сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Маринетт не слушает его, глядя на то, что происходит сейчас с ним. С ними обоими.
— Закрой! Я не хочу, чтобы ты...
Он не находит в себе силы, чтобы договорить. Вынимает дрожащую ледяную руку из кармана и сам тянется к ее лицу, закрывая пальцами веки. В наступившей темноте Маринетт слышит то, что никогда в своей жизни не слышала. Габриэль громко всхлипывает, и из души мужчины вырывается сдавленный гортанный крик, который он глушит в своей ладони.
Маринетт вздрагивает, но не открывает глаз, как он и попросил.
И в следующее мгновение он падает перед ней на колени и прижимается широким лбом к ее плоскому животу, трепетно обнимая руками худую талию. Его руки дрожат, и он плачет. Горько плачет при ней, содрогаясь всем телом. А она не выдерживает и открывает глаза, опуская вниз голову.
Пальцы девушки гладят его по волосам, она крепко прижимает его к себе и ничего больше не говорит.
Пропасть между ними медленно начинает затягиваться, аккуратными стежками штопая два потерянных месяца.
========== Глава XIII. На дне ==========
Два года и три месяца после свадьбы Адриана и Маринетт. День рождения Адриана.
— У него такие красивые маленькие пальчики, — тихо шепчет Маринетт. — Он похож на Нино, но глаза у него... Твои, Аля.
Маринетт лежит на постели, подложив руку под голову, и смотрит на то, как Эллиот, забавно посапывая, цепко держится смуглыми пальчиками за ее указательный палец. Малыш он спокойный, с ним Але и Нино не так тяжело, как Курцбергам с Софи.
Девушке нравится иногда засиживаться дома у Ляифов, возиться с Эллиотом и совершенно ни о чем не думать. Своеобразная терапия с мальчишкой оказывается невероятно полезной, и Але отрадно, что она хоть как-то смогла помочь лучшей подруге выбраться из всего этого кошмара, что тянул Маринетт на самое дно.
После годовщины Маринетт стало лучше, Аля решила, что неделя на соленом воздухе и в теплом песке сыграла немаловажную роль, хоть и удивилась, что подруга приехала с моря совершенно не загорелой.
Маринетт не сказала ей. Маринетт никому не сказала. Снова.
Она хмурится, осознавая такую незначительную мелочь только сейчас. Аля, которая знала о ней буквально всё, теперь всего о ней не знает.
— Маринетт?..
Аля слишком внимательна ко всему, что ее окружает. Она может делать вид, что не догадывается, но она не идиотка. Ее подруга всегда была самой открытой книгой из всех возможных, но даже она за два года фальшивого брака, опутанного толстым слоем паутины лжи, со временем стала трудно читаемой.
— Ммм? — поднимая глаза на подругу, реагирует она.
— Как ты себя чувствуешь?
Маринетт ведет линией плеч, на мгновение хмуря брови, и чуть хмыкает, не замечая в заданном вопросе подтекста. Было время, когда они с полуслова понимали друг друга. Аля скучает по этому времени.
— Превосходно, — свободно отвечает она и смотрит на подругу.
У Али столько вопросов на языке вертится, столько мыслей, что одна заглушает другую. Она обещала Маринетт в день свадьбы, что будет молчать, и два с лишним года слово свое держит, однако... Маринетт никакого обещания не давала. Так почему же она тоже молчит?.. Тишина затягивается, принося дискомфорт; девушка смотрит на часы и хмурится.
Спустя мгновение, Маринетт осторожно вынимает палец из цепкой хватки мальчишки, не потревожив его сон, и аккуратно встает с постели, забирая с тумбочки свою сумку.
— Мне пора домой, нужно многое успеть сегодня сделать. Шестерки подъедут через полчаса, а я еще хотела заехать кое-куда по делам.
Аля чуть сжимает в замке руки и привстает с места.
— Давай, я помогу... Только вещи Эллиота быстренько соберу и...
— Не нужно, — обрывает ее Маринетт. Девушка снова садится на место, прекращая суетиться. — Аля, все в порядке. Я справлюсь сама, у меня в подчинении будет не больше десяти человек.
Аля чуть кивает, непроизвольно хватаясь пальцами за спинку кресла и искоса поглядывая то на свое отражение в зеркале, то на стоящую рядом Маринетт, надевающую туфли на высоком каблуке. Девушка впервые обращает внимание на то, как всего пара лет изменила их обеих. Она — уставшая мама в клетчатой рубашке с разводами молока в области груди, кругами под глазами от недосыпа и отекшими лодыжками.
И Маринетт — совершенная. Стройная, одетая по последнему писку моды, величественная. Не зашуганая девчонка из школы, запинающаяся за собственные ноги, а ассистентка лучшего модельера Европы, которая носит строгие костюмы и туфли на высоком каблуке, о которых в школьные годы даже думать боялась, но...
Несчастная. За всей этой мишурой Аля видит, как она несчастна. Знает, что ей пришлось пережить, и что она творит последние два года и три месяца. Их связь с Габриэлем отравила ту маленькую девочку с хвостиками и в розовых балетках, которую знала Аля. Перед ней стоит совершенно другая женщина. Именно женщина, с тяжелым багажом ошибок за спиной, что волокутся за ней по земле, оставляя после себя грязный, смердящий след.
Но Аля не осуждает. Аля никогда ее не осуждала, потому что это ее жизнь. Ее выбор и ее решения. Вся наша жизнь — игра с выбором двери из нескольких вариантов. Каждый раз мы открываем новые двери, идем и идем, шагаем бесконечное количество времени, а затем останавливаемся, на мгновение поворачиваясь назад, и понимаем, что куда-то нас эти двери все же привели.
Маринетт они привели к опасной, болезненной зависимости от человека. Алю привели к обычной, но счастливой семейной жизни. Двери в этой игре были одинаковы у них обеих; вся суть заключается в том, что они делали свой выбор.
— Вы сегодня гости на дне рождения Адриана, ждем вас в семь, — кивает она, направляясь к двери. — И да, — вспоминает она, уже собираясь уйти, — Аля, не нужно больше так ради меня суетиться. Это же не вечеринка в честь пола ребенка.
Аля осекается, чуть поджимает губы, опуская взгляд, и даже забывает попрощаться с подругой.
— Вывеску выше, — командует Маринетт, держа в руках черный планшет. — Здесь шары не нужны, уберите их, они будут лишь мешать.
С десяток нанятых рабочих, не считая прислуги дома, суетятся, как осы в улье, слушая приказы своей Королевы. Вечеринка в честь дня рождения Адриана, разумеется, является сюрпризом, сам он сейчас на фотосессии, и пробудет там до половины седьмого вечера, как и всегда. За это время все будет подготовлено, фуршет на тридцать восемь человек будет блестящим, а гости уже соберутся.
На вечеринку приглашен весь круг их знакомых, друзья семьи, коллеги Адриана, несколько влиятельных людей из модной индустрии. На белоснежных скатертях стоят приборы с посудой и бокалами и карточки с золотой гравировкой их имен, в погребе охлаждаются десятки бутылок выдержанного вина, повар на кухне во всеоружии и с закупленными с утра ингредиентами ждет со своей командой окончательного утверждения меню.
Все носятся, как сумасшедшие, слушаются и исполняют приказы, чтобы все прошло идеально. Сегодня сыну влиятельного модельера исполнилось двадцать пять.
— Ледяная фигура отвратительна, — машет рукой доставщику Маринетт, — уберите ее с глаз моих, и пусть не возвращают деньги, мой отзыв на сайте скажет сам за себя.
Она делала все это немного черство и холодно, раздавала указания и не понимала, что со стороны выглядела теперь, как отражение человека, в котором была сосредоточена ее жизнь. Такая же черствая с другими, такая же настоящая исключительно с ним.
— Мадемуазель Агрест.
Его голос горячей патокой течет вдоль позвоночника, и она медленно оборачивается, поднимая глаза вверх и встречаясь с ним взглядами.
— Месье Агрест.
— Могу я быть полезен Вам в подготовке к сегодняшнему вечеру?
Верхняя пуговица его рубашки снова расстегнута, осанка прямая, точно игла, руки заведены за спину. Маринетт сохраняет прежнюю холодность и радушие, хотя внутри все начинает гореть, и чуть вскидывает брови.
— Не думаю, — глаза опускаются в записи планшета, пальцы бегло что-то печатают, но она знает...
Он тоже знает, что...
— Разве что утвердить меню на сегодняшний ужин для шеф-повара.
И в это время, в другой части Парижа, Адриан хмурит брови, непонимающе глядя на секретаря.
— Что значит "не будет фотосессии"?
Девушка жмет плечами, загадочно улыбаясь, и в следующее мгновение в фойе влетают несколько человек с поздравлениями в честь его дня рождения. Адриан смеется, поочередно обнимая коллег по работе, и искренне улыбается, принимая в руки стакан со спиртным.
— Я не выпиваю на работе, — смеется он, параллельно чокаясь с одним из ребят.
— Да брось, Агрест, сегодня твой день. Выпей, расслабься, есть на дне этого стакана нечто такое, что поможет тебе в этом, — заговорщически произносит парень, Отис, кажется, и выжидающе кивает на стакан.
Адриан колеблется, наблюдая за маленькой капсулой, осторожно шипящей на дне прозрачного стакана, взвешивает все "за" и "против", а после сдается и под звонкие аплодисменты выпивает с коллегами, решая бросить наконец все на самотек и по-человечески расслабиться. Эффект не заставляет себя ждать, и мини-вечеринка, так внезапно начатая в три часа дня, к пяти часам выражается в высокой стадии долгожданной эйфории.
— Ладно, ладно вам, — пьяно смеется Адриан, — мне домой надо, меня жена ждет.
— Да не будь таким скучным! — расстраиваются коллеги, перекрикивая музыку. — Останься! Никуда твоя жена не денется!
— Не-не, — машет рукой Адриан, — дальше отмечайте без меня, но спасибо за всё!
Ему аплодируют перед тем, как дверь за ним закрывается, и Адриан, чувствуя невероятную легкость и блаженную эйфорию, садится на заднее сидение своего частного автомобиля, с нетерпением ожидая момента, как вернется так внезапно домой, увидит наконец Маринетт. Его Маринетт, его жену, его жизнь. Его все.
Он входит в дом в половину шестого, и перед его глазами предстает неописуемая картина, заставляя молодого человека приоткрыть рот. Адриан предполагал, что Маринетт что-то придумает к его небольшому юбилею, но чтобы с таким размахом... Холл дома украшен в едином стиле, под балконом с пока пустующими местами для исполнителей живой музыки, с висит огромный баннер со словами "С днем рождения, Адриан", несколько круглых столов явно ожидают скорых гостей, и Адриан понимает, что это всё-таки должен был быть сюрприз.
Он пришел раньше всех, дома пока никого не было. И с волчком от опьянения в голове, Адриан вдруг замечает одну деталь: дома правда никого нет. Он даже не видит прислуги, дом словно замер, застыл. То ли ожидая чего-то, то ли что-то скрывая. Адриан заглядывает в спальни, в винный погреб и гостевые спальни. Заглядывает даже в кабинет отца — пусто.
Недолго думая, он направляется на кухню, чтобы что-нибудь перекусить, и, нетвердой походкой направляясь к двери, слышит за ней тяжелые вздохи и влажные, пошлые звуки. В голове тут же появляется мысль ворваться туда и шугнуть пару любовников из прислуги, возможно, повара и горничную, или дворецкого с цветочницей, однако, едва толкнув пальцами дверь, в узкой щели он видит совершенно иное.
Он видит, как она стонет под ним, с закрытыми глазами хватая сухими губами воздух, усевшись худыми бедрами на край столешницы, и позволяет кусать свою шею. Он видит, как он резко и часто вбивается, стоя между ее разведенными в стороны ног без рубашки и с отметками ее зубов на светлой благородной коже.
Он видит, как его отец трахает его жену.
Глаза застилает алая пелена гнева.
========== Глава XIV. Алый ==========
— С днем рождения, Адриан!
Очередная пробка вылетает из бутылки шампанского, и гости аплодируют имениннику, то ли намеренно не обращая внимания, то ли правда не замечая, что тот едва на ногах устоять может. Агрест поднимает бокал и осушает его почти залпом, недолго держа во рту шипящий алкоголь.
Взгляд намертво прикован к двум людям, которые, на первый взгляд, ничем среди остальных не выделяются.
Его жена надела сегодня коктейльное синее платье без бретелек чуть выше колена, сделала незамысловатый узел волнистых волос на затылке и выбрала туфли на высоком каблуке. Его отец стоит рядом с ней, держа в руке бокал красного сухого, и поддерживает какой-то явно до одури важный диалог с ней и двумя влиятельными в сфере моды людьми.
Разговор и правда должен был нереально важным, раз жена не стоит с Адрианом рядом в его день рождения. Парень сжимает зубы и хватает с подноса еще один бокал шампанского, стараясь выбросить из головы картинки того, что он увидел двумя часами ранее.
Маринетт вжимается в его широкую грудь и кусает губы, испытывая второй оргазм, и сжимает ногами талию Габриэля, запрокидывая голову назад.
— Ты такая красивая, — не может никак отдышаться Габриэль, целуя ее шею с закрытыми глазами и вдыхая ее запах. — Ты меня в могилу сведешь, Маринетт. Проклятье, ах, — в последний раз толкается он вперед бедрами и выходит из нее, хватаясь одной рукой за край столешницы.
Девушка обхватывает его лицо руками и заставляет поднять глаза, начиная заново изучать затуманенным от желания взглядом каждую черту его лица, каждую морщинку, родинку, крапинку в серой радужке. Она целует его горячо, глубоко и влажно, вжимается в его тело, прогибая поясницу, и растворяется в нем без остатка.
Она сожгла в себе абсолютно все, что в ней было от прежней Маринетт. От той самой девушки, что столкнулась с ним в холле дома, когда зашла за Адрианом, чтобы идти с ним на прогулку перед работой в кофейне. Она — не феникс, из пепла на свет не появилось невинное существо. Все в ней так и осталось пеплом, осело на ребрах грудной клетки и стало трухой.
Убив себя прежнюю, она породила в себе нечто иное, грязное и маркое, а Габриэль взрастил его в ней с новой, неизвестной ей ранее, болезненной и безумной любовью, которая не считается ни с чем и ни с кем. Которая связала их обоих так крепко, что запустила в них механизм саморазрушения.
— Я люблю тебя, — шепчет он ей в губы. — Я тебя люблю. — И Маринетт знает — знает, черт возьми, — что готова отвечать ему те же самые слова до конца своей жизни.
Он ей — всё, она ему — абсолютно.
Адриан не чувствовал в ту секунду собственного тела, гнев парализовал его, все его существо заклинило, отключило. Он не смог заставить себя открыть дверь, не смог ворваться туда и убить их обоих прямо на кухне, прямо на той самой столешнице, но он хотел. Видит Бог, он хотел... Убить их обоих самым жестоким образом.
Негнущиеся ноги понесли его в холл, в голове гудело, десятки голосов срывали глотки в его сознании, перекрикивая друг друга. Он сидел в саду почти полтора часа, стараясь хоть немного прийти в себя, хватался за волосы, наворачивая вокруг фонтана круги, и не понимал, как течет время. У него перед глазами стояла картина того, как отец трахал его жену, и это сводило его с ума. По-настоящему, без всяких иллюзий.
Он терял над собой контроль. Но, стоило ему в прострации войти обратно в дом и увидеть десятки гостей, как все в голове мгновенно стихло и притаилось, точно дикий голодный зверь, которому нужен был лишь щелчок, чтобы броситься в смертельную атаку.
Глотку Адриана снова обжигает алкоголь. Не шампанское, уже что-то крепче, но он не особо чувствует разницы. Под ногами пробегает маленький человечек.
— Это кто тут у нас такой, — резко садится он на корточки, не владея собственным телом, и задевает девчушку рукой.
Девочка падает вниз, потеряв равновесие, и тут же начинает плакать.
— Софи! — появляется в ту же секунду Хлоя, — детка, что такое?!
— Ты такая больша-а-ая, — растягивает Агрест, и Софи сильнее заливается слезами, начиная ползти от него назад.
— Адриан! — шокировано восклицает Хлоя и берет дочку на руки, начиная покачивать ее и успокаивать, в защитном жесте прикрывая голову дочери рукой. — Ты пугаешь ее! Перестань!
— Что происходит? — тут же встает рядом с женой Натаниэль. — Адриан, что ты сделал?
— Да брось, Хлоя, — пьяно и надрывно смеется Адриан. — Я похоронил своих детей, есть в тебе хоть капля сочувствия?
Курцберги округляют глаза, не находя слов для ответа. Гости переглядываются, не решаясь вступать в дискуссию, и лишь шепчутся между собой, поглядывая на виновника торжества. Маринетт поворачивает голову на шум и видит, как Хлоя взволнованно уходит из зала с плачущей Софи, в то время как Натаниэль пытается что-то сказать Адриану.
— Я прошу прощения, — извиняется Маринетт и тут же идет туда, чувствуя заворачивающийся комок волнения внизу живота.
Гости стоят на безопасном расстоянии от двух молодых людей, у которых явно не просто дружеский разговор, и Маринетт зачем-то извиняется почти перед каждым, когда идет в самую гущу событий.
— Что здесь происходит? — старается твердым голосом говорить Маринетт.
Натаниэль держит плохо стоящего на ногах Адриана цепкой хваткой за рукав белой рубашки и поворачивает к девушке голову.
