Текст книги "Шахнаме. Том 1"

Автор книги: Абулькасим Фирдоуси

КЕЙ-КОБАД[323]323
  Кей-Кобад – новый владыка Ирана, основатель династии кеянидов, давший ей свое имя. Кей-Кобад – составное имя, – сочетание титула кей, кави (царь) с личным именем Кобад – арабизованная и  новоперсидская форма, авест. Кави-Кавата (пехл. Кав[б]ад).
  Авеста знает Кей-Кобада как обладателя «фарра» и эпонима династии. Из восьми его преемников – «Кави», упомянутых в Авесте, некоторые отсутствуют, а некоторые не совпадают с именами кеянидов «Шахнаме». Авеста и пехл. литература не дают точной генеалогии Кей-Кобада. несомненно связанного родством с предшествующей династией Феридуна-Менучехра. Арабоязычные авторы противоречиво говорят о Кей-Кобаде, устанавливая его родство даже с систанским домом: Кей-Кобад муж сестры Шехрбану-Ирем, – жены Ростема (матери Фераморза). В последнем случае любопытно отметить возможность осмыслить поездку Ростема на Эльборз как водворение на престоле своего ставленника-родственника. Кстати, эпизод пребывания Кей-Кобада в замке на Эльборзе отсутствует в предысточниках Фирдоуси.
  В «Шахнаме» царствование Кей-Кобада продолжается 100 лет, в пехлевийской литературе – 15 лет. Вообще образ Кей-Кобада у Фирдоуси несколько возвеличен по сравнению с предысточниками.


[Закрыть]
[Царствование длилось сто лет

 
Воссел на престол Кей-Кобад, и чело Короной украсил, сиявшей светло.
С Дестаном явились герои страны:
Карен, искушенный в веденьи войны, Гошвад, и Хоррад, и Борзин-удалец. . . Осыпав алмазами царский венец,
Сказали они: «Государь, о борьбе ¹⁰⁵³⁰ С ту ранцами должно подумать тебе».
Про стан Афрасьяба мужей расспросил Властитель и к смотру дружин приступил. С зарею в поход поднимал он бойцов, Гремел перед ставкой воинственный зов. Ростем, в боевую броню облачен,
Пыль темную поднял, как яростный слон Построилась цепью иранская рать,
Готова кровавую битву начать.
Кабулец Мехраб на крыле был одном[324]324
  Мехраб – дед Ростема.


[Закрыть],
¹⁰⁵⁴⁰ А грозный боец Гостехем – на другом[325]325
  Гостехем – сын Новзера.


[Закрыть].
Карен – посредине, отважен и горд,
С могучим Гошвадом, крушителем орд.
Скакал перед войском Ростем-исполин
С мужами храбрейшими, цветом дружин.
Вослед – с Кей-Кобадом несется Дестан;
В руке его – пламя, в другой – ураган.
Весь мир озаряя, лазорев и ал,
Над воинством стяг кавеянский пылал.
Земля, всколыхнувшись, летела, как челн,
¹⁰⁵⁵⁰ Средь моря Китайского в грохоте волн.
Холмы и равнина сплошь в медных щитах,
Мечи, что огни, загорались впотьмах.
Весь мир уподобился морю смолы,
Где множество светочей блещет из мглы.
Рев, лязганье, грохот нет мочи снести,
И солнце само заблудилось в пути.
Столкнулись два войска громадами гор;
Не видел конца и начала им взор.
Пред сомкнутым строем, неистов и смел,
¹⁰⁵⁶⁰ Карен-предводитель вперед полетел.
То вправо, то влево он мчался грозой,
Повсюду врага вызывая на бой.
Мечом, булавою и длинным копьем
Мгновенно сражал он бойца за бойцом.
Он землю горой мертвецов завалил,
И дрогнуло войско, лишенное сил.
Но слышится львиный воинственный рык:
Боец Шемасас приближается. Вмиг
Помчался навстречу, из ножен извлек
¹⁰⁵⁷⁰ Блистающий свой закаленный клинок,
И в темя врага поражает храбрец,
Вскричав: «Я – Карен, именитый боец!»
Свалился с седла богатырь Шемасас,
Свалился и с жизнью расстался тотчас.
Да, вот они, дряхлого рока дела!
То крив, словно лук он, то прям, как стрела.
 

[БИТВА РОСТЕМА С АФРАСИАБОМ]

 
Ростем, увидав, как герои разят,
Запомнив сражений обычай и лад,
К отцу устремился и молвил ему:
¹⁰⁵⁸⁰ «О витязь, известный народу всему!
Ответь мне, откликнись на просьбу мою:
Как сына Пешенга найти мне в бою?
В каких он доспехах, каков его стяг?
Не тот ли, что там лиловеет сквозь мрак?
Я ринусь, врага за кушак ухвачу,
Повергнув, лицом по земле протащу».
Заль молвил: «О сын мой, услышь мою речь.
Сегодня ты должен себя поберечь.
Тот враг – огнедышащий ярый дракон,
¹⁰⁵⁹⁰ Летит смертоносною тучею он.
Черны боевые доспехи на нем,
Железные латы, железный шелом.
Железо украшено золотом сплошь,
По черному стягу врага ты найдешь.
Но бойся за жизнь молодую свою:
Удачлив и неустрашим он в бою».
Ответ был: «О витязь, готов я к войне,
Не должен тревожиться ты обо мне.
Мне помощь Создатель миров ниспошлет.
¹⁰⁶⁰⁰ Отвага и сила – надежный оплот».
Свинцовокопытного взвил он коня,
Труба поднялась, завывая, стеня,
И мчится к туранскому войску, взревев,
Защитник дружины, воинственный лев.
Меж тем, Афрасьяб на Ростема глядит,
Дивясь, что воитель столь молод на вид.
«Кто этот дракон,—вопросил он стрелков,—
Что вырвался будто сейчас из оков?»
Его я не знаю по имени». – «Он, —
¹⁰⁶¹⁰ Сказали, —внук Сама, от Заля рожден.
Взгляни, с булавой бычьеглавой летит;
Он молод, в погоне за славой летит».
Рванулся вперед Афрасьяб, словно челн,
Взметенный прибоем бушующих волн.
И крепче Ростем стиснул Рехшу бока;
Тяжелую палицу сжала рука.
И вот он столкнулся вплотную с врагом;
К седлу булаву приторочил, потом
Схватил он туранца за тесный кушак,
¹⁰⁶²⁰ С седла тополевого поднял и так
Хотел уж к Кобаду его волочить,
Чтоб с первой же битвы врага проучить.
Но тяжесть гиганта была велика,
Не выдержал кожаный пояс рывка.
Он лопнул, и враг повалился тотчас,
И всадники рати туранской, примчась,
Спасли Афрасьяба от богатыря.
С досады грыз руку Ростем, говоря:
«Не надобно было хватать за кушак!
¹⁰⁶³⁰ Тащил бы подмышкой, не вырвался б враг».
Литавры везя, выступают слоны.
Кимвалы и трубы далеко слышны.
К властителю весть полетела стрелой:
«Прорвавшись отважно сквозь вражеский строй,
Могучий Ростем Афрасьяба настиг,
И стяг предводителя тотчас поник.
Схватил он туранца и наземь швырнул.
Пронесся над ратью смятения гул.
Вождя окружили туранцы толпой,
¹⁰⁶⁴⁰ И, пешего, прочь увлекли за собой.
От рук победителя спасшись едва,
В седле очутившись, туранцев глава,
В пустыню, как ветер, понесся тотчас;
Оставил он войско, но жизнь свою спас».
Те вести услышав, дружину зовет
Кобад, чтобы с ней устремиться вперед,
Грозой налететь на туранскую рать,
Ее сокрушить и во прах разметать.
Он мчится, как пламень, и воинский стан
¹⁰⁶⁵⁰ Шумит, словно в бурю ночной океан.
А Заль и Мехраб, жаждой брани полны,
Спешат на подмогу с другой стороны.
И вот уже яростный бой загремел:
Блистание стали, стремление стрел,
Стук палиц тяжелых по меди щитов...
От грохота мозг разорваться готов.
Кровь льется на медь среди этих равнин,
Как будто льют киноварь на апельсин.
Кровь рыбу, держащую землю, поит;
¹⁰⁶⁶⁰ Прах встал до луны и недвижно стоит.
Пласт почвы оторван, взметен: коли счесть,
Небес стало восемь, земель стало шесть[326]326
  Истоптанная на огромном пространстве яростного боя земля обратилась в пыль, повисшую в воздухе. В результате этого земных поясов-кешверов стало шесть (вместо семи), а в небе прибавилась новая – восьмая сфера. Образ, широко использовавшийся ранними классическими поэтами (Онсори, Моэззи и др.).


[Закрыть].
На славного сына Заль-Зер посмотрел,
Увидел, как ловок он, мощен и смел,
И сердце взыграло в груди у отца
От славных деяний героя-бойца.
Ростем отличился в сражении том:
Арканом своим, булавою, мечом
Немало и рук, и хребтов, и сердец
¹⁰⁶⁷⁰ Связал, и сломал, и пронзил удалец.
Там ратников тысяча сто шестьдесят
Погибло; за рядом он скашивал ряд.
Туранская рать от Мугана ушла,
Поспешно к равнинам Дамгана ушла[327]327
  Муган – территория в северо-западном Иране; Дамган – территория и город в восточном Иране.


[Закрыть].
Оттуда к Джейхуну спешат седоки,
Исполнены горечи, гнева, тоски,
Оружья лишась, утеряв пояса...
Где стяг и литавры, где строя краса?
С пути воротившись, иранцы потом
¹⁰⁶⁸⁰ К царю поспешили, полны торжеством,
Не зная, куда им добычу девать,
Которую вражья оставила рать.
Хвалу Кей-Кобаду, владыке земли,
Воители славные произнесли.
И доблестный витязь Ростем, воротясь,
В шатер к венценосцу явился тотчас,
И шах усадил его рядом с собой
С одной стороны, а Дестана – с другой.
 

[ПРИБЫТИЕ АФРАСИАБА К ОТЦУ]

 
Меж тем Афрасьяб, с поля битвы бежав,
¹⁰⁶⁹⁰ До первой домчась из речных переправ,
Спешит перебраться на берег родной.
Проводит семь дней у реки. На восьмой
К Пешенгу примчался, досадой горя,
И так говорит, укоряя царя:
«Владыка, скажи, не твоя ли вина,
Что старая вновь разгорелась война?
Нарушил ты клятву свою, государь.
Не так поступали великие встарь.
От рода Иреджа избавишь ли свет?
¹⁰⁷⁰⁰ Яд горек, но противоядия нет.
Погибнет один – воцарится другой;
Не быть без владыки державе такой.
На царство там ныне венчался Кобад,
Он жаждою новых сражений объят.
У Сама-воителя внук-великан,
Ростемом нарек его старый Дестан.
Подобен свирепым драконам морским,
Сжигающим землю дыханьем своим.
Он мчался, не глядя, где спуск, где подъем,
¹⁰⁷¹⁰ Разил булавой, стременами, мечом.
Гром палицы воздух наполнил в бою;
Горсть праха за жизнь ты бы не дал мою.
Разбил он, рассеял наш воинский строй.
Досель не рождался подобный герой.
Как только увидел мой реющий стяг,
К луке привязал свою палицу враг
И, словно букашку, меня он с седла
Стряхнул – такова его сила была.
Но лопнул, не выдержав, пояс мой вдруг;
¹⁰⁷²⁰ Упал я и спасся от вражеских рук.
Не сыщется силы подобной у льва;
Небес достигает его голова.
Воители наши, примчась издали,
Меня от того исполина спасли.
Ты знаешь, владыка, отвагу мою,
Бесстрашье, искусство и ловкость в бою.
Но был я былинкой в руках у него.
В испуге взирал я на то существо:
Он – силою слон, а отвагою – лев;
¹⁰⁷³⁰ Нет разума в нем, только сила и гнев.
Горы попирая вершину и склон,
Не конь его мчит,а неистовый слон.
Стократно мы в шуме грозы боевой
Разили того седока булавой.
Сказал бы, он весь из свинца сотворен.
Иль он из железа, иль каменный он.
И горы, и воды, и львы, и слоны
С пути его были бы вмиг сметены.
Он будто на лов гнал коня своего,
¹⁰⁷⁴⁰ Казалось, сраженье – игра для него.
Таким же могучим будь Сам-великал,
Давно бы раздавлен был гордый Туран.
Ты мира ищи, нет иного пути;
Тебе не под силу с ним войны вести.
Храбрейший, сильнейший воитель твой – я,
Я в трудную пору – опора твоя,
А я состязаться с таким не могу.
Решайся, и дружбу предложим врагу.
Те земли, что Туру даны были встарь,
¹⁰⁷⁵⁰ Когда управлял Феридун-государь,
Оставлены нам, ими станем владеть.
За старое мстить и не думай ты впредь.
А если продлить пожелаем войну —
Мир станет нам тесен, погубим страну.
О том не суди, что не видел ты сам,
Не слуху ты верь, а своим лишь глазам.
С Ираном война тебе мнилась игрой,
В игре изнемог удальцов твоих строй.
На завтра своих не откладывай дел:
¹⁰⁷⁶⁰ Кто знает, каков наш грядущий удел.
Рви розы, пока они в полном цвету,
Назавтра утратят они красоту.
Припомни, как много стремян и подпруг,
Блистающих шлемов, щитов и кольчуг,
Коней аравийских в уздах золотых,
Булатов индийских в ножнах золотых,
И сколько воителей нашей, страны
Развеяно гибельным вихрем войны:
Мужи, как Барман и Гольбад, чей кинжал,
¹⁰⁷⁷⁰ Бывало, и тигров степных устрашал;
И доблестный наш богатырь Хезерван,
Кого сокрушил булавою Дестан;
И войска опора, герой Шемасас,
Кого пересилил Карен, разъярясь...
Бойцов десять тысяч в сражении том
Повержено было свирепым врагом.
И хуже того – в прах повержена честь;
А чести поверженной вновь не обресть.
О царь, оттолкнул ты меня, разлюбил
¹⁰⁷⁸⁰ За то, что я брата во гневе убил;
Ты видишь, какое великое зло
Безумство, свершенное им, принесло.
Врагов, им спасенных, я встретил в бою,
Скакавших под знаменем, в ратном строю.
Не худо они проучили меня,
В борьбе одолев и с позором гоня.
Теперь о минувших делах позабудь,
Теперь к примиренью отыскивай путь.
А если ты мыслью другой покорен,
¹⁰⁷⁹⁰ Войска с четырех к нам нагрянут сторон:
Ростем знаменитый, кого превозмочь
И солнцу небесному было б невмочь;
Карен приведет к нам дружину свою,
Досель поражений не знавший в бою;
И золотошлемный воитель Гошвад,
Под стены Амола водивший отряд;
И мудрый советник, кабулец Мехраб,
Муж доблестный». Так говорил Афрасьяб.
Владыка сквозь слезы той речи внимал,
¹⁰⁸⁰⁰ Дивился, что разума свет засиял
Вождю, что свернул он с кривого пути
И хочет дорогою правды идти.
 

[ПЕШЕНГ ПРОСИТ МИРА У КЕЙ-КОБАДА]

 
Вельможу, известного светлым умом,
К Кобаду Пешенг отправляет с письмом,
Словесным узором украсив его,
Эрженга в посланьи явив мастерство[328]328
  Эрженг, или Эртенг обычно переводится как «картинная галерея», создатель которой Мани – религиозный реформатор Ирана III в., основатель манихейства, вошел в литературу как образ величайшего мастера-живописца. Основанием такого образа-словоупотребления служат манихейские рукописи, обильно украшенные миниатюрами, в частности изображениями людей.


[Закрыть]:
«Да славится вечный Владыка светил,
Что все на земле сотворил и взрастил!
Пусть мир Он душе Феридуна пошлет,
¹⁰⁸¹⁰ Царя, основавшего древний наш род.
О славный властитель иранской земли,
Призыву добра и рассудка внемли!
Тур, жаждою власти верховной горя,
Иреджа убил, молодого царя.
Но речь я теперь не о том поведу;
Старинную длить не должны мы вражду.
Уже отомщен Менучехром Иредж.
Пора отдохнуть от губительных сеч.
А тот, Феридуном свершенный раздел —
¹⁰⁸²⁰ Царем, что о правде единой радел, —
Должны мы теперь, как и встарь, сохранить,
С пути миродержцев былых не сходить.
С Хергаха до края, где льется Джейхун,
До Мавараннахра весь край Феридун
Нам дал во владенье в былые года.
Иредж и не думал о нем никогда:
Ведь долей Иреджа считался Иран,
Что был при разделе отцом ему дан.
Коль спор разрешить пожелаем мечом —
¹⁰⁸³⁰ На верную гибель себя обречем.
Меч вражий, гнев Божий сразит нас тогда,
В обоих мирах нас постигнет беда.
Как встарь Феридун совершить повелел
Меж Туром, Иреджем и Сельмом раздел —
На том порешим, так поделим мы свет.
Все царства не стоят столь тягостных бед!
Состарился Заль в непрестанных боях[329]329
  В оригинале: «голова рожденного седым Заля побелела, как снег (чо барф гашт).


[Закрыть],
От крови героев багровым стал прах.
Но сколько б за землю мы войн ни вели,
¹⁰⁸⁴⁰ Любому отмерят пять рашей земли —
Лишь яму, чтоб нас опустили в нее,
Когда мы земное пройдем бытие.
Тщета – все иное. Лишь горечь и боль
Сулит ненасытным земная юдоль.
На мир соглашайся, о царь Кей-Кобад!
Решенью разумному праведный рад.
Джейхун вспоминать мы не станем и в снах.
И к нам пусть не войско на быстрых челнах,
А вестники дружбы и мира плывут,
¹⁰⁸⁵⁰ И счастливо обе страны заживут».
Пешенг, на посланье поставив печать,
Дары не замедлил иранцам послать:
Алмазный венец и престол золотой,
Рабынь, поражающих взор красотой,
Блистающих сбруей арабских коней,
И множество острых булатных мечей.
Примчался и весть от Пешенга посол
Вручил Кей-Кобаду. Посланье прочел
Владыка и, чуждый коварству и злу,
¹⁰⁸⁶⁰ Такими словами ответил послу:
«Не нами нарушена мира черта;
Война Афрасьябом была начата.
Зло первое некогда Тур совершил,
Иранский престол он Иреджа лишил.
А ныне бойцы Афрасьяба-вождя
В край вторглись иранский, Джейхун перейдя.
Что сделал он, вспомни, с Новзером-царем.
Ведь звери – и те горевали о нем.
Закон человечности он преступил,
¹⁰⁸⁷⁰ Когда мудреца Агриреса убил.
Но если, покинув неправедный путь,
Решитесь вы дружбу Ирану вернуть —
Гонимы тогда вы не будете мной:
Обителью не дорожу я земной.
Весь край за Джейхуном пусть к вам отойдет, —
Быть может, покой Афрасьяб обретет».
И мир договором скрепил Кей-Кобад —
Вновь древом украсил величия сад.
Стремительней тигра примчавшись, посол
¹⁰⁸⁸⁰ С письмом Кей-Кобада к Пешенгу вошел.
И вот уже пыль поднялась в облака,
Уводит Пешенг и обоз, и войска,
И через Джейхун переправился он,
И вскоре об этом был шах извещен.
Без боя ушел неприятель, и рад
Тому несказанно был шах Кей-Кобад.
«Царь, – молвил Ростем,—мы в разгаре войны
О мире с врагом говорить не должны.
Противник о мире не думал сперва —
¹⁰⁸⁹⁰ Его вразумила моя булава».
Сказал Кей-Кобад исполину в ответ:
«Чти правду, дороже сокровища нет.
Я знаю, что враг пораженьями сыт,
И лишь потому от сражений бежит.
Но если мы честью и правдой сильны,
То кривду и ложь мы отвергнуть должны...
Отныне считать я твоим повелел
От Забулистана до Синда удел.
Тебе я вверяю Полуденный край[330]330
  Здесь Кей-Кобад по существу не устанавливает, а как бы подтверждает инвеституру на владение Систаном-Нимрузом, данную еще Менучехром Саму.


[Закрыть],
¹⁰⁹⁰⁰ В нем царствуй и правдою край озаряй.
Мехрабу – Кабула оставь рубежи,
И стрелы в отравленной влаге держи.
Ведь царства погрязли в раздорах и зле,
Хоть место найдется для всех на земле».
Велел он дары для Ростема принесть.
Бойцу оказал он высокую честь,
Венчав его царским венцом золотым,
Стянув ему стан кушаком золотым,
Земель подарив неоглядную ширь...
¹⁰⁹¹⁰ Склонился пред ним до земли богатырь.
И далее речь повелитель повел:
«Дестаном пусть вечно гордится престол!
Не стоит его волоска целый свет,
Он – память о славе исчезнувших лет».
Пять мощных слонов, паланкины на них
Сплошной бирюзы, цвета струй голубых,
И ткань, что узором чудесным цвела,
Ларец драгоценный с казной без числа,
Всю в злате одежду – владычества знак,
¹⁰⁹²⁰ И в лалах венец, и в сапфирах кушак —
Вручил седовласому Залю Кобад,
Сказав: «Ты достоин и лучших наград.
Коль мира Создатель продлит мне года,
Нуждаться не будешь ни в чем никогда».
И прочим бойцам, как Карен и Гошвад,
Херрад, и Борзин, и могучий Пулад[331]331
  Пулад – иранский витязь. Ниже будет отмечен другой Пулад – туранец.


[Закрыть],
По мере заслуг повелитель воздал:
Кого он достойным даров почитал —
Тем золото роздал, щиты и клинки,
¹⁰⁹³⁰ А самым достойным – венцы, кушаки.
 

[ПРИБЫТИЕ КЕЙ-КОБАДА В ИСТАХР]

 
Царь двинулся к Парсу, велик и могуч, —
Там был и казны и могущества ключ.
Истахр был столицею в те времена[332]332
  Истахр – столица первых Кеянидов; один из анахронизмов «Шахнаме». Основание Истарха (пехл. Стахр), по-видимому, связано с разрушением столицы и дворца ахеменидов в Персеполисе Александром. Неподалеку от развалин Персеполиса и возник Истахр, бывший в сасанидское время религиозным центром Ирана. Мусульманская легенда говорит о неугасимом огне Истахра, погасшем внезапно в ночь, когда родился Мухаммед.


[Закрыть],
И ею гордились цари издавна.
К царю обратили народы свой взор,
И он, властелином верховным с тех пор
Воссев на кеянский престол золотой,
Стал мудро и праведно править землей.
Однажды промолвил он славным мужам:
¹⁰⁹⁴⁰ «Все в мире отныне покорствует нам.
Коль с мошкой враждует рассерженный слон —
Идет против чести и мужества он.
Я вижу в одной только правде оплот,
Злодейство гнев Божий на нас навлечет.
Всем благо несут повеленья мои,
Все воды и земли – владенья мои.
Сплотились владыки под стягом моим,
Народом и войском равно я любим.
Живите в согласье, сердца веселя.
¹⁰⁹⁵⁰ Пусть мир осенит города и поля!
Кто блага имеет – владей и дари,
За блага властителя благодари.
А кто достоянья лишен и притом
Не может своим прокормиться трудом, —
Тем будет источником благ мой дворец,
Ведь отдал их мне под защиту Творец».
Задумал он царство свое обойти,
И вот уж владыка с дружиной в пути.
Лет десять он ездил, творя без числа
¹⁰⁹⁶⁰ Открыто и тайно благие дела.
Возвел города многолюдные Кей
И сотню селений вкруг города Рей[333]333
  Рей (древняя Ragha) – один из древнейших городов Ирана. Упоминается еще в Авесте как одно из мест, созданных Ахурамаздой. В др.-перс. клинописи о нем говорится как о мидийском городе. Упоминается Рей также в библейских апокрифах. Развалины Рея сохранились в нескольких километрах к северу от современного Тегерана.


[Закрыть].
Но стали уж старости когти терзать
Владыку, и в Парс он вернулся опять.
Воссев на престол, он призвал мудрецов,
Седых звездочетов, провидцев-жрецов;
Собрал всех воителей славных своих,
С волнением в сердце приветствовал их,
Погибших бойцов помянув имена...
¹⁰⁹⁷⁰ От царских щедрот расцветала страна.
Так, радостен сердцем, ста лет он достиг.
Мир много ли видел подобных владык?
Стране четырех молодых сыновей
Оставил он в память о жизни своей.
Он звал: Кей-Кавус, Кей-Ареш, Кей-Пешин —
Троих, а четвертого звал Кей-Армин[334]334
  Кей-Ареш – авест. Kavi Arsan, упомянутый как правитель Хузистана и родоначальник парфян-аршакидов; Кей-Пишин – авест. Kavi Pisina, Pisinanh – правитель Парса; Кей-Армин – правитель Кермана.
  Таким образом все они упоминаются в предысточниках «Шахнаме» как внуки Кей-Кобада, сыновья его преемника, Apiwanhu, который отсутствует в «Шахнаме».


[Закрыть].
В довольстве и радости юные дни,
Не ведая зла, проводили они.
Сто лет украшал Кей-Кобада венец,
¹⁰⁹⁸⁰ Но счастью пришел неизбежный конец.
Едва ощутив, что конец недалек,
Что сник увядающей жизни листок,
Призвал Кей-Кавуса державы глава,
О правде и щедрости молвил слова:
«В дорогу собрался я, срок мой пришел.
Меня схорони и взойди на престол.
Давно ль я примчался с Эльборза-горы
И други со мной, веселы и бодры?
Что счастье! Оно исчезает, как дым.
¹⁰⁹⁹⁰ Кто мудр, не гоняется тщетно за ним.
Коль ты справедлив и чужда тебе ложь,
Награду в обители горней найдешь.
Но если корыстью твой дух полонен
И если ты меч извлечёшь из ножен —
Ты этим погубишь себя самого,
Твой недруг заклятый отнимет его.
Горюя и злобствуя жизнь проведешь,
За гробом – в пылающий ад попадешь».
Так молвил и, землю покинув без мук,
¹¹⁰⁰⁰ Дворец променял он на тесный сундук.
К бессмертию не устремляйся в мечтах:
Кто б ни был ты – ветер развеет твой прах.
Расставшись теперь с Кей-Кобадом-царем,
О шахе Кавусе рассказ поведем[335]335
  Шах Кавус – (Кей-Кавус) – владыка Ирана. В «Шахнаме» сын и преемник Кей-Кобада, в предысточниках, – его внук или брат. Но дело не только в некотором «генеалогическом» несоответствии «Шахнаме» и предысточников, но в существенном изменении, безусловном снижении образа Кей-Кавуса в «Шахнаме».
  Кей-Кавус – в Авесте Кави Усазан – известный и ведам (Усанас Кавйа) – образ значительный. Кей-Кавус – храбрый и мощный носитель фарра, строитель семи чудесных дворцов на Эльборзе, повелевавший дивами Мазендерана. Кей-Кавус, побуждаемый желавшими его гибели дивами, выступает в гордыне против Йездана и временно лишается «фарра». В «Шахнаме» – Кей-Кавус в известном смысле принесен в жертву систанской тенденции вообще, величию Ростема – в частности. Нет чудесных дворцов на Эльборзе. Поход в Мазендеран – выражение безрассудства Кей-Кавуса, а победа над дивами – заслуга только Ростема. В полете Кей-Кавуса на небо больше тщеславия, чем богоборчества. При наличии положительных моментов в образе Кей-Кавуса (величие, справедливость и др.) – подчеркивается его легкомыслие, тщеславие и другие черты, как фон, особенно выделяющий истинную силу и величие систанского дома. Возвеличенье «спасителя Ирана» – Ростема и снижение образа Кей-Кавуса – косвенное отражение народной тенденции Фирдоуси.


[Закрыть].
 

КЕЙ-КАВУС
[Царствование длилось сто пятьдесят лет]

 
Коль выросло древо и плод принесло,
Но стало точить его тайное зло,
И корень ослаб, и поблекла листва, —
Склоняется книзу вершина сперва,
А там, как подкошенный, рушится ствол,
¹¹⁰¹⁰ И новый побег уж на смену пришел;
В наследие дан ему солнечный сад,
Сиянье весны и цветов аромат.
Был корень здоров, а в побеге порок,
Но этого корню не ставь ты в упрек.
Коль сыну владенья отец завещал,
О тайнах ему сокровенных вещал,
Но слава отцовская попрана им —
Не сыном его ты считай, а чужим.
С дороги наставника, дерзок и слеп,
¹¹⁰²⁰ Он сбился и кару заслужит судеб.
Таков уж обычай в приюте земном,
Начал и концов не распутаешь в нем.
Кто ложной дорогой стремится вперед,
На жалкую гибель себя обречет.
Теперь благородному старцу внемли
И знания жажду полней утоли.
Кавус, унаследовав царский престол,
Над краем огромным господство обрел.
Склоненную видел страну пред собой,
¹¹⁰³⁰ Бездонную видел казну пред собой:
Серег, и запястий, и перстней гора,
В венцах золотых самоцветов игра,
Несчетных арабских коней табуны...
Могуч и богат повелитель страны.
Однажды в саду, среди лилий и роз,
К устам он наполненный кубок поднес.
На троне из золота и хрусталя
Властитель властителей, дух веселя,
Сидел с храбрецами иранской земли,
¹¹⁰⁴⁰ И пили они и беседу вели.
Стал шах похваляться: «Мне равного нет,
Властителя, в мире столь славного, нет.
Владеть мне пристало всей ширью земной,
Никто не дерзнет состязаться со мной».
Всё пьет и хмелеет он, так говоря,
Дивятся воители речи царя.
Явился тут див, по обличью – певец,
И стражу сказал: «Проводи во дворец.
Из дальнего Мазендерана иду,
¹¹⁰⁵⁰ Играть я умею, я с песней в ладу.
Быть может, владыке смогу угодить —
Пусть к трону велит он меня допустить».
Глава царедворцев, о том извещен,
Владыке промолвил, отвесив поклон:
«Бродячий певец – у дворцовых ворот
Предстать пред тобой дозволения ждет».
До трона царя провожали его,
Среди музыкантов сажали его.
Он руд сладкозвучный настроил тотчас,
¹¹⁰⁶⁰ И мазендеранская песнь полилась:
«Да славится солнечный Мазендеран,
Да будет он счастьем навек осиян!
Там розы не вянут в тенистых садах,
Не вянут тюльпаны на горных грядах;
Цветет, увяданья не зная, страна,
Ни зноя, ни холода – вечно весна.
Струится в садах соловьиная трель,
Резвится в горах молодая газель,
На склонах зеленых весь год проводя,
¹¹⁰⁷⁰ Себе пропитанье весь год находя.
И слуха услада, отрада очей —
Хрустальной струею звенящий ручей.
Дэй-месяц, Бехмен ли, Азер, Фервердин[336]336
  Название месяцев солнечного персидского года: Дей – 10-й месяц, соответствующий декабрю-январю, а также 8-й, 15-й и 23-й дни каждого месяца. Бехмен – 11-й месяц, соответствующий январю-февралю. Азер – 9-й месяц – ноябрь-декабрь, Фервердин – 1-й месяц – март-апрель.


[Закрыть] —
Не блекнет ковер благодатных долин;
В реке отражается зелень лугов,
Охотничьи соколы мчатся на лов.
Богатого града пленителен вид,
Парча златотканная всюду блестит.
Прекрасные девы – в венцах золотых,
¹¹⁰⁸⁰ Мужи-удальцы в поясах золотых.
Кто не был, кто не жил в том дивном краю,
Ни разу не радовал душу свою».
Лишь, слух обольщая, та песнь донеслась
До шаха Кавуса – душа в нем зажглась.
Внезапною жаждою битв обуян,
Задумал он вторгнуться в Мазендеран.
Сказал он прославленным богатырям:
«Мы здесь предаемся веселью, пирам,
А воину каждому праздность вредна:
¹¹⁰⁹⁰ Изнеженность, лень порождает она.
Джемшида, Кобада и прочих царей
Я счастьем богаче и родом старей —
Тем большую доблесть мне надо явить.
Царю подобает воинственным быть».
В смятеньи внимала властителю знать;
Кто мог бы тот замысел мудрым признать?
Кто с дивами лютыми ищет борьбы?
Мужи побледнели, наморщили лбы.
Но спорить с владыкой никто не хотел,
¹¹¹⁰⁰ Лишь горестный вздох над толпой пролетел.
Гив доблестный, Туc, и Гудерз, и Гошвад,
Горгин, и Бехрам, и могучий Пулад
Сказали: «Тебе мы покорны во всем.
Куда повелишь, за тобою пойдем».
Но после, собравшись в полуночной мгле,
Властителя речь подвергали хуле
И так меж собой говорили они:
«Достались на долю нам черные дни.
Коль царь не утопит в вине на пиру
¹¹¹¹⁰ Им сказанных слов, вспомнит их поутру —
Ирану конец, всем конец нам тогда!
Исчезнет вода и земля без следа.
Джемшиду служили и зверь и пери,
Сиял его перстень светлее зари, —
На дивов он все же войной не ходил,
Воителей в Мазендеран не водил[337]337
  Явная натяжка. На дивов войной ходили и Хушенг и Тахмурес. При Феридуне и Менучехре в Мазендеране и Кергесаране совершал свои подвиги Сам. У Фирдоуси возможна еще тенденция возвеличить будущий подвиг Ростема. Может быть с этой елью подчеркивается особая «лютость» дивов Мазендерана.


[Закрыть].
Мудрец Феридун, чудотворец святой,
Вовек не пленялся подобной мечтой.
И если бы нужен был этот поход,
¹¹¹²⁰ То царь Менучехр, не жалея щедрот,
Не ведая страха, его б совершил,
Навеки бы вражью орду сокрушил.
Нам надобно средства искать и пути,
Чтоб злую беду от страны отвести».
Тус витязям молвил: «О други-бойцы,
В сраженьях испытанные храбрецы!
От этого горя есть средство одно,
К нему обратимся – доступно оно.
Воззвание мы с расторопным гонцом
¹¹¹³⁰ Воителю Залю такое пошлем:
«Коль голову моешь ты, – пены не смыв,—
Спеши к нам на выручку, ум отточив... »[338]338
  В оригинале «глины не смыв», но речь идет о мыльной (благоухающей – хошбуй) глине, и перевод верен по существу.


[Закрыть]
Советы его, коль приложит он труд,
Путь к царскому сердцу, быть может, найдут.
Он скажет: «То сети плетет Ахриман;
Не должно вторгаться к волшебникам в стан».
А если царя не усовестит Заль —
Все сгинет, постигнет отчизну печаль».
О многом вождю написали. С письмом
¹¹¹⁴⁰ Помчался гонец на коне огневом.
В далекий Нимруз прискакав, наконец,
Вошел к ясноликому Залю гонец.
Привез он от цвета иранских дружин
Посланье: «О Сама прославленный сын!
Отчизну сегодня толкают на путь,
Что с разумом несообразен ничуть.
Коль ты не пойдешь против этих затей,
Настанет конец для отчизны твоей.
Желанием гибельным царь обуян,
¹¹¹⁵⁰ С пути совратил его сам Ахриман.
Властителю мало иранской казны,
Что деды скопили, трудясь для страны.
Прельстился добычею легкою он,
И мазендеранский подай ему трон!
Когда хоть мгновенье промедлишь, в поход
Тотчас же владыка войска поведет
И разом погубит плоды всех трудов,
Что нес при Кобаде ты столько годов,
Сражаясь по львиному рядом с сынком,
¹¹¹⁶⁰ Который не сыт был еще молоком;
Погубит, развеет по ветру, как дым...
Губительным замыслом он одержим.
Поблекнет державного древа листва...»
Заль в горести выслушал эти слова.
Он думал: «Кавус своеволен и слеп,
Еще не познал он коварства судеб[339]339
  Дословно: не испробовав из рук судьбы «горячего и холодного» сард о гарм. Обычное народное, закрепленное в литературе, выражение-образ.


[Закрыть].
Над всеми краями вознес он свой трон,
К нему благосклонно теченье времен.
Пред силой его меченосных дружин
¹¹¹⁷⁰ Трепещет и знатный и простолюдин.
Не диво, коль будет со мной он спесив,
Совет мой отвергнет, мне боль причинив.
А если я эту печаль отстраню
И мысль о царе от себя отгоню —
Осудит меня всемогущий Творец,
И сам повелитель, и каждый боец.
Пойду я, подам ему добрый совет.
Коль примет – себя же избавит от бед.
А если вспылит – я в дорогу готов,
¹¹¹⁸⁰ Оплот мне – Ростем и дружина бойцов».
Всю долгую ночь размышлял он во мгле.
Лишь солнце венец свой явило земле,
Заль-витязь, походный кушак повязав,
Собрался с бойцами к владыке держав.
Несутся, достигли Ирана уже,
И стяг развевается на рубеже.
Примчались навстречу желанным гостям,
Гив с Тусом, Гудерз, и Горгин, и Бехрам,
И каждый, кто носит кольчугу и щит,
¹¹¹⁹⁰ Увидеться с витязем славным спешит.
Приблизился Заль, Сама доблестный сын,
И спешились главы иранских дружин,
От сердца Дестану хвалу вознесли,
И с ним устремились к владыке земли.
Тус молвил Дестану: «О славный герой!
В путь долгий пустился ты ранней порой.
На помощь народу Ирана пришел,
Покою и неге труды предпочел.
Тебе, мы навеки сердца отдаем,
¹¹²⁰⁰ Ведь свет нашей славы – в сияньи твоем».
Промолвил Дестан именитым в ответ:
«Тому, кто не согнут под бременем лет,
Пристало словам престарелых внимать,
Наградой – небесная им благодать.
Царя нам лишать наставленья не след,
Потребен владыке разумный совет.
А если разумный совет оттолкнет —
Раскаянья горечь он после пожнет».
Бойцы отвечают: «Внимать мы хотим
¹¹²¹⁰ Одним лишь разумным советам твоим».
Все вместе к цареву престолу пришли,
Склонив свои головы долу, пришли.
 

[ЗАЛЬ УВЕЩЕВАЕТ КАВУСА]

 
И первым Дестан показался в дверях,
За ним – храбрецы в золотых поясах.
Беспечно на троне своем восседал
Кавус – приближения витязя ждал.
И руки к груди поднеся и склонясь,
К престолу владыки приблизился князь.
Он молвил: «Иранской земли властелин,
¹¹²²⁰ Знатнейший из знатных, водитель дружин!
Не видел престол венценосца, как ты,
Ничья так не светит звезда с высоты.
Правь счастливо миром, чтоб ныне и впредь
Тебе справедливостью в мире греметь».
Владыка Дестана приветом почтил
И рядом с собой на престол усадил.
О трудном пути расспросил его шах,
О сыне, о славных забульских мужах.
Промолвил тогда властелину Заль-Зер:
¹¹²³⁰ «О царь-победитель, величья пример!
Мы счастливы славой и счастьем твоим,
Гордимся, владыка, всевластьем твоим».
И после Дестан сокровенную речь
Из плена решился на волю извлечь.
Сказал он: «О славный владыка царей,
Достойный великой державы своей!
Печальною вестью повергнут я в дрожь:
На Мазендеран ты войною идешь.
Не делал того ни один властелин,
¹¹²⁴⁰ Хоть правил здесь шах до тебя не один.
Давно уж веду я годам своим счет,
Кружащийся вижу давно небосвод;
Ни царь Менучехр, повелитель бойцов,
Оставивший много богатств и дворцов,
Ни Зов, ни Новзер, ни мудрец Кей-Кобад,
Из коих был каждый могуч и богат, —
Владыки, чей грозен был воинский стан,
Войной не ходили на Мазендеран.
Ведь там обитают волшебник и див,
¹¹²⁵⁰ Себя колдовством от врагов оградив.
Не должно мужей и богатства губить,
Ты чары такие не сможешь разбить.
Пред ними бессильны железо и медь,
Их знаньем и золотом не одолеть.
Народ не одобрит того, кто пойдет
В подобный, бедою грозящий, поход.
В тот край колдунов не веди ты войска;
Цари не решались на это века.
Хоть саном ты каждого выше бойца,
¹¹²⁶⁰ Но все мы равны перед ликом Творца[340]340
  Характерное положение: владыка Ирана – в своем роде primus inter pares – «первый среди равных»


[Закрыть].
Воителей кровь проливая ручьем,
Ты древо взрастишь, где созреет потом
Плод горький – людские проклятия. Встарь
Не делал того ни один государь».
На это Дестану сказал Кей-Кавус:
«Внимая тебе, я охотно учусь.
Но мне Феридун и Джемшид – не чета;
Я выше, была у них сила не та.
Пускай Менучехр и Кобад-властелин
¹¹²⁷⁰ На Мазендеран не водили дружин.
Казна моя больше, сильнее войска
И сердце смелей. Мир – во власти клинка.
Поднимется меч – завоюет он свет.
Оружие в ножнах держать нам не след.
Я славы воинственной не уроню,
Нагряну, врагов залучу в западню,
Добьюсь, чтобы дань им на плечи легла,
Иль Мазендеран разорю я до тла.
В глазах моих жалки, поверь, и смешны
¹¹²⁸⁰ Все лютые дивы и все колдуны.
Известье услышишь ты вскоре, клянусь,
Что землю очистил от них Кей-Кавус.
Ты вместе с Ростемом правь нашей страной,
На страже Ирана незыблемо стой.
Создатель направит десницу мою,
И дивы добычей мне станут в бою.
Откажешь в подмоге – тебе все равно
Решенье мое изменить не дано.»
Когда эти речи Дестан услыхал,
¹¹²⁹⁰ Ни складу, ни ладу он в них не сыскал.
Ответил воитель: «Слуга я царю,
Заботясь о благе твоем, говорю.
Неправда ли, правда ли в слове твоем —
Идем за тобою, за нашим вождем.
Я душу избавил от бремени дум —
Излил тебе все, что подсказывал ум.
От смерти ведь нам не уйти все равно,
Всевидящий рок ослепить не дано.
И если беда сторожит на пути —
¹¹³⁰⁰ Руки провидения не отвести.
Желаю, о царь, чтоб избегнул ты бед,
Чтоб вспомнить тебе не пришлось мой совет,
Чтоб жгучего ты не изведал стыда.
Будь вере и правде привержен всегда!»
Охвачен тревогой, душой омрачась,
Простился с Кавусом Дестан и тотчас
Покинул чертог молодого царя.
Померкли для Заля луна и заря.
И витязи вышли за ним по пятам:
¹¹³¹⁰ Гив доблестный, Тус, и Гудерз, и Бехрам.
Гив молвил Дестану: «Хотелось бы мне,
По воле Творца, очутиться в стране,
Где нас никогда не настиг бы Кавус.
Владыкой он быть недостоин, клянусь.
Да будет нужда от тебя далека,
И алчность, и смерть, и злодея рука!
Земную не раз мы изъездили ширь;
Везде прославляют тебя, богатырь.
Знай, после Творца, весь иранский народ
¹¹³²⁰ В тебе свой единственный видит оплот.
Хвала! Не жалея для витязей сил,
Ты столь утомительный путь совершил».
Умолкли бойцы, и, обняв их, Дестан
К себе воротился в далекий Систан.
 

[ПОХОД КАВУСА В МАЗЕНДЕРАН]

 
Лишь только, с иранской столицей простясь,
Умчался с дружиною доблестный князь,
Царь Тусу с Гудерзом огромную рать
Велел снарядить и в поход выступать.
Лишь солнца лучи разогнали туман,
¹¹³³⁰ Идти приготовились в Мазендеран.
Милада назначив главою страны[341]341
  Милад – иранский богатырь, сын Горгина.


[Закрыть],
Хранителем перстня, венца и казны,
Наказывал царь: «Коль нагрянут войска,
До времени не обнажай ты клинка.
Клич кликни Ростему и Залю в те дни:
Оплот государства и войска – они».
Наутро кимвал загремел, и в поход
С Гудерзом и Тусом дружина идет.
Путь долгий свершив, предводитель Кавус
¹¹³⁴⁰ Раскинул свой стан у горы Эсперуз[342]342
  Эсперуз – название горы, «очень высокой», как говорят средневековые словари, но не сопоставляемой с какой-нибудь реальной вершиной.


[Закрыть].
Для отдыха место властитель избрал,
Где солнце спускается будто в провал,
Где яростных дивов давнишний приют,
Куда и слоны забрести не дерзнут[343]343
  Стих дан в переводе по варианту. В основном тексте Вуллерса говорится не о слонах, а о дивах.


[Закрыть].
Парчой златотканной скала убрана,
Разносится благоуханье вина.
У царского трона уселись бойцы,
Ирана прославленные храбрецы.
Сидели они допоздна за вином.
¹¹³⁵⁰ А ранней зарей, освеженные сном,
Сошлись они снова. Увидел их шах
В шеломах стальных, в боевых поясах.
Царь, Гива позвав, повелел ему рать
В две тысячи смелых бойцов отобрать,
Чьи тяжкие палицы бьют, как таран,
Кому покорился бы Мазендеран.
«Кто вам бы ни встретился, стар или млад,
Пусть жизни лишит его острый булат.
Сожгите их села, чтоб мрачная тень
¹¹³⁶⁰ Пред ними затмила сияющий день.
Пока еще вести о вас не дошли
До дивов – сметите нечистых с земли».
Гив шаха оставил и двинул бойцов,
В борьбе закаленную рать удальцов.
И с ним, занеся булавы и клинки,
Напали на Мазендеран седоки.
Он всех истреблял беспощадной рукой —
И мать, и младенца, и старца с клюкой;
Сжигая и грабя жилища подряд,
¹¹³⁷⁰ Лил в мед благоденствия гибельный яд.
Раскинулся город, как рай, перед ним,
Пленяя невиданным блеском своим.
На улицах и площадях городских
Толпятся мужи, блещут серьги на них.
В алмазных уборах, нарядны, стройны,
Красуются девы, свежее весны.
Сокровища всюду: там – клад золотой,
Здесь – лалы и жемчуг слепят красотой,
На пастбищах тучных обилье скота;
¹¹³⁸⁰ Везде, как в раю, благодать разлита.
И весть Кей-Кавусу посланец несет
О городе полном волшебных красот.
Сказал он: «Будь радостью тот осиян,
Кто к раю приравнивал Мазендеран!
Ты скажешь, не город – языческий храм[344]344
  В оригинале ботхане – кумирня с изящными статуэтками-кумирами.


[Закрыть],
Цветами, парчой все украшено там.
Ланиты у гурий, что рдеющий лал,
Не соком ли роз их Резван омывал?»[345]345
  Резван – в Коране имя хранителя-привратника райских садов.


[Закрыть]
Неделя прошла, и карающий меч
¹¹³⁹⁰ Отброшен. Наскучило грабить и жечь.[346]346
  У Фирдоуси в ряде мест сквозит осуждение этой «агрессии» Ирана, войны без повода, ради войны хотя бы против дивов.


[Закрыть]
Властителю Мазендеранской земли
О вражьем нашествии весть принесли.
Тревога и скорбь у владыки в душе,
И вот что услышал див лютый Сендже[347]347
  Сендже – собственное имя демона.


[Закрыть]:
«Как солнце проносится сквозь небосвод,
Пусть конь тебя к Белому диву несет!
Поведай, что двинул нежданно Иран
Огромное войско на Мазендеран.
Злой пламень войны эта рать разожгла,
¹¹⁴⁰⁰ Всю нашу страну разорила до тла.
Ведет их Кавус, покоритель земель,
С ним витязей много, безвестных досель.
Коль тотчас на помощь сюда не придешь,
Ты в Мазендеране живых не найдешь».
В дорогу собрался Сендже в ту же ночь;
И в полночь и в полдень скача во всю мочь,
Примчался к могучему диву тому,
Владыки наказ повторяет ему.
Див Белый ответ повелел передать:
¹¹⁴¹⁰ «Не должно царю в безнадежность впадать.
Примчавшись, раскину я воинский стан,
Ходить отучу их на Мазендеран».
С такими словами Див Белый встает,
Подобно горе подперев небосвод.
В ту ночь угадали иранцев войска:
Ползет на них туча, темна и тяжка.
И негра чернее, чернее смолы
Стал мир от внезапно нахлынувшей мглы.
Над войском раскинулся дымный шатер,
¹¹⁴²⁰ Во мраке терялся испуганный взор.
Из тучи посыпались камни, как град;
Рассеян иранских воителей ряд.
Кто смог, тот умчался в родимый предел,
Пеняя на шаха. Лишь мрак поредел
И встал над землею сияющий день —
Властителя очи окутала тень.
С ним вместе уже не увидели дня
Две трети иранцев, Кавуса кляня.
Казна отнята, меченосцы в цепях,
¹¹⁴³⁰ И счастьем покинут, терзается шах.
Но дальше сказанью внемли моему:
Само удивленье дивится ему!
Царь вымолвил, горем измучен вконец:
«Нет клада ценней, чем советник-мудрец.
Отверг я Дестана разумный совет.
Увы! Стал поход мой источником бед».
Неделя в мученьях таких прожита,
И всех поразила уже слепота.
«Эй, царь Кей-Кавус! – Белый див заревел, —
¹¹⁴⁴⁰ Бесплоднее ивы твой жалкий удел.
Над всею землей ты господства алкал,
Ты мазендеранских сокровищ искал;
Как бешеный слон, верил силе своей,
Не думал, что есть полководцы сильней.
Тебя уж не тешил венец золотой,
Свой ум одурманил ты злобной мечтой.
Немало ты мазендеранцев сгубил —
Пленил или палицей тяжкой убил.
Могущество Белого дива ужель
¹¹⁴⁵⁰ Тебе, гордецу, неизвестно досель?
Теперь от возмездия ты не уйдешь,
Чего добивался, сполна обретешь».
Двенадцать он тысяч бойцов отобрал;
У каждого – гибель сулящий кинжал.
Приставил их пленных иранцев стеречь.
Велел заточенных на муки обречь;
Их скудною пищей кормить, чтоб они
Влачили в убожестве горькие дни.
Немало алмазов, престолов, венцов
¹¹⁴⁶⁰ Отняв у Кавуса, у пленных бойцов,
Сокровища эти он тут же вручил
Эрженгу, начальнику воинских сил[348]348
  Эрженг – здесь мазендеранский предводитель, причисляемый к демонам.


[Закрыть].
«Вези, – повелел он, – все это царю,
Ему передай, что теперь говорю:
«Пришельцы повергнуты мною во прах —
О царь, не кори Ахримана в сердцах.
Уже исполины иранской страны
Не видят ни солнца, ни ясной луны.
Казнить не хочу их: изведавши взлет,
¹¹⁴⁷⁰ Пусть ныне узнают паденье с высот.
Пусть гибнут в мученьях, свой жребий кляня, —
Никто не придет к ним до смертного дня».
Эрженг лишь услышал от дива наказ,
К властителю Мазендерана тотчас
С конями, с рабами, с добычей большой,
Как ветер, помчался, ликуя душой.
Тогда восвояси умчался и див,
Бег солнца стремительный опередив.
А в Мазендеране, измучась от уз,
¹¹⁴⁸⁰ В содеянном каясь, томился Кавус.
 

[ПОСЛАНИЕ КАВУСА ЗАЛЮ И РОСТЕМУ]

 
И вот удрученный властитель призвал
Гонца верхового, ему приказал
Умчаться, как птица, исчезнуть, как дым.
Дестану отправил известие с ним:
«Смотри, что злосчастному мне суждено:
Венец и престол – все во прахе давно.
Богатства несметные, воинский строй,
Цветущему саду подобный красой, —
Похищены дивом; гнев Божий суров —
¹¹⁴⁹⁰ Все словно смело дуновеньем ветров.
Погасла звезда, свет померк и в очах,
Престол и корона повержены в прах.
В когтях Ахримана я бьюсь, чуть дыша.
И с телом расстаться готова душа.
Теперь, вспоминая о слове твоем,
Я тяжко вздыхаю и ночью и днем.
Внимать не хотел я советам благим —
И сам скудоумьем погублен своим.
Мы ждали победы, но ждет нас беда,
¹¹⁵⁰⁰ Коль ты не примчишься с дружиной сюда.»
К Дестану, как ветер, гонец поскакал,
Поведал о том, что видал и слыхал.
А тот, вне себя от услышанных слов,
Известие скрыл от друзей и врагов.
Страшился он, в скорби поникнув главой,
Грозившей отчизне судьбы роковой.
Заль молвил Ростему, раздумьем объят:
«Пора тебе вынуть из ножен булат.
Вступиться нам должно за славный венец;
¹¹⁵¹⁰ Пирам и веселью отныне конец.
Ведь в пасти дракона – владыка владык,
День горести черной иранцев постиг.
Ты Рехша теперь оседлать поспеши,
Всесильным мечом злую рать сокруши!
На то ведь Творцом тебе силы даны.
Чтоб эту беду отвести от страны.
Мне двести уж с лишним исполнилось лет,
Твой ныне черед добиваться побед.
Владыку Ирана от смерти спасет
Сей подвиг, и славу тебе принесет.
¹¹⁵²⁰ Пока не повергнешь ты дьяволов тех,
Забудь о покое, не ведай утех.
Мечтанья и сны от себя отгони,
Встань, барсовой шкурою грудь оберни.
Кто в битве увидел стрелы твоей взлет,
Покоя вовек для себя не найдет.
Ты кровью и море окрасишь в боях,
Ты кличем и гору низвергнешь во прах.
К Эрженгу и Белому диву спеши,
¹¹⁵³⁰ Лиши их надежды и жизни лиши.
Царя-супостата во прах головой
Повергни тяжелой своей булавой».
Промолвил Могучий: «Дорога долга.
Скажи, как скорее настигнуть врага?»
Ответ был: «В тот край две дороги ведут.
Сулят они обе тревоги и труд.
Шел первой Кавус, и она подлинней;
Другую минуешь в четырнадцать дней.
Там дивы и львы, наводящие страх,
¹¹⁵⁴⁰ От страха не раз потемнеет в глазах.
Иди по второй без оглядки. В борьбе
Создатель миров да поможет тебе!
Нелегок тот путь, но на Рехше его
Проедешь: отважного ждет торжество.
Вседневно, лишь тьму одолеет рассвет,
Молиться я стану, чтоб правый Изед
Вновь дал мне на стан богатырский взглянуть,
На мощные плечи и мощную грудь.
А если б Творец положить захотел
¹¹⁵⁵⁰ В бою молодой твоей жизни предел —
Кому же от смерти укрыться дано?
Лишь то совершится, что нам суждено.
Окончит могилой свой путь человек,
Какой бы ему ни отмерен был век.
Когда почитали при жизни тебя,
То с жизнью расстанешься ты, не скорбя».
Родителю славному молвил Ростем:
«Твоим покорюсь я велениям всем.
Однако же, как мудрецы говорят, —
¹¹⁵⁶⁰ Самим поспешать нам не следует в ад.
Жизнь – дар драгоценный; кто им дорожит,
Тот броситься в львиную пасть не спешит.
Иду я, напутствуй Ростема-бойца!
Защитою будет мне имя Творца.
Готов за владыку я душу отдать;
Я с чарами злыми смогу совладать;
Мужей привезу уцелевших, и царь
Слуг преданных царству найдет в них, как встарь.
Див Белый мной будет в сраженьи убит,
¹¹⁵⁷⁰ И ярый Сендже, и неистовый Бид.
Творцом всемогущим ,клянется Ростем,
Что будут служить ему панцирь и шлем,
Доколе с Эрженгом не кончит он бой,
Врага на аркане влача за собой,
Пока не падет ненавистный Пулад[349]349
  В оригинале: пулад-е ганди, что обычно осмысляется как Пулад, сын Ганди. Может быть, вернее было бы перевести «облачный – подобный облаку, туманообразный Пулад» (ганди в нарицательном значении – облако), что подходит для демона.


[Закрыть],
Копытами Рехша могучего смят».
Надел шкуру барса и выпрямил грудь;
Заль доблестный благословил его в путь.
И слоноподобный на Рехша вскочил,
¹¹⁵⁸⁰ Спокойный, веселый, исполненный сил.
Пришла Рудабе, слезы льет из очей,
И горько Дестан зарыдал вместе с ней.
Ростема обняв, хороша, как луна,
«Меня покидаешь, – сказала она, —
Меня обрекаешь грустить и рыдать —
Чего же тебе от Создателя ждать?»
«О добрая мать! – ей Ростем отвечал, —
Не я этот путь для себя назначал;
Отмечен я свыше такою судьбой,
¹⁵⁹⁰ Творцу поручи меня с жаркой мольбой»[350]350
  Эпизод прощания Ростема и Рудабе дан в соответствии с эпической традицией (ср., например, прощание Феридуна с матерью).


[Закрыть].
В слезах, изливая друг другу любовь,
Простились. Кто знает, увидятся ль вновь?
Да, жизнь преходящею создал Творец,
Мгновений ее не считает мудрец.
Восславь же Создателя мира, любя,
Коль день злополучный минует тебя.
 

[СЕМЬ ПРИКЛЮЧЕНИЙ РОСТЕМА][351]351
  В оригинале хафт х[в]ан, что можно было бы перевести «семь привалов Ростема». Обычно переводится «семь подвигов», но, как видно, не все «приключения» – подвиги лично Ростема: «герой» первого —Рехш, эпизод с колдуньей – не подвиг и т. д. Подвиги Ростема во многом совпадают с семью подвигами другого любимого героя народных сказаний – Исфендиара. Можно предположить, что цикл подвигов Ростема – повторный.


[Закрыть]

[Приключение первое]

[Битва Рехша со львом]

 
Так витязь Нимруза расстался с отцом,
С прославленным в мире могучим бойцом.
Ночь темную всадник за день почитал, —
¹¹⁶⁰⁰ За сутки двухсуточный путь пролетал,
Скача неустанно на Рехше своем
И чёрною ночью и солнечным днем.
Ростема томил уже голод. Вдали
Он стадо онагров увидел в пыли.
Сжал Рехшу бока в нетерпеньи седок,
Онагра он травит и тот изнемог.
Аркан, резвый Рехш и Ростем-исполин —
Спастись не сумел бы тут зверь ни один. —
Метнул свой невиданно-длинный аркан
¹¹⁶¹⁰ И тотчас онагра поймал великан.
Вот искру стрелой своей высек Ростем,
Из сучьев костер распалил и затем,
Добычу добив и зажарив в золе,
Уселся один пировать на земле.
Ел мясо, откидывал кости: ни стол
Ему тут не надобен был, ни котел.
Усталого Рехша Ростем расседлал,
Свободно пастись резвоногому дал,
И в чаще уснул: мирным кровом он счел
¹¹⁶²⁰ Обитель опасностей, логово зол.
Скрывался в тех зарослях лев: никогда
И слон не посмел бы забраться туда.
Во мраке полночном к берлоге своей
Вернулся лютейший из лютых зверей.
И видит: спит витязь, подобный слону.
К стерегшему богатыря скакуну
Лев ринулся: раньше схвачу, мол, коня,
А там и седок не уйдет от меня.
На Рехша напал, но сверкающий конь,
¹¹⁶³⁰ Весь вспыхнув от ярости, будто огонь,
Ногами передними зверя сразил
И в спину сраженному зубы вонзил.
Сломил он свирепого рассвирепев,
Был в клочья растерзан поверженный лев.
Ростем сильнорукий, проснувшись едва,
Близ Рехша увидел убитого льва
И молвил: «О Рехш безрассудный, почто
Ты бился со львом? Как решился на то?
Когда бы тебя одолел он в бою,
¹¹⁶⁴⁰ То шлем боевой и кольчугу мою,
Тяжелую палицу, лук и аркан
Как пеший понес бы я в Мазендеран?
Очнулся б я раньше от сладостных грез —
Сражаться б со зверем тебе не пришлось».
Зевнул, и уснул, и проснулся с зарей
Боец именитый, могучий герой.
Лишь солнце взошло из-за горных вершин,
Пресытился сном молодой исполин.
Скребницею вычистил Рехша, взнуздал,
¹¹⁶⁵⁰ Хвалу всеблагому Йездану воздал.
 

[Приключение второе]

[Ростем находит источник]

 
Дорогу он видит и мчится вперед,
Не ведая, что на пути его ждет.
Безводная степь, изнуряющий зной —
Испечься тут впору и птице степной.
Сжигают пустыню потоки лучей,
Сказал бы ты, стелется пламя по ней.
От зноя и жажды скакун изнемог,
И вымолвить слова не может седок.
С коня соскочил и, как будто в бреду,
¹¹⁶⁶⁰ Бредет и шатается он на ходу.
В зыбучих песках ни тропы, ни пути;
Он видит – спасенья нигде не найти
И молит: «О правый, святой Судия!
Взываю к Тебе, Избавителю, я.
Коль труд мой усердный угоден Тебе,
Я счастьем великим обязан судьбе.
Я к цели, все силы собрав, устремлюсь,
Чтоб смерти избег венценосный Кавус,
Чтоб витязи наши из вражьих когтей
¹¹⁶⁷⁰ Ушли невредимы по воле Твоей.
Ты грешникам бедным грехи отпусти,
Рабов твоих, кару понесших, прости!»
Так молвил и рухнул на землю в тоске
Могучий герой. На горячем песке,
С запекшимся ртом, неподвижен и нем,
Лежит, изнывая от жажды, Ростем.
Вдруг мимо лишенного сил смельчака
Косуля промчалась, стройна и легка.
Объят изумленьем, подумал герой:
¹¹⁶⁸⁰ «Ужели поблизости есть водопой?
Нет, это должно быть всевышний Творец
Мне милость Свою ниспослал, наконец».
Все силы, на меч опершись, он собрал,
По воле йездановой на ноги встал.
Бредет за косулей, одною рукой
Сжимая свой меч, а поводья – другой.
Вдруг в сердце пустыни сверкнула вода,
Косуля свой бег устремила туда.
Могучий, глаза к небесам обратив,
¹¹⁶⁹⁰ Промолвил: «О Ты, что велик и правдив!
Косули уже у ручья не видать,
Твой промысел это, Твоя благодать».
Под бременем тяжким кручин и забот
Йездану молись, Он твой верный оплот.
А кто от Владыки, создавшего свет,
Душой отвратится, в том разума нет.
Живительной влаги Ростем напился
И молвил: «Косуля моя! Небеса
Тебя да хранят от безжалостных псов
¹¹⁷⁰⁰ Пасись средь зеленых лугов и лесов!
Стрелок, что мишенью тебя изберет,
Пусть лук изломает, с досады умрет!
Тобой богатырь слонотелый спасен,
А ждал уже смертного савана он.
Его не вмещала драконова пасть,
А в зубы шакалу пришлось бы попасть.
И весть полетела бы к недругам всем,
Что в клочья растерзан воитель Ростем».
Как только его отзвучала хвала,
¹¹⁷¹⁰ Избавил он Рехша от ноши седла,
Омыл ему тело прозрачной водой,
И тот засиял, словно луч золотой.
Коня напоив и наполнив колчан,
Охотиться вышел боец-великан;
Онагра, большого, как слон, повалил,
Сняв кожу, на части его разделил,
И жаркий, как солнце, костер он разжег,
И тушу обмыл и на углях испек.
Уселся и всласть пировать принялся,
¹¹⁷²⁰ Отламывать кости, жевать принялся.
Затем из ключа напился он опять,
И тут захотелось Могучему спать.
Горячему Рехшу промолвил Ростем:
«Ни с кем не дерись, не дружись ты ни с кем.
Коль явится недруг, меня разбуди,
Один против дивов и львов не ходи».
Замолк и уснул богатырь у огня,
Пастись до рассвета оставив коня.
 

[Приключение третье]

[Битва Ростема с драконом]

 
Средь ночи примчался свирепый дракон,
¹¹⁷³⁰ Которого мог устрашиться и слон.
Он в зарослях этих давно обитал,
Такого и див бы тревожить не стал.
Глядит: богатырь, что сильнее слона,
Уснул, расседлав своего скакуна.
Дракон изумленьем невольным объят:
Кто счел безопасным убежищем ад?
В пустыни и в дебри той страшной страны
Еще не вторгались ни львы ни слоны.
А кто приходил, забывая про страх,
¹¹⁷⁴⁰ Тот смерть находил у дракона в тисках.
Змей к Рехшу летит, изрыгая огонь,
И тотчас к хозяину кинулся конь,
Бьет в землю копытом и машет хвостом,
Разносится ржанье его, словно гром.
Могучий проснулся от мирного сна,
В нем яростью лютой душа зажжена.
Внимательно все оглядел он вокруг,
Но чудище лютое сгинуло вдруг.
Стал витязь рассерженный Рехша бранить —
¹¹⁷⁵⁰ «Как смел понапрасну меня разбудить!»
Улегся, но лишь одолел его сон,
Опять появился из мрака дракон.
Конь снова к Ростему летит впопыхах,
И ржет, и копытами роет он прах.
И снова вскочил пробужденный смельчак.
От гнева лицо запылало, как мак;
Вокруг осмотрелся, но тьма лишь одна
Его обступала, глуха и черна.
Он зоркому, верному крикнул коню:
¹¹⁷⁶⁰ «С чего это ночь приравнял ты ко дню!
Что гонишь ты сон от очей моих прочь!
Иль бодрствовать мне ты прикажешь всю ночь?
Коль снова подобный поднимешь ты гром,
Тебя обезглавлю я острым мечом,
В доспехах и с тяжкою палицей сам
Я пеший пойду по полям и лесам.
Сказал я: увидишь ты зверя – тотчас
Его сокрушу я, на зов твой примчась.
Сказал: понапрасну меня не буди,
¹¹⁷⁷⁰ Вдали моего пробуждения жди!»
И вновь умолкает он, скованный сном.
А панцирь из шкур даже ночью на нем[352]352
  Для наименования боевого одеяния Ростема в оригинале используется специальный термин бабр-е бейан. Это – панцирь из шкур барса или леопарда, шлем в форме головы зверя.


[Закрыть].
Вновь видит дракона свирепого конь:
Из пасти разинутой пышет огонь.
Рехш кинулся в бегство, но богатыря
Не тронул, боясь разбудить его зря.
Что делать, не знал он, вдвойне устрашен:
Коню и Ростем угрожал и дракон.
Но все ж господина любя, не стерпел,
¹¹⁷⁸⁰ К уснувшему вовремя он подоспел.
Прах роет копытом, и ржет, и храпит,
Земля затрещала от мощных копыт.
Ростем, пробудившись от сладкого сна,
Хотел уже ринуться на скакуна.
Но змея, по воле Творца, на сей раз
Не скрыла земля от ростемовых глаз.
Могучий во тьме различить его смог;
Он выхватил свой закаленный клинок.
Как вешней порою раскат громовой
¹¹⁷⁹⁰ Клич грянул – и с чудищем бьется герой.
Дракону он крикнул: «Эй, ты, назовись![353]353
  В «Шахнаме» витязи обычно начинают бой даже с драконами с вопросов о противнике и с самовосхваления в целях устрашения врагов. Это – общепринятый эпический прием (ср., например, русские былины, песни, диалоги героев Илиады).


[Закрыть]
В обличье своем настоящем явись!
Нечистое тело с душой разлучу,
Но кто ты, сначала узнать я хочу».
Свирепый дракон отвечает ему:
«От пасти моей не спастись никому!
Пустыня от края до края моя,
Землею и воздухом властвую я.
Орел залететь не дерзает сюда,
¹¹⁸⁰⁰ Сюда заглянуть не посмеет звезда.
А ты-то откуда, тебя-то как звать?
Заплачет твоя неутешная мать!»
Могучий в ответ: «Я – воитель Ростем,
Отец мой – Дестан, предки – Сам и Нейрем.
Могучую рать заменяю один,
На Рехше я мчусь среди гор и долин.
Узнаешь, в тисках у меня каково,
Дождался ты нынче конца своего!»
Схватился с Ростемом свирепый дракон
¹¹⁸¹⁰ И верх было взял над воителем он.
Но Рехш, увидав, что неистовый змей
Обвил исполина, опору царей, —
Ушами прядет и кидается в бой;
Дракона терзает он с силой такой,
Как мог бы терзать его яростный лев.
Дивится Ростем, дух надеждой согрев.
Поганую голову снес он мечом.
Кровь злого дракона забила ключом,
Вокруг разливаясь: луг, поле и ров —
¹¹⁸²⁰ Все разом окутал багровый покров.
И рухнул дракон и долину укрыл
Громадою черных раскинутых крыл.
Творца помянул в изумленье Ростем,
На чудище страшное глядя. Затем
Подумал герой, кровь смывая с лица,
Что все совершается волей Творца.
«Владыка всеведущий!—вымолвил он,—
Я знаньем и силой Тобой наделен.
Драконов и тигров гублю я мечом,
¹¹⁸³⁰ И Нил, и пустыня – мне все нипочем.
Будь много иль мало врагов – все равно,
Им пасть от ударов моих суждено».
 

[Приключение четвертое]

[Ростем убивает колдунью]

 
Хвала всеблагому Творцу воздана,
И вновь исполин оседлал скакуна,
Вскочил на него и, как вихрь, полетел,
Спеша к чародеям в далекий предел.
Он долго скакал все вперед и вперед.
Лишь солнце спустилось, пройдя небосвод,
Достойное отдыха богатырей
¹¹⁸⁴⁰ Увидел он место; хрустальный ручей —
Под сенью деревьев; вином налитой,
На скатерти кубок блестит золотой;
Хлеб, соль и зажаренный горный баран
С обильем приправ. Удивясь, великан
Коня расседлал; столь обильную снедь
Не ждал, не гадал он в пустыне узреть.
Хозяева пиршества – дивы – меж тем
Исчезли, едва появился Ростем.
Усталый, присел он в тени тростника,
¹¹⁸⁵⁰ И к чаше с вином протянулась рука.
А с чашею рядом увидел он руд:
На славу должно быть им тешились тут!
Рука исполина по струнам прошлась,
И дрогнули струны, и песнь полилась:
«Я бедный Ростем, всех скитальцев бедней,
Немного досталось мне радостных дней!
Мне вместо ристалища – поле войны,
Взамен цветников мне пустыни даны.
То див у меня на пути, то дракон,
¹¹⁸⁶⁰ То чаща, где бурь завыванье и стон.
А вешние розы, вино на лугу —
Я радостей этих вкусить не могу.
То с нечистью бьюсь я зловредной речной,
То на смерть борюсь я с пантерой степной».
Меж дивов скрывалась колдунья одна,
Услышала грустную песню она.
Красавицы облик она приняла,
(Хоть старой, уродливой ведьмой была);
Явилась, пленяя воителя взор,
¹¹⁸⁷⁰ И ласковый с ним завела разговор.
Свет радости сердце его озарил,
Йездана Могучий возблагодарил
За то, что в пустыне он праздничный стол,
И руд, и прекрасную деву нашел.
Не знал он, что это – колдуньи обман,
Что в облике девы сокрыт Ахриман.
Желая из чаши вина прихлебнуть,
Творца богатырь не забыл помянуть.
Но лишь услыхав о всевышнем Творце,
¹¹⁸⁸⁰ Колдунья тотчас изменилась в лице.
Святых не могла она слышать речей,
Молитва звучала проклятием ей.
Лицом почернела при слове «Йездан».
В упор на нее посмотрел великан,
С размаху аркан богатырский метнул
И шею колдунье петлей затянул.
Спросил ее грозно: «Ты кто? Отзовись!
Такою, как есть, предо мною явись».
И ведьма, погрязшая духом во зле,
¹¹⁸⁹⁰ Седая, в морщинах, явилась в петле.
Мечом разрубил он ее пополам,
На горе колдуньям, на страх колдунам.
 

[Приключение пятое]

[Ростем берет в плен Авлада]

 
И снова он в путь устремился верхом,
Как странник, что к цели далекой влеком.
Привел его Рехша стремительный бег
В места, что не видели солнца вовек,
Где степь, как лицо абиссинца, черна[354]354
  В подлиннике: чун руй-е занги («подобно лицу занзибарца – зенги», чернокожего, уроженца Африки вообще).


[Закрыть],
Где звезды не светят, не светит луна.
Сказал бы ты, ясное солнце в плену;
¹¹⁹⁰⁰ Аркан уволок и звезду, и луну.
Не видя во мраке, где холм, где вода,
Поехал Ростем, уронив повода,
И вдруг выезжает из мрака на свет:
Край дивный зеленым атласом одет.
Пестреют поляны, струится река...
Мир юношей сделался из старика.
От бешеной скачки Могучий устал,
Одежду воителя пот пропитал.
Снимает свой барсовый панцирь Ростем
¹¹⁹¹⁰ И влажный от пота походный свой шлем.
На солнце сушить их кладет, а потом,
Мечтая забыться целительным сном,
Он Рехша пастись по зеленым полям
Пустил, и ко сну приготовился сам;
Доспехи просохшие снова надев,
На ложе из трав растянулся, как лев.
Страж поля, увидев на ниве коня,
Примчался, неистово Рехша кляня.
Средь зелени спящего видя бойца,
¹¹⁹²⁰ Он палкой хватил по ноге пришлеца.
Едва пробудился от сна великан,
Вскричал караульщик: «Эй, ты, Ахриман!
Зачем на посевы коня ты пустил,
Плоды похищаешь, каких не взрастил?»
Ростем, от подобных речей разъярясь,
Хвать за уши стража и оба зараз
Ему оборвав, наземь бросил он их,
Ни добрых речей не сказав, ни худых.
Тот в ужасе уши свои подхватил
¹¹⁹³⁰ И мигом умчался, вопя, что есть сил.
Той областью правил могучий Авлад[355]355
  Авлад (оулад) – туранский богатырь, поставленный впоследствии Ростемом правителем Мазендерана.


[Закрыть],
Он молод был, славен, отвагой богат.
К нему караульщик полей прибежал;
Весь залитый кровью, он в страхе дрожал.
«Там див! – закричал он, – железный шелом
И панцирь из барсовой шкуры на нем.
С макушки до пят – дьявол истинный он.
В доспехах он спал, тот свирепый дракон.
Хотел было с поля прогнать я коня,
¹¹⁹⁴⁰ К коню не пустил этот дьявол меня.
Слов лишних не тратил он; рассвирепел,
И, уши мне вырвав, опять захрапел».
Авлад, что с зарею примчался на лов
В урочища эти с толпой удальцов,
Услышав от стража такие слова,
Увидя на поле след ярого льва,
Тотчас же с отрядом своим поскакал
Туда, где пришелец воинственный спал, —
Хотел он дознаться отколь принесло
¹¹⁹⁵⁰ Того чужака, причинившего зло.
Увидя, что мчится к нему удалец,
Кидается к Рехшу могучий боец,
Взлетает в седло и несется с мечом,
И клич его – словно грохочущий гром.
Столкнувшись, заводят воители речь,
Чтоб с тайны имен покрывало совлечь.
Авлад вопрошает: «Тебя как зовут?
Кто твой повелитель и где твой приют?
Как вздумал ты, дерзкий, забраться сюда,
¹¹⁹⁶⁰ Где властвует дивов могучих орда!
Ты уши у стража как смел отхватить?
Как смел ты коня на посевы пустить?
Я шлем твой мгновенно повергну во прах.
Не взвидишь ты света, скует тебя страх!»
«Я – туча, – в ответ раздаются слова,—
Но туча с когтями свирепого льва,
Струящая стрелы, несущая меч,
Сносящая дерзкие головы с плеч!
Ты, имя узнав, изнеможешь в борьбе,
¹¹⁹⁷⁰ Дыханье замрет, кровь застынет в тебе.
Не слышал ты разве про лук и аркан,
Которыми славится муж-великан?
Злосчастна тебя породившая мать,
Удел ее – саван сшивать и рыдать.
Попробуй на купол забросить орех![356]356
  Образное выражение, обычное у классических поэтов, – повидимому, народного происхождения.


[Закрыть]
Здесь в битве такой же добудешь успех».
Из ножен губительный вырвав булат,
С петлей на луке, ярым гневом объят,
Напав, словно лев на отару овец,
¹¹⁹⁸⁰ Врагов поражает бесстрашный боец.
Булатом немало скосил он бойцов,
Прославленных богатырей-удальцов.
Могучий один опрокинул всю рать,
В унынье и страхе пришлось ей бежать,
В горах и ущельях укрыться от глаз,
И степь в непроглядную мглу облеклась.
Помчался Ростем, словно яростный слон,
Петлей смертоносною вооружен;
Авлада преследовать стал, и тогда
¹¹⁹⁹⁰ Постигла гонимого злая беда.
Аркан богатырский колец в шестьдесят
Закинут Ростемом – и пойман Авлад.
Связал его, спешась, Ростем, на коня
Вновь сел и, бойца пред собою гоня,
Промолвил: «Одну только правду скажи!
Поведай тотчас, без обмана и лжи:
Где Белого дива сокрытый приют,
Бид яростный, лютый Пулад где живут?
Ты к месту, где шах Кей-Кавус заточен,
¹²⁰⁰⁰ Где в горькой неволе терзается он,
Меня проводи, прямодушен, правдив,
Велению истины не изменив.
С властителя Мазендерана сорву
Венец, отниму у него булаву.
Ты станешь властителем этой страны,
Коль будут твои указанья верны.
А если обманешь доверье мое,
Пронзит твое сердце стальное копье!»
Авлад отвечал ему: «Гнев свой умерь.
¹²⁰¹⁰ Одну только правду скажу я, поверь.
Ты жизни меня не лишай, осердясь,
Отвечу на все, что спросил ты сейчас.
Тебя в ту страну, где пленен Кей-Кавус,
Из города в город вести я берусь.
И Бида и Белого дива жилье
Найдем: успокоил ты сердце мое.
До шаха нам сотня фарсангов пути,
Даритель терпенья велит их пройти.
Еще сто фарсангов до Дива потом
¹²⁰²⁰ Идти нам придется труднейшим путем.
Ущелье меж кручами – дикий гранит,
Куда и Хомай никогда не взлетит —
Угрюмые пропасти, где глубина
Такая, что в них не увидишь ты дна.
Из дивов – воинственных жителей гор —
Там тысяч двенадцать выходит в дозор.
Пулад во главе у дозорных стоит,
Сендже им защита и яростный Бид.
Всех полчищ глава – Белый див-исполин[357]357
  Белый див (див-е сапид) – собственное имя владыки дивов Мазендерана. Образ Белого дива у Фирдоуси сохранил черты глубокой мифологической древности.


[Закрыть]:
¹²⁰³⁰ Дрожат пред ним горы, как листья осин.
И сам он – гора, наводящая страх.
Он десять ресенов имеет в плечах[358]358
  Он десять ресенов имеет в плечах, – Здесь ресен – мера длины. Вообще означает «веревка, нить, шнур».


[Закрыть].
В науке хоть ты искушен боевой,
Владеешь булатом, копьем, булавой
И много побед одержал ты в борьбе —
С тем чудищем бой не под силу тебе.
Нас дальше пустыня скалистая ждет,
Куда и косуля ступить не дерзнет.
За нею река разольется, шумна,
¹²⁰⁴⁰ Два с лишним фарсанга ее ширина.
Ее охраняет неистовый див,
Всех прочих веленьям своим подчинив.
А дальше – чудовищ Бозгуш и Нермпай[359]359
  Бозгуш и Нермпай – название чудовищ. Бозгуш – козлоухие; Нермпай – мягконогие, или по существу «ремненогие» (пай аз довал). В основе мифа о ремненогих сказочных чудовищах лежит, вероятно, представление об осьминогах.


[Закрыть]
На триста фарсангов раскинулся край.
Оттуда мы к Мазендерану пойдем
Далеким и полным препятствий путем.
В том царстве воителей конных не счесть,
Там тысячи тысяч, должно быть, их есть.
¹²⁰⁵⁰ Оружья и золота много у них;
Довольные лица, не видно иных.
Там сотни слонов, закаленных в борьбе,
И город их еле вмещает в себе[360]360
  Слоны, разумеется, не могли быть в географическом Мазендеране. Это – фантастика, основанная на реалиях Индии.


[Закрыть].
Один ты: будь сталью, боец удалой, —
Все ж дьявольской будешь распилен пилой».
Те речи Могучему слышать смешно.
Воскликнул он: «Если мы впрямь заодно,
В дорогу! Увидишь, как тучи дружин
Воитель отважный рассеет, один.
Я силу дарящим Йезданом храним,
¹²⁰⁶⁰ Отвагой, булатом, арканом своим.
Как только увидят осанку мою,
Удар булавы богатырской в бою —
Враги, задрожав, понесутся назад,
И кости и жилы у них затрещат.
Любой будет страхом таким обуян,
Что не отличит поводов от стремян.
Туда, где томится в плену Кей-Кавус,
Показывай путь, за тобой я помчусь».
Так молвив, на Рехша он, радостный, сел,
¹²⁰⁷⁰ Авлад впереди, словно ветер, летел.
Неслись день и ночь, не жалея труда.
К горе Эсперуз поспешали – туда,
Где шаху Кавусу, водившему рать,
Пришлось пораженье и беды узнать.
Над степью, лишь час полуночи настал,
Послышался грохот, забили в кимвал.
И множество светочей ярких зажглось,
Сияние их далеко разлилось.
Могучий спросил: «Это что за огни?
¹²⁰⁸⁰ И справа и слева пылают они».
«То Мазендеран, – отвечает Авлад, —
Ночами там стражи до света не спят.
Там правит Эрженг, лютый див-чародей,
Что яростью в трепет приводит людей».
Улегся, уснул богатырь удалой.
На утро, лишь солнце взошло над землей,
Потолще он дерево в роще избрал,
Авлада покрепче к нему привязал.
 

[Приключение шестое]

[Битва Ростема с дивом Эрженгом)

 
С собою он палицу деда берет
¹²⁰⁹⁰ И, полный отваги, несется вперед.
Шлем, панцирь из барсовой шкуры на нем,
Не раз побывавший в огне боевом.
Спешит он к Эрженгу свирепому в стан.
Лишь вражеской ставки достиг великан,
Воинственный клич испустил он такой,
Что дрогнули горы с пучиной морской.
Услыша воителя грозный призыв,
Шатер свой покинул разгневанный Див.
Ростем, увидав его, тронул тотчас
¹²¹⁰⁰ Коня и, как молния, к диву примчась,
Схватил его за уши, рассвирепев,
И голову с тела сорвал, словно лев.
Кровавую голову эту затем
Швырнул перед дивами наземь Ростем.
Врагов устрашила его булава:
Они убегали от ярого льва,
О славе забыв, об отчизне своей,
И в бегстве топтали отцы сыновей.
Мечу повелев: «Настигай и карай!» —
¹²¹¹⁰ Могучий от дивов очистил тот край.
Вот ясное солнце вступило в зенит,
И снова к горе Эсперуз он спешит.
Снял крепкие путы с Авлада, и с ним
Бок о бок усевшись под кедром большим,
Он пленника спрашивать стал о пути
В тот город, где думал Кавуса найти.
Услышав ответ, поскакал богатырь,
И пеший бежал перед ним поводырь.
В столицу даритель венца прискакал,
¹²¹²⁰ Тут Рехш встрепенулся и громко, заржал[361]361
  Ржание Рехша, возвещающее о приближении спасителя Ирана Ростема, становится символом, нередко использовавшимся поэтами Ирана, в том числе и XX в.


[Закрыть].
В темнице Кавус услыхал жеребца,
И понял мгновенно он все до конца.
Промолвил властитель иранцам: «Истек
Для нас злоключений и горестей срок!
Услышал я ржание Рехша вдали,
И тотчас надежды в душе расцвели.
Вот так же во дни Кей-Кобада он ржал,
Как в битву с туранцами витязя мчал».
И толки пошли меж иранских бойцов:
¹²¹³⁰ «Наш царь занемог от тяжелых оков.
Как видно, затмился в нем разума свет,
О снах он толкует, слова его – бред.
Погибнуть нам в этих цепях суждено,
Ведь счастье от нас отвернулось давно».
Ворвался воинственный муж-исполин
Туда, где томился в цепях властелин.
И голос спасителя-богатыря
Услышав, иранцы сошлись вкруг царя.
Гив храбрый, и Тус и Гудерз были там,
¹²¹⁴⁰ Шейдуш, Гостехем и отважный Бехрам[362]362
  Бехрам – иранский витязь, здесь сын Гудерза (в «Шахнаме» будут отмечены и другие герои, носящие имя Бехрам).


[Закрыть].
Повергся Могучий во прах, зарыдал,
О днях заточенья расспрашивать стал.
Владыка прижал исполина к груди,
О Зале спросил, о невзгодах пути,
И после сказал: «До рассветной зари
Для Рехша укромный приют избери.
Ведь если до Белого дива дойдет,
Что сгублен Эрженг, войска верный оплот,
Что слоноподобный успел разыскать
¹²¹⁵⁰ Кавуса – сбежится несметная рать,
Всю землю затопит чудовищ орда,
Труды твои все пропадут без следа.
В становище дива проникни скорей
С булатом и палицей тяжкой своей.
Поможет Йездан – занесешь булаву,
Повергнешь во прах чародеев главу.
Ты должен семь горных хребтов перейти,
Где полчища дивов стоят на пути.
В пещеру глубокую вступишь: она,
¹²¹⁶⁰ Я слышал, опасностей грозных полна.
Такие там встретятся дивы тебе,
Что яростью барсам подобны в борьбе.
В пещере той – Белого дива дворец,
Грозы и надежды всех черных сердец.
Его сокрушив, вражью сломишь ты мощь:
Он – скопища злого опора и вождь.
Воители наши ослепли от слез,
Со зреньем и мне разлучиться пришлось.
Единое средство от горя сего —
¹²¹⁷⁰ Мозг Белого дива, кровь сердца его.
«В той крови, – сказал врачеватель-мудрец, —
Обрел бы спасение каждый слепец.
Три капли той крови лишь капни в глаза,
И тьма с нею вытечет, словно слеза».
И снова, отвагой кипя огневой,
В дорогу собрался могучий герой.
«Вы будьте на страже! – сказал он бойцам, —
Пойду против Белого дива я сам.
Хитер он и лют, как воинственный слон,
¹²¹⁸⁰ И дивов несметной ордой окружен.
Коль недруг в бою сокрушит мне хребет —
Вам долго томиться под бременем бед.
А если поможет благая звезда
И небо пошлет мне победу – тогда
Увидим отчизну, и снова народ
С державного древа плоды соберет».
 

[Приключение седьмое]

[Ростем убивает Белого дива]

 
И подвига жажду в душе ощутив И сердце отвагою воспламенив,
С Авладом помчался вперед великан;
¹²¹⁹⁰ Летит его Рехш, как степной ураган.
И вот, через семь перебравшись хребтов,
Сквозь множество вражьих прорвавшись рядов,
Достиг он ущелья, где дна не видать,
Где дивов построена грозная рать.
Сказал он: «Авлад, от тебя в эти дни
Я слышал правдивые речи одни.
Последний теперь приближается бой —
Пути укажи мне и тайны открой».
Авлад отвечает: «Когда горячи
¹²²⁰⁰ К полудню становятся солнца лучи, —
Спят дивы, а спящих легко побеждать:
Не лучше ль немного тебе подождать?
Ты бодрствующих не найдешь среди них,
Не спящими стражей увидишь одних.
Коль помощь Даритель побед ниспошлет,
В бою уничтожишь ты вражий оплот».
Внял пленнику витязь – он в бой не спешит.
Но вот уже солнце вступило в зенит,
И к дереву снова привязан Авлад,
¹²²¹⁰ И снова Могучий на Рехше. Булат
Из ножен Ростем извлекает рывком,
Воинственный клич его грянул, как гром.
Как вихрь, прорывает он вражеский строй
И головы косит одну за другой.
Никто не дерзнул на пути его стать,
В сраженье с воинственным славы искать.
И в логово дива он смело идет.
Как ясное солнце, стремится вперед.
Теснины, подобные аду, пред ним.
¹²²²⁰ Во мраке кромешном волшебник незрим.
Сразиться нельзя и нельзя отступить.
Стоит меченосец, не зная, как быть.
Глаза протерев, именитый боец
Во мраке врага различил, наконец.
Казался огромною глыбою див;
Лежал он, ущелье и склон заслонив.
Сказал бы: всю землю окутала мгла.
Весь черен, как смоль, только грива бела.
То Белый был див; словно мертвый он спал.
¹²²³⁰ Герой убивать его спящим не стал.
Как тигр, испускает он рев громовой;
Див разом проснулся и ринулся в бой.
Горой надвигается, злобой объят,
Железом окован от шеи до пят.
Вот жернов огромный схватил он, рыча.
Его над Ростемом заносит сплеча,
И в ужасе дрогнул невольно боец,
Подумав: «Ужели найду здесь конец?»
Как яростный лев зарычал он потом, »
¹²²⁴⁰ Врага в поясницу ударил мечом,
И было ростемовой силе дано
Бедро отрубить чародею одно.
Схватился затем врукопашную с ним,
Как бился бы лев со слоном боевым.
Громады нависшие разворотив,
Длил яро борьбу изувеченный Див.
Пытаясь Ростема повергнуть во прах,
Могучего сжал он в железных тисках.
Друг друга терзали, ломали они,
Все кровью вокруг заливали они.
¹²²⁵⁰ Подумал Ростем: «Коли эту беду
Осилю – вовеки в бою не паду».
А див размышлял, не сдаваясь врагу:
«Ужель драгоценную жизнь сберегу!
Когда бы живым он меня отпустил,
Хоть кожу содрав и оставив без сил, —
Я в бегство пустился бы, долю кляня:
Забыли бы в Мазендеране меня».
Так думал, сражаясь, неистовый див,
¹²²⁶⁰ Надеждою сердце свое обольстив.
Все жарче, меж тем, разгорается бой,
Пот – градом струится, кровь льется рекой.
Могучий, всесильным Йезданом ведом,
Упорно и яростно бился с врагом.
Пресытившись долгой борьбой, наконец,
Рванулся к противнику славный боец,
Вцепился пантерою в гриву его
И, вскинув свирепого дива того,
С размаху о землю ударил, да так,
¹²²⁷⁰ Что с жизнью расстался поверженный враг.
В утробу вонзил ему острый клинок
И черцое алчное сердце извлек.
Ущелье собой завалил чародей,
Весь мир затопил черной кровью своей.
Вернувшись, Авлада спешит отвязать
Ростем, и, его заарканив опять,
Велит он поганое сердце нести.
Знак подал – и вот уже оба в пути.
Авлад говорит ему: «Доблестный лев!
¹²²⁸⁰ Твой меч торжествует, землей завладев.
Следы твоих пут я на теле ношу,
Влачимый петлей, за тобою спешу.
Надежду вдохнул из твоих я речей,
Но дай обновиться надежде моей.
Ты – лев и владыкой глядишь: не к лицу
Являть вероломство герою-бойцу».
Ответ был: «Воинственный Мазендеран
Весь будет тебе во владение дан.
Еще предстоит нам неслыханный труд,
¹²²⁹⁰ В котором паденья и взлеты нас ждут.
Сначала властителя этой страны
Мы ввергнуть в пучину несчастья должны.
Немало должны отрубить мы голов,
Немало должны перебить колдунов,
Но знай, что скорее покину я свет,
Чем свой преступлю нерушимый обет».
К царю Кей-Кавусу примчался затем
Могучий и доблестный витязь Ростем.
И радостно грянули клики бойцов:
¹²³⁰⁰ «Вернулся великий, глава храбрецов!»
Ростемовы славили долго дела,
И долго ему воздавалась хвала.
Вождь молвил: «О шах, покровитель ума!
Злой недруг сметен, да рассеется тьма!
Я Белому Диву утробу рассек,
Царю своему не поможет он ввек.
Я вырвал нечистое сердце его,
Я жду повелений царя моего».
Ему отвечает хвалой властелин:
¹²³¹⁰ «Век здравствуй, о гордость венца и дружин!
Той матери славной привет и хвала,
Что сына такого, как ты, родила.
Хвала и Заль-Зеру, отцу твоему,
Хвала и забульскому краю всему,
Где палиценосец могучий взращен,
Затмивший всех витязей прежних времен.
Звезды моей свет вечно ярок и нов:
Ведь служит мне лев, сокрушитель слонов».
Окончив хвалу, молвил витязю Кей:
¹²³²⁰ «О славный отвагой и мощью своей!
Для глаз моих крови теперь принеси
И витязей этих ослепших спаси,
Да сможем тебя лицезреть, наконец.
Да будет опорой твоею Творец!»
И, кровью омывшись, избавясь от мглы,
Глаза просияли, как солнце светлы.
Из кости слоновой поставили трон,
Над троном кеянский венец вознесен.
Воссел на престоле увенчанный Кей,
¹²³³⁰ С ним рядом Ростем и собранье мужей:
Гудерз, Фериборз, и Горгин, и Роххам[363]363
  Фериборз– иранский витязь, сын Кей-Кавуса; Роххам – иранский витязь, сын Гудерза.


[Закрыть],
Гив славный, и Тус, и отважный Бехрам.
Семь дней пировали бойцы у царя,
Весельем и песнею душу бодря.
А на день восьмой, скакунов оседлав,
Помчались бойцы за владыкой держав.
Вот палицы тяжкие занесены.
В селения мазендеранской страны,
Подобны пожару в сухих тростниках,
¹²³⁴⁰ Бойцы ворвались, как приказывал шах, —
Оружия не выпускали из рук,
Огнем и мечом сея гибель вокруг.
Немало там злых колдунов полегло,
Кровавое море в степи потекло.
Вот мрак поредел, и заря уж близка,
Разить булавою устала рука.
Сказал венценосец, собрав свою рать:
«Смогли мы, как должно, врагов покарать.
Воздали за все преступления им,
¹²³⁵⁰ Теперь истребление мы прекратим.
В столицу я тотчас отправлю посла —
Царя вразумить и отвадить от зла.
Воителя мудрого должно послать,
Что знает, где требовать, где уступать».
Сын Заля доволен был словом таким
И все именитые витязи с ним.
 

[ПОСЛАНИЕ КАВУСА ЦАРЮ МАЗЕНДЕРАНА]

 
Посланье на белых атласных листах,
Сулившее милость, внушавшее страх,
Писец искушенный составил хитро,
¹²³⁶⁰ В нем зло порицал он и славил добро.
Восславил сперва всеблагого Творца,
От коего разум и доблесть бойца;
Владыку, что радость нам шлет и беду,
В сердцах порождает любовь и вражду,
Дающего к злу и добру нам ключи,
Ведущего солнце и месяц в ночи:
«Будь честен в деяниях, правду любя,
И каждый почтит похвалою тебя.
А если душою предался ты злу,
¹²³⁷⁰ Разгневаешь небо, услышишь хулу.
Когда справедлив повелитель страны,
Подвластные могут ли быть неверны?
Припомни всех дивов, волшебников всех,
Наказанных свыше за тяжкий их грех.
Коль жизни науку сумел ты познать,
Готов наставлениям разума внять —
Мы ждем, чтобы Мазендерана престол
Покинув, ты нам покориться пришел.
Не в силах ты выйти с Ростемом на брань —
¹²³⁸⁰ Смирись и богатую вышли нам дань.
Чтоб мазендеранскою править страной,
Отныне дороги не сыщешь иной.
Упорствовать станешь – покинешь ты свет
Эрженгу и Белому диву вослед».
Писец благородный окончил писать,
Взяв мускуса, амбры, поставил печать.
И после призвал к себе витязя шах,
Стальной булавой наводящего страх.
Тот витязь воинственный звался Ферхад[364]364
  Ферхад – имя иранского героя, здесь – сына Зеваре, брата Ростема. Имя Ферхад восходит к др.-перс. Frahata, пехл. Frahat и было очень распространено в парфянское время (Фраат).


[Закрыть],
¹²³⁹⁰ Он знатен был родом, могуч и богат.
Приказано славному богатырю
Доставить послание диву-царю.
Пред шахом склонился Ферхад до земли,
Умчался и вскоре, в поту и в пыли,
Вступил в заповедный таинственный край
Свирепых чудовищ, по кличке – «Нермпай».
Бескостны их ноги и цепки ступни,
«Нермпай» потому и зовутся они.
Владыка державы в том дальнем краю
¹²⁴⁰⁰ Держал боевую дружину свою.
Доехав, Ферхад посылает с гонцом
Известье царю о прибытьи своем.
Узнав, что письмо от Кавуса везет
Посол хитроумный, царь выслал вперед
Для встречи посла властелина царей
Сильнейших, отважнейших богатырей,
Таких, чтоб уменьем и силой могли
Поспорить с воителем вражьей земли.
Царь дивам сказал: «Вы врага удивить
¹²⁴¹⁰ Должны – превосходство и силу явить.
По львиному действуйте – страха тиски
Да стиснут послу-прозорливцу виски!»
Воители хмуро встречали посла.
Беседа не так, как желал он, пошла.
К нему устремился один из мужей,
Известный невиданной мощью своей.
Он руку послу изо всех своих сил,
Суставы и кости ломая, сдавил.
Но тот не поморщился даже на миг,
¹²⁴²⁰ И желтым от боли не стал его лик.
Приводят посланца к владыке дружин,
О шахе расспрашивать стал властелин.
Велел он прочесть на шелку письмена,
Чернила – из мускуса, амбры, вина.
Когда повеленье исполнил мобед,
В глазах у царя потемнел белый свет.
Узнав о беде, что с дружиной стряслась,
Кровавые слезы он пролил из глаз
И думает: «Солнце вечерней порой
¹²⁴³⁰ Заходит, и ночь нам дарует покой.
Но нас не оставит в покое Ростем,
Земля не расстанется с именем тем».
Скорбя об Эрженге, о том, что убит.
Див Белый и скошен воинственный Бид,
Рыдая и гневом безмерным горя,
Читал он посланье Кавуса-царя.
В кругу именитых, обычай храня,
Ферхаду почет воздавал он три дня.
В четвертый промолвил воителю: «Мчись,
¹²⁴⁴⁰ К царю новоявленному воротись.
Такой отвези Кей-Кавусу ответ:
К вину мне подмешивать воду не след[365]365
  Здесь в переводе дано примерное осмысление не вполне ясного – с игрой слов – стиха: ке дар джам-е тир аст би аб мей. Дословно стих может быть переведен двояко: 1) «в чаше Тира (планета Меркурий) вино без воды (или блеска?)», что мало вероятно в контексте, и 2) «в темной чаше (тир-тире) и вино без блеска», что можно понять как поношение лично Кей-Кавуса, в связи с последующим самовосхвалением «царя Мазендерана».


[Закрыть].
Ты ждал, что, покинув державу и трон,
Явлюсь пред тобою, покорно склонен.
Мой трон над твоим возвышался века,
С моими твои не сравнятся войска.
Куда ни пойдут моих полчищ ряды —
С дороги и скалы сметут и сады.
Отныне о сне и покое забудь,
¹²⁴⁵⁰ Жди битвы кровавой, готовлюсь я в путь.
Как только нагрянем, свирепы, грозны,
Забудешь ты все свои сладкие сны.
Я тысячу двести слонов боевых
С собой поведу – ты воюешь без них.
В Иране оставлю я пепел один,
Там взор не увидит ни гор, ни долин».
Ферхад, в этих гордых словах разглядев
Воинственный пыл, и решимость, и гнев,
Посланье ответное взял, омрачась,
¹²⁴⁶⁰ И к шаху Ирана помчался тотчас.
Поведал о том, как был встречен царем,
Как холоден был властелина прием,
И молвит: «Заносится он в облака,
Не снизу глядит он на нас – свысока.
Не внял увещаньям моим; для него,
Сказал бы, не стоит весь мир ничего».
Послал миродержец за богатырем;
Ферхада слова повторил и при нем.
В ответ от Ростема услышал Кавус:
¹²⁴⁷⁰ «Я рать от позора избавить берусь.
Я слово из сердца сумею извлечь,
Как будто из ножен отточенный меч!
Посланье должно быть разящим клинком,
Грозящим, как в тучах грохочущий гром.
Отправлюсь послом: от суровых речей
Из вражьих сердец хлынет крови ручей».
Ростему в ответ Кей-Кавус говорил:
«Венец мой ты блеском своим озарил.
Ты мудрый посол, и воинственный лев —
¹²⁴⁸⁰ Везде торжествуешь, врага одолев».
Затем, за посланье писца усадив,
Перо в наконечник стрелы обратив,
Писал он: «Разумным мужам не подстать
На ветер пустые слова расточать.
Кичливость подобную бросить пора б,
Склонись предо мною, покорен, как раб,
Не то поведу я сражаться с тобой
От моря до моря раскинутый строй.
Див Белый повержен, ты – следом за ним
¹²⁴⁹⁰ Попотчуешь коршунов мозгом своим».
 

[РОСТЕМ ЕДЕТ ПОСЛОМ К ЦАРЮ МАЗЕНДЕРАНА]

 
Печать свою шах приложил, и затем
Пустился в дорогу могучий Ростем;
К седлу приторочив свою булаву,
Примчался, и Мазендерана главу
Дозорные вмиг известили о том,
Что едет от шаха посланец с письмом.
Посланец тот – лев разъяренный на взгляд,
Он мчится с арканом колец в шестьдесят.
Под ним золотистый невиданный конь,
¹²⁵⁰⁰ Размерами – слон, быстротою – огонь.
Тотчас же к владыке державы на зов
Явилась толпа именитых бойцов.
Он в путь им немедля собраться велел,
Навстречу Могучему мчаться велел.
Цветущему саду подобная рать
Пришла именитого гостя встречать.
Могучий, как только бойцов увидал,
Одно из огромных деревьев избрал,
Покрепче схватил его за два сука,
¹²⁵¹⁰ И только лишь ствол раскачал он слегка —
С корнями уж дерево извлечено,
И целым при этом осталось оно.
Как с дротиком, с деревом витязь летит,
И рать на него в изумленьи глядит.
Метнул – и под тяжестью сучьев в пыли
Десятки могучих бойцов полегли.
Воитель, прославивший Мазендеран,
Дружину возглавивший муж-великан,
Приблизившись, руку воителю сжал,
¹²⁵²⁰ Ростемову мощь испытать пожелал.
Тот глянул – и грянул презрительный смех,
Бойцов приведя в содрогание всех.
Он за руку тут же берет седока,
И тот побледнел, и повисла рука.
Желавший помериться силой во прах
Повергнут – воителям прочим на страх.
К владыке поспешно послали гонца,
С начала поведал он все до конца.
Тогда к возглавлявшему Мазендеран
¹²⁵³⁰ Явился на зов Келахур-великан[366]366
  Келахур – мазендеранский богатырь, имя его иногда встречается в форме Келахун.


[Закрыть].
Он был кровожаднее тигров лесных,
Страстей, кроме бранной, не ведал иных.
Владыка вознес и прославил его,
Навстречу Ростему отправил его,
Промолвив: «Как должно, прими ты посла,
Сверши небывалые в мире дела.
Пусть он в состязанье изведает стыд,
Пусть в гневе беспомощном плачет навзрыд!»
Навстречу воителю, мрачен и хмур,
¹²⁵⁴⁰ Примчался, как яростный лев, Келахур,
Сквозь зубы приветствует богатыря;
Рукою могучую руку беря,
Он жмет, свирепея все больше; меж тем
Рука посинела, но славный Ростем
Не дрогнул: сказал бы ты, доблести жар
От солнца небесного принял он в дар!
Сжал кисть Келахура он хваткою льва —
Посыпались ногти, как с ивы листва.
Злосчастный с рукою повисшей своей,
¹²⁵⁵⁰ Лишенною кожи, и жил, и ногтей,
Явился к царю и промолвил ему:
«Обманывать дольше себя ни к чему.
Мир нужен: не славы добьемся мечом, —
На жалкую гибель себя обречем.
Тебе не под силу с тем витязем брань.
Не лучше ли дань, коли примет он дань?
Тем знатных и малых спасешь ты людей,
Одумайся, Мазендеран, пожалей!
Уж лучше мы трудное легким сочтем,
¹²⁵⁶⁰ Чем страху смертельному жизнь обречем».
И вот увидал возглавлявший страну
Воителя, равного мощью слону.
Как должно, посла властелин усадил,
О шахе Кавусе, о войске спросил,
«Не труден ли был, – вопросил властелин, —
Твой длительный путь среди гор и долин?»
И после промолвил: «Ростем ведь ты сам,
Я вижу по мощной груди и плечам».
А тот отвечает: «Ростема я раб,
¹²⁵⁷⁰ Когда я не слишком для этого слаб.
С героем могучим и славным таким
Могу ли сравниться! Ничто я пред ним».
Спешит Кей-Кавуса посланье извлечь,
Затем произносит суровую речь
Воитель могучий, носитель меча,
Сильнейших, храбрейших разящий сплеча.
Царь принял посланье и выслушал весть
Не зная, как близкую гибель отвесть.
Ростему он молвил: «Оставим сей спор!
¹²⁵⁸⁰ Доколе бесплодный нам длить разговор?
Кавусу скажи: ты – Ирана глава,
Ты славен отвагой и хваткою льва.
Но в Мазендеране и я ведь царем
В венце восседаю на троне своем.
Меня столь надменно к себе призывать
Ни сану, ни вере твоей не подстать.
На земли чужие кто зарится, тот
Возмездие сам на себя навлечет.
Опомнись, безумец, назад поверни,
¹²⁵⁹⁰ Не то я копьем сокращу твои дни.
Лишь двину я войско свое – задрожишь,
Не чувствуя ног под собой, побежишь.
Свои заблуждения прочь отмети;
Скорей образумься и лук опусти.
С тобой лишь вплотную сойдусь я в бою,
Забудешь кичливую удаль свою».
Престол, и вельмож, и бойцов, между тем,
Оглядывал взором пытливым Ростем.
Презрел он царя неразумный ответ,
¹²⁶⁰⁰ Сильней загорелась в нем жажда побед.
Немало даров по приказу царя
Внесли для посланника-богатыря.
Отверг он дары, что протягивал враг —
Коней и динары, венец и кушак,
И вышел во гневе. Он вражью звезду
Увидел померкшей, сулящей беду.
И тотчас покинул он Мазендеран;
В нем жаждою мщенья был дух обуян,
Кипела отвагой воинственной кровь.
¹²⁶¹⁰ Представ пред Кавусом-властителем вновь,
Он все по порядку царю рассказал,
Что в Мазендеране видал и слыхал,
И после промолвил: «Души не тревожь,
В бой смело иди, торжество обретешь.
Сильнейшие витязи этой страны
В сравненье со мной – никуда не годны.
Горсть пыли – и только – они предо мной:
Их на смерть сражу булавою стальной».
 

[БИТВА КАВУСА С ВЛАДЫКОЙ МАЗЕНДЕРАНА]

 
Покинул чужую столицу Ростем,
¹²⁶²⁰ И мазендеранский владыка затем
Из города вывез державный шатер,
И рать на степной устремилась простор —
Такая, что пыль до небес поднялась,
Сияние солнца скрывая из глаз.
Земля, над которой раскинулась мгла,
От шага слоновьего изнемогла.
Царь вихрем летел, торопя свою рать,
Ни мига в пути не желая терять.
Услышав о том, что враги подошли
¹²⁶³⁰ Вплотную, властитель иранской земли
Ростему велел опоясаться вновь,
В сраженьи пролить злого недруга кровь.
А Тус и Гудерз, чей родитель Гошвад,
И с Гивом Горгин, чей родитель Азад[367]367
  Горгин (т. е. «волчий») – иранский витязь, отец Милада. С его именем связано название территории Горган. «чей родитель Азад» – в переводе отражается оригинал: бе горгин-е азадеган, т. е. Горгин потомок (из рода) Азаде (или Азада), но на соответствующего предка нет указаний источников. Возможно иное толкование, тем более, что калькуттский текст дает сочетание этих слов с союзом «и», тогда вся фраза может быть переведена следующим образом – «Горгин и (другие) «благородные»!.


[Закрыть],
Построили рать по веленью царя,
Щиты боевые горят, как заря.
В широкое поле, к сраженью готов,
Царь ставку послал и шатры храбрецов.
Вой трубный проник в сердце каменных скал,
¹²⁶⁴⁰ Туе доблестный с правым крылом поскакал;
Гудерз был на левом; железной горой
Казался закованный в латы герой.
Кавус в середине, водитель дружин,
Ряды за рядами повел властелин.
И слоноподобный, могучий Ростем
Несется пред войском прославленным тем.
В бой ринулся мазендеранский храбрец,
С тяжелою палицей мощный боец.
Стремящийся к славе, он звался Джуя[368]368
  В подлиннике игра слов: ке джуйа бодаш нам о джуйанде буд, т. е. «имя его было Джуя (ищущий) и он был ищущим (джуйанде) имени (т. е. славы)».


[Закрыть];
¹²⁶⁵⁰ Был мастером слова, меча и копья.
С Кавусом, владыкой Ирана самим,
Он биться был послан владыкой своим.
Сказал бы, кольчуга пылает на нем,
Булат его землю сжигает огнем.
Пред строем иранцев взревел исполин,
Потрясши просторы холмов и долин:
«Кто к битве готов? Есть ли витязь такой,
Взметающий прах из пучины морской?»
Никто не ответил на вызов Джуя,
¹²⁶⁶⁰ Отвагою кровь не вскипела ничья.
И громко воскликнул тогда Кей-Кавус:
«Что с вами, бойцы удалые? Дивлюсь.
Дрожите вы, лютого дива страшась;
Ревет он, и лица темнеют у вас!»
Ответить бойцы не нашли в себе сил.
Им ужасом сердце Джуя леденил.
Промолвил Могучий, узду натянув,
Копьем, за плечо занесенным, сверкнув:
«Хочу, государь, дозволенья просить
¹²⁶⁷⁰ Того ненавистного дива сразить».
Ответил Кавус: «Подвиг сей за тобой,
Другим не под силу с ним выдержать бой.
Иди, да поможет Создатель тебе!
Нечистых повергни в кровавой борьбе!»
Тут Рехша Воинственный тронул слегка,
Копье смертоносное сжала рука.
На битву он мчится, как яростный слон,
Тигр лютый под ним, а в деснице – дракон.
От скачки все пылью вокруг облеклось,
¹²⁶⁸⁰ И поле от клича его затряслось.
Он крикнул врагу: «Эй исчадие зла!
Знай, смерть за тобою сегодня пришла.
Сотру твое имя меж славных бойцов,
Забудь об усладах, твой жребий суров.
Заплачет тебя породившая мать,
Взращенного ею уж ей не видать».
Ответ был: «Твоя зарыдает скорей
Над шлемом твоим, над кольчугой твоей.
Несчастный, страшись исполина Джуя!
¹²⁶⁹⁰ Жнет головы сталь боевая моя».
Могучий, услышав такие слова,
Назвал свое имя и яростней льва
На дива напал. Дрогнул в ужасе враг,
Весь мир для него погрузился во мрак.
Мгновенно коня повернул он назад,
Пред силой Ростема смятеньем объят.
Тог вихрем понесся на Рехше своем,
И недругу в пояс нацелясь копьем,
Его смертоносным ударом настиг.
¹²⁷⁰⁰ Кольчуга на звенья рассыпалась вмиг.
Врага на скаку меткой сталью пронзив,
Как птицу на вертел копья насадив,
С седла приподнял он и сбросил. В пыли
Валяется витязь, рот полон земли.
На это глядит в изумлении стан
Бойцов, защищающих Мазендеран.
Встал ропот смятенья над полем войны,
Трепещут воители в страхе, бледны.
Но их повелитель, врага не страшась,
¹²⁷¹⁰ Дал рати от края до края приказ:
Бестрепетно, с поднятою головой
Пусть каждый стремительно ринется в бой!
И вырвали грозно клинки из ножен,
И ринулись в битву бойцы с двух сторон.
Грохочут кимвалы, литавры гудят,
Цвет неба – индиго, земля – что агат.
Огонь ослепительный мечут мечи,
Сказал бы ты, молнии блещут в ночи
Взмывают знамена ярчайших цветов,
¹²⁷²⁰ Стал воздух лазорев, багрян и лилов.
Рев дивов все громче и пыль все черней.
От трубных призывов, от ржанья коней
Трясется земля, стон стоит среди гор.
Мир битвы такой не видал до тех пор.
Здесь лязганье стали, там палицы гром,
От крови слоновьей вся степь – водоем.
Земля – словно море, где влага – смола,
Где волны – булат, и копье, и стрела,
А в море том кони сквозь бурю и смерть
¹²⁷³⁰ Несутся, как будто ладьи в водоверть.
И палицы – словно листва в листопад,
Как ливень, они по шеломам стучат.
Сраженье все яростней, все горячей...
Так рать против рати сражалась семь дней.
Восьмой наступил, и властитель держав,
Венец свой кеянский сияющий сняв,
Смиренно склонясь пред всевышним Творцом,
Молитву сперва сотворил, а потом
Простерся, и хлынули слезы рекой.
¹²⁷⁴⁰ Воззвал он к Творцу: «Вседержитель благой!
О Ты, Кем земля создана и вода!
Над скопищем дивов, лишенных стыда,
Даруй мне победу, даруй торжество,
Престола Ты блеск обнови моего!»
И после, в шелом боевой облачась,
Он к славной дружине вернулся. Тотчас
Клич грянул, и стала труба рокотать,
Громадою двинулась грозная рать.
В литавры забить повелел Кей-Кавус.
¹²⁷⁵⁰ Возглавили войско Гив храбрый и Тус.
За ними – Гудерз, и Роххам, и Горгин,
Зенге, Шаворана воинственный сын[369]369
  Зенге – сын Шаворана (брат Ревниза) – иранский витязь времен Кей-Кавуса и Кей-Хосрова.


[Закрыть],
И вепрю подобный, подобный грозе,
С орлами на стяге летит Горазе[370]370
  В подлиннике непереводимая игра слов (повтор): Горазе и гораз (вепрь, кабан). В виде исключения в стихе 13603 встречаем Гораз как имя собственное.
  С орлами на стяге... – в тексте Вуллерса и вариантах – дерафши бар афрахте хашт баз и перевод этой фразы правилен. Но на наш взгляд, десь возможна графическая ошибка, закрепленная поколениями переписчиков (написание вм. т. е. баз вм. йаз). Йаз – это мера длины, примерно шаг, фут. В таком случае, стих надо переводить: «стяг возвышался на восемь футов» (т. е. Горазе с огромным восьмиметровым знаменем).
  (У составителя примечаний, по-видимому были сложности с английской системой мер, шаг ближе к ярду(91,44 см), а лучше сразу ко всем понятному метру, но никак не к футу(30,48 см). Всё таки восемь футов и восемь метров это очень даже неравнозначные величины. – ithis.)


[Закрыть].
Бехрам благородный, и витязь Хоррад,
Герой Гостехем, и Борзин, и Ферхад
На поле сраженья опять понеслись,
Победы, отмщенья искать понеслись.
Ростем вражьих войск середину прорвал;
¹²⁷⁶⁰ Он кровью без устали прах омывал.
Гудерз, сын Гошвада, на правом крыле
Сражался, горой возвышаясь в седле.
И влево свой грозный удар устремив,
Как волк средь отары, свирепствовал Гив.
Уж меркнут лучи, потемнел небосвод,
А крови река все течет и течет,
След жалости с лиц разъяренных исчез,
И палицы бьют, словно ливень с небес.
Тел столько, что поле горой поднялось
¹²⁷⁷⁰ И травы пропитаны кровью насквозь.
Кимвалов и труб оглушительный рев;
Пыль солнце укутала в черный покров.
С дружиной Могучий помчался туда,
Где лютая вражья теснилась орда.
Царь битву с Ростемом решился принять,
И поля борьбы не покинула рать.
Вослед за властителем дивы, слоны
В бой ринулись, неукротимы, грозны.
Бойцы булавы и мечи занесли.
¹²⁷⁸⁰ Две рати слились в непроглядной пыли.
Могучий, к Создателю мира воззвав,
Стальное копье копьеносцу отдав,
Взмахнул булавой, ярым гневом палим,
И степь огласил грозным кличем своим.
Так грозно взревел сокрушитель вождей,
Что слон обомлел, задрожал чародей.
Разит он, горой громоздя колдунов,
И валятся хоботы мощных слонов.
Взял снова копье, снова поднял он щит,
¹²⁷⁹⁰ К властителю Мазендерана летит.
И царь чародеев с могучим бойцом
Столкнулся, и оба взревели, что гром.
Увидел колдун исполина копье,
И разом утратил бесстрашье свое.
А в сердце героя – сжигающий гнев,
Он рев испустил, словно яростный лев,
Огромным копьем он врага поразил,
Пробил ему панцирь и тело пронзил.
Но тут на глазах удивленных людей
¹²⁸⁰⁰ Скалой обернулся, колдун-лиходей.
И витязь на тот неподвижный гранит
С копьем на плече в изумленьи глядит.
Туда Кей-Кавус подоспел в этот час
С бойцами, с кимвалом, со стягом примчась.
Сказал он: «Ужели, о славный герой,
Кровавый еще не окончился бой!»
Ответ был: «Далась нам победа с трудом,
Но был я счастливой звездою ведом,
Столкнулся я с мазендеранским главой,
¹²⁸¹⁰ Который грозил мне своей булавой.
И тут же, поводья отдав скакуну,
Копье свое в грудь я вонзил колдуну.
Пробил я кольчугу и думал: вот-вот
Он вниз головою с седла упадет.
А он в этот миг обернулся скалой —
Избегнуть надеется участи злой.
В наш стан боевой мы потащим его.
Уж тут не поможет ему колдовство».
И глыбу владыка велел поскорей
¹²⁸²⁰ Нести на стоянку иранских мужей.
Сперва попытались скалу приподнять
Бойцы-силачи, возглавлявшие рать.
Однако не сдвинулась с места скала,
Что мазендеранцу защитой была.
Вмешаться Ростему пришлось самому,
Недолго пришлось повозиться ему,
Скалу приподнял он единым рывком,
Стоит в изумленьи дружина кругом.
Взвалил он на плечи тяжелый гранит,
¹²⁸³⁰ И вслед ему гул восхищенья летит.
Восславлен бойцами небесный Творец,
Алмазами, златом осыпан храбрец.
Он глыбу пред ставкой владыки царей
Иранцам вручил и сокрытому в ней
Промолвил: «Нечистый колдун, покажись,
От чар и заклятий своих откажись!
Не то искрошу я гранитный твой дом
Тяжелой секирой и острым клинком».
Услышал и вышел он, тучи темней,
¹²⁸⁴⁰ В шеломе и панцире богатырей.
Ростем его за руку тотчас схватил,
С презрительным смехом к царю потащил
И молвил: «Скалу приволок я: сдалась,
Тяжелой секиры моей устрашась».
Взглянул на врага Кей-Кавус и не счел
Такого достойным воссесть на престол.
Он был долговяз и лицом непригож,
Клыками и шеей на вепря похож.
Шах вспомнил о муках былых, омрачась;
¹²⁸⁵⁰ Страдала душа, грудь от вздохов рвалась.
Он взяться велел палачам за клинки,
Велел он врага разрубить на куски.
За бороду витязь схватил сгоряча
Урода и отдал во власть палача.
Исполнили волю владыки земли —
На части того колдуна рассекли.
И после приказ был владыкою дан
Посланцам помчаться во вражеский стан.
Доставили много коней и клинков,
¹²⁸⁶⁰ Оружья, престолов, венцов, кушаков,
И груды сокровищ сложили горой,
И мимо идет за героем герой,
И каждому дар по заслугам несут,
Тем больше даря, чем тяжеле был труд.
И самым свирепым из дивов – таким,
Чьей злобою лютой народ был тесним,
С плеч голову тут же спешили снести,
Презренные бросив тела на пути;
Затем, удалившись, Подателю сил
¹²⁸⁷⁰ Смиренно владыка мольбы возносил:
«Тобой, Вседержитель, благой Судия,
Дарована знаю победа сия.
Ты власти моей колдунов покорил
Мне юное счастье Ты вновь подарил».
Творцу всеблагому небес и земли
Семь дней он молился, простертый в пыли.
Затем он сокровищниц двери открыл
И каждого в меру нужды одарил.
Семь дней это было заботой его,
¹²⁸⁸⁰ И каждый был взыскан щедротой его.
Затем отдохнуть властелин пожелал
Потребовал кубков, вина, словно лал.
Неделю провел он, пируя, в венце,
В блистающем мазендеранском дворце.
Воссев на престол, Кей-Кавус-властелин
Промолвил Ростему: «О муж-исполин,
Воитель, исполненный сказочных сил!
Ты всюду великую доблесть явил,
Престол ты вернул мне, вернул мне Иран —
¹²⁸⁹⁰ Да будет весельем твой дух осиян!»
Ответил Могучий на царскую речь:
«Знай, можно из каждого пользу извлечь.
К победе Авлад помогал мне идти —
Мой верный вожатый на трудном пути.
В награду он требует Мазендеран,
Был мною подобный обет ему дан.
Его наградить бы дарами сейчас,
Печатью скрепить бы державный указ.
Страну бы ему во владенье отдать,
¹²⁹⁰⁰ Дабы почитала отважного знать».
Когда миродержец ту речь услыхал,
Он руку к груди в знак согласья прижал.
Мужей родовитых созвал он и сам
Про доблесть Авлада поведал мужам,
Авладу пожаловал царский венец,
И в Парс ускакал, в родовой свой дворец.
 

[ВОЗВРАЩЕНИЕ КАВУСА В ИРАН И ОТЪЕЗД РОСТЕМА В НИМРУЗ]

 
Вздымается пыль над землей, как туман. —
Властитель Кавус воротился в Иран.
Крик радости к самому солнцу встает,
¹²⁹¹⁰ От счастья смеется и плачет народ.
Для встречи украшена пышно страна,
Звон руда повсюду и струи вина.
Край с юным властителем юность обрел;
Иран озарив, юный месяц взошел.
Кавус-победитель, возглавив страну,
Спешит отпереть родовую казну,
Спешит он своих казначеев призвать
И золото щедро велит раздавать.
Вот клики у двери Ростема гремят,
¹²⁹²⁰ Воителей славных собрался отряд.
С отрадой герои к владыке пришли,
Престол славословить великий пришли.
Могучий в походном шеломе своем,
Сев рядом с Кавусом, иранским царем,
Просил венценосца дозволить ему
Вернуться к Заль-Зеру, отцу своему.
Приветом ответил бойцу властелин,
И царственный дар получил исполин:
Престол бирюзовый, пленяющий взор[371]371
  В подлиннике: йаки тахт-е фирузеи миги cap. Но если здесь сар=сар (т. е. голова), тогда всю фразу можно перевести: «престол бирюзы с изображением головы барана» (голова барана – эмблема фарра).


[Закрыть],
¹²⁹³⁰ Алмазный венец, ослепляющий взор.
Одежду из золототканой парчи,
Алмазы, в которых дробятся лучи,
Сто юных рабов в поясах золотых,
Сто дев чернокудрых в венцах золотых,
В цветных чепраках сто коней вороных,
Сто мулов отменных в уздах золотых,
Груженных лишь царственной тканью одной —
Румийской, китайской, персидской парчой[372]372
  «Персидской» – в подлиннике соответствует слово пахлави, т. е парфянской, староперсидской.


[Закрыть].
Набитых динарами сто кошельков,
¹²⁹⁴⁰ И красок немало, и лучших духов,
Из яхонта чашу, где мускус дышал,
С настоем из роз бирюзовый фиал.
Указ принесли, на шелку дорогом
Начертанный смесью алоэ с вином.
Вождю светоносному с этих времен
Нимруз во владенье навеки вручен,
Чтоб царством Ростемовым стал тот удел,
Никто посягнуть на него чтоб не смел.
Царем исполину хвала воздана:
¹²⁹⁵⁰ «Живи, сколько солнце живет и луна!
Опорою будь именитым в беде,
Достоинством, скромностью славься везде».
Поднялся Ростем, чтобы к трону прильнуть
Построив дружину, собрался он в путь.
Раздался кимвала ликующий бой,
На празднестве том веселился любой.
На диво украшен сияющий град,
Бьют в бубны и гулко литавры гремят.
Ростем, сын Дестана, умчался, а шах
¹²⁹⁶⁰ Стал править, любовь поселяя в сердцах.
Кто в Мазендеране труды с ним делил,
Тех землями щедро Кавус наградил.
Дружину он Тусу возглавить велел:
От бед защищай, мол, родимый предел!
Почтен и могучий Гудерз: Исфаган
Царем во владение витязю дан.
Уселся за чашею Кей пировать —
Победу великую торжествовать.
Он правды мечом злобе голову снес:
¹²⁹⁷⁰ Все смерть позабыли, не ведали слез;
Ручьи заструились, весь в зелени, край
Весельем светился, что солнечный рай, —
Богат правосудьем, добром осиян.
И зло не дерзал уж творить Ахриман.
Слух громкий по свету о шахе прошел,
Отторгнувшем мазендеранский престол.
Весь мир изумился, владыки того
Увидя величие, блеск, торжество.
Шла знать отовсюду к престолу царя,
¹²⁹⁸⁰ Сокровища славному щедро даря.
Богата, исполнена правды святой,
Земля, что Эдем, расцвела красотой.
Ты слышал о мазендеранской войне,
Послушай о хамаверанской войне.
 

[КЕЙ-КАВУС В БЕРБЕРИСТАНЕ И ДРУГИЕ СКАЗЫ]

[ВОЙНА КЕЙ-КАВУСА С ЦАРЕМ ХАМАВЕРАНА]

 
Мобедом старинный сей сказ сохранен,
Дехканом записанный в книгу времен.
Кавус, повелитель Ирана, опять
Задумал в поход повести свою рать.
Ушел из Ирана в Туран и Китай,
¹²⁹⁹⁰ И дальше в Мекранский проследовал край[373]373
  Мекранский край – (Мокран, или Мекран) – территория на побережье Омманского залива. То же самое, что пустыня Гедрозия (греч.), прославленная возвращением Александра из Индии.


[Закрыть];
Оттуда с ним войско в Зерех понеслось[374]374
  Зерех – помимо общеизвестного значения – панцирь, кольчуга, что здесь исключено. Слово Зерех могло употребляться в значении моря-озера. Следовательно, движение Кей-Кавуса к Зереху можно осмыслить как движение к морю, за которым лежат иные – далекие страны, т. е. к Персидскому заливу (?) или к Средиземному морю (?).


[Закрыть],
Однако сражаться нигде не пришлось.
На дань соглашаются в царстве любом —
Быку не под силу тягаться со львом.
Все новых земель венценосец искал,
И так до Берберии он доскакал[375]375
  Берберия – в подлиннике: барбарестан (страна берберов). Речь, очевидно, идет не о собственно берберах, а скорее об эфиопах-абиссинцах, неграх-занзибарцах, т. е. об Африке вообще.


[Закрыть].
Но царь берберийский дал шаху отпор,
И все по другому пошло с этих пор.
Такая пришла из Берберии рать,
¹³⁰⁰⁰ Что стан властелина забыл пировать.
За пылью наездник не видит узды,
Исчезли слонов разъяренных ряды.
Несчетные полчища ринулись в бой —
Так волны морские вздымает прибой.
Гудерз, это видя, пригнулся к луке,
Хлестнул скакуна и, с булатом в руке,
Ведя за собой десять сотен стрелков,
Могучих, пронзающих сталь седоков
Помчался, прорвал середину орды;
¹³⁰¹⁰ Шах двинул вослед боевые ряды.
И вот уже нет берберийских бойцов,
Исчез даже след берберийских бойцов.
Поняв, что меняется ветер войны,
Старейшие знатные люди страны
К царю вереницею длинной пришли,
В раскаянье горьком с повинной пришли.
Мол, шаху готовы мы верно служить,
Готовы богатую дань уплатить.
Алмазов и злата немало дадим,
¹³⁰²⁰ Хвалу вознося казначеям твоим.
Кавус обласкал их, смиреньем смягчен,
Им новый он путь указал и закон.
Литавр и тимпанов несется раскат,
И трубы рокочут, и клики звучат.
Расставшись с Берберией, царь на заре
Направился к западу, к Кафу-горе[376]376
  Здесь «западу» перевода соответствует в подлиннике слово бахтар (от авест. apaxtara), в ином контексте часто означающее понятие «восток». Первоначально авест. apaxtara, повидимому, обозначала север (северо-восток), что хорошо согласуется с направлением «к Кафу-горе», т. е. к вершинам Памира, Тянь-Шаня и Кавказа.
  Каф-гора – в мусульманской космогонии горы, обрамляющие плоский диск земли. В узком смысле – горы Кавказа и севера Ирана как северная граница мусульманского мира. Мусульманские представления о Каф-горе в Средние века развивались под воздействием космогонии иранцев и греческих мифов (об Атланте и др.).


[Закрыть].
Лишь вести об этом в те страны дошли,
Они покорились владыке земли.
Навстречу выходит верховная знать,
¹³⁰³⁰ Обильную дань обещая прислать.
Увидя, что сдаться принудил их страх,
Не стал побежденных наказывать шах.
Он в сторону Забулистана пошел —
Рать в гости он к сыну Дестана повел;
То шумно при говоре струн пировал,
То с соколом, с гончими лов затевал.
Так время вперед целый месяц неслось.
Но вскоре шипы проросли между роз.
Кто мог бы от дня испытаний спастись?
¹³⁰⁴⁰ Едва ты вознесся – уж катишься вниз.
Казалось, спокойствие в мир снизошло.
Но вести пришли про нежданное зло.
Под знаменем брани владыка пришел,
В чьей власти был Мысра и Шама престол[377]377
  Мыср миср (араб.) – Египет; Шам (араб.) – Сирия, что несколько конкретизирует направление похода Кей-Кавуса, как определенное движение на запад (может быть, как отражение исторических походов Ахеменидов – Кира, Ксеркса, Дария).


[Закрыть].
Он Кея господство признать не хотел,
Отверг подчинение, рабский удел.
Дошла до царя всемогущего весть:
Соперник его полновластию есть.
В литавры забил и оставил Нимруз
¹³⁰⁵⁰ С весельем в душе властелин Кей-Кавус.
Наносит на щит свое имя ездок,
У каждого рвется из ножен клинок. Направилось войско к морским берегам,
И не было это известно врагам.
Построил челны Кей-Кавус, и вперед С дружиной своею он морем плывет.
А если бы шли по сухому пути,
Фарсангов до тысячи надо б идти.
И вот они к месту пригнали челны,
¹³⁰⁶⁰ Где три простираются рядом страны[378]378
  Можно предположить, что Кей-Кавус на челнах прошел по Персидскому заливу, примерно к Бахрейну-Оману. Дальше он двигался на запад через срединную Аравию «в Зерех», т. е. к Красному морю. Тогда справа у него действительно оказался бы Египет (Миср), слева Эфиопия (Абиссиния), а дальше дорога на Хамаверан, т. е. в Южную Аравию. Разумеется, подобные сопоставления и уточнения географических данных «Шахнаме», особенно в тех частях, где повествуется о доисторических временах, – более чем относительны.


[Закрыть].
Мыср справа, Берберия слева легла,
В Зерех между ними дорога вела,
А дальше – раскинулся Хамаверан;[379]379
  Хамаверан – сказочное название страны (народа) Йемена. Т. Нёльдеке видел в названии Хамаверан отражение имени народа Омиритов, т. е. химьяритов Южной Аравии. Но может быть название страны восходит к слову хамавар («подобный», «аналогичный»). Тогда его можно применить к двум странам – Сирии и Йемену, которые расположены по обе стороны от Аравии (Мекки).


[Закрыть]
И войско огромное в каждой из стран.
Узнали в тех землях, что высадил шах
Войска на зарехских крутых берегах.
Тогда сговорились они меж собой
В Берберию двинуть бесчисленный строй
Разящих мечом, закаленных бойцов,
¹³⁰⁷⁰ И вскоре пришли к берберийцам на зов
Два войска. Наполнились гулом поля,
От крика бойцов стоном стонет земля.
Там барс и орел, житель каменных круч,
Паря наравне с караванами туч,
Напрасно пытались бы путь отыскать —
Такая сошлась там огромная рать.
Когда же иранцы построились, взор
Уж больше не видел ни степи, ни гор.
Сказал бы, стихии в броню облеклись,
¹³⁰⁸⁰ И звезды от пламени копий зажглись.
Где – искрится щит, где – сверкает шелом,
Секира блестит у бойца за плечом;
Весь мир, ты сказал бы, – поток золотой,
Кровь с длинных клинков так и хлещет рекой.
Лик ясный земли весь эбеновым стал,
И воздух от пыли темней, чем сандал;
Кряж горный от трубного рева гудит
Трясется земля под напором копыт.
Гремит берберийский большой барабан,
¹³⁰⁹⁰ Ты скажешь, весь мир – шумный воинский стан.
Литавры воззвали к иранским бойцам.
В бой ринулись Тус, и Горгин, и Бехрам,
И славный Гудерз, чей родитель Гошвад,
Шейдуш именитый, бесстрашный Ферхад,
И доблести полный, воинственный Гив;
Отравою копья свои напоив,
Все с криком помчались, коней горяча,
При стуке секиры и звоне меча.
Сказал бы, рвут камень, железо куют,
¹³¹⁰⁰ Иль небом о землю неистово бьют.
Помчался Кавус и за ним седоки,
Бой грянул, сверкая скрестились клинки.
Уж поле едва различимо сквозь мглу,
И киноварь льется дождем на смолу.
Ты спросишь: то алая пала роса,
Иль сеют тюльпаны в горах небеса?
Сказал бы ты, сыплются искры из глаз
У копий, и кровь, что река, разлилась.
В смятении, в страхе три рати слились,
¹³¹¹⁰ Не чуя ни ног, ни голов, понеслись.
И первый был Хамаверана глава,
Кем брошен был меч, отдана булава.
Он к шаху с повинной пришел головой,
Он понял, что день этот – день роковой.
Сулил он – коль скоро проиграна брань —
Прислать победителю щедрую дань,
Прислать ему в дар от державы своей
Оружье, престолы, венцы и коней,
Чтоб царь, получив сей обильный оброк,
¹³¹²⁰ Ушел, разоренью страну не обрек.
Царь слушал внимательно слово посла,
Ответная речь его мягкой была:
«Коль власти отнять не хотите моей —
Прибегните смело к защите моей»[380]380
  Здесь оставлены без перевода семь бейтов по тексту Вуллерса,  признанные переводчиком вставными. Таким образом, перевод оказался полностью совпадающим с текстом Т. Макана. Эти бейты внесены Вуллерсом по изданию Ж. Моля.


[Закрыть].
 

[КАВУС ПРОСИТ В ЖЕНЫ СУДАБЕ, ДОЧЬ ЦАРЯ ХАМАВЕРАНСКОГО]

 
Дошла до царя-победителя весть,
Что дочь у царя побежденного есть;
Мол, стан у нее кипариса стройней,
Корона из мускуса – кудри у ней.
Коса – что аркан, ниспадающий с плеч,
¹³¹³⁰ Уста – словно сахар, язык – словно меч,
Небесной пленяет она красотой,
Сияет, как солнце весны золотой.
Не сыщется в мире для шаха жены
Прекраснее этой царевны-луны».
Смутилась тогда у Кавуса душа,
Владыка ответствует: «Мысль хороша.
Я свататься стану, поладим с царем.
Красавице место в покое моем».
Он выбрал меж витязей рати своей
¹³¹⁴⁰ Мудрейшего из просвещенных мужей,
Чей разум возвышен, чей славится род,
И в град покоренный послом его шлет,
Промолвив: «Царя ты склони, убеди,
Дух вкрадчивой речью ему услади.
Со мной породниться – ему ты скажи —
Мечтают знатнейшие в мире мужи.
Ведь солнце блестит от венца моего,
Весь мир у порога дворца моего,
А кто под мою не укроется сень,
¹³¹⁵⁰ Тому уготован нерадостный день.
"Я ныне тебе предлагаю родство,
Коль мир между нами – украсим его.
За пологом дочь у тебя, говорят, —
Достойней царица найдется навряд —
С чарующей поступью, станом, лицом,
Чья прелесть не раз прославлялась певцом.
Возьмешь ты Кобадова сына в зятья —
До солнца возвысится слава твоя».
В столицу примчась, хитроумный посол
¹³¹⁶⁰ К властителю Хамаверана вошел.
Собрался он с духом, и речь начата,
И льстивые мед источают уста.
Царю произнес он не мало похвал
И весть от Кавуса затем передал.
Все выслушал Хамаверана глава
И в горе поникла его голова.
Царь думал: «Хоть шах – победитель дружин,
Могучий, внушающий страх властелин,
Но жизни милей ненаглядная дочь —
¹³¹⁷⁰ С отрадой единой расстаться невмочь.
Обидеть посла? Дать холодный ответ?
Но сил для отпора военного нет.
Смолчу я, обиду и эту стерпев,
В душе затаю униженье и гнев».
Послу-златоусту дает он ответ:
«В приказе царя справедливости нет.
Лишил меня царь, покоривший весь свет,
Двух благ драгоценных, а третьего нет.
В богатстве я силу, усладу видал,
¹³¹⁸⁰ Я в дочери милой отраду видал.
Отдав ее, с сердцем своим разлучусь.
И все ж, коли мне повелит Кей-Кавус, —
Отдам я, сокровища не сберегу.
Я волей царя пренебречь не могу».
И дочь, удрученный, призвал он к себе,
И речь о Кавусе повел с Судабе[381]381
  Судабе – дочь царя Хамаверана (Йемена) – один из основных женских образов «Шахнаме». Образ Судабе раскроется полностью позднее – в драматическом сказании о Сиавуше, ее пасынке, к которому она воспылала «преступной страстью». У арабоязычных авторов имя Судабе дается в форме су‘да (со‘да). Арабское имя, повидимому, является основой, которая затем была иранизирована по аналогии с именем Рудабе. В Авесте мы, возможно, имеем прототип имени Судабе Sutawanhu с примерным значением «полезная».


[Закрыть],
Промолвив: «Сюда повелитель царей,
Предела не знающий силе своей,
С медовою речью посланца прислал,
¹³¹⁹⁰ Послание льстивое нам написал.
Презрев огорченье, досаду мою,
Он хочет похитить отраду мою.
Что скажешь ты, воля твоя какова?
Какие разумные скажешь слова?»
Ответ был: «Причины печалиться нет.
Защитника лучше не ведает свет.
В союзе с могучим владыкой земель,
Кем стран завоевано столько досель,
Ужели ты видишь источник забот?
¹³²⁰⁰ Кто счастье пришедшее горем сочтет?»
Царь понял: в той вести обидного дочь
Не видит, согласьем ответить непрочь.
Зовет он посла, согласясь на родство,
И выше всей знати сажает его.
И туг же у них договор заключен,
Как требовал веры обряд и закон.
Вторая неделя, меж тем истекла.
Когда завершились, как должно, дела,
Собрал повелитель, печален, суров,
¹³²¹⁰ Три сотни рабынь, сорок пышных шатров,
По тысяче мулов, верблюдов, коней
Под грузом динаров, парчи и камней.
И вот в паланкине царевна-луна;
С дарами богатыми едет она.
И рать каравану вослед повели,
И стяги, как маки, над ней зацвели.
Царевна с дружиною богатырей
Достигла шатра властелина царей
И, царственной взоры слепя красотой,
¹³²²⁰ Покинула свой паланкин золотой.
С подвесок сиянье алмазов лилось;
Что мускус над розами – волны волос,
Опора для брови – точеный калям.
К рубинам-устам и нарциссам-очам
Владыка свой взор приковал, восхищен;
К Йездану воззвал благодарственно он.
И после, мобедов собрав на совет,
Мужей почитаемых, видевших свет,
Своею назвал он царевну-луну,
¹³²³⁰ В ней видя достойную шаха жену.
Сказал ей, любуясь: «О нет, не в простом,
Достойна в чертоге ты жить золотом»![382]382
  В оригинале Мошкуй-е заррин – золоченый терем – позднее название одного из дворцов сасанида Хосрова Первиза.


[Закрыть]

 

[ПЛЕНЕНИЕ КАВУСА ЦАРЕМ ХАМАВЕРАНСКИМ]

 
Меж тем, венценосец, утративший дочь,
Искал, уязвленный, как горю помочь.
Семь суток прошло в размышленьях, и вот
На утро восьмое он вестника шлет:
«Коль шаху угодно, прошу я о том,
Чтоб гостем почетным вошел он в мой дом.
Безмерно возвысится Хамаверан,
¹³²⁴⁰ Коль будет он ликом царя осиян».
Послание было коварства полно:
Царь втайне обдумывал только одно —
Как сбросить ярмо ненавистное с плеч:
И дочь воротить, и владенья сберечь,
Но дочь разгадала злой умысел тот:
«О нет, не на пир венценосец зовет.—
Сказала супругу – Ты в гости к нему
Не езди, совету внемли моему.
Не должно, чтоб пир он в войну обратил,
¹³²⁵⁰ Коварно тебя в западню захватил.
Все это уловки, чтоб выкрасть меня.
Смотри, берегись злополучного дня».
Но царь не поверил речам Судабе,
Не видел противников равных себе.
К царю побежденной державы на зов
Спешит он с толпою мужей-храбрецов.
Пригоден для празднеств, обширен, богат
Был город Шахе – расцветающий сад[383]383
  Шахе – в контексте резиденция царей Хамаверана. С каким-либо реальным городом Йемена не сопоставляется.


[Закрыть].
Там ждал он к себе властелина держав,
¹³²⁶⁰ Столицу для встречи роскошно убрав.
Как только к Шахе подошел падишах,
Весь город пред славным склонился во прах.
К ногам властелина алмазы летят,
Шафрана и амбры разлит аромат.
Веселые песни со звоном струны,
Как в шелке основа с утком, сплетены.
Завидя гостей именитых вдали,
К ним царь и вельможи навстречу пришли.
До самого входа в престольный чертог
¹³²⁷⁰ Рассыпаны жемчуг и злато у ног.
И шествуют гости, и с блюд золотых
Дождь амбры и мускуса льется на них.
Сверкающий трон во дворце водружен,
И, весел, восходит владыка на трон.
Семь дней он с бойцами вино распивал.
Семь дней, расцветая душой, пировал.
Правитель державы покорно пред ним
Склонялся, как раб пред владыкой своим,
И велено хамаверанским бойцам
¹³²⁸⁰ Служить поусердней иранским бойцам.
В беспечности так проводя свои дни,
Опасность и страх позабыли они.
На утро восьмое – пора нападать
(О том сговорилась заранее рать).
И берберы, чтобы к соседям примкнуть,
Как было условлено, двинулись в путь.
Царь мстительный хамаверанской земли,
Довольный, что берберы к сроку пришли,
Знак подал, и гулко кимвал загудел.
¹³²⁹⁰ О мире и думать никто не хотел.
Захвачены в плен венценосный Кавус,
И пламенный Гив, и воинственный Тус,
Зенге, и Гудерз, и отважный Горгин —
Герои, крушители вражьих дружин.
Сковали цепями мужей-храбрецов,
Лишили величья, земель и венцов.
Что муж прозорливый сказал бы о том?[384]384
  Пленение Кавуса царем Йемена явно совпадает с его мазендеранским пленом. Можно предположить, что весь цикл о хамаверанской войне представляет собою более поздний (может быть, отразивший поход сасанидов на Йемен в 570 г.) вариант одного и того же, по существу, сказания.


[Закрыть]
Как сам ты рассудишь пытливым умом?
Не должно надеяться нам на того,
¹³³⁰⁰ С кем кровное нас не связует родство —
Хотя и по крови наш родич иной
Нас может предать из корысти одной.
И в счастье и в горе спеши испытать
Того, кого другом хотел бы считать.
Коль ниже величия он твоего,
То зависть, быть может, снедает его.
Увы, этот мир к вероломству влеком,
Колеблем он каждым шальным ветерком.
Схватив властелина иранской земли,
¹³³¹⁰ На горькую участь его обрекли.
Там высилась грозная круча; из вод
Восстав, подпирала она небосвод,
Изедом из бездны до туч взнесена,
Увенчана грозной твердыней она.
В ту мрачную крепость был ввержен Кавус,
С ним Гив, и Гудерз, и воинственный Тус.
И прочие витязи так же, как шах,
Томились в темнице, в тяжелых цепях.
И тысяча их охраняла бойцов,
¹³³²⁰ Мечами разящих лихих удальцов.
Царь ставку обрек разоренью, и сам
Венцы и сокровища роздал бойцам.
Рабыни пришли в покрывалах глухих,
С собой паланкин золоченный у них;
Пришли, чтоб царицу с собой унести,
Державный шатер разгромить и смести.
Узнала прислужниц своих Судабе
И царский убор порвала на себе,
В отчаяньи мускус кудрей стала рвать,
¹³³³⁰ Ланит своих розы ногтями терзать.
Вскричала: «Достойные славы мужи
Вовек не одобрят коварства и лжи.
Схватили царя на пиру, не в бою,
Где мог защитить он свободу свою!
Гив храбрый, Гудерз именитый и Тус
Внушили вам страх: заключили союз
Вы с шахом, и что же! Забыли родство,
Ловушкой вы сделали трон для него!»
Прислужниц собаками обозвала,
¹³³⁴⁰ В печали кровавые слезы лила.
«С супругом,—воскликнула,—не разлучусь,
Хотя бы в могилу был ввергнут Кавус.
Когда над владыкой свершится ваш суд,
Пусть голову мне, неповинной, снесут!»
Услышал об этом отец и, вскипев,
В душе ощущая неистовый гнев,
Послать ее в крепость к супругу велел,
И кровью он плакал, и клял свой удел.
Делила она заточенье царя,
¹³³⁵⁰ В дни горя ему утешенье даря.
 

[НАБЕГ АФРАСИАБА НА ИРАН]

 
Узнав, что в полон государь ее взят,
Иранская рать устремилась назад.
До суши на быстрых челнах добралась,
Пустыней и степью затем понеслась.
Как только Ирана достигла она,
Печальную весть услыхала страна
О том, что лишен кипариса цветник, —
Пустует престол властелина владык.
Владеть им охотников много нашлось,
¹³³⁶⁰ От замыслов алчных врагам не спалось.
И Степь копьеносцев, и смежный Туран[385]385
  Смежный разумеется в отношении Ирана, а не Степи копьеносцев, тем более, что в контексте далее говорится явно о движении туранцев (торкан) и арабов (тазиан) на Иран с разных сторон и о «встречных боях» на территории Ирана.


[Закрыть]
Тотчас же раскинули воинский стан.
И вождь Афрасьяб снова рвется к войне,
Забыв о покое, и пище, и сне.
Вся стоном стонала Ирана земля,
И мирные в ад обратились поля.
И первым сражаться идет Афрасьяб;
На битву им вызван отважный араб.
Три месяца в жарких боях протекло,
¹³³⁷⁰ Немало голов за венец полегло.
Дружина арабов разбита была,
Победы искавшая гибель нашла.
И вражьи войска наводнили страну;
Мужчины, и жены, и дети в плену.
Так в бренной юдоли живет человек,
Терзаемый алчностью, бьется весь век.
Глядишь, не осталось ни блага, ни зла;
Смерть-хищник добычу свою унесла.
Весь мир потемнел у иранцев в глазах,
¹³³⁸⁰ Пылают сердца и ланиты в слезах.
Направились многие в Забулистан
Где жил сын Дестана, Ростем-великан.
Просили: «Будь в горе опорой для нас!
Ведь царственный свет Кей-Кавуса погас».
Сказали иранцы: «Судьба наша зла,
Неслыханно трудные ждут нас дела.
Ужель опустеет Иран, и приют
В нем львы да свирепые тигры найдут?
Он краем отважных воителей был.
¹³³⁹⁰ Чертогом великих властителей был.
Теперь он в пристанище бед обращен,
И властвует там беспощадный дракон.
Но должно нам путь к избавленью найти,
Сердца от унынья и скорби спасти.
Ты, ярой тигрицей вскормленный герой,
Сегодня возглавь наш воинственный строй!»
Иранцам внимая, кровавый ручей
Муж доблестный пролил из скорбных очей.
Сказал он в ответ: «Я и вся моя рать
¹³⁴⁰⁰ Готовы врагов истреблять, сокрушать.
Лишь весть получу о Кавусе – в войну
Вступлю, от туранцев очищу страну».
И в разные страны послал он бойцов,
И те свои рати прислали на зов.
Из хиндской, кабульской, забульской земли
На помощь герою дружины пришли.
Литавры грохочут, гремит барабан,
Бурлит и волнуется воинский стан.
Отвагой в вожде загорелась душа,
¹³⁴¹⁰ Летит он, как буря, на битву спеша.
 

[РОСТЕМ ШЛЕТ ПОСЛА К ЦАРЮ ХАМАВЕРАНА]

 
К царю Кей-Кавусу известье, меж тем,
С гонцом расторопным отправил Ростем:
«На ратников Хамаверана войной
Иду я, огромное войско со мной.
Ты сердце утешь и печаль позабудь:
Я здесь, завершился мой длительный путь».
И к хамаверанскому также царю
Велит он воителю богатырю
Помчаться с посланьем: в послании том —
¹³⁴²⁰ Оружья бряцанье, сражения гром.
«Тобой в западню завлечен Кей-Кавус,
Забыт и поруган священный союз.
Коварство и ложь недостойны царей.
Не шел ты стезей благородных мужей —
Те в битве врагу не готовят засад,
Как ни был бы дух у них гневом объят.
Смотри, не чини властелину вреда —
От пасти дракона спасешься тогда.
Не то – повстречаемся скоро в бою,
¹³⁴³⁰ На шею наденешь ты петлю мою.
Ты, верно, слыхал от своих воевод,
Как в Мазендеран совершил я поход,
Как Бида, Пулада в борьбе одолел,
Для Дива какой уготовил удел».
Домчался до Хамаверана гонец
С письмом, что отправил великий боец.
Вручил он послание богатыря,
И мир потемнел пред глазами царя.
Ответ был: «Кавусу царем уж не быть,
¹³⁴⁴⁰ На поле сраженья вовек не ступить.
Попробуй и ты, натянув повода,
С дружиною конной примчаться сюда.
Коль хочется так же в оковы тебе —
Темница и цепи готовы тебе.
Навстречу тотчас приведу я стрелков:
Таков наш закон и обычай таков».
Лишь только посланец ответ услыхал,
Назад он к искателю битв ускакал.
Он молвил, ответ передав: «Одержим
¹³⁴⁵⁰ Безумец тот дьяволом, видно, самим.
Ответ подобающий не был им дан:
Гордыней его обуял Ахриман».
Муж силы слоновьей, услышав ответ,
Воителей знатных созвал на совет.
И вот уже труб раздается призыв.
Могучий, на буйного Рехша вскочив,
К широкому морю повел свою рать:
Им сушею долго пришлось бы скакать.
Поплыли бойцы, на судах разместясь;
¹³⁴⁶⁰ И Хамаверана достигнув, тотчас
Стал каждый воитель, схватившись за меч,
Разить без пощады, и грабить, и жечь.
Владыка державы услышал о той,
Ростемом возглавленной рати большой,
И видит: пора подниматься ему,
Раздумывать, медлить теперь ни к чему.
Вокруг, вся разграблена, разорена,
Стенает, в крови утопает страна!
Царь вышел с бойцами из города прочь,
¹³⁴⁷⁰ И день показался им темным, как ночь.
Кимвалы гремят, трубный голос зовет;
Затрясся, сказал бы ты, сам небосвод.
Для боя, как должно построена рать;
Стал витязя витязь на бой вызывать.
«Мне,—крикнул Могучий,—на бой выходить,
Мне путь ненавистным врагам преградить!»
Надев на ходу боевую броню,
На Рехша взлетел он, дал волю коню,
И тяжкую палицу грозно занес.
¹³⁴⁸⁰ Отвагою сердце героя зажглось.
Едва меченосцы успели взглянуть,
На палицу, плечи, на мощную грудь —
В них замерло сердце: от грозной беды
Спасаясь, рассеялись вражьи ряды.
И вот уже в Хамаверане войска,
Их вспять обратила Ростема рука.
Совета спросив у старейшин седых,
Властитель призвал двух бойцов молодых
И в Мыср и в Берберию, вихря быстрей,
¹³⁴⁹⁰ Велел им скакать, не жалея коней.
Обоим гонцам он посланья вручил —
Писал он, как будто кровь сердца точил:
«Меж царствами нашими путь недалек,
Всем разом шлет беды и радости рок.
Когда бы прислали вы помощь свою,
Ростема бы я не страшился в бою.
Не то – будет каждого доля тяжка,
Дотянется всюду несчастья рука».
О грозном набеге Ростема узнав,
¹³⁵⁰⁰ В смятенье пришли властелины держав.
И каждый владыка согласье дает,
И вот уж две рати выходят в поход.
Направился к Хамаверану их строй,
Равнина, сказал бы ты, встала горой.
За пылью луны в небесах не видать,
От кряжа до кряжа – несметная рать.
Про это Могучий узнал и тайком
К Кавусу гонца отряжает с письмом:
«Идти на меня сговорились войной
¹³⁵¹⁰ Трех стран властелины ордою одной.
Не помня себя, побегут они вспять,
Как только я двину могучую рать.
Страшусь, роковою война б не была
Для шаха: ведь созданы злые для зла.
А мне берберийский не надобен трон,
Коль будет владыка бедою сражен».
Кавус отвечал: «Обо мне не жалей,
Ведь мир не погибнет со смертью моей.
¹³⁵²⁰ С любовью вражда и с отравою мед
В соседстве с тех пор, как вращается свод,
К тому ж Вседержитель меня пощадит,
От вражеской злобы меня оградит.
Мчись бурно на пламенном Рехше своем,
Укрась ему ухо стрелы острием.
Не дай никому из соперников злых
Открыто иль тайно остаться в живых».
Вняв слову царя, не тревожась ничем,
Навстречу противнику славный Ростем
На Рехше горячем несется стрелой,
¹³⁵³⁰ И ждет, кто решится затеять с ним бой?
Бестрепетно встав против вражьей орды,
Могучий глазами обводит ряды.
Он в бой громогласно зовет удальцов:
Пусть выйдет один или много бойцов!
Но тщетно он ждал, нетерпеньем томим:
Схватиться никто не осмелился с ним.
Уж солнце ушло за безбрежную ширь —
Надвинулась ночь, и Ростем-богатырь,
Отвагой прославленный в мире герой,
¹³⁵⁴⁰ К себе воротился в шатер боевой.
Сон обнял усталого богатыря.
Наутро, едва засияла заря,
Поднялся Могучий, сразиться готов,
Построил ряды закаленных бойцов.
 

[БОЙ РОСТЕМА С ТРЕМЯ ЦАРЯМИ И ОСВОБОЖДЕНИЕ КАВУСА]

 
Готовы дружины, с обеих сторон
Пестреют полотнища бранных знамен.
Могучий, на поле бойцов приведя,
Увидел: три войска стоят, три вождя.
Воскликнул Ростем, именитый герой:
¹³⁵⁵⁰ «Сегодня мы яростно ринемся в бой.
Пригнитесь к мятущимся гривам коней,
Железными копьями цельтесь верней.
Будь сотня, иль сотни их тысяч – вперед!
В числе превосходство врагов не спасет.
Творец да поможет нам: с верой в сердцах
Мы головы вражьи повергнем во прах».
Слоны берберийцев – их сто шестьдесят —
В бой рвутся, как Нил многошумный, кипят.
До сотни их выставил Хамаверан,
¹³⁵⁶⁰ На версты раскинувший воинский стан.
А третья – из Мысра огромная рать;
Цвет неба – индиго, земли не видать.
Стал будто железною глыбой весь свет,
Иль в панцирь оделся Эльборза хребет.
Над ратью иранской, лазорев и ал,
Прославленный стяг кавеянский сиял.
Земля под копытами изнемогла,
От грохота рушилась в бездну скала.
И крылья орла трепетали едва,
¹³⁵⁷⁰ И сердце в клочки разрывалось у льва.
Там туча и та расплавлялась в пути;
Подобное пекло кто мог бы снести?
И справа и слева построив ряды,
Иранцы встают против вражьей орды.
Обоз прикрывая, на правом крыле
Гигант Горазе возвышался в седле.
На левом – рычал Зеваре, словно лев;
Сжигал ему сердце неистовый гнев.
В средине – внук Сама, боец-великан
¹³⁵⁸⁰ Ростем; на луке – сыромятный аркан.
Ростем трубачам повелел заиграть,
И двинулась с места иранская рать.
Кровь брызнула в блеске мечей и секир,
Как будто тюльпаны усеяли мир.
Куда ни помчится сверкающий конь —
Сказал бы, встает над землею огонь.
Уж поле, где кровь проливает Ростем, —
Не поле, река полноводная Зем[386]386
  Река Зем – в тексте руд-е зам, священный (у мусульман) источник «Земзем» близ Мекки, посещавшийся иранцами, по-видимому, и в доисламское время.


[Закрыть].
С плеч головы в шлемах летят; там и тут
¹³⁵⁹⁰ Поверженных латников груды растут.
Могучий, на Рехше летя все быстрей,
Разить перестал низкородных мужей.
Властителя Шама настиг великан,
По ветру метнул сыромятный аркан
И петлю на шею набросил врагу,
Его пополам перегнув на бегу.
С седла, как човганом подхваченный мяч,
Он поднят Ростемом, несущимся вскачь.
В полон подоспевшим Бехрамом он взят
¹³⁶⁰⁰ И с ним именитых мужей шестьдесят.
Так много бойцов с двух сторон полегло,
Что алое море в степи потекло.
Горазом царь берберов был уведен,
С ним витязей сорок попало в полон.
Царь, правивший Хамавераном, глядел
На поле, покрытое грудами тел,
Увидел, как много сраженных мужей,
И в путах в полон уведенных мужей,
И как богатырь с булавой и щитом
¹³⁶¹⁰ Суд страшный свершает в побоище том,
И понял он: час наступил роковой.
К Ростему с повинной пришел головой
Посол от царя, передавший обет,
Что шаха Кавуса и витязей цвет
Из Хамаверана доставят к нему,
Пришлют и сокровищ немало к тому —
Немало блестящих венцов, кушаков,
Престолов, алмазов, рабынь и шатров.
Простили властителей вражеских стран,
¹³⁶²⁰ И с места снимается воинский стан.
В столице вельможи толпою пришли
К властителю хамаверанской земли.
Послал он тогда за владыкой держав,
Все почести должные шаху воздав.
И вышел из мрачной темницы Кавус,
С ним Гив, и Гудерз, и воинственный Тус.
Трех ратей оружье, казну трех царей,
И ставки богатые богатырей,
И множество прочих сокровищ страны
¹³⁶³⁰ Кавус отобрал для иранской казны.
Окутать затем повелел властелин
Румийской парчой золотой паланкин.
Сидение – в яхонтах и в бирюзе,
На пологе – жемчуг, подобный слезе.
На легких столбах из алоя – навес,
Алмазной игрой изукрашенный весь.
Под тем паланкином скакун молодой
Блистает своей золотою уздой.
Царь молвил: «Под сенью шатра, Судабе,
Плыть вдаль, словно ясному солнцу тебе».
¹³⁶⁴⁰ С собою повел он огромную рать,
С ним в мире желавшую славу стяжать.
Сто тысяч из Берберистана бойцов,
Из Мысра и Хамаверана бойцов,
А всех – триста тысяч он вел за собой,
Все в латах, и кони – в броне боевой.
 

[КАВУС ШЛЕТ ПОСЛАНИЕ КЕЙСЕРУ РУМА И АФРАСИАБУ]

 
К кейсеру от шаха помчался посол[387]387
  Кейсер – византийский император. Интересно отметить первое упоминание о Византии (Руме), основном сопернике и могучем западном соседе Ирана в историческое время.


[Закрыть]
Немало часов он в дороге провел.
Привез он письмо: «Из румийской земли
¹³⁶⁵⁰ Умелых и смелых бойцов мне пришли —
Готовых объехать весь мир на коне,
Которые сердце бы тешили мне.
Испытанных в битве воителей жду,
В товарищи взявших булат и узду,
Таких, чтобы всюду скакали за мной —
В горах и безбрежною ширью степной».
Меж тем к копьеносцам арабской земли
Из Хамаверана письмо привезли
О грозном Ростеме, отвагу свою
¹³⁶⁶⁰ Явившем с Берберией, с Мысром в бою.
Послали они с молодым седоком,
Искусным копейщиком, метким стрелком
Посланье, какого достоин был шах,
Где сказано в ясных и веских словах:
«Покорно склоняемся мы пред царем[388]388
  Здесь отражается, повидимому, имевшее место в истории использование сасанидами для борьбы с Византией вассального государства арабов-лахмидов (на Евфрате).


[Закрыть],
Обычай, угодный ему, изберем.
Лишь кергесаранцы отправились в путь,
Решившись на шахский престол посягнуть,
Нам сердце пронзили обида и гнев;
¹³⁶⁷⁰ К господству стремятся они, обнаглев.
На трон твой позарился царь Афрасьяб.
Но нет, поруганья не стерпит араб!
Бойцы и защитники славной земли,
Мы смело сражаться с захватчиком шли.
Мы с длинными копьями двинулись в бой,
Ему отравили мы сон и покой.
Немало из нас и из них полегло.
Судьба то дарила нам благо, то зло.
Но вести до нас долетели, что трон
¹³⁶⁸⁰ Наследственный снова тобой обретён.
От берберов к нам возвращайся! Опять
Построимся мы в копьеносную рать,
И кровопролитным оружьем своим
Всю степь меж хребтами в Джейхун обратим».
Посланец, коня огневого погнав,
В страну берберийцев понёсся стремглав.
Владыка Ирана посланье прочёл,
Достойными благоволения счёл
Арабских мужей боевые дела,
¹³⁶⁹⁰ И шлет он с письмом к Афрасьябу посла.
«Оставь мой Иран, о господстве забудь!
Ты гневом великим наполнил мне грудь.
Довольствуйся краем туранским твоим,
Зачем ты корыстью и злобой томим?
Богатств не ищи сверх насущной нужды,
Иначе лихой не избегнешь беды.
Смирись, дабы зла на себя не навлечь.
Подумай, как душу свою уберечь.
Мне рок предназначил Ираном владеть,
¹³⁷⁰⁰ Всем миром, в наследье мне данным, владеть
А тигр, как ни лют и отважен он сам,
Не смеет приблизиться к львиным когтям».
Поставив печать на послании том,
Послал он его с расторопным гонцом.
Кавуса письмо Афрасьяб прочитал,
И вспыхнул, и в ярость великую впал.
Он тут же ответ повелел написать:
«Подобные речи лишь низким подстать.
Когда ты своим называешь Иран,
¹³⁷¹⁰ Зачем занесло тебя в Хамаверан?
В сраженьи победа одержана мной,
Мой реет сверкающий стяг над страной.
Отныне пределы иранской земли —
Под властью моей. Слову правды внемли.
По праву Иран – родовой мой дворец;
Внук Тура я, чей Феридун был отец.
К тому же рукой меченосною, знай,
От рати арабской очистил я край.
Горы острие срубит острый мой меч,
¹³⁷²⁰ Под силу орла ему с тучи совлечь!»
Посланец, обратно помчавшись чуть свет,
Кавусу отвез Афрасьяба ответ.
Как только посланье Кавус прочитал,
Он войско готовить к сражению стал.
От берберов рать к аравийцам пришла,
Которой не видно конца и числа.
И царь Афрасьяб поднимает свой стан:
Сказал бы, то грозно бурлит океан.
Такую собрал из туранцев он рать,
¹³⁷³⁰ Что стало и в полдень ни зги не видать.
Бойца не осталось в Туране во всем,
Что не был в Иран бы отозван вождем.
Рычат барабаны, литавры гремят;
Земля – что железо, а воздух – агат.
Средь свиста и лязга булатного встал
Кровавый над полем сражения вал.
Ростем, разъярясь, клич издав громовой,
С размаха прорвал неприятельский строй.
И дрогнула тут Афрасьяба орда,
¹³⁷⁴⁰ Померкла ее боевая звезда.
Вождь, видя, что ужасом рать сражена,
Стал злее огня, горячее вина.
Вскричал он: «О львы мои, о храбрецы,
Избранники, полные пыла бойцы!
На то ведь растил я и пестовал вас,
Чтоб страха не зная в решительный час,
Помчались вы, недругу смертью грозя,
Мечами врагов беспощадно разя.
Их натиск отбейте, к спине став спиной,
¹³⁷⁵⁰ И свет для Кавуса померкнет дневной.
Дружнее вздымайте секиру и меч,
И вражьи срывайте вы головы с плеч!
Систанца Ростема, того силача,
Затмившего солнце сверканьем меча,
Быть может, сумеете вы захватить,
Могучему шею арканом скрутить,
Тому, кто примчится, его полоня,
Стащив его наземь с дракона-коня,
И царство и дочь свою дать я готов:
¹³⁷⁶⁰ Возглавит он полчища храбрых бойцов:
Иран во владенье ему я отдам,
К высоким его вознесу небесам».
Турана мужи, после речи такой
Исполнясь решимости, ринулись в бой,
Вздымая тяжелые палицы ввысь,
Навстречу иранцы тогда понеслись,
И столько туранцев убили, что взор
Не видел ни степи, ни моря, ни гор.
Две трети легло их, усеяв поля;
¹³⁷⁷⁰ От крови – что жидкая глина, земля.
Покинуло счастье туранскую рать,
В смятеньи пришлось Афрасьябу бежать.
Умчался с туранской дружиною он.
Ему не нажива досталась – урон.
Увидя теченье событий, Гуран[389]389
  Гуран, или обычно Гур – обособленная горная область восточного Ирана между Гератом и Газной (в современном Афганистане); была населена воинственными племенами, противившимися внедрению ислама и сохранявшими независимость до XI в.


[Закрыть]
Оставил владыка, вернулся в Туран
С истерзанным сердцем, с разбитой ордой,
Не славу стяжав, а спознавшись с бедой.
 

[КАВУС БЛАГОУСТРАИВАЕТ МИР]

 
В Иран Кей-Кавус воротился опять,
¹³⁷⁸⁰ Вновь счастью над краем дано засиять.
Престол справедливостью шах озарил
И дверь для пиров и веселья открыл.
Направил он витязя в каждый удел
Такого, что праведно править умел.
Мерв дальний и Балх, Нишапур и Герат[390]390
  Как отмечалось выше, Кавус находился в Парсе. Оттуда он посылает свои дружины на восток Ирана (здесь впервые упомянуты реальные исторические города Мерв, Балх, Нишапур, Герат). Таким образом, приведенный стих отражает более поздние исторические факты  объединения Ирана с перенесением политического центра на запад (Фарс – опора как ахеменидской, так и сасанидской государственности).


[Закрыть] —
Повсюду Кавуса дружины стоят.
Повсюду царят справедливость и долг,
К ягненку не смеет приблизиться волк.
Богатство везде, благодать, красота,
¹³⁷⁹⁰ Властителя славят людские уста.
Верны ему див, человек и пери,
Сражаться за шаха готовы цари.
И витязем первым объявлен Ростем,
Кому он обязан был счастием всем.
На склонах Эльборза воздвиг он чертог
Такой, что и див от работ изнемог.
В скале две пещеры он высек больших;
По десять кемендов, коль вымерить их[391]391
  Кеменд – аркан, необходимое вооружение иранского витязя. Длина (количество завитков, колец) кеменда находится в прямом соответствии с мощью богатыря, его обладателя.


[Закрыть].
Конюшенный свод в сердце камня сокрыт,
¹³⁸⁰⁰ Из стали крюки, а подпоры – гранит.
Загнали туда быстроногих коней
И мулов, пригодных для горных путей.
А дальше – чертог был хрустальный, с зарей
Слепивший глаза изумрудной игрой.
И это – для трапез палата была,
Где пища владыке усладу несла[392]392
  В подлиннике: ке тан йабад аз хардани парвареш, – что позволяет несколько иначе осмыслить текст, сопоставив его с указаниями Авесты о волшебном характере дворцов Кави Усазан, где каждому приходящему возвращалась молодость и сила.


[Закрыть].
Еще – перламутра йеменского свод;
В обители этой просторной живет
Мудрец поседелый, дабы ни на миг
¹³⁸¹⁰ Не смолк, не иссякнул познанья родник.
А далее – двух оружейных палат
Колонны серебряным светом блестят.
За ними – престольный чертог золотой,
Что взор поражает своей высотой.
Он весь бирюзовым узором цветет;
Украшены лалами арки ворот.
Направо – покоя высокого сень,
Где вечно сияет немеркнущий день.
Ни зноя, ни стужи, и только одно
¹³⁸²⁰ Дождем благовонное льется вино.
Весны лучезарной там вечный приют,
И розы, что юные девы, цветут;
Царь праведный твердою правит рукой,
На край снизошел долгожданный покой.
От горя людские сердца далеки, —
И дни для одних только дивов горьки.
И дивы ярились, теснимы царем[393]393
  И в Авесте Кей-Кавус повелевает дивами из своего волшебного замка на Эльборзе, но там это его личная заслуга, а в «Шахнаме» – результат победы Ростема, плоды которой вкушает шах.


[Закрыть],
Караемы тяжко и ночью и днем.
 

[СОВРАЩЕНИЕ С ПУТИ ИБЛИСОМ И ВОЗНЕСЕНИЕ НА НЕБО КЕЙ-КАВУСА)

 
Оддажды с зарею созвал их Иблис,
¹³⁸³⁰ И втайне от шаха они собрались.
Им бес говорит: «Плохи наши дела.
Немало владыка нам делает зла.
Див ловкий, способный царя обольстить,
Умеющий кстати сказать и ступить,
Нас мог бы от царских гонений спасти,
Сведя Кей-Кавусову душу с пути.
Пусть шах, завлеченный в силки хитреца,
Лишится святой благодати Творца».
Но дивы ни слова на это в ответ;
¹³⁸⁴⁰ С Кавусом тягаться охотника нет.
Один лишь поднялся, свиреп и силен,
И молвил: «Той ловкостью я наделен.
Я с верой Господней его разлучу,
Свершить это дело лишь мне по плечу».
И юношей он обернулся: пригож,
Речист и достоин собранья вельмож.
Однажды, собравшись на лов, из ворот
Кавус выезжает, а юноша тот
Приблизился, пал пред владыкой, и роз
¹³⁸⁵⁰ Ему благовонную связку поднес,
Сказав: «Обладателя стольких красот
Обитель достойная – лишь небосвод.
Добился ты славы, достиг торжества,
Ты – пастырь, твои меченосцы – паства.
Одно лишь осталось свершить на земле,
Чтоб имя твое не исчезло во мгле:
Все тайны узнать, что хранит небосвод,
Понять как возникли закат и восход,
Проведать, как день гонит ночь за порог,
¹³⁸⁶⁰ Узнать, кто вращению небо обрек.
Всего, что желал, на земле ты достиг —
Тебе и небесный откроется лик.
Йездана творенье – и небо и прах,
Почто же тебе не парить в небесах?»
Див царскую душу с пути совратил,
Гордынею разум владыке смутил.
Царь думал, что вечно его торжество,
Что купол небес сотворен для него,
Не знал, что опоры у купола нет,
¹³⁸⁷⁰ Звезд множество там, а един – лишь Изед.
Сулящие зло или благо, они
Все движимы волей Его искони.
Раздумывать стал миродержец: без крыл
Возможно ль, чтоб он к небесам воспарил?
Расспрашивать стал он мобедов страны,
Как долго лететь от земли до луны,
И выслушав, что говорит звездочет,
Нечистое средство пускает он в ход.
Средь ночи велит он подкрасться туда,
¹³⁸⁸⁰ Где дремлет орлица во мраке гнезда.
Птенцов унесли из-под матери той,
Несут их в покои – чету за четой.
И мясом ягнят и животных иных
Он вскармливал долго питомцев степных.
Лишь стал из них каждый могуч, словно лев, —
Настолько, что тура бы смял, одолев, —
Из лучшего в мире алоя возвел
И золотом крепким обил он престол,
И длинные копья прибил по краям
¹³⁸⁹⁰ Престола, все это придумавши сам.
По ляжке бараньей подвесить потом
Велел он на каждом копье золотом.
Привязаны мощных четыре орла
К престолу – то воля владыки была.
Воссел на престол он, гордыней ведом,
Тщеславьем своим опьянен как вином.
Лишь голод орлы ощутили, – тотчас
Рванулись к приманке и, вверх устремясь,
С престолом они над землей поднялись,
¹³⁹⁰⁰ Над степью среди облаков понеслись.
Летят над горами степные орлы,
Летят над теснинами, полными мглы...
Царь, видно, хотел до небес долететь,
Чтоб даже на ангелов сверху глядеть.
Еще говорят, оттого он взлетел,
Что в битву вступить со Стрельцом захотел[394]394
  Ке та джанг сазад бе тир о кеман, т. е. говорится о бое с Тиром (Меркурием) и созвездием Стрельца и в то же время о битве при помощи лука и стрелы (непереводимая игра слов).


[Закрыть].
Различная ходит про это молва:
Лишь мудрая тайну поймет голова.
Орлы утомились, летя все вперед;
¹³⁹¹⁰ Кто алчен, беду на себя навлечёт.
И вот уже выбились птицы из сил,
Уже не поднять им слабеющих крыл.
И с тучи низверглись они грозовой,
Кавуса престол увлекая с собой.
В китайских они очутились лесах,
Средь чащи Амола упали во прах[395]395
  В подлиннике явное противоречие: город Амол расположен у побережья Каспийского моря, и около него действительно был известный лес Нарвен, но, конечно, здесь не могло быть китайских лесов.


[Закрыть].
Но смерть пощадила властителя. Рок
Иные пути для него приберег.
Еще Сиавушу родиться на свет[396]396
  Сиавуш – сын Кей-Кавуса – героический образ воcточноиранского эпоса.
  Здесь мы имеем прямое отражение Авесты. За свою гордыню Кей-Кавус, как и Джемшид, должен был бы лишиться «фарра», но «фраваши» (ангел-спутник) Кей-Хосрова указывает, что тогда не будет Сиавуша и его, Кей-Хосрова. В результате Кавус получает прощение и сохраняет «фарр».


[Закрыть],
¹³⁹²⁰ И должно прожить еще множество лет.
Утратив величье и царский престол,
 

Полет Кей-Кавуса на орлах.

С рукописи Государственной публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина.

 
Он только раскаянья муки обрел.
Жил в чаще, от милой страны вдалеке,
К Cоздателю мира взывая в тоске.
 

[РОСТЕМ ВОЗВРАЩАЕТ КАВУСА]

 
За грех он прощенья просил у Творца,
А войско искало меж тем беглеца.
Узнав, наконец, где укрыт Кей-Кавус,
С Ростемом помчались Гив храбрый и Тус.
Ростему сказал престарелый Гудерз:
¹³⁹³⁰ «С тех пор как пытливые очи отверз,
Немало я видел престолов, венцов,
Царей и счастливых судьбою бойцов, —
Средь знатных и малых не знал я, клянусь,
Строптивца такого, как царь наш Кавус.
Затмился в нем веры и разума свет;
Одни заблуждения, доблести нет.
Знать, мозга его голова лишена,
Не зреет в ней здравая мысль ни одна.
Никто из великих мужей в старину
¹³⁹⁴⁰ Не рвался небесную видеть страну.
А он дуновеньем одним ветерка
Подхвачен и вдруг унесен в облака».
Воители те разыскали царя
И речь повели, за безумства коря.
«Тебе бы, – промолвил Гудерз, – подошел
Приют одержимых, не царский престол.
Нам замыслов не открываешь, и что ж?
Страну ненавистным врагам отдаешь!
Три раза в беду попадал ты, но впрок
¹³⁹⁵⁰ Тебе не пошел беспощадный урок.
Ты к Мазендерану знамёна понес,
Припомни, что там испытать привелось.
И после ты в гости к врагу поскакал;
Был гордым кумиром – брамином ты стал[397]397
  Точно по оригиналу: санам буди ура берахман шоди, т. е. «ты кумиром был (предметом почитания), а затем (пал), сам сделался брамином – служителем, почитателем кумира».


[Закрыть].
Мечу твоему не подвластен лишь Бог,
Его одного покорить ты не смог.
Всю землю войной обошла твоя рать —
Теперь до небес ты задумал достать!
Владыкою став над одною страной,
¹³⁹⁶⁰ Тотчас же кидаешься в битву с другой.
Смотри, сколько бед на себя ты навлек!
От смерти досель избавлял тебя рок.
Умрешь ты, и станет молва говорить:
Жил царь, что хотел небеса покорить,
Близехонько встретиться с солнцем, луной,
Все звезды небес сосчитать до одной...
Учись у исполненных верой вождей,
Разумных, желавших добра для людей.
Создателю мира служи одному
¹³⁹⁷⁰ И помыслом каждым будь верен Ему».
Внимая внушенью, с печалью в очах
Стоял пред мужами пристыженный шах.
«В речах ваших мудрость, – был шаха ответ, —
Ущерба от них справедливости нет.
Тобой изреченное – правда одна;
Укора моя заслужила вина»[398]398
  Несомненной положительной чертой образа Кей-Кавуса в «Шахнаме» является его многократное полное раскаяние. Вместе с тем, приведенное наставление Ростема и богатырей владыке Ирана – отражение народной тенденции, стремящейся возвеличить Ростема и унизить Кей-Кавуса.


[Закрыть].
Из глаз его жгучие слезы текли.
Взывая к владыке небес и земли,
Собрался в дорогу и сел в паланкин
¹³⁹⁸⁰ Раскаянья полный Кавус-властелин.
Вернулся, воссел на престол золотой,
Стыдясь, что пленился пустою мечтой.
Решил сорок дней пред Йезданом стоять,
То падая ниц, то вставая опять.
Дворец ни на миг он покинуть не мог —
Так стыд нестерпимый лицо ему жег;
Кровавые слезы струились из глаз.
Владыке миров непрестанно молясь,
Скрываясь от взоров, он замкнуто жил
¹³⁹⁹⁰ И празднествам пышным конец положил:
Всегда одинок, покаянно-суров,
Он жаловал бедным немало даров.
В печали склонясь пред всевышним Творцом,
Смиренно к земле припадая лицом,
Он каялся горько, не ведал утех,
И правый Йездан отпустил ему грех.
Дружина, что в прежние дни разбрелась,
К порогу властителя вновь собралась.
В венце он воссел на престол золотой,
¹⁴⁰⁰⁰ Казну отворив пред дружиною той.
И понял он, к жизни опять возвращен,
Что рвенье плоды принесло: он прощен.
В стране возрожденной порядок и лад,
И благословляют царя стар и млад,
И светлой его благодати лучи
Всю землю одели в сиянье парчи.
И каждый из гордых властителей стран,
Из тех, что державной короной венчан,
Ему покорился; все к шаху идут,
¹⁴⁰¹⁰ Забыв о раздорах, отрекшись от смут.
И время настало счастливое вновь;
Владыки венец озарила любовь.
Все знатные слугами стали ему
И клятву покорности дали ему.
С рогатою палицей, в славном венце,
Воссел повелитель в державном дворце...
Поведал я тайны земли и небес;
Никто не припомнит подобных чудес.
Таков был обычай владыки земли,
¹⁴⁰²⁰ Так дни знаменитого витязя шли.
Коль правдой одной властелин вдохновлен,
Нужды не имеет в заступнике он;
Творит справедливость и ею согрет,
Считая весь мир суетою сует.
 

[СКАЗ О СРАЖЕНИЯХ СЕМИ БОГАТЫРЕЙ]

 
От смерти не спрячешься, чадо земли![399]399
  [Сказ о сражениях семи богатырей] – некоторая нечеткость: в разных эпизодах указано различное количество богатырей.


[Закрыть]
Каков был обычай Ростема, внемли.
Разумное слово промолвил герой,
Без страха со львом выходивший на бой:
«Коль мыслишь ты славу героя добыть
И сталь закаленную кровью омыть —
¹⁴⁰³⁰ Тебе не укрыться от бед и тревог,
Когда наступает сражения срок.
Пресечь твои дни коль угодно судьбе,
Помочь осторожность не может тебе.
Такого ль воителя храбрым считать,
Кто с храбростью мудрость решил сочетать?
У мудрости, верь мне, иная стезя.
В боях предаваться раздумью нельзя».
О неустрашимом Ростеме теперь
¹⁴⁰⁴⁰ Чудесному сказу внемли и поверь.
Слыхал я, что витязь, дививший весь мир,
Однажды мужам подобающий пир
Устроил в Невенде – красе городов,
Где множество было дворцов и садов.
Теперь же в прославленном городе том
Священное пламя хранимо жрецом[400]400
  В подлиннике: коджа азар-е барз борзин конун («где теперь огонь высокого Борзина»). Борзин – имя зороастрийского жреца-звездочета при дворе сасанида Хосрова Первиза. Борзин был хранителем особо почитаемого святилища с «неугасимым огнем», носящим в предании его имя.


[Закрыть].
К Ростему туда собрались пировать
Ирана мужи, возглавлявшие рать:
Отважный Гудерз, чей родитель – Гошвад,
¹⁴⁰⁵⁰ Тус, доблестный Гив, чей родитель – Азад,
Горгин и Зенге, чей отец Шаворан,
Хоррад с Гостехемом, кем славен Иран,
Боец непоборный, упорный Борзин,
Дружины краса Горазе-исполин,
И с каждым – числом невеликий отряд
Героев, чьи подвиги в мире гремят.
Без отдыха занят был витязь любой
Човганом, охотой, пирами, стрельбой.
Веселье все жарче и крики шумней.
¹⁴⁰⁶⁰ Когда миновало так несколько дней,
Ростему воинственный Гив, захмелев,
Промолвил: «О мощью прославленный лев!
Коль хочешь, забаву лихую любя,
Охотой с борзыми потешить себя[401]401
  Здесь и далее в оригинале встречаем слово «юз» с основным значением гепард. Словом «юз» возможно также называли и охотничьих собак.


[Закрыть],
К владеньям вождя Афрасьяба скачи!
Пусть ясного солнца померкнут лучи
От поднятой пыли, от соколов, псов
И копий, воздетых толпой удальцов.
За легким онагром мы вдаль полетим[402]402
  Онагр – в оригинале гур – дикий степной осел, сильное и быстрое животное, излюбленный объект охоты.


[Закрыть],
¹⁴⁰⁷⁰ Свирепого тигра булатом пронзим,
Фазана мы – соколом, вепря – копьем
Настигнем и весело дни проведем.
В туранских степях поохотимся всласть,
Чтоб слава о нас по земле пронеслась».
«О витязь! – ответил Ростем-великан, —
Да будешь ты счастьем всегда осиян!
С зарею мы рьяно возьмемся за лов,
Я в степи Турана помчаться готов»,
Все витязи дали такой же ответ,
¹⁴⁰⁸⁰ Другой ни один не раздался совет.
Наутро, как только проснулись от сна, —
Помчалась дружина, веселья полна.
Кто с гончей, кто с соколом зорким в руке,
Несутся стремительно к Шехду-реке[403]403
  Шахд – дословно «мед», т. е. богатыри как бы несутся к «Медовой реке». Но, судя по всему, речь идет об Аму-Дарье или одном из ее притоков как границе Ирана и Турана.


[Закрыть].
И вот Афрасьяба владенья видны:
Река протекает с одной стороны,
Возносятся горы крутые – с другой,
Степные просторы, Серехс за рекой[404]404
  Серехс – город на правом берегу Аму-Дарьи (ныне в пределах Туркменистана).


[Закрыть].
Шатры запестрели; поднявшийся гул
¹⁴⁰⁹⁰ Оленей и серн быстроногих вспугнул.
Свирепые львы уж не бродят в степях,
Пернатые стаи преследует страх.
Все жарче охота кипит; там и тут
Холмы из подстреленной дичи растут.
Так дни пролетают средь шумных утех:
Звучит, не смолкая, ликующий смех.
Неделя минула – всё пьют между тем
Вина почитатели, пьет и Ростем.
На утро восьмое Могучий чуть свет
¹⁴¹⁰⁰ С дружиною верною держит совет.
Он молвит великим и славным мужам,
В боях закалённым, бесстрашным вождям:
«Должно быть, уже к Афрасьябу сейчас
О нашем набеге молва донеслась.
Не должно, чтоб этот коварный злодей,
Собрав на совет именитых вождей,
На нас неожиданно с войском своим
Нагрянул, охоту испортив борзым.
Дозор неусыпно должны мы нести.
¹⁴¹¹⁰ Лишь только завидит врага на пути,
Дозорный тревогу поднимет тотчас.
Врасплох не застать неприятелю нас!»
Возглавил дозор Горазе-исполин,
Могучего Гива воинственный сын.
А если у войска хранитель такой,
То смело вкушать оно может покой.
И весело снова охота кипит,
И всеми туранец свирепый забыт.
Дошло к Афрасьябу порою ночной
¹⁴¹²⁰ Известье об этой охоте степной.
Испытанных тут же созвал он бойцов,
Немало сказал о Ростеме им слов,
А также о грозных семи удальцах,
Отвагою львиной внушающих страх.
И молвил затем предводитель мужам:
«Нельзя ни мгновенья раздумывать нам.
Должны для победы мы средство сыскать,
Не должно удачу из рук выпускать.
Коль тех семерых мы захватим в бою,
¹⁴¹³⁰ Кавус потеряет опору свою.
Неслышно подкравшись, как к зверю ловцы,
Пусть наши нежданно нагрянут бойцы».
Избрав тридцать тысяч сильнейших бойцов,
Умело разящих мечом удальцов,
Велел им глухим, непроезжим путем,
Без отдыха мчаться и ночью и днем.
И тут же пустилась пустыней скакать
К жестокому бою готовая рать;
За нею – другие, чтоб с разных сторон
¹⁴¹⁴⁰ Могучий с дружиною был окружен.
Вот к месту охоты огромной ордой
Примчались туранцы, пылая враждой.
Взглянул и увидел вдали Горазе:
Надвинулось войско, подобно грозе.
Пыль темною тучею встала, и стяг,
Вздымаясь над ратью, сверкает сквозь мрак.
Назад, словно буря, летит богатырь,
И криком степная наполнилась ширь.
Увидя Могучего между мужей,
¹⁴¹⁵⁰ Тянувших вино из глубоких ковшей,
Вскричал он: «О витязь, Ростем удалой!
Веселье оставь, возвращайся домой!
Строй вражеский движется, неисчислим,
Холмы и долины сравнялись под ним.
И стяг Афрасьяба, привыкшего к злу,
Как яркое солнце, сверкает сквозь мглу»[405]405
  Но ведь знамя Афрасиаба – черное! Остается предполагать, что оно украшено золотом и драгоценностями.


[Закрыть].
Но громко Ростем лишь хохочет в ответ:
«Верь, с нами,—промолвил он,—счастье побед.
Бояться не нам Афрасьяба-царя,
¹⁴¹⁶⁰ И рати его устрашился ты зря.
Не больше ста тысяч ведёт он стрелков,
Одетых в броню удалых седоков.
Будь на поле боя один только я,
Да Рехш, да копьё, да кольчуга моя, —
И то было б нечего нам толковать
Про меч Афрасьяба, про всю его рать,
Из нас хоть один оставайся сейчас
На поле—туранцы ничто против нас.
¹⁴¹⁷⁰ По сердцу такое сраженье и мне,
И звать ни к чему подкрепление мне.
Семь грозных со мной меченосцев, смотри.
Все – храбрые, славные богатыри.
И от пятисот до двух тысяч мечей
При каждом – в руках у бойцов-силачей.
Забульского мне, виночерпий, вина!
Глубокую чашу налей дополна!»
Ему виночерпий вино подаёт,
И с поднятой чашей Могучий встает.
¹⁴¹⁸⁰ Торжественно в честь Кей-Кавуса сперва
Разносятся здравицы громкой слова:
«Да славится гордый властитель держав,
Душою и телом да будет он здрав!»
Склонился, и снова он чашу свою
Вздымает, воскликнув: «За Туса я пью!»[406]406
  Обращает на себя внимание чинная последовательность пира. После официального тоста за шаха следующий тост провозглашается за Туса, ибо он по своему происхождению самый знатный из присутствующих.


[Закрыть]
Тут встали дружин меченосных вожди,
Могучего просят они: «Пощади,
Уволь нас от чаши твоей в эту ночь,
Тебя перепить даже диву невмочь.
Осилить тебя никому не дано
¹⁴¹⁹⁰ Ни в битве, ни в час, когда льётся вино».
Блестящую чашу с вином, словно лал,
За брата родного Ростем осушал.
И после наполнил ее Зеваре[407]407
  Зоваре, или Зеваре (пехл. Uzwarak) – сын Заля, сводный брат Ростема, разделивший позднее его печальную судьбу.


[Закрыть],
И, доброе слово сказав о царе,
Склонился и выпил её, в свой черед,
И славу ему богатырь воздает.
«Брат – братнюю чашу осушит до дна;
Лев тот, чья добыча – ковш, полный вина».
 

[БИТВА РОСТЕМА С ТУРАНЦАМИ]

 
Гив молвил великому богатырю:
¹⁴²⁰⁰ «О славу дарящий мужам и царю!
Помчусь, Афрасьябу отрежу пути,
Ему через реку не дам перейти.
C бойцами у моста я встану в дозор,
Сражаясь, врага задержу до тех пор,
Пока облачатся в доспехи друзья;
Шутить, забавляться уж больше нельзя»
И мчится стремительно, лук оснастив,
С отрядом воителей доблестный Гив.
До самого моста домчался он так,
¹⁴²¹⁰ Глядит: перед ним неприятельский стяг,
Вождь рати туранской на быстром коне
Пред войском – на этой уже стороне.
Мгновенно свой барсовый панцирь надев,
На Рехша – слона разъяренного – сев,
Помчался на битву Ростем-исполин,
Подобен чудовищу водных глубин.
Лишь только увидел его Афрасьяб —
Он точно сознанья лишился, ослаб.
Мощней не видал он руки и плеча,
¹⁴²²⁰ Грознее не знал булавы и меча.
Гудерз-копьеносец и Тус-удалец,
Гив храбрый, Горгин, закаленный боец,
Бехрам и Зенге, что отвагой богат,
Борзин и воинственный витязь Ферхад —
Лихие бойцы, наводящие страх,
С клинками индийскими в мощных руках
Искали победы над недругом злым,
Во гневе подобные барсам лесным.
Разил неустанно неистовый Гив,
¹⁴²³⁰ Как лев, что свирепствует, лань упустив.
Размахивал тяжкою палицей он,
Им был не один богатырь сокрушен.
И ратников множество там полегло;
От войска военное счастье ушло.
Готовы туранцы умчаться назад,
Но вождь их, неистовым гневом объят,
Хлестнул скакуна и несется вперед,
Врага на кровавую битву зовет.
Ростем, это видя, коня горячит,
¹⁴²⁴⁰ И палица уж наготове, и щит.
И вот он летит, занеся булаву,
Рычащий, подобно взъяренному льву.
За ним сын Гошвада на резвом коне,
С булатною палицей, в крепкой броне,
И следом другие бойцы-силачи;
В руках у них палицы, луки, мечи.
Увидев, что мир потемнел пред врагом,
Ростем к небосводу вознес свой шелом.
Пиран, сын Висе, пред туранским главой
¹⁴²⁵⁰ Предстал и услышал: «О друг боевой!
Тебе незнакомы сомненья и страх,
Ты славный боец, искушенный в боях.
Берись за поводья, как буря лети,
Всех недругов с поля сраженья смети.
Когда победишь, всем Ираном владей!
Слона ты сильнее и тигра лютей».
Лишь речь Афрасьяба услышал Пиран,
Помчался он, словно степной ураган.
И с ним десять тысяч туранских бойцов,
¹⁴²⁶⁰ Разящих клинками лихих удальцов.
Как пламя, летит он к Ростему – затем,
Что битвы исход мог решить лишь Ростем.
Героя могучего гнев охватил,
Он, словно у солнца взяв яростный пыл,
Хлестнул скакуна, бросил клич боевой —
Как будто бы грянул раскат грозовой.
Щитом заслоняясь, с булатом в руках,
Две трети напавших поверг он во прах.
Вождь рати, на это взглянув издали,
¹⁴²⁷⁰ Сказал меченосцам туранской земли:
«Коль битва продлится до вечера так,
В живых не оставит неистовый враг
Из наших воителей ни одного.
Нам поле покинуть – разумней всего.
Отвагой полны, словно лютые львы,
Пришли мы напасть на иранцев; увы!
Не тигров я вижу теперь, а лисиц,
Готовых от страха повергнуться ниц».
 

[БИТВА ПИЛЬСОМА С ИРАНЦАМИ]

 
Пильсом, знаменитый отвагой своей[408]408
  Пильсом (Пильсем) – слонокопытный – туранский витязь из рода Висе, родной брат Пирана.


[Закрыть],
¹⁴²⁸⁰ Герой-славолюбец из рода царей,
Чей славный отец был Висе-великан,
А брат – ратоборец могучий Пиран,
В Иране, в Туране не ведал себе
Соперников, кроме Ростема, в борьбе.
Лишь слово царя до Пильсома дошло,
Воинственный гневно нахмурил чело.
Приблизившись к Афрасиабу тотчас,
Пылая досадой и в битву стремясь,
Вскричал он: «Среди меченосцев твоих
¹⁴²⁹⁰ Не я ли моложе, храбрее других?
Ничто предо мною– и Тус-удалец,
И Гив, прогремевший отвагой боец,
Бехрам, Горазе и Зенге-великан,
И все ратоборцы, кем славен Иран.
Вели мне – подобно свирепому льву,
Иранцев ряды я мгновенно прорву.
Булат мой над ними в борьбе удалой
Сверкнет, и звезда их покроется мглой.
Венцы именитых повергну во прах,
¹⁴³⁰⁰ Голов не оставлю у них на плечах!»
Ответ был: «О доблестный, слава тебе!
Твоею да будет победа в борьбе!
В бой праведный ринься с отвагой в груди,
Назад с торжеством и со славой приди!»
Как молот, сшибаемый с гулким свинцом,
Клич витязя грянул. Помчался Пильсом,
С разбега прорвал неприятельский строй,
Направо, налево мечом, булавой
Разит. На Горгина, как вихрь, налетев,
¹⁴³¹⁰ Он рев испустил, словно яростный лев,
Коня его острым мечом поразил,
И наземь скакун повалился без сил.
Боец Гостехем, увидав, что коня
Убил он, помчался быстрее огня
Туда, где в седле возвышался Пильсом.
На пламень он ринулся яростным львом.
Пильсому он в пояс направил копье,
Но в тело врага не вошло острие.
Увидев копье свое сломанным вдруг,
¹⁴³²⁰ Его Гостехем выпускает из рук.
Пильсом, это видя, свой острый булат
Занес над врагом, ярым гневом объят. Разит его в самое темя силач,
И смятый шелом отлетает, как мяч. Лишенный копья, потерявший шелом, Бессилен стоит Гостехем пред врагом.
А тот нападает с булатом в руке.
На правом крыле воевавший Зенге
Заметил – грозит Гостехему беда,
¹⁴³³⁰ На помощь бойцу он помчался тогда.
Его нападенье встречая, извлек
Туранец из ножен индийский клинок,
Ударом одним на коне он броню
Пробил, и настала погибель коню.
Пал наземь Зенге, но не дрогнул и встал,
У пояса полы кольчуги связал,
И пеший с сильнейшим из сильных бойцов
Схватился, как лев, выходящий на лов.
Все яростней единоборство кипит,
¹⁴³⁴⁰ Пыль тучей встает из-под конских копыт.
Тут в сердце дружины сражавшийся Гив.
Внезапно в ту сторону взор обратив,
Увидел опасность. Как яростный лев,
Как гром над горами, свирепо взгремев.
Тотчас на подмогу он кинулся к трем,
И стал с четырьмя состязаться Пильсом
Спокоен, попрежнему неустрашим,
Разил он бойцов одного за другим,
То палицей тяжкой, то острым клинком,
¹⁴³⁵⁰ Пока не устали и те, и Пильсом.
Увидел, меж тем, предводитель Пиран,
В каком затруднении брат-великан,
И тотчас понесся, душой закипев,
На помощь; великий объял его гнев.
Вскричал он – презреньем звучали слова:
«Так вот ваша доблесть в бою какова!
Не стыдно ли, витязи, что вчетвером
С одним вы сражаетесь богатырем!»
И тут на врагов полетел он в сердцах,
¹⁴³⁶⁰ Всклубился на поле сражения прах.
К иранским бойцам на подмогу, меж тем,
Примчался, как лев разъяренный, Ростем.
Во гневе все было ему нипочем,
Разил он туранцев копьем и мечом.
Пильсом от чудовища кинулся прочь,
Поняв, что с таким состязаться невмочь.
Мечами отважных иранских бойцов,
Тяжелыми палицами храбрецов
Турана бойцы без числа сражены,
¹⁴³⁷⁰ И груды убитых растут до луны.
На поле войны Афрасьяб поглядел,
Вздохнул и от горести похолодел.
Спросил он: «Где витязь могучий Алькус[409]409
  Алькус – (Алькос) – имя туранского витязя, павшего в бою сРостемом.


[Закрыть],
Кричавший: «Со львами сражаться я рвусь!»?
Он Гива на бой вызывал во хмелю,
Хвалился: «Ростема, и то я свалю!»
О битвах с иранскою ратью твердил —
Куда же девался воинственный пыл?»
До слуха Алькуса те речи дошли,
¹⁴³⁸⁰ Что молвил владыка туранской земли, —
И тотчас боец, вороного хлестнув,
И руки уж мысленно в кровь окунув,
Помчался, предстал пред туранским царем,
Воинственный клич его грянул как гром.
Вскричал он: «Муж, страха не знающий – я,
Лев ярый, врагов повергающий – я.
Коль мне дозволение даст властелин,
Я ринуться в битву готов и один».
Сказал предводитель туранских полков:
¹⁴³⁹⁰ «Из рати ты лучших возьми седоков».
Взяв тысячу воинов храбрых с собой,
Могучий Алькус устремляется в бой.
Воинственный строй за туранцем летит
И копья блестят, как Хормоз и Нахид[410]410
  Хормоз – планета Юпитер. Наименование Хормоз – перенесение на планету имени главного божества иранцев – Ормузда-Ахурамазды.


[Закрыть].
Навстречу иранцы спешат издали,
И ясное солнце исчезло в пыли.
Алькус вызывает на бой Зеваре,
Мощь видя великую в богатыре.
Его за Ростема он принял сперва —
¹⁴⁴⁰⁰ Бойца, в ком нейремова сила жива.
С копьем на иранца напал исполин,
И всадники бьются один на один.
Иранца копье острожалое вдруг
Сломалось и выпало наземь из рук.
Тогда обнажил он булатный клинок,
Прах черною тучею мир заволок.
Но вот у обоих сломались клинки,
Схватились за палицы тут седоки.
Взмахнув булавою, подобной горе,
¹⁴⁴¹⁰ Туранский воитель сразил Зеваре.
В седле от удара сознанья лишась,
Тот наземь с коня повалился тотчас.
И, спешась, Алькус уж заносит свой меч,
Упавшему голову хочет отсечь.
Увидя, что брата постигла беда,
Как пламя, Ростем устремился туда.
Он крикнул на недруга, гневом объят —
В руке у того притупился булат.
Уж сердца не чует Алькус своего
¹⁴⁴²⁰ От громоподобного крика того.
Взлетел на седло и к луке он приник,
Утратил отвагу и мужество вмиг.
Промолвил Ростем: «Видно, львиных когтей
Не знал ты, вот тайна отваги твоей».
И вновь Зеваре на спине скакуна,
Истерзано сердце и ноет спина.
С Могучим Алькус в поединок вступил —
В седле уже в саван себя облачцл;
Ростема копьем в поясницу разит,
¹⁴⁴³⁰ Но панцирь бойца острием не пробит.
Алькуса копьем поражает Ростем,
И кровь обагряет расколотый шлем.
Дивятся две рати: Алькуса с седла
Ростема рука на копье подняла,
И тут же злосчастный повержен во прах.
Объяли туранцев смятенье и страх.
Тут ринулись, в чаянье новых побед,
Семь витязей храбрых Могучему вслед.
За ними немало других удальцов
¹⁴⁴⁴⁰ Помчались, услышав воинственный зов.
Увидев, что строй его дрогнул, ослаб,
Окликнул туранских бойцов Афрасьяб
И слово такое сказал седокам:
«Ужель отдадите победу врагам?
Как ярые тигры, взревите в бою,
Отвагу сегодня явите в бою!»
Бойцы, услыхав полководца призыв,
Помчались, к Ростему коней устремив.
Навстречу им ринулись, вихря быстрей,
¹⁴⁴⁵⁰ С Ростемом семь доблестных богатырей.
И вспять обратились враги – без дорог
Летят, под собою не чувствуя ног.
Несчетные воины там полегли,
От крови багровы просторы земли.
Во прахе валяются сотни бойцов —
Тела с головами, тела без голов.
Так тесно, что негде живому пройти,
Среди мертвецов не отыщешь пути.
 

[БЕГСТВО АФРАСИАБА С ПОЛЯ СРАЖЕНИЯ]

 
Вождь стана туранского с поля борьбы
¹⁴⁴⁶⁰ Умчался, увидя немилость судьбы;
Коня повернул и в родной свой предел
Стремительней туч грозовых полетел.
Могучий на Рехше ретивом своем
Погнался за войнолюбивым вождем.
Промолвил он Рехшу: «Друг верный, скачи!
Меня неустанно, стремительно мчи!
Врага догоню, обесславлю его,
В кровавом бою обезглавлю его».
И мчится чубарый быстрее огня[411]411
  В подлиннике сказано: рахш-е аташ гохар, – дословно: «Рехш – огневой (по природе)»


[Закрыть] —
¹⁴⁴⁷⁰ Сказал бы ты, крылья взросли у коня.
Достав из ремней сыромятный аркан,
С размаха закинул его великан.
Но к шлему петля прикоснулась едва,
Успел увернуться туранцев глава,
И конь с седоком устрашенным своим
Понесся, стремителен, неудержим.
Успел Афрасьяб от аркана спастись:
Лицо все в поту и уста запеклись.
За ним и другие спешат седоки,
¹⁴⁴⁸⁰ Оружья лишась, онемев от тоски.
Летит Афрасьяб без оглядки, чуть жив;
В печали и страхе Джейхун переплыв,
Воитель ни с чем воротился назад —
Вкусил вместо меда губительный яд.
Две трети дружины утратил Туран,
Две трети к себе не вернулись во стан.
Кто пал, кто изранен, а кто уведен
Бойцами Ирана в постыдный полон.
Немало престолов, венцов, кушаков,
¹⁴⁴⁹⁰ Алмазов, шеломов, кольчуг и клинков,
Горячих коней в поводах золотых,
Мечей закаленных в ножнах золотых,
Немало богатой добычи другой
Оставила рать, проигравшая бой.
Все это иранская рать собрала,
Ликуя, что вновь торжество обрела.
Не стали мужи догонять беглецов
И грабить не стали они мертвецов.
Вернулись на место охоты своей,
¹⁴⁵⁰⁰ С собою добычу забрав и коней.
К Кавусу гонца отрядили с письмом:
И лов, и сраженье описаны в нем,
И то, что не пал ни один исполин,
Лишь сброшен с коня Зеваре был один.
Еще две недели с друзьями затем
В привольной степи веселился Ростем.
И после помчались они во дворец —
Увидеть сияющий царский венец...
В обители мира обычай такой:
¹⁴⁵¹⁰ Один благоденствует, стонет другой.
Но минет и счастье, и горе пройдет —
К чему же разумному бремя забот!
О днях миновавших поведал певец,
Слова отзвучали – и песне конец.