Текст книги "Обещание (ЛП)"

Автор книги: ZairaAlbereo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

И лишь когда настало время ложиться спать, и Рон с близнецами, крикнув «Доброй ночи, мам! Доброй ночи, пап!» поднялись наверх, чувство неловкости схлынуло, оставив облегчение и неуверенность. Он поднялся с места и застенчиво улыбнулся чете Уизли.

– Спокойной ночи, – тихо пожелал им он.

Миссис Уизли встала и крепко обняла Гарри. Он напрягся, но не отстранился.

– Спокойной ночи, милый! – ответила она. – Просто поднимайся вслед за Роном, он покажет тебе всё необходимое. Давай я приготовлю на завтрак твоё любимое блюдо. Что ты любишь больше всего?

Любимым блюдом Гарри были блинчики с кленовым сиропом и свежими ягодами или компотом, но он знал – если их приготовит миссис Уизли, они получатся неправильными. Быть может, даже вкуснее, но всё равно не такими. Поэтому он слегка помотал головой и прошептал:

– У меня такого нет.

На секунду миссис Уизли показалась разочарованной, но после она улыбнулась, погладила его по спине и отправила наверх.

Рон уже был в комнате, одетый в свою жутко оранжевую пижаму, когда туда робко вошёл Гарри. Мальчик сидел в кровати и любопытно осматривал нового соседа по комнате.

– Я слышал, как мама с папой вчера говорили, – сказал он. – Это правда, что тебя похитил Сириус Блэк? – он расширил глаза.

Секунду Гарри тупо пялился на него в ответ, а после присел на соседнюю кровать.

– Ну, я… – начал он. Он не знал, что и сказать. Сириус его похитил? Сириус и сам часто так говорил, усмехаясь и шутливо приобнимая его. Но это же была неправда, так ведь? – Я… мы жили с ним вместе, в одном доме, – наконец пробормотал он, глядя на свои босые ноги.

Глаза Рона округлились ещё сильней.

– Мама говорит, что он сумасшедший, – прошептал он и вздрогнул, видимо, представив, каково это – жить под одной крышей с психом.

– Что? – ужаснулся Гарри. Что он такое сказал? – Нет! Это неправда! Он не сумасшедший! Твоей маме не стоило так говорить, – заверил он, поджав губы. – Ему иногда снятся кошмары, но они бывают у всех… – промямлил он себе под нос.

– Кошмары? Правда? – с любопытством спросил Рон, явно не замечая реакции Гарри на этот разговор. – И что он тогда делает?

Гарри неуверенно посмотрел на него. Да, Рон ему нравился. Он казался славным. Приятно было встретить сверстника, который не презирал его и не называл уродом. Но он ни в коем случае не собирался рассказывать ему, как Сириус крепко прижимал его к себе и плакал. Это было слишком личным. Их секретом. И ему почему-то казалось, что Рон не поймёт.

– Мы… мы пьём горячий шоколад… – ответил он.

Как ни странно, это только сильней шокировало Рона. Мальчик уставился на него с разинутым ртом.

– Он готовил тебе горячий шоколад? – пискляво прошептал он. – Он ТОЧНО сошёл с ума.

Гарри недоуменно взглянул на него. Он не думал, что пить горячий шоколад значит быть сумасшедшим. Миссис Уизли, например, сегодня днём сама приготовила его для Гарри. Он чуть не пропустил следующий вопрос Рона.

– Ты… ты боялся?

– Нет, я же был с Сириусом, – помотал головой Гарри. – А когда мне снились кошмары, он разрешал мне спать в его кровати.

– Вы спали в одной кровати?! – ахнул Рон.

Гарри смущённо посмотрел на него. Наверное, ему не стоило этого говорить. Теперь Рон наверняка считал его мелким плаксой.

– Но… но… он разве не делал тебе больно? – с ужасом вопросил Рон.

– Нет! Ты что, конечно, нет! – удивлённо ответил Гарри. – Он никогда бы не сделал мне больно! Только плохие люди обижают других.

– Но он и есть плохой, – пожал плечами Рон, будто это было само собой разумеющимся.

– Нет, он НЕ ПЛОХОЙ! – зло уставился на него Гарри. Почему все так говорили? Сириус всегда был очень добрым и хорошим. Он забрал его от Дурслей. Держал его на руках, когда он плакал. Научил его летать на метле и жарил ему блинчики. Он любил его. И он не был плохим. Другие люди были плохими, не Гарри и Сириус. Так сказал Сириус, и Гарри ужасно хотел этому верить. Он должен был верить. И он не хотел быть здесь. Он хотел быть с Сириусом. Хотел снова оказаться в комнате на чердаке в своей постели. Гарри развернулся и забрался под одеяло. Отвернувшись от Рона, он неподвижно лежал в кровати, обнимая себя руками. Рон хмыкнул и выключил свет, но лишь когда маленькую комнату наполнил тихий храп, Гарри наконец позволил слезам пролиться.

***

Сириус мёрз. Его тошнило, у него кружилась голова. На него направили яркий свет, который мешал ему видеть человека. Человека, который что-то ему говорил из тени. Вечно из тени. Всю его жизнь так и было. Люди из тени всегда шептали ему, какой он плохой, какой бесполезный, какой виноватый… Он снова был в Азкабане? Ему было холодно. Вечный холод. Человек – мужчина – снова заговорил. Это было неправильно. В Азкабане люди ни с кем не говорили. Он сидел на стуле. Тоже неправильно. Нет, он не был в Азкабане, теперь он вспомнил. Министерство. Он всё ещё был в министерстве, и это была очередная комната допроса. Они опять задавали ему вопросы. Снова и снова, но его ответы им по-прежнему не нравились…

На его лицо внезапно брызнули холодной водой. Он зашипел. Головокружение и тошнота никуда не делись, но голос стал более различимым.

– Знаешь, что меня особенно раздражает? – спросил голос. – Меня раздражает, что этот малютка тебя даже защищал. То, что ты с ним сделал, Блэк, просто жестоко. Так почему бы тебе не признать хотя бы, что ты наложил на него Конфундус? Или это был Империус?

Сириус старался держать глаза открытыми, но веки были слишком тяжёлыми. Голова была тяжёлой. Всё его тело было таким тяжёлым… Что этот парень сказал? Ах, Конфундус…

– У м-меня… не б-было… палочки, – прошептал он. По крайней мере, попытался. Язык тоже был тяжёлым.

– Ты только это и говоришь. Но как ты тогда пересёк страну вместе с маленьким ребёнком? И не ты ли вытащил оборотня из озера? Как же ты это, интересно, сделал без палочки?

– Уже… говорил. С палочкой… Ремуса…

– Если бы ты действительно любил мальчика, ты бы уже сознался. Что, по-твоему, с ним теперь случится? Он сирота. И сейчас всё выглядит так, будто он заодно с убийцей. Неужели ты думаешь, что он будет кому-то нужен, когда об этом узнает весь мир?

Что-то внутри Сириуса зашевелилось. Что он говорил?.. Заодно?

– Это… смешно…

– Наверное, он вернётся к своим маггловским родственникам. Я слышал, что они не самые приятные люди.

Сердце Сириуса пропустило удар.

– Нет! – вскрикнул он. Нет… это было невозможно… Дамблдор… Он же пообещал…

– Но что, если они не примут его назад после вашей маленькой выходки? Единственным выходом будет маггловский приют. О них ходят такие гадкие слухи… Особенно трудно там придётся такому миловидному, робкому малышу… Ты ведь понимаешь, о чём я?

Нет. Нет. Нет, нет, нет, нет-нет-нет…

– Но ты ещё можешь ему помочь. Признайся в своих преступлениях. Сознайся, что забрал его силой и тщательно промыл ему мозги. Тогда он будет невинной жертвой. Любая семья хороших волшебников пожелает подарить ему дом. Милому мальчику, никак не союзнику массового убийцы, нет.

О Боже. О Боже. О Мерлин. О Боже…

– Давай, Блэк. Всего лишь одна подпись. Это не так уж сложно, верно?

В его руку вложили перо. Странное, полузабытое чувство… Оно напомнило ему детство, когда он мальчишкой сидел рядом с Джеймсом в жарком душном кабинете, склонившись над своей экзаменационной работой. Джеймс, его друг, его брат, чему-то усмехался, глядя на него. Джеймс, которого он так и не смог защитить. Но Гарри… он ещё мог защитить Гарри.

========== 23. До конца своих дней ==========

Жизнь в доме Уизли оказалась очень странной. Почти всю жизнь Гарри считал себя уродом, потому что вокруг него случались странные вещи, которые можно было объяснить только волшебством, но его дядя утверждал, что магии нет. Теперь он жил в месте, где магия была чем-то обычным, повседневным, и он снова начинал чувствовать себя уродцем, потому что только его она удивляла. Приземление огромной совы с газетой на обеденный стол и шоколадная лягушка, внезапно ожившая и выпрыгнувшая у него из руки, окончательно выбили его из колеи. Когда Рон с близнецами показали ему упыря, живущего на чердаке, ни один из них так и не понял, отчего он испугался. Он ненавидел чувствовать себя таким дурачком.

Сами Уизли были не такие уж и плохие. На следующее утро Рон извинился за то, что обидел его, хотя он, вероятно, не понимал, что его так расстроило. С тех пор ни он, ни близнецы больше не заводили разговор о Сириусе Блэке. Сами по себе они вовсе не были тактичны и не особенно следили за своим языком, поэтому Гарри подозревал, что миссис Уизли запретила им задавать ему вопросы о его крёстном.

Гарри по-прежнему не мог привыкнуть к куче людей, которые бегали по дому, кричали и хохотали. На второй день своего пребывания у Уизли он познакомился с ещё одним рыжеволосым ребёнком, маленькой девочкой, которая пала жертвой эксперимента Фреда и Джорджа с тыквенным соком и поэтому не смогла встретить его в день приезда. Её звали Джинни, и она была немного странной. У неё была привычка пялиться на него, прикрыв глаза, но как только он входил в комнату, где она находилась, она немедленно умолкала. Это его напрягало, но мама девочки всё повторяла, что та просто стесняется. Это чувство было хорошо знакомо Гарри, но он не понимал, чего Джинни стесняется. Всё-таки она была в кругу своей семьи, и здесь её все любили, даже Фред и Джордж, которые отравили её сок – из-за чего, кстати, Гарри теперь всегда был настороже во время еды, да и в целом рядом с близнецами. Ему предстояло выучить ещё много непонятного, незнакомого и пугающего, и это, вдобавок к волнениям о крёстном и его состоянии, сильно действовало ему на нервы.

Он вскоре понял, что у миссис Уизли о Сириусе лучше не спрашивать. Ему и так потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы подойти к ней с вопросом, а когда он робко спросил, скоро ли он сможет увидеться с крёстным, он окончательно осознал, что это была плохая идея. Сперва она просто не поняла, о ком идёт речь, и он смущённо пояснил, что имел в виду Сириуса. Это так шокировало её, что она выронила из рук миску с картошкой, и та разлетелась по всему полу. Воцарилась суматоха; взбудораженная миссис Уизли начала суетиться, бегать туда-сюда и отругала близнецов, которые, воспользовавшись моментом, смеялись и кидали картошку друг в друга, а также – больше всего – в Рона. Прямо посреди этого беспорядка и оказался вошедший на кухню мистер Уизли. Жена тут же оттащила его в угол и начала о чём-то с ним эмоционально перешёптываться. Всё, что Гарри удалось различить в этом шуме, содержало «Блэк», «невозможно», и что-то вроде «пожирания смерти». Он ничего, естественно, не понял, но они явно говорили о чём-то плохом. В итоге им пришлось поесть мясного рулета с остатками макарон, потому что картошка была испорчена, Фреда и Джорджа вновь наказали мытьём посуды за игру с едой, хотя, как они справедливо заметили, картошка к тому времени уже разлетелась по полу, поэтому едой считаться не могла, а Гарри без конца извинялся за испорченный ужин, хоть миссис Уизли и утверждала, что в этом не было его вины.

В тот же вечер, чуть позже, Гарри отвели в сторону и мягко объяснили, что даже если Сириус Блэк и считался формально его крёстным, это не значило, что он, Гарри, чем-то ему был обязан или должен был с ним общаться. Что он не был его истинным крёстным отцом, что бы он ни утверждал, потому что его родители не хотели бы, чтобы он жил с таким ужасным человеком. Естественно, той ночью Гарри снова плакал, пока не провалился в сон.

***

В Лондоне наступило серое снежное утро. На улице бушевала метель, и мороз разукрасил сказочными узорами как старинные здания, так и современные массивные комплексы из бетона и стекла. Редкое зрелище, однако так кстати показавшееся. Приближалось Рождество, и Корнелиус Фадж, выглянув в окно, на секунду даже забыл, что красивая картина была ненастоящей, всего лишь копией того, что окружало бы Министерство, если бы оно не было под землёй. Да, рождественская пора уже вступала в силу, и он страстно желал наконец поставить точку в этом безобразии, именуемым делом Сириуса Блэка.

Возможно, Макнейр вскоре чего-то добьётся. Когда подчинённые Скримджера зашли в тупик – упрямый узник всё никак не хотел сознаваться – Фадж решил пустить в ход, как говорится, тяжёлую артиллерию. Отдел Тайн и так пожирал галлеоны тоннами – надо было его где-то использовать. Так допрос узника №179 – Сириуса Блэка – повесили на Уолдена Макнейра.

Макнейр пообещал ему быстрый результат. И вот он попросил его о встрече сегодня в полдень, что подало Фаджу надежду. Возможно, всё пойдёт так, как он хотел. Скоро Макнейр придёт. О, не прекрасный ли это будет заголовок? «Министр магии Корнелиус Фадж обеспечивает безопасность магического сообщества – Сириус Блэк найден и наказан по заслугам». Эта новость просто обязана была появиться на первой странице «Ежедневного Пророка».

В дверь позвонили. Министр обернулся и выпрямился в свой, к сожалению, не очень высокий полный рост, сложив руки за спину.

– Да, входите! – позвал он, искусственно придавая своему голосу важности.

Дверь отворилась, и в кабинет вошёл высокий широкоплечий мужчина с ледяными глазами. Он холодно, неискренне улыбался. Фадж сглотнул, опустился в своё кресло и указал на стул поменьше с противоположной стороны стола.

– Ах да, Макнейр, – сказал он. Это должно было прозвучать как приветствие известного политического лидера, но Фадж сфальшивил и произнёс эту фразу как продавец б/у ковров-самолётов. – Чудесно, чудесно, – он слегка брызнул слюной. – Присаживайтесь. Слышал, у вас хорошие новости.

Макнейр проигнорировал приглашение и остался возвышаться над министром.

– Он подписал его, – Макнейр кинул на стол свиток пергамента.

– Что? Кто? – тупо спросил Фадж, сдвинув брови.

Секунду Макнейр молча пялился на министра.

– Блэк, – безэмоционально пояснил он. – Он сознался.

– Ох! – на секунду Фаджа словно выбило из колеи. – Действительно? Очень быстро, однако. И это, конечно, замечательно. Просто прекрасно! И впрямь хорошие новости, – он развернул свиток и беглым взглядом осмотрел его. – Чудесно! Хорошая работа, Макнейр! Вот это я называю быстрыми результатами. Я, несомненно, доложу об этом вашему начальству.

Уолден одарил его ещё одной натянутой, не затронувшей его холодного взора улыбкой.

– Конечно, министр, – он кивнул на прощание и покинул кабинет министра, который казался взбудораженным ровно до тех пор, пока за угрюмым мужчиной не закрылась дверь. После Фадж откинулся на спинку стула, переводя взгляд с пергамента на столе к волшебной иллюзии метелицы за окном. Да, Рождество – чудесная пора!..

***

Холодно. Здесь было холодно. Сириус Блэк лежал на койке, крепко обняв себя обеими руками, и пытался не трястись и не кашлять. Сюда приходила женщина, которая дала ему каких-то зелий, и теперь ему немного полегчало. Но холод никуда не делся. Он забирался куда-то внутрь, замораживал его полностью и окончательно. Он старался думать о чём-то добром, счастливом. В детстве это помогало ему пережить летние каникулы. Дома, лёжа в кровати, ощущая дикую боль и презрение к себе, он всегда пытался вспомнить что-то хорошее, чтобы отогнать притаившихся во мраке чудовищ. Он воображал земли Хогвартса и друзей, с которыми он гулял вокруг озера, в жаркий день сидел под любимым деревом, шутил и смеялся. И теперь он попытался это вспомнить, но мысль казалась искусственной, неживой. Свет был слишком ярким, смех – фальшивым. Пытаясь вспомнить Джеймса, он видел лишь удивлённые мёртвые глаза посреди руин дома в Годриковой впадине.

Дверь со скрипом отворилась. Взгляд Сириуса переметнулся к выходу из камеры. С непривычки ему пришлось зажмуриться, настолько ярким показался свет. Послышались тихие шаги, и к нему подошла маленькая стройная фигура, заслонив собой свет. Он моргнул, пытаясь разглядеть лицо вошедшего, но оно оставалось в тени. Что-то с гулким звуком поставили на пол. Вдруг его чем-то укрыли. Чем-то тёплым, таким знакомым… одеялом… нет, мантией… его мантией.

– Я мало что могу сделать, но я принесла вам ещё Бодроперцового зелья. Пожалуйста, выпейте его, пока оно ещё горячее, – почти ласково попросил женский голос. Тёплая рука легла ему на лоб. Грубая ладонь, но такой нежный жест. Это было… странно. Так заботятся о сыновьях матери – так могла сделать для него миссис Поттер. Не будь его родная мать, Вальпурга Блэк, такой бесчувственной, прояви она к нему хоть раз доброту, он мог бы вспомнить её. – Возможно, я смогу добиться, чтобы вас поместили в палату в Мунго. Я поговорю с главой Аврората, – пробормотала женщина. Сириус не знал, обращалась она к нему или же просто говорила сама с собой. – Я скоро вернусь. Выпейте зелье.

Дверь закрылась за посетительницей, и Сириус снова остался один. Он перевернулся на бок и поджал колени к груди, словно пытаясь раствориться в мантии. Сириус чувствовал её тепло, но она грела его лишь снаружи – внутри он по-прежнему был ледяной. Он отстранённо подумал, что теперь, если его вернут в Азкабан, он проведёт в этом холоде всю оставшуюся жизнь. Возможно, там он замёрзнет насмерть. А возможно, решение будет иным… Мёрзнут ли лишённые души?

Что-то ощутимо покалывало его. Конкретно – его левое бедро. На секунду Сириус просто сконцентрировался на этом чувстве, пытаясь заставить свой вялый разум отдать организму команду. Когда покалывание превратилось в боль, Сириус снова перевернулся на спину и попытался нашарить рукой источник боли. Но на койке рядом с ним ничего не было. Он удивлённо ощупал пространство вокруг и, ничего не обнаружив, уже собирался кинуть это занятие, как вдруг что-то твёрдое упало ему прямо в руку. Этот предмет не был под ним – он был над ним, в кармане его мантии.

Сириус недоуменно ощупал плащ. Найти нужный карман одеревенелыми пальцами оказалось нелегко, но, как только он наконец нашарил маленький свёрток, осознание бладжером обрушилось на него. Он вытащил предмет, рассмотрел потрёпанную красную с золотом подарочную обёртку, смятый кривой бант. Успевшая сильно намокнуть бумага была надорвана, и содержимое выглядывало наружу. К подарку была прикреплена маленькая открытка с нарисованной падающей звездой. Дрожащими пальцами Сириус потянулся за ней и разлепил её страницы.

Дорогой Сириус,

Счастливого Рождества!

Гарри

Боль была настолько сильной, что на секунду дыхание Сириуса остановилось. Слёзы выступили у него на глазах, побежали вниз по щекам, а он всё не мог оторвать взгляд от этого небольшого проявления любви его крестника. Гарри купил ему рождественский подарок. Его маленький крестник, которому никогда на его памяти не дарили подарков, мальчик, вероятно, впервые получивший карманные деньги, потратил их на подарок другому человеку. На подарок ему. Своему крёстному. Сириус разорвал остатки бумаги, и в руку ему упала маленькая серебристая фигурка.

***

– Что я должен делать? – робко спросил Гарри, уставившись на ножницы в своей руке.

– Просто отрежь всё, что ниже плеч. Я никогда не расчешу эту гриву, кроме того, она вышла из моды десять лет назад, – успокаивающе улыбнулся крестнику Сириус и сел перед ним.

***

– Чёртовы патлы, у меня в жизни не было с ними таких проблем! – Сириус перевёл взгляд с кулинарной волшебной палочки на налипшую на его чёрные пряди кашу. – Хотя повар из меня, конечно, ещё тот. Если найдёшь волосы в еде, загадай желание, хорошо?

Гарри только улыбнулся.

***

– Сириус?

– Ммм?

– У нас одинаково чёрные волосы, верно? Как ты думаешь, мы можем показаться людям отцом и сыном? – Гарри посмотрел на него полным надежды взглядом.

***

Сириус стиснул маленькую фигурку в кулаке и прижал её к груди. О, за это он отдал бы всё, что угодно… За то, чтобы они с Гарри жили как настоящая семья, как отец и сын, мирно и открыто. Он бы научил мальчика играть в квиддич. Может быть, они бы завели кошку или сову. Они бы съездили на море, которого Гарри никогда ещё не видел. Однажды Сириус бы даже научился нормально готовить. Но этому не суждено было сбыться. Он знал, что теперь всё кончено.

– Я люблю тебя, Гарри. Я бы очень хотел всё исправить. Но ты в безопасности. И ничего в мире нет важней.

***

В Норе Гарри проснулся и тоже увидел крупные пушистые снежинки за окном. Его первой мыслью было тут же побежать вниз, разбудить Сириуса и попросить его выйти поиграть с ним в снежки. Но потом он осмотрел оранжевую комнату, увидел спящего в соседней кровати Рона и вспомнил, что отныне всё изменилось, и Сириус не сможет выйти с ним на прогулку.

Он молча оделся, стараясь не разбудить Рона, и на цыпочках спустился по лестнице. Зайдя на кухню, он заметил, что в дом прибыл ещё один Уизли, который теперь сидел за огромным столом рядом с Джинни. Похоже, у Уизли была целая куча детей. Каждый день он встречал кого-то нового. Конкретно этот выглядел старше и серьёзнее остальных, хотя такой эффект, наверное, создавали его очки в роговой оправе и аккуратно уложенные, но не нарочно прилизанные, как у близнецов в тот первый вечер, волосы.

– Д-доброе утро, – тихо пробормотал Гарри, замешкавшись в дверях. К его удивлению и лёгкому беспокойству, миссис Уизли не наказала его, в отличие от близнецов, за вчерашнее происшествие с картошкой, хотя это была целиком и полностью его вина. Поэтому он не знал, как она воспримет его появление этим утром.

Но, как только взгляд миссис Уизли пал на него, она одарила его одной из своих теплейших улыбок.

– Доброе утро, Гарри, дорогуша! – поздоровалась она даже слишком бодро. Она стояла у плиты и что-то помешивала. – Как спалось, милый? Проходи, не стесняйся, садись! – миссис Уизли сперва жестом показала ему направление, но, когда он не ответил, мягко взяла его за плечи и подвела к столу. – Проголодался? – спросила она. – Это мой сын, Перси. Он уже учится в Хогвартсе; он приехал к нам на Рождество прошлой ночью. Перси, поздоровайся с Гарри.

Мальчик поднялся и вежливо протянул Гарри руку.

– Здравствуй, Гарри, – серьёзно произнёс он, когда младший робко пожал её. – Очень приятно познакомиться.

– Мне тоже, – промямлил Гарри, ощущая, как зарумянились его щёки. Он сел на стул напротив Перси. Новые люди всегда настораживали его, и он никогда раньше не бывал в такой большой компании, а здесь все ещё и разговаривали с ним. Ну, кроме Джинни, конечно, которая снова умолкла, как только его заметила. К счастью, большая тарелка с омлетом, беконом и сосисками и стакан тыквенного сока, поставленные перед ним миссис Уизли, избавили его от необходимости вести беседу с Перси.

Только Гарри начал расслабляться, слишком часто засовывая вилку с едой в рот для того, чтобы с ним пытались говорить, как вдруг случилось это. Сперва он почувствовал, как по телу разлилась тупая боль; его организм потихоньку начал неметь, словно его окунули в холодную воду. А после он ощутил самую острую, пронзительную боль за всю свою жизнь, и прямо перед его глазами предстала яркая, страшная картина.

Это был Сириус, и он прощался.

Гарри закричал.

***

Элеонора Брисби уставилась на дверь перед собой. Она, как и всегда в подобных случаях, нервно тёрла большой палец правой руки об указательный и кусала губу. Миссис Брисби была женщиной средних лет, некогда, прежде чем тяжёлая жизнь оставила неизгладимый отпечаток на её лице, весьма привлекательной. Она ещё немного потопталась на месте, потом сделала глубокий вдох и позвонила в дверь.

– Да? – донеслось ворчание из кабинета. Миссис Брисби на секунду заколебалась, но после открыла дверь и вошла внутрь.

– Мистер Скримджер, – начала она, глядя в пол. – Я… я только что навестила узника. И он в ужасном состоянии! – она подняла взгляд и остановилась, увидев в кабинете главы Аврората самого министра. – Ой. М-министр, – слегка заикаясь, произнесла миссис Брисби. – И вы здесь… Я не знала. Прошу прощения, что прервала вашу встречу, но… в общем, как я уже говорила, состояние узника не улучшается, – она взглянула на Скримджера и отчего-то вдруг стала увереннее, расправила плечи. – Я вам говорила, что он не готов к вашим допросам. И в этой камере он не сможет выздороветь. Там слишком холодно и сыро. Ему даже не дали тёплой одежды – мне пришлось просить охранников принести его мантию! – она упрямо, почти дерзко продолжила: – Как его лечащий колдомедик, я протестую против такого обращения! У него развились осложнения, конкретно – пневмония! Вы не можете дольше держать его здесь, его нужно поместить в Мунго.

– Ну, к вечеру это уже не будет иметь никакого значения, – поднял бровь Скримджер, отвечая взволнованной женщине. – Пневмония будет последней в списке его проблем. Может, она даже пойдёт ему во благо.

– Ч-что это значит? – спросила целительница с ещё более тревожным выражением на лице.

– Сегодня вечером его подвергнут Поцелую, – Скримджер опустил взгляд на пергамент. – По всей видимости, он сознался.

– Вы уверены, что он вообще понял, что именно подписал? – миссис Брисби расширила глаза. – Этот человек полумёртв!

– Судя по всему, он был достаточно живым, чтобы написать своё имя, – прозвучал холодный, властный голос позади неё, и она удивлённо обернулась. Взглянув в ледяные серые глаза обладателя голоса, она отшатнулась и нервно сглотнула. Ей явно стало очень неуютно под пристальным взором нового посетителя.

– О, Люциус! – поприветствовал того Фадж. – Вы уже слышали! Да, немногое проходит мимо вас.

– Вы правы, немногое, – улыбнулся министру Люциус Малфой, но взгляд его остался всё так же холоден. – Однако поздравляю вас, министр. Вы разрешили эту ситуацию со скоростью и осмотрительностью истинного лидера.

Явно забытая всеми женщина тихо фыркнула. Фадж демонстративно отмахнулся от комплимента, гордо выпятив грудь.

– Ну что вы, Люциус, вы мне льстите. Всё-таки это моя работа.

– И вы делаете её превосходно, – отметил Люциус. – Так значит, казнь произойдёт сегодня вечером? Если вы того пожелаете, я могу быть свидетелем.

Скримджер нахмурился, услышав слова блондина, но Фадж согласно кивнул.

– Отлично, отлично! Не уверен, что сам смогу поприсутствовать. Знаете, столько всего требует внимания министра… Если я не смогу, оставлю за себя Долорес. Скримджер, вы, естественно, в любом случае там будете, как глава Аврората, верно?

– Конечно. Я возьму с собой одного из своих подчинённых в качестве второго свидетеля, – кивнул Скримджер, по-прежнему хмурясь.

– Чудесно. Возможно, вы сможете привести ещё кого-нибудь из Визенгамота, Люциус? – спросил Фадж, повернувшись к Малфою.

– Я попрошу Яксли.

– Прекрасно. Не могли бы вы тогда доставить дементоров, Скримджер? Процедура будет назначена где-то на десять часов. Толп к тому времени уже не будет. Всё-таки дементоры – не самое приятное зрелище. Не следует пугать население.

Трое мужчин разошлись. Никто из них не обратил внимания на столбом застывшую в кабинете шокированную целительницу.

– Кажется, скоро вас избавят от своих обязанностей, милочка, – бросил на прощание Люциус Малфой, даже не глядя на неё лишний раз.

***

Ремус сидел за старым обшарпанным деревянным кухонным столом и нервно постукивал по нему пальцами. Стоявший перед ним чай давно остыл, но он не обращал на него внимания.

С тех пор, как он поговорил с Дамблдором после того, как оставил Гарри с Уизли, он не находил себе места. Заглушить беспокойство не удавалось. Пусть до полнолуния было ещё далеко, он чувствовал внутреннего волка, который словно пытался завладеть его разумом, занять собой его тело, вылезти из тени. В его голове носилось столько мыслей, что его мозг просто взрывался; сейчас он и без волка легко мог сойти с ума.

Хуже всего было то, что он не мог увидеть ни Гарри, ни Сириуса. Он искал их целую вечность, а теперь, когда он наконец их нашёл, они вновь были недосягаемы.

Самым понятным было его беспокойство о Гарри. Он всегда волновался за мальчика, хотя последние годы он старался реже об этом думать, не переживать так сильно. Когда он принял тот факт, что сами звёзды против того, чтобы он позаботился об отныне единственном члене своей стаи, он заглушил в себе это чувство. Он убедил себя, что ему хватало просто знать, где ребёнок, знать, что о нём заботятся. Больше он ничего не мог сделать. Конечно, теперь, когда он знал, что заботились о нём лишь на бумажке, он сожалел, что тогда, давным-давно, не поступил, как типичный Сириус. И вот он вновь встретил Гарри, ощутил, как возрастает доверие мальчика к нему, и их связь, которую он всегда чувствовал, только усилилась. Гарри был его стаей. И Лунатик страстно желал защитить своего детёныша.

Такие мысли всегда смущали Ремуса. Он ненавидел всё, что напоминало ему о волке. Ему и так было нелегко раз в месяц превращаться в дикого зверя; он не хотел иметь с ним больше ничего общего. Ремус безрадостно хохотнул, вспомнив реакцию Сириуса на те редкие случаи, когда он озвучивал такие свои чувства. Сириус никогда не понимал, почему он так яростно отделял себя от волка. Для Ремуса он был дьявольским созданием, живущим в его теле; для Сириуса – маленькой проказливой частью Ремуса. Он часто подозревал, что Сириусу волк даже нравился. Очень похоже на Сириуса – думать о свирепом чудище как о невоспитанном питомце. Это выглядело даже мило – примерно как попытки Хагрида вырастить дракона на грядках с тыквами, но Ремуса это в основном пугало, потому что это вело к идиотским, опасным, почти смертельным розыгрышам – таким, как «послать Снейпа в Визжащую хижину в полнолуние».

Глупый, беспечный Сириус. Да, думая о нём, он испытывал ещё большую тревогу. Он был очень рад, что министр, похоже, начинал рассматривать идею с судом всерьёз, он знал, что в министерстве работало много компетентных целителей, и всё равно чувствовал себя ужасно беспомощным посреди этого беспорядка. Сириус смог прорваться через линию ненависти и веры в предательство друга, которой Ремус оградил себя от правды. Он просто не мог продолжать цепляться за образ Сириуса-убийцы после всего, что тот сделал во время их последней встречи. Но Ремус знал, что для Министерства его слова и кната не стоят. Возможно, даже слова Дамблдора не имели значения. Нужны были доказательства, и для этого они должны были поговорить с Сириусом, он должен был его увидеть, посмотреть ему в глаза и… вернуть его. Он остро нуждался в лучшем друге, которого считал утраченным.

Отчаяние, которое Ремус испытывал при этой мысли, почти пугало его. Он не знал, насколько далеко будет готов зайти. Который раз он подумал о Питере, и вина встрепенулась глубоко внутри. «Мне кажется, Питер действительно был предателем». Он вспомнил собственные слова и вздрогнул. Они действительно походили на правду. Если утопающий тянет тебя за собой, его следует отпустить. Это могло быть так, но всё равно казалось предательством. Внутренности Ремуса скрутило узлом. Как он мог просто взять и снова повесить ярлык предателя на друга? Да, Сириус сказал, что предатель – Питер, но Сириус был не самым логичным человеком. Этому могло быть другое объяснение. Даже сотня других объяснений, о которых он сейчас не мог думать. Возможная невиновность Сириуса не значила вину Питера. Он только знал, что теперь маленький Питер был мёртв, и предполагать о нём худшее сейчас, когда он не мог защититься, было подло. В школьные годы Питер был хорошим другом. Странноватый, неуклюжий, иногда даже глупенький, он горой стоял за него вместе с остальными, преодолев все трудности, он даже научился анимагии, чтобы ему помочь. Как он мог плохо думать о таком друге? Он наступал на те же грабли. Шаблонно мыслил. Предавал друзей.