Текст книги "Клетка. Грудная клетка (СИ)"

Автор книги: Vilen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Да, прощай, тюрьма! – застегивая пальто, радостно воскликнула Вика.

–...то надо это отметить, – поднявшись в полный рост, закончил Андрей.

– Что? – в один голос с подругой спросила я.

– Ну, мой знакомый организовывает вечеринку за городом, и мы приглашены, – он взял Вику за руку, что меня невероятно взбесило.

– Мы? – удивленно повторила я.

– И кто этот знакомый? – подключилась вечно-блять-веселая Волди.

– Левчук, ты его не знаешь, это же МОЙ знакомый. Он позвал меня, а я сказал, что со мной будут ещё две девушки, мои подруги, – (я закатила глаза и фыркнула), – он был не против.

– Ну, я тоже не против, – пожала плечами Вик.

– А я против, – невменяемо продолжала я гнуть свою линию.

– Да ладно тебе, Гарри, мы так давно не развлекались, – начала ныть она, не выпуская при этом свою руку из его ладони (рррр).

– А если он маньяк?!

– Знакомый Андрея – и маньяк? Любимый, ты где такого набрался? – улыбнулась мне эта шиза.

– Предчувствие, – я бросила на Фейта гневный взгляд.

– Андрей, ну скажи ты ей, – снова дернула его за руку Волди.

– Вик, давай, всего один вечер, будет классно! – бодрым голосом сказал зеленоглазый. – И, кстати, едем мы туда прямо сейчас.

– Сейчас? Но, я не могу сейчас!

– И я не могу, мне надо... А хотя, нет, могу, – закусила губу Вика.

– Там есть всё, что тебе надо, – многозначительно произнес Андрей.

Я ещё с минуту переводила взгляды с одной ебанутой на другого, такого же ебанутого, а потом сдалась. Если Андрей так круто меня знает, то ему понятно, что больше всего я сейчас мечтаю о душе и чистой кофте.

Добирались мы в этот дом за городом примерно полчаса, при чем ехали на машине. Я “сердечно” уступила Волди место на переднем сиденье, а сама развалилась сзади. Наушники в уши, и я совершенно не слушала, о чем они говорили, только наблюдала за мимикой Вики, потому что она сидела лицом к парню, и непонятными живописными жестами Андрея. Понятно было, что они опять маялись херней, загоняя друг другу разный бред из разряда “веселый социопат”.

Дом... Ну, по столичным меркам, это, возможно, и был дом, но для меня это выглядело, как роскошный особняк. Высокая живая изгородь, аккуратно подстриженная. Крыша из черной черепицы, стены покрыты ровным камнем благородного серо-коричневого цвета. Нас встретил живой вертлявый мужичок лет тридцати. Он подскочил к машине, открывая передо мной двери, а потом помог и Вике.

– Ух ты... И это ты называл “скромный домик”?! – хихикнула Волди, оглядываясь.

– Ну, я округлил, – с видом крутого миллионера отмахнулся Андрей.

– Дорогой мой, сколько лет! – радушно кинулся к нему незнакомый галантный мужичонка. – Знал, что ты не откажешь мне в таком деле!

– Да ладно тебе, – засмущался (на самом деле, засмущался!) парень, сжимая мужичка в объятиях.

– Это Вика и Вика, да? – оторвавшись от старого знакомого, он повернулся к нам.

Меня этот мужичок сразу развеселил. Для начала – своим видом: он был с меня ростом, то бишь 160 сантиметров в высоту, пузатый, как в рекламе “Веселого молочника”, пиджак в клеточку и широкие бордовые брюки на нем трещали по швам, лысая голова коренастого блестела как от масла, нос картошкой, веселая улыбка, которая оттягивала внимание от двух подбородков, и маленькие поросячьи глаза, которые сами по себе, казалось, улыбались. А при этом – его поведение: мужичонка не стоял на одном месте дольше двух секунд, а при передвижении подпрыгивал так, как будто у него в заднице была перцовая свечка от геморроя.

– Аркадий Владимирович, – он сердечно пожал нам руки, – но можно просто Аркаша. Все зовут меня Аркаша.

– И все потом жалеют об этом, – прыснул Андрей.

– Не слушайте его, – махнул на паренька Аркаша. – Ну, пойдемте, я покажу вам дом! Мне очень нужна ваша точка зрения, в смысле, женская. Я хотел организовать сегодня праздник, но у меня неувязочка с оформлением...

– А можно нам сначала в ванную? – без тени стеснения спросила Волди.

– Да, конечно, – радостно ответил Владимирович. – Анрюша, – (тут я начала истерически смеяться), – сказал, что вы заскучали по цивилизации...

– Очень, – поддакивала ему Вика. – Я вот безумно заскучала по телевизору, плите, кухне, компьютеру... У вас здесь это есть? – она незаметно пихнула меня локтем.

– Да, – просиял Аркаша. – Ты бы помогла мне просто нереально, – его голос сорвался на писк, отчего я уже побагровела, только бы не откровенно заржать, – у меня заготовлено множество салатов, но я не думаю, что хочу подать их все! Мой организатор праздника уехал утром, сказал, что я его достал, а я вот потому что говорил ему, что листья салата должны быть нарезаны тонкими полосками, а не квадратиками...

Я поняла, что Вика спасла меня, переложив на себя все привередливости этого чудного Аркадия Владимировича. После минутного выслушивания его причуд и понимающих “Мг” от Волди, я подала голос:

– А где тут ванная? – мы как раз проходили по длинному коридору, похожему на прихожую гостиницы.

– Прямо и направо, вторая дверь, – умиляющимся тоном ответил Аркаша, поспешив вернуться к теме подбора музыки.

– Вы так и не сказали, что за праздник, – уходя, ещё слышала я слова подруги.

– Оу, так сходу не объяснишь. Но, в общем, моя фирма...

Уже начинала от этого болеть голова. Я завернула за угол, потянула на себя вторую дверную ручку и вошла внутрь. Если это ванная, то место, где я обычно принимаю душ, просто спальное место муравья. Здесь можно было посадить человек 15. Огромная ванная, сделанная под бассейн, отражающая плитка на полу и стенах, пол с подогревом, огромные зеркала, куча тюбиков и сладко пахнущих баночек с моющими средствами, горы махровых полотенец. Я закрыла двери и погрузилась в этот рай, как мне показалось, на пару минут. Только когда в двери постучали, я посмотрела на время – прошло больше часа.

– Ты там в порядке? – за дверью явно стоял Андрей, ну, или кто-то столь же идентичный голосом, как и он.

– Да, я уже выхожу.

– Я тут тебе чистую одежду положу, у двери. А свою брось в стиралку.

Блин, какой же это кайф. Это рай, блаженство, нега. Я бы здесь жила, но пришлось покинуть это священное место. Что ж, а за час тут многое изменилось: я, одетая в легкое коктейльное платье(не знаю, видимо, это единственная женская одежда здесь, хотя платье мне было в пору), проходила по коридору, пытаясь различить голос Вики. Как-то слишком шумно, и тут уже сновало приличное количество людей. А я не хотела выходить в таком виде – платье крутое, а вот на голове непонятно что, да я ещё и в банных тапочках.

– ТУДА НЕСИТЕ, БЛИН, НУУУУ!!!

О, нашлась пропажа. Я пошла на этот “милый” голос, покрытый слоем отборного мата, и обнаружила Волди в таком же прикиде практически, разве что платье было другим. Но тапки и непонятно что на голове были такими же.

– Волди! – позвала я её.

Шиза обернулась и приветливо помахала мне. Просеменив ко мне, она по дороге оставила на столике пару альбомных листков, полностью исчерканных.

– Ну, наконец-то! – выдохнула она. – Я тоже в ванной была, правда, чуть меньше, чем ты, к Аркаше просто приехали. Он мне поручил за едой присматривать или что-то в этом роде. А сейчас – пошли выбирать туфли! – она хлопнула в ладоши и схватила меня за руку, таща за собой.

Гардеродная была громадной. Туфли занимали всю стенку, я уже молчу о шкафах, которые буквально ломились от одежды. Я, конечно, спросила для приличия, откуда всё это, но Вика сама не знала, сказала только, что нам Аркаша разрешил взять всё, что угодно. Приведя себя в порядок и сменив тапочки на удобные туфли, я дождалась пока Вика (О, Мерлин, капуха) переоделась в узкие джинсы и яркий топ – чтобы подходило под балетки, потому что из-за высокого роста ей было не комфортно на каблуках – и мы спустились обратно.

А время-то летит незаметно, потому что здесь было уже много народу. Парни и девушки, мужчины и женщины, многие с бокалами в руках. Пара официантов с подносами в руках суетливо бегали по залу. На сцене (которой не было, когда я сюда впервые пришла!) эпично выступала какая-то молодая девушка с хорошими вокальными данными. Эм, наверное, я была и вправду так хороша, как говорила мне Волди, пока красила мне глаза, потому что большинство тех, кто был в зале, подняли на нас глаза. Вика незаметно подпихнула меня вперед, мол, спускайся, чего застыла. Я опомнилась и, нацепив приветливую маску, начала спускаться по ступенькам, а Вика вслед за мной. Я помахала Аркаше и взяла у проходившего мимо официанта два бокала с шампанским, намереваясь отдать один подруге. Но, обернувшись, увидела, что мой личный сорт шизы застыл на одной из предпоследних ступенек, удивленно глядя вперед. Я повернула голову и поняла, почему она так удивилась: к нам из этой толпы, словно в замедленной съемке, вышли два парня, два главных засранца в моей жизни – Артем и Андрей. Эти... Я не могу придумать им пока матерные оскорбления, потому что они чертовски хороши, оба в дорогих лощеных костюмах, оба ухмыляются так, словно захватили этот мир одним лишь взглядом. Парни подошли к нам и галантно протянули вперед руки, приглашая нас. Я хмыкнула и с гордым видом подала руку, ступая к нему навстречу. Волди поколебалась с секунду, забрала у меня один бокал и тоже подошла к своему “сопровождающему”. Артем склонился к ней и что-то прошептал, от чего лицо Вики побагровело, и насколько хорошо я её знаю, от злости. Она отпихнула Стальцева и прошла к Аркаше, на ходу что-то беззаботно болтая и улыбаясь ему. Эх, Стальцев, не умеешь ты хорошо скрывать свои эмоции – он сжал зубы так, что на скулах проступили желваки, скрестил руки на груди и пошел за Викой. Ему ж по барабану, зачем снова лезть к ней?

– Не хочешь потанцевать? – улыбнулся мне Андрей, отвлекая от событий внешнего мира.

– С тобой? Не особо, – я сделала приличный глоток шампанского.

Какой-то странный привкус, но довольно приятный. Надо будет потом спросить у Владимировича, что это за шампанское. Или у Волди, он же её ответственной за еду сделал. Что-то в этом роде...

– Не отказывай мне сегодня, – Андрей просто сверлил меня взглядом.

– Ты назвал меня шлюхой, – я осушила бокал и поставила его на столик рядом.

– Меня это заводит, – он пожал плечами.

– А меня – нет. Так что проваливай.

Я хотела отпихнуть его, когда уперлась руками в грудь, но парень перехватил мои запястья, сжал их и притянул к себе. В этот момент заиграла какая-то лирическая мелодия, и Фейт тупо потащил меня в центр танцующих.

– Всего один танец, – прошептал он прямо мне в губы.

Я не вслушалась: это была не лирическая мелодия, это было танго. Танго, мать его! Я не собираюсь танцевать т а к о й танец с этим придурком. Я занималась танцами 7 лет, и не боюсь самого танца, просто с ним...

– Сдрейфила – так и скажи, – хмыкнул Андрей, отпустив меня.

– Ещё чего.

Я вздернула подбородок и подалась вперед, резко прижимаясь к нему и цепляясь за ворот пиджака. Мм, а он молодец, отреагировал: рука сразу оказалась у меня на талии, и я оказалась прижата ещё ближе. Движение руки вверх, взгляда – вниз. Я перекидываю ногу ему на бедро и медленно, возбужденно вздыхаю. Его рука сжимается на моем бедре.

– Что, не ожидал? – ухмыляюсь я, краем глаза замечая, что вокруг нас все расступились.

– Ожидал, – он резко роняет меня и ловит у самого пола. – На это и был расчет.

Обмен ухмылками, он поднимается и тянет меня за собой. Движения быстрые и слаженные, как будто мы репетировали. Нет, незнакомцы, это импровизация, основанная на ненависти. Он манипулирует мной, повелевает. А я не даю ему забыться. И в этом танце становится так жарко, что мозг просто плавится. Какие-то поддержки, которые я даже никогда не делала, сейчас даются мне без труда.

– Я называю это Аргентинское танго, – шепчет во время очередного затяжного соприкосновения Фейт.

– Почему? – зачарованно отвечаю я.

– Потому что это вертикальное воплощение, – я чувствую сквозь одежду его возбуждение, – горизонтальных желаний.

Мелодия сменяется, и все нам хлопают. А мы так и стоим в застывшей позе ещё пару секунд, пока нас окончательно не выводят из этой заводящей комы возгласы Аркаши:

– Браво, браво! – он хлопает громче остальных. – Я тебе сразу сказал, что она очаровательна! Вот как только ты фото её попросил найти, так я сразу...

– Да-да, спасибо, – резко прерывает его Андрей, отпуская меня и торопясь уйти.

– Не так быстро, – я перехватываю его руку. – Ты просил его найти мои фото?

– Это долгая история...

– А я не тороплюсь.

– Ох, Викуся, ты не могла бы найти Волди, – (ох, она уже отпиарила свою кличку), – она куда-то пропала с Артемом, а мне она сейчас очень нужна, – по-детски лепечет Аркаша, разворачивая меня к себе.

Фейт, тварь такая, пользуется моментом и вырывается из моей хватки. Скотина, я тебе это припомню.

– А вы не...

– Нет, Викусенька, я не могу, здесь один человек, которого я не могу оставить без присмотра, – прерывает меня Владимирович.

– Ладно, поищу, – киваю я и, уже отойдя, снова разворачиваюсь к мужчине: – Ой, мне так неловко, я даже фамилию вашу не узнала.

– Ах, это моя оплошность, я забыл сказать, да и Волди тоже...Стальцев моя фамилия, я отчим Артема, – во все 32 улыбается мне Аркаша, махает рукой и исчезает в толпе.

Эм...Что ж...Ну, по крайней мере, это объясняет, откуда у Артема столько денег. Но это всё ещё не объясняет, почему он такой козел. Вот, брал бы с отчима пример.

Я подбираю упавшую челюсть с пола и выхожу в коридор. Какое-то странное ощущение, словно я под наркозом – перед глазами картинка становится расплывчатой, и становится трудно идти. Я опираюсь руками о стену и медленно продолжаю идти, точнее, плестись. Коридор, коридор, ещё один, кажется, что я обошла этот огромный дом вокруг два раза. Больше не хочу и не могу. Я никогда не пьянела от одного бокала шампанского!

–...Я бы никогда такого не сделала!

– Ты уже это сделала, когда взяла не тот бокал!

Мне знакомы эти голоса, определенно. Только мозг слишком медленно соображает, чтобы понять, кому эти принадлежат эти истеричные нотки.

– Ты о чем?

– Отравиться должна была ты, а не она!

– Отравится? ТЫ ЕБНУТЫЙ, ДА?!

– От тебя всё равно толку никакого, а она бы могла помочь, ради неё Андрей бы...

Андрей? Эти голоса... Кажется, это Вика и Стальцев. Младший.

– Да как ты смеешь нас в это ввязывать?

– Блять, Левчук, тебя я сюда вплел бы в последнюю очередь, после своей бабушки и дворничихи возле нашего универа!

– Да пошел ты!

Или это галлюцинации, или на самом деле что-то громко разбилось сейчас, что-то стеклянное. Я не могу стоять. Ноги ватные. Падаю на пол, беззвучно шевеля губами, как сломанная кукла. Ох, какие чудные тут обои...

– Ублюдок!

– Ты даже всего не знаешь!

– Так расскажи, блять!

– Уже рассказываю, что, не слышно?!

– Слышно, мг, начало мне вот нравится уже!

– Блять, Вика, если не хочешь получить потом пизды, лучше вали отсюда!

– Это ты ко мне сейчас подошел и спросил про наркоту! Это ты домогался меня на кухне, когда все ушли! Это...

– Заткнись!

– Нет уж! Я не вру, я тебе просто напоминаю! На кой хер оплачивать мою операцию, а потом не навестить даже? Что это? Гродненский знак уважения? Если так, что ты выглядишь как жалкий кусок дерьма! И...

А вот это уже не стекло, это больше похоже на пощечину. Жесткую такую, хлесткую, как бывает в суровых фильмах. Только через закрытые двери звук более приглушенный.

– Не знаю я, где твои ебаные наркотики! – в словах слышатся слезы.

– Убирайся!

– У тебя же куча денег, в чем проблема? И эти наркотики даже не твои были, а Андрея!

– Там все гораздо сложнее!

– Блять, меня и Вику в это втянули два ебаната вроде вас, так что теперь объясняйся, иначе...

– Иначе что? Ну что ты мне сделаешь?

– Иначе...иначе...Иначе поцелую – вот!

– Нашла, чем угрожать.

– Вика... – я пытаюсь произнести это вслух, но с губ не слетает ни звука.

Мое тело не слушается меня. И пусть я теряю сознание, но вопрос очень четкий: на кой хрен травить меня или Вику? Я хочу позвать её, но не могу, уже почти превратившаяся в овощ на этом полу с чертовым подогревом.

– А я-то думала, что ты меня не выносишь.

– Так и есть.

– Но ты же сказал...

Последнее, что я слышу – это глухой удар о стену, а затем невнятные бормотания и стоны, смешанные с глухим причмокиванием и слишком шумным для закрытой комнаты дыханием.

– О, наконец-то, всё, как и говорил Стальцев, – меня поднимают какие-то сильные мужские руки.

Голос грубый и громкий, но сейчас он старается говорить как можно тише, видимо, тоже услышав, что происходит за дверью.

– Давай скорее, пока не очнулась. Это точно она? Стальцев сказал, что её зовут Левчук Вика... – а дальше в моей голове просто пустота.

И через черт-знает-сколько времени я просыпаюсь на жесткой кушетке, до боли похожей на тюремную. Оглядываясь, я понимаю, как охирительно дико у меня болит голова. Догадываюсь, что выгляжу я не лучше, чем себя чувствую. Если это розыгрыш, то довольно дерьмовый, ребята. Выпустите меня отсюда. Здесь нет окон. Комнатка такая маленькая и душная, а этот запах...Блять, это, что, подвал? Меня ж не могли похитить? Ну пиздец просто. Мне уже экшна хватает на лет сорок вперед. Не, я не собираюсь умирать, но судя по воспоминаниям, Стальцев именно так и хотел сделать с Викой.

“...от тебя всё равно толку мало...”

“...её зовут Левчук Вика...”

“...Андрей бы за неё...”

Эти отрывки из воспоминаний не вселяют в меня ни капли оптимизма. И ещё, похоже, тот факт, что Волди переспала со Стальцевым. Фу-фу-фу. Но это сейчас не главное.

Я встаю с кровати, поправляю платье, втискиваюсь в туфли и плетусь к двери.

– Откройте!... Откройте!... БЛЯТЬ, ОТКРОЙТЕ, ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ, МАТЬ ВАШУ!!! НЕМЕДЛЕННО ОТКРОЙТЕ!!! – я бью кулаками в деревянную дверь и уже не сдерживаю слезы: я не умру здесь, в этом я уверена, но что я буду нормально жить, надежды нет. Пока что.

====== Руки прочь.(с) ======

Тьма поглощала, душила... Тьфу, что я несу? Наверное, просто свихнулась тут за это время. Мне казалось, прошла целая вечность, но я понимала остатками мозгов, что это не так. Ведь когда чего-то ждешь, минуты тянутся как часы. А я ждала. Ждала освобождения. Ну да, а ещё ждала свежего воздуха, еды, воды и увидеть-кто-эти-суки-и-что-я-им-сделала. Вернее, не я, а Вика. Зачем Стальцеву нужно её убивать? Он ебанат и козел, но не настолько же, чтобы отправить человека на верную смерть. Или настолько?

От нечего делать – когда кожа на костяшках пальцев уже была содрана до крови – я вернулась на кушетку и принялась подсчитывать половицы. Это единственное, что здесь, в этой долбаной тьме, было различимо. Семь половиц – то, что видно на свету в тонком проеме между полом и дверью, слабая прожилка от лампы в предыдущей комнате. А за дверью тихо-тихо играет радиоприемник. Мое сумасшествие не заберет меня с головой, надеюсь. Пересчитав все прожилки и выемки в деревянных досках пола – 57 – я закрыла глаза, прислушиваясь к звукам в соседней комнате.

Тишина настолько ощутима, что, кажется, протяни руку – и ты сможешь коснуться её. Меня стали посещать странные мысли. Не связанные с произошедшим. Я не писательница и не философ, но эти мысли, они слишком...поэтичные...для меня. Я лежу на кровати, которая наверняка сделана из жесткого камня, и отсчитываю секунды до того момента, когда всё это закончится. Желудок болезненно урчит – я ничего не ела со вчерашнего обеда. Голод остается пока единственной причиной, почему я не могу уснуть. Кто-то заходит в соседнюю комнату, этот скрип несет за собой холод от сквозняка, и я неприятно дергаюсь, пытаясь согреться. Ледяной воздух...как будто меня выгнали сейчас на улицу...он пахнет безысходностью. А ещё хлебом. Я зажмуриваюсь, не давая себе заплакать от отчаяния.

Меня должны спасти. Вот сейчас. Пожалуйста-спасите-прошу. Мозг перепробовал все варианты, но я не могу быть уверенной, что хоть одна из теорий была верной о том, почему Вика должна быть здесь. Почему Артем хочет смерти. Почему вместо неё здесь я? Из-за моей глупости...из-за её глупости. Она ведь теперь знает правду, расскажет Андрею правду, и они придут за мной. Только куда придут? Свой мобильный я отдала Волди, потому что у неё в джинсах были карманы, да и с телефоном таскаться неудобно. И в голову даже не сразу приходит мысль о том, что надо бы позвонить в милицию, если бы телефон сейчас был у меня. Нет-нет, я придумываю, какую бы я слушала музыку, изнывая от холода и голода здесь. А ещё меня мучает жажда.

Ровно через шесть часов и тридцать семь минут после того, как я начала отсчет, раздается стук в дверь. Воздух превращается в пудинг, который можно резать ножом. Вязкая, густая тишина крадется по полу. И я словно ступаю вслед за тишиной, и медленно поднимаю голову с кушетки, упираясь ладонями назад. Смешно и слишком глупо говорить: “Войдите!”, да и не собираюсь так позорить свое положение. Стук повторяется, настойчивее, требовательнее, вызывающе прося дать ответ. Я встаю с постели и иду к двери. Идиотская усмешка каверзно застывает на губах, когда я делаю вид, что собираюсь впустить наглеца. Надеюсь, ты принес мне воды.

– Да, Стальцев говорил, что ты не обучена манерам, – хрипловатым голосом говорит входящий, – но не настолько же.

Я не успела открыть дверь, которая, как оказалось, была вовсе не заперта. Или он нарочно хотел поиздеваться? Издеваться он может как угодно, но только пусть заткнется. Его голос напоминает мне Андрея. Андрея-черт-где-тебя-носит.

– А я не ждала гостей.

– Я принес тебе еды, – он протягивает перед собой собачью миску с сгоревшей отбивной и склеенными комочками гречневой каши.

Я мотаю головой и отступаю назад, но эта вонь...это смрад...гораздо более мерзкий, чем вонь горелого мяса...забирается в нос. Я отворачиваюсь в отвращении. Это просто плохой сон, мне всё это снится.

– Ешь, сука! – он ставит миску около двери и проходит вперед.

– Кто вы? – страх овладел мной и говорит вместо меня.

– Я тот, кого ты обязана слушаться. Если хочешь, можешь называть меня Хозяин.

– Пошел вон, – выплевываю я, прежде чем подумать о сказанном.

Он делает два больших шага и оказывается рядом. Я с трудом разлепляю тяжелые веки, налитые свинцом. Всего два слова, а я уже чувствую себя невероятно уставшей.

– Что ты сказала? Повтори, – рычит он.

Милый оскал и тонкие губы. Его можно было назвать красивым, если бы не шрам через щеку. Лицо небрежным пятном мелькает перед глазами, а ладони подталкивают к стене, вжимаясь в бедра с силой. Пьяное дыхание вызывает отвращение, и тошнота выходит на передний план, обгоняя возмущение.

– И что вам от меня надо? Что вам сказал Артем? – я стараюсь казаться непоколебимой.

Стена слишком холодная и тяжелая, это словно она наваливается на меня, словно она прижимает его ко мне. Воображение рисует этого человека беспощадным. Его глаза, словно подведенные чернилами, должны быть цвета сточной канавы. Перед глазами все плывет. Я не знаю, это всё дикая жажда или же тот яд ещё доигрывает свой последний акт.

–...делать всё, что захочу.

Я слышу лишь обрывок фразы и не понимаю ее смысла. Мягкий голос никак не вяжется со словами, с этими словами. И когда он снова говорит, разум повторно отключается, рисуя в сознании цвет его одежды. Напряженная ладонь с силой раздвигает ноги, и мой крик застывает в этой темноте.

– Артем сказал, что можно всё.

От бьющего по ушам слова прет канализацией и сгоревшими отбивными. Кажется, где-то совсем близко лежит бита или пистолет. Я хочу протянуть руку и ухватиться за это несуществующие спасение, но даже пошевелиться не могу. И холодные пальцы прямо там, их так много, гораздо больше десяти. Они жгут через ткань белья. Убери. Прекрати-перестань-я-не-могу.

– Мне сегодня безумно скучно. Так что тебе, милая, развлекать меня предстоит очень долго.

Воздух, сотканный из запахов гнили, яблок и перегара, проникает в легкие. От этой вони голова кружится ещё сильнее, и тошнота с триумфом возвращается. Пальцы вдавливаются в меня через ткань, и от боли хочется кричать.

– Да, я знаю, я извращенец, – ухмыляется он.

Я готова, я уже сейчас хочу содрать эту улыбку у него с лица, раздавить её и отдать на съедение собакам. Скотина, шрам у него не просто так, за дело. Ох, как жаль, что его не убили. Не пристрелили к хуям уже тогда, когда бы это не случилось. Его пальцы слишком толстые и потные, одного и так достаточно, чтобы боль накрыла с головой, но эта скотина добавляет ещё три. ТРИ. Через ткань. Тонкой ниткой сморщенного стянутого белья трусики приспущены так, чтобы эта скотина могла трахать меня ими, обмотанными вокруг своих грязных пальцев. И Стальцев позволил бы всё это сделать с Викой.

– Оближи, – рычит он, резко выходя из меня.

Стон облегчения, когда терпкая пытка закончена, летит обратно. Я проглатываю этот стон, запихиваю подальше в глотку, чтобы это облегчение застряло там, чтобы я задохнулась. Я не стану этого делать.

– Делай, что я велю, – настойчивее говорит он, поднося вонючую грязную руку к моим губам.

Я не позволяю себе заплакать. Губы сжаты в тонкую полоску. Подчинение – это не для меня. Этого козла убьют, Андрей просто прикончит его, как и своего “друга” Стальцева. Ну где он? Где хоть кто-то? Почему этого сукина сына никто не остановит?

Ждать дольше пяти секунд этот ублюдок не привык, а потому я одним ударом оказываюсь на ледяном пыльном полу. Щека горит, и по скуле тонкой дорожкой кровь-змея ползет к подбородку. Тут воняет блевотиной и горелым мясом. И липкие пятна спирта заставляют меня вырвать прямо в ноги этому козлу. Кислота жжет глотку, внутренности сейчас выворачиваются наизнанку. Меня рвет от него. Говорят, алкоголь вызывает видения. Интересно, а он способен заставить их исчезнуть? Если да, то дайте мне бутылку рома, я хочу забыться.

– Мерзкая сука, – шипит тварь, отпрыгивая назад. – За это ты заплатишь вдвойне.

Он хватает меня за волосы, не побрезговав нагнуться возле этой желчной массы, и тянет вверх. Теперь я способна на...хоть что-то. И мой максимум – это вымученный вскрик.

– Эй, Рома, иди сюда! – вглядываясь сквозь этот полумрак в мое лицо, кричит ублюдок.

– Ох, Кирилл, что ты хочешь? – знакомый голос приближается, лениво перебирая воздух в легких.

Его зовут Кирилл. Что ж, теперь я ненавижу это имя. А Рома? Это же не... Да, это тот самый дружок Стальцева, которого я не переношу. И сейчас у меня есть основания.

– Ну и? – он опирается о косяк, с ноги открыв деревянную дверь. Такую же вонючую, как и скрипучие половицы.

– Хочешь, она тебе отсосет? – игриво интересуется Кирилл, снова дергая меня за волосы вверх.

– Это не она... – рассматривая меня на свету, в изумлении говорит Рома. – Это не та, идиот!

– Да плевать, – фыркает Кирилл, как бы невзначай снова отвешивая мне пощечину.

– Ты не понимаешь, это не она! – верещит Рома, бросаясь ко мне. – Какого хрена ты тут, когда на твоем месте должна быть Вика?! – он сам поднимает меня за волосы, не отрывая взгляда от моего побитого лица.

– Мы решили поменяться, – сарказм чужой, как и голос. Я не такая, во мне нет сил говорить. Это кто-то другой за меня сейчас выводит козла из себя.

– Сука, я спрашиваю, какого хрена?

– Я с такими ебнутыми, как ты, не разговариваю, – я спокойно подаюсь вперед, прямо перед его жалкой рожей, и ухмыляюсь.

Горькое дыхание, пять секунд назад блюющий рот, и он с омерзением отворачивается. А я улыбаюсь. Тебя тошнит, дружок? Выблюй нахуй все свои кишки, лучше сейчас, потому что Андрей вытащит твои кишки через зад и намотает тебе на шею, конченый задрот.

– Делай с ней всё, что хочешь, – бросает Рома, с удовольствием швыряя меня на пол, к ногам своего “коллеги”.

– Ну куда же ты, МИЛЫЙ? – хохот слишком сумасшедший. – Я ещё не закончила говорить тебе, насколько ты омерзителен.

Он разворачивается и резко ступает ко мне, склоняясь и хватая меня за руку так, что я поднимаюсь на колени даже против своей воли.

– А знаешь, – он говорит это скорее себе, чем Кириллу, – я, пожалуй, все же трахну её. Отсосешь мне, МИЛАЯ? – он притягивает свое мерзкое лицо к моему и противно улыбается. Серые зубы и пьяное дыхание, с застрявшей в горле черствой грушей или яблоком. И его кожа против света кажется цвета сточных вод.

– Да я лучше сдохну.

– О, поверь, так скоро и будет, – он отпускает меня и поднимает все гнилое туловище к Кириллу: – Я не хочу, чтобы о н а мне отсасывала... ты же понял?

– Хм, я подумаю, – умиляется тварь и протягивает ко мне свои мерзкие ручонки.

Корявая нога бьет меня в живот, и пока я ловлю ртом воздух, скукожившись, грубая рука пихается мне в рот, исследуя десны.

– Я же сказал, что ты их оближешь, – гогочет Кирилл и отступает вместе со своим, как я поняла, любовничком, назад, в свою комнату. Оставляя меня, наконец-то, одну.

Теперь я ощущаю эту вонь на вкус. Пот, сталь, грязь, растительное масло от сгоревших отбивных...Меня снова рвет. Желчный яд выходит наружу, и голова больше не кружится. Я переворачиваюсь на спину и бессмысленно гляжу в темный потолок. Глаза уже привыкли к кромешной темноте, и этот мрак становится даже немного различим. Это омерзение слишком охуительно тошно, чтобы не плакать. Я подтягиваю белье повыше, поправляю платье и поднимаюсь, волоча свое естество к кушетке. Твердой, как камень, и жесткой.

Говорят, есть два типа людей. Оптимисты и пессимисты. Что ж, я наверное, оптимист. Хотя теперь стакан наполовину пуст. Жажды больше нет.

====== Игра теней. 1:0 ======

POV Волди

Эта чертовщина ставит меня в тупик. Я особой сообразительностью не отличаюсь, я ж вам не герой американского блокбастера. Но мне кажется, что даже там больше 10 секунд думали, нафиг травить человека. Я требовала объяснений, оно и понятно. Но Стальцев упорно переводил тему. И меня это невероятно бесило.

– А я-то думала, что ты меня не выносишь.

– Так и есть.

Его двуличие, или двусмысленность, иногда напрашивается, чтобы её – ну, эту двусмысленность – побили. И, клянусь, я так и сделаю, если этот убогий мне все не объяснит. Не выносит, как же. А распускать руки на кухне, когда все ушли, это, наверное, один из видов проявления его отвращения, ага.

Голова уже начинает болеть. Блять, вот зачем я выпила? Мне ж бокала шампанского хватает, чтобы возникло желание орать народные песни и танцевать на столе, спасибо папе за такие гены. А этот...Артем орет так, что, кажется, сейчас кровь из ушей пойдет. Я не настолько пьяная, чтобы ничего не понимать. Но я определенно не понимаю, что он пытается мне сказать.

– Но ты же сказал...

Я не успеваю договорить. Видимо, для этого козла поцелуй – единственный способ заткнуть меня. И это, черт возьми, срабатывает. Не буду ссылаться на то, что мне до жути нравится эта скотина...Скажем, у меня сработали инстинкты-рефлексы, когда я запустила руку ему в волосы и притянула ближе. Интересно, а ему слышно, насколько быстро бьется мое сердце? Я чувствую ненависть и смущение на языке...У него на языке, в тот момент, когда Артем придавливает меня к стене и углубляет поцелуй. Я пытаюсь сделать что-то вроде “ах, я не такая”, но вторая рука уже вцепилась в спину и скользит ниже. Во рту металлический привкус крови, потому что этот одержимый больно прикусил губу. Его дыхание и раньше было таким...возбужденным?