Текст книги "Прачка. История попаданки (СИ)"

Автор книги: Юки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Прачка. История попаданки

Глава 1

Иногда, чтобы все изменилось, достаточно одного слова – особенно если оно сказано вслух, когда ты этого совсем не ждешь.

Я сидела в поезде, уставившись в мутное стекло, за которым маячили зеленые холмы и старенькие дачи, половина из которых давно была заброшена. Я ехала в отпуск, единственный за последний год, и отчаянно мечтала лишь об одном – чтобы никто меня не трогал. Никаких звонков, отчетов, поручений – лишь запах трав, костра и свободы. И немного сказки, если уж мечтать по-крупному.

– Отпуск мечты, – пробормотала я, прикрывая глаза. – Пусть он будет… просто волшебным. Пусть все забудут о моем существовании хотя бы на время. А я забуду про них.

Я не знаю, почему мироздание так буквально поняло мое желание. А может я просто оказалась не в том месте и не в то время. И как итог – я проснулась уже в другом мире.

Пришла я в себя от вони. Резкий запах прогорклого мыла, мокрого белья и чего-то едко-сладкого ударил в нос, заставив меня закашляться. Я открыла глаза – и увидела не полки вагона, а черный, закопченный потолок с деревянными балками. Я лежала на холодном каменном полу, а вокруг меня валялись мокрые тряпки, стояли ведра, слышался шум воды и женские голоса.

– Ты чего разлеглась, Линн?! Поплохело что ли? – надо мной склонилась девчушка с соломенными кудрями. Ее лицо было измазано мыльной пеной, и она уставилась на меня своими большими, испуганными глазами.

– Где я?.. – пробормотала я, чувствуя, как ужасно болит голова. Попробовала пошевелиться – и затылок пронзила острая боль, от которой я зашипела.

– Как это где? В прачечной ты, дуреха! Вставай давай, работа ждет! – рявкнула другая – пожилая женщина с толстыми руками и грозным взглядом. Она плеснула на меня водой из ковша, заставив отплевываться. – Лежит тут, а барское белье ждет.

– Прачечная?.. – повторила я, утирая лицо, силясь понять, что происходит. Это что, сон? Кома? Галлюцинация на фоне стресса?

Я села, щупая затылок. Под пальцами обнаружилась шишка, пульсирующая огнем. Я что, головой ударилась?

Все вокруг было слишком реальным: сквозняк, дующий из дверной щели, влажный запах реки с улицы, холод каменного пола.

– Ты в порядке, Линн? – девчушка – та, что с кудрями, – помогла мне подняться. – Ты сильно ударилась, когда поскользнулась.

– Я… да, наверное, – выдавила я, всматриваясь в ее лицо. Слишком четкое, чтобы быть сном. Слишком настоящее.

Я поднялась на ноги, пошатываясь. Оглянулась, разглядывая большую комнату, уставленную чанами с горячей водой, в которых мокло белье. И женщин, что работали здесь – все в одинаковых грубых платьях, руки красные, волосы убраны под косынки. На веревках под потолком свисали рубахи и камзолы, штаны с позолоченными пуговицами, платья из дорогой ткани. И все тут пахло мылом и потом.

– Кто я? – вырвалось у меня.

– Линн ты, дурочка, – проворчала пожилая женщина. – Забыла, что ли? Линн Эдвайр, прачка в «Речной лилии».

Линн Эдвайр. Прачка. В «Речной лилии». Каждое слово резало слух – но внутри отозвалось странным эхом, будто это и впрямь… я?

– Нет… – шепнула я, глядя на свои руки – грубые, потрескавшиеся. Не мои.

Я ведь Елена, и работаю офис-менеджером. Как, черт возьми, я оказалась здесь? В теле какой-то Линн, стирающей чужие портки? В другом мире…

– Эй! Ты чего застыла?! – пожилая женщина ткнула меня в бок. – Мыло в руки и за дело! Господину Валморену нужно белье к вечеру, а он не любит ждать!

Я не знала, кто такой господин Валморен. Но поняла одно: назад дороги нет. Я заперта в этом чужом, странном, мыльном мире. И от моего «отпуска мечты» осталась только вонючая вода и ведро, полное грязных сорочек.

Я схватила мыло, чувствуя, как горячие капли воды с чана летят мне на руки, разъедая кожу. Каждое движение казалось чужим, неловким. Но я старалась. Потому что что-то в этом шуме, запахе мыла, жаре воды было настоящим. И я боялась остановиться. Боялась, что, если остановлюсь – исчезну насовсем. Или сойду с ума, что тоже возможно.

– Линн, не зевай! – девчушка – Анабель, как она представилась, – подала мне свежий таз. – Держи, а то госпожа Йелл заругается.

Я взглянула на нее – и впервые за этот день улыбнулась. Потому что ее взгляд был сочувствующим. И в этом безумии я была не одна.И пусть я стала прачка в чужом мире, а что стало со мной настоящей, оставалось только гадать. Но если я здесь, значит, мне дали шанс на новую жизнь. И я обязательно выясню, зачем судьба послала мне такой отпуск.

Глава 2

Я быстро поняла: этот мир был слишком реален, чтобы быть сном.

Мне было больно, когда я прикусывала губу, мыльная вода щипала растрескавшуюся от щелочи кожу, а грубая ткань натирала руки до красных пятен. Здесь все ощущалось острее, чем когда-либо в офисе с его кондиционером и скучными презентациями.

Вечером, когда последние тазы были вылиты, а руки гудели от усталости, я уселась прямо на крыльцо прачечной. Глядя рассеянно на то, как медленно темнеет вода реки, вдоль которой тянулись здания: рыночные лавки, лавки сапожников и шляпных дел мастеров, трактиры и кабаки. Их вывески раскачивались в легком ветре, а фонари с магическими кристаллами уже начинали мерцать, освещая район.

– Это Элентмар, – сказала Анабель, подсаживаясь рядом. Ее тонкие босые ноги болтались с порога. – Столица королевства. Все товары здесь сходятся, и все, что нужно, найдется.

– А все, что не нужно? – спросила я слабо.

– И это найдется, – фыркнула девочка, поправляя косынку. – Если есть деньги.

Деньги. Слово простое, но здесь оно звучало так же весомо, как и дома.

Я узнала: в этом мире деньги были всем. А магия, то самое чудо, о котором могли лишь мечтать все мои соплеменники, была доступна только знати. Простолюдины же недалеко ушли от рабов, будучи свободными лишь на бумаге. Город жил по законам аристократии, а законы эти были просты: кто родился наверху, тот правит. Кто внизу – тот вечно будет вытирать чужую грязь.

Когда ночь спустилась окончательно, Анабель повела меня в барак – «общежитие для прачек». Старая постройка с перекошенными стенами, пахнущая сыростью. Внутри – длинный темный коридор, тусклый свет масляной лампы. Шум и смех, запах дешевой похлебки и пота.

Я наврала Анабель, что от удара плохо помню кто я и где, и она вызвалась мне все напомнить. Даже вопросов не задала, как ни странно, словно ей было все равно, вру я или нет.

– Мы живем тут, – сообщила Анабель. – Комнату делишь с Мирой. Она тихая, главное не лезть к ней.

Комната была крохотная – едва хватало места для двух узких кроватей и маленького сундука с вещами у окна. Деревянные закопченные стены, обугленные от свечей, а потолок такой низкий, что можно достать рукой, и если бы не падающий из окна свет, тут было бы совсем тоскливо.

Я бросила привет соседке и уселась на заправленную кровать. Провела ладонью по холодной стене и чихнула от сквозняка. Похоже, это станет моим домом на ближайшее время. И не сказать, что мне здесь очень нравится, но уж лучше так, чем на улице.

Мира оказалась девушкой с русыми косами и бледным лицом. Она кивнула мне коротко – и отвернулась, устроившись с книгой под слабым светом масляной лампы. Я поняла: здесь никто не станет навязываться, но и помощи ждать ни от кого не стоит. Каждая прачка – сама за себя, и Анабель лишь исключение.

Глаза закрылись сами собой – от усталости, и я опустилась на подушку. Но сон никак не хотел приходить, а мысли все крутились вокруг произошедшего со мной.

Что-то или кто-то перенес меня сюда, прямо в тело Линн. И жива ли я в той реальности, остается только гадать.

Но я не хочу быть всего лишь прачкой. Я обязательно выберусь из трущоб на самый верх. Даже если придется чем-то пожертвовать.

Наутро я проснулась от холода – и от звуков, доносящихся с улицы. Кареты, грохот копыт, гомон торговцев. Все смешивалось в гулкий ритм нового мира.

Я выглянула в окно. Вдалеке, среди узких улочек и мостов через канал, виднелись башни – белые, с остроконечными крышами, над которыми клубились перламутровые облака. Аристократический квартал – я узнала его по рассказам. Там, за высокими заборами, маги правят городом, танцуют на балах и пьют вино из хрусталя. А мы, простолюдины, стираем их сорочки и молчим.

Но я не собиралась молчать. Пусть пока у меня только руки, натертые мылом, и опыт из прошлой жизни – я все равно не остановлюсь.

Я вспомнила свое пожелание об «отпуске мечты». Волшебство, другой мир, романтика… В общем-то, что хотела, то и получила, так чего теперь ныть? Осталось только найти свое место в этом мире. Настоящее, достойное меня. А пока остается лишь стирать портки и строить планы.

Глава 3

Новый день начинался так же, как и предыдущий: с рассветного звона колокола у городской стены и запаха дешевой каши из кухни барака. Сначала я не могла понять, как можно есть эту густую серую массу, но через несколько дней все встало на свои места – когда от голода сводит желудок, даже самая невкусная пища становится манной небесной.

Я умылась ледяной водой, обмотала волосы косынкой – здесь женщины прятали их от пара и мыльной воды – и, вцепившись в таз, отправилась в прачечную. Там уже шумела жизнь: тяжелые чаны с кипящей водой, деревянные бадьи, натертые доски, на которых женщины били белье. Мыльная пена ложилась узорами на потрескавшиеся доски, а в воздухе стоял аромат жженого жира от свечей.

В этом месте был свой особый ритм. Каждый шаг – усталый, но выверенный. Каждая складка рубахи, каждое пятно – мелкий бой с грязью. Казалось бы, работа унизительная, но женщины в ней находили смысл: то ли в гордости за чистый результат, то ли просто в упрямстве – не дать грязи победить.

И я училась тому же. Делать все быстро, есть на ходу, отдыхать в коротких перерывах между стирками. И успевать к сроку, ведь господа не любили ждать.

Клиенты приходили в течение всего дня. Сначала простолюдины – торговцы, лавочники, и один цирюльник, который вечно оставлял на воротничках мыльные разводы. Их белье было грубое, но честное. Заказывали мало, платили медными монетами – но всегда с опаской смотрели в глаза, будто боялись, что мы можем осудить их нищету.

Потом шли аристократы. Их прибытие оповещал скрип колес и цокот копыт лошадей. Кареты – с гербами и резными дверцами, лошади – с лентами в гриве. Слуги вытаскивали холщовые мешки – такие тяжелые, что приходилось тащить вдвоем.

– Смотри, – шептала мне Анабель, когда один из лакеев принес очередной мешок. – Это белье из дома баронессы Меллен. Она носит только батист и шелк. Стирать нужно очень аккуратно. Если хоть ниточка порвется – всем нам будет плохо.

Я только кивала в ответ. Я уже поняла: для этих людей их сорочки и чулки – часть их образа – их блеска и величия. Для них же мы – всего лишь руки, которые возвращали вещам чистоту.

Иногда особо щепетильные аристократы приходили сами.

Так в первый раз я увидела лорда Кристафа Маллета – надменно-сухопарого мужчину лет сорока, с лицом, которое, казалось, никогда не улыбалось. Он принес две белоснежные рубахи, сложенные так аккуратно, будто каждая из золота.

– Только кипяток. Только мыло из жирных орехов. И – без запахов. Понятно? – его голос был ровным, безразличным. Но в глазах притаилось что-то хищное, заставляющее меня невольно опустить взгляд.

– Поняла, милорд, – ответила я, хотя внутри все сжалось от злости.

После него частенько приходил господин Грефф, юный дворянин с излишне слащавой улыбкой и руками, которые он вечно прятал в карманах, будто что-то скрывал. Он шутил с Анабель, подмигивал мне – а потом оставлял тонкие носовые платки, пахнущие лавандой.

– Дамам нравится, когда у мужчины все в порядке, – говорил он, и я не знала, то ли смеяться, то ли плакать.

Но самым частым гостем стал маркиз Эшер Валморен. Аристократ, который, как я узнала от Анабель, питал ко мне личную неприязнь. Ведь однажды я, а верней, настоящая Линн его отшила, больно уязвив самолюбие, и он не смог мне этого простить. Кажется, он отчего-то решил, что неотразим, а Линн не захотела падать к его ногам.

Эшер приходил без предупреждения и всегда в разное время – каретой или верхом, всегда в мундире, всегда с насмешкой на губах. Высокий, темноволосый, со смазливым лицом и притягательными ямочками на щеках. Вот только характер у него был скверный.

Его белоснежные рубахи, жилеты с золотыми пуговицами и даже черные перчатки – все ложилось исключительно в мои руки, и никому другому он свое белье не доверял. Или просто это был способ отомстить мне за унижение.

– Похоже, грязь липнет даже к тем, кто родился в шелках, – однажды не выдержала я, когда он принес особенно запачканную рубаху.

Он приподнял бровь и усмехнулся:

– Зато некоторые всю жизнь живут в грязи.

Стиснув зубы до хруста, я промолчала. Просто взяла рубаху – и выстирала ее так, чтобы блеск ткани напоминал о его словах.

Вечером, возвращаясь в крохотную комнатку, я всегда задерживалась у окна, глядя на огни вдалеке. Там, в сияющих особняках, танцевали под музыку. Смех, вино, шелка… А здесь – запах мыла и старый барак.

Но я знала: пусть я ношу чужие рубахи к реке, я все равно осталась собой. И я докажу этому заносчивому Валморену, что даже грязь на что-то да способна.

Глава 4

Все началось в один обычный вечер, когда я мыла последнюю партию рубашек, оставшись совсем одна – ведь остальные девочки уже выполнили дневную норму. Пальцы онемели от холодной воды, а спина ныла так, будто я перетаскала на себе целый дом. И я мечтала о том, как вернусь домой, в свою комнату, на скрипучую кровать. И даже жесткий матрас покажется мне сейчас пуховой периной.

Дверь прачечной скрипнула, впуская на секунду свежий, ледяной воздух. Я не сразу посмотрела, кто пришел – слишком уж увлеченно терла белоснежную манжету, оттирая от нее пятно вина.

– Осторожнее с этой рубашкой, девица. Она стоит больше, чем твой месяц работы.

Мужской голос, донесшийся до меня из-за спины, был строгим, но в нем сквозила усталость – не та, что остается после долгого дня работы, а та, что съедает изнутри.

Я подняла глаза, поднимаясь на ноги. Обтерла руки об фартук и натянуто улыбнулась припозднившемуся клиенту.

Он стоял в дверях, в дорогом темно-зеленом камзоле, с серебряной вышивкой на рукавах. Высокий, статный, с гладко зачесанными назад русыми волосами. Черты его красивого лица были резкими, заостренными, словно он давно не спал, а взгляд – тяжелым, наполненным вселенской тоской.

– Милорд, – кивнула я, пытаясь сообразить, что привело его в столь поздний час.

Руки пусты, и ни сумки, ни корзины.

Он подошел ближе, кинул на стол аккуратно сложенные белые перчатки.

– Я не видел тебя раньше. Ты новенькая?

– Да, милорд. Линн Эдвайр.

– Линн, – повторил мужчина, будто пробуя имя на вкус. – Ты знаешь, кто я?

– Нет, милорд.

Он усмехнулся – коротко, почти горько.

– Кристиан Альтенберг.

Имя звучало, как удар гонга. Я слышала о нем от других прачек: один из самых влиятельных молодых дворян Элентмара, старший сын герцога, хозяин половины местных земель. В его доме пировали так, что потом еще неделю по городу ходили слухи.

– Завтра принесу рубашки, выстирай, как умеешь. Но… – он замолчал, глядя куда-то поверх моей головы. – Скажи, Линн… Ты когда-нибудь слышала, как люди рассказывают свои самые страшные секреты – просто так?

Меня будто холодной водой облило, а сердце ухнуло вниз. Что это с ним? Он… будто пьян, но взгляд трезвый, и говорит уверенно. О каких он секретах твердит?

– Милорд? – робко спросила я. – Что вы имеете в виду?

– Сам не знаю. Все это… так странно, – он чуть наклонил голову, глянув на меня задумчиво. – Я только зашел… а хочу рассказать тебе все. Все то, чего боюсь. Что не решаюсь сказать даже себе.

Я застыла, не смея пошевелиться. Не понимая, что происходит. Слова лились из него рекой, будто он пришел на исповедь:

– Знаешь, Линн, я боюсь. Боюсь, что стану таким же, как мой отец. Холодным и жестоким. Боюсь, что, когда умру, обо мне не вспомнят даже те, кто обязан будет плакать. И это – самое страшное.

Мужчина говорил тихо, спокойно, но каждая фраза цепляла, вызывая сочувствие и нечто иное. Это было не просто откровением, а чем-то большим, я это чувствовала.

Я ощущала, как его слова пульсируют в моей голове, будто мои собственные мысли. Слышала даже то, чего он не говорил вслух – дрожь в голосе, страх в каждом вдохе. И, странным образом, мне хотелось… понять его. Помочь ему.

Когда он закончил, его лицо разгладилось, словно мужчина сбросил с плеч камень. А потом Кристиан моргнул, как человек, внезапно проснувшийся.

– Ты… что я только что говорил? – нахмурился он.

– Ничего, милорд, – быстро сказала я, пряча дрожь в руках. – Вы велели постирать рубашки.

Он сжал губы, явно пытаясь вспомнить. Но так ничего и не сказал, выглядя донельзя растерянным. Будто нечто невидимое стерло его воспоминания. Словно какая-то магия забрала его слова. Оставила только их отзвук в моих ушах и сердце.

Это было так странно, что я потерла глаза, думая, не сон ли это. Но защипавшее слизистую мыло тут же убедило в реальности происходящего.

– Чертовщина какая-то… – пробормотал он и вышел, не оглядываясь.

А я осталась, стоя в облаке пара и мыльной пены.

Мир вокруг казался прежним – скрип досок, бульканье кипятка, голоса с улицы. Но что-то точно изменилось. Я чувствовала это внутри себя. И, кажется, это именно я заставила Альтенберга заговорить.

Глава 5

Этим утром я пришла на работу рассеянная. Даже попрощаться с Мирой забыла, а когда зашла в прачечную, чуть было не споткнулась о таз, забытый кем-то на проходе.

А все потому, что половину ночи проворочалась, мучаясь бессонницей. Вспоминая вчерашний вечер и странное признание того аристократа.

Что это вообще было? Почему он все это мне рассказал, и, черт побери, почему потом обо всем забыл?

Это было так похоже на магию, что я не понимала, как на это реагировать. И вроде стоит радоваться, что у меня появился дар, но неизвестность пугала. Может, это все лишь совпадение, и ничего нет?

Девочки отправились на обед, а я осталась доделать то, что не успела. И едва закончила со всем, вытерев руки о передник, как входная дверь распахнулась. Сквозняк ворвался в прачечную, развеяв пар, и я сразу почувствовала – это не обычный клиент.

Эшер Валморен стоял в проеме, как всегда уверенный, с легкой усмешкой на губах. Он был в темно-синем камзоле, а его волосы были растрепаны, будто он только что снял шляпу.

– Линн, – надменно процедил мужчина, – мне нужны мои рубашки. И срочно.

– Добрый день, милорд, – ровно ответила я, хотя внутри бурлила злость. – Их еще не высушили.

– У тебя всегда найдется оправдание, – заметил он, шагая ближе, оставляя грязные следы на каменном полу. – Но знаешь, что я думаю? Ты просто любишь спорить, признайся.

Я вскинула подбородок, неодобрительно глядя на грязь.

– А вам, похоже, нравится, когда с вами спорят, милорд. Раз уж продолжаете приходить в эту прачечную.

Глаза Эшера опасно сузились, и он надвинулся на меня, нависая с грозным видом.

– Думаешь, я хожу сюда ради грязных рубашек?

– Вы ведь и так все знаете, милорд, – с вызовом глянула я на него, пусть и смотрела снизу вверх. – Вам просто нравится издеваться надо мной, не так ли? Доставляет особое удовольствие унижать тех, кто слабей вас?

Маркиз рассмеялся, но смех этот был сухим, как шорох бумаги.

– Ты слишком дерзка для прачки, Линн. Ты когда-нибудь слышала, что простолюдины должны знать свое место?

– Я слышала, – кивнула я, чувствуя, как в груди разгорается желание запустить в него тазом. – Но я никогда не верила, что место человека определяется его рождением.

Он подошел так близко, что я могла почувствовать тепло его кожи. Протянул руку, и на мгновение мне показалось, что он меня ударит – но мужчина лишь скрипнул зубами, пронзив меня злым взглядом, и отстранился.

– У тебя слишком острый язык, прачка, – прошептал Эшер, вложив в голос презрение и ярость. – И взгляд твой для простолюдинки слишком наглый. – Его голос стал тише, почти ласковым, но под этой лаской я услышала сталь. – Ты думаешь, что ты – особенная? Что другие аристократы станут терпеть подобное неуважение от такой, как ты?

Я спокойно выдержала его взгляд, отчего-то ощутив в себе странную смелость,

– А вы думаете, что можете унизить любого, кто посмеет смотреть вам в лицо? Да и кто сказал, что я с каждым так разговариваю? – я усмехнулась с тем же высокомерием, что и он. – Вы – исключение, Валморен.

Мгновение мы молчали, и слова замерли в воздухе между нами. Я видела, как ноздри мужчины раздуваются от сдерживаемого гнева, и чувствовала на себе его тяжелое дыхание.

– Ты же понимаешь, что я этого так не оставлю? – с тихой злостью поинтересовался он. – Я не привык прощать дерзость.

– Может, пора привыкать, милорд? – парировала я, медленно возвращаясь к тазу.

Он застыл, глядя, как я вожусь с бельем, а потом резко развернулся. Его шаги прозвучали по каменному полу, как удары сердца. Дверь хлопнула, оставив за собой только легкое эхо и тишину.

Я села на край чана, чувствуя, как дрожат руки. Каждая встреча с ним была как вызов или сражение. И трудно было соблюсти равновесие между собственной гордостью и приличиями. Но я не собиралась перед ним пасовать. Пошел он к черту!

Он – аристократ, я – прачка. Но я не собиралась отказываться от права быть собой. И говорить правду, даже если это обернется для меня неприятностями. А еще… Кажется, на него моя незримая магия, если она вообще мне не приснилась – не действовала. А жаль… Возможно, тогда бы сумела найти на него управу. ___________________________