Текст книги "Эдана (СИ)"

Автор книги: Ulla Lovisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Эрик всё еще молчал, силясь взглядом проникнуть в мой мозг, словно демонстрации моих страхов было недостаточно.

– Ведь я не могу это подстроить, не могу это, – я махнула свободной от датчиков рукой на компьютер. – Просто представить.

– Не можешь, – хрипло согласился Эрик. – В моделировании участвует твое подсознание.

Я кивнула, желая подтолкнуть его к правильному выводу, но он не выглядел человеком, обретшим веру. Мне нужно предпринять последнее. Самое сложное.

Словно между делом, я потянулась к пистолету и прокрутила его пальцем по скользкой поверхности кресла. Запасная ампула выкатилась из рукава в ладонь.

– Рыжая, я не пойму, – одна рука взмыла вверх и бесцельно провела по волосам. – Зачем ты это делаешь?

Его взгляд скользнул с моего лица на руку и пистолет под ней. В его взгляде была готовность, он едва ли осознавал, – не мог предугадать, – что я собираюсь сделать, но это было что-то на уровне инстинктов. Он просто был готов к тому, что я могу напасть. Как то было в драке с Тимоти.

– Я хочу, чтобы ты поверил.

Спрятать ампулу и удержать ее в рукаве было много проще, чем незаметно зарядить ею пистолет.

– Это ничего не даст, – темные глаза снова уставились в мое лицо, оценивающе и настороженно. – Если я поверю, ничего не изменится.

Я пожала плечами, хотя мне вовсе не было все равно. Мне было нужно – жизненно необходимо, вот глупость, – чтобы изменилось всё. Или хотя бы что-то.

– Ладно, – тем ни менее произнесла я, силясь придать своему голосу безразличного смирения. – Просто ты будешь знать наверняка.

Я подтянула пистолет ближе к себе, не отрывая взгляда от Эрика. Он не согласится на моделирование, даже спрашивать незачем. Нужно напасть неожиданно, не дав ему отскочить далеко от компьютера и кресла, в угол, куда датчики не дотянутся. Нужно не дать ему времени на отпор. Вместо удара сразу уколоть.

Как это сделать, как?!

– Для тебя от этого не будет никакой пользы, – медленно произнес он, словно диктовал простые истины умственно отсталому. – Твое существование во Фракции не упростится. Я не стану снисходительнее из-за твоих глупых чувств ко мне.

Ему потребуется доля секунды, чтобы разомкнуть руки, сложенные на груди. И еще доля секунды, чтобы встать в стойку. Очень ценные доли секунды, дающие огромное преимущество.

Если всё сделать правильно.

– Будь ты умной Эрудиткой, ты бы это поняла, и не убивалась бы понапрасну.

Мой мозг отстал от тела, я сначала прыгнула, и лишь затем осознала это. Эрик тоже отреагировал с опозданием, так что не успел блокировать мою руку.

Его кулак взлетел вверх, ударяясь о мою кисть с внутренней стороны и отталкивая в сторону, но я замахнулась достаточно сильно. Проведя длинную царапину на шее, игла всё же вошла в кожу, а спусковой крючок легко поддался на судорожное нажимание.

Эрик отбился, уже когда инъекция была сделана. Он оттолкнул мою руку, замахнулся и ударил, и лишь тогда препараты подействовали. Удар пришелся мне в скулу, сильный, но, к счастью, неточный. Серые глаза Эрика на секунду сконцентрировали на мне гневный взгляд, а затем закатились.

И вся его массивная фигура повалилась на пол.

Игнорируя пекущую боль в щеке, отдающую в затылке, я присела. Провода датчиков, которые я все время сжимала в кулаке, прилипли к вспотевшей коже ладони и не сразу поддались. Я торопилась, а потому пальцы двигались неточно, выпуская и спутывая провода. Мне пришлось предпринять две попытки прежде, чем я сумела просунуть датчик под майку Эрика и закрепить там.

Отпустив последний провод, я испуганно дернулась. Шум проливного дождя заполнил кабинет. Я привстала на коленях и уставилась в экран компьютера. Видеть чужую галлюцинацию было странно и страшно.

Эрик – насквозь промокший и поникший под дождем – стоял среди стройных рядов одинаковых зданий. Серые двухэтажные коробки были легко узнаваемыми – поселение Отречения.

Район – весь Чикаго – был пустым, это было чем-то совершенно очевидным и поразительно знакомым.

Как мы похожи, Эрик, Лидер Бесстрашных, рожденный среди Отреченных.

Все окна были зловеще темными, словно внутри домов были не пустые комнаты, а черные дыры, абсолютно необитаемый и беззвучный вакуум.

Эрик поежился и осторожно сделал шаг. Не зашнурованные ботинки с хлюпаньем и чавканьем вступили в грязную лужу. Еще один тяжелый шумный шаг, и еще. Он шел вдоль домов, обреченно уставившись в грязное месиво под ногами.

Но затем в луже что-то блеснуло. Короткий луч тусклого света.

Эрик поднял голову и оглянулся.

Быстрое движение света и тени в окне ближайшего дома, словно в комнате кто-то ходит с небольшим фонариком – или свечой – то поднося его к окну, то закрывая собой.

Над головой прокатился тяжелый раскат грома, и Эрик поспешил к двери дома.

Внутри было сухо и пусто. Тесная серая комната – как две капли воды похожая на ту из моего первого моделирования – была освещена слабым мерцающим светом, но источника – свечи, факела или камина – не было видно.

Оставляя грязные мокрые следы на цементном пыльном полу, Эрик топтался на месте, обводя взглядом пустое помещение, а затем из ниоткуда появилась я.

В узком синем платье и с туго связанными в конский хвост волосами – необычайно яркое и точное воспоминание обо мне в день Теста, в день, когда мы с Эриком впервые встретились – я прошла в центр комнаты и остановилась.

Я реальная, в комнате моделирования, стоящая на коленях рядом с Эриком, встрепенулась.

Свечение исходило от меня, уютное и нереальное. Светились волосы, кожа, я вся. Это мягкое свечение наполняло комнату – Эрика – теплом. Но затем у самого пола, вздымая серую пыль, скользнул сквозняк. Ветер обогнул меня и превратился в размытую тень, стремительно парящую в воздухе и набирающую четкую форму.

Тень превратилась в Тимоти. Он замер – всё еще полуаморфный, но различимый – прямо передо мной, и свечение – спокойствие и тепло в Эрике – начало угасать. Сгущались тени, и вскоре комната оказалась вновь пустой. Темной, заброшенной. Ее потолок оказался проваленным, груда обломков валялась на полу, и на них плотной стеной падал дождь.

Эрик снова оказался один в целом городе, безнадежно пустой изнутри, как и Чикаго.

А затем он очнулся, всего спустя несколько минут после начала моделирования. Я не ожидала столь скорого пробуждения – я справлялась со всеми страхами не меньше, чем за пятнадцать минут – и потому не смогла оказать сопротивления.

Эрик подхватился на ноги, схватил за воротник и швырнул в стену. Сорвав все датчики разом одним быстрым взмахом руки, он подскочил ко мне и придавил шею предплечьем.

– Ты подписала себе смертный приговор, идиотка, – прошипел он. Глаза зловеще сверкали, губы кривились, на шее напряглась вена, а на коже вдоль царапины проступили небольшие крупицы крови.

– Всего один страх, – сдавленно прошептала я. Воздуха не хватало, горло болело, но я не могла оправиться от увиденного. Не могла вернуться к реальности. – Всего один, разве это возможно?

Эрик зарычал и встряхнул меня. Расслабленное тело легко поддалось, шея прогнулась, и я громко стукнулась затылком о стену. Резкая боль разбудила меня. Зрение обострилось, и я сконцентрировала взгляд на побагровевшем от злости лице Эрика.

– Как такое возможно? – поморщившись, спросила я. – Как может быть, что мы так похожи?

Эрик не ответил, его губы дрогнули, но он промолчал. Рука, прижимающая меня, мелко дрожала от напряжения.

– Как может быть, – прохрипела я, почти задыхаясь. – Что ты…

Пришлось сглотнуть.

– Что ты меня тоже любишь? ..

========== Глава 3. Правда. ==========

Утром в столовой я старалась не поднимать головы, пряча лицо в тени распущенных волос, но Четверка, внимательный и зоркий, не пропустил мимо внимания изменения в моем поведении: сутулость, странная походка, подбородок, едва не уткнувшийся в грудь. Он перегородил мне дорогу, когда я с подносом направлялась к друзьям.

Цепкий взгляд карих глаз уткнулся мне в лицо, брови нахмурились, губы поджались.

– Это что? – он указал пальцем прямо в синяк. Его большое синее пятно растянулось под глазом и не хотело скрываться под тональным кремом.

– Не увернулась от груши, – соврала я, тщательно стараясь не отводить глаза.

Четверка хмыкнул.

– От груши, – повторил он, смакуя это слово, а затем шагнул в сторону, освобождая проход: – Ладно.

Я шла к столу, чувствуя на себе внимательный взгляд. Инструктор словно пытался разглядеть в моей спине имя той груши, от удара которой я не смогла увернуться.

Вот только я не могла признаться.

Во-первых, меня ударил Эрик, а он не из тех, кого может приструнить Четверка. Во-вторых, Эрик защищался, и мне очень повезет, если всё обойдется синяком под глазом и не выльется в нечто большее – справедливое наказание за немыслимое нарушение правил. Мало того, что я проникла ночью в кабинет моделирования, то еще и напала на Лидера.

Кроме того, будь всё иначе – пропусти я удар, допустим, в драке с другими новичками – я едва ли выдала бы их имена. Я никогда не мирилась с ябедами, да и неразумно сознаваться в том, что я была участником запрещенной потасовки за границами зала и вне программных спаррингов.

– Может, ты все-таки признаешься, кто тебя помял? – хохотнул Дарра, когда я уселась рядом с ними. Рут толкнула его локтем в бок, но он лишь громче рассмеялся.

Тимоти, сидевший напротив – он не перестал с нами водиться, но избегал садиться рядом со мной, предпочитая оградиться столом – уставился на меня злобно, исподлобья. Позже, когда мы направлялись в тренажерный зал, он нагнал меня в коридоре и оттянул в глухой угол.

– К-к-кто это с-с-с-сделал?

– Тим, это не твое дело, правда, – я предприняла попытку выскользнуть, но он встал передо мной, закрывая путь. Его лицо было бледным и напряженным, сжатые губы побелели.

– Это м-м-м-ое д-д-де-дело! – Процедил он сквозь сжатые зубы. – К-к-кто? Эрик?

Я снова бросилась убегать, но Тимоти вновь преградил дорогу.

– Он из-з-збил т-те-тебя? Да?

– Перестань нести чушь!

– Од-д-думайся, Эд! – Он навис надо мной, весь подрагивая от ярости, судорожно сжимая и разжимая кулаки. – Он з-з-за-законченный м-м-мерзавец, эт-т-тот Эрик! Он п-п-погубит те-те-тебя!

– Не тебе об этом беспокоиться, – вспылила я, разом загоревшись синим пламенем злости. – Он меня не тронул и пальцем, ясно тебе?

Какая наглая ложь. Какое приукрашивание. Если бы не его ответственность за меня, Эрик бы не остановился на неточном ударе и попытке придушить, он избил бы меня до смерти и сбросил бы мое тело в Пропасть. Но, к счастью, он уже попал в немилость Макса и больше рисковать не хотел, а потому просто вышвырнул из кабинета.

Растопчу, если ты не прекратишь.

Ты подписала себе смертный приговор.

Идиотка.

– П-п-перестань бы-бы-быть д-д-дурой.

На кого я злилась больше: на себя, Эрика или Тимоти? Во всяком случае, последний был виноват лишь в том, что обо всем догадывался и произносил вслух все мои угрызения совести, всё самобичевание. В его попытках меня образумить и защитить не было ничего плохого, он не заслуживал на мои следующие слова. Но они сорвались с языка, не давая шанса переиграть:

– Пошел к черту!

Его лицо исказилось в гримасе боли, и это видение преследовало меня весь день. Я не находила себе места, не могла успокоиться, тревожно мечась из стороны в сторону.

План сработал слишком хорошо, полученные результаты поразили меня и, вместо дать ответы, поставили новые вопросы. Теперь, зная, что Эрик всё же умеет что-то чувствовать, – вопреки своим словам в палате в дни моего беспамятства – я не могла понять его логики, его мотивов. Он любил меня – каким-то извращенным, как и он сам, способом – и был так зверски жесток.

Надежды на то, что Эрик прячет где-то в глубине нежное сердце, рухнули. Он оказался пропитанным дьявольским злом чудовищем. Кто еще может так относиться к любимому человеку? Что за гниль пульсирует – кишит жирными вонючими червями – в его груди? Как я могла оказаться такой дурой, упрямой и слепой?

Облегчение не пришло. Ни от знания об его любви, ни от четкого осознания напрасности – опасности – увлечения Эриком, ни от решения искоренить из себя нелепое чувство.

Эрик не выходил из моей головы, мысли о нем путались, сталкивались, затягивались в узлы и смертоносные петли. Грудь раздирала изнутри неспокойная смесь страха, обиды и разочарования.

К вечеру я поняла, что схожу с ума. Мне нужно было срочно заглушить все голоса, раздирающие череп изнутри. И я знала один проверенный способ отключить мозг.

– Я собираюсь напиться, – громко объявила я, встав на кровать и обращаясь ко всем собравшимся в спальне. – Кто со мной?

========== Глава 4. Решение. ==========

Нас собралось шестеро: Рут и Дарра, Крупная Девица, Худосочный с Кадыком, Коренастый Крепыш и я. Мы выбрали столик в дальнем углу, неосвещенном и уютном. Ряды бутылок и стаканов перед нами увеличивались в геометрической прогрессии, моя голова – и тело – становились всё легче и свободнее.

Шутки приобретали всё более пошлый характер, громкость смеха возрастала, потекли рекой разномастные откровенности. А затем – словно в наш угол был дан мощный импульс – обе парочки стали целоваться.

– Какой бред, – хохотнул Крепыш, кривясь от вида влюбленных, и потянул меня танцевать. Мы прыгали и дергались, как безумные, не переставая вливать в себя алкоголь, не отходя поначалу далеко от стола, а затем нас затянуло в водоворот толпы в центре зала. Мы кричали, пели, свистели и смеялись. Водили хороводы, танцевали в парах – несколько раз с незнакомыми мне людьми – прыгали в такт музыке, отчего бар наполнился нестройным грохотом.

Я остановилась в какой-то момент, осознавая, что мое тело нуждается в подзарядке, и больше не может принимать в себя спиртное. Ускользнув через беснующееся столпотворение, я выбралась из бара. В моих ушах еще отбивали громкий ритм ударные, мышцы подрагивали, на шее и лбу стремительно остывал пот.

Примостившись у стены, я чутко прислушалась к собственному организму и к своему облегчению не почувствовала никаких плохих признаков. Опьянение достигло максимально высокой позитивной точки, не перевалив за нее и не рухнув к провалам в памяти и порывам к рвоте.

Пустой коридор наполнился звуком быстрых шагов. Я повернулась к приближающейся тени и не смогла сдержать истеричный смешок.

– Ты за мной следишь?

Эрик остановился передо мной, сунув руки в карманы и внимательно осмотрев лицо. Его взгляд задержался на мгновение на синяке, а затем уперся мне в глаза.

– Зачем ты рассказала обо всем заике?

Сквозь корку неприязни к Эрику и к себе самой, сквозь густой туман опьянения попыталось пробиться что-то невнятное и щекочущее.

– Я ничего ему не говорила, – ответила я, с отвращением слыша, как неуверенно звучит мой голос, с каким трудом мне дается каждое слово. – Тим сам догадался о моей влюбленности.

Я хохотнула неожиданно для самой себя.

– И догадался насчет этого, – рука неуверенно и неопределенно взмыла вверх, намереваясь показать на синяк, но так и не достигнув цели. – А больше он ничего не знает.

Эрик прищурился, его глаза показались совсем черными. Внутри меня снова что-то слабо пошевелилось.

– Лучше для тебя, – и для него, – чтобы он и впредь больше ничего не знал.

Лидер наклонился ко мне, и его глаза – темно-серые, глубокие – буквально заглянули в меня. Мне очень захотелось его поцеловать, почувствовать его вкус – немного горький – и теплое дыхание на щеке, единственное тепло, исходящее от него. Я уставилась на его губы, плотно сжатые, и представила, как они разомкнутся и ответят на поцелуй. Я уже почти подалась вперед, чтобы прильнуть к ним, но они зашевелились.

– Слишком много пьешь, Рыжая, – процедил Эрик, медленно отстраняясь. Шанс был упущен. – Ты мелкая, организм еще некрепкий. Потеряешь форму, если не остановишься.

И, смерив меня презрительным – неизменным – взглядом, он развернулся и быстро зашагал прочь.

Потеряешь форму. Ты мелкая, и если не остановишься, потеряешь форму.

Что это было? Признание моей физической формы, моей подготовки, моего упорства? Комплимент – своеобразно колючий, но совершенно нетипичный для Эрика – моим усилиям?

И почему он постоянно оказывается где-то неподалеку?

Я уперлась в стенку и запрокинула голову, глупо улыбаясь низкому цементному потолку.

Потому что он меня любит. Непостижимым образом, непонятно, как и с каких пор, но любит. Пусть и не хочет этой любви. Пусть и стремится избавиться от нее. Отчаянно хочет выбросить эти незнакомые доселе чувства. Или давно забытые – старательно забытые – чувства, растоптанные прежде кем-то из его другой – уже нереальной – жизни?

Улыбка не сходила с лица, и я попыталась стянуть ее руками, прижав холодные ладони к горячей коже лица.

Он меня любит. А раз так, то я не сдамся.

Не в моей природе – сложить руки и молча ждать, куда меня прибьет течением. Непостижимым способом – незаметно для себя и, вероятно, для Эрика – я привлекла его внимание, зацепила за то немногое живое и пульсирующее внутри, и сейчас не намеревалась отпускать.

Это лишь полпобеды. И я не намерена останавливаться. Я добьюсь Эрика, как добилась места в пятерке лидеров, как добилась физической формы, как добилась уважения среди других новичков, как добилась своеобразного признания от Лидера.

Не сдамся, потому что я никогда не сдаюсь, потому что мне нужно покорить эту недосягаемую высоту, потому что мне нужен сам Эрик.

Я забрала руки от лица и опустила голову. Уставилась перед собой, не видя стены напротив, пораженная собственной решимостью и четким осознанием – оно всегда было где-то рядом, но никогда прежде не всплывало на поверхность – того, что меня заклинило на Эрике именно потому, что он так непрост. Именно потому, что мы – незаметно для невооруженного глаза, но очевидно внимательному наблюдателю – так неестественно похожи.

Любопытно, видит ли он во мне себя так же отчетливо, как я вижу себя будущую в нем?

========== Глава 5. Шутка. ==========

Эрик исчез. Он не появлялся на тренировках, не показывался в Яме или столовой, не ходил по вечерам в тренажерный зал. Мне не удавалось его подловить возле его комнаты и на административном этаже, где работали Лидеры. Он словно испарился, ушел из Бесстрашия, уловив мой настрой и не желая со мной сталкиваться.

Я несколько раз набиралась решительности и стучалась к нему, но дверь не открывалась, и как я ни напрягала слух, не могла различить в комнате никаких звуков. Спросить у Четверки или других инструкторов я не осмеливалась. Мой интерес к Лидеру, которому новички не были рады, был бы слишком подозрительным, и я сдерживала все свои порывы завести этот разговор словно невзначай.

Тимоти тоже меня избегал. Я видела, что он обижен, и чувствовала настойчивые угрызения неугомонной совести, призывавшей извиниться перед другом за грубые слова. Но я опасалась, что он расценит это как нечто большее, а потому уперто молчала.

Однажды вечером – мы как раз бежали последний большой круг, который Дарра в шутку называл «спокойной ночи, прощайте, ноги» – Рут нагнала меня и приглушенно заговорила, тяжело и судорожно вдыхая:

– Так нельзя.

Я оглянулась на нее, вопросительно вздымая брови и не желая говорить. Потому что не хотела сбить дыхание, и потому что мне не было что ей ответить.

– Ты и Тимоти. Вы как волки. Это просто ужасно.

Я покачала головой, ускоряя шаг, но Рут не отставала и не унималась.

– Что между вами произошло?

Она дернула меня за руку, и я едва сдержалась, чтобы не оттолкнуть её и не побежать прочь на пределе возможностей. Я не только не могла сказать ей правду, я не хотела, чтобы она продолжала топтаться по самому болезненному: чувству вины, которую мне было не по силам искупить.

– Я ему отказала, – коротко ответила я и замолчала.

Но Рут такой ответ не устроил, и она продолжала бежать наравне со мной, сверля меня взглядом. Мой темп был для нее слишком быстрым. Я видела, как судорожно и часто она дышит, забыв о правиле вдоха носом и выдоха ртом, хватая воздух ртом быстро и хрипло, как ее начало кренить в сторону, и она прижала руку к боку. Я надеялась, что она выдохнется и отстанет, сбросив скорость, но в упрямстве Рут было не отказать.

Она стойко сохраняла темп, не отступая, пока Четверка не скомандовал:

– Шагом!

И тогда, резко перейдя на шаг, она согнулась пополам и застонала. В какой-то момент я даже испугалась, что она упадет, или ее вырвет, но обошлось, и вскоре Рут выпрямилась. Ее бледное вспотевшее лицо покрылось неровными пятнами, губы побелели, а веки покраснели. Рука осталась упираться в колющий бок.

– Просто отказала, и он сорвался? Не похоже на Тимоти.

Я нахмурилась и, быстро оглянувшись по сторонам, тихо прошипела ей в ухо:

– А откуда ты знаешь, что похоже на Тимоти, м?

Это было подлостью, и во мне вздыбились удивление, испуг и даже отвращение оттого, как легко слова слетели с моего языка. Рут не знала ничего, и ее легко было убедить в том, что Тим вовсе не тот Дружелюбный, которым хотел казаться. Вот только я видела, что он всё тот же. Что он был искренним наравне с Рут, пусть и не всегда всё выражал словами, но его выдавали его действия.

Нет, решительно сказала я себе. Я не могу подставить Тима, не стану лгать о нем, чтобы в глазах друзей я выглядела лучше, чтобы скрыть за наговорами на Тимоти истинные причины его агрессивного поведения.

Я вздохнула и, наклонившись к Рут, доверительно зашептала:

– Он злится, понимаешь? Я ему отказала, когда он был уверен во взаимности своих чувств. Он отличный парень, но я ранила его самолюбие, уверенность в себе… Не знаю.

Подруга смотрела на меня широко открытыми глазами. Бледность не сходила с ее лица, и я опасалась, что она может упасть в обморок. Но Рут держалась и решительно шагала рядом, продолжая держаться за бок.

– Эд, – так же шепотом ответила она. – Я это понимаю. Я не понимаю, почему ты отказала ему?

Всё во мне напряглось, приводя все чувства в боевую готовность. В мозгу между быстро вращающимися шестеренками бурлили мысли. Рут подобралась слишком близко, настолько близко, что я уже почти начала сожалеть о своей честности. Что я почти решилась вернуться к тактике наговора на Тимоти.

Почти.

– Я влюблена в другого, – выпалила я и прикусила губу.

Глаза Рут расширились еще больше, достигнув невообразимых размеров. Брови приподнялись.

– Что? И почему я об этом не знаю?

Четверка вел нас к главному зданию, растянувшийся во время бега строй сгруппировался в небольшие компании. Я оглянулась, опасаясь, что нас настигнут друзья, но ни Тимоти, ни Дарры рядом не было видно.

– Знаешь ли, – хохотнула я, тщательно пытаясь скрыть волнение. – О твоей влюбленности я тоже ничего не знала, пока вы с Даррой не начали целоваться во всех углах.

Рут тоже коротко засмеялась и толкнула меня в плечо. На бледном лице проступили румяна смущения.

– Это было очевидно, – пробормотала она, пряча взгляд, но затем встрепенулась и снова насела на меня: – Ну и кто это?

Я улыбнулась и покачала головой. В голове панически метались мысли. Что будет, если я скажу ей? Она сможет промолчать об этом, если я попрошу ее сохранить тайну? Или Искренним это не по силам? Впрочем, тайну Тимоти она хранила, во всяком случае, от меня.

– Ну же, – Рут повисла на моей руке и, уложив голову мне на плечо, заглянула в лицо. – Скажи мне.

– Не могу, – с улыбкой упиралась я. – Это не имеет значения. Я в любом случае ему не нужна.

Я вздохнула и добавила:

– В этом мы с Тимоти похожи.

Рут дернула меня за руку и почти уткнулась мне в лицо носом.

– Кто это? – прошептала она. – Ну же, Эд! Пожалуйста.

Я молча покачала головой. Рут не сможет не поделиться с Даррой. А трое посвященных в тайну – слишком большой риск. Один Тимоти – слетевший с катушек Дружелюбия – составляет огромную угрозу. Рут и Дарра лишь всё усугубят.

– Он не из новичков, правда?

Я мотнула головой, показывая, что не могу ответить, но Рут не унималась. Рут расценила это как подтверждение своей догадки.

– Это большая шишка? – и она хохотнула. – Четверка?

Я уставилась на нее, округлив глаза. Вот уж самое нелепое из предположений.

– Макс? – не унималась подруга, подпрыгивая на ходу от веселья и восторга.

Я улыбнулась и коротко выдохнула:

– Эрик.

И мы обе громко рассмеялись. Лучший способ скрыть правду – сказать ее в шутку. Остается только надеяться, что Рут не перескажет эту шутливую правду Тимоти, а тот не посвятит ее в тайну.

========== Глава 6. Бесстрашная. ==========

Чем меньше времени оставалось до завершающего зачета, тем больше мы тренировались, едва успевая отвлечься на сон. Тренировки становились комплексными и всё более запутанными. Нас разбили на три отряда, выводя посменно на патрулирование. В группах по два или три человека нас отправляли на сбор разведданных, учили оказывать первую медицинскую помощь, заставляя оттачивать умение накладывания повязок под перекрестным огнем. Не прекращалось моделирование страхов.

Оценки ставились за каждое принятое решение, каждое движение и каждое попадание, а потому имена в таблице постоянно мелькали и меняли своё местоположение. В тройке аутсайдеров постоянно происходили изменения, и вместо трех обреченно пытавшихся смириться со своей участью, было около десятка панически вздрагивающих новичков. Они использовали каждую свободную минуту, чтобы добраться до доски и облегченно вздохнуть или раздосадованно выругаться.

Мы с Даррой и Крепышом из врожденных вращались в первой тройке, поочередно заменяя друг друга на первом месте практически после каждой тренировки. Тимоти с переменным успехом барахтался в первой десятке, Рут то соскальзывала к двадцатому месту, то взбиралась на семнадцатое.

– Весьма… похвально, – отметил Кинан. Мы сидели в столовой за поздним ужином. Большинство столов уже пустовали, компания из пяти человек: Кинан с другом, Рут, Дарра и я – сидели в самом углу и лениво ковыряли вилками в тарелках, создавая видимость поглощения пищи.

– Куда нас могут распределить? – спросила я, не отрывая взгляда от остывшей темной жидкости в чашке, отдаленно напоминающей чай.

Кинан пожал плечами.

– Сложно предугадать. Всё зависит от того, сколько сейчас есть вакансий. – Друг Кинана кивнул, со скрипом отковыривая от бифштекса небольшой кусочек. – Вы все трое можете попасть в командный состав, но может быть так, что в командовании нету свободных мест.

Мы с Даррой переглянулись. Сегодня вечером первое место в таблице досталось Крепышу. Он обскакал нас в упражнении на силу и выносливость.

– Кроме того, – Кинан истерично хохотнул. Его глаза недобро сверкнули. – Вас могут назначить командиром патрульного отряда. Так что несильно обольщайтесь насчет погон!

Это была плохо скрываемая зависть. Младшая сестра – девчонка! – обошла брата-первопроходца, да еще и с громадным разрывом. Я смерила Кинана взглядом, неприятно пораженная проявлением таких отрицательных эмоций.

Нелепо было бы отрицать, что он – человек цельный, не состоящий исключительно из светлых и хороших качеств. Кинану были присущи злость и надменность, они редко проявлялись сполна, но часто сквозили в его словах и действиях. Такими были многие – если не все – Бесстрашные, и теперь, пройдя практически через всю подготовку, я понимала, что эти качества вырабатываются рефлекторно и становятся отличительными чертами членов фракции лихачей.

Доводя себя до предела, каждое утро заставляя свое противящееся тело выполнять тяжелую работу, мы становились сконцентрированными на цели, зациклившимися на достижении лучшего результата, а оттого бывали злыми сами с собой, если что-то не получалось, и с другими, если они оказывались проворнее, сильнее или находчивее. Мы с завистливой злостью и жесткой решительностью гнались за опередившими, и с надменностью смотрели на тех, чьи имена барахтались в нескольких десятках номеров от нас.

Во мне – заносчивой и задиристой с самого детства – эти качества стремительно развивались, и я чувствовала себя вполне органично и спокойно, пока не наступал момент осознания кардинальности изменений. Как за ужином с братом. Я оглядывалась на себя прежнюю, внимательно всматривалась в друзей и видела необратимость перемен.

Мне было спокойнее считать это развитием, необходимым для становления нас как Бесстрашных. Вот только во сне я часто оказывалась у себя дома, в Эрудиции, и папа заклинал меня не потерять себя, не изменить себе, остаться человеком. А утром оставался неприятный горький осадок, который приходилось выдавливать из себя через пот и слезы неимоверных усилий.

Во время последнего пейзажа страха, завершающего этап психологической подготовки, одного из решающих зачетов, я справилась за семь минут. Четверка неопределенно вскинул брови и невнятно что-то промычал. Было непонятно, это похвала за быстрый результат или неодобрение того, что Эрик из страхов никуда не делся. Я вышла из кабинета, растирая саднящую шею, в которую несколько недель делали инъекции, не желая даже думать о том, как отреагируют все Лидеры на запись моего пейзажа. Как себя будет вести Эрик.

Мое моделирование для него не секрет, возможно, он уже подготовился к предстоящему рассмотрению результатов. А, возможно, это всё осложнит. Потому что и для меня его страхи больше не секрет.

В этот последний день десятинедельной подготовки посторонние Бесстрашные начали проявлять к нам непривычное внимание. Те, кто прежде предпочитали нас не замечать, сегодня собирались вокруг тира или рингов, где все новички в едином последнем порыве на пределе возможностей боролись за места.

Я несколько раз замечала огненно-рыжую шевелюру Кинана, но как ни всматривалась в лица зрителей, не находила среди них Эрика. Это было непривычным и странным, он всегда приходил на тренировки, следил за продвижением подготовки, а финальные зачеты вдруг проигнорировал.

Я увидела его уже вечером, на оглашении результатов. Нас выстроили в шеренгу в Яме, все Лидеры – среди них и хмурый Эрик – и инструкторы стояли над нами на пролете одной из металлических лестниц. Макс говорил о том, как возмужали мы за десять недель, как стали похожи на Бесстрашных, и как бесследно потеряли облик старых фракций. Говорил о важности нашей прежней фракции, о мире, о правильности четкого разграничения обязанностей.

Рут хмыкала и все шептала:

– Ну да, ну да, конечно.

Я не слушала ни ее, ни Макса. Я смотрела на Эрика, силясь разглядеть выражение его глаз. Расстояние, угол и освещение сильно изменили его: он выглядел тоньше, чем был на самом деле, лицо было серым и угловатым. Он казался уставшим и напряженным, а не привычно злым и надменным. Во мне вспыхнул и тут же потух призрачный нелепый порыв взбежать по лестнице к Лидерам и вопреки их удивлению – поражению, шоку, возмущению – и сопротивлению Эрика, обнять его и, уткнувшись носом в грудь, втянуть знакомый запах его одежды и тела.