Текст книги "Эдана (СИ)"

Автор книги: Ulla Lovisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Она заставила меня повернуться на бок и быстрыми движениями человека, не заботящегося о причиняемой боли, сняла старую повязку. Сверху она была чистой, и лишь на внутренней стороне растеклось продолговатое желтое пятно. Рана выглядела свежей и ухоженной. Ровные края соединены черными скрепками медицинского степлера. Покраснение почти сошло, от ярких взбугрившихся пятен не осталось и следа.

– Сколько я здесь? – голос оказался очень хриплым и тихим. Слова отдались острой болью в затылке.

Медсестра, не отводя сосредоточенного взгляда от раны, ответила снова нараспев:

– Три дня.

– Три?!

Мыча что-то неритмичное себе под нос, она кивнула. Ее руки в перчатках сильно надавили на рану, протирая ее щедро смоченной ватой. Я крепко сжала губы, пережидая острую пекущую боль, а затем – когда она потянулась за мазью – спросила:

– Ко мне кто-то приходил?

В этот раз ее взгляд быстро метнулся к моему лицу и вернулся обратно. Она пожала плечами.

– У тебя была горячка. К тебе никого не пускали.

– Никого… – повторила я. – Никого. Даже Эрика?

Медсестра нахмурилась, ее пальцы, втирающие мазь, коротко дернулись.

– Никого не пускали, – упрямо повторила она, и получилось у нее не очень убедительно.

– Он приходил, – утвердительно сказала я. Уверенности в том, что я права, не было. Он мог мне привидеться, но медсестра подсказывала направление своим очевидным нежеланием проговориться.

– Он приходил, правда? И его пустили.

Она пожала плечами, отворачиваясь за новой повязкой и тщательно пряча лицо.

Превозмогая дикую боль, я резко села в кровати и перехватила руку медсестры, крепко сжав ее кисть.

– Скажите мне, – прошептала я. – Просто кивните, я права, да? Он был здесь?

Она замерла так, как я ее поймала – повернутая к тележке, занесшая руку над бинтом. Слабый кивок был едва различимым, и вполне мог привидеться, но затем медсестра зашептала в ответ:

– Он угрожал тебе. Он говорил тихо, но я слышала, что он тебе угрожал. «Если ты не прекратишь это делать, я растопчу тебя», – так он сказал.

Прикладывая новую повязку, она снова начала напевать что-то невнятное, но больше ничего не говорила. Вышла она стремительно, громко грохоча содержимым тележки, не оглянувшись на меня.

Если ты не прекратишь это делать, я растопчу тебя.

Делать что?!

Спустя час – сразу после завтрака – пришли Рут и Дарра. Они принесли мне кусочек яблочного пирога и выглядели веселыми, хотя я опасалась, что они начнут винить меня в безответственности и наплевательскому отношению к здоровью. Они наперебой рассказывали, хохоча, какая шумиха поднялась вокруг моего бездыханного тела, как пригнали вездеход, и как Эрик орал на Четверку. Я внимательно слушала их, улыбаясь и поглощая пирог. Слизнув с пальца сахарную присыпку, я задала вопрос:

– На каком я месте?

С их лиц вмиг испарились улыбки. Они переглянулись, и заговорила Рут:

– Ты не прошла полосу препятствий. И… у тебя сняли очень много очков за это, а потом еще за безответственность и вранье.

– На каком я месте? – теряя терпение, процедила я.

Рут взмахнула руками, призывая меня к молчанию.

– Но Эрик добавил тебе почти столько же очков, сколько ты и потеряла, за самоотверженность, физическую выдержку и силу воли.

Дарра хмуро кивнул и добавил:

– Мы все здорово удивилась. Даже Макс.

– Макс?

– Да, он примчался вместе с Эриком и едва не прикончил его на месте.

Я глубоко вдохнула, игнорируя тесноту повязки и протестующую давящую боль в ребрах. А затем медленно выдохнула.

– Место? – напомнила я коротко.

– Шестое, – пискнула Рут. Ее глаза были огромными то ли от испуга, то ли от удивления.

Шестое. Шестое место. Я упала замертво во время марш-броска, не прошла полосу препятствий, выпала из тренировок на три дня, – и еще пропущу несколько, —, а опустилась лишь на одну ступень. Не очень похоже на Эрика – добавлять очки. За сомнительные заслуги. Да еще и так много.

Если ты не прекратишь это делать, я растопчу тебя.

Нарушая запавшее молчание, снова заговорила Рут:

– Тимоти винит себя в произошедшем.

Я мотнула головой, прогоняя видение – склонившийся ко мне Эрик шепчет «если ты не прекратишь, я тебя растопчу» – и уставилась на подругу.

– Он сам не свой, – продолжала она. Дарра кивал ей в такт. – Почти не ест, не спит и не тренируется. Он вбил себе в голову, что ты можешь умереть или вылететь из-за него.

– Мы уговаривали его пойти с нами сегодня, – сообщил Дарра. – Но он отказался. Он уверен, что ты не хочешь его видеть.

– Что ты ненавидишь его, – подсказала Рут и ввинтилась взглядом в мое лицо.

Я опустила голову и уставилась в смятую салфетку с остатками яблочного пирога в руке.

Если ты не прекратишь это делать, я растопчу тебя.

========== Глава 14. Моделирование. ==========

Моделирование началось в субботу. К этому времени я уже провела одну ночь в общей спальне, но каждое утро должна была идти в лазарет на перевязку. Снятие швов было назначено на понедельник, и я не могла дождаться. Ходить со скрепками на ребрах было неудобно и болезненно, они цеплялись за одежду при каждом движении, доводя меня до бешенства.

Рут и Дарра пробуждали во мне злость, постоянно ошиваясь поблизости и при каждой возможности проявляя чрезмерную заботу, доходящую до абсурда. Например, они подхватили меня под руки, когда я садилась на кровать, а затем едва не столкнулись лбами, нагибаясь, чтобы расшнуровать мои ботинки.

Несколько раз приближался Тимоти, теребя что-то в пальцах, с явным намерением что-то сказать, но в последний момент поворачивал обратно или нелепо проходил мимо, усиленно делая вид, что именно это и планировал сделать.

Не в силах больше видеть его терзания и набравшись смелости, в субботу утром в коридоре под кабинетом, где проходило моделирование, я торопливо заняла свободное место рядом с Тимоти и крепко сжала его руку, не давая спохватиться с лавочки и сбежать.

Какое-то время мы сидели молча, пока все замерли в напряженном молчании, ожидая выхода первого новичка, отправившегося за серую дверь. Когда он вышел, – коренастый врожденный с бледным лицом и красными пятнами на шее – коридор наполнился шелестом приглушенного обсуждения.

Я наклонилась к уху Тимоти.

– Тим, нам незачем избегать друг друга.

Он дернул плечом, то ли показывая, что не уверен в этом, то ли просто желая сбросить мою руку.

– Мы были хорошими друзьями и могли бы снова ими быть. Я…

– Эд, – он резко повернулся, и его лицо оказалось прямо передо мной. Бледное и изможденное. Глаза болезненно блестели. – М-м-мы-мы б-б-больше не-не-не м-м-мо-можем быть д-д-друз-з-зьями. Т-т-ты с-са-са-сама эт-т-того н-н-не хоч-ч-чешь.

– Но…

– Эд!

Несколько человек – включая Рут и Дарру на лавочке напротив – посмотрели на нас. Тимоти снизил голос почти до шепота.

– Я с-с-сделал те-те-тебе б-б-больно. И н-н-не м-могу бы-бы-быть твоим д-д-другом.

– Это не твоя вина.

– М-м-моя.

– Нет. Это Эрик нарушил правила. У тебя не было выбора.

– Выбор б-б-был у те-те-тебя, Эд.

Я уставилась на него с непониманием. К моему удивлению в его глазах не было ничего кроме злости, так несвойственной Тимоти.

– Что?

– П-п-по-почему Эрик, м? П-п-почему не к-к-кто-т-то д-д-другой? К-к-кто у-у-угод-дно! Ч-ч-четверка, М-м-макс, х-х-хр-р-рен знает к-кто ещё!

В его исхудавшем лице собиралась красная краска ярости.

– П-почему из в-в-всех в Б-б-бес-с-сстрашии им-м-менно Эрик?

Я смотрела на Тимоти, не в силах поверить, что это и в самом деле он. Мне не хватало воздуха, сердце гулко колотилось в горле, пульсирующая боль вытеснила из головы все мысли. Я не узнавала Тимоти. Я уже собиралась спросить, что он сделал с Дружелюбным внутри себя и почему стал так чудовищно похож на ненавистного ему Эрика, но Четверка, выглянувший из двери, назвал мое имя.

Не чувствуя ног и все еще видя перед глазами налитые злостью глаза друга – незнакомого человека, в которого превратился друг – я пошла по коридору к инструктору, вовсе не беспокоясь о предстоящей процедуре. Мои мысли занимал Тимоти. И забыть о нем меня заставила лишь инъекция.

Четверка – его голос доносился словно через длинную трубу из далекого помещения – объяснял действие препарата и суть моделирования, но я не слушала. А переспросить у меня не получилось.

Веки вдруг потяжелели, меня начало клонить в сон, неожиданно и сильно. Потребовались все силы, чтобы открыть глаза. И как только я это сделала, обнаружила себя на пустынном перекрестке.

Чикаго вокруг был необычно тихим и темным. И хоть над городом сгущались сумерки, нигде не было видно света. Я прислушалась: ни голосов, ни шума поезда, даже ветер не гонит по асфальту мусор.

В этой тишине скрип моих ботинок прозвучал громко и звонко и покатился эхом по улице. Почему-то одетая в синий костюм, который носила в школу еще в Эрудиции, я поежилась от гнетущего ощущения абсолютного одиночества.

Нельзя здесь стоять, пронеслось у меня в голове. Нужно идти искать остальных. Кого-нибудь. Хотя бы одного человека.

И я бросилась бежать. Сердце колотилось в груди, в мозгу вращалась одна острая мысль: я одна, я здесь совершенно одна. Я одна в разрушенном городе, обнесенном стеной. Одна.

Я пробежала несколько кварталов, так никого и не увидев, когда земля под моими ногами вдруг содрогнулась. Я резко затормозила. Гул звучал очень отдаленно, но исходил словно со всех сторон. Тяжелый удар, от которого асфальт покачнулся, повторился. А грохот – уже не шум, а именно грохот – усиливался. Оглушающий звук чего-то большого, стремительно надвигающегося, пробуждал животный страх. Я стояла на месте, не в силах шевелиться и думать. Не двигалась, даже увидев возвышающуюся над зданиями черную подвижную стену, ревущую и сносящую все на своем пути. Мне не нужно было оглядываться, чтобы знать, что эта стена стремительно надвигается со всех сторон.

Вода. Непостижимое количество смертоносной воды гигантской волной сносило пустой город. Чудовищные волны катились на меня по кругу, не давая шанса на спасение.

Парализованная страхом, я закрыла глаза, не желая видеть бурлящую свирепость цунами. В лицо ударили острые брызги подкатившейся волны, а затем она снесла меня с места.

Но воды не было. Я открыла глаза. Вокруг меня волновалась блестящая черная гладь, но это была не вода, я чувствовала это. Я слышала. Слышала не плеск воды. Я слышала разъяренное шипение.

Я лежала в гигантском змеином гнезде, не рискуя шевельнуться, не в силах открыть рот и закричать. Изворотливые скользкие холодные тела обвивались вокруг ноги и рук, заползали под одежду, сдавливали шею.

Я задыхалась, панически шаря по гибким змеям в поисках какого-то спасения. Оно нашлось неожиданно, и я сперва испугалась его контрастирующей твердости и неподвижности.

Пальцы нащупали рукоятку пистолета, пробежали вверх к спусковому крючку, сжали оружие.

Я открыла глаза.

Ни змей, ни воды. Я стояла в полутемной комнате: цементные стены, цементный пол и низкий серый потолок с голой тусклой лампочкой. Пистолет оттягивал руку приятной тяжестью, я поглаживала его пальцем. Голос в голове, холодный и ясный, медленно проговорил: выбери одного, чтобы другие выжили. Выбери и убей.

Они сидели на стульях вокруг меня, слишком далеко для того, чтобы прикоснуться, но достаточно близко, чтобы в слабом свете разглядеть их. Мама, папа, Кинан, Эрик.

Все четверо просто сидели на стульях, не связанные и не напуганные. Словно загипнотизированные, они с доверием смотрели на меня, покорно ожидая моего решения.

Убей одного. Спаси остальных.

Ведомая этим чужим голосом, рука с пистолетом поднялась.

– Нет! – вскрикнула я и резко дернула ее на себя.

Пистолет казался неподъемным. Чтобы повернуть его дулом на себя мне пришлось взяться двумя руками. Оружие все норовило вывернуться и прицелиться в одного из четырех сидящих вокруг меня, но я не могла позволить этому случиться. Не от моей руки. Не на моих глазах. Нет.

Выход: убить себя. Пистолет не выстрелит с моим мертвым пальцем на спусковом крючке. Нужно выстрелить. Выстрелить. Выстрелить!

Палец вжался в изогнутый металл до режущей боли, крючок едва поддался, а затем оглушающим грохотом прозвучал голос:

– Эд!

Я открыла глаза.

Небольшой кабинет, компьютер и тележка с инструментами. Я на кресле с датчиками на голове и груди. Встревоженный Четверка. Недовольный.

Он наклонился ко мне и внимательно всмотрелся в мое лицо своими цепкими карими глазами.

– Что там делал Эрик?

Я моргнула, силясь прогнать это видение, этот вопрос, но моделирование закончилось. Четверка не исчезал, он продолжал выжидательно рассматривать меня.

Что ты здесь делаешь, Эрик?

Убей одного, спаси остальных.

Перестань это делать, или я растопчу тебя.

Рыжая.

========== Глава 15. Столовая. ==========

– Фу! Не могу! – Рут оттолкнула от себя тарелку. Ее лицо выражало отвращение.

Вчера на моделировании ей привиделось, будто она ест ванильное мороженное, а оно кишит червями. Дарра со смехом – но ужасом в глазах – рассказывал про то, как семенил по самому краю крыши, боясь сорваться вниз. Полное молчание вызвало бы неоднозначную реакцию и нездоровый интерес, так что я поведала о воде – цунами – и змеях, но об одиночестве, о страхе потерять близких – Эрика – и паническом страхе застрелиться молчала.

Это было уже не увлечение, не влюбленность. Это что-то на порядок выше. Эрик наряду с семьей. В моей галлюцинации не было друзей, к которым я хорошо относилась, о которых беспокоилась. Там был монстр.

Я вспомнила его глаза: пустые и стеклянные. Они замерли, уставившись на меня, за ними не было расчетливого жестокого ума. За ними не было Эрика. И всё же он сидел на том треклятом стуле в той крохотной цементной коробке и ждал приговора. А я не пожертвовала им ради семьи. Не смогла. Не представляла даже, что это возможно.

Панически боясь погубить саму себя, я решительно принесла себя в жертву не только за маму, папу и брата. Я убила себя и за него. Это болезнь, психическое расстройство. Это должно быть еще одним страхом – страхом неразумного, губительного увлечения неподходящим человеком, но я не боялась этой любви. Я боялась, что ее не станет.

Всю ночь я разглядывала высокий потолок спальни, отчаянно желая уснуть. Но сон не приходил. Вместо него в голове бурлили мысли и обрывки галлюцинаций, а на боку чесался шов.

Пейзаж страха открыл мне глаза. Я столь многого не знала, не понимала. Да, мне не раз снились кошмары о воде, больших волнах и смертоносных змеях. Я любила своих родных, и при мысли, что с ними что-то случится, у меня сжималось сердце. Но я не представляла, что это не обычная забота, не беспокойство, это глубокий панический страх. Страх остаться одной. Совершенно одной.

Я всегда ценила уединение и покой, мне с самой собой комфортнее, чем с другими. Но одиночество – не уединение. Одиночество – пустой серый город без людей, особенно без дорогих людей, особенно без Эрика – ужасало. Это казалось нелогичным и закономерным одновременно. Стремлюсь убегать от всех, но боюсь остаться одной.

И боюсь умереть. Это инстинкт, вполне ожидаемый и понятный. Более того, каждый боится умереть. Но у каждого этот страх замаскирован под что-то другое, пугающее и смертоносное. Волны и змеи, например.

А я боюсь умереть от своей же руки, покончить с собой. Казалось бы, что проще – не совершать самоубийство. Впрочем, в страхах мало логики. Ни цунами, ни змей в современном Чикаго не сыскать. И за Эрика не стоит отдавать жизнь. И зачем мне вообще кого-то из родных убивать?

– Ублюдок! И как он пробился в Лидеры?

Я мотнула головой, просыпаясь от мыслей. Рут толкала из руки в руку чашку и, нахмурившись, смотрела прямо перед собой.

– Что? – вырвалось рефлекторно, я догадалась, о ком она говорит. Я увидела. Проследила за взглядом подруги, направленным на Эрика. Он сидел за столом напротив, рядом с Четверкой и другими инструкторами, медленно и вдумчиво жевал, уперев стальной взгляд в меня.

Четверка ему рассказал? Показал запись моего моделирования? Задал тот же вопрос что и мне? Мог ли он такое сделать? Разумно ли это? Возможно ли?

Что там делал Эрик?

Твои глаза.

– Он отомстит тебе, – Дарра отклонился назад и посмотрел на меня за спиной Рут. – Уверен, он не спустит это на тормозах.

Я непонимающе уставилась на друга.

Если ты не прекратишь это делать, я тебя растопчу.

– О чем ты?

– Макс вставил ему по самые гланды, – Дарра довольно хохотнул. – Из-за тебя. Конечно, это его вина. Но это же Эрик. Он опять на тебе сорвется.

Я не ответила и лишь отвернулась. Слова Дарры не лишены смысла. Из нас четырех – Тимоти сидел напротив и переводил тяжелый взгляд с меня на Дарру – он знал Эрика дольше, и был в этом своеобразным экспертом. Он чаще всего верно предугадывал его действия. Пожалуй, отчасти благодаря этому он так долго держался наверху таблицы, а сейчас стремительно возвращал былой успех.

Тимоти покосился на Эрика поверх плеча. Ему было известно кое-что неведомое Дарре, и он делал свои выводы, впрочем, довольно схожие с заключениями друга. Он не говорил о них, – очень похоже на Тима в последнее время, – но мы поняли это уже спустя час, в Яме, когда, молча отстав от нас, он направился прямиком к Лидеру и замахнулся.

========== Глава 16. Драка. ==========

Эрик легко отразил удар, словно стоял и ждал его, наперед зная о его направлении. Он поймал кулак Тимоти, оттолкнул и, не давая опомниться, врезал в подбородок. Тим пошатнулся, теряя равновесие, но не упал и тут же принял стойку.

Яма замерла. Вокруг Лидера и озверевшего новичка сформировался круг импровизированной арены. Все ждали кровавой расправы. Но Эрик – вопреки моим опасениям и к всеобщему разочарованию – не ударил снова.

– Тебе что в голову ударило, заика? – спросил он надменно и громко, позволяя всем насладиться сценой.

– В-в-выбери с-с-себе дру-дру-другую игрушку!

Это было прицельным попаданием. Слишком точным совпадением. И я оказалась очень заметной в собравшейся на звуки заварушки толпе. Эрик метнул в меня короткий обозленный взгляд. Меня передернуло.

Тимоти не мог знать, он имел в виду вовсе не это. Он говорил именно о мести за нагоняй от Макса. Но звучало это немного иначе. Как выпад ревнивца – несомненно, отчасти это именно он и был – узнавшего о сексе любимой девушки с ненавистным соперником. Только Тимоти не мог знать даже о поцелуях.

Как и Эрик не мог знать, что Тиму ничего неизвестно. Громадный кулак Лидера взмыл в воздух и, повергнув слабую попытку защититься и уклониться, врезался в нос Тимоти. Из ноздрей хлынул темный поток крови.

– Одумайся, заика, – ухмыльнулся Эрик, и по толпе пробежал гул осуждения необдуманной атаки.

– Не т-т-трогай Эд, – прошипел Тимоти и снова ринулся на Лидера. Тот опять с легкостью отразил удар, присев и увернувшись, и ударил проскочившего мимо Тима в затылок.

Вытирая быстрый поток крови рукавом, он резко крутнулся на пятках.

– Ты-ты-ты ее ч-ч-чуть н-не-не при-прикончил!

Эрик осклабился.

– Нет, это ты ее чуть не прикончил. У тебя в руках был нож.

– Из-за т-т-тебя. Т-ты-ты на-на-нарушил п-п-правила! Т-ты-ты х-х-хотел у-у-убить её м-м-мо-моими р-ру-ру-руками!

Прыжок Эрика был молниеносным. Доля секунды, и он ухватил Тимоти за шею, сжав пальцы настолько, что побелели костяшки, а на предплечье вздулись вены. Перепачканное кровью лицо Тима стало стремительно багроветь.

– Заткни свою пасть, заика. Следи за тем, что мелешь, иначе в следующий раз мигом вылетишь за грубое нарушение субординации.

Эрик вполне мог его задушить. Тимоти судорожно подергивался в его смертельной хватке, но подоспел Четверка. Вырвав его из рук разъяренного Лидера, инструктор увел Тима прочь, а толпа вслед им сбивчиво и нестройно заулюлюкала.

– Ой! – пискнула рядом Рут и дернулась. Я инстинктивно отшатнулась вместе с ней, и лишь затем увидела Эрика, стремительно шагающего в мою сторону.

– Уйми своего дружка, Рыжая, – выплюнул он мне в лицо. Губы плотно сжаты, ходят на щеках желваки, глаза затуманены яростью. – Не то вышвырну вместе с ним.

И, толкнув меня плечом, – резко заболело в боку, и я едва не завалилась на спину, – он пошел прочь.

Растопчу, если не прекратишь это делать.

Он легко воплотит угрозу в жизнь, теперь вероятность этого высока как никогда прежде. Он зол на меня, зол за неудавшуюся месть, за публичный выговор, за мгновения слабости, а теперь еще и за этот срыв Тимоти. В слепой ярости он не станет прислушиваться к слабому голосу здравого смысла, если такой у него есть. Он сотрет с лица земли и лишь тогда успокоится.

– Не ожидала такого от Тимоти.

Четверки на тренировке не было, так что нам удалось легко увильнуть от выполнения упражнений. Мы примостились на матах в дальнем углу, скрытых за массивными тренажерами.

Рут повторила это уже несколько раз.

Дарра, задумчиво уставившийся невидящим взглядом в одну точку на полу, пожал плечами.

– Думаю, он сам от себя такого не ожидал, – он сделал короткую паузу и заключил: – Это из ревности.

– Ревности? – Рут хохотнула и толкнула его в плечо. – Ревности к Эрику?

И перевела взгляд на меня, взывая к поддержке в высмеивании нелепости этого предположения, но я поспешила отвлечь их:

– Как думаете, что Тимоти за это будет?

– В смысле, может ли Эрик его выгнать? – уточнил Дарра.

Я неопределенно мотнула головой. Меня больше – отвратительный эгоизм – интересовало, что за это будет мне.

– Не знаю, – Дарра вздохнул и поднял взгляд. – Ему это по силам, но он еще не выгнал никого кроме попавших в красную часть списка.

– Такого еще не было, – напомнила Рут. – Ни на инструктора, ни на Лидера не нападали.

Она оглянулась на Дарру в поисках подтверждения ее слов его опытом проживания в Бесстрашии до инициации, но он лишь пожал плечами.

Все зашло слишком далеко. Все перепуталось и затянулось в невообразимый узел, который уже не развязать и разом не разрубить. Это нужно остановить, пока мы с Тимоти не стали жертвами ярости Эрика. Только как все исправить? Любое действие может стать катализатором.

Я откинулась спиной на мат и, сложив руки под головой, закрыла глаза.

Это я виновата. Во всем, с самого начала. С того самого дня тестирования на способности, когда мы с Эриком впервые встретились. Это всё из-за меня. Следовало оставаться в Эрудиции. Без Тимоти, Эрика и ножей, так больно ранящих тело и сердце.

Без страха потерять жестокого хищника. И без решительности отдать ему всё, даже жизнь.

========== Часть четвертая. Глава 1. Озарение. ==========

Мне казалось, что я не усну, но физическая усталость взяла своё, и я практически сразу отключилась, стоило мне удобно свернуться в кровати. Измученный за день – и терзаемый остатками галлюцинаций – мозг не отключался, и мой неспокойный сон был отравлен бессмысленной мешаниной кошмаров.

Один раз я почти прорвалась к сознанию, когда сонная Рут толкнула меня в плечо и неясно что-то пробормотала, призывая не разговаривать во сне. А затем я проснулась сама. Резко, словно вынырнула из шумного моря обрывков воспоминаний и кусков фантазий, я подхватилась с подушки, жадно вдыхая воздух.

Оглушенная полной тишиной – лишь слабое сопение спящих и глухое тиканье наручных часов – я уставилась в темный потолок. В моем мозгу упала в осадок вся бесполезная грязь, оставив на поверхности одну четкую мысль: я все поняла.

Я все вспомнила. И все встало на свои места. Мой слух и мозг не отключались, когда я бредила в горячке. Мне нужно было лишь пробиться к этим скрытым записям воспоминаний. И мне неожиданно удалось это сделать.

– Спи подольше, Рыжая.

Сначала он остановился в ногах кровати, внимательно вглядываясь в мое покрытое испариной лицо. А затем подошел поближе, убедившись, что я в беспамятстве.

Только он ошибся.

– Спи, а я тебе кое-что скажу. Ты въелась мне в мозг и очень этим мешаешь. Ты сводишь меня с ума, а я не намерен сохнуть по малолетке.

Он склонился к кровати.

– Я не умею чувствовать, Рыжая. И я не позволю тебе заставлять меня учиться. Прекрати это делать, иначе я растопчу тебя. Уяснила?

Эрик во всем признался. Своеобразным образом, нелепо и как-то грубо. Но ему нужно было высказать это все лично мне. И подвернулась такая отличная возможность. Ему должно было стать легче, а я не должна была ни о чем помнить. Вот только мозг – удивительная штука.

Слова Эрика всё поставили на свои места, пазл разобрался до основания, а затем заново собрался и образовал четкую картину. Ошибки быть не могло.

Я спохватилась с кровати и, нашарив под ней ботинки, бросилась к выходу. Мне нужно сделать это сегодня, прямо сейчас, другой возможности не будет. Это четкое видение ситуации может померкнуть, раздобытые в подсознании слова могут забыться, решительность выветрится.

Эрик вдруг оказался открытой книгой, случайно распахнувшейся вопреки постоянному контролю. Эрик оказался маленьким капризным мальчишкой.

Неимоверность открытия пьянила и окрыляла. Он напуганный мальчуган, который вместо забиться в угол и разреветься, прячет свой ужас за жестокими выпадами и ледяным холодом внешности. Он так хрупок внутри своего могучего тела, что это кажется почти карикатурной шуткой.

Мне пришлось довольно долго стучаться прежде, чем Эрик открыл дверь. Помятый после сна, волосы рассыпались, один глаз полностью зажмурен, второй смотрит через щелочку. Темная щетина на щеках и подбородке.

– Если пришла просить за своего заику, – зевок. – Убирайся.

– Нет, я не за этим.

Тело пружинило, мозг работал с поразительной четкостью. Шестеренки прокручивались легко и быстро, механизм вибрировал энергией.

Эрик протер лицо ладонью.

– Потрахаться тебе тоже не перепадет, – на его губах дрогнуло подобие самодовольной ухмылки, но тут же исчезло.

Я подавила в себе порыв нахамить в ответ и лишь закатила глаза.

– Пойдем со мной.

– С чего это? Сейчас два часа ночи!

– Эрик, пожалуйста! Это не займет много времени!

– Рыжая, не беси меня. Вали спать.

Он потянулся, чтобы закрыть дверь, но я поспешила схватить его за руку. Заглянув в его сонное лицо, я прошептала:

– Пожалуйста. Умоляю!

Он сглотнул, мышцы предплечья под моей рукой напряглись, и мне показалось, что он сейчас оттолкнет меня и захлопнет дверь. Но он вздохнул и, проведя рукой по волосам, пытаясь придать им привычную укладку, шагнул в коридор.

– Не представляю, что должно оказаться там, куда ты меня ведешь, чтобы я не пришиб тебя.

Я шла впереди, а потому позволила себе довольную улыбку. Эрик послушался, и это подтверждало мои догадки – мое озарение. Он шел, растирая лицо руками, разминая плечи и шею, и от хруста его суставов мне было весело и уютно.

До кабинета моделирования от комнаты Эрика было довольно далеко, и я быстро шагала, опасаясь, что ему надоест за мной идти, и он решит вернуться. Впрочем, он молча позволил себя провести до конца, не говоря ни слова, зашел в кабинет и только там, повернувшись ко мне, вскинул брови.

– И?

– Включи компьютер, мне нужно тебе кое-что показать.

Он еще выше вскинул брови, но промолчал. Любопытство взяло верх, и он выполнил просьбу.

За два дня моделирований я запомнила, как Четверка пользуется пистолетом для инъекций, откуда берет ампулы и как крепит датчики. Всё это я смогла сделать сама. Эрик наблюдал за моими действиями, насторожено нахмурившись и скрестив руки на груди.

Галлюцинация оказалась необычно яркой и сильной. Вероятно, потому что с момента проведения предыдущей не прошло еще двадцати четырех часов, или потому что я была еще сонной, и действие препарата этим усилилось.

Я оказалась на знакомом перекрестке пустого – вымершего – Чикаго. Не медля, как то было в первый раз, я побежала по улице, прислушиваясь и с ужасом ожидая шума воды.

Волна – стена – цунами накрыла меня на два квартала дальше от того места, где застала меня вчера. Эти изменения повлекли за собой следующие. Вместо сразу оказаться в змеином гнезде, меня еще какое-то время бросало потоком воды, она затекала в нос и рот, не давая даже попытаться выплыть.

А затем вместо давящей и тянущей в разные стороны одновременно бурлящей воды появился скользкий подвижный клубок. Он был не подо мной, он был на мне. Давил на грудь, не позволяя дышать. Змеи копошились и кусали за руки, крепко прижатые к бедрам. Я не могла заставить себя пошевелиться и уже испугалась, что не смогу найти пистолет, и всё пойдет не так, и Эрик не увидит того, что должен, когда змеи вмиг исчезли. Я оказалась на крыше здания, на которое часто приводил меня брат. Сам Кинан, родители и Эрик стояли на краю. Их фигуры казались черными и неподвижными в свете низкой холодной луны.

– Выбирай одного, – прозвучал искаженный громкоговорителем голос. – Убей его и спаси остальных.

Я с силой прижала руку, в которой из ниоткуда возник пистолет, к бедру, но она меня не слушалась. Сначала поднялась кисть, затем согнулся локоть, не реагируя на мои попытки сопротивления. Мне пришлось схватить себя второй рукой, чтобы опустить и повернуть пистолет дулом к себе.

Холодный металл обжег лоб. Я глубоко вдохнула и обвела взглядом четыре фигуры. Эрик стоял последним. Высокий, широкоплечий. Зловеще мощный и беспомощный одновременно.

Я не могу убить тебя, не могу, пронеслось у меня в голове. Ни за что. Не пожертвую другими ради тебя, и в тебя не пущу пулю, лишь бы семья спаслась.

Болезнь. Психическое расстройство. Сумасшествие.

Выстрел.

========== Глава 2. Страх. ==========

Эрик стоял, все так же скрестив руки на груди, и хмуро смотрел на экран. Когда изображение – оно немного опаздывало, я успела рассмотреть последние секунды своей галлюцинации – исчезло, он опустил голову и уставился в пол. Долго молчал, рассматривая свои не зашнурованные ботинки, и я успела обреченно признать, что ошиблась.

– Что это должно доказать? – спросил он тихо и хрипло, не поднимая взгляда.

Я поднялась с кресла, стягивая с себя датчики.

– Разве это не ответ на твои вопросы?

Бровь с серьгой дернулась вверх, и по сонному лицу растеклось выражение надменности.

– Меня многие боятся, – сказано едва ли не с гордостью.

В плане, показавшемся спросонья идеальным, оказался один значительный просчет: Эрик. Нельзя ничего доказать человеку, не желающему верить. Но отступать некуда. Мне нужно выполнить всё, что я намерилась сделать. Чтобы быть уверенной, что я попробовала действительно всё. Сейчас останавливаться нельзя.

Я сжала в руке пучок проводов, впиваясь ногтями в ладонь.

– Да, – голос звучал необычно твердо. Я удивилась его звучанию. – Боятся. Тебя, потому что ты можешь легко и без зазрений совести перечеркнуть их будущее.

Эрик склонил голову на сторону, глаза сузились. Он внимательно слушал, – он обдумывал увиденное и услышанное, – вглядываясь в мое лицо. И молчал.

– А я тебя не боюсь, – я сказала это вслух и поняла, что так оно и есть на самом деле. Когда-то да, я боялась, ненавидела себя и его за этот страх. Возможно, еще вечером я боялась Эрика. Но не сейчас. – Я боюсь тебя потерять. Ты сам видел, наравне с самими близкими. И мне не страшно принести себя в жертву ради тебя.