412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Веден » Игры иерархов (СИ) » Текст книги (страница 10)
Игры иерархов (СИ)
  • Текст добавлен: 21 июля 2025, 06:39

Текст книги "Игры иерархов (СИ)"


Автор книги: Веден



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава 20

Прежде, чем старик успел сказать что-то еще, у меня за спиной скрипнула дверь. Повернув голову, я увидел, как внутрь скользнула молодая женщина в зеленой мантии, приблизилась к подножию кровати и замерла.

– Моя правнучка, – пояснил старик. – Присматривает за мной.

Теаган, до того стоявший молча и неподвижно, повернулся к Таллису.

– Нужны ли нам тут лишние люди?

– Взгляд в глубины – сложное действие и требует много энергии. Адаго может в любой момент понадобиться помощь, – возразил Таллис.

– В таком случае пусть сестра-целительница прямо сейчас даст именем Пресветлой Хеймы клятву молчания. И Адаго Ралл пусть сделает то же самое.

По мере того, как Теаган говорил, брови Таллиса поднимались все выше.

– Ничего не хочешь объяснить, ученик?

– Наставник, ты не хуже меня понимаешь, что человек с даром этера уровня иртос вряд ли обычен. К чему позволять расходиться слухам?

Теаган, похоже, был уверен, что мои глубинные желания окажутся неожиданными, однако самому мне так не казалось. И старику, похоже, тоже – он продолжал держать меня за запястье и выглядел абсолютно спокойным. Значит, ничего особенного во мне не увидел.

– Если да-вир полагает, что это необходимо, то мы принесем нужные клятвы, – произнес Адаго, доброжелательно улыбаясь. – Верно, Плета?

Его правнучка согласно наклонила голову.

Таллис поглядел на ученика, потом на своего старого друга и раздраженно махнул рукой, мол, делайте что хотите.

Когда старик и молодая женщина клятву произнесли, а богиня ее приняла, Теаган достал одноразовый артефакт с руной от подслушивания и налепил на плотно закрытую дверь. Да, он действительно был уверен, что услышим мы что-то странное.

– Ну? – нетерпеливо произнес Таллис. – Адаго, рассказывай, что видишь!

Тот согласно склонил голову и заговорил:

– Устремления, которые я вижу, самые обычные. Вижу желание знаний. Успеха. Достижения своих целей. Желание изменить мир к лучшему. Желание любить и быть любимым. Желание обрести семью. Еще вижу необычайно высокое желание выжить… – тут старик обратился уже ко мне. – Вас, должно быть, недавно пытались убить. Верно, юноша?

– Верно, – согласился я. – В последний раз – четыре дня назад. Да и вообще пытаются постоянно.

– Тогда такое желание более чем объяснимо.

Судя по разочарованному лицу Таллиса, он ожидал чего-то совсем иного.

– Спустись глубже, – велел он отрывисто.

– Прадедушке не хватит сил… – начала было целительница, но Таллис ее перебил: – Я поделюсь, – и камень в его перстне засветился.

Старик кивнул, его пальцы сжали мое запястье сильнее, а глаза, и без того яркие, будто засияли внутренним светом. В этот раз он заговорил не сразу.

– Под верхним слоем желаний действительно есть глубинные. Вижу… Вижу стремление… Хаос должен быть повержен. Из хаоса должен родиться порядок. Четкий порядок. Идеальная структура. Высшая правильность.

Старик затряс головой и отпустил мою руку.

– Впервые встречаю столь странное глубинное желание.

– Ты до этого сказал – «глубинные». То есть оно не единственное? – напряженно спросил Таллис. – Там есть еще?

– Есть, – подтвердил старик. – Но, чтобы их увидеть, силы потребуется еще больше.

Камень в перстне засиял в несколько раз ярче, чем прежде.

– Бери столько, сколько нужно, – велел Таллис. – Я должен знать, что там!

Старик глубоко вздохнул и вновь обхватил мое запястье пальцами. Сейчас пауза длилась раза в три дольше.

– Второе глубинное желание борется с первым, – произнес он наконец. – Оно столь же сильное, но более светлое, более живое. Любопытство.

– То есть? – непонимающе переспросил Таллис.

– Второе глубинное желание – это любопытство, – повторил старик. – Любознательность. Сильнейшее стремление увидеть, понять и познать все, что только есть в мире.

На лице Таллиса отчетливо проявилось недоумение. Потом он потряс головой, будто сбрасывая морок, и велел:

– Иди глубже.

– Больше глубинных желаний нет. Глубже лишь суть, – отозвался старик.

– Тогда смотри суть.

– Но это опасно! – запротестовала целительница. – Прадедушка…

– Не вмешивайся! – оборвал ее Таллис, после чего добавил более мягким тоном: – Адаго, это важно. Пожалуйста, прошу тебя.

Старик отреагировал не сразу. Но потом все же согласно склонил голову.

Как и прежде, наступило молчание, но в этот раз я заметил разницу – глаза старика, такие ясные прежде, начали будто стекленеть, а потом вовсе заволоклись белой пеленой.

– Вижу, – произнес он будто чужим, странно-тягучим голосом. – Вижу великий океан. Бескрайний, бездонный, черный… – он резко замолчал и надрывно закашлялся, но мое запястье не выпустил. А когда целительница кинулась к нему, вскинул свободную ладонь, останавливая ее. – Океан заполнен водой – но эта вода жива и разумна. Способна принять любую форму… – голос старика вновь оборвался кашлем, на губах запузырилась кровь и начала стекать по его подбородку, но он продолжал держать мою руку, и, видно было, пытался сказать что-то еще. Что-то, наверное, важное.

Бесцеремонно оттолкнув стоявшего на пути Таллиса, целительница кинулась к старику, прижала левую руку к его груди напротив сердца и начала что-то торопливо нашептывать, правой рисуя руны. Пальцы старика, наконец, ослабли, и он меня отпустил.

Я поднялся и отошел в сторону, чтобы не мешать целительнице, и Таллис тут же цепко ухватил меня за предплечье.

– Что это за океан и что за разумная вода⁈ – потребовал он.

– Понятия не имею, – сказал я честно. – Узнал о них сегодня одновременно с вами.

Но Таллис, судя по его лицу, мне не поверил.

– У Рейна главная стихия – вода, – торопливо напомнил Теаган. – Причем, при призыве, она у него всегда приходит откуда-то из Северного океана – с кусками льда и рыбой, которая водится только там.

– Океан ладно, – согласился Таллис, – но почему разумная вода?

– А почему благословение Пресветлой Хеймы оказалось разумным? – тут же отозвался Теаган. – И что мы вообще знаем о глубинной сути всех стихий? Кстати, идеи об их разумности выдвигались неоднократно.

– Ересь, – пробормотал Таллис, но уже не так уверенно, и меня отпустил.

– Мы мало что знаем о носителях дара этера уровня иртос, – продолжил Теаган. – Возможно, в глубинах своей сути все они были связаны с разумными стихиями, вернее, с той стихией, которая являлась у них главной.

– Это всё абстрактные предположения, – Таллис меня явно в чем-то подозревал, только, похоже, сам не мог понять, в чем именно. – Ладно. Мы еще побеседуем обо всем в другой обстановке.

Когда мы выходили из покоев Адаго, который впал в забытье, быстро перешедшее в сон, я обернулся – и неожиданно встретился взглядом с правнучкой старика. Она смотрела на меня внимательно, пристально, ее лицо было холодно, а губы сурово сжаты.

– Теперь мы можем отправиться по домам и отдохнуть после дороги? – подчеркнуто вежливым тоном спросил Теаган, когда мы покинули дом старика.

– Нет, – коротко ответил Таллис. – Вы оба молоды и здоровы, без отдыха на части не развалитесь. Сейчас мы направимся в Обитель, где нас с тобой, мой дорогой да-вир, ждет долгий разговор, а наш юный друг продолжит то дело, которое так некстати прервали Недостойные Братья.

– Допрос младших магистров? – проговорил я со вздохом. – Но разве вы не хотите на нем тоже присутствовать?

– Допрос бывших младших магистров, которые уже выдали себя как предатели, – уточнил Таллис. – Так что я там не нужен. Братья Вопрошающие дадут тебе список вопросов и будут записывать полученные ответы.

* * *

Оставляя Обитель неделю назад, я опасался, что Таллис зальет ее кровью или натворит чего похуже. Обошлось. По крайней мере, никаких внешних изменений я не обнаружил: на площади у ворот все так же работали фонтаны, повсюду зеленели деревья, в воздухе плыли цветочные ароматы, по обе стороны от дороги гордо красовались дворцы и особняки размером поменьше, а мимо нас, по своим делам, спешили люди.

Впрочем, нет, одна разница все же была – отношение этих спешащих людей ко мне. Если прежде я ловил на себе удивленные, недоумевающие и подозрительные взгляды, то теперь они стали иными – любопытными, внимательными, оценивающими, а пару раз даже искренне-враждебными. Лица людей с враждебными взглядами я попытался запомнить – мало ли, вдруг пригодится.

И Братья Вопрошающие, встретившие меня у указанного Таллисом здания, тоже смотрели иначе – нейтрально, никак не показывая своего настоящего отношения.

* * *

Магистр, которого Братья Вопрошающие первым ввели в выделенный для допроса кабинет, выглядел ужасно. Ничего общего с тем холеным церковником, которого я видел неделю назад. И нет, никаких внешний повреждений я на нем не заметил, даже все ногти на пальцах рук были на месте, но кожа лица стала землисто-серой, под глазами пролегли черные тени, щеки запали, а прежде блестящие черные волосы висели сухой паклей, будто бы изрядно припорошенной снегом.

Да уж, подумалось мне, действительно ли Пресветлая Хейма оказала своим жрецам услугу, когда сделала их неподверженными для ментального воздействия?

– Вы его пытали? – не удержался я от вопроса.

– Мы выполняли приказ верховного иерарха и делали только то, что полагается по уложениям, – чопорным тоном отозвался Вопрошающий и протянул мне свиток с вопросами.

Вопросы оказались правильными, нужными, но своей детальностью напоминали те, которые мне несколько часов пришлось задавать недостойному Сантори. Кто втянул этого церковника в службу Великому Древнему, где и как это произошло, имена сообщников, места сборов, количество принесенных в жертву людей, и прочее, и прочее. На первый десяток вопросов бывший иерарх ответил правдиво, но потом то ли решил проверить мое чутье, то ли вопрос попался особенно неприятный.

– Ложь, – произнес я и развернулся к Вопрошающему, сидевшему за небольшим столом по мою левую руку. – Последний ответ не записывайте.

Тот кивнул и молча перевел взгляд на узника, который вздрогнул и заговорил вновь, в этот раз уже правдиво.

Когда список вопросов подошел к концу и бывшего магистра хотели увести, я упреждающе поднял руку:

– Подождите. – И обратился к узнику: – Что именно пообещал вам всем Великий Древний в обмен на предательство?

– Это вопрос не из списка, – прежним чопорным тоном подал голос Вопрошающий из-за своего стола.

– Верховный иерарх запретил задавать дополнительные вопросы? – спросил я у него.

Последовала короткая пауза, после чего Вопрошающий ответил:

– Нет, прямого запрета не было.

– Вот и отлично. – Но прежде, чем я успел задать вопрос, Вопрошающий заговорил вновь:

– Я доложу верховному о вашем самовольстве.

– Конечно, – отозвался я с некоторым удивлением, связанным не с самим фактом доклада, а с тем, что Вопрошающий решил меня об этом предупредить, – конечно докладывайте.

И обратился к узнику.

– Так что же вам пообещали?

– Бессмертие, – ответил тот тихо.

– Бессмертие? Но души людей и так бессмертны. После кончины мы уходим к Пресветлой Хейме, а потом либо остаемся в Верхнем Мире, либо перерождаемся.

Бывший магистр уставился на меня болезненно блестящими глазами.

– Но при перерождении память теряется, все приходится начинать с чистого листа. А он – он пообещал нам истинное бессмертие, вечность в своем теле, со своей памятью.

– И вы бы остались при этом людьми? – спросил я с интересом. – Не стали бы одержимыми? Безвольными марионетками демона?

Бывший магистр непроизвольно дернулся. Ага, то есть он сам понимал, что стали бы.

– Ты не представляешь, как он могущественен! Он показал нам будущее! Когда он придет, мир содрогнется, моря вскипят, с небес прольется огненный дождь, воздух наполнится ядом! Только верные ему выживут!

Из глаз узника, устремленных на меня, смотрел ужас.

Я вздохнул, а в памяти у меня всплыли слова императорского советника, что когда люди узнают о возможном пришествии демонического недо-бога, то наперебой кинутся ему служить. Тогда я посчитал эти слова преувеличением. Но нет, увы, Райхан Сирота оказался прав.

– Это было не видение будущего, – сказал я бывшему магистру, – всего лишь наведенная демоном иллюзия. И не когда придет, а если. Но он надежно поймал вас на обещание кнута и пряника… Ладно, – я повернулся к страже, – забирайте его и можете вести следующего.

Глава 21

Зачитывать вопросы мне пришлось четырем бывшим магистрам, пятого – того самого, одержимого, приводить не стали. А еще я заметил, что на каждом из узников, на обеих руках выше локтя, под рукавами, виднелось что-то, напоминающее широкие толстые браслеты.

– Блокаторы магии, – с некоторым недоумением ответил брат Вопрошающий на мой вопрос. Похоже, информация про эти браслеты была общеизвестна. – Так-то их на впавших в опалу магистров не надевают, блокаторы только для обычных преступников, но тут верховный приказал лично.

– А что положено использовать на бывших магистрах? В обычных случаях? – поинтересовался я. Ведь в самом деле, тот же Сантори был неслабым магом, и к Залам Бьяра его привязали не сразу, а только после решения суда.

– Специальные руны, – ответил Вопрошающий. – Они держат даже лучше блокираторов, но их нужно часто обновлять. А блокираторы будут работать хоть до конца жизни преступника. – И, отвечая на мой невысказанный вопрос, добавил: – Только под ними отмирает кожа и образуются язвы, и чем сильнее маг, тем быстрее это происходит.

Вот оно что. И Таллис лично приказал, значит. Ну понятно, верховный ярился, и как мог, свою ярость вымещал. Пусть даже в таких мелочах.

Потом я внимательней посмотрел на Вопрошающего и подумал, что тот своими подробными ответами будто бы пытался оправдаться за то предупреждение о моем самовольстве и за то, что обещался рассказать о нем верховному. Или не будто бы, а действительно пытался оправдаться. Ну да, доложить о нарушениях он был обязан, но и ссориться с возможным родственником верховного, а то и, как знать, потенциально новым да-виром, он совсем не хотел.

– А на пятом бывшем магистре что использовали? – спросил я. – На том, который одержимый?

– А на нем и блокираторы, и руны, и чего только нет, – ответил Вопрошающий и даже попытался улыбнуться. Тон голоса у него был прежний, чопорный, и улыбка вышла малость неестественная, но видно было, что человек старается, поэтому я в ответ улыбнулся тоже. И подумал, что надо напомнить Теагану о его обещании найти мне среди братьев Вопрошающих наставника по ментальной магии. А еще подумал, что пока слишком мало знаю об их ордене, и что следует этот недочет исправить.

* * *

После того, как четвертого узника увели, я смог, наконец, уйти. Но прежде заглянул в дом Теагана, где неделю назад оставил свою студенческую форму и листы с рунами, защищающими от яда.

Дом был… не узнать. Тогда, неделю назад, я запомнил только, что вся зелень в саду превратилась в пепел, а на сам особняк особого внимания не обратил. Тогда меня интересовало то, что внутри.

Сейчас же видел, как странно перекосило его стены, как где-то штукатурка отвалилась, обнажая не кирпичную и не каменную кладку, а какую-то непонятную потрескавшуюся черноту. Колонны у входа поросли мерзко выглядящим желтоватым мхом. Балконы обвалились. Лестница, ведущая в дом, зияла широкими трещинами, из которых сочилась не то грязь, не то что похуже. И запах. От дома теперь пахло болотом, гниющим мясом и какой-то едкостью.

Сила одержимых – это она тут все испоганила. И они ведь даже свой ритуал провести не успели. Даже в жертву никого еще не принесли. А если бы принесли?

– За вещами пришел? – прозвучал неподалеку чужой голос, и я повернулся на звук. Ко мне подходил Достойный Брат с бумажным свертком в руке. Лицо его показалось мне смутно знакомо – да, это был один из тех, кого я иногда видел в охране Теагана. – Вот, держи, – он протянул мне сверток. – Мы из дома вынесли все ценное до того, как гниль проникла внутрь.

Под гнилью он явно подразумевал вот это вот все, творящееся с особняком.

– Это ведь не демоническая скверна? – спросил я.

– Нет, – он покачал головой. – Со скверной бы мы быстро справились. Это хуже. Магистры сказали, что это иномирная гниль. Так что, как только да-вир даст добро, дом снесут, с земли верхний слой тоже снимут, место очистят, освятят, а там уже будут думать, что делать дальше.

М-да, а Теаган, похоже, временно остался без дома. Ну, у Таллиса дворец большой, может, какое крыло ученику выделит. Или другой дом – как уж тут полагалось по их уложениям.

Хотя казалось мне, что подобное случилось впервые и уложений на такой случай просто не было.

Разворачивать сверток и переодеваться в форму я не стал, так и пошел с ним до ворот Обители. А там, только снаружи, меня ждали полдюжины Достойных Братьев, все верхом и с одной свободной лошадью. Чтобы, значит, проводить до Академии. Я вздохнул, но даже пытаться спорить не стал. Пусть провожают.

* * *

В дормиториях было почти пусто – должно быть, сегодня проводились вечерние занятия на тренировочных полях, где на студентов выпускали специально для того пойманных монстров. Я отнес сверток и свой заплечный мешок в нашу с Кастианом комнату, а там подошел к окну, выходившему на внутренний двор. Вид открывался невеселый – я видел лишь пожухлую траву, голые ветки деревьев и кустов, да стоящей у забора новый сарай, где, как я знал, хранили уголь для отопления нашего здания.

Вот только дверь сарая была непривычно открыта, а на пороге, сгорбившись и опустив голову, сидел незнакомый студент. То есть как незнакомый – худобой, телосложением и даже печальной позой он напомнил мне Бинжи, но у того была пышная шевелюра волнистых черных волос, а парень внизу был обрит почти наголо. Так брили, насколько я знал, только узников тюрем, да и то тюрем не всех, а лишь таких, где коменданты жадничали платить за обновление заклинаний против вшей.

А потом студент поднял голову, и я выругался. Это действительно был Бинжи. Во что же мальчишка за прошедшую неделю успел влипнуть?

Когда я вышел во внутренний двор, он продолжал сидеть в той же позе, и меня заметил, лишь когда я, подойдя почти вплотную, намеренно наступил на сухую ветку. Резко вскинул голову, на лице отразились застарелый страх и такая же застарелая злость – явно был уверен, что увидит кого-то неприятного, – но за долю секунды все это схлынуло. Глаза изумленно округлились, рот приоткрылся, а потом он метнулся ко мне и обнял так крепко, что я отчетливо услышал, как хрустнули у меня ребра.

Сил у мальчишки за последние месяцы определенно прибавилось, хотя внешне он и остался таким же костлявым.

– Живой!!! Рейн, ты живой!!!

– Ага, – согласился я и попытался ослабить его хватку. Свои ребра мне было жаль.

– Живой, живой, живой, – повторял он, будто бы разом забыл все остальные слова.

– А что, должен быть мертвым? – спросил я удивленно, и он, наконец, меня отпустил.

– Они все так говорили. Что в Обитель пробрались одержимые, что они убили кучу народа, и что тебя принесли в жертву какому-то демону.

– Пытались принести, – поправил я его. – Только я не дался.

– Но ты пропал! Просто в воздухе истаял!

Хм, то ли наше с Теаганом исчезновение заложники посчитали равным гибели, то ли слухи, как с ними обычно бывает, все переврали, то ли кто-то специально пустил фальшивку.

– Так получилось, – сказал я. – Главное, что не только пропал, но и вернулся. А ты что такой покоцанный?

Бинжи шмыгнул носом и отвел взгляд.

– Рассказывай давай, – сказал я, потом огляделся. Невдалеке лежал ствол поваленного ветром дерева, который никто не спешил убирать, и как сиденье он показался мне удобней, чем порог сарая. – Вот садись и рассказывай.

История оказалась, наверное, ожидаемой, хотя меня удивила. Похоже, я действительно был слишком оптимистом, о чем не переставал говорить мне Кастиан. И оптимистом, и о людях думал лучше, чем они заслуживали.

После того, как я припугнул обитателей наших дормиторий, Бинжи доставать перестали – а больше всего доставали его, как я понял, те парни, с которыми ему не повезло жить в одной комнате. А вот как из Обители пришел тот самый слух о моей гибели, ситуация переменилась. То есть не сразу – три дня соседи Бинжи выжидали. Мол, вдруг да воскресну чудесным образом. Вернулся же я через месяц после того, как пропал на ночной охоте. Но на четвертый день решили, что нет, в этот раз не вернусь точно. Одно дело ночная охота, а другое – дюжина одержимых.

– Били тебя? – спросил я, хмурясь.

– Нет, прямо не били. Пакости делали всякие. Одежду, которая обычная, порезали, в ботинки битого стекла кинули, конспекты намочили так, что те стали нечитаемыми… Ночью, когда я спал, полголовы мне обкромсали. Пришлось, вот, все обрить.

– К коменданту ходил? – спросил я, уже предчувствуя ответ.

– Ходил, – отозвался он. – А толку?

– А здесь почему сидишь? Все, как я понял, на занятиях.

– Смысл? Экзамены без конспектов я все равно не сдам, а свои записи мне никто не даст. Да и в таком виде, – он провел рукой по своей бритой голове. – Все только насмехаться будут.

До экзаменов, как я помнил, оставалось около двух недель.

– Ладно, – сказал я. Ситуация в целом была понятна. – С твоими экзаменами я разберусь. И со всем остальным тоже. Ты давно тут сидишь? Холодно же. – Снег еще не выпал, но я ощущал его близость в морозной свежести воздуха.

– Я… живу тут… теперь, – он мотнул головой в сторону сарая. – Две ночи уже ночевал.

– Так, погоди. Если в комнате с соседями настолько погано, почему в город не ушел? Снял бы там хоть угол, если комнату в гостинице слишком дорого. Деньги у тебя есть, ты ведь третий экземпляр формы так и не купил. – Те самые деньги, часть моей награды за поимку заговорщиков-шибинов, которые я отдал Бинжи, он тратить не стал. Хранил.

– Украли… деньги, – проговорил подросток и опустил голову с таким видом, будто был виноват в том, что стал жертвой вора.

– Знаешь кто украл?

Неопределенное пожатие плечами.

– Кто-то из соседей. Чужие в комнату не заходили.

– И комендант, конечно, опять ничего не сделал, – проговорил я со вздохом, подумав, что зря позволил ему остаться на своем посту. – Ладно, с этим я тоже разберусь.

Бинжи прерывисто вздохнул, и мне показалось, что он сейчас разревется, как тогда. Но нет, когда он поднял на меня взгляд, глаза у него были совсем сухие, хотя и горели слишком ярко. Нехорошо так горели.

– Я их ненавижу, – проговорил он тихо.

– Соседей? – уточнил я.

– Их да. И всех. Всех тут. Вообще всех.

– Всех кого?

– Людей. – Чувство в его голосе было искренним, глубинным, старым, будто бы зревшим много лет. Может и в самом деле зревшим. Все же стихийная инициация в столь раннем возрасте не случается просто так. Его пытались убить? Издевались над ним? Морили голодом? Пытали?

А еще мне подумалось, что никто на самом деле не знал, сколько у Бинжи камней. И что Великий Древний в свои слуги предпочитал выбирать сильных магов. И что так легко ему будет поймать этого почти ребенка на обещание мести его обидчикам – а то и всему человечеству.

– Меня ты тоже ненавидишь? – спросил я его.

– Что? – мой вопрос будто заставил Бинжи очнуться. – Нет! Рейн, как ты можешь такое говорить!!!

– Но я ведь тоже человек.

– Нет! То есть… – Бинжи заморгал с таким видом, будто прежде к категории людей он меня не относил. – То есть да, человек, но ты же хороший. Ты очень хороший!

– А матушка твоя – она тоже была человеком?

Про мать он всегда упоминал с любовью и тоской. Вот и сейчас посмурнел.

– Да, человеком.

– Значит, ты ненавидишь не всех людей. Есть по крайней мере два исключения.

– Да, – согласился Бинжи, глядя на меня растерянно.

– Вот и хорошо. – Я на мгновение задумался. – Я хочу тебя кое о чем попросить.

– Конечно! – подросток даже выпрямился и расправил плечи. – Конечно, я все сделаю!

– Эй, не обещай заранее, сперва выслушай… Так вот, я хочу, чтобы ты всегда помнил: твоей ненависти заслуживают только те люди, кто сознательно причинил тебе боль или вред. Только они. И больше никто.

– Я думал, ты скажешь, что ненавидеть нехорошо, что это разрушает душу… ну и всякое такое, – пробормотал Бинжи.

Я хмыкнул.

– Ну и какой бы был смысл в таких словах? Куда ты денешь ненависть, если она в тебе сидит уже давно и пустила корни? Значит, направь ее на правильную цель.

– Я постараюсь, – ответил он серьезно. – Я правда постараюсь… Рейн, а ты сам – ты кого-нибудь ненавидишь?

Хм? Я об этом раньше даже и не задумывался.

– Не знаю, – проговорил я. – То есть я не уверен, ненависть ли это. Есть люди, – тут я подумал о своей младшей сестрице и ее муженьке, – без которых мир стал бы куда лучше. И если мне предоставится возможность их убить, я это сделаю. Но… вот твоя ненависть – на что она похожа?

Бинжи сглотнул.

– Жжет внутри. В душе. Горит. Ломает. Мне… мне будто физически плохо оттого, что те, кого я ненавижу, живы и радуются жизни.

Я задумчиво кивнул.

– У меня такого нет.

И подумал, что дело, возможно, было в моей главной стихии. Вода ведь не будет ненавидеть. Она просто смоет препятствие, мешающее ей, и спокойно потечет дальше.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю