Текст книги "Королева Виктория. Охотница на демонов"

Автор книги: А. Мурэт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Но я никогда…

– Не видели нас? – закончила за нее Мэгги Браун. – Ну, мы ведь несем службу оперативную, профессиональную, а главное – тайную. Должна признаться, однажды был момент, когда, я думала, Вы обнаружили меня – Вы посмотрели прямо на меня, разговаривая с премьер-министром, но это могла быть, полагаю, игра света.

– Извините, – в замешательстве от такого количества одновременно обрушившейся на нее информации, сказала Виктория. – Вы сказали «мы несем»?..

– A-а, да, сударыня, они будут с минуты на минуту.

И вправду, раздался новый стук в дверь.

– Заходите, – резко крикнула Мэгги Браун, – открыто.

Браун-старший отреагировал на это отчаянным возгласом, на что Мэгги подмигнула ему и показала язык.

Вниз спустились еще три фигуры. Как и Мэгги Браун, они, достигнув пола, отбросили назад свои капюшоны. Виктория, с вежливого приглашения лорда Мельбурна, обогнула стол, чтобы освободить место новоприбывшим, и комната сразу показалась еще более тесной.

– Здесь находится Хадсон, – представила Мэгги Браун, и один из мужчин выступил вперед. Он поклонился, пробормотав «Ваше Величество». Довольно изящный защитник – Виктория не могла не отметить это про себя.

«Хикс». Мэгги представила второго, и он проделал то же самое.

– Они оба – легендарные рыцари, – сказала Мэгги с чуть лукавой, ироничной интонацией, затем кивнула Хадсону, и он отступил на шаг в сторону, его плащ распахнулся, и под ним обнаружился меч, который он повернул так, чтобы его все рассмотрели. Такого меча Виктории никогда не доводилось видеть. Он был широкий и изогнутый. По одному краю шло красивое и, похоже, вполне традиционное лезвие, но по другому сверкали какие-то зазубренные крюки. Это была дьявольски хитрая штуковина, какую когда-либо встречала Виктория, и ее вида оказалось достаточно, чтобы она в ужасе отшатнулась. Рыцарь засунул свой меч в ножны, второй тоже приготовился показать свое лезвие, но Мельбурн, видимо, почувствовал замешательство своей королевы и остановил его властным жестом поднятой руки.

– Их оружие разработано квартирмейстером специально для них, сударыня, – пояснил он, – и оно доказало свою максимальную эффективность в бою. Обычного человека, конечно, оно может привести в некоторое недоумение. – Последний комментарий он адресовал, вкупе с нахмуренными бровями, Мэгги, и та обратилась к третьей фигуре, на этот раз женщине – примерно в возрасте Виктории, очень хорошенькой, с длинными волосами цвета льна.

– А это наша плутовка Васкес, – сказала Мэгги Браун.

Васкес сделала реверанс, и Виктория кивнула в ответ.

– И вы вчетвером – мои телохранители? – спросила она.

– Ах, судя по тому, что я увидела в Вашей комнате два года назад, Вам и одного не требуется, – сказала Мэгги Браун и, чуть повернувшись к защитникам, продолжила, – хотя, наверное, пару приемов близкого боя она могла бы Вам преподать, эта малышка сильна в них. – Мэгги взглянула на Викторию: «Вы не думали насчет тренировок, Ваше Величество?»

Викторию передернуло, но она сдержалась. Малышка? «Нет, – сухо бросила она. – Совершенно определенно, нет. Я королева. Королевы не размахивают мечами и не сражаются с демонами. То хладнокровие, которое вы тогда во мне обнаружили, было обусловлено просто-напросто той из ряда вон выходящей ситуацией, в которой я вдруг оказалась». Она спохватилась, и ее дальнейшие слова зазвучали уже более мягко: «За что, госпожа Браун, я никогда не смогу отблагодарить вас в полной мере».

– Ничего, все в порядке, сударыня, – сказала Мэгги Браун, усмехнувшись краем рта, – все в пределах утренней разминки.

– Я помню… монстр грозил вам новой встречей. Произошло это – с тех пор?

Мэгги потерла рукой живот при воспоминании о том поединке. «Я буду чрезвычайно рада встретить именно того демона, ту подлую тварь снова, сударыня, поверьте моему слову. К сожалению, он пока не обнаруживает себя. Наши друзья с той стороны, в самом деле, несколько обленились, если уж начистоту. Активности – ноль. Полагаю, они выжидают, когда мы растолстеем, не иначе».

– О, – сказал лорд Мельбурн, – они бездействуют по другой причине. Введен более высокий уровень конспирации, гораздо более мудреный, чем когда-либо прежде.

Теперь он посмотрел на Викторию: «Ваше Величество, я думаю, Вам нужно кое-что послушать».

Виктория кивнула.

– Миссис Браун, – сказал Мельбурн, – приступайте.

Мэгги Браун, в свою очередь, посмотрела в конец стола. «Джон?»

Мальчик выступил вперед.

Все в крошечном домике переглянулись. «Может быть, вы все-таки подадите стул вашей королеве», – начала руководить Мэгги Браун: на этой сценической площадке стояли семеро взрослых и ребенок, и она была столь тесной, что негде было проскользнуть даже кошке.

– Хадсон, пройди туда, к Васкес. Хикс, ты передвинься… нет, не туда. Если ты встанешь здесь, то Ее Величество сможет говорить с Джоном. Джон. Нет, не ты, а большой Джон – зачем тебе торчать тут? Освободи-ка место для премьер-министра. Джон. Нет, не ты, а маленький Джон, садись здесь, напротив Ее Величества…

Наконец, после всех перемещений, длившихся, как казалось, много минут, Джон Браун-младший сел с одной стороны огромного стола, а Виктория с другой, напротив него. Остальные толпились вокруг и все, кроме Мэгги и Васкес, вынуждены были пригибать головы из-за низко нависающих балок потолка.

– Давай, маленький Джон, – скомандовала Мэгги, – ты ведь хочешь рассказать Ее Величеству о том, что видел?

Юный Джон Браун начал было говорить, потом остановился; его пальцы перебирали кепку, которую он все еще держал в руках. Виктория смотрела на него, пытаясь приободрить его улыбкой.

– Это… – он взглянул на мать, и та кивнула, чтобы он продолжал. – Это видения, которые у меня бывают, мисс…

Краем глаза Виктория заметила, что Мельбурн хотел вмешаться, чтобы одернуть мальчика за ненадлежащее обращение к монарху, но она жестом остановила его.

– Эти видения приходят ко мне, когда я сплю, а иногда и не во сне, – продолжал юный Джон Браун.

– Это ясновидение, сударыня, – сказала Мэгги Браун. – У Джона есть определенные психические способности, о которых мы знаем давно…

Кто-то из стоявших возле стола недоверчиво хмыкнул, но Виктория не заметила, кто это был. Безусловно, не Мэгги и не лорд Мельбурн. Ибо когда она взглянула на них, те стояли с лицами чрезвычайно серьезными, поэтому, хотя бы ради них, она подавила улыбку и решила отнестись к мальчику серьезно.

– Что… – она наклонилась вперед. – Что же ты видел, Джон?

Кровь отхлынула от его лица.

– Смерть, мисс.

– Понятно, – Виктория говорила медленно, тщательно выбирая слова. – Чью, юный Джон? Кого ты видел умирающим?

– Многих, многих людей, мисс. Мужчин. Я вижу огонь и слышу взрывы.

– Сударыня, – сказал лорд Мельбурн, подавшись вперед, – мы думаем, что видение Джона означало революцию.

– Это так, Джон? Это восстание в Англии?

– Я не уверен, мисс, – сказал Джон в ответ.

– Скажи Ее Величеству о голосах, Джон, – напомнил премьер-министр.

– Некоторые мужчины говорили на чужом языке, мисс.

Виктория быстро взглянула на Мельбурна, который кивнул; она никогда не видела его лицо таким суровым.

– На каком языке они говорили? – снова спросила она Джона. – Ты знаешь, что это?

– Мне говорили, мисс, что это…

– Нет, – перебила она, подняв палец, чтобы он помолчал, – Джон, ist es die deutsche Sprache, die Sie hören? Sprechen die Männer deutsch?^[2]

– Это было так, именно так они говорили, мисс, – сказал Джон, – как Вы сейчас.

Виктория откинулась на спинку стула и перевела взор на Мельбурна, который встретил ее взгляд твердо и прямо. Затем она вновь занялась юным Джоном Брауном.

– А это случилось здесь, Джон? – спросила она. – Это происходило у нас, в Англии?

– Я не знаю, мисс, я боюсь. Я думаю, да. – Его лицо было пепельного цвета.

– Спасибо, Джон, – сказала Виктория. – Ты был очень смелым. – Она посмотрела на Мельбурна, дав понять, что встреча окончена, и собралась встать.

Мельбурн выдвинулся вперед. «Прежде чем мы уйдем, Ваше Величество, пусть юный Браун расскажет еще кое-что, что он видел». Он повернулся к мальчику. «Давай, Джон».

– Я видел Вас в большой печали, мисс, под деревом внутри Вашего замка.

У Виктории захватило дух от внезапного испуга и ощущения, что ее личный, внутренний мир распался от чужого вторжения. Она услышала, будто со стороны, свой собственный голос, который холодно и очень медленно произнес: «В моем замке нет деревьев, Джон».

– Это то, что я видел, мисс. Я видел огромное горе.

– Лорд Мельбурн, – распорядилась Виктория, не отводя глаз от Джона Брауна.

– Да, Ваше Величество.

– Будьте добры, проводите меня обратно во дворец, немедленно.

XVII

Член парламента сэр Джон Крафт, его слуга Фредерик и лорд Фосетт реквизировали один из верхних коридоров Реформ-клуба на Пел-Мел. Они устанавливали – с великим тщанием и серьезностью – правила новой салонной игры, разновидности игры в шары, или boules^[3]. В одном конце коридора уже ждал своего часа тяжелый медицинский шар. В другом по отполированным доскам (из-за них-то и был выбран этот коридор, так как они давали гладкий, непрерывно ровный «путь»), были установлены ряды шпилек, или фишек, скрупулезно раскрашенные и пронумерованные, чтобы определять по ним счет: их расстановка была продумана заранее – самым тщательным образом, с бесконечным пересмотром диспозиции.

Остальных членов клуба просили продвигаться по коридору аккуратно, по стенке, чтобы не опрокинуть систему, которую трое мужчин выставляли столь аккуратно, и народ в основном с интересом воспринимал нестандартное использование помещения: за удивленным поднятием бровей обычно следовал вопрос о назначении столь сложных приготовлений, затем джентльмены, чтобы не мешать энтузиастам, осторожно, прижимаясь спинами к стене, обходили фишки и шли дальше, в одну из легендарных комнат Реформ-клуба.

– Господа, – сказал один влиятельный виг, несколько озадаченный необходимостью миновать коридор таким способом, – могу я узнать правила этого развлечения?

– Милорд, все очень просто, – ответил лорд Фосетт. – Этот тяжелый медицинский шар, вот там, медленно и аккуратно катится по полу, вот сюда…

Он, влиятельный виг, сэр Джон Крафт и его слуга – все вместе повернулись, обозревая фишки.

– Шар, – продолжал лорд Фосетт, – должен аккуратно задеть одну или несколько фишек Те, что стоят с краю, соответствуют минимальным очкам. Сколько фишек повалится…

– Джентльмены, посторонитесь, – раздался крик с другого конца коридора, и когда все взглянули в том направлении, то увидели лорда Квимби, который взял шар, пригнулся и запустил его с невозмутимостью олимпийского атлета.

– Нет, сэр… – начал было лорд Фосетт, но поздно: шар покатился, Квимби подпрыгнул и распрямился, любуясь, как выпущенный им снаряд на большой скорости пронесся по коридору и повалил хитроумно расставленные фишки – все без исключения.

– Превосходный вариант игры в кегли, господа, – загоготал Квимби и осклабился, шагая по коридору к ним и не обращая внимания на их молчание, – вы не думали насчет нескольких боковых отверстий для шара, может, имеет смысл? Добавит еще остроты? Но, в любом случае, чудесная штука, мне понравилось. Похоже, у меня максимум очков.

На этом он переступил через упавшие фишки и прошел мимо, а они смотрели ему вслед, не находя слов для достойного ответа.

Что касается Квимби, то разрядка сейчас ему была кстати; он подумал об этом, пока миновал коридоры клуба: передышка нужна, чтобы настроиться на серьезные дела, которые его здесь ждут, например, эта условленная встреча.

Сначала он прошел в библиотеку, где оглянулся по сторонам, сел у читательского места, посмотрел на полки и выбрал удачно расположенную книгу, «Мемуары безумца» Гюстава Флобера в английском переводе. Открыв книгу, он достал из кармана нож, вырезал достаточное количество страниц, чтобы между крышками переплета появился карман, куда он и запрятал нож После этого он вернул «Мемуары безумца» на полку, бросил вырванные листы в горящий камин и покинул комнату, радуясь тому, что к предстоящей встрече подготовился надлежащим образом. Да-да, к встрече с шантажистом: как ни противно ему было думать об этом, но эти передачи заставляли его уныло размышлять о событиях двух последних лет, а в итоге все это грозило для него разорением.

Его шантажируют! Кто бы мог подумать. Однако вот он здесь, снова, и его карман отягощен маленьким кожаным кошельком на застежке, предназначенным для его врага, поистине воплощенного возмездия.

Хотя, мрачно предвкушал он, все это скоро закончится, будем надеяться.

Он приободрился, увидев премьер-министра, лорда Мельбурна, который сидел в комнате для газет, где члены клуба обычно проводили время в одиночестве, перелистывая номер «Таймс».

Квимби очень нравилось делать намеки на связь, которая некогда была у него с женой премьер-министра, леди Кэролайн Понсонби, ныне, впрочем, покойной. Это и в самом деле был для него почти неиссякаемый источник развлечения, так как в светских кругах было широко известно, что лорд Квимби приобщил жену премьер-министра к радостям пикантного секса. Хорошо известно это было, конечно, по той причине, что сам Квимби примечательным образом был нескромен на этот счет; в самом деле, его коньком было подражание спазмам жены премьер-министра в акте страсти, совершаемом через рот (он заверял, что у него не было недостатка в женщинах из общества, светских леди, рвавшихся занять освобожденное леди Кэролайн драгоценное место в постели Квимби. Каким бы уж оно там ни было…).

Изрядную долю веселости добавлял и тот факт, что перед залетом в его постель леди Кэролайн имела очень громкую связь с лордом Байроном, и во время этого эпизода она умудрилась пустить в оборот описание Байрона как «безумного, дурного и опасного для общения» – быстро ставшее ярлыком.

Бедный лорд Мельбурн… Рогоносец, одним словом.

Иногда, размышлял Квимби, даже трудно придумать с чего начать, когда приходится высмеивать премьер-министра. Ну и работенка, в самом деле.

Однако кому-то же надо это делать.

– Слава богу, – сказал он, приближаясь к кожаному креслу сзади, – лорд Мельбурн, это всего лишь вы. Свою газету вы держите таким образом, что создается почти полный эффект, будто здесь сидит кто-то с рогами.

Он упал в кресло напротив Мельбурна и с наслаждением встретил мрачный взгляд премьер-министра. Мельбурн, нет сомнений, привык к тому, что при дворе перед ним заискивают, и тот скандал даже придал ему некий романтический ореол. Тем не менее для тех, кто знал одну лишь голую правду, в его натуре была одна совершенно неуловимая особенность, и она была проста – Мельбурн был человеком, который любил свою жену, который не думал о себе и который продолжал это делать и после ее кончины. Это и стало его трагедией – что он любил ее тогда, что никогда не переставал ее любить и что любит ее до сих пор.

– Квимби, – сказал Мельбурн холодно, – я почему-то полагал, что вас изгнали из Реформ-клуба.

– О нет, премьер-министр. Это из Атенеума, Трэвелерса, Брукса и из обеих палат парламента. Меня прогнали только из всех них, но из Реформ-клуба пока еще нет, о чем я рад вам доложить.

– Ах так, – сказал премьер-министр, тут же решивший впредь переместиться дальше по Пел-Мел, например в Трэвелерс-клуб, где, стало быть, можно гарантированно не наткнуться на Квимби снова, – уверен, вы располагаете еще массой времени, пока вас прогонят и отсюда тоже.

– Живем надеждой, да, премьер-министр?

– Однако, что привело вас сюда?

– A-а, встреча, – сказал Квимби беззаботно. – Меня шантажируют. Я на грани разорения!

Мельбурн изобразил улыбку: «Надо полагать, ничего слишком уж такого заурядного».

– Что вы, это великолепный бисквит, праздничный торт, как сказал бы замызганный кухонный сброд. Вы слышали о новой технике, которая называется фотопроизведенным рисунком?

– Должен признаться, нет, – вздохнул Мельбурн, нисколько не увлеченный интригующей манерой Квимби перескакивать с одного на другое, поскольку в это время он думал свое: Если бы только он знал правду. Что демоны ходят среди нас.

– Фотопроизведенный рисунок – это процесс, при котором можно получить мгновенное изображение кого-нибудь самым нескромным, неучтивым образом, – сказал Квимби и злорадно добавил: – Даже чьей-то супруги…

Мельбурн не говорил ничего, явно показывая этим, что не считает Квимби достойным для требования сатисфакции.

– Как вы можете себе представить, милорд, такая техника может найти максимально неблаговидное применение у джентльмена моих наклонностей.

– Что ж, Квимби, – вздохнул Мельбурн, – остается надеяться, что хотя бы малая толика правды есть во всем том, что тут наговорено. О, как мне поистине будет жаль видеть вас или банкротом, или на виселице.

– Как же, как же.

Их беседа была ненадолго прервана появлением слуги, несшего на подносе два стакана портвейна; он склонился поочередно перед каждым, они взяли стаканы в полном молчании. Воспользовавшись паузой, Квимби быстро обвел глазами комнату: кожаные кресла, книжные полки, абажуры газовых рожков, украшенные кисточками. Его человек еще не обнаружил свое присутствие, таясь где-то поблизости. Стать членом клуба, разумеется, было одним из многих условий в этом затянувшемся вымогательстве, и временами Квимби даже не знал, что его самого раздражало больше: факт, что шантажист брал его деньги, или то обстоятельство, что он воспользовался им как пропуском в более высокие слои общества.

Слуга удалился, перед этим низко откланявшись. Мельбурн зашуршал своей газетой, давая понять, что намерен продолжить чтение, и поднял газету так, чтобы она полностью закрывала его лицо.

Квимби подался вперед и положил руку на сгиб страниц, опуская газету и вынуждая премьер-министра вперить в наглеца презрительный взгляд.

– Что теперь, парень? – сказал Мельбурн раздраженно.

– Интересуюсь, что нового у королевы, Мельбурн? Как себя чувствует Ее Величество?

– Она с большой решительностью привыкает быть правительницей, – вздохнул Мельбурн с удовлетворенным видом человека, повторяющего избитые банальности, озвучивание которых тем не менее выставляет его в выгодном свете.

– С вашим наставничеством, несомненно, – поспешил вставить Квимби. – Я уверен, вы заливаетесь соловьем.

Мельбурн бросил на Квимби уничтожающий взгляд, затем поднял газету и потряс листы, расправляя их, всем своим видом выражая и отвращение, и безусловное окончание беседы.

Укрывшись за газетой, он вздохнул, вспомнив, в самом деле, о королеве и о том, как она шла сердито впереди него после посещения домика Браунов в парке Букингемского дворца. Она оставила его далеко позади себя; он же, торопясь ее нагнать, чувствовал тяжесть всех своих 58 лет.

– Нездоровые видения мальчика, как же… – горячилась она, размахивая руками от своей скоростной ходьбы (она шла, не разбирая дороги, прямо по траве). – Вы уговариваете меня пожертвовать всем из-за галлюцинаций мальчика-подростка. Моей любовью к Альберту, одобрением моей семьи, союзом двух домов.

– Ваше Величество, пожалуйста, прошу Вас, остановитесь, чтобы мы смогли это обсудить.

Она встала и круто повернулась, придержав одной рукой шляпку, как будто она могла слететь от той быстроты, какую порождал ее гнев.

– Лорд Мельбурн, – сказал она, когда он почти бегом приблизился к ней, – Вы представили мне все мало-мальски разумные доводы, почему мне не следовало бы выходить замуж за Альберта. Что я слишком молода. Что он слишком молод, интересуется только моим богатством и, в сравнении со мной, слишком низкого происхождения. А теперь… это. Этой тактике я не могу даже найти достойное название.

– Ваше Величество, в прошлом видения юного Брауна подтвердились очень…

– Вы говорите, он может видеть будущее?

– Ну да, сударыня, он в прошлом…

– Действительно? Тогда почему семья не нажила богатства на таком даре?

– Не думаю, что это работает в подобном духе, сударыня.

– Предсказал ли он, что вы потерпите поражение от сэра Роберта Пиля?

– Нет, сударыня, он не…

– Нет, значит. Есть ли у него какие-то другие мудрые слова для его страны и монарха, помимо тех – о разладе с участием мужчин, которые говорят по-немецки? Очень кстати, лорд Мельбурн, что это оказался немецкий. Ja, es ist sehr günstig^[4].

– Сударыня, Вы не в первый раз поражаете меня своими лингвистическими способностями. Я не могу не восхищаться и Вашей логикой, которой Вы владеете, как всегда, не хуже того, как опытный хирург своим скальпелем, но…

– Хватит льстить, Мельбурн, – резко оборвала она его.

Воздух буквально застыл вокруг них.

– Может быть, – добавила она, сделав шаг вперед и этим заставив его чуть податься назад, – главное, что волнует вас, это не вопросы положения или возраста и даже не политики или международной дипломатии, а просто опасение, что Альберт заменит вас в качестве моего наставника; что в будущем я буду получать советы с немецким акцентом. Все дело в этом, Мельбурн, что вы скажете?

– Сударыня…

Она подняла руку, останавливая его.

– Закончим, лорд Мельбурн, – сказала она резко. – Теперь будьте так любезны, укажите мне, в каком направлении дворец.

– Это туда, сударыня, – он показал в противоположную сторону от той, куда она двигалась до этого.

Она дернулась и устремилась мимо него, очень скорым шагом, назад во дворец. Ему оставалось только ковылять за ней вслед.

Заливаться соловьем? Не то чтобы выпад Квимби бил мимо цели. Он и вправду был очень чувствителен почти ко всем замечаниям, касавшимся ораторских способностей; все знали, что он вспыхивал каждый раз, когда упоминали имя Байрона, даже если это было повторение того отвратительного эпитета. Но… заливаться соловьем? Тогда этого не случилось. Возможно, она, королева, и права. Возможно, он упивался своей ролью наставника; возможно, он наслаждался их… доверительной близостью? Чем бы это ни было, такую возможность ему предоставляли все реже и реже. Вероятно, он уж чересчур упивался ею.

Он заметил, что Квимби, сидевший напротив, резко выпрямился, и на его веселой физиономии быстрой тенью промелькнуло неудовольствие. Мельбурну хотелось обернуться и посмотреть, кто это сумел произвести в Квимби подобную перемену, но остался неподвижен – предпочел не давать тому повода думать, будто его дела хотя бы в малой степени интересуют премьер-министра.

– К вам, кажется, пришли, – вместо этого бросил он ему.

– В самом деле, – сказал Квимби, вставая. – До встречи, премьер-министр.

– Буду ждать с нетерпением, – произнес Мельбурн.

Пока он раздумывал, не оглянуться ли ему все-таки, Квимби исчез: ни его самого, ни его гостя уже не было видно.

Квимби, пока они шли к библиотеке, успел поразмышлять о том, насколько же он правильно угадал возможные пути использования техники фотопроизведенного рисунка и каким великим даром предвидения он обладал. Хотя поздравлять себя пока еще рано. Пока абсолютно не с чем. Пока что есть только ситуация, которая не доставляет ему ничего, кроме спазмов в груди.

Прошло не так много времени после кошмарных событий того вечера, как к нему домой притащился Крэйвен, этот чертов помощник Тэлбота. Его встретил Перкинс – закутанный, как с тех пор он ходил всегда, в большой шарф, обмотанный вокруг шеи, чтобы скрыть зияющую рану, нанесенную зубами зомби. Для слуги внутри дома это было нарушением дресс-кода, даже несмотря на стоявшую тогда зиму; этим вопросом задавались также и остальные слуги, которые заметили перемену, произошедшую в Перкинсе, и поначалу просто избегали его, а потом, один за другим, попросили расчета, к большому сожалению Квимби.

В довершение, Перкинс ходил теперь, конечно, с бросающейся в глаза хромотой. Он и Квимби попытались произвести некий неотложный ремонт, касающийся недостающей ноги; его собственная, к несчастью, была обглодана так, что послужить опорой уже никак не могла, так что им пришлось отрубить ногу Шугэ и приладить ее взамен прежней, прибив ее на нужное место деревянными гвоздями и привязав бинтами; теперь, когда она была спрятана под брюками, носками и ботинками, никто не мог бы сказать, что одна из ног Перкинса имела предыдущего владельца, если не считать, конечно, хромоты.

Квимби, однако, не забывал об этом. Когда он смотрел, как Перкинс открывает ногу Шугэ, то заметил – со смесью удовольствия, сожаления и изрядной доли сексуального возбуждения, – что Шугэ исполнила буквально его несколько нестандартные инструкции, данные накануне оргии: покрасила ногти на ногах в ярко-красный цвет, и что же, именно так, как он и предвидел, ногти действительно преподносили ногу в самом эротичном свете.

Крайне возбуждающее зрелище.

Однако теперь нога была прикреплена к Перкинсу, и от этого Квимби совершенно запутался в своих ощущениях. Он до сих пор ловил себя на том, что наслаждается видом ноги с накрашенными пальцами, несмотря на то, что нога уже связана не с Шугэ и обещанными ею страстными, напоенными мускусом ночами, а с Перкинсом, его слугой-мужчиной. Он и впрямь довольно часто, под предлогом «дать ноге немного подышать», заставлял Перкинса снять ботинок и носок, а сам бросал на ступню мимолетные, но пристальные взгляды.

Они оба понимали, что единственным средством задержать процесс разложения, затрагивавший и физические, и умственные способности, было постараться обеспечить Перкинса непрерывной доставкой свежего мяса. Господа Берк и Хэйр-младшие согласились гарантировать, что в дом будут регулярно привозить новые трупы. Разумеется, оба они втайне недоумевали, каким это таким непонятным образом его сиятельство распознает трупы давностью больше одного-двух дней; они не догадывались, что у него в доме теперь был персонаж, наделенный самым утонченным вкусом в том, что касалось человеческого мяса, извлекаемого при расчленении. В самом деле, вкус у Перкинса в этом отношении был настолько изощренным, что он и Квимби скоро придумали презабавнейшую игру: Перкинсу завязывали глаза, и он проходил «гастрономический тест». Обычно он всегда умел определить пол источника мяса, а также ту часть тела, с которой был срезан тот или иной кусок.

Однако, если не принимать во внимание все эти обстоятельства, Перкинс сохранял превосходное расположение духа и никоим образом не пренебрегал своими обязанностями слуги, включая сопровождение гостей в кабинет хозяина; так же было и в тот вечер, когда явился Крэйвен, – он провел его прямо к камину, где сидел Квимби, неотрывно глядя на огонь.

Лорд поблагодарил Перкинса и отпустил его, посмотрев вслед: он знал, что тот прижмется ухом с той стороны двери, как между ними и было условлено – слушать было необходимо, чтобы быть готовым на случай непредвиденных обстоятельств.

– Ваш слуга простужен, сэр? – спросил Крэйвен, как только дверь закрылась, а сам он устроился на стуле. – Он так бледен, и я заметил, что он носит шарф.

– Да, это так, – ответил Квимби. – Бедный старина Перкинс мучается болями в груди.

– Еще и несчастный случай с ногой, да, сэр? – допрашивал Крэйвен.

– Точно, бедняга. Столько свалилось на него.

– Могу я спросить, не была ли эта рана получена во время конфликта в тот вечер?

– Как? Я что-то не понимаю, о чем вы говорите, дружище, – сердито сказал Квимби, уже решивший взять гостя на пушку.

– Я располагаю фотопроизведенным рисунком, который может освежить вашу память, сэр.

– В самом деле? И у вас это… с собой?

– Конечно, сэр.

– Давайте-ка взглянем. – Квимби встал и обошел разделявший их стол.

Крэйвен достал большую металлическую пластину, на которой имелось изображение. Он вручил ее Квимби, тот пробормотал «спасибо», разыгрывая заинтересованное внимание, а сам встал позади Крэйвена.

На изображении был виден Квимби (сбоку, но его вполне можно было узнать), смотревший на кровавую баню в библиотеке. На первом плане была отчетливо различима миссис Корвент, сидевшая на ляжках с оторванной рукой Фанни в зубах. На заднем плане Жаклин пировала над внутренностями Шугэ.

Да, и в самом деле, это изображение было в высшей степени изобличающим.

Дальше произошло все сразу: Квимби швырнул пластину в огонь, схватил с каминной полки большой, тяжелый подсвечник и поднял его, чтобы со всей силы опустить сзади на голову Крэйвена.

– Это была копия, лорд Квимби, – спокойно сказал тот, даже не шевельнувшись при виде гибнущего фотопроизведенного рисунка, скручивавшегося в пепел на каминной решетке.

Квимби помедлил.

– Копия? – повторил он.

– Да, милорд, – заверил Крэйвен. – Это был фотопроизведенный рисунок с оригинального фотопроизведенного рисунка.

– Понятно, – сказал Квимби и опустил подсвечник. – А где же оригинал?

– А вам, ваша светлость, совершенно незачем это знать. В надежном месте, и никто не сможет его найти, если не будет знать, где именно.

– Замечательно.

Квимби поднял подсвечник.

– Ваша светлость, – продолжал Крэйвен, – должен сказать вам, что вы не позаботились закрыть шторы на окнах. Я совершенно четко вижу на стекле ваше отражение.

Квимби глянул туда и увидел, как в зеркале, Крэйвена – тот сидел, а Квимби стоял позади него с поднятым в руке подсвечником. Крэйвен помахал ему, и это взбесило Квимби.

Он еще раз опустил подсвечник.

– Значит, никто не может найти его, этот фотопроизведенный рисунок? – спросил он, адресуясь к отражению Крэйвена.

– Нет, сэр, – улыбнулось оно.

– Тогда мне нет нужды беспокоиться о нем, не так ли? – вел свою партию Квимби.

– Ну, в данный момент, да, сэр, потому что…

Но он так и не закончил это предложение, так как позади него Квимби еще раз поднял подсвечник и на этот раз с тяжелым выдохом опустил его на череп Крэйвена так, что снес всю его заднюю часть. Тело подалось вперед к столу, и на его поверхность с мокрым, хлюпающим звуком брызнули кровь и зловонное серое вещество мозга.

Тело конвульсивно дергалось и издавало тихий стонущий звук. Квимби шагнул вперед и нанес ему второй удар, одновременно выкрикнув «Перкинс».

Моментально дверь кабинета распахнулась, Перкинс торопливо заковылял к столу.

– Поешь, парень, – осклабился Квимби, отступая в сторону и поднося к носу свою руку. В комнате уже остро чувствовался неприятный кислый запах мозга. – Этот тип еще дергается.

– Это очень любезно с вашей стороны, сэр, большое спасибо, – сказал Перкинс, подходя к столу и сдергивая Крэйвена на пол. Он устроился на коленях рядом с ним, и Квимби почудилось, что в свои последние мгновения Крэйвен каким-то образом осознал, что именно должно было с ним произойти – что он почувствовал, как Перкинс разорвал его рубашку, а потом прижался к его животу, и на мгновение тому стало тепло, и тепло обещало удовольствие, пока зубы Перкинса не вгрызлись в мясо, отрывая мягкую, нежную плоть, какой она бывает именно в этом месте. Квимби снисходительно улыбнулся. Он уже знал любимый маршрут Перкинса, изучив за последние несколько дней особое пристрастие своего слуги именно к мясу с груди и живота. Забавно, он вроде бы сблизился с Перкинсом как-то гораздо больше с тех пор, как он умер.