Текст книги "Лучшие люди (СИ)"
Автор книги: TurtleTotem
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Ангел совершенно наглым образом вторглась в личное пространство Эрика, кажется, даже не заметив Чарльза и Рейвен.
– Вау, Эрик, ты должен попробовать эту клубнику… вот, открой свой рот.
– Э-э-э, я не… – люблю клубнику; но она уже сунула одну ему в рот, задев большим пальцем губу. Он натянуто улыбнулся и проглотил ягоду; Ангел снова взяла его под руку.
Чарльз смял печенье в кулаке, измазав пальцы во фруктовой начинке, и Эрик внезапно почувствовал себя так радостно, как не чувствовал целый день.
– Рейвен, ты выглядишь потрясающе, – охнула Ангел, обернувшись. – Это же ты, Рейвен? И Чарльз… о боже… – она закусила губу, пытаясь подавить смех.
Улыбка Чарльза сопровождалась чуть ли не рыком.
– О, послушайте! – Ангел развернулась лицом к залу, глядя туда, где обычно находился учительский стол; теперь же там расположились музыканты в полупрозрачных белых костюмах. Звуки пианино, флейты и скрипки долетели до толпы, и некоторые пары начали двигаться к центру зала.
– Давай потанцуем! – воскликнула Ангел, вцепившись в руку Эрика, и он даже не успел ничего сказать, когда она потащила его за собой.
***
Чарльз подумал, что музыканты великолепны. Помимо инструменталистов там было двое вокалистов: мужчина с ярким низким голосом и женщина с искрящимся сопрано, они прекрасно пели дуэтом. Он не узнал песню, но это была какая-то мрачная тревожная баллада о любви, хотя в сочетании с декорациями в зале она звучала элегантно и одновременно жутко.
Эрик, определенно, выглядел элегантно и жутко в этом рваном викторианском костюме, скользя по залу, как будто уроки вальса у него были на прошлой неделе, а не десять лет назад. Ангел Сальвадор, которую он держал в своих объятьях, казалась самой счастливой девушкой в мире.
Рейвен взяла пару бокалов шампанского у проходящего официанта и протянула один Чарльзу. Не отводя от Эрика глаз, он опустошил его залпом, отставив в сторону, и потянулся к бокалу Рейвен. Та инстинктивно отстранилась, но, свирепо уставившись на Эрика, улыбавшегося словам Ангел, Рейвен позволила ему забрать шампанское.
– Я знала, что они ошиваются вместе, – сказала она хмуро, – но не думала, что они и сюда придут вместе. Я бы предупредила тебя.
Он допил второй бокал шампанского.
– О чем? Мы с Эриком не вместе. У него есть право танцевать с кем захочет.
Рейвен схватила его за руку и принялась салфеткой стирать с ладони фруктовую начинку.
– Он выглядит потрясающе в этом плаще. И я даже не собираюсь говорить о галстуке, когда тут не компания одних мужчин. Будь добра, Рейвен, принеси мне еще что-нибудь выпить.
Рейвен вздохнула.
– Лучше съешь хоть что-нибудь, или я не отвечаю за то, что ты проведешь остаток ночи под столом.
***
Если Ангел и заметила, что Эрик танцует совершенно без энтузиазма, то виду не подала. Она казалась довольной всем этим, – музыкой, украшением, даже газовыми лампами – и, возможно, к лучшему. Только потому что у него и так не было никакого желания идти вместе с ней, не означало, что она из-за этого должна страдать. Чарльз бы велел ему быть добрым и учтивым.
На самом деле, как подумалось Эрику, когда он снова взглянул в сторону столиков, откуда за ним с осуждением наблюдал Чарльз, плевать он хотел на доброту или учтивость. Но в груди зарождалось что-то, смутно похожее на надежду, и он пытался улыбаться Ангел, так, чтобы она подумала, что он ее слушал.
–… это очень важная ночь для нас, приготовься, сказал он, но как я могу быть готова, когда не знаю, к чему? Ох, но музыка чудесна…
Ангел настояла на том, чтобы потанцевать под еще одну песню, а затем и под следующую; к концу третьей Эрик все же увел ее к столикам, обнаружив, что туда же направились Шоу с Эммой.
– Ах, Эрик! – произнес Шоу с такой сердечностью, что Эрик стиснул зубы. – Надеюсь, вы с Ангел наслаждаетесь обществом друг друга? Вы, определенно, замечательно смотрелись на танцполе.
Ангел покраснела и сказала что-то насчет красивой музыки; вскоре они с Шоу уже погрузились в дискуссию на эту тему, интереса Эрика же хватило ровно на три слова. Эмма с Рейвен делились друг с другом рассуждениями по поводу проблемных учеников.
– Что насчет тебя, Чарльз? Нравится музыка? – в полголоса спросил Эрик. – Ты еще не танцевал.
– М? А, да, вполне. И, нет, полагаю, ты справился за нас двоих. Не знал, что вы с Ангел так хорошо общаетесь.
– Начали день или пару дней назад. Она милая девушка.
– Согласен. Жаль, что Шоу уже наложил на нее лапы, хотя она такая молодая. Ну что ж, он в этом хорош, – он посмотрел на Эрика с гораздо более грустным выражением лица, чем, тот думал, сейчас будет, но, в то же время там были и слишком яркий блеск глаз, расслабленность во всем теле и легчайшие намеки на румянец на коже… Бокал шампанского в руке Чарльза был далеко не первым за вечер.
– На твоем месте я бы говорил потише, Чарльз, – пробормотал Эрик, бросив взгляд поверх его плеча на профессора Шоу, который все еще увлеченно беседовал с Ангел.
Но Чарльз еще не закончил.
– Так замечательно, что две любимые игрушки Шоу обрели друг друга. Уверен, вы будете счастливы вместе, – он опустошил бокал.
Разговор направился в неприятное русло. Эрик попытался разбавить его легкомыслием.
– Знаешь, Чарльз, сначала я думал, что в твоем костюме одинаковое количество голубого и зеленого, но теперь понимаю, что зеленый, определенно, преобладает.
Эрик позволил себе на секунду вообразить, как Чарльз вдребезги разбивает бокал об стол, притягивает его к себе для грубого собственнического поцелуя, чтобы наказать, но, к сожалению, все, что тот сделал в реальности – крепче сжал бокал в пальцах.
– Эрик! – позвал Шоу, и ему пришлось повернуться к нему. – Я только что говорил Ангел, что сегодня здесь есть несколько человек, которым я бы хотел представить вас двоих. Позвольте отвлечь вас от танца и все устроить?
– Я не очень хорош в светской болтовне, профессор, – произнес Эрик, но Ангел снова взяла его под руку, и спор окончился, даже не начавшись.
Час тянулся мучительно медленно, пока его водили от одной важной персоны к другой; надо было выдавливать из себя вежливые улыбки и поддерживать бессмысленные разговоры, чувствуя при этом странную опустошенность. Шоу представлял Эрика с Ангел с выражением лица средним между гордым папочкой и жадным аукционером.
Каждые пару минут Эрик отыскивал взглядом Чарльза: вот тот танцует с Рейвен, затем с Рейвен, затем снова оказывается у столиков, разговаривает с Шоном Кэссиди и Алексом Саммерсом… Редко когда в руке Чарльза не было бокала.
– Может, хватит разговоров о политике, Себастьян? – наконец, спросила Ангел полушутливо. – Я хочу еще немного потанцевать.
Шоу рассмеялся в своей особой сухой манере и любезно позволил им уйти. Эрик смирился с тем, что ему придется снова танцевать с Ангел, и попытался придумать, как бы избежать всех этих как бы случайных прикосновений, которые становились все более настойчивыми.
В конце концов, все же удалось увести ее с танцпола к Чарльзу и Рейвен.
– … не думаю, что тебе стоит это пить, – прошипела Рейвен негромко, когда они приблизились. Чарльз парировал, растягивая слова:
– Серьезно? Рейвен, а что мне еще с этим делать?
– Ну-ка, давай помогу, – произнес Эрик, забирая у того бокал и опустошая содержимое в один глоток. – Ммм, что ж, неплохое старье.
– Почему ты постоянно крадешь мои напитки? – завопил Чарльз, но рассмеялся.
В отличие от Рейвен.
– Твои вкуснее, – ответил Эрик как всегда, и был награжден ласково-недовольной улыбкой, на которую так любил провоцировать Чарльза.
– Добрый вечер, леди и джентльмены, – донеслось неожиданно со стороны группы, говорил вокалист. – Думаю, сейчас надо устроить небольшой переполох. Чтобы танцевать под следующую песню, пожалуйста, выберите не своего партнера.
Эрик уставился на Чарльза. Это не было частью плана, – монеты все еще были у него в кармане – но совершенно не означало, что он не воспользуется возможностью…
Слишком поздно; Рейвен схватила его за руку, прежде чем он смог бы что-то сказать Чарльзу.
– Давай, Эрик, один танец, – произнесла она, – по старой дружбе, – она растянула губы в улыбке, но глаза выдавали ее.
Эрик подчинился, неуклюже выводя ее на танцпол. Обернувшись, он увидел Чарльза, предлагающего руку Ангел; та выглядела смущенной, но польщенной, и кивнула.
Притянув Рейвен ближе к себе, Эрик прошипел ей на ухо:
– Возможно, твоему брату наконец захочется самому принимать решения. Он взрослый и все такое.
Лицо Рейвен внезапно стало виноватым, что нечасто было можно увидеть. Но она справилась с собой.
– Фактически он может быть взрослым, Эрик, но что-то в тебе заставляет его по-детски глупеть.
– Упомянем тогда и твою детскую ревность Чарльза ко мне, – пробормотал Эрик тихо и зло. Он чувствовал, что ярость так и рвется наружу и подавить ее нет никакой возможности. – И раз уж говорим о старых временах, каково танцевать с ним, а потом со мной, зная, что мы оба с большим удовольствием бы танцевали друг с другом, а ты бы осталась в стороне? Тебе бы лучше найти мужчину, который действительно захочет тебя, Рейвен. Если можешь.
Она резко выдохнула.
– Я и забыла, каким отвратительным ты можешь быть, когда кто-то встает у тебя на пути.
И Эрик внезапно понял, что запас его ярости исчерпан. Это была Рейвен, которую он так давно знал, и, Мерлинова борода, он больше не был ребенком, ревнивым и мелочным, причиняющим боль своим друзьям только потому, что ему самому было плохо. Он мог быть лучшим человеком.
– Прости, – с трудом проговорил он.
Рейвен моргнула.
– Что?
– Прости. Что говорю такие вещи. Что говорил такие вещи. Ты заслуживаешь лучшего.
Рейвен уставилась на него, задержав дыхание, наблюдая за ним с каким-то скрытым весельем.
– Конечно, легче извиниться, чем по-настоящему изменить свое поведение.
– Конечно. Но надо же с чего-то начинать.
Они танцевали в молчании, прислушиваясь к тексту припева, в котором что-то было о зовущих сиренах и золотистых локонах.
– Ты бы позаботился о нем, если бы был с ним? – наконец, не выдержала Рейвен. – Или ты бы… снова испортил бы ему жизнь, сломав все и предоставив мне это исправлять? И я имею в виду не то, что ты с ним порвал. Ты, наверное, и понятия не имеешь, сколько раз я сидела с ним в гостиной, вытирая ему слезы, после того, как ты оскорблял его, или орал на него, или за то, что ты предпочитал своих ужасных друзей ему, или флиртовал с кем-то у него на глазах…
– Я никогда…
– Примроуз. Паркинсон.
– Она флиртовала со мной, я не… – он сделал глубокий вдох, заставив себя перестать стискивать зубы. – Но это опустим. Я знаю, что ужасно вел себя с ним. И, нет, я не собираюсь совершить подобной ошибки еще раз. Я… Я сам себя иногда не понимаю, – голос стал тише. – Я всегда хотел только одного: быть с ним. Но я позволил всяким мелочам помешать этому. Я был идиотом. Я потратил столько времени, чтобы найти себе место, чтобы почувствовать, что все правильно… но так было только с Чарльзом. Другие парни, ты их помнишь, я уверен, это те самые, из-за которых я хотел хранить наши с Чарльзом отношения в секрете… Знаешь, со сколькими из них я хоть раз связался после выпуска? Один. Хиггс. Ему нужны были деньги, – после паузы он добавил: – Ну, двое, если считать Хотчкисса.
– Хотчкисс? Тот, который сломал тебе руку? Дважды?
– Случайно пересеклись с ним по министерскому делу. Он был полупьян и вел себя, как будто мы старые друзья. Было что-то нереальное, – песня близилась к концу; Эрик обхватил лицо Рейвен ладонями и поцеловал ее в лоб. – Ты была мне лучшим другом, чем любой из них, Рейвен. Прости, что не относился к тебе так же.
– Одно извинение еще не делает тебя другим человеком, – произнесла Рейвен, но она больше не злилась, скорее, казалась задумчивой.
– Но, может быть, это прогресс?
– Прогресс, – сказала она. – Может быть.
***
– Так вы с Эриком старые друзья, верно? Еще с детства?
Чарльз отвлекся от Эрика с Рейвен, которые явно не наслаждались обществом друг друга, и обратил внимание на партнера по танцу.
– Да, Эрик был моим лучшим другом, – был ли? Есть? Будет? Английскому языку не достает глагольных времен…
– Тогда не мог бы ты дать мне несколько советов? – она пыталась придать лицу беззаботное и дразнящее выражение, как будто это была шутка, но глаза выдавали ее. – Ну, что нравится и не нравится? Любимый цвет?
Список “нравится-не нравится”, пришедший ему на ум, явно был не тем, чем стоило делиться, и, как понадеялся Чарльз, ему не придется делиться им с Ангел.
– Его любимый цвет красный, – вместо этого произнес он. А меня предпочитает видеть в голубом, который подходит к моим глазам. Если я вообще должен что-то надевать. Чарльз едва удержался от того, чтобы не сказать это вслух. Возможно, Рейвен была права, и шампанского он этим вечером перебрал.
– Красный, – повторила Ангел с намеком на самодовольствие. – Он, определенно, ему подх… ой!
– Прости, – произнес Чарльз, разжимая руку, которой стиснул ее пальцы. – Прости за это.
– Эм… все в порядке. Ладно, но почему тогда он до сих пор не женат? Такой классный парень, как Эрик? Может, у него есть какой-то ужасный шокирующий изъян, о котором мне стоило бы знать?
– Тебе список в алфавитном порядке или в порядке возрастания мерзости? – о нет, а это было вслух.
Ангел смеялась так долго, что закончилось дело неприятным кашлем. В конце концов, Чарльз увел ее с танцпола и, усадив за столик, протянул бокал.
– Прости, – проговорила Ангел, отпивая шампанское. – Знаешь, бывает так, что не можешь остановиться… “В порядке возрастания мерзости”! – она снова захихикала и кашлянула.
Чарльз похлопал ее по спине, вымученно улыбаясь. Он честно не собирался подслушивать, но до него донесся голос Эммы Фрост, стоявшей с Шоу в нескольких футах позади:
– Ты в приподнятом настроении, Себастьян. Я думала, ты будешь недоволен обществом этих “низших существ”.
Ответом Шоу послужил еле различимый смешок.
– Значит, твои весьма таинственные эксперименты проходят хорошо, – произнесла Эмма.
– Ты права, моя дорогая. Работа скоро будет завершена, во всяком случае, она движется в нужном направлении. Совсем скоро “низшие существа” перестанут быть проблемой.
– И что только происходит в твоей голове, сладкий? – произнесла Эмма с каким-то измученным обожанием.
– Не хочу портить сюрприз, – раздался звук чокающихся бокалов. – Но зачем говорить о работе, когда можно потанцевать?
– Действительно.
Они прошли мимо, даже не глядя на Чарльза с Ангел, а тот попытался понять, почему же этот разговор так его насторожил.
***
– Я буду через минуту, – сказал Эрик Рейвен, когда они направлялись к Чарльзу и Ангел, и сбежал прежде, чем она смогла начать протестовать.
Музыканты все еще готовились к следующей песне, и вокалистка подошла к Эрику, когда он жестом поманил ее.
– Вы принимаете заказы?
– Простите, сэр, но когда мисс Фрост нанимала нас, она была очень конкретна насчет музыки…
Эрик вытащил всё серебро из кармана.
Певица изогнула бровь, глядя на столь щедрую взятку, и произнесла:
– Уверена, мы сможем исполнить что-нибудь и от себя. Прямо сейчас?
– Нет, сыграйте… сначала еще две, затем мою, – за это время он успеет найти Чарльза. И что-то сделать со своими нервами.
– Хорошо. Что за песня?
Эрик попытался вздохнуть, внезапно чувствуя волнение. Глупо нервничать из-за танца… перспективы танца.
– Вы слышали об Элвисе Пресли?
***
Он не дошел буквально несколько шагов до Чарльза, когда пухлый темноволосый мужчина в пестрой маске коснулся его руки.
– Подождите-ка, это Леншерр? Меня глаза не обманывают, все эти маски… нет, погоди-ка, ты Леншерр!
– Ну да, – признал Эрик осторожно, высвобождая руку. – А вы?..
– О-о, конечно, – мужчина стянул маску, выжидающе улыбаясь. Эрик понадобилось какое– то время, чтобы вспомнить, что тот занимал какое-то высокое положение в его департаменте, но не был непосредственным его руководителем, поэтому и не уделял особого внимания Эрику…
– А, Оливер.
Улыбка мужчины стала еще шире, он изобразил поклон.
– Полагаю, ты удивлен меня видеть, но вряд ли больше, чем я удивлен видеть тебя! Ты… э-э-э… знакомый кого-то из персонала?
Эрик перевел это как “Только миниcтерская верхушка была приглашена сюда, и ты, определенно, в нее не входишь”. Что, разумеется, было чистой правдой. Эрик никогда не занимал важного места в Министерстве. Он делал свою незначительную работу тщательно, со скрупулезностью, почти не контактируя с людьми, затем отправлялся домой для того, чтобы… пялиться на обои и стараться не думать ни о чем. Или бесцельно бродил по темным улицам, ожидая, что на него нападут. Это было словно пощечиной: осознание, насколько жалкую и бессмысленную жизнь он вел.
Настолько бессмысленную, что его коллеги даже не заметили его двухмесячного отсутствия.
– Я сам персонал, – поправил его Эрик. – Я сейчас преподаю здесь. Зельеварение.
Оливер моргнул, как будто ожидая подвоха.
– Ты преподаешь?
Эрик рассмеялся.
– Да. Справляюсь ужасно, но оценки становятся все лучше, так что, кажется, я все-таки переживу это.
– Что ж, – произнес Оливер. – Что ж, мои поздравления. Преподавать в Хогвартсе – весьма почетное занятие, – “Обычно предназначенное для людей, которые понятия не имеют, чем заняться в жизни” осталось невысказанным. – Нравится, как пошла карьера?
– Нравится? – повторил Эрик. – Нравится ли мне тратить все свое время на ехидных, ленивых и слабоумных? Что я провожу вечера над учебными планами и подписываю столько бумажек, что у меня глаза косить начинают? – А Чарльз ставит чайник и смеется надо мной. – Не особо, нет.
– Но ты улыбаешься, – сказал Оливер, и Эрик вдруг понял, что это так. Понадобилась еще минута, чтобы убедиться в этом.
– Нравится, когда все получается, – произнес он. – Когда ты пытался что-то вдолбить в голову ребенка целый день, а потом вдруг видишь, что его озарило, и внезапно они могут сделать то, что ты говорил. И они растут, по чуть-чуть, но прямо на твоих глазах, постепенно взрослея. Иногда приходится сталкивать их с башни, но затем… затем они летят, – и это было совсем не тем, что Эрик Леншерр обычно позволял себе сказать вслух. Тем более при едва знакомом человеке. Он почувствовал, что слегка покраснел.
– Что ж, – произнес Оливер, очевидно впечатленный. – Тогда, я полагаю, здесь тебе самое место.
Чарльз слышал, внезапно понял Эрик; тот наблюдал за ними из-за столика. На лице все еще пылал румянец, но, когда он встретился взглядом с Чарльзом поверх плеча Оливера, он не отвел глаз.
– Может быть.
***
Подходя к Чарльзу и Рейвен, он понял, что они увлеченно спорят о том, кто же тот человек, что прошел только что мимо – высокий, худощавый и с ног до головы покрытый синим мехом.
– Я сдаюсь, – объявил Чарльз. – Думаю, это может быть кто-то из гостей. Я его вообще не узнаю.
Рейвен, однако, прищурившись разглядывала того, затем воскликнула:
– Хэнк?
Ага, Хэнк МакКой, преподаватель Ухода за магическими существами, и поэтому ученики называли его Профессор Зверь. Что-то действительно выдавало в этом человеке Хэнка, возможно, рост и неловкие телодвижения.
Покрытая мехом фигура повернулась в их сторону.
– Рейвен? – голос, определенно, принадлежал Хэнку, пусть и звучал несколько сдавленно. Эрик оценил длину (вернее, ее отсутствие) юбки в костюме Рейвен и подавил ухмылку.
– Хэнк, как ты это сделал? Ты выглядишь потрясающе! – Рейвен сделала шаг ему навстречу и осторожно коснулась его плеча.
– Э… ну… на самом деле… Я пытался сделать инъекцию – экспериментальная генотерапия для голубого джарви*** профессора Синистры, у него редкая форма… ладно, даже я не могу произнести этого. Но я случайно вколол ее себе. И застрял в этом состоянии. Оно пройдет! – торопливо добавил он.
Рейвен это не обнадежило, но все же она сказала:
– Мне даже нравится, – она погладила его по меху на руке. Хэнк издал странный звук, как будто пытаясь что-то сказать, и на этот раз Эрик ухмылку не сдержал. – А что насчет твоей пары? – спросила Рейвен.
– О, ну, я не знаю… Просто я пришел с Алексом. Не в смысле я с Алексом, не так! Просто у нас никого в паре. Он где-то тут. Но, в любом случае, у меня никого. Нет пары.
Началась новая песня, совершенно не подходившая под белый танец, но Рейвен обняла Хэнка за шею:
– Не хочешь потанцевать, Хэнк? – синий мех переливался под ее пальцами.
Хэнк снова попытался заговорить, но в результате только кивнул.
Рейвен подмигнула Чарльзу поверх его плеча и потащила Хэнка за собой к танцполу.
– У Ангел что-то оторвалось от костюма, – произнес Чарльз. – Она пытается что-нибудь с этим сделать в холле.
– О. Конечно, – Эрика ни в малейшей степени не волновало, где она.
Чарльз долго смотрел на него, затем вздохнул.
– Что?
– Она ведь тебе совершенно не нравится, правда?
– А ты хочешь, чтобы нравилась?
– Нет, – признал Чарльз. – Я просто… за этим неприятно наблюдать. Ты ей очень нравишься.
– И с каких это пор тебя волнуют чувства “Любимых игрушек Шоу”?
– Я не должен был так говорить, – Чарльз взглянул на свой полупустой бокал с шампанским. – Или говорить именно это. Не могу понять.
Эрик осторожно забрал у него из рук бокал, вместо этого отдав Чарльзу шоколадный бисквит, на который тот покосился с удивлением, но все же с удовольствием надкусил.
– Почему ты пошел с ней? – спросил он с набитым ртом.
– Она пригласила меня, – невысказанное “А ты нет” повисло в воздухе; на лице Чарльза появилось раскаяние. Тот все понял.
Рейвен закончила танцевать с Хэнком, но они не торопились вернуться. Эрик наблюдал за ними, уходящими с танцпола и оживленно болтающими.
Отлично. Потому что следующая песня должна была начаться… сейчас.
Вот она. Арпеджио в фортепианной партии, узнаваемое, но сейчас оно звучало медленнее и печальнее, чем на его памяти, чтобы поддержать атмосферу… голос вокалиста не был таким глубоким и ярким, как у Элвиса Пресли, но все же звучал он достойно.
“Мудрецы говорят,
Что только дураки торопятся,
Но я не могу не влюбиться в тебя…”
Чарльз повернулся, широко распахнув глаза. Эрик улыбнулся, изогнув брови, выжидающе глядя на него, протянул ладонь.
Чарльз уставился на нее, открыл рот, но ничего не сказал. В искушении, но не решаясь. Эрику было знакомо это выражение лица, оно обычно появлялось, когда он уговаривал Чарльза сделать что-то, чего, тот знал, делать не следовало.
– Давай, Чарльз, – пробормотал Эрик, делая шаг вперед. – Ты танцевал с другой игрушкой Шоу, чем я хуже?
Чарльз сглотнул и взял его за руку.
Эрик чувствовал пьянящий прилив облегчения и торжества и вытащил Чарльза на танцпол, прежде чем тот смог бы передумать.
– Снова будем спорить по поводу того, кто ведет? – рассмеялся Чарльз, когда они врезались друг в друга.
– Ты все еще ниже, и предложил танец я, – произнес Эрик.
– Ну ладно, – Чарльз вздохнул, положив ладонь на его плечо, и они начали двигаться.
На вполне приличном расстоянии друг от друга; несмотря на то, что прошло так много лет. Но расстояние постепенно начало сокращаться, как будто помимо их воли, и ладони оказались не там, где должны были…
Как река впадает
Прямо в море,
Дорогой, так все и будет,
Некоторым вещам суждено сбыться.
… и Эрик отчаянно хотел сказать “Смотри, мне плевать на то, что на нас глазеют. Смотри, я усвоил урок!”, но никто даже не смотрел. Азазель был со своим симпатичным парнем-испанцем, и никого это не волновало; Эмма танцевала с леди из Министерства, что Шоу заметно развеселило. Все веселье разом испарилось, стоило ему увидеть Эрика с Чарльзом, но Эрику все равно было наплевать, даже меньше, чем на выражение “Я так и знал(а)” на лицах Мойры и Шона Кэссиди, мимо которых они только что протанцевали.
На самом деле, Эрику понадобилось меньше минуты, чтобы прекратить обращать внимание на кого-либо в зале. Ничто не волновало его больше, чем ощущение близости Чарльза, когда расстояние между ними совершенно исчезло; одной рукой он обвивал Чарльза за талию, другая скользила по спине, избегая блестящих голубых крыльев – теплая обнаженная кожа, блестки, остающиеся на кончиках пальцев – дыхание сбилось, когда он наткнулся на шрам от укуса на плече Чарльза, оставшийся у того после их первого раза. Они были двумя неопытными подростками, наполовину возбужденными, наполовину напуганными до ужаса, когда цеплялись друг за друга изо всех сил… Он обвел шрам пальцем, едва касаясь, и почувствовал, как Чарльз вздрогнул.
И они все еще идеально подходили друг другу, когда Чарльз инстинктивно ткнулся ему в шею, обвивая вокруг нее руки. Это уже был не вальс, а скорее просто объятие и покачивание под музыку.
Возьми меня за руку,
Забери мою жизнь…
Вступила вокалистка, и ее мерцающее сопрано превратило песню из странно-меланхоличной в монотонную, совершенно не похожую на ту балладу, что он слышал много лет назад. Но это казалось правильным; та же песня, померкшая за годы ошибок и непонимания. Но все-таки это была она.
Потому что я не могу
Не влюбиться в тебя.
Эрик не стал пытаться и поддаваться детскому порыву; этот танец не был шуткой. Он сказал себе, что вообще ничего не предпримет; не стоило испытывать судьбу. Но когда песня закончилась, он просто не мог заставить себя отпустить Чарльза. Они соприкасались лбами, чувствуя дыхание друг друга, и было бы проще простого податься еще немного, всего на полтора дюйма…
Чарльз судорожно вздохнул и отстранился – не окончательно, только отвернулся, но это было ясное “нет” и это отрезвляло, словно его вырвали из теплой атмосферы танца, плеснув прямо в лицо холодной водой.
– Почему? – пробормотал Эрик, сохраняя совершенное спокойствие. Не стоит напрягаться, он ведь не злился.
– Эрик… – в голосе Чарльза звучала мольба. – Это ведь не так, как будто мы что-то не поделили или просто поссорились. В этой ситуации мы не можем пойти на компромисс или просто согласиться или нет…
– Я так устал говорить об этом… – он не должен был злиться, он знал; произошедшее не было неожиданностью. Просто все шло так хорошо.
– Эрик, куда ты… – голос Ангел, доносившийся с края танцпола, заставил его дернуться, словно он услышал фальшивую ноту. Он сразу понял, что она заметила их, потому что тут же последовало громкое “Оу”, а затем робкое, неуверенное: – …Эрик?
– Ты должен идти к своей партнерше, – прошептал Чарльз.
– Моя партнерша может хоть…
– Нет, – на этот раз Чарльз чуть ли не рявкнул. – Ты не будешь смущать бедную девушку только потому что зол на меня. Ты будешь джентельм…
– Знаешь, Чарльз, ты ведешь себя слишком по-диктаторски для человека, который давно потерял право говорить мне, как поступать, – он отступил на шаг (и не прикасаться к Чарльзу было почти физически больно) и низко поклонился, чтобы это выглядело как можно более издевательски. – Доброго вечера, профессор.
– Эрик…
Он не остановился, не повернулся, уходя с танцпола и направляясь прямо к Ангел.
– Привет, – нервно произнесла она, переводя взгляд то на него, то на Чарльза, который так и стоял на том месте, где Эрик его оставил. – Эм… Профессор Шоу позвал несколько человек на озеро, для… не знаю, для чего-то. Хочешь пойти?
Эрик чувствовал себя абсолютно опустошенным, уставшим и замерзшим. И зачем ему вообще понадобилось идти на этот идиотский бал?
– Ты иди, Ангел. А я на сегодня исчерпал свой лимит общения с кем бы то ни было.
Ангел выглядела совершенно удрученной, и он попытался смягчить свой тон.
– Проведи время хорошо, Ангел. Я верну костюм завтра. Спасибо, – добавил он, вспомнив, – за хороший вечер, – “Я отлично провел время” было уж совсем очевидным враньем, поэтому этого он не сказал, остановившись на “Я ценю это”.
– Всегда пожалуйста, – произнесла Ангел. Эрик поклонился, а затем стремительно направился прочь из зала, чтобы больше не видеть ни ее, ни Чарльза.
***
Он захлопнул за собой дверь комнаты, срывая цилиндр и маску и швыряя их на пол, – трость где-то потерялась, но кого это волновало – едва справился с тем, чтобы снять плащ и сюртук, не порвав ничего, и упал в кресло у камина.
Эрик не мог решить, на кого он зол больше – на Чарльза или самого себя. Он предпочел второй вариант. Снова. Снова все испортил. Снова. Но почему Чарльз не мог просто…
Просто что? Отступиться от своих принципов, пойти против всего, во что он верил, чтобы сделать Эрика счастливым?
Я бы сделал это для него.
Тогда почему не сделал?
Это не так-то просто!
Вот именно.
Он медленно выдохнул, позволив голове упасть на руки, и сосредоточился на дыхании. Когда гнев унялся, утонул в пустой ноющей боли, он пропустил волосы сквозь пальцы и заставил себя встать. В кабинете еще оставался пирог с морковью. На балу он уделял больше внимания шампанскому, чем еде, и голова отказывалась работать.
С другой стороны, вариант напиться в стельку тоже обладал определенной привлекательностью…
Нет, твердо сказал он себе, откусывая кусок пирога. “В стельку” означало “поступить глупо”, а глупостей за этот вечер он совершил предостаточно. Начиная с того, что он пошел на этот чертов бал.
Эрик ел с сосредоточенной рассеянностью, не позволяя себе думать ни о чем, кроме процесса. Ему никогда не нравилось переедать – от этого он чувствовал себя тяжелым и заторможенным, но в то же время, после двух тяжелых голодных лет в приюте он позволял себе есть, когда бы ни захотелось. Они не голодали в приюте, но и никогда не наедались досыта.
Когда с пирогом было покончено, Эрик почувствовал себя достаточно хорошо для того, чтобы начать думать.
Он мог бы вернуться на бал. Надеть костюм. Найти Чарльза и извиниться. Прошло всего ничего… он взглянул на часы – уже час? Чарльз никогда не уходил рано, возможно, он еще там; к тому же, если что, он может пойти и в комнату Чарльза… хотя это уже будет больше похоже на нечто другое, чем на попытку извинения…
Стук в дверь раздался так неожиданно, что он с несколько секунд просто пялился на дверь.
– Это я, Эрик, – раздался голос Чарльза, и Эрик распахнул дверь, кажется, еще до того, как тот успел договорить.
Они стояли, глядя друг на друга. Чарльз мял в руке маску.
– Что случилось с твоими крыльями? – спросил Эрик.
– О, они запутались в занавеске. Одно оторвалось, так что я отдал крылья Рейвен. Они с Хэнком куда-то вместе пошли и бросили меня. Я сказал ей, что пойду спать, но вместо этого пил.
А вот это было очевидно; язык у Чарльза еще не совсем заплетался, но щеки были ужасно красными. Эрик подавил желание прикоснуться к ним.
– Заходи, – произнес он.
Эрик едва успел закрыть дверь, когда Чарльз прижал его спиной к ней, положив ладони на его грудь. В одной руке все еще была маска; Чарльз раздраженно кинул ее и прижал сильнее.
– Э-э-э… – выдавил Эрик.
– Я пришел извиниться, – пробормотал Чарльз, вертя галстук Эрика. – Кажется. Или заставить тебя извиниться. Не помню, зачем. На самом деле, может быть, я пришел, чтобы сказать, что я скучал, и что ты потрясающе выглядишь в плаще и я… Я не хочу возвращаться к себе, там холодно… – он поднялся на цыпочки, держась за Эрика, и поцеловал его.
