Текст книги "Эдана (СИ)"
Автор книги: Ulla Lovisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Мать тонко хохотнула, откинув голову и демонстрируя потемневшие заостренные зубы. Блеснувший язык показался черным и раздвоенным.
– Молчи! – прошипела она, ее лицо вздрогнуло и кругами растеклось в стороны, словно в самый центр ее отражения в воде уронили камень.
– Подхалимка! – процедила мама меняющимся голосом, и вместо нее вдруг появился Кинан. – Подлая мерзавка!
Его слова разошлись эхом, и я пораженно увидела за Кинаном и Эриком всех новичков, собравшихся плотным полукругом. Сразу за братом стояли Рут и Тимоти. Последний поднял вверх руки, его сжатые кулаки были сдвинуты вместе. Он разжал пальцы одной руки, и под ладонью блеснуло лезвие ножа.
– Предательница! – Прошипел Тимоти и, уперев в спину Эрика отсутствующий взгляд, замахнулся. Сверкнула сталь и беззвучно вонзилась в кожу. На лице Эрика едва заметно дернулись мышцы. Он на мгновенье нахмурился, но безразличное – мертвое – выражение сразу же вернулось на его серое лицо.
– Нет! – Выдохнула я слабую попытку закричать и с безмолвной мольбой повернулась к Дарре, стоявшему в стороне от всех. Его лицо было веселым и безумным, он перевел взгляд с Эрика на меня, откинул голову и разинул рот. Но оттуда вместо зловещего смеха раздались глухие удары.
Я проснулась.
Комната была наполнена слабым серым светом. Я нащупала часы на табуретке, служившей прикроватной тумбой, и поднесла их к глазам. 5:47. В дверь снова нетерпеливо застучали.
Откинув одеяло, я встала. Сон еще не выветрился из головы, я видела сумасшествие Дарры, мертвое безразличие Эрика и его черные глаза. В ушах эхом стоял истеричный визг матери: «Это!»
Я открыла дверь. В слабо освещенном коридоре оказался сонный Четверка. Его лицо хранило следы подушки, глаза были припухшими, а волосы непривычно взъерошены. Но выражение было настороженным и тревожным.
– Собирайся, – скомандовал он тихо, окинув меня быстрым цепким взглядом. – У тебя минута.
– Зачем? – я провела ладонью по горячему ото сна лицу.
– Тебя вызывает к себе Лидер, – пояснил Четверка и оглянулся. Коридор был пуст в столь ранее утро. – Пошевеливайся!
– Лидер? – с непониманием переспросила я, но отступила обратно в комнату и закрыла дверь. Лидер? Кто из пяти? Едва ли Эрик пришлет за мной Четверку, намереваясь потребовать обратно свою куртку.
Я опустила взгляд. Именно в ней – натянув ее прямо на голое тело – я открыла дверь. Любопытно, что подумал инструктор. Любопытно, кому я понадобилась в такую рань.
========== Глава 12. Назначение. ==========
Финли оказался высоким и долговязым мужчиной, которого прежде я видела лишь раз – на заседании Лидеров по делу нападения на Тимоти, – но не разглядела, а потому едва ли смогла бы узнать. Финли отвечал за разведку и внутреннюю безопасность, но выглядел вовсе не так сурово, как можно было бы ожидать. Очень коротко подстриженные – почти сбритые – волосы и аккуратная бородка. Усы над тонкими губами были темными, а волосы на подбородке – белыми от искусственной или натуральной седины. Кожа была смуглой и на ней запали глубокие мимически морщины, выдающие в Лидере большого любителя улыбок и смеха, отчего он казался очень располагающим и постоянно веселым.
Аккуратные вытатуированные линии – показатели высокого чина, как у Макса и Эрика – удлиняли и без того лебединую шею, а плечи были очень покатыми и узкими.
– Прости за такой ранний вызов, – сказал Финли и его голос оказался приятно хриплым и тихим, бархатным. – Но дело в определенной степени секретное. Не хотелось множества свидетелей.
Он обогнул свой стол и жестом предложил мне сесть в одно из двух широких кожаных – совершенно разномастных – кресел, а сам опустился в другое.
– Не стану долго тебя томить, Эд, – мягкий успокаивающий голос, никакой строгости, деловитости и военной резкости в интонациях. – Я вызвал тебя, потому что намерен сообщить о назначении на новую должность.
Я заерзала в кресле, оборачиваясь всем телом к Лидеру. В щеки ударил горячий поток адреналина.
– Что скажешь о внутренней разведке?
И он вскинул аккуратные темные брови. Глубокие зеленые глаза с желтоватым отливом внимательно уставились на меня. Еще никогда мне не было так странно неуютно и удобно одновременно.
– Шпионаж внутри фракции? – уточнила я хрипло. Губы пересохли и слиплись, на долю секунды меня обдало горьким запахом воспоминаний о неприятном сне.
Финли мотнул головой.
– Можно и так сказать, – согласился он, приподнимая уголки губ – и усы – в улыбке. На щеках проступили умилительные ямочки. – Мы здесь бесстрашные, но не безмозглые. Глупо отрицать человеческую природу, которой присуща жадность и неоправданная жестокость, верно? Нужен кто-то, кто проследит за порядком среди нас.
Он сделал паузу, ожидая от меня реакции, но мне нечем было ему ответить. Я была обескуражена.
– Именно сотрудники внутренней разведки – кем я предлагаю стать и тебе – отыскали напавших на твоего друга… – Он задумчиво постучал пальцем по белой бороде.
– Тимоти, – подсказала я.
– Тимоти, точно, – с извиняющейся улыбкой повторил он. – Их труд важен. Думаю, ты не нуждаешься в доказательствах этого.
Что-то было не так, я чуяла это на почти сверхъестественном уровне. Финли держался дружелюбно и ненавязчиво, но от него исходила сила и опасность, как ни от кого другого прежде. В его глазах бурлили смешинки и что-то зловеще острое.
Я могла ошибаться, конечно. Но почему-то в данный момент сомнений у меня почти не было.
– Это потому что Вы знаете об Эрике, правда? – произнесла я сдавленно и хрипло, пугаясь каждого собственного слова.
Финли коротко улыбнулся и склонил голову на сторону, словно прицениваясь.
– Невелик секрет, Эд, – весело ответил он. – При желании Эрик мог скрывать тебя куда тщательнее. А так… Целоваться посреди главного корпуса Фракции, – он задумчиво закатил глаза и постучал пальцами по подбородку. – Да кто угодно мог вас увидеть, а этим утром уже вся Фракция знала бы о вашей интрижке.
Я напряглась до предела, зажимая между коленями собранные в кулаки руки.
– Но увидели нас Вы.
– Но увидел я, – с одобрительной улыбкой – кивая – подтвердил Финли.
Я крепко сжала губы, уставившись взглядом ниже лица Лидера, куда-то в его шею. Под смуглой кожей, располосованной татуировкой, пульсировала вена. В голове гудел торнадо мыслей.
– Вы хотите, – осторожно проговорила я, выделяя каждое слово. – Чтобы я шпионила за Эриком, да?
– Нет! – Решительно качнул головой Финли. – Нет-нет. Речь идет вовсе не об этом. Эрик тут ни при чем. Дело не в этом.
– А в чем? – почти шепотом поинтересовалась я.
– Видишь ли, Эд. Хоть оценивать новичков все Лидеры могут только во время финальных зачетов, мы всё время следим за вашими успехами, – он улыбнулся и развел руками. – Ведь вы – наши потенциальные сотрудники. Мы составляем свой рейтинг новичков, исходя из ценных для нас качеств, и довольно часто наши оценки отличаются от результатов в таблице.
Я хмуро уставилась на Лидера, не понимая, есть ли в его словах подвох, и какая именно опасность в них скрывается.
– Ты отличный кандидат для этой работы, Эд, поверь мне. Я назначаю тебя во внутреннюю разведку не потому, что мне нужна шестерка среди Лидеров, и не по блату, – он вздернул брови, показывая этим жестом все то, чего вслух не сказал. Речь опять об Эрике, конечно. – Ты самая способная из всех.
Он улыбнулся и подался вперед, снизив голос до доверительного шепота:
– Эд, ты самая способная из новичков нескольких последних лет.
И, наслаждаясь произведенным эффектом, Финли откинулся на спинку кресла.
– Ну что, – сказал он спустя несколько минут молчания. – Мы пришли к согласию?
Я подняла задумчивый взгляд на лицо Лидера и покачала головой.
– Разве у меня есть выбор? Вы ведь просто меня назначили.
Он хохотнул.
– Верно, – и снова подался вперед. – Но если бы выбор был, ты бы согласилась?
Я ответила неожиданно для себя быстро:
– Да.
Финли улыбнулся и опять развалился в кресле, довольно прикрыв глаза.
– Замечательно!
========== Глава 13. Комплекс. ==========
Его веселое лицо и чрезмерно высокая похвала настораживали меня. Он вполне мог выбрать меня, руководствуясь вовсе не моими способностями, – хотя финишировать второй в списке, обогнав многих врожденных и талантливых бойцов, весьма высокое достижение – а из-за того, что знал большой секрет. Которым ни я, ни Эрик делиться не захотели бы. Которым он мог бы держать меня в узде, заставлять играть в нечестные игры ему на руку.
Финли не мог быть – и, естественно, не был – столь простым, веселым и откровенным парнем, каким себя выдавал во время утренней встречи. Об Эрике заговорила первой я, но назначил бы он меня во внутреннюю разведку, если бы не увидел накануне вечером наш поцелуй?
Ответственный сотрудник – способный и талантливый, если он и впрямь меня такой считает – уже сам по себе весьма ценен. Нет необходимости ковыряться в грязном белье – или подглядывать, пусть даже случайно – в поисках зацепки для шантажа. Только если сам Лидер честен и столь же ответственен. Если у него за душой нет темных тайн. Но стоит ввязаться в непривлекательную историю, стать соучастником – или лишь безмолвным свидетелем – преступления, и вот появляется нужда в человеке, чья верность не будет приниматься на веру, она будет взята силой.
Не забывай, кто ты на самом деле. И не изменяй себе. Фракция не выше человека. Этому учил отец.
Только что это значит для меня? Кто я? Что для меня более ценно?
Сохранить нашу с Эриком – и самого Эрика – тайну и молча выполнять самые грязные и гнусные приказы, марая руки в крови? Или воспротивиться и доложить о совершаемом преступлении? Пусть даже это повлечет за собой разглашение небольшого секрета, с чем Эрик мириться не станет, из-за чего замкнется и исчезнет из моей жизни. Или даже отомстит за упавшую на его холодную и свирепую репутацию тень.
Что важнее: чистая совесть и выполненный долг или призрачное расположение любимого – надолго ли? – человека? И как понять, когда меня начнут использовать в своих целях? Как не запутаться и не сбиться с пути? Как видеть истинную суть вещей? И людей?
Я оглянулась на Кинана. Мы сидели на крыше – очередное новое открытие брата, с которого открывался новый красивый вид на пересохшее русло реки и дома окраины.
Как я поступлю, если уличу в преступлении брата, друзей, Эрика? Немедленно арестую? Или сначала пригрожу разоблачением, настаивая на том, чтобы он – или она, это ведь могла бы быть и Рут – остановился, иначе я сообщу в надлежащую инстанцию? Или промолчу, безмолвно позволю преступлению совершаться, ничем не выдавая своей осведомленности, превращаясь тем самым в невольного соучастника?
Сколько непростых вопросов, сколько острых подводных камней в быстром бурлящем потоке разведки. Готова ли я к этому?
– Мне снились родители, – сказала я, намереваясь отвлечься от тяжелых мыслей, хотя воспоминание о сне было тоже весьма неприятным.
Кинан не отрывался от разглядывания города под нами.
– Нужно их навестить, – ответил брат. В лучах осеннего закатного солнца его лицо освещалось теплой желтой краской, а волосы, казалось, были ярким пламенем. – Ты уже очень давно тут, а домой еще не возвращалась.
– Мой дом теперь тут, – возразила я, поспешно отворачиваясь от брата, чтобы не встретиться с его упрекающим взглядом.
– Они всегда будут нашими родителями, – категорично и озлобленно заявил Кинан, и в нем засквозило чем-то очень похожим на мой неприятный сон.
– Родителями, не принявшими наши решения, – напомнила я, понимая напрасность этого разговора, но не могла остановиться. – Мама никогда не смирится с тем, что нам не по душе была строгость и надменность Эрудиции.
Кинан дернул головой, и я почувствовала на себе его обжигающий взгляд.
– Мама никогда не пеклась о моем переходе, Эдана, – выплюнул он – прошипел, как во сне – гневно. – Ей было все равно, куда я уйду. Ей было все равно, что я ухожу. Она беспокоилась только о том, что ты – ее девочка! – не оправдываешь ее больших надежд. И тянешься за своим непутевым старшим братом, ошибкой, сбоем в ее расписании!
Ошарашенная, шокированная кипящей болью и обидой в голосе Кинана, я повернулась и уставилась в его раскрасневшееся от ярости лицо.
– Так что просто помалкивай, Эд, ясно? Не смей говорить о маме так, словно она тебе чем-то обязана. Словно она обидела тебя своим нежеланием отпускать любимого ребенка!
И, резко вскочив на ноги, он поспешил к лестнице. Какое-то время я слышала громкие шаги на металлических ступенях, но вскоре они стихли. И я осталась одна.
Мне никогда не доводилось смотреть на семью под таким углом. Мне никогда не приходило в голову встать на место брата – папы, мамы – и увидеть совершенно иную картинку. Я и подумать не могла, что Кинана могли меньше любить, чем меня. Не догадывалась, как это ранит его.
Упиваясь обвинением матери в ее несокрушимой строгости и требовательности, я продолжала оставаться ее любимой дочкой, никак своим бунтом не отменяя своего превосходства над Кинаном.
Мы оказались очень разными: я и брат. Одинаково рыжими, с похожими глазами, доставшимися от папы, перешедшими в одну фракцию, но невообразимо отличительными друг от друга.
Сама по себе или благодаря – если верить Кинану – предпочтению матери любить меня больше, я была тверже, решительнее и менее ранимой. Возможно, я даже была черствой. Я была целеустремленней и, возможно, более развитой физически и умственно. Или просто трудилась больше и усерднее брата, отталкиваясь от таких же начальных данных.
Кинан был старше и должен был быть примером. Он и был, очень долгое время, вплоть до самого попадания в Бесстрашие. А затем вдруг оказалось, что я легко обгоняю его во всем. И из уверенного старшего брата, норовящего научить сестру уму-разуму, он превратился в закомплексованного мальчишку, обиженного и замкнутого в себе.
Я опустила взгляд на ноги, которые свесила с парапета вниз. Под моими ботинками, очень далеко двигались небольшие точки направляющихся куда-то людей. Вот к прохожим присоединился Кинан, его огненная шевелюра выскочила из здания и быстро направилась в сторону фракции.
И что же теперь, с вздохом подумала я. Мне забиться в угол, сложа руки и отказываясь что-либо объяснять, лишь бы вернуть брату былую – призрачную – уверенность в себе? Притвориться слабой бездарной младшей сестрой, неспособной на самостоятельное – весьма удачное – существование?
========== Глава 14. Возвращение. ==========
Конфликт вспыхнул неожиданно и так же быстро исчерпал себя. За завтраком – на следующий день после ссоры на крыше – я попыталась завести разговор о семье, но Кинан лишь хмуро качнул головой и отрезал:
– Извини, что накричал.
Но каждый остался при своих обидах и мыслях, а потому вечером по пути в Эрудицию мы хранили молчание. Я больше не порывалась вынудить брата говорить, потому что осознала совершенно отчетливо, что пользы от этого не будет. Во-первых, Кинан едва ли снова поведется на провокацию и выпалит накипевшее. Во-вторых, даже если он честно обо всем расскажет, что это изменит?
За всю свою осознанную жизнь Кинан привык к той картине, которую видел, сросся с ней. Переубедить его невозможно, ведь он отчаянно верит в несправедливое распределение родительской любви, упивается болью и обидой. Заставить его поверить в обратное невозможно.
Кроме того, а вдруг он прав? Я никогда не сравнивала отношение матери ко мне и к брату, принимая каждое ее действие и слово естественным проявлением ее черствой натуры. Но то, что я не видела неравенства, вовсе не значит, что его не было. Впрочем, как и уверенность Кинана в ущемлении его прав на всецелую материнскую любовь вовсе не означало, что из двух детей мама выделяла именно меня. Выделяла вообще кого-то.
Предпочтя пешую прогулку поезду, мы шагали неведомыми мне дворами и околицами. Кинан – практическое применение полученных во время патрулирования знаний – хорошо ориентировался в городе и показывал мне такой Чикаго, каким я прежде его не видела.
На нашем пути нам почти не встречались прохожие, лишь единицы заблудших Отреченных и несколько забившихся в углах изгоев. Все они коротко смотрели на нас и отводили безразличный взгляд. В нас с Кинаном не было ничего необычного. Просто двое лихачей, отправившихся на поиски адреналина, одетых в схожую черную форму и отвратительно похожих в своей нетипичной внешности. Просто брат и сестра, – очевидное сходство – которые ничем не могут быть интересны. Или полезны. Или опасны.
Мы шли вдоль наполовину развалившегося складского помещения, примыкающего к разрушенной высотке, бывшей некогда офисным центром или чем-то вроде него. Это место отдаленно напоминало – или было им, я довольно плохо ориентировалась в заброшенных районах – ту площадку, где проводилось ночное соревнование на захват флага. И там, в узком переулке между складом и высоткой – возможно, в похожем месте или именно тут мы затаились под самым носом у команды противников – я увидела неотчетливое быстрое движение тени.
Мое тело среагировало быстрее сознания. Я замедлила шаг и внимательно уставилась в затененный закоулок прежде, чем поняла, чем именно заинтересовало меня движение. Мне привиделась черная форма Бесстрашия. Мне привиделся один определенный Бесстрашный.
– Кинан!
– М-м?
– Ты говорил, что Тимоти определили в твой отряд, верно?
Брат покосился на меня и медленно качнул головой. Он обогнал меня на несколько шагов и теперь остановился, дожидаясь, пока я перестану пялиться в опустевший переулок.
– Да, а что?
– Я… – Подняв взгляд на Кинана, я вдруг испугалась, что он в курсе. Наслышан обо мне и Тимоти. – Мы временно не общаемся. Но мне интересно, как у него успехи.
Временно?
Мне привиделась хитрая ухмылка на лице брата, но я одернула себя. Он не может знать. Об истинной причине разительных перемен в его поведении знало всего несколько человек. Я не говорила об этом никому. Практически никому.
Могли ли проболтаться Рут или Дарра? Сам Тимоти? Эрик?
– Не знаю, – Кинан скривил губы. – Он очень тихий малый. Неплохой, но ни с кем не водится. Да и…
Но я больше не слушала. Всю оставшуюся дорогу я была поглощена мыслями о Тимоти. В самом ли деле это был он или просто померещился? А если и он, что странного в том, что в свободное от патрулирования время он гуляет по городу? Гуляет в весьма странных местах, которые по вкусу только такому страстному любителю обветшалой архитектуры как Кинан. Гуляет в темных переулках. Сам.
Или он там был не один? Что такого необычного было в его – предположительно – мелькнувшей фигуре? Этот обрывок воспоминания, нечеткой картинки всё ускользал, но не переставал настойчиво зудеть.
А затем мы вдруг – резкий ослепляющий контраст – вышли из захолустья на белую светлую площадь перед главным зданием нашей прежней Фракции. И все мысли и чувства – кроме восторга, ностальгии и трепета – исчезли.
Я оказалась дома.
Плавно скользящие по мраморной поверхности плит синие фигуры, устремленный ввысь безупречный небоскреб с гигантским всевидящим глазом интеллекта на фасаде. Тихое журчание голосов. Никакого смеха, стуков, громкой музыки. Только серьезные лица, только сгрудившиеся вокруг планшета или книги сдержанные Эрудиты. Оазис чистоты знаний среди наполовину павшей цивилизации. Мир, подчиняющийся законам науки, а не слепо следующий за инстинктами и желаниями.
Два черных пятна увенчанных пылающими головами, возникших посреди белой чистоты площади, привлекли к себе внимание, и я с неловкостью ощутила на себе пытливые взгляды. Кинан, очевидно, вовсе не чувствовал того же дискомфорта. Он так же решительно направился к ступеням, не оглядываясь и не тушуясь.
Неловко было только мне. Так, словно я предала все ценности этого места и стала недостойна его. Вот ведь глупости. Столько готовиться, бороться, наступать на себя и перешагивать через остальных, чтобы сейчас, лишь ступив ногой на плиты, помнящие мое детство, вмиг всё обесценить.
Фракция выше крови, напомнила я себе, входя за братом в лифт. Фракция выше крови. Собственные стремления выше чужих – родительских – амбиций. Долгосрочные планы – и многолетние усилия – важнее мимолетных сожалений. Важнее нерациональной ностальгии.
А затем двери лифта распахнулись, и все мои попытки вытолкнуть неприятно щекочущее чувство между ребер оказались напрасными. Вид знакомой до мельчайших деталей – до боли – квартиры словно ослабил краны внутри меня, и из запертых отсеков в мозг устремились воспоминания. Знакомая старинная карта в простой белой раме, стопка книг на столе и сам стол – длинный и белый – всколыхнули во мне волну чувств. Среди них резким волнорезом возникло колкое эхо сна.
«Это!» прошипела мать, мелькая и меняясь, превращаясь то в отца, то в брата.
Я поморщилась, глубоко вдохнула и, нервно одернув края куртки, шагнула вслед за Кинаном в светлый коридор.
========== Глава 15. Дверь. ==========
Я не была уверена наверняка, зачем сюда пришла и что именно хотела увидеть, но продолжала слежку. Забравшись на третий этаж заброшенного здания – одного из сотен брошенных фракциями, но не изгоями – я стояла у окна и наблюдала за выгрузкой продовольствия для афракционеров. Мужчины из Отречения и патрульные Бесстрашные вытаскивали из грузовика мешки и коробки, передавали по цепочке и складывали в одном месте невысокой широкой грудой.
Сверху открывался отличный вид. Упершись локтем в подоконник, а вторую руку положив на пистолет в набедренной кобуре – чтобы никто не смог подкрасться сзади и бесшумно вытянуть оружие – я неотрывно следила за одной фигурой. Игнорируя пепельные локоны Рут и огненную копну Кинана, я всматривалась в высокий тонкий силуэт Тимоти. И каждое его угловатое движение, каждый резкий поворот приближали меня к твердой убежденности в том, что накануне днем в трущобах я видела именно его.
Движения тени в том темном углу возле склада были очень похожими на те, что я наблюдала внизу. Они были настолько похожи, что я пришла к выводу, – вчера я об этом и не думала – что Тимоти тоже что-то нес. Ящик? Мешок? Коробку?
И мой праздный интерес перерос в болезненную необходимость узнать точно, что вчера происходило. Что Тимоти там делал, что он разгружал? Отдельно от отряда, не во время патрулирования? Возможно, во мне просто кипел всепоглощающий энтузиазм, подталкивающий немедленно проявить себя на новой должности. А, может, это как раз и дело для внутренней разведки. Тяжелое для меня дело, в центре которого – Тим. Или это я сама сгущаю краски?
Все эти сомнения и вопросы не покидали меня, они бурлили и густели, а к вечеру переродились в твердое намерение ночью же – не медля – отправиться к тому складу и посмотреть, что в нем – на вид вышедшем из использования – может храниться.
Я скоротала несколько часов в тренажерном зале в компании Дарры, который – даже задыхаясь от усилий – не переставал сокрушаться по поводу напрасности его назначения в администрацию и безысходности его ситуации. А с наступлением темноты, когда прокрасться незамеченной было легче, я направилась вчерашним маршрутом в сторону Эрудиции.
Не освещаемая заброшенная часть города была погружена в непроглядную темноту, в которой можно было легко споткнуться – обо что-то или об кого-то – и упасть. А потому я шла медленно и шагала осторожно, высоко поднимая ноги, каждый раз переступая невидимые препятствия.
В одном из переулков на красной кирпичной кладке стены в бликах света плясали причудливые тени, а из-за угла доносился громкий хриплый смех. Очевидно, вечер изгоев согревал не только огонь, но и алкоголь. Я напряглась и сняла пистолет с предохранителя. Мне очень не хотелось нарываться на неприятности, которые вовсе не стоят моего неоправданного любопытства. Но и возвращаться я не собиралась. А потому кралась дальше.
Поравнявшись со складом, я нащупала в кармане фонарик, но не решилась доставать. Слабого свечения скрытой облаками луны хватало, чтобы различать неточные очертания предметов, но нарушать темноту лучом света я опасалась. Что-то неладное мне мерещилось в этом месте, еще вчера. А сегодня в этот поздний час меня и вовсе окутывала колючая мантия страха.
Я вытянула пистолет из кобуры и прихватила пальцами фонарик, не вынимая его, но готовясь включить и вытянуть в любой момент, и двинулась через переулок. Тут, у стен склада, дурно пахло мусором и туалетом, впрочем, как и во всех закоулках, где водились отверженные. Стараясь ступать тихо, чтобы не шелестеть мусором и не раздавить с хрустом осколок стекла, я пробиралась под стеной вглубь переулка, в котором накануне мне померещился Тимоти.
Прямо напротив того места, где – по моим прикидкам – стоял Тим, оказалась дверь. Неожиданно новая и крепкая как для такого обветшалого здания. Облицованная металлом, с большим старомодным навесным замком. Эта дверь выглядела неприступной. Она была тяжелым подтверждением моих опасений. Тимоти не просто гулял тут и заглянул в уголок справить нужду. Я могла бы поспорить, что вчера эта дверь была открыта. Но сегодня она была заперта. Что могут запирать изгои?
Я направилась обратно к выходу из переулка, намереваясь обойти здание в поисках другого входа. Он нашелся быстро – громадная дыра в разрушенной стене, под которой раскрошилась груда кирпичей и цемента. Внутри стоял затхлый прелый запах мочи, режущий глаза и царапающий в горле и носу. Слабое холодное свечение внутрь не проникало, можно было различить лишь квадраты грязного стекла в противоположной стене. Я прислушалась, но кроме собственного гулкого сердцебиения в висках, ничего не различила. А потому выудила фонарик и включила, зажимая в кулаке и рукавом той же руки прикрывая нос.
Узкий желтоватый луч света выхватил из темноты груды мусора и разломанную старую мебель. А затем скользнул вверх и упал на стену. Она отличалась от других. Выглядела заметно новее, на ней не было старых выцветших рисунков и надписей. Она была выложена разномастным кирпичом, а не одинаково красным.
Ее здесь возвели недавно, одновременно с установкой двери. В этом сомнений не было. Часть склада – добрую его половину – надежно изолировали. Вопрос в том: для чего? Что могут хранить – скрывать – за замком изгои? Или это не их склад? Бесстрашных? Что может наша фракция хранить за пределами своей территории? И причем тут Тимоти? И втянуты ли в это брат и Рут? И если это так, то почему мои худшие страхи сбываются так стремительно?
Я опустила руку, устремила свет фонарика в свои ботинки и наклонила голову вперед, с силой упираясь носом в рукав и закрывая глаза. Надо успокоиться. Что бы там ни было за стеной и дверями с замком, мне нужно узнать, кому оно принадлежит, почему здесь находится и чем является прежде, чем делать прочие скоропалительные выводы.
Вот только как мне узнать о содержимом закрытого склада? Я не могу спросить у Тимоти. И у Рут или Кинана, если они тоже – по собственной инициативе или против своей воли – к этому причастны. Не могу спросить у Финли, потому что совершенно ему не доверяю. И не могу обратиться с таким вопросом к Эрику. Потому что он внезапно для меня самой оказался в списке подозреваемых первым. Самый сложный человек в целом Чикаго, замкнутый, недобрый, пугающий. И несколько раз бесследно и надолго исчезал из фракции.
– Стоп! – Прошептала я в пустоту.
Для начала нужно узнать, что там внутри.
========== Глава 16. Слежка. ==========
Чем дольше я думала о запертом хранилище в разрушенном здании, тем больше оно меня беспокоило. И тем тщательнее я пыталась убедить себя в том, что сначала нужно узнать, кто и что хранит в том складе, и лишь затем задаваться вопросом, могут ли быть в это втянуты мои друзья.
Во время завтрака в полупустой столовой внезапно возникла подсказка. Я ввинчивалась взглядом в узкую сутулую спину Тимоти, бесцельно перемешивая в тарелке неаппетитный завтрак, когда невысокий мужчина с залысиной и короткими вьющимися волосами миновал прочие свободные места – целые столы – и сел напротив Тима. В полупустой столовой это выглядело очевидно намеренным действием, что и настораживало.
Бывший некогда Дружелюбным Тимоти теперь предпочитал избегать друзей и знакомых и не заводить новых. Лысоватый коротыш не был среди новичков, не являлся одним из инструкторов, и в патрульном отряде Тима я его не видела. Это был совершенно новый человек, и его появление рядом с Тимоти, выбравшим одинокое молчаливое существование, было необычным.
Отставив поднос с почти нетронутой едой, и коротко попрощавшись с друзьями, я направилась к выходу. В узком коридоре, ведущем из столовой, я намеревалась подождать собеседника Тимоти и проследить за ним. Этот мужчина казался тем, кто может знать, кому принадлежит ключ от хранилища на территории изгоев.
Он не заставил себя долго ждать, что подтвердило мои подозрения. К Тиму он присоединился без подноса, пришел в столовую не ради завтрака. Возможно – вероятно – ради короткого разговора с Тимоти. И, сказав или услышав всё необходимое, он поторопился уйти.
Шагал он быстро и порывисто, нигде не задерживаясь и ни с кем не заговаривая. Лишь коротко кивал на знак приветствия и спешил дальше. Шел он по людным коридорам, так что мне не приходилось прятаться, моё преследование не бросалось в глаза. Он не сворачивал в незнакомые темные углы, не отклонялся от хорошо знакомого мне – и выгодно популярного – маршрута. Обогнув Яму, он миновал несколько тренажерных залов и свернул к оружейному складу.
– Заблудилась?
Я обернулась на голос. Эрик стоял в углу, упершись плечом в стену и склонив голову на сторону. Руки отведены за спину. На короткое мгновенье полумрак коридора сменился яркой вспышкой воспоминания. Дежавю.
Словно исчезли эти три месяца, как и не было. Будто еще не пришел день Церемонии Выбора, и я не в черной форме Бесстрашия, а в синем – классика Эрудиции – платье брожу по околицам Чикаго.
– Что разведке понадобилось на территории патрульных?
Знакомо заиграли под располосованной черным кожей мышцы, и Эрик поставил голову прямо, оттолкнувшись от стены. Всё было очень похоже и кардинально иначе.
Меня не охватил животный страх, разрывающий тело и мозг противоречивыми позывами к бегству и глухой неотзывчивостью мышц. Эрик выглядел таким же грозным, смертоносно большим и рельефным, словно отлитым из безжалостной стали, но был другим. Его глаза не были двумя свинцовыми пулями, прожигавшими во мне дыры. Это были знакомые темные бездонные озера, в которых была и жестокость, и свирепость, но была и нежность. Его лицо не было напряжено, желваки не двигались под гладко выбритой кожей. Напротив, мышцы были расслаблены, лоб и переносицу не искажали морщины, а уголки губ приподнялись вверх в намеке на улыбку.
