уничтожат, я не стану никого тешить иллюзиями, что заговорщикам это не удастся, если уж, не смотря на всю нашу скрытность, они узнали об Эрайше.

Веселая перспектива.

– Что ты предлагаешь? – отец чуть склонил голову. О его напряжении говорили лишь стиснутые в кулаки пальцы, да то, насколько резко он перешел на неформальный тон – значит, обращался сейчас именно к другу, а не к господину.

– У меня есть выход, но, на самом деле, только один, – ал-шаэ медленно распрямился, буквально пригвождая взглядом к земле. Он воспользовался своим даром – даже Рин теперь почувствовала, хотя их связь и позволяла этого избежать, – шианнэ Дейирин должна официально стать моей избранницей.

Иршарр Льяш-Таэ, как самый впечатлительный, сел себе на хвост, чуть не разломав стол. Отец лишь задумчиво качнул головой.

– В этом случае она получит покровительство моего Дома и сможет без подозрений находиться рядом со мной большую часть времени, – невозмутимо продолжил змей, словно и не обращая внимания на реакцию собеседников. Только ноздри носа широко раздулись, и небольшие тонкие гребни на спине задергались, то скрываясь, то раскрываясь, – но для этого должно быть официально объявлено и о принадлежности моей Избранницы к древнейшему Роду.

Сердце застучало бешено, разгоняя кровь по жилам, заставляя задыхаться от нахлынувших чувств – радость, боль, счастье, горечь, нежность, обожание, терпкая любовь. Рин знала – он все это ощущал. Не было ни сил, ни возможности держать щиты. Показалось – или что-то скатилось по щеке? Наверное, соринка в глаз попала.

Она не могла поверить услышанному. Не могла понять и осознать. Он предлагает ей стать… его невестой?