Текст книги "Карэле Карэле и другие волшебные существа (СИ)"

Автор книги: Векша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

– Его можно восстановить? – нетерпеливо спросил Карэле, забыв, что в присутствии Крониса не следует торопиться. Тот насмешливо улыбнулся.

– Конечно, можно, если знать точную меру. Добавить немного прошлого или убрать немного будущего – вот и получится настоящее. Ты знаешь, почему в домах, где много старых предметов, никогда ничего не происходит, о Карэле Карэле?

Кондитер покачал головой.

– Знаю только, что это так. Но почему?

– Потому что старые вещи обрастают прошлым. За каждой из них тянется длинный хвост воспоминаний, событий, дел и слов, лиц и снов… А конец этого хвоста держу в руках я. И дом наполняется густым, затвердевающим прошлым – таким плотным, что время перестаёт течь. В таких местах даже настоящего почти нет, а будущего – тем более. Очень опасно хранить в доме много старых вещей, Карэле Карэле – я всегда буду где-то поблизости. А я не ко всем добр так, как к тебе.

– Но сейчас ведь вещи нам ничем не помогут? – настойчиво спросил Карэле. Шани Кронис мелодично рассмеялся его нетерпению.

– Конечно, нет. Здесь всё серьёзнее. Мальчику придётся отдать не вещь, а кусочек судьбы.

Ланс сдавленно охнул, и Ивер испуганно оглянулся на него.

– Как это – кусочек судьбы? – робко переспросил он.

– Это значит, что нам нужно убрать часть твоего будущего, – пояснил часовщик. – Тогда прошлое перетянет весы, и равновесие будет восстановлено. Ты снова вернёшься в настоящее время и сможешь попасть в своё тело.

– А это… страшно? – подобрал наконец нужное слово Ивер, и Кронис согласно кивнул.

– Ещё как.

Он, хромая, подошёл вплотную к Иверу и ухватил его руками за плечи, как будто тот не был бесплотным призраком. Ивер вздрогнул, и Карэле содрогнулся вместе с ним, вспомнив, какой болезненный долгий холод сопровождает любое прикосновение Крониса. Некоторое время часовщик держал призрака, вглядываясь ему в глаза, потом выпустил и отступил на пару шагов. Ивер, дрожа, обхватил себя руками.

– Что ж, – задумчиво произнёс Кронис, взвешивая каждое слово. – Согласен ли ты отказаться от встречи с родителями и больше никогда их не видеть?

Ивер испуганно вскинул глаза на часовщика.

– Это и есть… отказ от будущего? – спросил он.

– Само собой, – Кронис терпеливо кивнул. – От части будущего, если быть точным. А я очень советую тебе быть точным.

Ивер закусил губу и почему-то взглянул на Карэле. Тот молчал, изо всех сил стараясь сохранить бесстрастное выражение лица. Выбор должен был сделать сам Ивер и никто другой.

– Я не согласен, – наконец сказал призрак. – Я не согласен, потому что знаю, что они тоже хотят увидеть меня. Как мне от них отказаться?

Ланс горячо кивнул, однако ни Ивер, ни Кронис этого не заметили. Они в упор смотрели друг на друга – полупрозрачный, всё ещё дрожащий Ивер и тёмный, тяжёлый Кронис.

– Хорошо, – медленно сказал часовщик. – Одну возможность ты упустил. Но она не последняя. Есть девушка, которая любит тебя, и сам ты тоже её любишь. Ваше совместное будущее может быть счастливым, а может и не быть. Но его как раз хватит, чтобы спасти тебя. Откажешься от неё?

На сей раз Ивер мотнул головой, не дожидаясь конца фразы.

– Нет! – выкрикнул он. – Это ведь то же самое! Почему вы предлагаете мне предать тех, кого я люблю? Так нечестно, нельзя решать за них, есть у нас будущее или нет!

Часовщик рассмеялся.

– Нечестность – такая человеческая идея, – снисходительно сказал он. – Мне никогда её не понять. Что ж, не станем решать за других. Ты ведь неплохо рисуешь? Отдай свой дар и всё, что ещё не нарисовано. Своё будущее художника. Это моё последнее предложение, как ты понимаешь.

Ивер опустился на край кровати и закрыл лицо руками. Некоторое время он молчал, сгорбившись.

– А разве это не хуже всего предыдущего? – наконец спросил он, не отнимая рук от лица. – Теперь вы предлагаете мне предать себя – а тогда зачем мне вообще жить? Оно того не стоит…

Кронис равнодушно отвернулся.

– Извини, Карэле, – произнес он. – Похоже, я не смогу помочь – просто по техническим причинам. Это ведь не моя прихоть, а закон – равновесие должно быть восстановлено. Но если мальчик отказывается…

– Шани, – прошептал Карэле, чувствуя, как холод поднимается от сердца и смыкается тёмными водами над головой, – а что, если я отдам ему часть своего прошлого?

Часовщик изумлённо вскинул брови.

– Неожиданно, – сказал он, насмешливо рассматривая Карэле. – Но, пожалуй, я смогу это устроить. А это будет достаточно весомая часть?

– Конечно, – кивнул Карэле, улыбаясь своему собеседнику непослушными холодными губами. – Я отдам моё детство в другом мире. Прекрасная, тяжёлая часть. Ты даже не представляешь, сколько она весит.

Комната отступила назад, люди и предметы размылись и стали сквозными. Воздух превратился в поток мельчайших песчинок, падающих вниз, неумолимо вниз.

– Так выглядит мой мир, Карэле Карэле, – часовщик, стоящий напротив, стал ещё плотнее и темнее, чем обычно. Он протянул руку ладонью вверх и повелительно кивнул. – Вспоминай.

И Карэле стал вспоминать, хотя ещё полвека назад пообещал себе никогда этого не делать. Над ладонь Крониса заклубилась серая мгла, и из неё соткалось такое же серое здание в три этажа посреди серого пустыря, под низким серым небом. Ни у кого на свете не повернулся бы язык назвать этот мрачный бетонный куб домом. Над зданием шёл дождь – или это песчинки времени продолжали падать? И когда здание приблизилось к Карэле, он разглядел в последнем окне второго этажа светловолосого мальчика в серой одежде. Дождь хлынул сильнее – и здание вытянулось вверх, свилось жгутом, а потом в руках Крониса оказался серый, льющийся и мерцающий шнур, который он ловко накинул на руку Ивера, трижды обмотав вокруг запястья. Тот вскрикнул от неожиданности…

И шнур исчез, а Карэле обнаружил, что сидит на полу и Алли испуганно обнимает его за плечи.

– Всё хорошо, – тихонько шепнул он, погладив её руку, высвободился и поднялся на ноги. Часовщик обернулся к нему.

– Иногда тяжёлое детство приносит немало пользы в будущем, верно? – сдержанно улыбнулся он. – Не провожай меня. Заглянешь на днях.

Кронис вышел из комнаты прежде, чем Карэле успел его поблагодарить.

– Он исчез! – в панике воскликнул Момс, про которого снова все забыли.

– Просто Шани тяжело спускаться по лестнице из-за хромоты, – нетерпеливо бросил Карэле. У него слегка кружилась голова. – Вот он и ушёл прямо отсюда, не из-за чего так кричать… Ланс, ну что, у нас получилось?

Ланс решительно шагнул вперёд и отвесил Иверу, испуганно привставшему ему навстречу, щелчок в лоб – такой звонкий, словно перед ним был не бесплотный призрак, а реальный человек.

Ивер вскрикнул от неожиданности, взмахнул руками и приземлился прямо на своё невидимое лежащее тело, внезапно потеряв прозрачность. Он тут же уселся, порываясь вскочить, но замер, недоверчиво разглядывая свои плотные, живые и вполне непрозрачные ладони.

– Так-то лучше, – довольно сказал Ланс. – Всего-то и нужно было на пару линий передвинуть парня, чтобы он стал видимым. Вот только…

Карэле, не долго думая, содрал с окна занавеску и накинул на Ивера сверху. От щелчка Ланса бывший призрак не только вернулся в тело, но и стал видимым, однако его одежду эта метаморфоза не затронула. Рубашка и брюки остались прозрачными – с таким же успехом они могли и вовсе отсутствовать.

– Спасибо, – растерянно произнёс Ивер, кутаясь в занавеску. – А зачем…

Похоже, он ещё не понял, что произошло – для бывшего невидимки и одежда, и его тело оставались такими же, как раньше.

Карэле оглянулся. Тактичная Алли уже успела выскользнуть из комнаты, зато младший Момс, ошарашенный всей этой каруселью странных событий, так и торчал возле двери.

– Ланс! – сказал кондитер, падая на край кровати – ноги уже подкашивались от событий этой ночи. – Как мне тебя благодарить?

Тот только отмахнулся.

– Да пустяки… Ну, если хочешь, свари кофе. С этой твоей новой специей.

– Договорились! – просиял Карэле. – Сейчас всё будет. Дай мне только пять минут, чтобы закончить все дела.

Ланс кивнул.

– Подожду тебя в мансарде, – сказал он и, не утруждая себя излишними перемещениями в пространстве, исчез.

Ивер и Азек Момс перевели глаза с того места, где только что был Ланс, на Карэле.

– Учти, что ты стал видимым, а твои брюки – нет. Так что отправляйся к Рониму и позаимствуй у него какую-нибудь непрозрачную одежду, – скомандовал кондитер Иверу, не давая потоку вопросов обрушиться на свою голову. – А вам, господин Момс, лучше спуститься со мной и выяснить, пришёл ли в себя ваш отец. Надеюсь, он сумеет с вашей помощью добраться до дома.

Младший Момс покорно кивнул, чувствуя себя виноватым – за всеми этими непонятными возникновениями, исчезновениями и превращениями он совершенно забыл об отце. Он отступил в коридор, пропуская Карэле, и грузно двинулся за ним следом, оставив растерянного, напуганного и счастливого Ивера драпироваться в занавеску.

*

Ланс устало опустился в кресло, стоящее напротив стола, и щелчком пальцев зажёг свечу в подсвечнике. Ночь Самайна, как всегда, выдалась тяжёлой, и до рассвета было ещё далеко. Но ведь к Карэле, как-никак, он забежал по работе? А чашка кофе – не такая уж большая задержка.

Откинувшись на спинку, Ланс прикрыл глаза. Однако стоило ему расслабиться, как рядом с креслом раздалось робкое покашливание.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Ланс, с некоторым недоумением разглядывая призрак пожилого мужчины с неприятным лицом, который нерешительно топтался посреди комнаты, под бамбуковым скелетом. Похоже было, что мужчина собирается с духом, чтобы сказать что-то важное.

– Простите меня, господин рыцарь! – наконец взмолился призрак, и, видя искреннее недоумение на лице Ланса, растерянно добавил: – А вы меня не помните?

Майз Самнери ожидал чего угодно: криков, проклятий, упрёков и угроз. Даже мести, хотя отомстить призраку довольно трудно. Но к тому, что о его преступлении и думать забыли, он оказался совершенно не готов.

А Ланс развёл руками и с обезоруживающей улыбкой честно ответил:

– Извините, не помню.

*

Старший Момс, уже пришедший в себя, сидел на диване в гостиной, закутанный в плед. Алли подливала ему горячего чая. При виде Карэле и своего сына Момс попытался встать и что-то сказать, но его перебила Нели, вихрем ворвавшаяся в комнату.

– Я увольняюсь! – выпалила горничная. – В жизни своей такого ужаса не встречала, какого я сегодня натерпелась! То крики, от которых кровь стынет, то привидения, а то незнакомые мужчины в коридоре лежат!

Момсы синхронно покраснели, с ужасом представляя, какие слухи об их похождениях будут ходить по Пату уже завтра.

– Прекрасно, – флегматично кивнул Карэле, – но в таком случае рекомендаций не получишь. Расчёт я дам тебе утром.

Нели насупилась, однако на попятный не пошла. Мрачно кивнув, она выскочила из комнаты.

– Карэле, – шепнула Алли на ухо мужу, – ты представляешь, что она наболтает соседкам?

Кондитер успокаивающе улыбнулся жене. Добрая половина сплетен Пата касалась его персоны, а кое-какие истории он придумал сам – просто для развлечения. Вряд ли Нели могла поведать местному обществу что-то новое. Но Момсов было жаль.

– Что ж, – отозвался Карэле, – возможно, тебе стоит достать свой ключ?

Алли нахмурилась. Загипнотизировать девочку, заставив её забыть события сегодняшней ночи? Пожалуй, это лучший выход. Правда, после того происшествия с Едоками она не прикасалась к зеркальному ключу – слишком свежи были воспоминания. Но ведь глупышка Нели с её вечными песенками – это не вдова Шинбер…

Какие-то кусочки мозаики вдруг повернулись и встали на своё место, и Алли отчётливо поняла, что за мысль не давала ей покоя всё это время. Привязчивые песенки маленькой горничной, вертящиеся в голове, не дающие думать ни о чём другом, против воли навязывающие тебе свою мелодию… Именно таким и должно быть единственно возможное оружие против Едоков. Нужно только заложить в песенку невыносимые для них эмоции – чистую радость, восхищение, благодарность, любовь, нужно только поймать правильный ритм. А для этого следует использовать формулы Крюка, приводящие Алли в ужас своей сложностью. Но делать нечего – теперь придётся с ними справиться!

– Конечно, – кивнула Алли то ли мужу, то ли своим мыслям. – Так и сделаю. А сейчас прошу меня извинить…

Она стремительно вышла из гостиной.

– Что ж, – сказал Карэле Момсам, – я полагаю, что и вам пора домой.

Отмахнувшись от их оправданий, он проводил незваных гостей вниз, освещая им дорогу прихваченной со стола лампой. Дверь кондитерской всё ещё стояла распахнутой. Мона, на руках которой красовались толстые кожаные перчатки, тщательно смывала следы кислоты с безнадёжно испорченного замка.

– Боюсь, в комнате Ивера тебя ждёт то же самое, – предупредил её кондитер, и экономка мрачно кивнула.

Момсы в очередной раз попытались пробормотать какие-то извинения, но Карэле решительно, хоть и вежливо выставил их за дверь, в холодный ночной дождь. Выслушивать незадачливых конкурентов было некогда – его ждал Ланс. Однако кондитер предполагал, что сегодняшнее приключение заставит Момсов задуматься…

*

Они брели по ночному, холодному Пату в молчании – старший Момс терзался угрызениями совести за свою безумную авантюру, младший казался погружённым в мрачные мысли. На мостовой блестели лужи, подрагивавшие под каплями. Некоторые фонари уже погасли, не выдержав неравной борьбы с дождём.

Наконец старший Момс собрался с духом.

– Сынок… – произнёс он, но сын его перебил.

– Папа! – твёрдо заявил Азек Момс, останавливаясь посреди дороги и поднимая глаза на отца. – Папа! Я больше не хочу работать в кондитерской.

Старший Момс оторопел.

– Но, сынок, как же это? – пробормотал он. – Ведь все наши предки этим занимались. И дед, и прадед…

– Ты всегда мне так говорил, – упрямо нахмурился Азек. – А я тебя слушал, и вот к чему это привело! Мы практически разорились, а сегодня остались на свободе только потому, что Карэле нас отпустил. Завтра весь город будет про нас судачить. Лучше бы я с самого начала настоял на своём!

Они оба горестно замолчали. Дождь стучал по жестяным крышам домов, шлёпал по листьям, сбивая их с веток в лужи. В чьём-то окне на втором этаже оранжево светилась весёлая, кривовато вырезанная тыквенная рожица. Но тут, на осенней улице, было холодно и бесприютно.

– Чем же ты хочешь заниматься, сынок? – спросил наконец старший Момс.

– Обувью, – без раздумий отозвался Азек. – Я хочу делать обувь.

– Но это же работа для простолюдинов! – воскликнул его отец.

Младший Момс снова сдвинул брови.

– Именно это ты и сказал мне в детстве, – напомнил он с обидой в голосе. – В пять лет, когда спросил меня, кем я хочу стать. Я тогда так и сказал: хочу делать обувь. А ты объяснил мне, что это работа для простых людей, а я должен быть не сапожником, а кондитером, как мои предки.

– Но разве это не так? – растерянно пробормотал Момс.

– Нет, папа, – горячо возразил Азек. – Ты знаешь, что в Люндевике есть роскошные магазины готовой обуви? И принадлежат они совсем не простолюдинам! А некоторые модели – настоящее произведение искусства, и стоят они столько, сколько наша кондитерская приносит в месяц. Вот такой магазин я и открою в Пате. Завтра же я уеду в столицу, чтобы изучить всё на месте!

Тыква в окне мигнула и погасла, и без её оранжевого света на улице стало ещё холодней. Дождь лил и лил, журча в водосточных трубах.

Старший Момс вытер мокрой ладонью мокрое лицо.

– Что ж, – медленно сказал он. – Наверное, магазин можно будет разместить в кондитерской. А ту комнатку, где мы делаем шоколад, превратим в подсобное помещение.

Азек Момс просиял.

– Конечно, папа! – только и смог сказать он. – Конечно! Пойдём домой, хватит нам стоять под дождём.

И грузные фигуры Момсов, пошатываясь и поддерживая друг друга, скрылись в ночной тьме.

*

Карэле закрывает окно. Пат спит под ночным дождём, осенний ветер задувает фонари. К мокрому стеклу прилипло белое перо.

Тыквы, выставленные в окнах, почти не видны. Свечи в них мерцают еле-еле. Та, что стоит на подоконнике мансарды Карэле, тоже готова погаснуть.

В темноте мокрая мостовая внизу блестит, как река. Бездонная и безмолвная, она уносит с собой многих, многих. Но не всех.

Возможно, теперь Иверу будет иногда сниться странный, угрюмый город из стали, стекла и серого камня, названия которого он не знает. Но он не расскажет о своих снах никому, а если повезёт, научится их забывать прежде, чем откроет глаза поутру.

Есть видимое прошлое, а есть невидимое. И то, и другое не так уж важно само по себе. Важно только то, во что мы их превращем.

Карэле с улыбкой оглядывается на скелет, лишившийся своего постояльца. Призрак Майза Самнери наконец-то обрёл свободу. Кто знает, где он сейчас?

И невидимка Ивер больше не невидимка… Но в доме всё ещё живут оборотень и саламандра, ворчливый брауни помогает вести хозяйство, а знакомые привидения то и дело залетают в гости. Да и сам Карэле, когда-то пробравшийся в эту кондитерскую из другого мира через маленькую железную дверцу – волшебное, бессмертное существо. Скорее всего, бессмертное, поправляет себя Карэле. Как и Алли. Как и все мы.

Пат спит зябким, тревожным сном. В нём, как и повсюду на свете, люди мало знают о чудесах, происходящих с их соседями. И совсем ничего не ведают о тех чудесах, которые случаются с ними самими.

Свеча в тыкве гаснет, и тонкий дымок, поднявшись над ней, растворяется в полумраке. Вторая свеча, стоящая на столе, тоже готова догореть.

Карэле, бросив последний взгляд на медленную ночную реку, отходит от окна. Взяв со стола подсвечник, он неспешно идёт к двери, но на пороге оборачивается и, задумчиво улыбаясь, ещё раз оглядывает свой кабинет, где его всегда ждут книги и рукописи, тайны и воспоминания.

Завтра начнутся новые приключения.