Текст книги "Тайная беременность. Девочка Громова (СИ)"

Автор книги: Виктория Вишневская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Глава 59

В голубых глазах сверкает влага.

И резко хочется снова притянуть её к себе, утешить, пожалеть. И мягким, нежным голосом сказать, что всё будет хорошо.

– Ничего, найдём, – уверенно заявляю. – Пойдём пока прямо.

Девочка от нетерпения срывается с места, и мне приходится бежать на каблуках за ней. Направляю её, рассказывая, куда сворачивать. И даже не спрашивает, откуда я это знаю.

Догадалась? Или в силу детской наивности ещё не поняла, что я знаю о ней?

Улыбнувшись, всё ещё пытаюсь вспомнить, где её дом. Примерно знаю.

Мужики поблизости ищут, в небольшом лесу, а она сидит в чужом саду. И далеко от их участка.

Что уж там… Я сама забрела по случайности, когда искала название улицы.

А теперь мы возвращаемся к дому Славы. Возле ворот по-прежнему стоит в ряд около десятка машин. Калитка открыта, а тот бугай всё ещё дежурит на входе. Но уже не один. Рядом с ним кричит Мира, спорит с ним. И будто чувствуя нас, своего ребёнка, неожиданно переводит взгляд на меня.

Хватка на ладони пропадает.

И я вижу летящую к маме Славу. Чуть не спотыкается, но долетает до своей цели. Её плач и детские слёзы слышатся даже здесь.

Облегчение пронизывает каждую клеточку, и необычная эйфория захлёстывает как цунами.

Малышка поняла, что родители не желают ей зла, любят её сильно и никуда не отдадут. Горжусь ею так, словно это мой собственный ребёнок.

И я честно, искренне, по-доброму ей завидую.

Смотрю за них, плачущих, но счастливых, и органы скручиваются в мясорубку. Грустно и одновременно радостно наблюдать за тем, как к ним подлетает Артур. И отец, хоть и не родной, заботливо притягивает её к себе.

Хорошая семья.

Больно признавать, но у меня никогда такого не было.

Семья у меня хреновая. Я всегда это видела, знала, лишь раз сняв розовые очки. И, увидев весь ужас, надела их обратно, несмотря на всю жестокую правду. Они спасали от ругани, лишних разговоров и вопросов.

Мне всегда хотелось задать несколько своей любимой мамочке.

В чём счастье, если жена не любит своего мужа, что иногда поднимал на неё руку? Какая может быть любовь, когда ты живёшь в клетке, подчиняясь любому слову, и не знаешь, что на тебя накричат через час?

Мама гордо терпела это. А на мои вопросы отвечала всегда одно и то же:

«У пар всегда бывают разлады в отношениях. Иногда нужно перетерпеть, чтобы потом стало всё намного лучше».

И я верила. Думала, что это – нормально. Такое бывает. И оправдывала папу, который был вечно холоден со мной.

Порой мне казалось, я не чувствовала от него никаких чувств. Ничего. Кроме обязанности. Одеть, накормить и достойно воспитать, чтобы не опозорила перед другими. Последним, к сожалению, занималась мама.

Но ведь отец много работал. Был занят. Не мог выделить мне достаточно времени.

Да хрень всё это собачья. Мог. Если бы любил.

Мне не хватало отца. Очень сильно.

И однажды в моей жизни появился Громов. Мужик, который решит все мои проблемы, разрешит мне не поехать на поминки, проявив сочувствие. Всегда закроет своей спиной, как тогда, на вечере, когда меня чуть не изнасиловали. Он ударил того подонка, не задумываясь. Не разбираясь. Защитил, унёс, думая, что я какая-то шлюха.

И несмотря на это, всё равно встал на мою сторону.

И, наверное, этого мне не хватало всю жизнь.

Надёжного крепкого плеча. Теперь оно у меня есть. Я должна радоваться… Мечта исполнилась. Но… ненадолго.

Скорее всего, я лишусь его, когда…

– Сбежать пыталась? – я вздрагиваю от ладони, касающейся плеча. Покрываюсь мурашками и только сейчас замечаю Эмина, который стоял всё это время здесь, со мной. Поднимаю голову и ловлю на себе взгляд бездонных тёмных глаз. – Ты плачешь, что ли?

Хмурится, сжимает губы и неожиданно для меня – большим пальцем смахивает с щеки слёзы. Ладони у него горячие, а щёки у меня холодные… И так тепло становится.

– Плачу? – спрашиваю скорее себя, а не его. Тыльной стороной ладони веду по лицу и смотрю на влагу на коже. И правда, заплакала.

– Не расстраивайся. Всё разрешилось. Ты нашла ребёнка. Так и быть, не буду тебя ругать за побег.

Усмехаюсь.

Ругать он любит…

– Ты вся трясёшься, – от насмешливого тона не остаётся ни следа. Снова эта злость, грубость. – Пошли в машину, печку включу. Сказал же куртку взять.

Слышу свои стучащие зубы.

– Не бурчи.

Хоть он и вредный, всё равно иду за ним. Посматриваю на счастливых родителей и малышку. Та не отлипает от мамы, которая внезапно смотрит на меня и в благодарность кивает. Слабо улыбаюсь.

Такое тепло на душе…

Мне понравилось.

Девочка очень милая… Повезло ей с родителями. Мама волшебная. И ребёнка из детского дома взяла, и своих родит. И муж рядом хороший…

Искренне рада за неё.

Сажусь в салон, всё ещё стуча зубами от холода.

Громов заводит авто, включает печку и отъезжает от ряда уже рассасывающихся автомобилей. А я откидываюсь на спинку кресла и, прикрыв глаза, вымученно вздыхаю.

– Устала?

– Безумно.

С утра в клинике была. Потом работа в клубе, ужин, теперь это происшествие. Ноги от каблуков ноют.

– Сегодня пораньше спать ляжешь. Завтра выходной. Выспишься.

Да, выходной…

Отворачиваюсь к окну, рассматривая пейзаж за стеклом.

– Как ты её нашла, кстати? – любопытный тон опекуна говорит о том, что он ещё долго держался, чтобы спросить это.

– Просто шла мимо. Услышала, как она плачет. Решила подойти.

– Где?

– Не тут, чуть дальше на две улицы.

– Странно, там вроде кто-то пробегал.

– Не знаю, – пожимаю плечами, не зная ответа. Продолжаю наблюдать за пейзажами. Снова вспоминаю полные слёз голубые глаза, ангельскую внешность. Её родителей…

– Вы с Артуром такие разные, – само срывается с губ. – Для тебя дети – обуза, а для него… Наверное, весь мир. Дочь из детского дома взял… Двух сыновей ждёт.

– У него есть причины, – сухо обрубает. – Дочь умерла.

А… Теперь понятно. Печально это.

Громов внезапно чуть не бьёт по тормозам и громко вскрикивает:

– Что?!

До меня не сразу доходит.

Он ещё не в курсе, что дядей станет.

Прикольно…

– Потом узнаешь, – тихо проговариваю. – Станешь дядей двух пацанов.

Рука сама тянется к ещё плоскому животу. Через ткань платья ощущаю приятное теплое покалывание.

Не только дядей, но и папой ещё одного малыша.

После встречи со Славой, с этой семьёй – я кое-что поняла.

Я хочу быть мамой.

Так же держать своего ребёнка за руку, успокаивать добрыми словами. А потом видеть слёзы счастья, ощущать на себе маленькие ручки и крепкие объятия.

Пусть мне страшно. Пусть я буду одна. Пусть не нагуляюсь.

Зато у меня будет малыш, который меня не оставит. Я буду всегда рядом с ним, а он – со мной. Я буду для него опорой, защитой и самой прекрасной матерью.

Громову… Возможно, скажу. Потом. Когда скрывать будет невозможно.

А сейчас, чтобы спасти ребёнка и не отправиться на аборт, нужно сделать его маленькой тайной.

Моей маленькой тайной…

Глава 60

Резко останавливаюсь на пороге квартиры.

– Я цветы в машине забыла! – опомнившись, снова обуваюсь, но на этот раз вместо каблуков ныряю в тапочки. Разворачиваюсь и чуть не вылетаю из квартиры. Но мешает мне сделать это горяченная и огромная ладонь на запястье.

– Хрен с ними, с цветами. Иди отдыхай.

– Их же в воду надо поставить.

– Ничего с ними до утра не случится. Оставь. Сдохнут – новые купим.

«Сдохнут». Вот для него эти цветы ничего не значат. А для меня… Многое. Это был первый подарок от Громова за всё время нашего знакомства. И мне было приятно. Я правда старалась, тщательно вливалась в клубную среду. И даже провела один кастинг со стриптизёршами.

Для меня это жуть как важно!

– Не хочу, чтобы они сдохли.

Тяжёлый вздох на грани рёва немного пугает.

Он резко дёргает меня на себя, и я падаю в его объятия. Бьюсь носом о стальной торс.

– Ты чего непоседа такая? – на удивление спокойно произносит Эмин. Я не чувствую от него злости, агрессии. Ничего подобного. Он и за руку-то меня держит легко, можно даже сказать… нежно. Хотя этот мужчина даже не знает, что такое «ослабить хватку». – Сдался тебе этот веник.

– Не сдался бы, если веник был бы не от тебя, – говорю без какого-либо умысла. И я понимаю, что это звучит мегадвусмысленно. И он правильно всё понимает. Я откровенно признаюсь в своей симпатии, в его важности в своей жизни. Но я не хочу, чтобы он об это знал, поэтому… – Но он мне важен. Всё же ты мой наставник и опекун. Считай, родитель.

На последнем слове чуть не морщусь.

– И ты похвалил меня, подарив подарок.

Слушает меня внимательно, не перебивая.

– Ты не успокоишься? – выдыхает.

Боже, какой он сейчас зайка. Не напряжённый, убить меня не хочет…

– Не успокоюсь, – от его действий, слов и запаха я снова таю. Поэтому уголки губ летят вверх, и я непроизвольно прижимаюсь к нему. Несильно, но достаточно, чтобы расслабиться и опереться о него.

– Схожу я за твоим веником. Сейчас.

Хочется довольно расплыться в улыбке. Но я держусь!

– Но ты пойдёшь в душ. Не хватало нам, чтобы ты заболела ещё.

Болеть нельзя, да. Особенно в моём положении.

Но как хорошо! Завтра выходной! Поездка в клинику отменяется! Завтра проснусь, уберусь во всей квартире, а потом… Что-нибудь придумаю.

– Пойду, – довольно киваю.

Делаю шаг в сторону, чтобы обойти его, пойти в свою спальню и без задних ног упасть на постель. Но не успеваю. Мужчина отчего-то прижимает меня к себе, притягивая. И наклоняется. Неожиданно целует меня в губы. Мягко, нежно, терзая миллионы нервных окончаний на губах. Импульсы тут же попадают в остальные нервы, дразня их и откликаясь истомой во всём теле.

Поцелуй недолгий, быстрый, не такой необузданный и дикий, как всегда.

Отрывается быстро. А я шелохнуться не могу.

– Чёрт, – вылетает из его горла. И он, не глядя на меня, огибает меня и несётся на выход из квартиры.

А я ещё несколько минут стою в зале, смотрю в панорамное окно и городские шикарные огни и не могу пошевелиться. Жесть…

Что это только что было?

Без ответа на свой вопрос я всё же поднимаюсь к себе в спальню. Успеваю только переодеться. Но сил идти купаться нет никаких. Меня хватает только на то, чтобы упасть на кровать.

И прежде, чем окончательно отключиться, слышу звук открываемой двери и тихое недовольное:

– Засранка.

* * *

Неосознанно кашляю и прикрываю губы ладонью.

Вот тебе и погуляла, блин… И ведь даже на траве толком не сидела. А теперь кашляю, нос заложен.

Эмин услышит – убьёт.

Словно слыша, что я думаю о нём, взъерошенный и сердитый заходит на кухню. В одних серых спортивных штанах. Невольно любуюсь охрененным телом, очерчивая взглядом каждый кубик, каждую мышцу.

– Как ты кашляешь, из спальни слышно, – недовольно мажет по мне взглядом и подходит к столешнице. Достаёт стакан, пьёт прохладную воду из кулера. Ежедневная его привычка.

И оборачивается, прислоняясь к этой самой столешнице задницей.

– Выспалась? – спрашивает как-то иронично.

Отворачиваюсь от него, утыкаюсь в тарелку, а сама пытаюсь принюхаться к рядом стоящим розам, запаха которых я не чувствую вообще!

И так обидно…

Он всё-таки принёс их. Поставил в вазу. Я могу наслаждаться ими, рассматривая бархатные лепестки. И всё.

И всё!

– Нет, – соплю себе под нос. Попробуй тут выспаться, когда две ноздри заложены.

– А я думал, должна была. Лишние двадцать минут, что на душ могла потратить, проспала.

– Ой, опять ты начинаешь.

– А ты не слушаешься вечно.

Кашляю и делаю глоток горячего чая. Обжигаю язык, мычу и матерю Громова, говорящего под руку.

– Нормально всё, – огрызаюсь и машу ладонью на язык. – Это всего лишь горло и нос.

Он вдруг отрывается от своей опоры, подходит ко мне. И дотрагивается огромной ладонью до моего лба.

– И температура.

– Нет её, – бурчу, обхватывая горячие пальцы. Отбрасываю их от себя. – Тебе показалось.

– Вспомни, когда ты вставала в обед?

– Я просто вчера устала…

– Ты заболела, неугомонная девчонка.

– Зато я нашла Славу, – тычу в него вилкой и напоминаю, благодаря кому мы быстро нашли дочь Артура и Миры. – А не твои люди.

Язык показываю.

– А вы, Мистер Идеальность, тоже, видимо, заболели. Встаёте в обед. На вас не похоже, – подшучиваю над ним.

На самом деле ощущаю, как горю. В чём-то он прав. У меня температура, поэтому в моём чае лежит малина. Просто не хочу признавать, что Эмин опять прав. Надо было вчера отогреться ещё в душе. А я…

Как бы это малышу не навредило.

– Я встал в шесть утра, – морщится. – От твоего кашля. Успел поработать, отказаться от двух встреч.

– Зачем? Решил пофилонить? – закусываю губу. Мои подколы вырываются сами.

– Хрен там, – опять грозно сопит, делая глоток воды. – Буду лечить свою неугомонную подопечную. Врач приедет через полчаса. Поэтому сильно не наяривай.

Кивает на покупные блинчики с мясом.

– Вдруг анализы сдавать придётся. И банку ещё из-под варенья помой, – усмехается. – Может, мочу сдавать придётся. А у нас мелких баночек нет.

Ему смешно, а мне не до шуток.

Какой врач? Какие анализы?

А если он узнает о беременности и расскажет Громову?

Глава 61

– Мне не нужен никакой врач, – нахмурившись, запускаю в рот сухой блинчик. У меня и так настроение плохое было, а теперь вообще пропало, не оставляя и следа. – Я сегодня отлежусь и встану завтра на ноги. Это стандартное ОРВИ.

– Тогда я напичкаю тебя таблетками. Всеми, какими найду. У тебя есть аллергия на что-нибудь?

– На всё!

– Отлично, тогда врач точно необходим. Поздно, Яра. Я уже позвал знакомого врача.

И что мне теперь делать? Громов непреклонен в том, что задумал. Да и исход один и тот же – меня напичкают таблетками, не зная о моём положении. А я тысячу раз в инструкции читала, что для беременных, кормящих и ещё много кого некоторые лекарства нельзя. Можно сделать хуже.

Настою на своём – Эмин напичкает. Ради моего здоровья же.

А если нет… Знакомый врач, выписавший мне лекарства, всё равно узнает, что я беременна. Придётся сказать, когда он будет писать рецепт.

Навредить малышу я всё же не хочу.

Вот что ему не сидится?

Малиновый чай – лучшее, что придумало человечество. Ну, и соль с содой для горла. Собственно, всё это я уже делаю.

– Поешь – и в постель. Он приедет минут через двадцать.

Жесть…

За эти двадцать минут я пытаюсь смыться из дома два раза. И все оба раза меня ловят на выходе и возвращают обратно в комнату. Вот и сейчас. Не успеваю перешагнуть за порог, как цепкие лапы капканом захлопываются на моей талии.

Мужчина притягивает меня к себе, вжимая в рельефный торс. Оделся бы! Для приличия!

– Я понял, – на полном серьёзе чеканит. Я вся напрягаюсь, боюсь дышать и шевелиться. Он же не может почувствовать ребёнка на ментальном уровне, да? Я больше никак не могла проколоться! Хоть и понимаю это – всё равно вся сжимаюсь. – Ты врачей боишься?

Насмешливый голос позволяет дышать.

Не узнал!

– Боюсь, – сдавленно отвечаю.

– Боязнь белых халатов?

– Угум.

– Отлично. Он приедет без халата. Успокаивайся.

– Нет! – опять пытаюсь вырваться. – Не люблю я врачей.

Машу ногами, руками, но мужчина всё равно держит крепко.

Чёрт, так нельзя.

Могу навредить ребёнку.

Успокаиваюсь, тяжело дышу.

Внезапно по всему телу бегут мурашки, а я ощущаю губы Эмина на своём ушке. Он неожиданно целует, и я застываю, прирастая ногами к полу.

Что он только что сделал?..

– Ну, хорошо. Так и быть, я останусь с тобой в комнате, чтобы ты не заплакала.

Подшучивает надо мной, проклятый боров. А я двинуться не могу.

Что с ним такое?

То цветы, то браслет. То вчерашний поцелуй, что не выходит у меня из головы. А теперь ещё этот.

– Ты заболел? – глухие слова вылетают неосознанно. – Хорошее у тебя настроение.

– Хорошее.

И всё. Это всё, что он успевает сказать до того, как на весь дом разлетается трель звонка. Я тут же выкручиваюсь и, не дожидаясь пришедшего врача, бегу к себе в комнату. Залезаю под одеяло, как маленькая девочка. И делаю вид, что сплю.

Не знаю зачем.

И это не спасает.

– Глянь там, что с ней, – дверь открывается, и я слышу недовольный голос Громова. – Пока кофе сделаю. Или ты хочешь коньяк?

– Давай кофе. У меня уже печень от твоего коньяка болит, – добродушный голос легче ситуацию не делает.

Хлопок, и по комнате раздаются шаги.

– Ну, где наша маленькая пациентка?

Маленькая?

Сильнее укрываюсь с головой. Молчу. Понимаю, что это – по-детски.

Но в эти моменты судорожно думаю, что сказать мужчине.

Мне нельзя абы какие таблетки.

Но и про беременность сказать ему не могу.

Судя по всему, они с Громовым – друзья.

– Я дам тебе конфетку, как только закончу осмотр.

Какая, к чёрту, конфета?

– Не нужен мне врач, – бубню и отодвигаюсь от той стороны кровати, на которую садится врач.

Раз – и за одеяло тянет. Два – и нет на мне уже спасения.

– Ни хрена себе тут девочка, – грубо произносит нежеланный гость.

Угрюмо сажусь на кровати, смотрю на него волком и забираю одеяло, накрывая ноги. Пальцы на ногах мёрзнут.

Перевожу всё внимание на мужчину лет сорока. И правда, не в халате. В обычной одежде, с какой-то сумкой в руках. Смотрит удивлённо, поправляет очки.

– А что, на мальчика похожа?

– Нет. Но когда Громов сказал, что у него девочка заболела, я представил тебя лет этак на пятнадцать младше, – усмехнувшись, тянется к сумке, достаёт пару знакомых для больных вещиц.

Девочка? Он назвал меня девочкой?

Миленько.

– Вы его тоже потом проверьте. Он от меня заразился.

– Да? – брови вверх летят. – Хорошо. Гляну. Жалобы какие?

– У меня жалоб нет. Всё отлично.

– Горло, нос не болят?

– Ничего не болит.

– Температура?

– Нормальная.

– На контакт идти не хочешь, да? – сам это уже понимает. Скрестив руки на груди, киваю. – Ладно. Через пару дней увидимся, когда голова плавиться будет.

Встаёт с кровати, всё обратно складывает в свою сумку.

А я не понимаю, откуда он взял это «плавится голова». Каждый раз, когда я болею, а это случается редко, на меня нападает это ощущение. Голова словно кипит под температурой и растекается, как металл по форме в горячей кузнице.

А он откуда знает?

– Ладно, – вспомнив все ощущения своей болезни, всё же решаюсь пойти на контакт. Нельзя играться теперь. Вдруг что-то серьёзное? Из-за высокой температуры может случиться выкидыш? Мне этого не хочется. – Давайте, что у вас там?

Победно улыбнувшись, врач возвращается ко мне. Достаёт из сумки фонендоскоп.

– Поднимай майку.

Делаю, как он говорит. И плевать, что лифчика там нет. Вообще теперь плевать на всё. Апатия какая-то. Или температура.

– Откуда вы узнали про голову?

Мужчина пожимает плечами.

– Эмин сказал.

Хм… А он откуда знает? Не припоминаю, чтобы я делилась этим с ним. И когда я болела, точно не видела его рядом с собой. Обычно в такие моменты у меня начинается бред. Мама как-то даже испугалась. Благо со мной такое было всего раза три в жизни.

И очень странно, что Громов об этом знает.

– Что там? Не умру же?

– Не-а.

– Ну вот и всё. Пить ничего не буду. Я домашними средствами лечусь.

– Это хорошо, – кивает, убирая фонендоскоп. – Но кое-что придётся принять.

– Анализы сдавать не надо?

– Нет, выглядишь живчиком. А судя по тому, что рассказал Эмин, у тебя всего лишь простуда.

В этот раз достаёт бланк рецепта, ручку.

– Аллергия на препараты есть? – водит ручкой по бланку.

– Есть, – киваю.

И мысленно пытаюсь придумать, что сказать.

– На что?

– Много на что, – откровенно вру. – Помню, врач посоветовал маме давать мне то, что безопасно для беременных. Пока, как видите, жива.

Смотрит на меня, как на глупую.

Да плевать.

– Ага, понял.

Что-то чиркает на листочке.

– Дозы написал умеренные. В таком случае лучше сделать акцент на проверенных народных средствах. Судя по тебе, сама знаешь какие, да?

Я уже расслабляюсь. Анализы не грозят, а таблетки… Наплела какую-то чушь. Не знаю, поверил он или нет.

Или проще было согласиться с ним, кивать болванчиком, а потом смывать таблетки в унитаз? Ну уж нет! Громов любитель всё проверять.

Доктор ещё задаёт некоторые вопросы, завершает осмотр. Собирается уходить.

А моё хорошее настроение и успокоившиеся нервы позволяют сказать мне следующее:

– А конфета?

Он аж разворачивается.

– Точно.

И опять лезет в волшебную сумку.

– Тебе с коньяком или с орешком?

Прищурившись, выдаю:

– Вы странный доктор. Но давайте с орешком.

Получив свою конфету, прощаюсь с мужчиной. Накрываюсь одеялом до подбородка, поджимаю под себя холодные ноги, вся сжимаюсь и прикрываю глаза.

Всё. Финита ля комедия.

Покушали, и спать пора. Особенно когда требует организм, и теперь нужно спать за двоих. И плевать, что я хотела переделать множество дел.

Умиротворенная, всё же потихоньку проваливаюсь в темноту. А в голове эхом звучит одно сладкое слово.

Девочка…

Громову явно нужно измерить температуру, а то, кажется, его лихорадит прямо так же, как и меня.