Текст книги "Эдана (СИ)"

Автор книги: Ulla Lovisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Меня уносило бурным потоком в воспоминания о его губах и прикосновениях, я вовсе выпала из происходящего. Вернула меня к реальности Рут, взвизгнувшая неожиданно громко и тонко:

– Сейчас объявят!

Весь день таблица была пустой, мы не видели, как влияли на место наши результаты, не знали, кто стал лучшим, а кто вылетит. Потому, когда Макс взял планшет и опустил голову, по толпе новичков пробежал гул волнения.

– Дарра Мэнникс! – После некоторой паузы громко объявил Макс, и от звука его голоса – и от первого места, доставшегося Дарре – я вздрогнула. – Командный состав!

Кто-то издал невнятный звук, не то вздох, не то свист. А затем в паузе запала полная тишина. В ней я слышала, как гулко и быстро колотиться где-то в животе мое сердце.

– Эд О’Лири!

Я зажмурилась, до боли сжимая кулаки за спиной и вгоняя ногти в кожу. Сердце стучало очень быстро и громко. Я напряглась всем телом, опасаясь, что прослушаю вынесенный мне вердикт. Но голос Макса прозвучал оглушительно, будто сразу внутри моей головы:

– Разведка!

========== Глава 7. Разведка. ==========

Одна подготовка сменилась другой, вместо нескольких десятков нас теперь было всего пятеро, мы снова жили в казарме – ее уменьшенной, тесной версии – и каждый день тренировались. Неизменным оставался и Четверка в роли учителя.

Физическая подготовка и занятия в тире больше не были в программе, но мы по привычке – и из любви к упражнениям – тренировались самостоятельно каждый день, до или после теоретических занятий или практических вылазок.

Разведка оказалась куда более широким понятием, чем мы полагали вначале. Ее деятельность не ограничивалась дежурствами на стене и прочесыванием территорий, лежащих за землей Дружелюбия. Разведка действовала внутри, незаметно и зорко наблюдая за всеми фракциями – и за Бесстрашием в том числе – и изгоями. Сферой деятельности была политика, целью: предупреждать и предотвращать любые попытки силового захвата власти.

Спустя почти неделю после распределения мы вшестером: Четверка и пятеро новобранцев, – собирались на ночное дежурство на стене. Устроившись в углу тренажерного зала разведки, мы готовили снаряжение: приборы ночного видения, бинокли, оружие, – когда эхом послышались гулкие шаги.

От темной дыры входа к нам приближалась высокая широкоплечая фигура. Уставившись на нее, я едва не промахнулась пистолетом мимо набедренной кобуры.

– Что тебе здесь нужно, Эрик? – хмуро спросил Четверка, поворачиваясь к Лидеру так, словно пытался закрыть нас и разложенное на столе снаряжение от его глаз.

– Я просто зашел проверить, как идет…

– Нечего тут проверять, – нетерпеливо и резко оборвал его Четверка, и я уставилась на инструктора заворожено и с восторгом. Подготовка закончилась, и вместо несмелых попыток противиться, он мог дать решительный отпор. – Подготовка и деятельность разведки секретны. Это не твоя парафия, Эрик. Так что убирайся.

Эрик напрягся. На его щеках заиграли желваки, губы безмолвно разомкнулись и сжались. Взгляд темных глаз быстро скользнул на меня и снова уперся в Четверку.

– Я принес карточки новичкам, – процедил он и сунул Четверке небольшой белый конверт.

– Карточки? – удивленно переспросил инструктор и опустил взгляд на конверт в своей руке. – Уже?

Но пояснений не последовало. Темный тяжелый взгляд снова полоснул по мне, и Эрик развернулся и зашагал к выходу из зала. Мы обрушились с вопросами на инструктора уже в поезде, отойдя от впечатлений – после выпада Четверки против Эрика, такого долгожданного и прекрасного – и отдышавшись после пробежки за вагоном.

– Что такое карточки? – спросила я, упершись взглядом в кончик белого конверта, торчащий из нагрудного кармана куртки Четверки. – И почему нам еще не должны были их давать?

Инструктор хмуро покосился на меня, обвел взглядом остальных и снова посмотрел мне в лицо.

– Карточки – не только авторизация вас как членов определенного подразделения Фракции, но и ключи к вашим комнатам, – он вытянул конверт и его острым краем задумчиво провел по подбородку. – А комнаты распределяются между новичками только после прохождения квалификации.

Он поднял взгляд на нас, взволнованный и настороженный, и добавил:

– А вы еще не полноценные разведчики.

– Не похоже как-то на Эрика – быть таким добреньким, – хмыкнул Крепыш, и трое других новичков поддержали его нестройным гоготом.

Я посмотрела на Четверку, он задумчиво – невидящим взглядом – уставился в пространство. И все так же задумчиво, отнимая конверт от лица, произнес:

– Ладно, держите, – и, вытянув карточки, разложил их в руке веером и протянул нам.

Я вытянула свою – на ней большим жирным шрифтом было написано мое имя – и отошла с ней под ближайшую тусклую лампу. Карточка была небольшой – легко помещалась в ладони – тонкой и упругой. На одной стороне было имя, под ним: небольшое фото моего лица крупным планом, короткое «Разведка» и «Уровень доступа: 2». А в самом низу от края до края тянулась широкая желтая линия. На обратной стороне на белом фоне горели языки пламени, окруженные плотным кольцом, – символ Бесстрашия.

– Круто! – восторженно воскликнул Крепыш. Он поднес свою карточку вплотную к лицу и рассматривал, прищурив один глаз. – А какие еще есть уровни доступа?

– Один, – коротко ответил Четверка и выудил из кармана свою карточку. От длительного пользования из белой – как у меня в ладони – она превратилась в серую, под именем, фотографией и словом «Разведка» значилось еще «Старший инструктор». Горизонтальная линия – под «Уровень доступа: 1» – была ярко-красной. – И абсолютный. Такой доступ есть только у Лидеров. Их карточки белые безо всяких цветовых показчиков.

Он замолк, спрятал свою карточку и отошел в угол. Я опустила взгляд на свою ладонь.

Эд О`Лири. Рыжие волосы, наскоро взъерошенные за секунду до фотографирования и раскрасневшиеся щеки после тренировочного дня. Разведка. Уровень доступа: два.

Я уперлась в стенку спиной и медленно осела на пол.

Прежде Эрик следовал хотя бы этому правилу: комнаты распределяются после квалификации. Возможно, прежде Эрик следовал и правилу, запрещающему использовать в спаррингах настоящие ножи. И – он сам говорил – прежде давал инициируемым право самим решить, кто прыгнет первым.

Прежде. Но не в этот раз.

Я коротко улыбнулась и покосилась по сторонам. Никто не смотрел на меня. Четверо ребят сбились в кучу и оживленно обсуждали карточки и ожидающие их отдельные комнаты. Я снова опустила глаза в ладонь.

Причина пренебрежения правилами – не только Фракции, но и его собственными – я?

Это предположение было очень приятным, я едва сдерживалась, чтобы не улыбнуться снова.

Эрик поспешил распределить комнаты, потому что не желал мириться с тем, что я живу в тесном подобии казармы с четырьмя парнями, бурлящими гормонами? Это ревность, чувство собственничества, это проявление заботы? Любовь?

Я украдкой провела по карточке пальцем, будто она была живой частью Эрика, и он мог почувствовать это нежное прикосновение. А затем спрятала во внутренний нагрудный карман.

Он решил, что я принадлежу ему, и делиться не хотел, а раз так, – пусть сам он этого мог не осознавать, лишь чувствовать, – то Эрик не исключает возможности того, что секс вовсе не был точкой.

Возможно, он был заглавной буквой первого слова в нашей истории.

========== Глава 8. Комната. ==========

Отведенная мне комната оказалась довольно тесной, с узким высоким окном в самом углу. Через тусклые стеклянные блоки почти не проникал свет, потому приходилось постоянно включать монотонно гудящую лампу, светящую холодным синим светом. Из мебели тут были кровать, стол, табурет и покосившаяся этажерка. На стене возле кровати, где постоянно прислонялась спина прежнего жильца, растянулось продолговатое темное пятно вытертой краски.

Но все это не имело никакого значения, поскольку эта комната была только моей, в ней запиралась дверь, и тут были отдельные душ и туалет, которые ни с кем не придется делить, и в которых можно будет побыть наедине с собой без лишних свидетелей.

В тесной коморке ванной комнаты тоже было узкое окно из стеклянных блоков – выглядело так, словно посреди окна построили стену – и я любила усесться под горячим потоком воды и наблюдать, как за тусклым стеклом гаснет день.

Первая ночь в новом жилище прошла почти бессонно. Я лежала на кровати – непривычно широкой после коек в казармах – и смотрела в потолок, через который по диагонали тянулась неровная полоса слабого холодного света.

Взбив подушку и сунув под нее руку, я не могла заставить себя закрыть глаза и уснуть. Во мне все бурлило, тело пружинило и вибрировало от восторженного волнения, в голове пузырились мысли.

Я не могла поверить, что теперь являюсь полноправным членом фракции. Теперь это мой дом, я больше не Эрудитка, я больше не новичок, застрявший – зависший на волоске над пропастью изгоев – между уютным прошлым и неясным будущим. Не глядя, я потянулась к карточке, которую оставила на табурете рядом с кроватью. Сначала наткнулась на резинку для волос, затем на наручные часы, а потом пальцы скользнули по гладкому пластику карточки.

В темноте ночи, нарушаемой лишь отражением лунного свечения на потолке, я не могла рассмотреть, что на карточке изображено, но я помнила: Эд О`Лири. Разведка. Уровень доступа: 2.

Эрик. Лидер. Уровень доступа: абсолютный. И никаких полосок.

Он расселил нас по разным комнатам, меня и четырех других новичков, попавших в разведку. Он расселил вместе с нами всех остальных, не желая выделять истинной причины своей спешки с выделением комнат. Действительно ли он руководствовался ревностью?

Что будет теперь, когда я работаю в разведке, двери в которую даже для Лидера закрыты? Как находить поводы для случайных – якобы – встреч, чтобы не дать ему забыть, чтобы заставлять его думать обо мне?

Как знать наверняка, что мои предположения – не напрасные фантазии?

На следующий день, сам того не ведая, Дарра принес мне любопытную – радостную, очень важную для меня – новость. Я привела друга на крышу, на которой мы с Кинаном иногда сидели и смотрели на стену. Здесь мы ждали, пока Рут вернется с патрулирования.

Это был наш первый полноценный разговор после распределения. Прежде мы лишь пробегали мимо друг друга, успевая переброситься лишь парой слов. Сегодня мы, наконец, могли поделиться всеми своими впечатлениями.

Дарра рассказал, как неожиданно скучным и неинтересным оказалось определение в командный состав.

– Я натурально секретарша, – хохотнул он. – Ношу бумаги, бегаю из кабинета в кабинет, хожу за Лидерами, записывая в блокнот их распоряжения. Персональный раб.

– Ничего, – рассмеялась я. – Ты близок к лучшим из нас. Ты в шаге от поста Лидера.

– Ага, – кивнул Дарра. – Лидера секретарш.

Мы оба расхохотались. Над Чикаго был красочный закат. Красный диск солнца сползал за стену, отбрасывая на небо последние мазки алой краски. Воздух был прохладным и вкусным, наполненным пьянящими ароматами осени.

– Ходят слухи, – снова заговорил Дарра. – Что Эрик хотел отдать мою должность тебе.

Я повернулась и уставилась на друга во все глаза. Это было слишком очевидным, слишком прозрачным, чтобы быть правдой.

– Ни с Эриком, ни с Максом я, понятное дело, не говорил об этом, – продолжал Дарра, не замечая мой взгляд. Он смотрел на стену. – Но слухи ходят.

Я открыла рот, но голос не поддался. Пришлось прокашляться и повторить попытку:

– С чего бы ему это делать?

Дарра передернул плечами, всё еще не отрываясь от созерцания заката.

– Говорят, что он убеждал Макса в том, что меня эта работа загубит. Мне нужно работать в разведке, чтобы не терять навыков.

Он сделал паузу и, наконец, повернулся ко мне. Его лицо было искажено подобием извиняющейся улыбки.

– А тебе якобы в самый раз быть на побегушках, – Дарра скривился и доверительно прошептал: – Потому что ты девчонка.

Как похоже и непохоже на Эрика одновременно. Унижать меня перед Лидером тем, что я девчонка, а потому не достойна высокой оценки и занимаемой должности, добиваясь полного контроля надо мной. Может, я вовсе и не нужна ему. Может, добейся он того, чтобы нас с Даррой поменяли местами, он остался бы холодным и отстраненным. Просто я постоянно была бы под его присмотром. Все время где-то неподалеку.

Эта мысль приятно защекотала изнутри.

Я заставила себя прервать паузу и, натянув на лице недоумение – пытаясь не улыбаться довольно – сказала:

– Бред какой-то.

Дарра приподнял бровь.

– Не обижайся, конечно, – весело продолжала я. – Но с чего Эрику проявлять к тебе такую заботу?

– Всего лишь слухи, – развел руки Дарра, и мы засмеялись. Натянуто и коротко. Дарра, очевидно, был совсем не против того, чтобы его тоже определили в разведку. Он казался очень обеспокоенным тем, как бездарно тратит время и силы.

Я окунулась в приятные густые мысли о том, что Эрик, забыв про осторожность, так рьяно пытался изолировать меня от других и приблизить к себе. Мне очень хотелось, чтобы всё было именно так. И чтобы его действия – и слухи о нем, очень похожие на правду – были спровоцированы мыслями обо мне, а не оказались случайным – выгодным для меня – совпадением.

Потому что на Эрика это было непохоже. Вот так рьяно и открыто метить территорию.

Но на него не было похоже и другое: проявление чрезмерной заботы к новичкам, преждевременное выделение комнат для их удобства и беспокойство о загубленных талантах лучшего из новичков.

Им руководило что-то совершенно иное?

Что это может быть?

========== Глава 9. Мост. ==========

Решение отправиться к Тори после возвращения с дежурства на стене появилось из ниоткуда, возникло, словно естественная потребность. Я не сомневалась и не задавалась ненужными вопросами о целесообразности своего выбора, я просто направилась прямиком в тату-салон, не заглядывая в столовую на ужин или в свою комнату.

Когда я вошла в шумное накуренное помещение, где музыка, жужжание тату-машинок, голоса и смех сливались в единый равномерный гул, Тори была у своего рабочего места. Ее длинные темные волосы волнами спадали вниз, закрывая ее лицо и руки. На кресле перед ней развалилась девица с ярко-белым ирокезом, неестественно тонким и кажущимся даже острым.

Я решила окликнуть Тори и предупредить, что я намерена попасть к ней сразу после этой клиентки, а затем пошла к бару. Тут почти не было людей. В одном углу стойки собралась небольшая компания и с громким гоготом слушала какую-то историю. Недалеко от них сидели два парня: один показывал что-то руками и всё указывал пальцем на лист бумаги перед ними, а второй молча кивал и рисовал, зачеркивал, стирал и перерисовывал.

Я умостилась подальше от них и заказала себе водку с энергетиком. В последнее время это был мой любимый коктейль, он быстро доводил до состояния беззаботного веселья и приятно горчил. В нем не было никакой неестественной сладости или сильного фруктового аромата, которые так не нравились мне в других напитках.

– Привет! – прозвучало очень близко и одновременно почти неразличимо на фоне общего шума.

Я оглянулась к источнику звука. Рядом со мной, перевалившись через стойку, оказалась Крупная девица, попавшая когда-то в мой отряд и постоянно возникающая в одной компании со мной, то флиртующая с одним, то целующаяся с другим. Мне она никогда не нравилась. И сейчас, желая побыть наедине с собой, я была ей особенно не рада. Но улыбнулась.

– Привет! – ответила я, разглядывая ее. Ее непослушные волосы неопределенного цвета были собраны в пучок, виски и бока были выбриты, в ушах виднелись черные изогнутые рожки сережек. Черная – тесная для ее необычайно мясистого тела – футболка с названием бара и тату салона спереди. – Тебя сюда распределили?

Крупная активно закивала.

– Тебе налить еще?

– Нет, спасибо, – и для наглядности придвинула стакан поближе к себе. Я собиралась и вовсе отвернуться, но Крупная снова подалась ко мне над стойкой.

– Видела Тимоти? – поинтересовалась она и выразительно скосила глаза в сторону. Я посмотрела в том направлении и сначала безразлично скользнула взглядом по мастеру, согнувшемуся над рукой клиента. А затем разглядела в последнем Тима.

Он лежал, подложив одну руку под голову. В его ушах были наушники, их белый провод тянулся по черной футболке вниз, Тимоти покачивал ногой в такт музыке. Он смотрел в потолок, то прикрывая в дремоте глаза, то снова поднимая веки.

В последний раз я видела его во время оглашения результатов и распределении почти две недели назад. С тех пор он, казалось, не изменился внешне, но сейчас выглядел совершенно непривычно для меня: резкий и угловатый в холодном свечении ламп.

Во время нашей встречи Рут рассказывала, что Тимоти держится особняком, ни с кем не водится и ее саму предпочитает избегать, хотя приветливо поддерживает разговор, если к нему все же заговорить.

Я чувствовала свою вину. Это из-за меня он так изменился и замкнулся, на этот счет у меня не было никаких сомнений. Перемена поведения не была на самом деле чем-то страшным, с чем нельзя было смириться, но я винила себя за необратимость жутких изменений. И в то же время отчетливо понимала, что не стану перед ним извиняться.

Потому что – хоть причиной новых повадок Тимоти и была, вероятно, я – мне было не по силам что-либо изменить, а раз так, то нет смысла напрасно ворошить еще не затянувшиеся раны.

Крупная девица, определенная в бармены, еще приставала с расспросами о разведке и Дарре, но вскоре освободилась Тори и я, коротко махнув на прощанье и влив в себя остаток коктейля, двинулась к ней.

Обойдя кресло, я села спиной к Тори и, собрав волосы в кулак и отведя в сторону, показала пальцем на шею.

– Тут, – коротко пояснила я. – Знак Бесстрашия.

Спустя час я шла по влажной прохладе пустынных коридоров, упиваясь приятным ощущением пощипывания и печения сзади на шее, где в черном кругу пылало пламя Бесстрашных. Жажда, мучившая меня весь день, была утолена, и я не могла сдержать довольную улыбку.

Слабые покалывания и приглушенное жужжание машинки очень нравились мне. При одной мысли о безграничности возможностей для новой татуировки у меня шла кругом голова. Кажется, как и большинство лихачей, я заболела искусством рисунков по коже и уже никогда не смогу остановиться.

Я задумалась о том, чтобы попробовать нарисовать что-то особенное, что-то персонально моё для следующей работы Тори, когда вышла на мостик над Пропастью, а потому темный силуэт на другой стороне проигнорировала.

Я разглядела Эрика, только когда он ступил на мост и вышел из тени на слабый свет, проникающий через высокий стеклянный потолок. Он быстро шагал навстречу мне. Губы привычно поджаты, смотрит исподлобья.

– Спасибо за комнату, – выпалила я дерзко и громко прежде, чем осознала, что собираюсь говорить.

Эрик взметнул бровь и немного замедлился. Он шел слева от меня, ближе к поручню. Я – справа, у ничем не ограниченной от смертоносной Пропасти стороны.

– И за то, что пытался протянуть в командование, – добавила я все с тем же вызовом, но уже намного тише.

Эрик поравнялся со мной и остановился.

– Это было настолько нелепо и грубо, что плохо ассоциируется с тобой, – продолжала я, всё снижая голос. – Слухи разошлись по всей фракции.

Он наклонился ко мне, вглядываясь сужеными глазами в лицо. Отступать мне было некуда. Я лишь немного подвинула ногу назад, придвинула вторую, но делать еще один шаг уже не могла. Сзади клокотала Пропасть.

– Ей-богу, Эрик, это просто позор, – не унималась я, с тупым безразличием осознавая, что он сейчас толкнет меня. Сделает еще один шаг навстречу, ему не придется поднимать руки, он просто вытеснит меня своей грудью с моста. Убьет меня, а завтра спокойно выслушает новость о том, что внизу найдено тело молодой разведчицы. Оступилась, наверное. Вчера пила в баре, ее видели, а ночью или случайно упала, или наложила на себя руки. Бывает.

Холодный ужас стал подниматься от ног, сковывая мышцы в предельном напряжении. Самоуверенные мысли о том, что Эрик нуждается во мне – болезненно и против своей воли – были вытеснены из мозга страхом. Ему ничего не стоит толкнуть. Это вполне в его натуре. И вопрос лишь в том, захочет ли он этого. Шансы пятьдесят на пятьдесят.

Или даже семьдесят на тридцать в пользу моей гибели.

========== Глава 10. Сумасшедшая. ==========

Но он не толкнул. Вместо этого Эрик ухватил меня за руку и, обжигая кожу болью, сжал локоть. Пальцы второй руки впились в шею, а ладонь надавила, перекрывая воздух.

– Тебе бы научиться держать язык за зубами, Рыжая, – прошипел он, кривя в злобном оскале губы. – Плохое качество для разведчика – болтливость и глупость.

Я слишком хорошо знала Эрика, слишком часто видела его таким, чтобы не понять, что будет дальше. Его глаза были залиты черной горячей смолой, зрачки вытеснили серую роговую оболочку. Взгляд был густым и обволакивающим, пьяным. Он был таким каждый раз, когда капитулировал перед всепоглощающим желанием и отдавал своему телу бразды правления, заглушая разум.

Лидер наклонил голову, и я закрыла глаза, предвкушая поцелуй, который не заставил себя ждать. Он коротко прижался к моим губам, а затем прикусил нижнюю и, крепко зажав зубами, потянул. Я тихо вскрикнула от жалящей боли.

Все, связанное с Эриком было на грани страха и обожания, сумасшедшей смесью желания, нежности и боли. В плещущейся дурманящей смоле его зрачков тонула острая сталь опасности его глаз, но оттуда никуда не пропадала. Его руки не сжимались в кулаки, а хватали, обнимали и гладили, но из них не исчезала смертоносная сила. Тело поддавалось подсознанию, позывам – проснувшимся вопреки воле – и дарило наслаждение, но не теряло своей ужасающей мощи.

Эрик оставался самим собой и одновременно открывался с необычной – нехарактерно уязвимой – стороны. Это сводило с ума.

Знать об этом никому не знакомом облике Эрика – пробуждать эту часть его натуры – было в удовольствие, это опьяняло похлеще водки с энергетиком.

Руки Эрика отпустили мои шею и локоть и сильной тесной хваткой обвились вокруг туловища, не давая полноценно дышать и заставляя позвонки с хрустом смещаться. Он крепко обнимал меня, словно пытался вдавить себе в грудь, вместить в себя и оставить там растворяться.

Я чувствовала, как сдавливается все внутри, как в горле возникает спазм и позыв к кашлю, чувствовала, что начинаю задыхаться, когда Эрик, прервав поцелуй, откинул голову.

– Я так по тебе скучала, – вырвалось у меня, и я поспешила прикусить нижнюю губу, еще саднящую после зубов Эрика.

Он едва заметно дернул пирсингованной бровью и склонил голову набок.

– Ты сумасшедшая, – прошептал он, и уголки его губ вздрогнули в преддверии слабой улыбки.

– Точно, – подтвердила я, тихо хохотнув. А затем, поддавшись импульсу – старому и сильному желанию – опустила голову и уткнулась лицом в его грудь. Эрик пахнул все так же: чистота, ментол геля для душа или дезодоранта, сигареты и его отличительный аромат самой кожи. Ощущение было такое, словно я вернулась в родной уютный дом после долгих изнуряющих странствий.

Какое-то время – бесконечно долгое и ничтожно малое одновременно – Эрик молча стоял, но потом разомкнул объятия и, придерживая меня за плечи, – я все еще стояла на самом краю и при потере равновесия могла свалиться в Пропасть, – отступил.

– Думаю, до своей комнаты ты сможешь добраться, не заблудившись, – выговорил он, надменно улыбаясь и прогоняя с глаз темную пелену. Типично.

Эрик никуда не исчезал, он все время был тут, на мосту, это на его поцелуй я отвечала так страстно и беззастенчиво. Нужно быть совершенно сумасшедшей, – в этом он безоговорочно прав, – чтобы любить такого придурка.

Разнеженный трепет во мне быстро сменялся разочарованием – в самой себе – и усталости от безвыходности. Я чувствовала слабые порывы – словно кто-то настойчиво щекотал, царапал изнутри – к тому, чтобы нахамить в ответ. А потому решила развернуться и быстро пойти прочь.

Подальше от Эрика с вернувшимся на лицо презрением, я почти бежала по коридору. Не было ни обиды, ни злости. Было нерациональное желание сохранить подольше небольшой комочек тепла, прижавшийся к сердцу, не давая ему исчезнуть под тяжелыми шагами разочарования.

Когда в дверь настойчиво постучались, я принимала душ, упершись лбом в стену и прижав к губам пальцы. Встречать позднего гостя – Кинан, не иначе, пришел на инспекцию – я вышла мокрой, с тяжело свисающими вниз волосами, с которых на спину и ноги текла вода, обернутая мягким полотенцем.

На пороге оказался Эрик. Он стоял, прислонив голову к дверному косяку и скрестив руки на груди.

– Заблудился? – выплюнула я, не в силах не воспользоваться шансом.

– Помалкивай, Рыжая, – посоветовал Эрик с надменной ухмылкой, ступая в открытую дверь. – Не то пожалеешь.

Но жалеть не пришлось. Заперев за собой дверь, он не дал мне шанса снова заговорить, обрушившись страстным поцелуем на мои губы. Я ликовала, едва сдерживая широкую счастливую улыбку и радостный смех. Он пользовался мной, конечно, пользовался. Получив меня и утолив голод, он исчез почти на месяц, изредка мелькая на горизонте, и теперь, вновь почувствовав желание, без приглашения и разрешения ввалился в мою комнату. Но меня это не волновало. Если это было единственно известным ему методом проявления своих чувств, я была на такое согласна.

В целом и в данный момент – особенно в этот момент – Эрик был мне нужен, и я была счастлива от его близости.

Я чутко поддавалась на его безмолвные команды, отступая вглубь комнаты и отпуская полотенце, тяжелым мокрым грузом соскользнувшее с моей груди. И на призыв наклониться к столу я тоже послушно отозвалась, упираясь локтями в заваленную бумагами – нелепые наброски будущей татуировки – столешницу, я учтиво прогнула спину и расставила ноги.

А затем, ожидая – отчаянно нуждаясь – действий, оглянулась на Эрика через плечо. Он стоял за мной, и глубокими темными глазами рассматривал представленный перед ним обнаженный пример беспрекословного послушания.

Медленно, не отрывая от меня взгляда, он расстегнул молнию своей куртки, стянул ее с плеч и, не глядя, опустил на табуретку у кровати. Затем снял футболку, бросив ее поверх куртки.

Я рассматривала тело Эрика, чувствуя, что пол под ногами уплывает, а внутри не остается терпения и покорности просто молча ждать. Вязкое горячее желание побуждало меня нарушить свою неподвижность и прыгнуть на Лидера, но я заставляла себя стоять дальше.

Нарочито медленным – ленивым, дразнящим – движением он опустил руки к поясу и вытянул его из пряжки. Пальцы скользнули в складку ширинки и потянули вниз собачку молнии.

Он сделал короткий шаг, и я отвернулась, опустив взгляд в смявшийся под локтем лист бумаги с неровными карандашными набросками. Эрик подошел впритык, я почувствовала шершавость ткани его штанов на моих голых ногах. Он взял мои волосы и, потянув, – заставляя запрокинуть голову и еще больше прогнуть спину – намотал их на кулак. С зажатой в ладони копны на спину упало несколько капель воды.

Я вздрогнула от их холодного прикосновения, а затем едва не вскрикнула, ощутив Эрика в себе. Его проникновение отдалось слабой болью, прокатившейся между ног легким покалыванием и быстро затихшей. А вместо нее легким прибоем показалось знакомое – вожделенное – чувство легкого щекотания, словно меня наполнили бесконечным множеством крохотных нежных пузырей.

Я закрыла глаза. На звонкий шлепок ладони Эрика по ягодице я отозвалась тихим постаныванием и улыбнулась.

========== Глава 11. Это. ==========

Проснулась я затемно. И, еще не открыв глаза, поняла, что Эрик ушел. Я не увидела и не почувствовала пустоту постели, я не слышала, как он собирался. Просто я проснулась и уже знала, что его в комнате нет. Я не имела понятия, ушел он сразу, как я уснула, или еще какое-то время дремал рядом со мной. Но осознавала, что осталась одна.

Сторона постели, на которую вчера вечером лег Эрик, – а я прижалась к нему всем телом и умостила голову на плечо – была пустой и холодной. Я потянулась и провела рукой по вмятой подушке, хранящей след его головы.

Он был здесь, и осознание этого обволакивало приятной мягкой пеленой. И пусть кровать уже не хранила его тепла, зато я чувствовала легкое саднящее давление на внутренних сторонах бедер и теплый комок сладкого спокойствия внизу живота. Я сама пахла Эриком, и это кружило голову.

За узким непрозрачным окном было, вероятно, еще совсем темно или только начинало предрассветно сереть, но в самой комнате царил мрак. Я придвинулась ближе к краю кровати и вытянула руку к табуретке. Но вместо нащупать часы, мои пальцы наткнулись на жесткую шероховатую ткань.

Я резко села в кровати и сгребла с табурета внезапную находку.

Куртка. Куртка Эрика. Случайно или нарочно он оставил ее лежать там, куда бросил вчера вечером. Я сгребла ее в объятия и зарылась в складки ткани носом. Запах оглушал.

Все так же прижимая куртку к лицу, я снова легла. Не имело значения, который час. Я хотела просто лежать, прокручивая в памяти вечер и наслаждаясь обладанием вещи Эрика. Уносимая волнами приятных воспоминаний, я вскоре уснула.

– Не изменяй себе, – строго сказал папа, и я открыла глаза.

Мы сидели в нашей столовой, наполненной ярким полуденным солнцем. Стол был непомерно длинным, мы сидели по разным концам, но тихий голос отца я слышала отчетливо, а его лицо видела ясно и точно, словно он одновременно был далеко и прямо перед моими глазами.

– Я просил тебя не изменять себе, – продолжал папа. Его голос отбивался острым эхом от стеклянных стен и впивался в мой мозг.

– Не понимаю… – пролепетала я. Губы не поддавались, рот словно был наполнен вязкой, клейкой жижей.

– Разве в этом твоё счастье?

Эрик возник рядом с отцом словно резко потемневший сгусток дыма. Он стоял, безвольно склонив голову набок, словно не контролировал свое тело, словно оно было мертво. Его лицо было угловатым и серым. А глаза абсолютно черные. Он был одет, – в ту самую куртку, которую оставлял мне —, но я чувствовала, что под тканью одежды, под самой кожей вьется змея.

– В этом?! – надменно переспросил отец, неестественно тонко взвизгнув. Он медленно повернул голову и презрительно оглядел Эрика с ног до головы. Я видела, как переливается в его волосах солнечный луч, он то и дело вспыхивал ярким алым свечением.

Папа медленно – словно потревоженное отражение в воде – таял, превращаясь в маму. Какое-то время ее силуэт был волнующимся и нечетким, но вот ее обернутое к Эрику лицо, искаженное маской отвращение, приобрело привычную резкость и бледность.

– Это тебя недостойно, – безапелляционно заявила мама.

– Эрик – не это… – пробормотала я, не в силах толком размокнуть слипшиеся губы. – Он человек… Он – Лидер…