Текст книги "Одержимость (ЛП)"

Автор книги: А. Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Я был очарован. Моё тело расслабилось, когда я потерялся в её глазах.

– Почему это является секретом?

– Я должна научиться играть на фортепиано, выбрать курс анатомии и стать врачом. – Она закатила глаза и откинулась назад, прислонив голову к шкафчикам, предоставив мне минуту, чтобы перевести дыхание.

– Тебе четырнадцать, – усмехнулся я.

– Твои родители не планируют твою жизнь? – спросила она. Её брови нахмурились с искренним интересом.

– Мой отец едва способен спланировать собственную жизнь за рамками дилеммы: какую именно бутылку ему следует открыть. – Правдивость моего заявления не смутила её.

– А что насчёт твоей мамы?

– Она просто надеется, что я окончу школу. – Мои губы сложились в улыбку, и она покачала головой, издав глубокий смешок. – Что ты любишь рисовать? – спросил я.

– Я люблю создавать миры, люблю делать эту маленькую скучную планету более… сюрреалистичной. Возможно, у меня одержимость Дали. Прошлым летом мы отправились во Флориду и посетили Музей Дали. Тогда я поймала себя на мысли, что люблю необычное искусство и мужчин с усами. – Она пожала плечами. Её лицо было невозмутимым, как будто то, что она сказала, – нормально.

– Усами? – Я бессознательно поднял пальцы к верхней губе.

Её серьёзное лицо озарилось улыбкой, которая растянулась практически до ушей.

– Ты будешь неплохо выглядеть с усами. – Она прикусила губу, подавляя смех, и ударила меня по плечу. Это было игриво, кокетливо, и у меня внезапно появилось желание провести костяшками пальцев по её нижней губе, щеке, животу…

«Она жалеет тебя».

– Какой твой любимый объект для рисования? – спросила она, подарив мне полный зрительный контакт.

«Ты»

– По-разному. Я люблю графические романы. Мои братья и я увлекаемся комиксами. Мой старший брат работает в тату-салоне. Он лучше меня в рисовании, – и во многом другом.

– Сомневаюсь в этом. – Она скрестила и вытянула ноги. – Хотела бы я иметь хотя бы половину твоего таланта.

– Покажи мне как-нибудь cвои рисунки. – Это было рискованно, но её рука всё ещё была в моей. Её скромная улыбка и то, как покраснели её щёки, побудило меня броситься на эту гранату. – Я мог бы научить тебя чему-то, хочешь?

Её голубые глаза наполнились надеждой, ожиданием и чем-то, что я позднее узнал, было желанием… страстью.

– Правда? – Она снова толкнула моё плечо своим. Это было легко, мило, и я хотел, чтобы она соглашалась, говорила: «да». Мне хотелось этого даже больше, чем заставить голоса замолчать.

Я кивнул.

– Хорошо. Я очень рада этому.

Мы сидели в коридоре, рука к руке, бедро к бедру, плечо к плечу, и тишина между нами была комфортной. Не было шепота в моей голове, не было намёка на неуверенность в себе. Только я и она. И самая заманчивая вещь – возможность.

5

Будильник, слишком взволнованная болтовня, автомобильные гудки, крики клиентов, шум кассовых аппаратов, дверные звонки, жалобы посетителей – всё это стало мелодией моей жизни. Звуками моего будущего. Но в темноте, ночью, наступала тишина. Тишина всё ещё душила меня. Топила.

Раньше Кларк разговаривал во сне. Он стонал или бормотал что-то. Разбрызгиватели на заднем дворе срабатывали в определенное время. Здесь, в доме Ланы, утром, пока я готовилась к работе, всё, что я могла слышать, – это мои собственные мысли и заботы, которые сжирали меня заживо. Куда я уйду отсюда?

Прошёл ровно месяц, как я сбежала от Кларка. Мои родители отказывались это принять. Они не испытывали радости от того, что я живу у Ланы, а я так и не набралась смелости, чтобы навестить их. Мой новый адрес просто чудом не всплывал в разговоре, и я подумала, что им, наверное, неважно, как я жила. А вот то, что я живу не с Кларком, было более насущной проблемой. Мама усмиряла меня, говоря: «Не торопись». Отец увещевал: «Он примет тебя обратно, позволь ему дать тебе ещё один шанс». Этот телефонный звонок был столь же «результативный», как и прошлый, когда я решилась позвонить родителям. Я навещу их, как только буду готова, или когда развод наконец-то будет оформлен. Кларк нанял адвоката, и вчера он позвонил мне сообщить о том, что оформление документов займёт немного больше времени, чем ожидалось. Лана не оценила это, и дала мне номер телефона своего школьного друга, у которого жена адвокат по разводам. Судя по всему, этот друг был единственным профессором, с которым она не спала.

Я крутила в руках визитную карточку адвоката сидя на кровати, рассматривала замысловатый шрифт, стильный черный дизайн. Желудок скрутился. Я так сильно задолжала Лане. Она съездила за моими вещами к Кларку и выделила комнату. Она не хотела брать с меня арендную плату, но я настояла, несмотря на то, что едва могла себе это позволить. Я устроилась на работу в маленький художественный магазин в центре города, в котором мне мало платили, но должна была с чего-то начать. У меня был диплом средней школы и любовь к сюрреализму. В реальном мире это, в лучшем случае, приравнивается к голодающему художнику. Абсолютно никакого шанса, что я смогу позволить себе адвоката. Я выдохнула, встала и положила визитку на прикроватную тумбочку.

Моя комната была маленькой. Узкая кровать и большой тяжёлый черный комод занимали большую часть свободного пространства. Зеркало, висящее в комнате, словно насмехалось надо мной. Мои глаза выглядели настолько уставшими, что синие радужки были едва заметны. Моё сердце защемило. Деклан всегда говорил, что мои глаза оживают, когда я смотрю на него.

Пытаясь стряхнуть с себя измождённый вид, сосредоточившись на лучшем времени, я закрыла глаза и вспомнила день, когда увидела его впервые. Это был первый год в старшей школе, он сидел во дворе напротив места, где я обедала с Ланой и школьными друзьями. Я подумала, что он слишком взрослый, чтобы быть в девятом классе. Он казался спокойным, красивым, с худощавым телом, а подбородок был слишком волевым для подростка. Я наблюдала за ним неделями, пока наконец-то не набралась мужества, чтобы заговорить с ним. Как и каждый другой день, мы украдкой бросали взгляды друг на друга, но в тот день его светлые глаза задержались на моих чуть дольше, чем обычно.

От яркого воспоминания я открыла глаза и осмотрела свое отражение в зеркале. От воспоминаний мои щёки порозовели, и тепло души, казалось, проступило сквозь кожу. Тот день, когда я сделала неуверенные шаги к месту, где он сидел. День, когда его голос вытеснил вату из моей головы. День, когда я увидела свои глаза в его рисунке, который лежал у него на коленях.

Я приложила ладонь к сердцу и потёрла вдоль грудины. Боль никогда не исчезала, но мысль о нём, о нас, практически лишала возможности дышать. Совершенно белые стены комнаты и белое покрывало были слишком холодными. Мне казалось, что я в каком-то стерильном чистилище. И даже то, что я была благодарна за крышу над головой, мягкие подушки хранили в себе ночные кошмары, я хотела бы всё переделать по-своему. И пока мысленно выбирала цвета, я решила, что перестану позволять мужчинам контролировать свою жизнь. К сожалению, в отличие от жизни, моя душа больше не принадлежала мне. Я отдала её дьяволу в тот день, когда убила своего ребёнка, нашего ребёнка, и сердце Деклана.

– Так, что ты говоришь? – Чендлер наблюдал за мной с ухмылкой на губах, и я сузила глаза.

– Говорю, что замужем, – ответила я тихо, опустив взгляд. Глаза Чендлера сканировали моё тело, как будто там есть, на что смотреть и желать. Я являлась оболочкой той, кем была когда-то, и, конечно же, не заслуживала того взгляда, которым он одаривал меня с тех пор, как я начала работать в «Галерее».

– Но вы расстались? Ты свободна? – В его хриплом голосе слышался смех, и я обратила свой взгляд к нему.

Я покачала головой с небольшой улыбкой.

– Ты решителен, этого у тебя не отнять. – Я наклонилась, схватив коробку с товаром, поставила её на рабочий стол. – Передай мне канцелярский нож, пожалуйста, – попросила я, указывая на кучу ящиков в проходе.

Он взял красный нож с верхней коробки и понес мне.

– Это не окончательное «нет»?

– Чендлер, мне всё это льстит, но я едва ли помню каково это – быть человеком. Я не готова встречаться. Не говоря уже о том, что это будет считаться изменой.

Забрала у него нож и открыла лезвие. Он прорезал упаковочную ленту, как масло, и, когда я открыла коробку, не смогла удержаться от улыбки. Краски. Масло и акрил, всевозможные цвета.

– Это первая большая улыбка, которую я видел у тебя. – Его улыбка отразила мою. Но, насколько бы не было заманчиво позволять себе наслаждаться этим проблеском счастья, я позволила улыбке погаснуть.

– Ну, это случается время от времени. – Я посмотрела на него суровым взглядом. – Серьёзно. Я не готова.

– Окей, – выдохнул он.

Мои брови взлетели вверх. Это было слишком легко. Он флиртовал со мной в течение двух недель, начиная с первого дня.

– Окей?

Он кивнул и вернулся к своей куче коробок.

– Я должен отнести их в студию, оставь эти краски на завтра. Поможешь мне перенести эти коробки?

– Конечно. – Я сняла коробку со стойки и поставила её на пол.

– Один из наших завсегдатаев придет завтра. На прошлой неделе он забронировал студию. Я покажу тебе, как все подготовить. – Улыбка Чендлера выглядела раскаивающейся. Может, он действительно отступит.

Коробки были тяжёлыми, и нам потребовалось три захода, чтобы отнести их в студию. «Галерея» совмещала в себе магазин, в котором продавалось всё необходимое для творчества, и студию. В задней части здания имелось огромное помещение, которое владелец сдавал художникам. Оно было идеально для больших полотен, и многие местные городские художники арендовали студию на время. Иногда в магазине мы выставляли на продажу художественные работы, если этого хотел клиент. Эта студия идеальна. Тут есть всё, о чём я когда-либо мечтала, и не могу дождаться, когда однажды её протестирую.

Я помогла Чендлеру отнести огромный холст, шестьдесят на тридцать шесть дюймов (Примеч. Примерно 152 на 92 см.), к центру задней стены. Волнение вызвало мурашки на коже. Я рассматривала чистый холст и пыталась представить, какие эмоции завтра выплеснет на него художник. Буквально умирала от желания увидеть раскинувшееся на холсте искусство, в которое вдохнули красоту; увидеть оживший цвет, смешанный талантливой рукой; увидеть жизнь, перенесённую на тусклый белый прямоугольник.

– Эта улыбка снова вернулась. Если удержишь её на своём лице, то у меня не будет выбора, и я буду каждый раз просить помочь мне в студии, – Чендлер усмехнулся, и я засмеялась.

Звук моего смеха отозвался эхом в пустом помещении. Это звучало чуждо, как будто эти звуки не принадлежали мне, как будто я не смеялась месяцами. Так и было, я давно не смеялась свободно, с искренним весельем в голосе.

– Спасибо, – сказала я.

– За что? – Вздёрнул левую бровь Чендлер.

– Полагаю… за то, что развеселил меня, – запнулась я.

Я была без понятия, как объяснить парню, с которым работаю, что моя жизнь была безмолвной, скучной, недостойной даже серых оттенков, и от факта, что он заставил меня смеяться (даже если это было скоротечно), я была ему благодарна.

– Ну, если смех – это выход, тогда…

Я хихикнула.

– Это была благодарность. Не приглашение.

Он провёл рукой сквозь свои тёмно-кофейные волосы и широко улыбнулся. В более легкие времена я бы подумала, что он привлекательный. Что ж, нельзя винить парня за попытку.

Его ухаживания преимущественно были шуточными, поэтому я не особо беспокоилась. Это была удобная привычная рутина – всё, что я знала последние девять лет, пока была с Кларком. Чендлер ввёл меня в курс дела по поводу списка заказчика на завтра. Он показал мне, где найти палитру, краски, принадлежности для рисования и даже баллончик с краской. Когда мы закончили работу, магазин был закрыт уже более часа. Было около девяти вечера, и я ужасно устала, умирая с голоду. Чендлер проводил меня до моей машины, и только после того, как я забралась внутрь, он успокоился, убедившись, что я в безопасности. Он был настоящим мужчиной, возможно, мне следует свести его с Ланой. Ей пора прекращать эти «профессорские» штучки. Я покачала головой и выдохнула с унылым смешком. В сумке нашла ключи, запустила двигатель и включила климат-контроль. В маленьком пространстве машины жар дня ощущался как густой кисель.

Телефон, лежащий на пассажирском сиденье, завибрировал, и, активировав экран, я увидела несколько входящих сообщений от Ланы.

Лана: «Тебе пришла посылка, кладу её на твою кровать. Думаю, это от Кларка».

Моё сердце забилось в горле. Мне был ненавистен тот факт, что он в курсе, где я живу, но, возможно, документы уже оформлены? Я перешла к следующему сообщению, отправленному час назад.

Лана: «Еду домой, хочу взять пиццу. Хочешь?»

Я набрала ответ: «Извини, что с опозданием. Оставь мне кусочек». Нажала на кнопку отправления и не стала ждать ответа. Выехала со стоянки и направилась домой. Впереди меня ждет таинственный, возможно, меняющий жизнь пакет.

Когда я вошла, в доме пахло базиликом и томатным соусом. Положив сумку и ключи на маленький столик в фойе, пошла в гостиную. Лана сидела на кушетке, скрестив под собой ноги. Коробка с кусками пиццы лежала открытой на кофейном столике. Телевизор был включён, и отсюда казалась, что Лана смотрит порно. Не отрывая глаз от пары на экране, она глубоко отхлебнула из бутылки пива.

– Возьми тарелку, в холодильнике есть пиво, – сказала она, когда отвела бутылку пива от своих губ.

– Что, черт возьми, ты смотришь? – спросила я, поспешив пробежать мимо телевизора к кухне.

– «Дневники вампира», – в недоумении заявила она, как будто я должна была это знать.

– Больше похоже на порно, – сказала я, когда взяла тарелку и проигнорировала пиво. Я не употребляла алкоголя с тех пор как… Даже не могу точно вспомнить. Возможно, со средней школы. Я никогда не напивалась. Даже до того, как присоединилась к церкви. Отец Деклана был алкоголиком, поэтому я, мы, избегали этого, и как только я стала послушницей, это тем более было под запретом.

– Это прайм-тайм, ты, пуританка, – усмехнулась она и сдвинулась, чтобы я смогла сесть.

– Это показывают в прайм-тайме? – спросила я с ужасом.

– Ну, не везде. Это же «Нетфликс», ну, знаешь: интернет, онлайн-передача, видео. Думаю, что в этом году это последний сезон интернет-шоу. – Она наклонилась, взяла кусок пиццы и посмотрела на мою газировку хмурым взглядом. – На это неделе мы пойдём с тобой в «Рев», и я нарушу твой обет алкогольного воздержания, или как вы его называете. Мы будем пить, веселиться и трахаться. Предпочтительно с самцами самого высокого сорта. – Она выразительно пошевелила бровями, и я закатила глаза.

– Я не большая фанатка алкоголя. Не пила со времён…

– Деклана. Я знаю. Но ты преодолела это, правильно? Деклан? Кларк? Ты должна двигаться дальше, Пэйдж, – её голос был мягким и грустным, умоляющим меня принять мою судьбу, моё будущее.

Я откусила от своего куска пиццы, поэтому мне не пришлось отвечать. Хотя впервые за девять лет начала толком познавать себя и однозначно оставила Кларка позади. Я даже не уверена, что вообще любила его, а вот, Деклан – он был центром моего существования. Каждый момент моей жизни, с обеда в тот первый день, он всегда был тем самым. Но я испортила всё. Пицца во рту стала ощущаться словно пыль, и я сделала большой глоток газировки, пытаясь смыть едкий вкус во рту.

– Я не очень голодна, – поставив тарелку на столик, я встала.

– Прости. Останься, поешь. Насладись «горячими» вампирами со мной. – Зелёные глаза Ланы сверкали, и мне показалось, что она сейчас расплачется. – Мне действительно жаль. – Она махнула наманикюренной рукой на диван.

– Знаю. – Я вытерла руки о джинсы и заправила волосы за уши. В комнате очень сильно ощущалось нервное напряжение. – Я должна посмотреть, что прислал мне Кларк. Оставь мне кусочек. Скоро вернусь.

Я не дала ей время на протест, обогнула кофейный столик и направилась в свою комнату. Ярко-белый цвет покрывала был испорчен картонной коробкой небольшого размера. Адрес Кларка – мой адрес, моя прошлая жизнь был написан на маркировке. Я покопалась в комоде, ища что-нибудь, чтобы открыть посылку, и достала маникюрные щипчики. Острым кончиком с трудом порвала упаковочную ленту. Когда подняла боковушки и сняла обёрточную бумагу, моё дыхание стало неравномерным.

Моё сердце упало в желудок.

Он сделал это нарочно.

В верхней части коробки для обуви – моей коробке воспоминаний, единственном предмете, который у меня остался от отношений с Декланом, лежал листок бумаги. Я прятала коробку в шкафу, и когда в спешке уходила, то не смогла её забрать. Кларк нашел её. Он увидел единственное доказательство моего проклятия и положил его сверху в центре. Я взяла лист бумаги, и он затрясся в моих пальцах, когда я шёпотом прочитала на фирменном бланке: «Женский оздоровительный центр». Ниже дата – 13 августа. Моя подпись внизу и моё соглашение об оплате – моя сделка с Дьяволом. Крупные капли упали на бумагу. Слёзы. Я даже не осознавала, что плачу. Я откинула упаковочную бумагу на кровать и вытащила обувную коробку из упаковки.

Крышка была хрупкой из-за того, что её годами открывали; годами я натыкалась на время, в которое никогда не вернусь. Кожа покрылась мурашками, когда подумала о том, что Кларк касался здесь всего, чтобы найти этот документ. Он лежал на дне.

Отпечатки его пальцев испортили историю, которую я не хотела, чтобы он видел. У меня перехватило дыхание, когда я посмотрела на памятные вещи и нашла единственную фотографию Деклана, которая у меня была. Вынула её из коробки дрожащими руками. На нём была белая рубашка из плотной ткани и поношенные джинсы. Он был испачкан краской. Деклан не хотел смотреть в объектив: голова опущена вниз, рука в волосах, улыбка вышла кривой. На фото ему всего лишь семнадцать лет, но уже каждой своей частичкой он походил на мужчину. Я издала пораженный вдох и прижала фотографию к груди, а мои колени опустились на пол в поражении. Лоб упирался в край кровати, плечи сотрясались от беззвучных рыданий. Моё сердце вновь разбилось, как каждый раз, когда я осознавала то, что уничтожила.

6

– Повтори, – прошептала она. Её голова лежала на моём животе, и даже несмотря на то, что я не мог видеть лицо Пэйдж, я чувствовал её улыбку.

– Я становлюсь лучше с тобой… и я люблю тебя. – Её ладонь прошлась по моему голому животу, и мышцы в ответ сократились.

– Я тоже тебя люблю. – Она повернула голову, и задев кончиком носа мою кожу. Пэйдж вдохнула, и мои губы растянулись в непроизвольной улыбке. – Сильно.

Услышав голоса спорящих братьев, пробивающийся через дверь, я подпрыгнул, а тело Пэйдж застыло, и я притянул её ближе.

– Они же не зайдут сюда, правда? – спросила она, её голос дрогнул от беспокойства.

– Не-а, они же знают, что ты здесь.

Она оттолкнулась от меня и так быстро приподнялась на локте, что это казалось сверхъестественным. Она шлёпнула меня по груди, и я засмеялся.

– Что ты имеешь в виду? Ох, черт возьми.

Она попыталась натянуть одеяло на свою обнаженную грудь, но я отдернул его и прошёлся взглядом по её коже, пока она не покраснела. Я поиграл с локоном её волос, и аккуратно заправил за ухо.

– Они знают, что ты пришла сегодня вечером, а не то, что мы… Это … – Я поднял руку и положил на её щеку, – … это между тобой и мной.

Я сел, а Пэйдж закрыла глаза и потянулась за моим прикосновением. Я мягко поцеловал каждое её веко, и, когда отстранился, её глаза распахнулись.

– Я знаю, насколько вы близки, ребята. Ты доверяешь им во всём, и я решила, что ты…

– Пэйдж, два года назад ты села рядом со мной в том чертовом школьном коридоре и открыла мне мир. Ты вернула мне разум, и сегодня… —Я захотел поцеловать её, чтобы снова вернуть эту предвкушающую электрическую пульсацию. Хотел услышать, как она глубоко дышит, вздыхает и воссоздает тот момент, когда мы, наши тела наконец-то соединяются. Воссоздать момент, когда она приняла каждую частичку меня и вывернула наизнанку, и я взорвался гораздо сильнее, чем шестнадцатилетний мальчишка. – Сегодня ты подарила мне себя.

– Ты уже и так мной владел, Деклан. – Её губы растянулись в застенчивой улыбке.

– Ты подарила мне своё тело. А этим идиотам за дверью… да, я им верю, но с тобой… Доверие между нами другое – ты веришь в меня даже тогда, когда никто не верит.

Пэйдж прислонилась лбом к моему и подняла руки к моему лицу. Она выдохнула, и ее теплое дыхание защекотало мои щеки. Пэйдж пахла мятой и мылом, и когда поцеловала меня, я застонал. Мир за дверью моей спальни пропал, когда она села верхом на меня, наполняя себя не только моим телом. Она наполнила свои легкие моим пульсом и вкусила мою душу своим сладким языком. И не имело значения, насколько громко за дверью Лиам кричал на пьяного отца. Наше дыхание, нетерпеливые вдохи секса и желания затуманили комнату, и я слышал только то, что чувствовал. Когда я обхватил её бёдра, почувствовал шелковистую кожу напротив моей груди, медленно горящий огонь в моём животе усилился.

«Она предназначена для тебя».

«Она твоя».

Игла вошла слишком глубоко, и я открыл глаза.

– Дерьмо.

– Соберись, чёрт возьми, Декс. Я почти закончил. Я оставил самую худшую часть напоследок. Это всегда причиняет адскую боль, – Лиам улыбаясь, покачал головой, – ты знаешь это.

Я вспомнил цитату Голуэя Киннелла (Примеч. Голуэй Киннелл – основоположник «американского белого стиха»), вытатуированную на моей груди слева: «Не обращай внимание. Самоопределение – не самое важное. Позволь нашим шрамам влюбиться».

«Книга ночных кошмаров» – произведение, с которым я мог себя соотнести. Чертовски сумасшедшие образы, которые создал автор, казалось, соответствовали моему извращенному мозгу. Я никогда особо не задумывался о себе. Пэйдж была единственной, кто укрепила меня, но она также оставила меня напуганным и раненым, поэтому это цитата действительно мне подходит.

– Вечером собираешься в «Рев»? – спросил Лиам протирая свежую татуировку на моей коже, и это ужалило.

– Конечно, но на завтра у меня забронировано время в студии, поэтому я не задержусь. Тана идёт с тобой?

Его глаза потемнели от сожаления.

– Может быть. Я еще не решил. Сказал ей, что мне нужно немного пространства.

– Она никогда не заполнит пустоту. Тебе нужно бросить её. – Я увидел, как он сжал челюсть, и дал минуту, чтобы он успокоился, прежде чем продолжил: – Не так уж плохо быть в одиночестве.

– Говори за себя. В такие моменты мне кажется, что из тебя выйдет лучший священник, нежели из Кирана, – пошутил он, но я услышал в его словах тревогу. Он откатился на табурете, чтобы полюбоваться своей работой.

– Я чувствую себя лучше, Лиам. Не волнуйся за меня.

Он положил машинку на стол.

– Когда ты в последний раз трахался, младший брат?

Пэйдж. Это всегда была Пэйдж. Мое молчание говорило за меня.

– Это то, о чем я думал. Ты ни с кем не встречаешься, не трахаешься, и это сводит тебя с ума. – Лиам встал, снял перчатки и бросил их в мусорное ведро.

– Я чувствую себя …

– «Лучше», да, я тебя услышал. – Он взял мазь и бросил её мне. Я легко поймал тюбик, и Лиам покачал головой. – Ты обязан попробовать. Просто попробуй, Декс.

Он прав.

«Кто захочет тебя?»

Я на мгновение закрыл глаза, пытаясь прогнать этот ворчащий голос.

– Я попробую.

Лиам несколько секунд смотрел на меня, а затем кивнул.

– Ладно. Давай-ка здесь приберём. Киран ушел полчаса назад. Он отправил сообщение, что забронировал для нас столик.

Я открыл тюбик и нанес мазь на кожу. Встал и посмотрел на татуировку в зеркале. По краям толстых темных букв, моя плоть была красной и раздражённой. Выглядело круто, и я позволил себе улыбнуться.

– Ты поможешь мне прибраться, или будешь смотреть на свою уродливую рожу всю ночь? – ухмыльнулся Лиам и я рассмеялся.

– Дай мне мою рубашку, мудак.

Оба брата были пьяны. Я медленно пил из бутылки воду и наблюдал, как они «охотились» у бара. Тана сидела в углу и с кислым выражением лица смотрела, как Лиам что-то шептал на ухо неряшливо выглядящей девушке. Это не было нормой для О’Коннелл. Мои братья не напиваются, и я злился, видя, как Лиам зависает со шлюхой на глазах своей нынешней девушки. Киран же был на другой стороне бара. Его улыбка была фальшивой, челюсть подрагивала, пока он разговаривал с парой ребят, которых я узнал. Это его одноклассники, и, если мне не изменяет память, они были придурками. Я просканировал толпу, чтобы понять, не показалось ли мне, и тогда увидел её – девчонку с прошлого вечера. Кейт. Она стояла с каким-то парнем, и я сглотнул, когда её темно-карий взгляд встретился с моим.

Дерьмо.

Я уставился в свой блокнот. Когда поднял взгляд, чтобы вновь посмотреть на неё, Кейт на прежнем месте не оказалось, но я заметил, что Киран стал держаться более непринуждённо. Посмотрел на Лиама, и мои глаза сузились от злости – он стоял между ногами какой-то незнакомки, прижимая рот к её шее. Он оторвался от неё, потянул за руку, и, посмотрев через плечо, кивнул мне. Лиам уходил с ней, и ему было насрать, что он оставлял Тану одну в баре. Если это был его способ двигаться дальше, я не хотел участвовать в этом.

– Привет, – раздался знакомый голос.

Проводив взглядом Лиама до двери, я повернул голову.

– Кейт, верно?

От её простой улыбки на щеках показались ямочки. Розовый оттенок губ напомнил мне о закате. Я намеренно обращал внимание на её особенности, ведь обещал брату попробовать, а она была достаточно привлекательной. Мне понравилось, что она носила концертные футболки. Сегодня на ней черная футболка с группой «Joy Division». Она села напротив меня.

– Ты помнишь меня, – в её голосе слышалась надежда.

– Помню.

Она снова улыбнулась, на этот раз кокетливо, и мне стало некомфортно.

– Рисуешь? – сказала очевидное и заглянула в мой блокнот.

Черные волосы Кейт были собраны в свободный пучок. Некоторые пряди выпали из пучка и напомнили, как выглядели волосы Пэйдж, когда она рисовала. Ох, неверная мысль, но чем дольше я смотрел на неё, тем больше мне хотелось, что бы ее черные волосы стали светлее. С другого конца помещения я поймал взгляд Кирана. Его челюсть вновь была напряжена. На мгновение мне показалось, что он хочет уйти. Взгляд, который он на меня кинул, почти умолял, но я не был уверен до конца. Он осмотрелся в поисках Лиама, покачал головой и вернулся к разговору с парнями. Его поза уже не была такой расслабленной.

Восхищение Кейт моей работой было непродолжительным, поскольку она заметила, что мое внимание было направлено не на неё, а на кого-то позади. Она посмотрела через плечо, а затем снова на меня.

– Я ходила в школу с этими парнями.

– Киран – мой младший брат.

– О, правда? Я вижу сходство, – улыбнулась она. – Киран же ненавидит этих парней, без понятия, почему он разговаривает с ними. Раньше я встречалась вон с тем парнем с ирокезом, – она, смеясь, закатила глаза.

Я пожал плечами. Молчание повисло между нами, и я надеялся, что она поймет намек, но она продолжала наблюдать за мной.

– Послушай, ты так и не позвонил, но у тебя образ молчаливого сексуального художника и плохого парня. Мне нравится.

Смех зародился в моей груди.

– Молчание сексуально? – Я поднял брови.

– Ага. – Она кивнула, на щеке появилась ямочка.

– Но я не перезвонил.

– И почему же? – спросила она, и её улыбка дрогнула.

«Она не Пэйдж».

«У тебя был шанс, и ты его упустил».

– Я действительно не…

– Свободен?

Я кивнул.

– Почти.

– Бывшая подружка? – нахмурила она брови.

Я сжал зубы.

– Бинго.

– Кейт…

Она встала и помахала рукой в сторону. Потом наклонилась и прошептала мне на ухо:

– Друзья. Созвонимся как друзья. – Она быстро клюнула меня в щеку и отстранилась. Я практически чувствовал аромат храбрости в её дыхании.

– Созвонимся, – сказал я и заставил себя протянуть ей свой карандаш. Возможно, на этот раз я действительно позвоню ей.

Она нацарапала практически неразборчивые цифры на салфетке. И когда пошла от меня, я чуть не упустил небольшое пошатывание в ее походке. Она была пьяна. Прежде чем я задумался об этом, Киран попал в поле моего зрения.

– Ты закончил? Мы можем уже уйти? – он явно был зол.

– Конечно. Как ты?

– Охренительно. Идём отсюда.

На следующее утро Лиам испытывал злость на весь мир и страдал от ужасного похмелья. Когда я уходил из дома, девушки из бара уже не было. Я торопился уйти, чтобы избежать разговора о причинах большого количества выпитого алкоголя, который мы неизбежно должны были бы начать. И сейчас я отбросил события прошлой ночи, чтобы сосредоточиться на картине передо мной. Я находился в студии уже пару часов, потерявшись в работе. Несколько раз подходил Чендлер, спрашивая, хочу ли я что-нибудь выпить. Он сказал, что скоро придет помощник и подменит его, и, если мне что-нибудь понадобиться, я могу у неё попросить. Не обращая на него особого внимания, я кисточкой закрутил два гигантских синих круга в центр белого. Пурпурный, оранжевый и розовый цвета смешались. Они образовали окружность вокруг пары глаз. Глаз, преследующих меня, и которыми я любил себя мучить. На холсте была смесь заката и самой Пэйдж. Мне не удавалось выбросить из головы цвет губ Кейт. Но не потому, что хотел их или её, я сильнее вглядывался, чтобы увидеть красоту Пэйдж за другой женщиной.

Когда я очнулся, почувствовал, что во рту пересохло, а в животе пусто. Его урчание было слышно, наверное, по всему пространству студии. Я накрыл палитру полиэтиленовой плёнкой и направился в ванную, чтобы вымыть руки. Ванная комната была расположена в дальней части студии, ниже по коридору, ведущему к аварийному выходу. Вода здесь никогда не была достаточно горячей, и мне пришлось долго мыть руки, чтобы удалить большую часть краски. Когда вернусь домой, сотру оставшуюся краску на коже и под ногтями скипидаром. Чуть раньше я попросил Чендлера забронировать студию за мной на следующие несколько недель. Я наслаждался, когда осмотрел себя: белая рубашка в пятнах краски. Губы растянулись в невольной улыбке. Я не лгал Лиаму. Я действительно чувствовал себя лучше.

Я вытер руки и направился обратно в студию, чтобы забрать свою сумку. Музыка, которую я слушал, когда работал, звучала чертовски потрясающе в огромном пространстве студии. Мое настроение было на высоте, и я был настолько очарован, что не заметил развязавшегося шнурка и споткнулся. На лестничной площадке у студии я присел и быстро завязал шнурки. Тихий вздох напугал меня, и я поднял голову. Весь воздух покинул мои легкие. Комната была залита светом, и дерьмово просматривалась. Я сфокусировался на призраке передо мной.

Пэйдж?

Застыл, боясь себя, боясь худую светловолосую девушку, стоящую спиной ко мне перед холстом. Её голова склонилась, вглядываясь в гигантскую пару глаз. Она, должно быть, галлюцинация. Несмотря на грохочущий пульс, я двинулся к ней размеренным шагом. Волосы были длиннее, чем я помнил, талия более стройной, руки слишком тонкие. Я представил себе её лицо с клыками и когтями на пальцах и опасался, что она повернется и посмотрит на меня, прежде чем я окажусь на безопасном расстоянии. Она выглядела слишком реалистичной даже для моего больного воображения.