Текст книги "Лучшие люди (СИ)"
Автор книги: TurtleTotem
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
Еще будет время злиться, время предъявлять обвинения в обмен на извинения, какие только потребуются, как только Чарльз окажется в его объятьях, где он и должен был быть.
***
Он сорвался в середине второй недели.
Когда мадам Сальвадор, инструктора по полетам, доставили в больницу с расстройством желудка, профессор Шоу, возможно, вспомнив о том, как Эрик играл в квиддич, назначил преподавателем его.
Первыми были рэйвенкловцы.
– Я должен был научить их летать на метле, – говорил он Чарльзу за ужином, – а не нянчиться с ними.
– Эрик, – процедил Чарльз сквозь зубы, – ты столкнул испуганного ребенка с крыши башни.
– И он полетел!
– Не в этом смысл!
– Я думаю, именно в этом.
– А если бы он не полетел?
Спор разгорался с новой силой, и, пока они выясняли, насколько глупо было бы применить “Акцио, болван”, спасшего бы неумелого летуна от грязной смерти, другие учителя слушали их с плохо скрываемым весельем. До тех пор, пока Эрик, почувствовав внезапную вспышку ярости, которую даже не мог объяснить, не вскочил на ноги, ударив кулаком по столу.
– Пошел ты, Чарльз, у тебя нет никакого права! – он дышал тяжелее, чем если бы причиной был только спор, и голова странно кружилась. – Ты потерял все права осуждать меня десять лет назад, когда бросил меня. Если бы ты хотел хоть как-то влиять на то, каким человеком я должен стать, что ж, у тебя было право голоса и ты, черт возьми, воздержался.
Он развернулся и покинул Зал, старательно не думая о десятках – если не сотнях – пар глаз, смотрящих ему в спину.
***
Эрик прошел где-то половину пути до своей комнаты, когда пришлось остановиться, прислонившись лбом к стене, пытаясь глубоко дышать, не обращая внимания на злость и странное чувство головокружения, отзывавшееся во всем теле.
Сзади донеслись шаги, и у него еще было время пригладить волосы и поправить мантию, прежде чем из-за угла показалась Рейвен.
– Меня прислал Чарльз, – сказала она, скрестив руки на груди, остановившись в нескольких шагах от него. – Не вслух, ты понимаешь…
Он понимал. Чарльзу и Рейвен не нужны были слова. Эрик когда-то завидовал этой связи между Чарльзом и девочкой, с которой он сдружился во время первой поездки в Хогвартс, с девочкой, которую он уговорил взять к ним в семью, когда она осиротела на пятом курсе. Они составляли своеобразный треугольник, – он с Рейвен боролся за внимание Чарльза – но Эрик не был уверен, замечал ли тот вообще, что Рейвен в него влюблена, а к тому времени, как они выпустились, ее чувства стали исключительно любовью к брату. С примесью материнского инстинкта.
– Мы тоже были друзьями, так ведь? – услышал Эрик от самого себя. Он не мог сказать, что она была таким же приоритетом в его жизни, как Чарльз, но он все равно по ней скучал. Больше, чем думал.
– Да, – признала Рейвен неохотно. – Мы были друзьями. Пока ты не причинил боль Чарльзу.
– Я не хотел. Я никогда бы так не поступил.
– Ты так поступил.
Он выдохнул, опираясь о стену. Молчание затянулось.
– Я не знаю, сказала ли тебе спасибо, – произнесла Рейвен. – Ты спас… не мою жизнь, даже не рассудок, на самом деле, но ты спас что-то во мне. Тем поцелуем. Чарльз… Чарльз просто не понимал. Он просто продолжал уверять меня, что они найдут способ это исправить.
“Этим” было экспериментальное заклятие по трансфигурации, которое взорвалось в лицо Рейвен, подавив ее способность к метаморфии, и сделало кожу синей на большую часть семестра. Конечно, это даже близко не сравнилось бы с фурором, который мог бы произойти в маггловской школе, но и не означало, что никто не смеялся, не дразнился и не вздрагивал от ее вида. Несколько месяцев никто не был уверен в том, что это удастся излечить.
Эрик застал ее плачущей в библиотеке и сделал единственную вещь, которая пришла ему в голову, чтобы показать, что она все еще красива. Она была красивой, и тот поцелуй был по-своему приятен. Вспоминая его, он набрался смелости, когда появилась Магда, после… после Чарльза. Конечно, все сработало как нельзя лучше.
– Всегда пожалуйста, – сказал Эрик.
Рейвен закусила губу.
– Это не удержит меня от использования того проклятия импотенции, которое я нашла. Если ты снова причинишь боль Чарльзу.
– Что и требовалось доказать, – сухо произнес Эрик.
Они кивнули друг другу, словно дуэлянты, и она ушла.
***
Эрик вернулся в свою комнату через несколько минут, пытаясь успокоиться, наконец-то получив возможность выпить и попытаться что-нибудь вспомнить. Но расслабиться и сосредоточиться на том, что он хотел увидеть, оказалось трудно, и единственным, что приходило в голову, были не воспоминания из его детства, в Дюссельдорфе, но то, что произошло в Хогвартсе десять лет назад.
За день до выпускного, капитан слизеринской команды, Паркинсон, назначил последнюю тренировку по квиддичу, просто чтобы повеселиться. Чарльз не хотел, чтобы он шел, и закончилось все укороченной версией их обычного спора:
– Перестань ныть, Чарльз, у меня могут быть друзья, я не могу проводить с тобой все свое время!
– Это не то… ты никогда не… Ладно, хорошо, не важно, делай, что хочешь!
Поэтому он ушел и отлично провел время, носясь вокруг квиддичного поля в последний раз, лупя бладжеры с другим загонщиком, Хиггсом, – тоже выпускником – пока они оба не выдохлись и не устали смеяться. Неприятные вещи, которые он наговорил Чарльзу, оставили осадок, но он ведь все уладит, как всегда.
На закате они возвращались в замок, Паркинсон обнял его и Хиггса за плечи и начал жаловаться о том, что они уходят с нехарактерной ему сентиментальностью:
– Я не знаю, кем вас можно заменить, парни, просто не знаю, – произнес он. – Вы были лучшими загонщиками из всех, и достойными своего факультета!
Эрик не мог не улыбнуться, польщенный внезапным комплиментом.
– Я старался изо всех сил, кэп.
– Да? Шляясь с грязнокровками, ты это имеешь в виду? – Хиггс, смеясь, ткнул в него метлой. – Ты и этот щеночек Ксавьер.
Эрик старался не покраснеть.
– Да, ну, кто-то же должен делать мою домашку. Ксавьер довольно умен для грязнокровки.
– И тебя даже не коробит, что этот щенок безнадежно в тебя влюблен, – издал смешок Паркинсон.
– Ха, я так и знал! – победно произнес Хиггс. – А он симпатичный вообще-то. Признавайся, Леншерр, ты так и позволил этой любви остаться без ответа?
– Брось, неужели бы я так поступил? – и все, что он имел в виду, что он бы вряд ли бы пользовался тем, кто в него влюбился, но смысл получился совершенно другим, но он не стал исправляться, потому что Хиггс и Паркинсон дружно заржали, присвистывая и поздравляя его, и Эрик внезапно понял, как же старательно избегал разговоров на эту тему. И тут же задался вопросом, почему же сейчас все-таки говорит, почему эти люди вообще могут быть его друзьями, но, ладно, все же уже почти выпуск. Поздно метаться, скоро это будет вообще неважно.
Внезапно ему захотелось быть с Чарльзом, извиниться за то, что огрызался на него, провести их последнюю ночь в Хогвартсе, играя в шахматы в их секретном месте на крыше или просто пообниматься. Но он не мог найти ни его, ни Рейвен, а когда, наконец, догадался попросить одного из рэйвенкловцев поискать их в Башне, тот сказал, что их там нет.
Он не видел Чарльза до самой церемонии утром; тот выглядел ужасно: бледный, заспанный, дрожал.
– Ты в порядке? – Эрик попытался незаметно взять его за руку, закрывая широким рукавом парадной мантии, но Чарльз, возможно, не заметив этого, отстранился.
– Все хорошо, – коротко бросил Чарльз, не глядя на него.
Во время церемонии и после, когда лодка последний раз отвезла их за Озеро, во время последней поездки на Хогвартс-Экспрессе до вокзала Кингз-Кросс, Чарльз был молчалив и отстранялся. Грустил, покидая Хогвартс? Все еще злился на их ссору прошлым вечером? Но он бы точно не стал портить из-за этого сегодняшний день.
Когда они прибыли на Кингз-Кросс, еще оставалось двадцать минут до следующего поезда, первого из множества на тех маршрутах, которые они распланировали с таким энтузиазмом; это должно было быть безумное путешествие, чтобы отпраздновать их выпуск. На карте были отмечены все магические места – Годрикова Впадина, Литтл-Хэнглтон, Гриммо. Эрику, на самом деле, было плевать, куда они отправятся, он просто хотел путешествовать с Чарльзом, ему нужно было это, что-то вроде поездки на медовый месяц, только они вдвоем, никаких больше осуждающих взглядом, чтобы не прятаться. Чарльз же был одержим самой идеей поездки.
А сейчас он просто стоял на платформе, не глядя ни на что.
Почти в отчаянии Эрик подошел к нему сзади, обвивая руки вокруг его талии – кажется, это было самым открытым проявлением его чувств на публике, какое он только себе позволял – и пробормотал Чарльзу на ухо:
– А ты красивый, знаешь?
Жестким и самым ледяным голосом, каким только Эрик от него слышал, Чарльз ответил:
– Так мне говорили. А ты не из тех, кто позволит любви симпатичного и отчаянно влюбленного остаться без ответа, так? В конце концов, кто-то должен делать твою домашку, а я довольно умен для грязнокровки.
И в тот момент, испытывая ужас, как в свободном падении, Эрик совершил худшую ошибку в своей жизни. В этой ситуации единственным выходом было бы застыдиться, признаться, но вместо этого он разозлился, разозлился настолько, что совершил непростительную глупость, он начал предъявлять встречные обвинения, нападал, вместо того, чтобы защищаться. И все это закончилось тем, что Чарльз, с глазами, полными слез, послал его, подобрав самые точные и осознанные слова, построив неимоверно сложную грамматически фразу, прежде чем повернуться, чтобы уйти.
Эрик схватил его за руку, и Чарльз обернулся к нему, прорычав:
– Отпусти меня, Эрик.
И Эрик знал, что только последний дурак сделал бы это, но его рука разжалась, и Чарльз исчез в толпе.
А сейчас, после десяти лет молчания, у Эрика наконец появился шанс исправить эту ошибку, если бы он только понял, как.
Его тошнило от самого себя; поднявшись со стула, Эрик отправился в ванную комнату готовиться ко сну.
========== Глава 5. ==========
Чарльз сделал глубокий вдох, сунув коробку с шахматным набором под мышку и постучал в дверь комнаты Эрика.
Ответа не было так долго, что он уже собирался было развернуться, чувствуя и разочарование, и облегчение. Затем дверь открылась; Эрик, уставившийся на него, выглядел ошарашенным.
Ошарашенный и только что из душа, как понял Чарльз; волосы были влажными и взлохмаченными. На Эрике был темный халат, накинутый поверх… ничего.
– Чарльз?
– Да. Эм, – Чарльз одернул себя, попытался, чтобы голос звучал бодро и адекватно. – Мы будем работать вместе, Эрик. И ученики пострадают, если мы не сможем ладить. Чтобы положить этому конец, я подумал, что мы можем попытаться… – голос внезапно сорвался. – Забыть нашу историю и стать друзьями.
– Друзьями? – переспросил Эрик одновременно мягко и с примесью досады. – Нет, Чарльз. Не думаю, что это возможно.
И Чарльз уже заранее знал это. Они с Эриком Леншерром никогда бы не стали друзьями. Он не смог быть другом человека, который верил в те вещи, которые говорил, а если каким-то образом он мог переступить через это… он вряд ли бы захотел дружбы. Когда речь шла об Эрике, он бы мог бы принести в жертву и свое сердце, и свои принципы, а эта безнадежная попытка найти золотую середину не требовала ни того, ни другого.
– Ладно, – Чарльз сглотнул, протянул ему коробку. – Что ж, кем бы мы ни были, можем мы быть теми, кто играет в шахматы?
Эрик разглядывал его с несколько долгих секунд, затем провел ладонью по мокрым взлохмаченным волосам.
– Думаю, да, – произнес он, отступая на шаг, чтобы Чарльз мог зайти.
Чарльз убрал полупустой бокал… – да, немецкое пиво – со столика, стоящего рядом с камином, освободил два стула и расставил фигуры на доске, пока Эрик был в спальне. Вернулся оттуда он в брюках и водолазке, волосы гладко зачесал назад; Чарльз бы сказал, что он больше похож на человека, готового встретить новый день, нежели того, кто собирался отдыхать вечером у себя в комнате, за тем исключением, что ему надо было бы побриться.
Не думай об этом, не думай… Но было уже поздно, и он заметил рыжеватые волоски щетины, было уже поздно, чтобы нельзя было вспомнить смех и холодную пену, когда он учил Эрика как бриться в конце пятого курса, потому что даже у его отца нашлось время научить его этому, но у Эрика не было отца.
– Тьфу, Эрик, перестань, иначе ты… ммфм! У нее ужасный вкус, Эрик!
И тот, виновато улыбаясь, стер большим пальцем пену с губы Чарльза, прежде чем наклониться, чтобы поцеловать его, снова пачкая его лицо…
– Что это, Чарльз? – спросил Эрик неуверенно, и удивленно разглядывая доску.
– Я потерял несколько фигурок и из маггловского набора, и из Посвященного Второй Волшебной Войне, – застенчиво ответил он. – И чтобы получить хоть один полный, я просто перемешал оба.
– Это чертовски неудобно, – произнесла фигурка слона в виде Рона Уизли, – быть на одной доске с этими мертвыми пластиковыми остолопами.
– У меня все еще есть черные слоны, – произнес Чарльз, – но, думаю, ты предпочтешь “мертвых болванов”, учитывая, что они – Люциус и Драко Малфои, и любят менять сторону без предупреждения.
– Мне нравится твое предположение, что я захочу играть черными.
– Ну, так было всегда.
– Но я никогда бы не счел себя кем-то вроде Волдеморта, – Эрик поднял бледную ухмыляющуюся безносую фигурку черного короля, глядя на него с неодобрением.
Чарльз позволил себе на мгновение смягчиться при виде презрения Эрика. У него могли быть неприятные представления о чистоте крови, но он не был Гитлером.
Но даже не будучи им, Эрик все равно не имел права оправдывать статус “Не Слишком Порядочного Человека”. Но, все же, было хорошо, что Эрик ограничивался минимумом.
– Странно быть живой историей, – пробормотал Эрик, ставя Волдеморта на место. – Интересно, они играют фигурками, изображающих их самих?
– На самом деле, относительно мало из них еще живы, – Чарльз не смог подавить грусть в голосе, бросая взгляд на миниатюрных Люпина, Дамблдора, Снейпа. Он так долго и жадно изучал все истории, что ему иногда казалось, что он лично знал их.
– Достаточно для того, чтобы коридоры были переполнены их неконтролируемым потомством, – проворчал Эрик, взяв со столика свой полупустой бокал с пивом.
Чарльз рассмеялся.
– Так ты уже столкнулся с феноменом, известным как Банда Поттера? – Джеймс Поттер, Фредди Уизли и Тедди Люпин были ужасом школы вот уже на протяжении нескольких лет, справляться с ними помогали только Виктуар и Доминик, а в этом году прибыли еще несколько младших – две младшие девочки Уизли и брат Джеймса Поттера, Альбус, после чего хаос воцарился с новой силой. По большей части, к счастью, они были гриффиндорцами, следовательно, проблемой Логана, хотя тот скорее поощрял их.
– Необузданные дикари, все они, – распалялся Эрик, – за исключением твоей Доминик, и я подозреваю, что это только потому что она умеет держаться тихо. Они думают, что им все с рук сойдет и, черт, так оно и есть, они развязные, жестокие и никогда не слушают, но всегда знают правильные ответы…
– Они все неплохие дети, просто тебе нужно заслужить их уважение, – произнес Чарльз, двигая пешку. – Они выросли знаменитостями, хотя это даже не их заслуга, и им нужна твердая рука.
– О, не беспокойся, они ее получат, – улыбка Эрика настораживала. Он выдвинул коня – Амикуса Кэрроу – вперед своих пешек.
– А как дела со слизеринцами? – спросил Чарльз и внимательно слушал, как Эрик расписывает ему разнообразные недостатки и достоинства своих учеников; Эрик был приятно удивлен дисциплинированностью своих старост, неприятно – проблемами, связанными с поведением братьев Эшворт, убеждал его, что у профессора Логана зуб на его факультет. Много говорил о Скорпиусе Малфое, для которого явно стал любимым учителем.
– Он ходит за мной повсюду, – произнес Эрик с раздражением. – Оборачиваюсь, а он там, ничего ему не надо, просто ходит, предлагая во всем помощь и ловит каждое слово. Это бесит. И это все равно не даст ему преимущества перед другими мальчиками, если уж на то пошло.
– Он очень близок со своим отцом, я думаю, – откликнулся Чарльз, – поэтому скучает по нему. А ты, кажется, был выбран в качестве его заместителя, – он знал, что улыбается Эрику с опрометчивой нежностью, но просто не мог ничего с этим поделать. Эрик был оживлен, такой пылкий, от него исходили одновременно и любовь, и понимание, одновременно смешиваясь с раздражением и почти ликованием. Это все было до боли знакомым, и чем дальше, тем шире Чарльз улыбался, поскольку альтернативой было бы сбежать из этой комнаты, но он не мог этого сделать.
– Поосторожнее, – произнесла его фигурка Дамблдора, когда он передвинул ее, чтобы взять Беллатрикс Лестрейндж Эрика, о, да, у него бы не получилось. Чарльз быстро поставил ее назад и вместо этого сделал ход ладьей. – Сегодня ты не сосредоточен на игре, юноша, – сказал Дамблдор. – Сосредоточься, иначе могут возникнуть серьезные проблемы, – он бросил взгляд в сторону Эрика.
Тот замолчал, сосредоточенно изучая доску. Свечи в комнате гасли, одна за другой, пока не остался гореть один только камин; пламя колыхалось и трещало, давая рыжеватые отблески на волосы Эрика. С мгновение Чарльз почувствовал невыразимую легкость, дыхание перехватило, когда он наблюдал за огнями, танцующими на руках Эрика, волосах, плечах и в глазах, сощуренных, бледных, не изменившихся. Эрик потянулся к пешке, кусая нижнюю губу, и Чарльз вздрогнул.
– Замерз? – спросил Эрик, переводя взгляд на него. – Камин скоро потухнет, – он потянулся было за кочергой, но случайно задел металлическую решетку камина. Эрик отдернул руку, шипя, и Чарльз оказался рядом с ним быстрее, чем сам смог это понять, опускаясь на колени возле стула, и взял его за запястье, переворачивая ладонь, чтобы увидеть ожог.
– Ужасно, – пробормотал он, вытаскивая другой рукой палочку. – Это должно помочь. Тепеско! – мягкая голубовато-зеленая вспышка осветила ожог и втянулась в него, краснота немного спала. – Завтра сходи к мадам Помфри, пусть даст тебе противоожоговую мазь, она чудесно помогает.
– Конечно, – произнес Эрик. – Спасибо.
Чарльз осознал, что не встает и не отпускает руку Эрика. Кончиками пальцев он ощущал его пульс. Тот ускорялся.
Очень медленно Эрик поднял их руки, прижимаясь губами к ладони Чарльза.
– Спасибо, – снова пробормотал он.
Чарльза бросило в дрожь, и он подозревал, что упал бы на колени, если бы сейчас уже встал. Он пытался не смотреть на Эрика, но все равно не отводил взгляда, даже когда тот чуть наклонился, продолжая целовать запястье Чарльза. Чарльз провел пальцами по подбородку Эрика, и только тогда тот прикрыл глаза.
– Сейчас ваш ход, профессор, – позвала с доски фигурка Рона Уизли, тут же послышался шик Дамблдора, но Чарльз, выдохнув, уже вырвал свою руку, хотя и не так резко, как собирался.
– Уже поздно, – произнес он и прокашлялся, пытаясь заставить голос звучать ровно. – Уже поздно. Я должен идти в пос… Я должен идти. Мы можем закончить партию завтра вечером.
По лицу Эрика нельзя было ничего прочесть – разочарование? Облегчение? Волнение? Он просто произнес:
– Хорошо.
Чарльз ушел, оставив доску, и, как только дверь закрылась, оказавшись на безопасном расстоянии от Эрика, он позволил себе сползти на пол, прижимая колени к груди.
Глубокий вдох. Вот так.
В конце концов, как будто он не знал, что все еще по уши влюблен в Эрика. Это ничего не меняло.
На глазах выступили слезы, и Чарльз уткнулся в свои колени, контролируя дыхание, чтобы не зарыдать.
Потому что это действительно ничего не меняло.
***
Они закончили партию следующим вечером, и начали новую, которую надо было закончить послезавтра, а потом оказалось, что они играют в шахматы каждый вечер после ужина. Иногда это была комната Чарльза; Эрик почти всегда пытался настоять на своей, потому что Рейвен имела обыкновение врываться комнату брата без предупреждения (судя по всему, тот даже не был уверен, что она умеет стучаться), а потом весь вечер сидела на диване, шурша бумагами, громко жевала фисташки и свирепо пялилась на Эрика, пока Чарльз не видел.
Шахматы, определенно, помогали решить их проблему с публичными стычками. Они больше не ругались за обеденным столом, поскольку зачем же высказывать все на людях, когда можно сделать это наедине?
И если у остальных преподавателей и глаза ползли на лоб от фраз вроде “Подожду, пока мы останемся вдвоем, и докажу тебе, что ты был неправ” и “Тогда сегодня лучше пойдем к тебе”, это, определенно, не беспокоило Эрика. Он не пытался скрыть свои взаимоотношения с Чарльзом. Этот урок он уже усвоил.
Он даже не мог притворяться, что ему не нравятся их перепалки, даже прямо во время них. Настроение поднималось, когда удавалось заставить Чарльза покраснеть и начать распаляться, его веселили – и нравились – это раздражение, смешанное с беспомощностью, когда Эрик намеренно говорил что-то заведомо иррациональное. Не раз разговор доходил до того момента, когда, лет десять назад, он, скорее всего, закончился бы неистовыми поцелуями, но Рейвен умудрялась это пресекать.
Кроме того, Чарльз, кажется, предпринял все меры предосторожности, чтобы не повторился случай с поцелуем руки, избегая даже случайных прикосновений. Даже когда он немного выпивал, что обычно делало его довольно развязным, он только смотрел на Эрика с тоской, очевидно, считая, что тот этого не заметит. Он говорил и смеялся с Эриком, смотрел прямо в глаза, но никогда не прикасался к нему.
За одним исключением.
***
Профессор Шоу поймал его после завтрака в коридоре, после того как они с Чарльзом разошлись.
– Осваиваешься, Эрик? Заводишь друзей?
– Эм, да, сэр, – произнес тот, на удивление искренне. Он понял, что неплохо ладит с преподавателем Заклинаний, профессором Фрост, и Алексом Саммерсом, бывшим заключенным, которого Чарльз из жалости нанял в качестве лесника, но он подозревал, что Шоу это не волнует.
Он оказался прав.
– Как я слышал, ты много проводишь времени с моим дорогим заместителем, – произнес Шоу, и, несмотря на вежливый тон, его выдавал ледяной взгляд.
– Да, сэр, – ответил Эрик непривычно жестко. – Мне нравится его компания.
– Я думал, ты выше этого. Он хорошо справляется с трудной административной работой, но… Эрик, этот человек просто не из твоего круга, когда речь идет об уме или таланте или… да о чем угодно. Я не вижу, какую выгоду ты можешь извлечь из этого общения.
Эрик почувствовал, как пальцы сжимаются в кулаки, борясь с противоречивыми желаниями: первым было, к его собственному удивлению, сделать так, как он поступал в школе, подыграть, но несмотря ни на что, продолжать общаться с Чарльзом; вторым – сейчас же ударить Шоу по лицу и пообещать, что будет еще хуже, если он когда-нибудь заговорит в подобном ключе о Чарльзе.
– Напротив, сэр, – не без труда произнес он чуть хриплым голосом, – я всегда считал Чарльза равным себе и даже лучшим в некоторых вещах. Возможно, вам стоит научиться судить о своих коллегах по их поступкам, а не по крови.
Шоу отпрянул, и Эрику показалось, что он сейчас упадет. Он не стал ждать, пока директор опомнится, показывая, что разговор закончен, коротко кивнув.
Он прошел всего шагов десять, когда, завернув за угол, чуть ли не врезался в Чарльза.
Было несложно понять, что он слышал весь разговор, потому что он уставился на Эрика с выражением потрясения и восторга. Положив ладонь на его грудь, Чарльз буквально втолкнул его в ближайший полутемный пустой класс.
– Не… не придавай этому слишком большое значение, – произнес он, чуть сбивчиво, – но я просто не могу не поощрять такое поведение.
Поднявшись на носочки, Чарльз обхватил лицо Эрика ладонями и поцеловал его.
Поцелуй был быстрым и легким, почти невесомым, так напоминал их первый, что Эрик мог поклясться, что почувствовал запах имбирного печенья и снега. У него едва ли было время отреагировать, прежде чем Чарльз отстранился, но, даже не успев подумать, он обнял Чарльза, прижимая его к себе, удерживая, чтобы поцеловать по-настоящему, руками проводя по спине, ероша волосы, не хватало этого не хватало тебя ты нужен боже Чарльз…
С мгновение поколебавшись, Чарльз ответил на поцелуй, с беспомощным стоном отчаяния, и Эрик задрожал.
Из-за двери послышались шаги и голоса. Чарльз напрягся, отстраняясь, и сбежал, прежде чем Эрик смог заговорить.
Остаток дня он старательно пытался стереть со своего лица довольную ухмылку, появляющуюся каждый раз, как его не видели ученики, но не преуспел.
Ему понадобилось меньше двенадцати часов, чтобы все испортить.
========== Глава 6. ==========
Чарльз хлопнул дверью так сильно, что часы на стене подскочили; витражные бабочки звякнули.
– Ты почти назвал ее грязнокровкой. На глазах у всей школы.
– Но не назвал, Чарльз. Я не сказал этого!
– О, не совсем, и давай притворимся, что никто и не заметил явной подмены слова… но это было первым, что пришло тебе в голову… сорвалось с языка, как будто оно уже такое привычное…
– Ты должен признать, что меня спровоцировали, – он был спровоцирован, черт возьми, и был уверен, что Имоджен Кокс попробовала бы потрепать нервы самому Альбусу Дамблдору; ни один учитель не имел никакого права мириться с ее дерзкими выходками во время обеда, но именно этого говорить не следовало, он знал, но слова вырвались сами.
– Не смей, – выдохнул Чарльз, – обвинять одиннадцатилетнюю девочку в том, что она вывела тебя из себя, – холодная ярость в глазах была неприятным напоминанием о вокзале. – Одно дело – стыдиться магглорожденных друзей, когда речь идет о твоей личной жизни, но будучи учителем ты…
– Я никогда не стыдился тебя, Чарльз!
– Что ж, а я тебя стыжусь! – Чарльз выглядел ошарашенным собственными словами. Как и Эрик. – Мне было стыдно за тебя сегодня, Эрик. Стыдно перед людьми, которые знают, что мы друзья, потому что как можно быть другом человека, способным сказать подобное?
– Но я не говорил этого! Господи, Чарльз, подожди поступка, а после уже суди меня за него!
– Дело не в том, чтобы сказать, но даже думать об этом…
– О, теперь ты у нас полиция мыслей?
– … позволить выразить свое отношение к студентам. Все увидят, что в приоритете у тебя чистокровные…
– Точнее говоря, Чарльз, в приоритете у меня слизеринцы. Так же это можно считать моей работой.
– Ты не принимаешь этого всерьез. То, что ты только что сделал, может иметь свои последствия с нынешнего момента до самого ее выпуска, а ты пытаешься отшутиться.
– Я не…
– Я не понимаю тебя, Эрик! – Чарльз был близок к тому, чтобы расплакаться. Эрик почувствовал себя нехорошо. – Как ты можешь говорить такое… ты заступился за меня перед Шоу этим утром, а потом просто переключился и чуть не сказал это? У тебя есть свое мнение или ты просто время от времени забываешь, что я такой же магглорожденный, как и другие?
– Ты не такой как они, Чарльз, и никогда не был, я никогда не причислял тебя к ним…
– О, правда?
– Мы говорим о том, чего я не сказал сегодня или о том, что я сказал, но не имел в виду десять лет назад? Потому что это разные темы, Чарльз.
– Не уверен, Эрик, – Чарльз прижал пальцы к вискам, как если бы у него болела голова, внезапно он показался старым, усталым и слабым. – Не могу поверить, что я сделал это. Не могу поверить, что позволил себе подпустить тебя так близко, прекрасно понимая, что ты не изменился. Я не хочу проходить через это снова. Я едва пережил первый раз.
Эрик почувствовал, как в горле комом встает паника.
– Чарльз…
– Я думаю, тебе лучше уйти, Эрик.
Эрик облизнул губы, дважды сглотнул.
– Тогда… поговорим завтра.
– Не обещаю, – пробормотал Чарльз.
Оказавшись у двери в несколько шагов, Эрик остановился, положив ладонь на ручку.
– Чарльз, я люблю тебя, – в отчаянии произнес он.
Тот отстранился, вздрогнув.
– Пожалуйста, уходи, – прошептал он.
Эрик ушел, но не к себе в комнату, не в слизеринскую гостиную, не в библиотеку или учительскую или в сотню других мест, где он мог и должен был находиться. Вместо этого он принялся ходить туда-сюда по коридору, периодически огрызаясь на особенно любопытные портреты.
Чарльз всегда пытался увидеть хорошее в каждом, это ослепляло его, он просто не понимал, как, по большей своей части, отвратительно бесполезны магглы, и что только некоторые из их детей-волшебников могли переступить через свое воспитание и смешанные гены. Чарльз воспринимал бы все по-другому, если бы побывал в приюте вместе с Эриком, окруженный этими мелочными, бессердечными, жестокими магглами, которые с удовольствием позволяли детям страдать от их злобы, или халатности, или некомпетентности, – результат был один. Единственным, что помогало Эрику держаться, – это знание того, что он был лучше, чем эти ужасные люди вокруг него, что он мог делать такие вещи, что им и не снились, что он принадлежал к высшему виду существ.
– Конечно же, – сказал ему профессор Шоу, когда, наконец, нашел этого загадочного немецкого ученика, который был записан для учебы в Хогвартсе, но так и не появился. – Ты и я, Эрик, все волшебники и волшебницы, мы – следующая ступень эволюции человека. Мы более высокого порядка, мы те, кто выживет, а кто они, эти существа, созданные из грязи? Просто устаревшие модели, доживающие на последнем издыхании. Не стоит тратить свое время на то, чтобы отомстить им. А теперь собери вещи, чтобы ты мог… вернуться к нашему народу, вернуться в тот мир, где тебе место.
Должен был быть способ заставить Чарльза понять его. Возможно, не стоило бы надеяться на то, что Чарльз когда-нибудь согласится, но Эрик должен был заставить его понять, что он не монстр и не расист – он знал, что не все магглорожденные бесполезны, в одного он был влюблен, черт возьми, всегда было приятно, когда магглорожденный ученик чего-то да стоил, ему очень нравились несколько из них. Он просто хорошо понимал, что это скорее исключения.
Ноги устали, голова кружилась, но он не мог заставить себя вернуться в свою холодную пустую комнату. Это бы означало, что он сдался. Пока Эрик был здесь, пока ему требовалось всего лишь одно движение, чтобы распахнуть дверь комнаты Чарльза, он мог притворяться, что их разговор еще не закончен. Это было глупо, он знал, но это все, что у него было.
Эрик сел, прислонившись спиной к двери, поплотнее запахивая мантию, поскольку в коридоре дуло, и позволил себе закрыть глаза. Всего на мгновение.
– Эрик?
Удивленный голос вырвал его из сна; дезориентированный, злой и замерзший, он, моргая, уставился на… Мойру. Что, черт возьми?..
– Который час? – прохрипел он.
– Не знаю. Рассвело. Недавно, – голос Мойры казался ломким, дрожащим, а ее лицо было в пятнах от слез. – Что ты здесь делаешь? С Чарльзом ничего не случилось?
