Текст книги "Одержимость (ЛП)"

Автор книги: А. Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

17

Я зашла в студию и закрыла за собой дверь. Деклан уже был там, одетый в поношенные джинсы, обтягивающие его бедра, и приталенную белую футболку. Когда на нём был мягкий белый хлопок, всегда хотелось коснуться его кожи. Он доставал и раскладывал мои инструменты, хотя его табурет был пустым.

– Эй, – мягко сказала я, подходя к нему.

Мы снова начали общаться, и я не знала, куда это зайдет, но облегчение, что я чувствовала в его присутствии, было больше, чем я когда-либо испытывала, стоя на коленях и молясь.

Он взял мою руку, и спокойствие, которого я жаждала весь день, опустилось по моему позвоночнику.

– Эй.

Я наслаждалась его прикосновением, пока восхищалась его работой. В последнее время мне не удавалось нормально рассмотреть картину вблизи, так как я была поглощена своей работой. Его рисунок был резким, настоящим и захватывающим. Текстура была насыщенной, с нереальными мазками и линиями, размывающимися и смешивающимися друг с другом в прекрасном танце. Центральная часть (мои глаза), обрамленная деревьями, окруженная огромными темно-серыми и пурпурными вихрями. В каждом завитке была своя вселенная, обрамленная крошечными крапинками жёлтого цвета – звездами.

Я не могла вздохнуть, пока впитывала отдельные детали взглядом.

– Деклан, это невероятно прекрасно.

Его глаза стали голубыми океанами. Это было одновременно нервирующе и знакомо: наблюдать за тем, как он плавился передо мной, наблюдать, как тень мальчика, которого я знала, окрашивала его щеки.

Он молча позволял мне насладиться частичками своей души, выплеснутой на холст.

– Она должна быть в музее, выставленная на всеобщее обозрение. Есть ещё?

Он кивнул.

– Я бы… Я бы хотела их увидеть когда-нибудь… если ты не против?

– Большая часть моих работ мрачная, тебе может не понравиться то, что ты увидишь, – его челюсть слегка пульсировала, но я улыбнулась, несмотря на то, что нервничала.

– Мне всегда нравилась твоя тьма, Деклан.

Он сжал мою руку и сказал:

– Если закончим сегодня пораньше, мы могли бы заскочить ко мне, все мои рисунки и картины там. Я пытаюсь вставлять в рамки самые важные.

– С удовольствием, – я позволила на несколько секунд, задержаться взгляду на картине, прежде чем встретиться с его взглядом. Воздух между нами, казалось, наполнился электричеством, а его аромат, сила его пальцев, переплетенных с моими, заставили моё сердце почувствовать одновременно пустоту и полноту. Оно неуверенно билось, когда его губы медленно растягивались в улыбку. Улыбку, которую я знала; улыбку, передающую тепло его тела моему телу.

Он посмотрел на наши сплетенные пальцы.

– Порисуем?

Его голос был твердым, уверенным и сильным, и я надеялась, что когда-нибудь, мы полностью вылечим наши разбитые сердца. Я хотела, чтобы он смотрел на меня так снова и снова. Идея о нас была вероломной рекой, а наше прошлое стремительно спешило разорвать нас на части, готовое сорвать кожу и оголить кости. Было слишком рано думать, что я достойна будущего; было слишком глупо, но Деклан простил меня. Он держал меня за руку тем вечером и сказал, что мы были правдой. Не правила, которым меня учили в церкви, и которым я решила слепо следовать, дабы обрести крупицу надежды. Я хотела преуспеть и стать непорочной, достойной, но с Декланом мне лишь нужно было быть собой. Прощение… Оно было густым и мрачным и находилось в эпицентре бури в его глазах, пока он смотрел на меня. Оно было свежим, новым и прекрасным, и я скучала по нему.

Я хотела его.

– Да, давай порисуем, – я улыбнулась, и он медленно отпустил мою руку.

Я могла нарисовать свою жизнь зеленым и золотым, начиная исцеляться для себя, для него. С Декланом я могла просто быть… быть собой, даже если это только на сегодня, или прошедшую неделю. Я не могла позволить себе думать о том, что будет за границами этого момента.

Он молча порылся в своей коричневой кожаной сумке, всегда лежащей у его мольберта, и вытащил альбом для рисования и коробку с углем.

– Ты не собираешь рисовать красками? – спросила я, когда он сел на холодный жесткий пол рядом со своим табуретом.

– Я думаю, она закончена, – ответил он, открывая блокнот на чистой странице.

Я ждала больше объяснений, но их не последовало. Он просидел на полу большую часть вечера, быстро двигая углем по странице, иногда останавливаясь, чтобы потереть большим пальцем бумагу, придавая тени, контуры… я не могла догадаться у чего. Разговоры свелись к минимуму, но мне было сложно сконцентрироваться на своей работе. Временами я чувствовала, как он смотрит на меня. Всё начиналось как покалывание мурашек, распространявшееся по моей руке. От его взгляда волоски на затылке приподнимались, но когда я, наконец, решалась посмотреть на него, его голова была опущена, руки напряжены, пока он рисовал, какой бы там шедевр не придумал. Желание спросить его, над чем он работал, поглощало меня. Я поняла, что едва ли могу работать над своей картиной. Я резко выдохнула, а он усмехнулся. Звук его глубоко смеха, смешанный с басами музыки, разбудил дремлющих в моём животе бабочек.

– Что? – спросила я, не сдержав ухмылки, когда он поднял взгляд на меня. Намёк на озорство окрасил его глаза цвета моря искрами карамельного цвета.

– Это тебя убивает, не так ли? – улыбка стерла все темные тени под его глазами.

Мои брови подозрительно выгнулись.

– Не понимаю, о чем ты? – я покачала головой и вернула внимание к работе, проигнорировав его самодовольную улыбку. Все чувствовалось так легко… вся эта ночь.

– Это ты, – его голос был дымом и пламенем, и мой желудок перевернулся.

Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

– Хочешь посмотреть? – спросил он.

Я хотела и не хотела. Деклан умел воссоздавать реальность. Он покажет, кто ты, он даст мельком заглянуть в свою голову, нарисует тебя правдиво и со страстью, и не останется шансов отрицать правду. Я очень боялась увидеть, какой он видел меня сейчас.

Он не дал мне возможности сказать нет, когда развернул альбом ко мне. Там была и я, и не я. Там были тени и туман, а моё тело размыто в воздухе. Единственной четкой линией был мой профиль. Голова наклонена вниз, руки слегка подняты, будто в молитве, и мой силуэт потерялся в свечении позади.

Рисунок был грустным и впечатляющим… Он был прекрасным. Я села на колени перед Декланом и дрожащими пальцами взяла альбом из его рук. Я уставилась на девушку на рисунке. Она была уверенной, чистой и абстрактной. Непоколебимой и мимолетной… именно так я себя чувствовала. Я была женой Кларка, но также была сердцем Деклана, я застряла меж двух миров, как он меня и изобразил.

Я нашла его глаза своими и зависла. Деклан поднял перепачканные пальцы к моему лицу. Закрыв глаза, я позволила себе наклониться. Его цитрусовый аромат смешался с запахом земли и дождя. Пока Деклан касался моей щеки, я облизнула губы, готовая почувствовать его рот на своем. Готовая почувствовать пробуждение. Готовая для него. Но его рука упала, и я открыла глаза, когда он забрал альбом из моих рук.

– В тебе есть что-нибудь, до сих пор принадлежащее ему?

Несмотря на то, что Деклана сказал это шепотом, слова сильно ударили меня в грудь, разрывая её.

Я покачала головой, но знала, что это была ложь. Мне ещё со стольким нужно справиться. Брак с таким мужчиной, как Кларк, так быстро не пройдет.

– Я хочу смыть его, сделать так, будто его никогда не было, – мои колени болели из-за холодного твердого пола, когда я встала. Деклан сидел, как заколдованный. – Здесь, не осталось ничего от Кларка, – я ткнула пальцем себе в грудь.

Но было что-то, что, как мне казалось, никогда не пройдет.

Я закрыла глаза, когда он лег на меня. Я задыхалась от его веса. От влажности его дыхания на моей шее скручивало желудок. Хотела потеряться в чем-то другом: в мыслях о Деклане, о его рте на моём. Но Кларк лишил меня этого. Его грубые хрипы отвлекали меня от моей фантазии, приковывая к настоящему. Болезненные ощущения от его тела, двигающегося внутри меня, должно быть, были знаком того, что это неправильно – это не было любовью. Глаза Кларка избегали мои, пока он рычал в освобождении. Я должна была молиться, чтобы на этот раз его семя прижилось, но Бог не слышит лжецов.

– Ни одна часть меня никогда ему не принадлежала, – от этого воспоминания моё сердце покрылось льдом.

Деклан встал, закрыл альбом и коснулся свободной рукой моего лица. Большой палец двигался мягким прикосновением по моей скуле.

– Мне жаль, что ты вообще думала, что тебе нужно отдать себя ему.

– Я потеряла себя, Деклан, но мне уже лучше. Я всё ещё здесь… – с моих губ сорвался нервный смешок. – По крайней мере, я так думаю.

– Это так, я иногда вижу это. Когда ты расслабляешься… Пэйдж, которую я всегда знал… она всё ещё там, – его улыбка была успокаивающей, когда он убрал руку от моего лица.

– Я сделала глубокий вдох и прислушалась, как хвастается моё сердце: я есть, я есть, я есть.

– Под стеклянным колпаком (Примеч. «Под стеклянным колпаком» – роман американской писательницы и поэтессы Сильвии Плат), – сказал он с кривой улыбкой.

– Ты вспомнил? – я в неверии покачала головой.

– Это твоя любимая книга, Пэйдж. Как я мог забыть? Знаешь, ты можешь сделать татуировку с этой цитатой.

– Ни за что! – я с чувством рассмеялась.

– Нет? – он выгнул бровь. – Я мог бы тебе её сделать, если захочешь, – он провел пальцами по волосам и опустил взгляд, схватив сумку и убирая туда свой альбом.

Моё сердце сделало несколько нервных ударов, прежде чем снова найти ритм.

– А может и да.

– Сегодня? – он улыбнулся, а я снова рассмеялась.

– Я бы лучше посмотрела на твои картины, если ты не против, – моя улыбка слегка стерлась на этих словах.

– Тогда пойдем.

Деклан говорил, что живет недалеко от «Галереи», но мы всё равно поехали на моей машине. У меня случилась небольшая паническая атака, когда я впервые увидела тату салон, так как была уверена, что Лиам точно меня ненавидит. Мы проехали по узкой аллее позади здания и припарковались. Салон был закрыт, и когда я спросила Деклана, дома ли Лиам, он сказал, что написал брату раньше, и тот ответил, что ушел куда-то с какой-то девушкой. Из наших разговоров в студии я поняла, что Киран всё ещё жил дома, поэтому, когда Деклан повел меня к старой ржавой лестнице за «Дорогой», на меня немного накатило облегчение, что мы будем одни. Рука Деклана твердо держала мою, пока он открывал дверь в квартиру. Когда мы зашли, он включил свет, прогнав тени ночи, осветив всё пространство белым сиянием.

Потолок был высокий, и как я могла видеть, квартира была очень современной. Пространство казалось холодным, кроме бежевого ковра. Я лишь слегка взглянула на помещение, прежде чем мои глаза остановились на картинах Деклана: разного размера, в стальных рамах, на кирпичной стене квартиры в индустриальном стиле.

– Деклан, это место… будто твоя личная выставка, – я не могла спрятать изумление в голосе, потянув его к одной из картин.

Мои глаза впитывали линейные формы треугольников и кругов, столкнувшихся друг с другом на черной краске. Формы будто истекали кровью белыми линиями по холсту.

Он мягко рассмеялся и сжал мою руку.

– Лиам разрешает мне вешать здесь большинство работ. Место в моей комнате для странного дерьма.

– Странного дерьма? – грубое слово незнакомо звучало на моём языке, и он рассмеялся немного громче.

– Да, более личное, и, думаю, лучше ему не быть на всеобщем обозрении, – он потянул меня от абстрактной картины. – Пойдем, я покажу.

Он провел меня мимо кухни по короткому коридору. Там было лишь три двери. Одна была открыта – маленькая ванная, так же в серо-черной гамме. Деклан открыл последнюю дверь, и, казалось бы, смешно нервничать, но я нервничала. Страх и волнение (хотя страх побеждал), покрывали мою кожу мурашками, и я хотела, чтобы он не отпускал мою руку, пока мы проходили через дверь. Деклан достал телефон из кармана и поместил его в док станцию. Он включил музыку, и комната наполнилась медленным ритмом. Я не должна была отводить от него взгляда, должна была знать, что меня ждет, и не смогла сдержать вздоха, когда посмотрела вокруг себя.

Все стены были покрыты нами.

Мной.

Им.

Воспоминаниями.

Большинство переплетались с мучительными изображениями. Лишь одна выделялась из гнева, ненависти и грусти. Она излучала свет, две переплетенные фигуры были влюблены, целовались, и их окружало тепло жёлтого цвета. Если бы я позволила себе закрыть глаза, я бы услышала «Устрой себе маленькое рождество» (Примеч. «Have yourself a merry little Christmas» – песня Фрэнка Синатры), звучащую на заднем плане. Я бы почувствовала запахи специй для курицы и сладкого картофеля моей матери. Я подняла пальцы к губам и почувствовала его рот на моём, будто снова была в том коридоре, в то Рождество.

– Это новая, – голос Деклана пробился сквозь воспоминание и притянул меня обратно в настоящее. – Я нарисовал её недавно. У меня был кошмар, а потом я просто, чёрт возьми, отключился, а когда очнулся на следующее утро… – он указал на картину, – … я был покрыт краской.

– Это наш первый поцелуй, – прошептала я.

Деклан не подтвердил мои слова, он просто сел на кровать и наблюдал, как я рассматриваю каждую картину. На каждой присутствовали мои глаза. Иногда я могла определить воспоминание, иногда нет. Я хотела спросить его о каждой, но казалось неправильно делать это. Каждая картина была личным моментом, тайной мыслью, выведенной его рукой, а мучения… Я чувствовала их всем сердцем.

– Я вижу твои страдания, – я повернулась, чтобы посмотреть на него. – Они омрачают эту комнату.

Его глаза сконцентрировались лишь на мне.

– Только так я мог прогнать демонов, после того как ты ушла. Мне приходилось их рисовать, Пэйдж. Мне приходилось высвобождать их единственным доступным мне способом, иначе я бы потерялся в своем психозе. Лиам поощрял это, ну, знаешь: дешевая терапия, – он рассмеялся без капельки юмора.

Я села рядом с ним на кровать.

– Я рада, что у тебя был Лиам.

Он немного сдвинулся, чтобы сесть лицом ко мне.

– У тебя никого не было, да?

Я покачала головой, борясь со слезами. Он не должен меня жалеть, у него и так было много мучений. Я легла на спину, положив руки по бокам, закрыла глаза и позволила запаху черного покрывала Деклана накрыть меня. Его комната была наполнена его запахом, ароматом краски и моющих средств.

– Когда я вышла за Кларка, то наивно полагала, что всё получится. Я игнорировала то, как он со мной обращался, как его прикосновение причиняли мне физическую боль. Я забыла… как это… чувствовать настоящую любовь. Деклан, я просто оставила всё как есть. Мне посчастливилось, что рядом никого не было, потому что я могла притворяться, что так было всегда.

Матрас прогнулся, и я почувствовала вес и тепло тела рядом с собой. Его пальцы коснулись моих, и каждый вздох, который я делала, был борьбой за выживание. Моё сердце неровно колотилось, пока наши пальцы танцевали, дразнили и, наконец, переплелись. Я снова почувствовала, как прогнулся матрас, и открыла глаза. Деклан навис надо мной и смотрел на меня, опёршись на локоть.

– Ты заслуживала, чтобы тебя любили, неважно, что ты думала о себе, ты заслуживала любви, – его голос был низким и мягким, и я задержала дыхание, когда он наклонился вперед.

Деклан завис у моего рта, его глаза подчиняли меня его воле, наши дыхания смешивались, два сердца болезненно колотились… и, наконец, он накрыл мои дрожащие губы своими.

Он мягко меня поцеловал. Мои губы заново открывали его, начиная с верхней, затем пробуя нижнюю. Он застонал, когда я языком обвела линию его рта, а его рука сместилась с моей щеки на затылок. Он углубил поцелуй, легко скользнув языком в мой рот, как всегда, будто мы и не расставались. У него всё ещё был вкус мяты, и касание моей кожи волосков его бороды заставляло меня молить об ожогах. Я запустила руку в его волосы и притянула ближе, целуя сильнее, пока второй рукой, сжимала пальцами его футболку. Его сердце билось прямо под моим кулаком, и темп соответствовал моему. Быстрый. Жаждущий. Свободный. Два человека, нашедшие свой путь домой.

Я не хотела просыпаться от этого нового сна. Я застряла в кошмаре почти на десять лет, но общая картина изменилась с поцелуем и брызгами красного цвета, смешанного с розовой сладостью воспоминаний.

Он отстранился, но напоследок прикусил мою верхнюю губу. Глаза были живыми, зрачки расширены, почти полностью затмевая совершенный голубой оттенок радужки. Он снова меня поцеловал, но на этот раз без спешки. Он окрашивал мои губы мягкими мазками тепла, и я подняла руки к его лицу. Грубое ощущение его щетины было новым для моих пальцев. Поцеловав его верхнюю губу ещё раз, я улыбнулась, касаясь его рта. Он отклонился и подарил мне улыбку, прежде чем уткнуться лицом в уголок между моей шеей и плечом. Его губы прошлись по моей шее, затем он выдохнул. Сочетание его бороды и дыхания защекотало меня, и я захихикала.

Я захихикала!

Я не хихикала целую вечность.

– Чёрт, я скучал по этому звуку, – его голос вибрировал у моей шеи, пройдясь по каждой части моего тела, отзываясь эхом в каждой моей поре.

– Я тоже.

18

Дыши.

Кончиком носа я провёл по глубокой ямке между её плечом и ключицей.

Дыши.

От неё, чёрт возьми, захватывало дух.

Ногтями Пэйдж прошлась по линии моих волос, и я позволил глазам закрыться. Я погрузился в этот момент.

Её вкус изменился. Сладость молодости стала чем-то более женственным, более настоящим. Я не мог описать это, но если бы смог нарисовать, то выбрал бы ярко-фиолетовый цвет. Сочный. Одно это слово крутилось в моей голове, пока ртом поглощал её.

Она снова захихикала, и я поднял голову, чтобы ещё раз взглянуть на её лицо. Её подбородок покраснел от касаний моей бороды, а губы припухли. Даже нос порозовел. Голубой цвет её глаз в ожидании большего, в ожидании моего следующего шага стал темным и дымчатым.

Каждый мускул в моём теле хотел её, нуждался в том освобождении, которое могла дать только она. Моя рука лежала на её плоском животе, большой палец под кромкой её свитера. Её кожа была такой мягкой, приглашающей попробовать её на вкус, сделать больше, чем, как я знал, мы были готовы. Я пытался отогнать свои мысли, успокоить бушующий пульс, охладить быстро растущее желание.

Дыши.

Она так близко.

Я снова опустился к её рту и прикусил плоть её губ. Её стон усилил напряжение, пока я вдыхал её и прижимал ближе… слишком близко… пока не навис, опираясь на руки по бокам от её головы. Она прошептала моё имя, и, не думая, я прижался к ней в поисках облегчения. Я был заведенный и твердый, и это трение практически отправило меня через край. Она резко вздохнула, и я оттолкнулся от Пэйдж и лег на бок лицом к ней. Я зашёл слишком далеко. Щеки Пэйдж были пунцовыми, пока она тяжело дышала.

– Почему ты остановился? – спросила она и поднесла кончики пальцев к моему рту, проводя ими по контуру губ. – Скажи мне, что происходит у тебя в голове, Деклан, ты выглядишь… грустным.

Я лег на подушку, дистанцируясь от соблазна. Она передвинулась вместе со мной, положив щеку на правую сторону моей груди и руку на левую. Я положил одну руку на её, а другой рукой накрыл её бедро, крепко прижимая к себе, и сказал:

– Я не хочу давить на тебя.

– Ты не давишь, – её голос проурчал около моей груди.

Джинсы Пэйдж были явно на размер больше, а пока я гладил пальцами её бедро, свитер начал задираться. От моего прикосновения по её коже пошли мурашки, и я проследовал за ними до её нижнего ребра.

«Ты можешь почувствовать её кости».

«Ты сломаешь её».

Образ моего ночного кошмара, мой страх, свежая и запекшаяся кровь пронеслись перед моими глазами. Дыхание ускорилось, и Пэйдж это заметила.

– Ты не давишь на меня, Деклан, я сама решила прийти сюда, – она сделала попытку подняться с кровати, но я сжал её крепче. Я не хотел видеть её лицо, пока буду говорить то, что собирался сказать.

– Мне снится кошмар: обнаженная ты, и всё, что я чувствовал, это желание оказаться внутри тебя. Но каждый раз, когда я делал шаг к тебе… – я сглотнул в тишине, повисшей между нами, – … твои рёбра пронзали кожу, и ты истекала кровью прямо у меня на глазах.

Её губы задрожали.

– Я истекала кровью? – тихо и неуверенно спросила она.

– Моя голова – гребанный фильм ужасов.

– Не бойся за меня, – сказала она, вывернувшись из моей хватки, и наклонилась надо мной, опираясь на локоть.

– Я не боюсь.

Изучая мое лицо, она хмурилась, будто могла почувствовать ложь, и спустя мгновение покачала головой.

– Ты просто боишься, и об этом и был твой сон. Я причинила тебе боль, Деклан… и, может быть, это попытка твоего мозга сказать тебе, чтобы ты был осторожен.

Это ей нужно быть осторожной. Всегда нужно было. Моя болезнь могла изменить меня. Без лекарств я стану монстром.

– Я просто не хочу торопиться. Я не был ни с кем после тебя… и может быть…

– Ни с кем? – перебила Пэйдж, и её рот скептически изогнулся.

Я провел рукой по её руке.

– Нет, не совсем. Я целовался с несколькими девушками, но ничего больше.

Ничто не могло сравниться с тобой.

Она опустила взгляд, её щеки побледнели.

– Ты на самом деле был совсем один.

Меня сводили с ума мысли о ней с другим мужчиной, мысли о том, как она пыталась подарить ему ребенка, мысли о том, что он сделал, чтобы она стала такой неуверенной. Из той малости, что она со мной поделилась, выходило, что он был придурком, и, несмотря на то, что я долго избегал людей и прикосновений (и это довело меня почти до безумия), кажется, моя жизнь была лучше, чем её.

– Для меня так было лучше, но никто этого не понимает, – я потянул её за руку, и она подняла подбородок. – Не оглядываемся назад, так? – я улыбнулся ей, и она неровно выдохнула.

Глаза Пэйдж блестели, когда наши взгляды встретились.

– Я отдала ему свое тело, потому что мне нечего было больше ему предложить. Я была грешницей, и он просто брал, что хотел, подтверждая это и говоря, что мое место только в качестве его жены.

Ярость застлала взор, я стиснул челюсть и присел. Пэйдж тут же положила ладонь мне на грудь.

– Послушай, – её голос был спокойным, бледно-зеленым, – я хочу, чтобы ты знал, а тебе нужно знать: я никогда не хотела от него детей. И, несмотря на мою внутреннюю борьбу между собственным спасением и верой в то, что Бог или кто бы то ни был там наверху простил меня, я благодарила его каждый день, что так и не забеременела.

Это было эгоистично, но я также был благодарен.

С ее глаза скользнула слезинка, и я смотрел, как она скатывается по щеке.

– Я не оглядываюсь назад, Деклан, всё, чего я хочу, это двигаться вперед, и мне нужно, чтобы ты знал, что я никогда не переставала любить тебя. А быть снова с тобой – это прощение, о котором я молилась с того дня, как отец прогнал тебя.

Моё сердце громко забилось, ускоряя пульс, и застряло в моем горле. Мне нужно было услышать от неё это, услышать, что она всё ещё любила меня. Я годами ничего не чувствовал. Запер чувства внутри своей головы, позволил голосам заворачивать каждую свою эмоцию в закрученные ветви ненависти к себе.

– Когда я сказал, что ты как яд … В то время я так и думал. Потому что не переставал любить тебя, но позволил себе… позволил болезни превратить то, что у нас было, во что-то извращенное. С тех пор, как ты вернулась, голоса… их всё меньше. Мои лекарства, они тоже работают, но это ты, Пэйдж… Ты исцеление и всегда им была.

Её губы приоткрылись с легким вздохом, и я наклонился к ней, поцеловав в щеку. Она закрыла глаза, и я сначала поцеловал её мокрые ресницы, потом лоб, а затем рот. Ладонями я бережно поддерживал её затылок, а большие пальцы расположил вдоль её подбородка. Она открылась мне. Этот поцелуй не был физическим желанием. Он был заверением.

Она отстранилась первой. Всего несколько дюймов разделяли наши губы.

– Мне остаться? – спросила она.

Я кивнул.

– Да.

– А что насчет Лиама?

Лиам мог катиться ко всём чертям.

– Позволь мне об этом беспокоиться.

– Окей, – зевнула она.

– Мне поставить будильник?

Мне не нужно было вставать до одиннадцати, я беспокоился не за себя, просто не знал, работает она завтра или нет.

– Ммм? – она придвинулась ближе, располагая свое тело вдоль моего, а её рука, лежащая на моей груди, сжала ткань моей футболки.

Я усмехнулся.

– Ты работаешь утром?

– Нет.

Пытаясь не отодвигаться от неё, я потянулся влево и щелкнул по выключателю на стене рядом кроватью.

– Спокойной ночи, Пэйдж. – Я поцеловал её в макушку.

– Люблю тебя, – это было лишь бормотание, но тепло её слов просочилось сквозь мою футболку и ударило прямо в сердце.

– Она хорошая девочка, Деклан, – раздалась невнятная речь отца, когда я проходил мимо дивана.

На нем всё ещё была рабочая одежда, ноги в ботинках, покрытых грязью, лежали на журнальном столике. Ноги скрещены, он казался расслабленным, даже несмотря на то, что кожа вокруг его левого глаза приобретала воспаленный синий оттенок. Я только что зашел в дом после прощания с Пэйдж. Лиам предложил отвезти её домой, чтобы нам не пришлось ехать на автобусе. Она сказала, что родители могут заехать за ней (она говорила так каждый раз), но я не готов был к тому, что они увидят эту дыру, или ещё хуже, захотят познакомиться с моими родителями. Кроме того, Лиаму нужно было время, чтобы охладиться.

– Я на самом деле так думаю… – отец попытался сесть прямо, но рыгнул, сухо закашлялся и откинулся назад, закрыв глаза.

– Я знаю, отец.

Он не ответил. Отключился, как всегда.

Я хотел закричать ему:

– Как бы я хотел, чтобы ты по-настоящему её увидел. Как бы я хотел, чтобы ты не был всё время пьяным и не выдыхал виски каждый раз, когда она здесь.

«Она никогда не вернется».

Голоса молчали в последнее время. Но сегодня злость моей голове была права. Она не вернется, не после сегодняшнего. Лиам и мой отец слишком далеко зашли. Она была в ужасе. Я злился на Лиама за то, что тот не контролировал свой гнев.

– Мне жаль, что ей пришлось это увидеть, – мама положила руку на мое плечо.

– Лиам на самом деле бросил школу? – я повернулся и посмотрел на маму. Даже несмотря на то, что она родила нас, парней, в зрелом возрасте, брак с отцом состарил её в два раза быстрее. В её волосах уже видны седые пряди, глаза окружали глубокие морщинки. Она выглядела истощенной.

– Боюсь, что да. Полагаю, хозяин тату салона предложил научить его, как там всё делается. Он сказал, что заработает больше денег, а я сказала ему, что они нам не нужны, но он настаивал. Наверно, Лиам увидел один из счетов от твоего доктора. Он добавился к коллекции.

Вина сжала мои легкие.

«Твоему брату приходится страдать из-за тебя».

«Посмотри, какие от тебя проблемы».

– Мне уже лучше, мне не нужн…

– Ты знаешь, так же, как и я, что если этот мальчик вбил себе что-то в голову, его не остановить. И, честно говоря, я никому не говорила, но твой отец… его понизили. Нам пригодились бы эти деньги, и Лиам всегда хорош во всём, что делает. Я не сомневаюсь, что он засветится там и станет лучшим мастером, – она улыбнулась, но улыбка не затронула глаз. – Все мои мальчики такие творческие, – она слегка похлопала меня по плечу. – Престань волноваться. Я вижу, как крутятся эти колесики.

– Мам, не поможешь мне с домашкой по математике? – волосы Кирана спутаны, будто он тянул за них. Он был счастливчиком, потому что пропустил драку, занимаясь домашней работой.

– Конечно, милый, – мама улыбнулась мне и отправилась помогать брату.

Я снова посмотрел на отца, и что-то внутри меня щелкнуло. Когда Лиам сказал ему, что бросает школу, ему было всё равно. Но когда Лиам назвал его гребанным мусором, он ударил первым. Он ударил моего брата в челюсть. Пэйдж закричала, а Лиам набросился на отца с кулаками и криками. Мне с мамой вдвоём пришлось оттаскивать их друг от друга. Лишь когда всё успокоились, я вспомнил о Пэйдж. Она забилась в угол кухни, в её глазах застыл ужас.

Я, наконец, нашел то, ради чего стоит жить, и из-за одной яростной вспышки мог её потерять.

Солнце ещё не встало, и я спал всего около трех часов. После того, как отключился, моя ночь была наполнена снами о детстве. Я давно не вспоминал тот день. Во мне была хренова туча вины перед Лиамом, и я знал, что он взбесится, когда проснется и узнает, что Пэйдж здесь. Наверно, я переживал даже во сне. Он может взорваться, а если он что-то сделает или скажет, чтобы обидеть Пэйдж, это будет то ещё утречко.

Пэйдж всё ещё спала, когда я поправил одеяло. Она пробормотала несколько невнятных слов и притянула одеяло к подбородку. Я закрыл дверь так тихо, как мог, но щелчок громко отозвался в коридоре. В кухне горел свет, и запах кофе становился сильнее, на мне по-прежнему была та же одежде, что и вчера.

Лиам стоял, прислонившись к столешнице, в одних штанах, уставившись на кофеварку.

– Ты рано встал, – тихо проговорил я, надеясь не разбудить Пэйдж.

– Я ещё не ложился. – Лиам посмотрел на меня покрасневшими глазами.

– Хорошая ночка? – рассмеялся я.

– Чёрт, нет. – Потер он лицо.

– Что случилось?

Он уставился на меня.

– Лиам? – я нахмурил брови. – Что случилось?

– Келли звонила, – его челюсть пульсировала.

Келли была девушкой Лиама. Они были вместе с тех пор, как ему исполнилось девятнадцать, но когда после смерти отца он купил салон, всё изменилось. Она бросила его три года назад. Переехала в Калифорнию. Лиам хотел сделать ей предложение, но она сказала, что хочет быть моделью и что брак с ним разрушит её мечты уехать из этого города. Иногда я думаю, что если бы он не был так связан финансово с нашей семьей, он мог бы уехать с ней.

– Серьезно? Что она сказала?

– Я не знаю, я был с Таной, она, кстати, спит. Говори тише.

– Ты не ответил?

– Мы трахались, Деклан, черта с два бы я ответил, – он раздраженно провел рукой по волосам.

– Ну, дерьмово.

– Ага, – он пожал плечами. – Почему на тебе та же одежда, что и вчера?

– Пэйдж заходила смотреть на мои законченные работы, было поздно, поэтому она… она осталась на ночь, – я избегал его взгляда.

– Она в моей квартире? Прямо сейчас? – вызов в его голосе прозвучал как рев быка, застрявшего в клетке.

– В нашей квартире.

Его челюсть сжалась в упрямую линию, и он покачал головой.

– Ты специально напрашиваешься, да? Эта телка замужем, мне нужно снова напомнить тебе, что она бросила тебя, она…

– Говори тише, чёрт побери, – раздраженно я выдохнул. – Она разводится, а придурок, за которым она была замужем… всё было плохо, Лиам, хуже, чем я представлял. Мы пытаемся во всём разобраться.

– До тех пор, пока она не решит сбежать снова, – он рассмеялся без капли юмора, повернулся, схватил кофейник и налил коричневую жидкость в свою чашку. Поставив кофейник обратно на конфорку, он вздохнул и опустил голову.

– Она не сбежит. Он контролировал её, её родители практически продали её ему за блестящее место на чёртовой передней скамье в их церкви. Они воспользовались её стыдом и виной за то, что мы сделали, и использовали против нее. Они сказали ей, что она грешница, что она проклята, что она не сможет получить прощение Бога, пока не выйдет за него замуж и сохранит себя в церкви, – я говорил низким быстрым шепотом. – Ты не можешь судить её, ты ни черта не знаешь.