Текст книги "Лучшие люди (СИ)"
Автор книги: TurtleTotem
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Чарльз усмехнулся.
– Что? С самим Гарри Поттером? Я уверен, что…
– Я уверен, что, учитывая его глубокую и хорошо известную привязанность к Хогвартсу и его директорам, он бы захотел как можно быстрее либо оправдать, либо заключить в тюрьму директора, обвиняемого в убийстве. Особенно если учесть, что его собственные дети в опасности, а племянница уже пострадала…
– Племянница? Что, Долли? Ты думаешь, что ее “дядя Гарри” это действительно тот Гарри?
– Ты еще не понял? Поттеры поначалу держались от нее на расстоянии, видимо, она всегда для них была плаксивой кузиной-магглой, но после ее… трагической утраты, они вокруг нее постоянно крутились. С Альбусом они теперь почти не разлей вода, да и Скорпиус Малфой ходит по пятам. Интересно, что по этому поводу может думать его отец, – Эрик наклонил голову. – Ты действительно не заметил?
– Я был… рассеянным, полагаю, – значительно больше, чем он думал, судя по всему. Это настораживало. – В любом случае, возможно, что ты прав. Мы напишем мистеру Поттеру, – это будет равноценным письму к Королеве, конечно. Неужели они действительно собираются написать живой легенде?
– Думаю, ничего такого в нем и нет, – холодно отозвался Эрик, уловив восхищение и нетерпение на лице Чарльза, не дав тому и слова больше сказать, и Ксавьеру вдруг показалось, что все происходящее нереально. Три месяца назад он бы рассмеялся и, возможно, плюнул бы в лицо тому, кто сказал бы, что в будущем его ждет нечто подобное – партия в шахматы с Эриком в Церебро, пока они планируют как сообщить о возможно-убившем-ученицу директоре одному из любимых героев войны.
– Что именно мы должны написать? – произнес Чарльз, и они, предложение за предложением, составили письмо между ходами, под звуки дождя, барабанящего по крыше Церебро.
========== Глава 15. ==========
К тому моменту, как закончился дождь, они оба замерзли и дрожали, и Чарльз начинал нервничать по поводу того, что опаздывает к Рейвен, с которой они должны были пойти за покупками.
– Я совершенно зря разрешил Рейвен принимать участие в подготовке костюмов к балу-маскараду, – вздохнул Чарльз, когда они выбрались из купола и пробирались обратно по мокрой крыше. – Это может оказаться большой ошибкой. Ты помнишь тот крайне цветастый наряд с плащом и шлемом, который она как-то раз попыталась всучить тебе?..
Эрика передернуло.
– Чем меньше мы будем это вспоминать, тем лучше.
– Но ты идешь, нет? Присутствие персонала… ну, не обязательно, я полагаю, но, конечно, ожидается. Грандиозное “ура”, ночь перед Хэллоуином, потом нам придется быть трезвыми и отвечать, чтобы студенты подобающе вели себя на празднике.
Эрик толком о бале и не думал, замотавшись со всем, что на него навалилось. Он всегда считал балы и вечеринки довольно утомительными, – так много бессмысленных разговоров, так много людей, которых ты не хочешь видеть – но Чарльз всегда бывал рядом, чтобы сделать их по крайней мере терпимыми. И Чарльз будет там на этот раз. Но не с Эриком.
Не то чтобы мы на самом деле ходили туда вместе, но все равно…
Они танцевали друг с другом в открытую только однажды, где-то за полгода до их первого поцелуя, на балу, который в конце третьего курса организовали хаффлпаффцы. Какое-то тематическое мероприятие со “старой” музыкой, о которой Эрик вообще ничего не знал, и уже ночью они оказались без своих сопровождающих – сначала Чарльза оставила Мойра, ушедшая рано из-за плохого самочувствия (потом оказалось, что это грипп), а затем и Эрика – Рейвен, отправившись на озеро с друзьями – запускать строго запрещенные фейерверки. Уже ближе к полуночи они наткнулись друг на друга в быстро пустеющем бальном зале, оба были приятно уставшими и, может быть, немного навеселе от огромного количества сливочного пива, музыка все еще играла, и глаза Чарльза заблестели, когда вдруг началась одна из его любимых песен:
– Я все еще поверить не могу, что ты никогда не слышал о The Beatles, – произнес он, двигаясь под музыку и подпевая: – “Я хочу держать тебя за руку, я хочу держать тебя за руку!”*
И Эрик, смеясь, отвесил ему грациозный вычурный поклон и протянул руку.
– Могу ли я осмелиться просить вас о танце?
– Конечно же нет, сэр, я не танцую с подобными дикарями, что даже не слышали о The Beatles… – но слова оборвались испуганным ойканьем, когда Эрик схватил его и вытащил на танцпол.
Когда я касаюсь тебя, то чувствую себя счастливым.
Это такое чувство, любовь моя, что
Я не могу прятаться, не могу прятаться,
Не могу прятаться.*
На протяжении песни они неловко топтались на танцполе, наступая друг другу на ноги, спорили о том, кто должен вести, останавливаясь, чтобы снять воображаемую шляпу перед другими, кто смеялся и махал им. Эрик даже сделал реверанс.
Началось что-то медленное, но они оба уже слишком развеселились, чтобы прекратить или принять позу, больше подходящую для вальса.
– Пожалуйста, скажи, что ты слышал Элвиса Пресли, – произнес Чарльз, в разочаровании закачав головой на жизнерадостное “не-а” Эрика. Он начал подпевать низко и глубоко, как только мог себе позволить тринадцатилетний подросток, погружаясь в романтичные строки с преувеличенным удовольствием: – “Мудрецы говорят, что только дураки торопятся, но я не могу не влюбиться в тебя…”
В тот момент никто из них не был особенно обеспокоен тем, что рука Эрика переместилась со спины Чарльза на его талию, и, в свою очередь, Чарльз убрал ладонь с плеча Эрика, обвивая его за шею. Леншерр чувствовал себя счастливым в лучшем смысле этого слова, что было редкостью, и ему нравилось наблюдать за таким Чарльзом, за блеском его глаз, румянцем на щеках и улыбкой. К концу из танцующих остались только двое мальчиков; никто не наблюдал за ними, никому дела до них не было. И останавливаться было незачем.
Возьми меня за руку,
Возьми всю мою жизнь,
Потому что я не могу не влюбиться в тебя.**
Когда песня закончилась, Эрик в шутку попробовал наклонить Чарльза, чуть не ударив его головой об пол. Тут же рывком вернув его в вертикальное положение, и оба смотрели друг на друга с тревогой. С мгновением они стояли, крепко прижимаясь друг к другу, сердца колотились как бешеные, а затем они рассмеялись, и это превратилось в объятье, крепкое и счастливое, и где-то глубоко внутри, почти инстинктивно Эрик понимал, что это лучшее, что случалось с ним за долгое, долгое время, и он не хотел отпускать.
Но, наконец, Чарльз высвободился из объятий, все еще улыбаясь, Эрик взъерошил его волосы, сказал:“Maus”, и Чарльз, легко ткнув его в живот, предложил:
– Давай найдем что-нибудь из еды.
К моменту следующего танца, год спустя, ситуация значительно изменилась. Они с Чарльзом были уже больше, чем друзья, но Эрик не хотел, чтобы об этом кто-нибудь узнал.
– Что, потому что мы оба парни? Это частная школа, Эрик, вряд ли мы первые. На самом деле, я уверен, что две гриффиндорки… И ты знаешь, те слухи, что сам Дамблдор…
– Это не причина, Чарльз, я клянусь. Дело не в этом, иначе бы я кричал о нас с каждой крыши.
(И все же они использовали девушек как прикрытие, ни разу – других парней, и спасибо этому великолепному английскому языку, ведь даже Магда так и не узнала, что его школьной любовью был мальчик. Неприятно было осознавать, что Чарльзу он врет. Он никогда не хотел этого.)
Чарльз сузил глаза, так, что Эрик в который раз почувствовал себя под его взглядом неуютно.
– Значит, это из-за других слизеринцев? Ты не хочешь, чтобы они знали, что ты встречаешься с магглорожденным.
– Просто я считаю, что из-за этого могут быть проблемы у нас обоих, Чарльз. Ты не представляешь, в какой кошмар они могут превратить твою жизнь, пытаясь отпугнуть тебя от меня, – он провел тыльной стороной пальцев вниз по щеке Чарльза, попробовав дразняще улыбнуться. – И, признай, не все твои друзья с восторгом приняли бы то, что ты встречаешься со слизеринцем.
Чарльз нахмурился, колеблясь, затем, после того, как прошло смущение, согласился.
Благодаря упрямству Эрика они никогда больше не танцевали друг с другом в открытую. Только в украденные мгновения в темных углах, за дверями и под лестницей были быстрые объятья, пара поворотов, долгий поцелуй, затем надо было возвращаться к девушкам, которые волей-неволей были вынуждены помогать им скрываться. Зачастую Мойра и Рейвен, но не всегда; Чарльз настоял на этом, чтобы те не подумали, что по отношению к ним у них серьезные намерения. Они ходили на танцы с приятельницами, какими-то однокурсницами, застенчивыми сестрами друзей, но ждали этих мгновений под лестницей.
– Ты можешь написать письмо, пока я буду с Рейвен? – спросил Чарльз, отвлекая Эрика от мыслей, когда они уже проделали их старый маршрут по тем же крышам к обзорной площадке Астрономической башни. Их веревочная лестница была все еще спрятана на прежнем месте, ветхая и потертая; она ни за что не выдержала бы их веса сейчас.
– Напишу, – произнес Эрик, – но я хотел бы, чтобы ты прочитал его перед отправкой. Ты всегда был хорош в составлении писем, в отличие от меня, – веревка, с помощью которой Чарльз поднялся по стене, теперь была обмотана вокруг его руки; он развязал ее и приладил одним концом к крыше, пробормотав: – Аффиксио.
– Очень поможет, – прокомментировал Чарльз.
Эрик ухмыльнулся.
– Я получил ее на старой работе в бюро находок. У меня таким же образом айпод появился.
– У тебя есть айпод?
– Он не работает на территории Хогвартса. Ты пойдешь первым или я?
– Давай-ка ты сначала, друг мой. Если твоя волшебная веревка откажет, я сделаю все, что в моих силах, чтобы поймать тебя.
Эрик смерил взглядом Чарльза с головы до ног, отмечая 170 сантиметров роста, и изогнул бровь.
– Очень обнадеживает.
Он добрался до обзорной площадки без всяких происшествий; Чарльз, не такой сильный за счет образа жизни, справился с трудом, и только Эрик, в конце чуть придержавший его за бедра, помог опуститься осторожно.
Никто из них это не прокомментировал. Как и то, что голос Эрика вдруг прозвучал хрипло, когда он произносил контрзаклятье (“Детаксио”), развязывая веревку.
Они разошлись, спустившись из Астрономической Башни, и Эрик уже думал, что никто не заметил, как он возвращается в свою комнату, когда, завернув за угол, он чуть не врезался в мадам Сальвадор, инструктора по полетам. Конечно, он смутно помнил ее еще со школьных лет, – тоже слизеринка, но на три года младше – но потребности познакомиться поближе не испытывал.
Отстранившись и мямля извинения, он немедленно осознал, что это равнодушие, как оказалось, было односторонним.
– Эрик, я тебя обыскалась! – воскликнула она, тут же хватая Эрика за руку. Смерив его хищным взглядом с ног до головы, она явно отметила мокрую мантию. – На самом деле, я уже несколько дней пытаюсь найти минутку поговорить с тобой. Скажи, у тебя уже готов костюм на Хэллоуинский Бал?
– Нет… – Эрик уставился на нее, заметив читающуюся в глазах надежду.
– Замечательно! Так получилось, что у меня есть один. Подходящий к моему, конечно, если ты захочешь пойти вместе.
Ну, ему в любом случае понадобился бы костюм, и было бы непросто что-то придумать за такой короткий срок… И если он пойдет с Ангел, это будет не так унизительно, как если явиться в одиночестве…
– Ладно, – слабо произнес он.
Она широко улыбнулась, почти подпрыгивая от радости.
– Чудесно! Тогда приходи ко мне после ужина, сможешь примерить его, думаю, у нас есть время, чтобы что-нибудь изменить, ты ведь такой высокий!
– Ага, – произнес он, пытаясь заглушить чувство вины, глядя, как Сальвадор отправляется прочь по коридору.
“И как ты собираешься объяснить это Чарльзу?” – поинтересовался голосок в его голове.
“Чарльз”, произнес резкий и злой голос, “предпочел, черт возьми, воздержаться”. Чарльз и пальцем не шевельнул, чтобы что-то изменить. И если, увидев его с Ангел, он пожалеет, что ничего не сделал, – это к лучшему.
***
Рейвен ждала в экипаже, который должен был отвезти их в Хогсмид, уже двадцать минут – достаточно для того, чтобы раздражение начало перерастать в беспокойство, когда Чарльз, наконец, появился, задыхаясь, помятый и с мокрыми волосами.
– Прости, – легко бросил он. – Попал под дождь, пришлось принять душ и переодеваться. Поехали?
“Попал под дождь”? Разве он не говорил, что собирается все утро возиться с бумагами? Нахмурившись, Рейвен, оперевшись о руку Чарльза, поднялась в экипаж. Сегодня они были одни, что не могло не удивлять. До Хэллоуинского бала-маскарада оставалась пара дней, наверное, не они одни с Чарльзом должны ходить за покупками? А может, только они и не были готовы. Серьезно, она бы не тянула с этим так долго, если бы могла вытащить Чарльза пораньше.
И, говоря о том, что надо его вытащить: этот балда опять не выражал никакой заинтересованности в происходящем, отсутствующе глядя за окно.
– Так вот, наши костюмы, – произнесла Рейвен. – Я думала о простых черных масках. Классических.
– Ладно.
– Ничего больше. Это вроде как вызов – прятать лица, но не тела. Очень авангардно, как думаешь?
– Конечно.
– И ты со своей бледной кожей и в черной маске, вполне можешь быть в костюме холодильника с фруктами, танцующего лунную походку.***
– Угу.
Она нахмурилась и щелкнула пальцами перед носом Чарльза.
– Ай! Что? Прости, что, Рейвен? Я слушаю…
– Ты даже вид не делаешь, что слушаешь. Ты на какой-то другой планете, на которой обитаешь ты сам, Эрик и еще что бы там ни было вашим секретом, из-за которого ты постоянно подавлен.
– Маленькая девочка мертва, Рейвен. Я думаю, это более чем веская причина для того, чтобы быть подавленым.
– Нет, дело не в этом. Ты думаешь, что я не знаю, на что это похоже, когда вы что-то скрываете от меня? – и это не потому что она вспоминала, каково было быть третьей лишней раньше, говорила она себе. Дело в том, что происходило сейчас.
Чарльз, к ее удивлению и даже тревоге, не стал отпираться, только смотрел на нее с легким сожалением.
– Я хотел бы рассказать тебе, – произнес он, – думаю, это помогло бы, если бы кто-то посмотрел на проблему свежим взглядом, но… Я не могу, Рейвен. Я не могу втягивать тебя во все это.
– Как и ты, Чарльз, я живу здесь. Интересно будет посмотреть, как меня не втянет во что-либо, касающееся Хогвартса.
Чарльз замотал головой.
– Это другое. Это кое-что… весьма деликатное, и я люблю тебя, Рейвен, но ты совершенно не деликатная. И если сравнить эту ситуацию с посудной лавкой…
– То я слон, – Рейвен недовольно поморщилась, фыркнув, и скрестила руки на груди. – Ладно. Держите свои секреты при себе, – и тебе ли говорить о секретах, произнес голосок в ее голове, ты же уже десять лет держишь кое-что на дне ящика с носками.
“Я поступила правильно”, – возразила Рейвен сама себе. Она перевела взгляд на Чарльза, который снова смотрел за окно, и буквально увидела его в тот момент десять лет назад: смертельно бледного, изголодавшегося и трясущегося, вышедшего из спальни днем впервые за шесть недель, улыбнувшегося ей, когда она поставила перед ним еду. Слабая улыбка, но искренняя, не мрачная, ледяная и горькая, это была его первая настоящая улыбка со времени выпуска. “Я поступила правильно. Отдать ему это было бы просто все равно, что самолично столкнуть его в пропасть”.
А теперь? Какое оправдание у нее было сейчас?
Оставшийся до Хогсмида путь они проделали в молчании. Чарльз, кажется, все-таки заставил себя взбодриться, когда экипаж остановился перед “Волшебной Одеждой Гладрагза”.
– Так что ты думаешь по поводу костюмов? – спросила Рейвен.
– Пока не уверен. Давай посмотрим, что у них есть.
Она кивнула головой в сторону массивного убора с павлиньими перьями, выставленного в витрине рядом с масками арлекинов.
– Вот это может подойти. Голубые и зеленые… нам обоим идет голубой…
– Черт возьми, это же Рождественские украшения. Уже? – Чарльз с подозрением уставился на красно-зеленую мишуру на карнизе соседнего магазина. – Еще даже Хэллоуин не наступил!
– Ох, даже не начинай, Чарльз, ты с каждым днем все сильнее похож на старика, – она взялась за длинный зеленый рукав мантии, метаморфировав руку так, чтобы подошел по длине, затем, наморщив нос, отпустила.
– Сначала маски, может быть? – спросил Чарльз. – И, кстати, говоря о Рождестве, мы едем домой в этом году?
– Если хочешь, – по большей части, Рейвен предпочитала оставаться в Хогвартсе, но она не смогла бы вечно откладывать визит к Шэрон и Брайану Ксавьерам. Приемные, не родные родители, но она все же была рада называть Чарльза своим братом. И не то чтобы она не была благодарна им за то, что они удочерили ее по его просьбе. Они были добрыми людьми, хотя и по-своему, но их доброта была слишком отстраненной и безразличной, рассеянной и небрежной, чтобы можно было любить их так, как, казалось, она должна была делать.
Они никогда бы не смогли заменить ей биологических родителей, какими бы плохими они ни были, и, если честно, она могла найти другие варианты, как провести праздники, вместо того, чтобы наблюдать за Чарльзом, который пытается привлечь их внимание.
Но это не умаляло того факта, что Ксавьеры сделали многое для ее материального благополучия, а Чарльз – для нее лично, больше чем родственники по крови. И она не хотела сидеть сложа руки, наблюдая за тем, как Эрик Леншерр снова и снова разбивает ему сердце, если могла что-то предпринять.
И то, что хранилось на дне ящика с носками, могло полежать там еще немного.
Комментарий к Глава 15.
* The Beatles – I Want To Hold Your Hand
** Elvis Presley – Can’t Help Falling In Love
*** если честно, на этом моменте Рейвен произносит дичайший набор никак не связываемых логикой слов, поэтому я решил оставить нечто подобное, придав предложению подобие смысла, решив, что пусть она говорит это для того, чтобы понять, слушает ее Чарльз или нет.
========== Глава 16. ==========
Наконец-то оказавшись в своей комнате, Эрик принял душ и переоделся, прежде чем сесть за письмо Поттеру, пытаясь воспроизвести то, о чем они договорились с Чарльзом. Чтобы отослать его, придется позаимствовать школьную сову: Эстер еще не вернулась, а у Чарльза совы даже не было.
Но это не означало, что у него вообще не было питомца; он приехал в Хогвартс с чудесным сиамским котенком, который потом превратился в престарелую кошку, упрямую, болезненную и капризную. Чарльз часто отвлекался во время шахматных партий, устраивая Джульетту у камина, разогревал ей еду и кормил таблетками, напевая и бормоча ей что-то, поглаживая по лапам. Эрику доставляло странное удовольствие наблюдать, как Чарльз возится с ней. Он всегда выглядел таким счастливым.
Сосредоточься, Леншерр. Существовали гораздо более важные вещи, нежели Чарльз, мягко улыбающийся, держащий кошку на руках и бормочущий “Люблю тебя, моя хорошая, вот так…”
Теоретически – да, важнее.
Эрик покончил с письмом через два часа, отправив в камин более полудюжины черновиков. Содержание его давало понять, что дело срочное (чтобы письмо не проигнорировали), но не выражало панику (поскольку истеричное могло бы также быть проигнорировано).
Где-то на седьмом черновике, когда перо вдруг дрогнуло в пальцах, до него дошло, что он доносит Аврорам на Себастьяна Шоу. Своего наставника. На Шоу, который единственный позаботился о том, чтобы вытащить его из приюта, который спас его рассудок и душу, позволив учиться в Хогвартсе, который тратил время и усилия на то, чтобы следить за его обучением (и спонсировать его); который позаботился о том, чтобы он получил престижное место, потому что Эрик был в депрессии после разрыва с Чарльзом и не мог сделать это сам, который возился с ним, считал своим протеже, в то время как другим дела не было, жив он или мертв. Да, этот человек был странноватым и иногда подозрительным, но это не отменяло того факта, что Эрик был ему должен.
Но означало ли это, что он должен будет покрывать его, когда речь идет об убийстве ребенка?
Но означало ли это, что он должен позволить Чарльзу столкнуться с ним лицом к лицу в одиночестве?
Потому что даже Эрик не смог бы отговорить Чарльза от действий, когда что-то угрожало ученикам. Отказаться от участия в задуманном означало бы только то, что тот будет более уязвимым для мести, когда Шоу узнает, кто именно обвинил его. И это было фактом, независимо от того, был ли он виновен на самом деле, или нет.
А был ли он виновен? Эрик не имел ни малейшего понятия. Он не хотел в это верить. Может быть, в глубине души он и не верил. Но было так много… не доказательств, но факторов, чтобы можно было проигнорировать их или считать неудачным совпадением. Что более важно, эти факторы не мог проигнорировать Чарльз. А он должен был защитить его. Пусть даже от Шоу.
Конечно, необходимость защитить Чарльза задевала за больное место: всплывала детская уверенность, что он виноват в смерти своих родителей, что это была его ошибка, и если бы он был рядом, то смог бы защитить их. Он, девятилетний мальчик, который едва ли умел держать палочку, смог бы защитить двух взрослых, обученных и одаренных волшебников. Но против маггловского оружия не могло противостоять ни одно заклинание.
Это было реальной проблемой, которую кто-нибудь должен был решить. Мысль о том, что он, его ученики, Чарльз так уязвимы перед кусочком металла, пугала. Должен был быть способ защититься от пуль, и если он сможет поэкспериментировать, узнать, что пошло не так и почему…
А для этого, разумеется, ему понадобился бы пистолет.
Эрик перевел взгляд на письмо Поттеру, наконец-то законченное, затем посмотрел на часы; его желудок согласился, что сейчас самое время перекусить. После – за окно, за которым было виден домик лесничего. Алекс Саммерс. Молодой человек со взрывным характером, какое-то время был связан с маггловским преступным миром.
Возможно, он захочет выпить чая.
***
Чарльз был отстраненным и подавленным во время их похода по магазинам, оживляясь с очаровательной улыбкой, только чтобы через какое-то время снова поникнуть. Рейвен не знала, злиться ей или волноваться. Что-то происходило. Что-то опасное, так что он не хотел рассказывать ей.
Но он может говорить об этом с Эриком, который обращался с ним как с грязью и выставлял на посмешище перед своими чистокровными друзьями, и его Чарльз считал достойным доверия. Она наблюдала за Чарльзом, уставившимся за окно; экипаж возвращался в Хогвартс.
– Разве ты не злишься? – вырвалось у Рейвен. – Как ты можешь не злиться на него?
– Что?
– Вы играете в шахматы, обедаете вместе, проводите свободное время, у вас секреты! Похоже, ты совершенно забыл, что он сделал! Чарльз, как ты смог так легко простить его?
– Кто сказал, что я простил его?
– То, как ты ведешь себя. Если вы и не закадычные друзья, то впечатление создается именно такое. Пожалуйста, скажи, что ты не спишь с ним.
У Чарльза отвисла челюсть.
– Рейвен, а вот это совершенно не твое дело!
– О, значит, нет. Хорошо. Значит, что-то другое. Но я не понимаю, как ты вообще можешь разговаривать с ним!
– Рейвен… – Чарльз провел ладонью по лбу, как будто пытаясь прогнать головную боль. – Он был всего лишь ребенком, Рейвен.
– О, неужели? Значит, он другой? Он теперь изменился?
– Не так сильно, как мне бы хотелось, – признал Чарльз.
Рейвен сделала вдох, собираясь продолжить, но экипаж остановился. Она позволила себе выдохнуть с раздражением, собирая пакеты с покупками. Чарльз забрал самые тяжелые и последовал за ней в молчании, которое тянулось до самой ее комнаты.
Она уронила пакеты на пол и направилась к камину, который еще не погас до конца. Сзади слышалось, как Чарльз аккуратно ставит пакеты в углу и идет через комнату к шкафу, где она хранила различные наборы чая, кофе и какао. Затем звуки движения прекратились, и через мгновение Рейвен повернулась, обнаружив, что тот стоит, пальцами сжимая переносицу и ткнувшись лбом в дверцу шкафа, как будто едва мог устоять на ногах.
– Ты права, конечно, – произнес Чарльз с напряжением в голосе. – Но ты никогда… не хочу говорить это в лоб, Рейвен, но ты еще никогда не была влюблена. Ты не знаешь, каково это – хотеть отдать все что угодно, только чтобы быть с кем-то, даже если это безрассудство, даже если это неправильно.
Рейвен сглотнула, отвернулась.
– Значит, ты все еще любишь его.
Не то чтобы она не знала. Кто угодно мог понять, увидев этот взгляд, который буквально сиял, когда Эрик был рядом, даже когда Чарльз злился – так же бывало в школе, и Рейвен думала, что больше она не увидит подобного. Она думала, что Эрик убил это в нем.
– Конечно, люблю. Я сказал тебе десять лет назад, что так будет всегда.
Да, но я надеялась, что ты ошибся. Я надеялась, что ты найдешь кого-нибудь. Кого-нибудь лучше.
Воцарилось долгое молчание, прежде чем Чарльз заговорил снова.
– Я думаю, это беспокоит меня больше всего, – произнес он отстраненно, – больше, чем то, что должно действительно беспокоить меня… Он даже не написал, чтобы извиниться. Ни разу. Он был так зол на меня, что я не связывался с ним, но почему тогда он не написал? Если он так чертовски сильно любил меня, почему даже не попытался вернуть меня? – его голос дрогнул.
Рейвен закусила губу.
– Ты как-то сказал, что если бы он тебе написал, ты бы просто сжег письмо, не читая.
Чарльз запрокинул голову и расхохотался, невесело, и в уголках глаз блеснули слезы.
– Да, я так сказал. И я ждал, ждал и ждал письма, чтобы сжечь его. И не получил его.
Рейвен чувствовала, как в горле встает ком, мешая дышать. Это ее брат, ее добрый, терпеливый, замечательный брат плакал, и она хотела бы ненавидеть Эрика за то, что он плачет, но на этот раз это была не вина Эрика.
– Я должна кое-что сказать тебе, Чарльз, – произнесла она, пока не сдали нервы, и она уже не могла замолчать, чувствуя головокружение, как будто шагнула в пропасть. – Я не буду говорить “не злись”, потому что ты будешь злиться, и так и должно быть. Но я хочу, чтобы ты понял… Я так боялась за тебя, ты не ел, не спал и не говорил, ты просто лежал, как мертвый, ты даже не плакал первые несколько дней, а твои родители не делали ничего… А потом ты начал приходить в себя, и я боялась, что случится после этого. Я боялась, что ты действительно сожжешь письмо и будешь вечно жалеть об этом, но больше я боялась, что ты прочтешь его, и все повторится. Но даже если бы ты просто увидел то письмо, оно разрушило бы все, что тебе удалось исправить. Я не знала, что делать.
Лицо Чарльза изменилось при слове “письмо”, и из бледного и равнодушного стало белым и кривым. Только глаза казались живыми, горя надеждой, злостью, облегчением, ужасом и яростью…
– Отдай мне письмо, Рейвен, – произнес он резким, жестким и ледяным голосом.
Рейвен открыла ящик, перерывая содержимое онемевшими руками. Оно было там – с пожелтевшими от времени краями и поблекшими чернилами. Она передала письмо Чарльзу, чувствуя дрожь в его руках.
– Я хочу, чтобы ты ушла, – произнес он, и она послушалась, выполняя это без лишних слов.
Чарльз опустился за стол Рейвен, уставившись на выцветший конверт из дорогой бумаги. Провел пальцем по строчкам, написанным почерком Эрика, едва касаясь их. Он смотрел на письмо несколько долгих минут, которые превратились в часы, пока за окном медленно опускалось солнце. Затем сунул его во внутренний карман кардигана возле сердца, так и не распечатав, и отправился вниз на ужин.
========== Глава 17. ==========
Эрик скользнул за учительский стол на место рядом с Чарльзом; тут же сунул ему письмо, предназначавшееся Поттеру. Тот взял его, даже не изменив выражения лица, и Эрик вдруг понял, что тот выглядит очень странно: измученным, ошеломленным, почти в панике.
– Чарльз? Ты в порядке?
– Я не… не очень хорошо себя чувствую, если честно, – откликнулся Чарльз. – Думаю… мне надо лечь пораньше.
– Тебе нужно что-нибудь съесть, – произнес Эрик, указывая на переполненные тарелки с едой, которая появились, как только он пришел.
– Я лучше… возьму что-нибудь с собой, – Чарльз взял со своей тарелки чиз-ролл и встал. – Увидимся позже?
– Конечно.
– Вот, Чарльз, возьми и мой, – сказала Рейвен, протягивая еду, но Чарльз, казалось, даже не заметил ее. Эрик нахмурился, глядя ему вслед, затем повернулся к Рейвен, которая, как он понял, тоже выглядела жалко: глаза опухли, а волосы были тусклыми, как было всегда, когда она расстраивалась.
– Вы поссорились? – спросил Эрик, но ответ Рейвен, если он и был, не расслышал, поскольку на место Чарльза уселась Ангел Сальвадор.
– Прости, что опоздала, Эрик! Сегодняшняя встреча еще в силе?
Рейвен выглянула из-за плеча Ангел, чтобы посмотреть на Эрика с яростью, открыв от удивления рот, и сейчас она не слишком-то походила на человека, который так отчаянно хотел, чтобы он полностью исчез из жизни Чарльза. Эрик адресовал ей свирепый взгляд.
– Да, конечно, – вежливо ответил он Ангел. – Хотя сегодня я не смогу задержаться надолго.
– Не оправдывайся, ты же преподаешь первый год, – отмахнулась Ангел. – Времени совершенно не хватает. Обещаю, что в следующем году ты сможешь больше времени посвящать себе. Но сейчас у тебя будет хотя бы одна ночь, чтобы повеселиться.
– Ага, – произнес Эрик; мысли его занимали свирепый вид Рейвен, отсутствие Чарльза, и Ангел, которая сидела так близко, что их руки соприкасались. – Уверен, будет просто волшебно.
***
– Ну, что думаешь? – произнесла Ангел, распахивая дверцы гардероба. На обеих висели костюмы, представляющие из себя нечто из черного шелка и белых оборок. Эрик уставился на них во все глаза. Костюмы, определенно, имели стилизацию под Викторианскую эпоху и были специально изодраны; юбка Ангел представляла собой едва ли не несколько кусков, и Эрик сомневался, что настоящая девушка в девятнадцатом веке носила бы корсет сверху. Мужской костюм был основательно потерт, чтобы подходить к нему.
– Думаю, справлюсь, – произнес он.
– Не надо говорить таким тоном, как будто это какое-то испытание, – откликнулась Ангел, игриво толкнув его. – Ванная комната там… Иди, оденься, посмотрим, как он сидит, – она изогнула бровь. – Покажешь мне свой, покажу тебе мой.
Он вежливо улыбнулся, направляясь в ванную комнату с облегчением, поскольку Ангел, по крайней мере, не предприняла попыток раздеть его самолично. Понадобилось какое-то время, чтобы разобраться во всех этих слоях и пуговицах, но в итоге все равно остались некоторые части, с которыми он вообще не знал, что делать, например, длинный плащ с красной окантовкой (он что, обречен постоянно носить плащи?) и что-то, что могло бы быть галстуком.
– О, с этим я тебе помогу, – произнесла Ангел, когда он вышел из ванной комнаты. – Но ты неправильно надел! Иди сюда, сюда, – она притянула его к зеркалу, но затем добавила: – Нет, не смотри пока, дай, я поправлю, – и начала возиться с галстуком.
