Текст книги "Обещание (ЛП)"
Автор книги: ZairaAlbereo
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Здравствуйте, Ремус. Спасибо, что пришли так быстро, – сказал Дамблдор. – Насколько я помню, вы знакомы с Кингсли.
– Мы встречались, – подтвердил Кингсли и коротко кивнул Ремусу. – Люпин.
– Шеклболт, – кивнул Ремус в ответ, испытывая чувство неловкости. После событий того Хэллоуина Ремуса официально допрашивали и сняли все обвинения, правда, не без настойчивого участия Дамблдора. Но многие знали о некогда близкой дружбе Ремуса с Сириусом. Кроме того, он был оборотнем – уже достаточная причина для недоверия в глазах многих людей. Таким образом, многие люди подозревали, что он тогда помог Сириусу. Он не знал, был ли Кингсли Шеклболт одним из них.
– В общем, – произнёс Кингсли, явно продолжая прерванный Ремусом разговор, – как я уже говорил, Блэка заметили. К несчастью, из-за стечения неудачных обстоятельств он ускользнул. Не все авроры вовремя узнали, что он – анимаг. Но всё равно хорошо, что теперь мы в курсе, иначе мы никогда бы его не поймали. Как вы, кстати, узнали об этом?
– У меня свои источники информации, Кингсли, – с улыбкой ответил Дамблдор.
– Его видели? – встрял Ремус. – С ним был Гарри? Мальчик в порядке?
Кингсли взволнованно, почти испуганно посмотрел на Ремуса и смущённо, будто извиняясь, улыбнулся.
– Нет, Гарри мы не видели. Но зато мы напали на след Блэка. Он вернулся на север. Его заметили в Манчестере.
– Вы случайно не предполагаете, почему он направляется именно туда, Ремус? – с безмятежным спокойствием в голосе поинтересовался Дамблдор.
– Манчестер мне ни о чём не говорит. Но, возможно, он просто старался уйти как можно дальше от Лондона и по чистой случайности оказался там.
Они поговорили ещё какое-то время, после чего Кингсли вернулся в министерство. Ремус тоже повернулся уходить, но у самого камина остановился и сказал:
– Я правда не в курсе, что ему там понадобилось.
– Я не сомневаюсь, что ты рассказал бы, если бы знал.
– Возможно, я смогу узнать.
Дамблдор пытливо оглядел его.
– Ты уверен, что хочешь этого? Пойми, никто не ожидает от тебя активного участия в этой слежке.
– Дело не в Сириусе, – сказал Ремус, – а в Гарри. Это – тот минимум, который я должен Джеймсу и Лили. Я обязан сделать всё, чтобы вернуть их сына домой целым и невредимым.
Этим вечером по возвращении домой Ремус поклялся себе, что найдёт Гарри. Ведь Дамблдор был прав, когда сказал, что он знал Сириуса. Он знал ход его мыслей. Если кто-то и мог их найти, это был он, Лунатик.
***
Они отошли от СТО и продолжали шагать до самых сумерек. Наконец они набрели на какой-то амбар и улеглись на стог сена переночевать. Уставший Гарри тут же отключился, но у Сириуса не получалось заснуть.
Он подошёл к маленькому окошку и посмотрел на быстро темнеющее небо. Он не видел собственную звезду, ту, в честь которой он был назван – только зимой можно было увидеть её здесь в такое время. Но он глядел на другие знакомые созвездия. В детстве он очень любил смотреть на звёзды. Альтаир в созвездии Орёл, Денеб и Альбирео в созвездии Лебедь… Они были его лучшими друзьями, пока не появились настоящие. И теперь, когда ситуация повторилась, они были словно старые знакомые. Даже теперь, когда он был так далеко от своей прежней жизни, подмигивающие ему звёзды оставались всё теми же.
========== 12. Я с тобой ==========
Гарри разбудили лучи солнца, сиявшего в окошке. Он лежал на копне сена – снова накрытый курткой Сириуса, как он заметил, перевернувшись на спину. Должно быть, тот укрыл его, когда он уже спал. Это был такой простой жест, но от него Гарри стало теплее – не столько снаружи, сколько внутри. Почти казалось, что Сириус заботится о нём. Но это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Гарри осознавал, что их с Сириусом дружба существовала только у него в голове. Зачем такому человеку, как Сириус, такой друг, как он? Гарри знал, что он никогда не был одним из тех людей, которые нравятся другим. Почему – он не понимал. Он всегда старался быть милым и полезным, но ничего не изменилось.
Зачем тогда Сириус взял его с собой? Почему он хотел взять его с собой? Он только создавал Сириусу лишние проблемы. Ну, допустим, он был другом его родителей – этот факт все ещё заставлял что-то в животе Гарри вздрагивать. И те сделали Сириуса его крёстным отцом. Гарри не особенно понимал, в чём состоит функция крёстного отца, но выражение ему нравилось – просто потому, что в нём было слово «отец». Он никогда бы не признался в этом Сириусу, но с тех пор, как они сбежали от Дурслей, Гарри часто фантазировал, будто Сириус действительно был его отцом. Конечно, это были всего лишь мечты – но в те моменты, когда Сириус укладывал его спать, прижимал к себе или приседал, чтобы смотреть ему прямо в глаза, он почти верил в это.
Но, естественно, это были лишь фантазии его разума. Он знал, что не был нужен Сириусу в этом смысле – кто пожелает иметь такого тупого сына-слабака? Наверное, Сириус просто чувствовал себя обязанным его забрать. Очевидно, ему не понравилось обращение Дурслей с ним. Но это не значило, что Сириус был рад бежать вместе с каким-то глупым мальчишкой. Гарри осознавал, что был ходячей неприятностью, бременем. Быть может, Сириус втайне уже сожалел о содеянном.
А ещё Гарри не понимал, что от него ожидалось. Он всё ещё очень стеснялся Сириуса. До сих пор волшебник проявлял к нему только доброту, но Гарри ужасно боялся, что однажды Сириус устанет от него и бросит его. Он боялся, что однажды скажет что-нибудь настолько тупое, что Сириус разозлится и больше видеть его не захочет.
И сейчас, глядя на спящего крёстного, Гарри решил, что будет очень осторожным со словами и постарается быть очень-очень хорошим. Может быть, тогда Сириус оставит его. Он только желал, чтобы в этот раз у него получилось лучше, чем у Дурслей – он так и не смог понравиться ни дяде Вернону, ни тёте Петунье.
Чуть позже проснулся и Сириус, и они позавтракали последними двумя кексами. Гарри был необычайно тихим – даже больше вчерашнего – и только кивнул, когда Сириус поинтересовался, всё ли хорошо. Они направились на восток и шагали сквозь простиравшиеся вдаль дикие леса и рощи. Выйдя к озеру, они пошли вдоль его берега. То был приятный сентябрьский день: по лазурному небу плыли пушистые белые облака, свежий бриз колыхал листья деревьев, птицы начинали шуметь в кустах, заслышав Бродягу, а волны, вздымаемые ветром, лениво бились о прибрежные камни.
Они шли уже довольно долго, и, хоть Гарри держался хорошо – подозрительно хорошо, Сириус волновался. Он заметил – Гарри вечно утверждал, что всё нормально, пытаясь не привлекать к себе внимания. Он никогда не спорил, часто извинялся без причины и редко о чём-либо просил. По сути, единственное, о чём попросил Гарри за всё время – рассказать о его родителях. Это желание было высказано весьма неуверенно и больше не повторялось. Сириус понимал, что Дурсли вырастили Гарри замкнутым и очень робким, научили быть максимально ненавязчивым и всегда ожидать худшего.
Сперва выстроить связь между ними – между мальчиком и большой косматой собакой – казалось лёгким делом. Все дети любили животных, не так ли? Пусть Гарри и знал, что мужчина и пёс были одним и тем же, в компании собаки он был более расслаблен. Кроме того, странствовать в виде пса было куда менее рискованно, чем в виде бомжеватого мага. Но теперь, когда его секрет больше не был таковым, а они были далеко от города и никого за всё утро не встретили, его пребывание в теле собаки казалось просто поводом не разговаривать – не мутить лишний раз воду. Сириус не знал, отчего он так боялся общения с крестником. Естественно, они уже разговаривали до этого, но делали это из необходимости. На самом-то деле, связь между ними могли выстроить лишь слова, а Сириус опасался её только испортить.
Как получилось, что он, Сириус Блэк, король Гриффиндора, похититель сердец, красноречивый, обаятельный шутник… забыл, как вести простую беседу?
Но Сириус всё же был гриффиндорцем, а они встречали страхи лицом к лицу. Медлить было нельзя. Мальчик всё ещё был слишком закрытым. Проводя параллель с собственным детством, он понимал, что Гарри ему-то верил, но истинным доверием здесь и не пахло. В своё время малыша Гарри обожали все вокруг, но ситуация, судя по всему, радикально изменилась, как только он поселился у тёти с дядей. Немудрено, что он был таким насторожённым.
Когда они вышли к очередному ручейку, кристально-чистыми водами вьющемуся вокруг камней, Сириус решил устроить привал. И, возможно, начать такой нужный им обоим разговор.
Он превратился в человека и повернулся к Гарри.
– Ты большой молодец, что так чудесно справляешься, но, думаю, нам стоит отдохнуть. Ты устал? Хочешь кушать?
Гарри пожал плечами, застенчиво глядя на него.
– Гарри, говори мне, если тебе что-то нужно, окей? Если ты проголодался или устал, или тебе страшно, или… или больно. Сообщать об этом – нормально. Я не буду за это на тебя злиться. Хорошо?
– Хорошо, – тихо ответил Гарри.
Сириус наполнил бутылки ключевой водой, присел на один из камней и указал на стоящий рядом.
– Иди сюда, щеночек, – позвал он. – Садись, твои ноги, верно, устали.
Он протянул Гарри одну бутыль. Мальчик подошёл поближе и присел рядом с крёстным.
Сириус воспользовался возможностью расстегнуть робу и посмотреть на повреждённое плечо – и поморщился. Рана больше не кровоточила, но выглядела воспалённо-красной. Должно быть, попала инфекция. Он вздохнул. Сейчас он ничего не мог с этим поделать. Он плохо помнил Гербологию и не располагал достаточным количеством времени, чтобы ходить в поисках лекарственных растений. Им следовало продолжать двигаться, чтобы успеть добраться до цели до наступления ночи. Медицинскую помощь придётся отложить.
Не глядя Гарри в глаза, дабы не смущать, он спросил:
– Как твоя спина? Всё ещё болит?
Гарри с интересом рассматривал собственные ботинки, лицо его алело. Он немедленно замотал головой.
– Точно? Гарри, пожалуйста, если тебе ещё больно, расскажи мне.
– Уже не так сильно, – прошептал Гарри, на секунду встретившись глазами с крёстным.
В первую же ночь в поезде Сириус взглянул на спину Гарри. От вида бордовых и пурпурных рубцов его чуть не вырвало, а после он заплакал. Сириус хорошо понимал, как их туда нанесли, хоть его собственные родители всегда пользовались только магией. Результаты были одинаковы. Он и подумать не мог, что способен ненавидеть кого-то сильнее, чем Волдеморта и Питера Петтигрю, но это было так – Вернон Дурсль возглавлял этот список. Волдеморт был чистым концентрированным злом. Питер Петтигрю – мерзким трусом. Но Вернон Дурсль и Петунья… на это у Сириуса просто не хватало слов.
Он проглотил комок в горле и посмотрел на своего крохотного невинного крестника. Вспомнил, как сильно любили мальчика Джеймс и Лили, и попытался побороть чувство вины, ненависти к себе за то, что это его глупые поступки, в конечном счёте, сделали насилие над ребёнком возможным. Он никогда не станет выдумывать поведению Вернона Дурсля смягчающие обстоятельства, обвиняя кого-нибудь другого. Какая-то его часть вновь пожалела, что он не убил этого ублюдка. Но его вина и ненависть были не тем, в чём сейчас нуждался Гарри.
Он отыскал оставшиеся бутерброды в карманах куртки. Они были слегка помятые, но почему-то ему казалось, что Гарри не будет против. Он протянул крестнику бутерброд.
– Держи, щеночек, поешь. Ты, наверное, голодный.
Гарри с неуверенной улыбкой принял еду и распаковал её. Некоторое время они подкреплялись в тишине, после чего Гарри заговорил – как ни странно, первым.
– Ты без обуви, – сказал он.
Сириус посмотрел на свои босые грязные ступни и слегка ими пошевелил.
– Да. Наверное, потерял в Азкабане, или у меня их забрали – честно, уже не помню.
– Что такое Азкабан? – кинув застенчивый взгляд на Сириуса, спросил Гарри, откусывая от бутерброда.
Сириус нахмурился и долгую секунду разглядывал Гарри, прежде чем ответить.
– Это тюрьма, в которой я сидел. Она сделана специально для волшебников. Она далеко, на острове в море.
– Ты долго там был?
– Семь лет, – слегка наклонил голову Сириус. – А что?
Гарри сдвинул маленькие чёрные брови. Эта цифра, должно быть, показалась ему вечностью – это было почти столько, сколько он жил на свете.
– Просто ты немножко неопрятный.
Сразу после произнесения этих слов Гарри застыл как вкопанный. Но Сириус только хихикнул. Всё же он предполагал, что был «немножко неопрятным».
– Азкабан – неподходящее место для новой стрижки. И там нет никого, перед кем можно наряжаться – ну, если не считать дементоров.
– Кто такие дементоры?
Мерлин, этот мальчик оказался неожиданно любопытным. Сириус не хотел врать крестнику о себе и о том, что с ним было до их встречи, но это не значило, что он обязан был рассказывать ему все пугающие подробности.
– Тюремные охранники, – не вдаваясь в пояснения, ответил он. – Хочешь узнать, куда мы идём? – спросил он после момента тишины, пытаясь перевести беседу в менее опасное русло. – Я думал, к этому времени ты меня уже достанешь вопросами об этом.
Гарри посмотрел на него, закусив губу. Очевидно, он понятия не имел, что в таких ситуациях отвечать. Сириус ведь не мог желать, чтобы Гарри ему докучал, верно?
– Гарри, если ты хочешь что-то узнать, не бойся меня спросить. Ты можешь спрашивать у меня всё, что угодно. Если я смогу, то отвечу на твой вопрос. Хорошо?
На этот раз Гарри ответил вслух, но многословностью его ответ не отличался.
– Хорошо.
Ладно, похоже, над этим придётся поработать.
– Рассказать тебе о том месте, куда мы направляемся?
Он дождался нетерпеливого кивка Гарри и начал вещать о маленьком домике, который его дядя Альфард построил вдали от людей. В детстве Сириус знал его как единственного порядочного человека в семье. Дядя Альфард был младшим братом его матери – холостым отшельником. У Сириуса всегда складывалось такое впечатление, что он вообще не любил людей, в том числе свою семью. Ему всегда больше нравилось «бегать дикарём», как называла это его мать. Свободное время он посвящал наблюдениям за птицами и рыбной ловле – что, естественно, было неприемлемым для его родителей как «типично маггловские» занятия. Его родители редко связывались с Альфардом, и, наверное, вообще оборвали бы контакт*, если бы его мизантропия не распространялась на магглов. Но в данном случае его не могли обвинять в чрезмерной любви к магглам.
Удивительно, но его дядя проявлял пусть и скупую, но всё же симпатию к племяннику. Результатом стали нерегулярные, но продуманные подарки на Рождество и дни рождения, а также одни блаженные каникулы в доме Альфарда, когда Сириус был примерно в теперешнем возрасте Гарри. Так его дядя заработал любовь племянника – гораздо более сильную, чем та, что тот получал в ответ. После того, как Сириус поступил в Хогвартс, он видел дядю лишь однажды. Он считал, что дядя, как и вся остальная семейка, презирал его за факультет – первый Блэк не в Слизерине! Его распределение, кстати, и стало событием, после которого его и без того нездоровые отношения с родителями покатились по наклонной. Поэтому Сириус был более чем удивлён, когда на седьмом курсе, после смерти Альфарда, он получил практически все богатства сейфа дяди и довольно любезное письмо с признанием, что он всегда был его любимым племянником, и поздравлениями с разрывом всяческих отношений с его семейкой стервятников.
В то время, как Сириус унаследовал неплохое количество золота для будущей самостоятельной жизни, его брату Регулусу достался полузабытый дядин дом. Пятнадцатилетний Регулус был в ярости из-за несправедливости дяди, который оставил всё золото его брату, изгнанному из рода, а ему отдал всего лишь ветхую хижину. Альфарда выжгли с родового древа – как перед этим Сириуса – и никто больше никогда не говорил ни о нём, ни о его проклятом доме. Сириус знал, что Регулус своё наследство игнорировал, и, когда – незадолго до ареста Сириуса – он умер, всё досталось их матери, которая, по слухам, тогда уже сходила с ума. В итоге теперь дом принадлежал Сириусу, но не был зарегистрирован на имя какого-либо мага и, скорее всего, никто не помнил о его существовании (на что Сириус очень надеялся). Более безопасного места он придумать не мог.
Дом был маленьким, но славным. Окружённый многолетними клёнами, он стоял на берегу обширного озера. Его огромный камин был всегда готов поддерживать тепло холодными ночами, которые скоро должны были наступить. На границах громадной территории стояли антимаггловские барьеры, которые, если повезёт, ещё оставались там. Здесь они смогут спрятаться от преследователей, здесь Гарри вырастет весёлым и жизнерадостным ребёнком. Глубоко внутри Сириус осознавал, что это не продлится вечно, и он не знал, что они будут делать, когда Гарри дорастёт до школы. Но всему своё время, и сейчас им будет достаточно места, где они отдохнут и узнают друг друга поближе.
И Сириус продолжал рассказывать Гарри об озере, где можно рыбачить, кататься на лодке и купаться в летние дни, о поле, где его дядя выращивал гигантские тыквы, и малину, и смородину, и ежевику, и о старой яблоне, на которой он ещё ребёнком построил домик. У него было много воспоминаний, в основном счастливых, которые он считал утраченными. Но он заметил, что с каждой новой историей, рассказанной Гарри, его мысли становились шире и яснее.
Гарри был рад, что Сириус стал человеком. Ему нравился пёс, бегающий вокруг него, а ещё в собачьем облике Сириус был очень смешным – он всё время гонялся за бабочками, вилял хвостом или даже лизал его руку. Но Гарри скучал по разговорам с ним. Ему нравилось, как Сириус говорит. Его голос был глубокий и спокойный, совсем не похожий на лай дяди Вернона или визг тети Петуньи, и почти уже не хриплый. Ему нравилось, как Сириус с ним общается – задаёт вопросы, но не выпытывает ответы. А ещё он много смотрел на него, но не страшно, как таращился дядя Вернон, а с весёлой искоркой или беспокойством в глазах. Но больше всего Гарри нравились прикосновения Сириуса. Эта мысль его немного смущала, но… он всегда представлял прикосновения отцов к детям именно такими. Рука, ерошащая волосы, легонько стискивающая плечо… Один раз Сириус даже перенёс его через другой, большой и глубокий ручей! Гарри знал, что у него не должно быть таких глупых мыслей, но ничего не мог с ними поделать.
День медленно приближался к концу, солнце опускалось всё ближе к горизонту, а Гарри чувствовал себя всё более уставшим. Его ноги сильно болели, и он не знал, сколько ещё продержится. Они снова остановились – на этот раз на полянке – и Сириус протянул Гарри бутылку с водой (как он делал это весь день, при том, что его даже не просили!). Гарри присел на упавшее дерево и жадно пил.
– Устал? – спросил Сириус, и Гарри тут же помотал головой, быстро вскакивая с места. Он ни за что бы не замедлил Сириуса – он не хотел показаться ему слабым. Но тот только положил руки Гарри на плечи и посадил назад.
– Твои глаза закрываются на ходу, щеночек. Это нормально, я тоже устал – мы шли весь день, – сказал Сириус, легонько сжимая его плечи.
Гарри посмотрел на него с немым вопросом в глазах, закусив губу. А крёстный, похоже, неплохо научился понимать его без слов.
– Что ты хочешь спросить? – поинтересовался Сириус, верно угадав, что Гарри над чем-то раздумывал и стеснялся задать ему вопрос. После полудня он стал больше говорить, в основном расспрашивать Сириуса о месте, куда они направлялись, но всё время следил за словами, чтобы те ни в коем случае не показались дерзкими или обидными. Но об этом он думал весь день и так и не придумал, как спросить вежливей.
– Почему ты меня так называешь? – наконец тихо промямлил Гарри, неуверенно глядя на Сириуса.
Но крёстный не обиделся, наоборот, заулыбался ещё шире.
– Почему я называю тебя щеночком?
– Угу, – кивнул Гарри.
– Это довольно забавная история… в общем, когда ты только родился, я каждый день навещал твоих родителей. Думаю, это начало раздражать твою маму, – он усмехнулся Гарри, и тот улыбнулся в ответ, желая услышать побольше о своих родителях и Сириусе. – Видишь ли, они тогда ещё не привыкли к тебе и мало отдыхали, потому что всё время суетились вокруг тебя. Каждый вечер, когда я появлялся у вас на пороге после работы, Лили в очередной раз закатывала глаза, а я превращался в Бродягу и пытался просочиться в дом мимо неё, чтобы меня не ругали.
– В Бродягу? – переспросил Гарри. Сириус уже говорил это раньше, но тогда это просто знакомо звучало, он не помнил, где слышал эту кличку.
– Ага. Так меня называли твой папа и наши школьные друзья, говоря о моей собачьей ипостаси. Так ты называл меня, когда был совсем маленьким. Ну, точнее, ты иногда это делал. Ты не был особенно разговорчивым.
– Правда? – изумлённо спросил Гарри. Может быть, поэтому кличка и прозвучала знакомо. Предположение было высказано Сириусу.
– Возможно. Твой отец думал, что в виде собаки я тебе больше нравлюсь, – усмехнулся Сириус.
Гарри помотал головой.
– Нет? Что ж, я очень рад. Так и знал, что Джеймс просто шутит… Так вот, я раздражал твою маму – совсем чуть-чуть, в основном она попросту не могла устоять перед обаянием моей персоны. Посему я свободно гулял по их дому и развлекал своего любимого крестника, – Сириус шутливо пощекотал Гарри в бок, и тот не смог удержаться от смеха. – Понимаешь, когда я трансформируюсь, я чувствую себя немного странно и не всегда могу контролировать свои собачьи инстинкты. Поэтому иногда я тебя облизывал – или творил другие необъяснимые штуки – и, когда Джеймс это заметил, он произнёс: «Бродяга, он не твой щеночек, он мальчик. Ты же помнишь, правда?» С тех пор они меня этим дразнили. Джеймс говорил: «Только посмотрите на Бродягу и его щеночка!», или твоя мама спрашивала нечто вроде «Сириус, не мог бы ты на секунду отпустить своего щеночка? Мне надо его покормить», – Сириус нежно улыбнулся. – А потом это прижилось, и ты просто стал моим щеночком.
Сириус повернулся к нему с такой яркой улыбкой на лице, что Гарри покраснел от смущения. Судя по сказанному, он действительно нравился Сириусу, когда был младенцем.
– Я не буду тебя так называть, если тебе не нравится, – тихо вымолвил Сириус. Но Гарри буйно затряс головой.
– Нет! Я… мне нравится.
И это было так. Когда он был совсем маленьким, Сириус называл его ласковым словом. И он до сих пор помнил, каким. Это многое значило для Гарри. У него никогда не было нежной клички. Ну, естественно, если не принимать «урод» за таковую.
Отдохнув, они вышли к другому озеру и пошли вдоль его берега, но вскоре Гарри начал спотыкаться на ровном месте. Солнце тонуло за горизонтом, покрывая всё вокруг золотистым свечением, поверхность озера сверкала красным и оранжевым. Ничего не говоря, Сириус взял Гарри под руки, поднял и понёс. Худенький маленький мальчик не так уж много весил, кроме того, он падал от усталости.
Гарри тихо выдохнул в область шеи Сириуса. Тот погладил его по спине и пробормотал:
– Всё хорошо, спи. Мы уже совсем близко.
На самом деле, идти надо было ещё довольно долго, но потенциального укрытия поблизости не наблюдалось, а ночевать под открытым небом Сириус не желал. И он нёс крестника на руках, радуясь луне, которая освещала ему путь после захода солнца.
Примерно через три часа измотанный Сириус разглядел очертания крыши в полумраке впереди. Когда он подошёл поближе, те приняли весьма смутно знакомый облик хижины. Всё же он был здесь целых двадцать лет назад и многое позабыл. Но дом, чуть отдалённый от берега, всё ещё стоял среди старых клёнов и лип, как в его воспоминаниях. Сад был заброшен, а хижина нуждалась в некотором ремонте, но она была здесь.
Маленький домик стоял среди тёмных, будто зачарованных зарослей шиповника, дикого винограда и ежевики, и Сириус знал – это то, что нужно. Это место станет их точкой отправления. Теперь у них будет дом – а всё остальное появится со временем.
Комментарий к 12. Я с тобой
* – в оригинале “and would have probably done so even less”. Переводчик позволил себе такую вольную интерпретацию текста лишь для того, чтобы не возникло противоречия – как вы, скорее всего, уже поняли, в данном фике родители Сириуса – гады.
========== 13. И я буду рядом ==========
Дом был полностью заброшен. Было печально видеть, до какого состояния опустилось место, что некогда так радовало своего владельца. Хотя эта мысль казалась не только грустной, но и странно уместной. Затерянное место, на десяток лет всеми забытое, станет домом для двух потерянных людей. Казалось, словно дом может быть третьей стороной их союза, на которую можно положиться, которая сохранит их тайну. И пусть Сириус осознавал, что не так уж и хорошо знал своего дядю, ему хотелось верить, что тот также был бы с ними заодно.
Осторожно держа Гарри на руках, так, чтобы не разбудить мальчика, Сириус обошёл вокруг дома. Лозы и кустарники сделали всё возможное, чтобы спрятать заброшенное строение – в образовавшихся зарослях трудно было найти дверь. Когда Сириус справился с этой задачей, он сперва подумал, что оная заперта, и только потом понял, что она застряла в том положении, в котором её оставили много лет назад. После применения некоторой физической силы дверь поддалась.
Всё внутри дома было покрыто мраком. Лишь тонкий серебристый лунный луч, проникший сквозь одно из окон, освещал кусочек пыльного деревянного пола. Это делало темноту вокруг ещё более жуткой. Внезапно половица под ногами Сириуса скрипнула. Сириус замер. Он резко почувствовал знакомую волну холода. Кровь в жилах застыла. Он стиснул Гарри сильнее, попытался глубоко вдохнуть и замедлить пульс. Перед глазами танцевали тени, звон в ушах оглушал. Ты паникуешь! Чёртов дурак! В этом доме не может быть дементоров!
Но голос разума был ничем в сравнении с тягучим страхом где-то в груди, с мурашками, бежавшими по спине. Его колени ударились о землю, ледяной холод окружал его, топил его. Мрак наползал на него, высасывал воздух из лёгких. Он сжал Гарри ещё крепче. Нет! Нет! Вы не заберёте его. Вы не можете забрать Гарри. Гарри… Он зарылся носом в нежную шейку крестника, вдыхая свежий запах скошенной травы. Такой маленький, невинный, драгоценный… «Сириус?» – позвал кто-то сперва издалека, затем голос подобрался ближе.
– Сириус?
Сириус сделал трясущийся вдох, осознав, что держит в руках извивающееся тело.
– Сириус!
В поле зрения появились тёмные глаза. Мрачный туман расступился, и он уже смотрел в лицо крестника, который уставился на него расширенными глазами.
– Ты меня задушишь…
Сириус немедленно ослабил хватку.
– Я… извини меня. Я не… Я не осознавал, что держу тебя так… крепко. Тебе было больно? – Сириус ощупал маленькое тельце, но Гарри помотал головой.
– Нет. Я просто… Ты меня не слышал, – сказал он слабым голосом.
– Я–… прости, щеночек, я только… задумался… на секунду. Не волнуйся, – он натянуто улыбнулся Гарри, но его руки тряслись, и мальчик вовсе не выглядел убеждённым. – Я разведу огонь, хорошо? Тогда тут не будет так темно, – Сириус старался, чтобы это прозвучало повеселей, но результат был жалок.
– Здесь страшно, – прошептал Гарри, прижимаясь к Сириусу.
– Я знаю, щеночек, но через минуту уже не будет. Поверь, здесь нечего бояться. Ладно? И я здесь. Я с тобой.
Сириус успокаивающе гладил Гарри по спине и рассматривал дом привыкшим к темноте взглядом. Здесь располагалось много старой мебели, покрытой толстым слоем пыли и украшенной настолько же пыльной паутиной. Ничего страшного здесь не было.
***
Поздней ночью Ремус сидел за письменным столом, захламлённым записками на пергаменте, выпусками «Ежедневного Пророка», старыми письмами и снимками. Весь этот беспорядок освещала одинокая масляная лампа. Маг глубоко вздохнул и потёр переносицу. Нет, Ремус Люпин не был одержим расследованием. Он только принимал во внимание все факты. А самый важный факт был приведён Альбусом Дамблдором. Ремус знал Сириуса лучше всех.
Ну, по крайней мере, лучше всех оставшихся в живых – что нечасто происходило с людьми, окружавшими Сириуса. Это легко подтверждала статистика погибших членов Ордена Феникса. Ремус вздохнул. Он понимал, что несправедливо обвинял в этом бывшего друга. Они сражались на войне, а на войне люди умирают. Просто было тяжело придерживаться собственных высоких моральных стандартов, когда дело касалось Сириуса Блэка. Если бы он только был способен видеть его обычным Пожирателем Смерти, последователем Волдеморта, да даже предателем Ордена Феникса, тех, кто боролся за магический мир, он мог бы дистанцироваться от злодеяний мужчины. Но несмотря на то, в чём он себя убеждал – что он никогда не знал Сириуса по-настоящему, что он не был тем другом, за которого Ремус отдал бы не то что правую руку – свою жизнь… он не мог избавиться от воспоминаний.
Как только ему начинало казаться, что он наконец преодолел себя, какое-либо странное воспоминание вновь поражало его. Даже не особенно важное – какая-нибудь мелочь. Например, первая ночь в Хогвартсе, когда Ремуса разбудил кошмар, а Сириус уже сидел на краю его кровати и протягивал шоколадную лягушку. Или морозный зимний день в Хогсмиде, когда он отдал Ремусу свои шерстяные перчатки, утверждая, что умрёт от теплового удара, если они пробудут на нём ещё минуту. Или первое полнолуние после выпуска из школы, когда измученный тренировкой для будущих авроров Сириус объявился у него на пороге, засмеялся, увидев изумление на его лице и спросил: «Ты правда думал, что я пропущу всю потеху только потому, что мы уже не школьники?»
Эти воспоминания повергали Ремуса в мучительные раздумия о том, как же всё так получилось. Как озорной, но незлобивый мальчик, негодяй с добрым сердцем мог совершить… это? Неужели он был таким великолепным актёром? Или же случилось что-то, полностью сломавшее Сириуса Блэка, что-то, о чём они не знали? Ремус никогда бы этого не узнал и не понял, и поэтому он от всего сердца ненавидел некогда любимого Сириуса, совершившего то, что он никогда не сможет позабыть.
Их было четверо. Мародёры, четвёрка друзей навсегда. И Ремусу становилось больно при воспоминании о том, как он иногда мысленно исключал из их круга Питера. Питер был милым, только порою немного навязчивым пареньком. Несмотря на то, что иногда Джеймс глядел на него как на питомца, как на своеобразный талисман их компании, так, как не смотрят на ровню, Питер слепо следовал за Джеймсом, золотым мальчиком, как мотылёк на свет. Неудивительно, что мир его перевернулся с ног на голову, когда того убили. Но он сделал большее – выследил Сириуса. Кто бы мог подумать, что маленький Питер на это способен? А Сириус его убил. Человек, которого Ремус считал своим лучшим другом, убил маленького Питера.
