сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Парой ловких движений смуглая рука Сезер махнула широкой кисточкой по высоким скулам Маринетт, добавляя в завершение образа два мазка бежевой матовой помады на пухлые губы девушки.
— Зачем такие высокие? — не поняла Маринетт. — Я всю жизнь провела в балетках. И носила я их не просто так. Я — Госпожа Неуклюжесть, не забыла? — постаралась улыбнуться она, но вышло плохо.
Сезер почти обессиленно бросила руки на колени.
— Ты меня слушала эти пять минут вообще или нет? — даже чуть нахмурилась Аля, убирая все обратно в косметичку. — Во-первых, они не высокие. Самое то для тебя. А во-вторых, тебе не стоит надевать что-то ниже трех дюймов, учитывая тот факт, что тебя к алтарю поведет месье Агрест, — спокойно продолжила она. — Фотографу нужен правильный ракурс, и с этими туфлями ты будешь ниже его всего на двадцать сантиметров. Идеал, — подытожила Аля.
Маринетт перестала дышать, схватившись за пышный подол платья.
— С Габриэлем? — задохнулась она. — С Габриэлем Агрестом?
Аля встала с места и направилась за туфлями, игнорируя тот факт, что подруга сегодня из рук вон невнимательная. Свадебный мандраж, но в чертовски обостренной стадии. Аля вздохнула.
— Да, я же тебе уже говорила, — слегка закатила она глаза и снова села напротив Маринетт. — Твой отец опаздывает на церемонию, они застряли с твоим дядей, ну, — щелкнула пальцами Аля, — с поваром из Китая на парковке в аэропорту.
Сезер посмотрела на подругу, которая выглядела сейчас так, словно вот-вот лишится сознания. Неудивительно. Никогда в жизни Маринетт не забудет того, что случилось. Никогда в жизни она не простит Габриэлю его слов. И того, что случилось после.
За все два месяца она виделась с ним всего один раз. Один гребанный раз на вечеринке в честь объявления помолвки, куда он спустился лишь на две чертовы минуты, морально пристрелил её серым грозовым небом своих глаз, оставил поцелуй на щеке и поздравил с долгожданным событием.
И никто не знал, что после этого она половину ночи прорыдала в одиночестве в ванной комнате, сидя в ванной с поджатыми к груди коленями и глуша рыдания в белом махровом полотенце.
— Что с тобой? — начала волноваться Аля, глядя на подругу, у которой глаза были на мокром месте.
Маринетт подняла взгляд на подругу. Самую близкую подругу в ее жизни. Она так хотела рассказать ей. Поделиться хоть с кем-то. Она заперла воспоминания о том, что случилось, в надежном сейфе в глубине души, но железные стенки начали ржаветь, окисляясь горькой утратой и отравляя Маринетт с каждой секундой только сильнее.
— Аля, я… — девушка с мольбой в глазах посмотрела на подругу. Рассказать. Поделить груз, который тянул в Ад. — Я так… Хотела пойти к алтарю с папой…
Маринетт прижала сжатую в кулак руку к груди и громко всхлипнула, зажмуривая глаза.
— Детка, — растрогалась Аля, заключая ее в объятия. — Нет, только не плачь, — отстранившись, приподняла она голову Маринетт за подбородок и, вытащив сухую салфетку из пачки, промокнула слезы, запутавшиеся в нижних ресницах. — Не порти мой шедевр макияжа, — улыбнулась она. — И не беспокойся, на банкете танец отца с дочерью у тебя никто не отнимет.
Маринетт задохнулась беззвучным криком, подавляя в себе отчаянное желание убежать отсюда. Аля чуть нахмурилась, наблюдая за подругой. Теперь она чувствовала, что с ней что-то странное происходит. И дело было не только в свадебном мандраже, тут причина была намного серьезней. Но вопрос застрял вместе с воздухом в легких Али, потому что дверь в гримерку к девушкам открылась.
— Аля, — чуть постучав, заглянула внутрь Хлоя, — Нино тебя искал.
Хлоя Курцберг стала второй подружкой невесты Маринетт. Подруг у Дюпэн-Чэн было немного, а с Хлоей за эти два месяца она успела сдружиться. К тому же, несмотря на то, что девушка была уже на четвертом месяце беременности, в платье подружки невесты Хлоя выглядела просто чудесно.
— Что там такое? — отозвалась Сезер, поднимаясь с места и разглаживая платье.
— Фотограф не приехал еще, а церемония через двадцать минут, — напряженно произнесла Хлоя.
Аля протянула руки и в два шага подошла к девушке.
— Так, спокойно, — погладила она ее по предплечьям. — Тебе нельзя волноваться. Я сейчас со всем разберусь, — успокоила она Хлою. — Маринетт, я вернусь через пять минут, — кивнула она. — Водка в холодильнике, — напоследок кинула она, и дверь за ней закрылась.
Маринетт замерла в тихой комнате, сжимая пальцами низ корсета, который переходил в подол. Воздуха в помещении было мало, окон не было, и Маринетт почти с хрипом вдохнула и выдохнула, ощущая, как начала кружиться голова. Как ей вынести все это?
Девушка вскочила с места, начиная метаться по комнате, заламывая руки. Слезы жгли глотку и щипали глаза, дышать было тяжело — Аля слишком сильно затянула корсет для церемонии. Маринетт просто не находила себе места. Идти к алтарю с Габриэлем.
Судьба, да ты же бессердечная сука. Как можно было так поступить с ней?
И она поняла, что не сможет. Никак. Нет. Ни за что. Маринетт ринулась к столику и, схватив ключи от машины, приподняла подол платья рукой и подошла к двери, опуская ладонь на ручку. Но открыла она ее не сама.
Девушка шарахнулась назад. Нотки боли ударили в нос, руки похолодели, а в груди разверзлась заново до того момента на два стежка заштопанная рана. Он молча закрыл дверь и посмотрел на нее тем самым взглядом, от которого Маринетт чуть не закричала в голос.
— Добить меня решил? — опустив вниз глаза, шепотом спросила она, потому что говорить что-то вслух было опасно для нее.
Долбанные слезы. Будто за последние два месяца их было мало.
Габриэль с тупой болью в груди смотрел на нее, вспоминая, как стоял в день объявления помолвки возле ванной комнаты и, будто мазохист, слушал, как она там в одиночестве навзрыд плакала.
— Я должен хоть что-то сказать, — подумал он, сделав полушаг вперед.
— Маринетт…
Она подняла свои невозможные глаза на него, и он отчетливо мог прочесть в них мольбу-просьбу-пожалуйста-спаси-меня. Габриэль вдохнул. Он знал, что единственное, что спасет их обоих — правда. Прямолинейная, обжигающая и жестокая правда.
— Кто мы друг другу?
Девушка от удивления вскинула брови, почувствовав странное раздражение. Серьезно? Войти сюда вот так, спустя два месяца молчания, и задать такой вопрос? Очаровательно.
— О чем ты? — голос вернулся благодаря проснувшемуся раздражению.
— Ты поняла, — кивнул Габриэль. — Ты и я. Кто мы друг другу?
— Серьезно? — начала злиться она, всплеснув руками. — И это все, что ты можешь сейчас спросить?!
— Кто, Маринетт?
— Да мне-то откуда знать? — теперь она явно была раздражена. — Любовники? Друзья? Недородственники? Трахающиеся знакомые?
Габриэль сглотнул, стараясь вложить в голос сталь, чтобы скрыть гложущую душу горесть.
— Теперь мне понятно, кто я для тебя, — он напряженно кивнул. — В таком случае, — рука мужчина легла на ручку двери, и он уже развернул плечи, чтобы покинуть эту комнату.
— Нет, — сделав резкий полушаг вперед, громко сказала она. — Я не закончила.
Габриэль снова обернулся, а Маринетт сделала два широких и уверенных шага вперед, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки около него в свадебном платье, которое предназначалось не для него, и метая молнии из глаз.
— Я не закончила, — повторила она.
— Так кто я для тебя?! — не выдерживая напора ее взгляда, повысив голос, произнес Габриэль.
— Что ты хочешь услышать, Габриэль?! — закричала она. — Что? Что я за тобой ринусь на край света?! Что жить без тебя не могу?!
— Нет, я просто, — у него впервые не было слов для ответа.
— Что «просто»? Ничего не просто, Габриэль! Почему ты сам мне не скажешь, кто я для тебя?! Почему ты, черт тебя дери, молчал два месяца, и, когда я уже смирилась со своей участью, пришел сюда добить меня таким вопросом?!
— Я, — Маринетт очень ловко перевела стрелки, но у него не было аргументов. — Я поэтому и спросил тебя. Сам я ответа не знаю.
Маринетт скрипнула зубами от безысходности и на мгновение посмотрела на потолок.
— Вопрос простой, — негромко сказала она. — Сложный ответ. Давай, попробуй. Может, у тебя получится.
Габриэль знал, что он хотел сказать. Знал, что нужно сказать. Но его мысли не совпадали с тем, что выдавала лживая речь.
— Мы — разрушители, — развел он руки в стороны, — собственных жизней.
Девушка сжала губы в полосу. Тоска глушила злость в геометрической прогрессии.
— Ответ неверный, — покачала она головой.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал? Что я люблю тебя?
Габриэль никогда не умел выражать свои эмоции. С ней он будто заново учился, но выходило у него из рук вон плохо.
— Не хочу я, чтобы ты говорил мне это, — почти кричала она. — Я не хочу, чтобы ты спрашивал меня, что говорить. Не нужно мне этого, Габриэль. Я…
— Но ты говорила, что любишь, — перебил он ее.
— Как и ты, — тут же ответила она, кусая внутреннюю сторону щеки. — Но с чего ты взял, что я говорила правду? — почти рычала она, чувствуя, как горячий ком обиды, накопившийся за два месяца, вот-вот лопнет. — Мы же оба, — она сделала паузу, стараясь сдержать эмоции, — потенциальные лжецы. Может, я просто хотела трахнуть отца своего парня; проверить, каков он в постели? Хотя знаешь, проверку ты провалил.
Это было жестоко даже для нее, но Габриэль только сжал в полосу губы и произнес.
— Ты никогда не умела лгать, — покачал он головой. — Нас спасет из всего этого только правда, Маринетт.
Он сделал шаг вперед, но она синхронно сделала назад и выставила вперед руку, понимая, что сейчас рванет окончательно. Грудная клетка девушки завибрировала от рвущихся рыданий, но она чудовищным усилием воли проглотила их и, подняв наполненный болью и обессиленной злобой взгляд, набрала в грудь воздуха.
— Хочешь правду? — процедила она, сделав паузу, и облизнула губы. — Если ты до сих пор не понял, что я люблю тебя сильнее, чем собственную жизнь, то ты полнейший, безмозглый осел. Если бы у меня был выбор, я бы все бросила и забыла обо всех ради тебя. Судьба не зря не сводила меня с тобой три гребанных года, Габриэль, потому что ты — моя самая страшная ошибка в жизни, — она на мгновение замолчала, не прерывая с ним зрительного контакта. — Но если бы мне дали шанс все исправить, я бы все равно совершила эту ошибку снова, — прошептала она. — И не жалела бы. Не жалела бы ни секунды, потому что в жизни не была так счастлива с другим, как с тобой всего две гребанных недели!
Маринетт почти выплюнула ему в лицо эту правду, ощущая, что у нее есть буквально несколько секунд, прежде чем она разрыдается в голос.
— Но, знаешь, — она сглотнула, — поезд-то твой ушел. Габриэль, ты мог забрать меня тем утром, после вечеринки, в любую точку мира. И я бы поехала. Даже раздумывать бы не стала. Но ты все упустил. Хочешь моей безграничной любви? Не будет ее больше. Через пятнадцать минут я стану женой твоего сына. Возможно, я буду засыпать в слезах всю оставшуюся жизнь из-за тебя. Но у нас ничего не выйдет, Габриэль. Слишком поздно. Ты опоздал. Я опоздала. Мы оба. Вот тебе долбанная правда.
Она замолчала, опустив взгляд, и Габриэль увидел, как ее щеки стали влажными, и слезы начали прорезать бледную нежную кожу девушки, точно острые пики. Он хотел прикоснуться к ней, но она отдернула руку, больше не поднимая взгляда.
— Уходи, — дрожащим шепотом произнесла она. — Найдешь меня позднее, — с болью произнесла она. — Я буду в белом.
Маринетт дрожала, как осиновый лист, не поднимая головы с зажмуренными глазами. Когда дверь захлопнулась, она скатилась по стене вниз и, зажав рот ладонями, гортанно закричала, начиная рыдать в голос.
Он бы вернулся за тобой, слышишь? Обязательно бы вернулся. Сцепил бы мертвой хваткой пальцы на твоем запястье и резко развернул к себе, если бы ты была ему нужна. Если бы была нужна.
В глазах девушки взрывались искры, тело пробивало сильной дрожью, а душа была просто мясо. Когда снова послышался щелчок двери, Маринетт резко подняла голову, рассчитывая на то, что судьба сжалилась над ней, но на пороге стояла шокированная Аля, счастливая улыбка которой сползла с лица в ту же секунду, когда она увидела сжавшуюся в комочек Маринетт, рыдающую на полу в день свадьбы.
И Дюпэн-Чэн поняла, что это все. Просто все.
— Аля, я должна рассказать тебе, — захлебываясь в слезах, проговорила она, наблюдая за тем, как подруга закрыла за собой дверь и упала на колени рядом с ней, взволнованно глядя в глаза.
— Что рассказать? — спросила не на шутку перепуганная Аля.
Маринетт сглотнула, смахивая с щек горячие слезы.
— Я не смогу выйти за Адриана сегодня.
Аля прерывисто выдохнула, прикладывая пальцы к губам.
========== Глава VII. Молчи ==========
— Господи, Маринетт, пожалуйста, скажи, что ты пошутила. Скажи, что это неправда.
Аля мотала головой из стороны в сторону, не в состоянии переварить информацию, которую разом вывалила на нее за десять минут до выхода к алтарю лучшая подруга. Маринетт не прекращала всхлипывать, пока рассказывала ей все это, обнажая душу, и, когда закончила, Аля около минуты просто сидела с широко открытым ртом.
— Я сама не могу поверить, что такое со мной случилось. Я не могу… Понять, — сглотнула Маринетт, — как так получилось…
— Маринетт, как это?..
Впервые у одного из лучших журналистов столицы не было слов для ответа или вопроса. Судьба дарит неожиданные подарки каждый божий день. Аля облизнула губы, покачав головой.
— Как?.. Боже.
— Я не знаю, — зажмурилась на мгновение брюнетка, выдыхая через рот. — Не знаю, как. Я просто увидела его тогда и… все, — приложила Маринетт ладонь ко лбу.
Аля вскинула брови, до последнего рассчитывая, что подруга решила пошутить и довести тем самым Сезер до инфаркта.
— Любовь с первого взгляда? Как в фильмах Николаса Спаркса? Не смеши меня, — махнула рукой Аля, снова хватая со столика косметичку, чтобы исправить весь ужас, который был на лице невесты за несколько минут до выхода.
— Нет, — отрицательно покачала головой Маринетт, опустив глаза. — Нет, — повторила она. — Это случилось не сразу.
Маринетт помолчала. Сколько ей понадобилось времени, чтобы понять, как долго она ждала в своей жизни Габриэля? Сколько понадобилось времени, чтобы осознать всю глубину ситуации, в которую она вляпалась?
И Маринетт вспомнила, как столкнулась с ним в холле тем вечером. Вспомнила, как он посмотрел на нее. Как не протянул руку. Как привел ее в свой кабинет. Как они смотрели друг на друга свыше дозволенной нормы. И как ее будто пробило волной тока, когда он пожал ей руку на прощание.
Вспомнила, как неделю спать спокойно не могла. Как вся обыденность стала казаться ей серой и какой-то резкой. Как Адриан стал открываться для нее с новой, непривлекательной стороны. Как однажды она снова проснулась от беспокойного сна, потому что он был просто печкой, и, собравшись, ушла на берег Сены.
Вспомнила, как встретила Габриэля там. Как они перешли на «ты». И как он прикоснулся губами к ее щеке, когда надел на нее свое пальто, совершенно не беспокоясь о том, что сам может простыть или схватить пневмонию той осенней ночью.
Она вспомнила, как взволнованно он пришел к ней в кофейню и, лишив ее своим взглядом воздуха, напомнил про вечер. Помнила, как не дышала, стоя возле зеркала в платье, которое он прислал ей с курьером.
Помнила, как его руки снимали с нее это платье. Как его губы изучили той ночью каждый сантиметр ее тела. Как спальня освещалась огнями фейерверка, и как она хотела, чтобы это никогда не заканчивалось.
Она вспомнила все. Все, что было. И во что все это вылилось.
— Мне хватило недели, чтобы влюбиться, — помолчав, произнесла Маринетт, не высказывая сопротивлений, когда Аля начала поправлять ей макияж. — И трех дней, чтобы полюбить его на всю оставшуюся жизнь.
Аля убрала от лица подруги кисточку с пудрой и уселась на колени. Выждав паузу, Сезер рванула.
— Проклятье! — всплеснула она руками. — Тогда почему ты здесь? — Маринетт потерялась от такой резкой смены настроя подруги. — Почему ты сейчас сидишь тут, в свадебном платье, и собираешься выйти за того, кого не любишь?
— У меня нет выбора, — покачала она головой.
— Ой, да послушай ты себя, — нахмурилась Аля, стараясь вразумить подругу. — Выбор есть всегда. Вопрос лишь в том, как его сделать.
— Нет, Аля, — сжала в полосу губы Маринетт, с мольбой в глазах глядя на нее. — Ты не понимаешь, я должна…
— Тайм-аут, Королева Драмы! — вскочила на ноги Аля и потянула за собой Маринетт, усаживая ее на стулик, чтобы провести вразумительную беседу с этой девчонкой. — Кому ты чего должна?
Маринетт плюхнулась на стул, сжимая холодными влажными пальцами подол платья и посмотрела на отчего-то рассерженную подругу, которая возвышалась над ней с грозно опушенными на пояс руками.
