Текст книги "Виновное сердце твое (СИ)"

Автор книги: Towaristsch Mauser

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Почему вы здесь?

– Потому что я не хочу идти в комнату.

– Почему? – Ганнибал склонился к нему, стремясь заглянуть в глаза.

– Там слишком замкнутое пространство. Она чем-то похожа на одну из комнат, в которой я жил когда-то.

Элита ФБР, уникальный и неповторимый следователь сидел на ступеньках его дома, словно брошенный щенок. К чему все навыки и все умения, если нет уверенности в себе? Талант, зарытый в землю.

Ганнибал постоял над ним, но Уилл никуда не торопился, и тогда он молча опустился и присел на ступеньку. Взял его пальцы в свои и начал осторожно разминать, один за другим, сустав за суставом. Уилл молчал.

– Расскажите мне о той комнате, – попросил Ганнибал вслух, перестав поглаживать его пальцы, – какие воспоминания она вызывает у вас?

– Там точно так же окно выходило на восток, – задумчиво проговорил Уилл, глядя вперед перед собой, – и так же стояла кровать. И стол. Но, конечно, там было не настолько красиво и роскошно, как у вас дома.

– Но вы все равно почувствовали себя в знакомой обстановке.

– Да, – Уилл погладил лицо ладонями, – обычно я прятался под стол, этот угол был темным, и никто не мог войти и сразу обнаружить меня, увидеть, чем я занимаюсь.

– И чем же вы занимались под столом? – поинтересовался Ганнибал, представив себе юного Уилла, сунувшего руку в штаны.

– Думал. Периодически плакал, когда меня никто не видел.

– Вас в детстве отучали показывать слезы?

– А вас нет? – Уилл взглянул на него искоса, изучая его лицо, – вы всегда бесстрастны, доктор. Это говорит о вашем хорошем самоконтроле.

И об узком спектре испытываемых эмоций, мысленно добавил Ганнибал. Но, конечно же, Уилл как и большинство людей, судил по себе. Ему проще было представить Ганнибала тонко чувствующей, ранимой личностью с превосходным контролем, чем нечутким, равнодушным питоном.

– Нас явно воспитывали по-разному, – задумчиво проговорил Ганнибал, погладил Уилла по плечу, приобнял его и заглянул ему в глаза, – ваши родители так не делали?

– Отец уж точно никогда, – хмыкнул Уилл, слегка смутившись, и опустил взгляд, – обниматься – это не по-мужски. Плакать – тем более. С тех пор, как умерла мать, я стал совсем взрослым.

– Ваш отец подчеркивал это?

– Да, – Уилл шумно выдохнул через нос, – я не приставал к нему со своими проблемами, никогда не должен был надеяться на него, потому что это… стыдно. Плохо. Так поступают только маленькие дети.

Ганнибал притянул его к себе вплотную, чувствуя, как бьется его сердце, воспоминания Уилла ничем не отличались от сотни испорченных судеб, ничего необычного, поскольку многие взрослые манипулировали детьми, не желая тратить время на их проблемы, призывая их к самостоятельности, не разрешая сигнализировать плачем о том, что им больно, страшно и плохо. Гораздо проще было сваливать все детские проблемы на самих детей. Точно так же, как гораздо проще было ликвидировать Уиллу сознание, оставив одну привлекательную оболочку.

Ганнибал задумался.

Уилл не вырывался, сидел тихо. Ганнибал чувствовал его дыхание, теплое и пульсирующее, целомудренно обнимал его, создавая иллюзию защиты.

– Отец говорил мне, что я должен сам со всем справляться. Что я сильный, и я мужчина, и моя сила – это лучший союзник.

– Быть одиноким менее позорно, чем навязывать свои проблемы другим?

– Да, – Уилл приглушенно всхлипнул, уткнулся лицом в его плечо, глухо бормоча о том, что Ганнибал, как любой психотерапевт, слышал достаточно часто, – нельзя быть уязвимым, иначе этим ты покажешь свои слабые места.

Это заблуждение было настолько ошибочно, насколько распространено. Отчего-то люди считали, что если они молчат, то об их проблемах никто не узнает. Но невербальное общение, мимика, жесты и внешний вид куда красноречивее, чем «у меня все в порядке».

– Я никого не просил. Никого никогда не просил о помощи, я всегда раньше справлялся сам, – признался Уилл, тепло и мокро дыша ему в шею, – но вышло паршиво. Почему, доктор?

– Потому что никто не может быть сильным всегда, – мягко проговорил Ганнибал. – Всем нам в какие-то моменты нужен сильный, взрослый и понимающий человек. Нельзя все время плакать в глухую стену, Уилл.

Тот смолк, часто и прерывисто дыша. Доверял ему, несмотря на то, что Ганнибал сделал с ним сегодня. Признал, что произошедшее было его ошибкой, а не ошибкой Ганнибала, взял на себя эту вину – по привычке. Потому что если кто-то виноват, то это всегда Уилл.

– Что вы чувствуете сейчас?

– Не знаю. Вы поддерживаете меня, и это так удивительно. Но я не должен показывать свою уязвимость.

– Вы не сумеете скрыть ее, Уилл, – заявил Ганнибал, гладя его по волосам, – хотя бы потому что вы незнакомы с ней.

Уилл замер и поднял на него взгляд:

– О чем это вы?

– Вы постоянно игнорируете свои слабые стороны. Вы беззащитны, потому что вы ничего не хотите знать о себе. Не знаете, что именно стоит защищать. Ваши нервы – как оголенные провода.

Уилл промолчал, внутренне не вполне согласный с его словами, не готовый признать свои паттерны поведения ошибочными. Это было больно и тяжело, Ганнибал знал об этом. Таким, как Уилл, было гораздо проще винить себя, чем других. И Джек этим умело пользовался, сознавая, что Уилл доверяет ему. Вполне возможно, Джек тоже по-отечески относился к Уиллу, поскольку был опытным манипулятором.

Ганнибал едва сдержался, чтоб не поцеловать Уилла в макушку, довольный собой и тем, что никакого Джека не предвиделось на горизонте. Чужие рычаги воздействия было невероятно сложно извлекать из головы пациентов.

– Признайте, вам же приятно, когда вас слушают и обнимают. Ваш отец был неправ. Каждый человек в трудную минуту нуждается в понимании.

– Да. Но это не значит, что я достоин этого, – сипло усмехнулся Уилл, отстранился от него, – Вы никогда меня не вылечите, доктор.

– Разумеется, поскольку вылечить можно только того, кто сам хочет этого, – сказал Ганнибал, поднимаясь на ноги, – как я и говорил раньше.

– Я помню. Однако… – Уилл тоже поднялся, пряча покрасневшее от слез лицо, – после того, как вы сегодня лишили меня активности, вы вкололи мне какой-то препарат. Я помню, как вы делали инъекцию.

– Седативный нейролептик.

– Это было страшно, но потом… – Уилл замялся, – потом мне было так легко. Я забылся… забыл обо всем. Вы можете вновь вколоть мне это?

– Однажды, – хмыкнул Ганнибал, прикидывая свой план. Он рассчитывал повторить инъекцию завтра утром, тщательно рассчитав дозу для каждого дня и разделив ее на несколько приемов.

– Я хочу сейчас, – хмуро попросил Уилл, стоя напротив него, – судя по записи с ноутбука, когда я был под воздействием препарата, вам не было противно сидеть рядом.

– Вы сделали запись? – изумился Ганнибал.

– Да. В какой-то момент мне стало так хорошо, что я решил сохранить это воспоминание не только в своей голове. Поэтому я включил веб-камеру на вашем ноутбуке и записал происходящее. Если хотите, можете посмотреть.

Ганнибал смутился. Это было неожиданное решение со стороны Уилла… и хорошо, что он не сделал ничего, что Уилл мог неправильно понять. Вернее, правильно понять.

– Я согласен носить то, что вы скажете, делать то, что вы хотите, только дайте мне этот препарат, – попросил Уилл, погруженный в свое отчаяние и неприязнь к самому себе.

– Вы хотите забыть обо всем?

– Да, – Уилл отвел взгляд, – чтоб можно было спокойно ходить по улицам, не натыкаясь на свое прошлое.

– Ваше сознание не будет таким ясным.

– Наплевать. Оно редко бывает ясным, невелика потеря.

– Хорошо, – кивнул Ганнибал, – если вы просите.

Он развернулся и пошел вниз по лестнице. Включил верхний свет в гостиной, чересчур яркий после темноты холла, и подошел к комоду, в котором хранил домашнюю аптечку. Нейролептики тоже находились там.

Удивительно, что они оба сошлись на этом решении, что Уилл откровенно пожелал потерять часть себя, чтоб стать спокойным и счастливым. Ганнибал нахмурился, надрывая упаковку шприца. Эта его уверенность в провале, сознательный отказ от борьбы… с одной стороны, темное очарование болезни и слабости. С другой стороны – полный провал Ганнибала, как специалиста по работе с такими больными. Уилл был свято уверен в том, что у Ганнибала ничего не выйдет в терапии. Он был заранее уверен.

Мысль была донельзя неприятной, Ганнибал не мог выбросить ее из головы. Он прикусил губу, аккуратно надламывая ампулу, и Уилл, который подошел ближе, заметил выражение его лица.

– Вы недовольны мной?

– Не могу сказать, что одобряю вашу идею, – хмыкнул Ганнибал, вынимая ватный тампон, – сядьте и закатайте рукав, будьте добры.

– Я безнадежный случай, – криво улыбнулся тот, – вы добры ко мне, но вы не можете мне помочь. Сами видите, что мы слишком разные.

– Вы отказываете себе в праве на ошибку, – Ганнибал склонился перед ним на колено, взял его руку в свою, подготавливая его, – вы тяжело принимаете критику ваших поступков и сразу воспринимаете ее в штыки, вы крайне тяжело и редко говорите о вашем детстве.

– Я рассказывал о своем детстве Гармону Ивэнсу, когда лечился в клинике, и что из этого вышло?

– Что? – полюбопытствовал Ганнибал, не отвлекаясь от своего занятия.

– Ничего, – хмыкнул Уилл, – как видите, ничего. И хорошо, что он порядочный человек и не продал это газетам. Я больше не хочу лечиться. Я устал. У вас в доме замечательно, доктор, ваша мебель, декор, еда – все это просто чудесно, но я не чувствую себя подходящим вашему дому. Я никогда не смогу ходить с вами по магазинам, быть таким, как вам нужно, потому что я не могу измениться.

Ганнибал ничего не ответил на эту тираду, прижимая ватный тампон к его руке, а затем поднялся на ноги и отошел к окну, разглядывая падающий снег. Он тоже почувствовал себя уставшим.

– Спасибо, – проговорил Уилл, пряча улыбку, и подошел к нему, – не переживайте из-за меня так сильно. В конце концов, когда мне все станет все равно, вы сможете меня перепродать.

– Это не выход, Уилл.

– Возможно, но мне сейчас станет легче, – тихо возразил Уилл, а потом замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Ждал, когда препарат подействует и освободит его мозг от тяжести бытия. Он закрыл глаза, и короткая тень от ресниц упала на щеки.

А потом резко обернулся к нему и коснулся плеча.

– Доктор, – сказал Уилл взбудоражено, – вы ввели мне физраствор.

***

Вода полностью впиталась в ковровое покрытие, сухие осколки опасно поблескивали, а лилии ничуть не увяли. Сильные, крепкие цветы.

– Возможно, вы стоите друг друга, – вскользь заметила Беделия, когда Ганнибал закончил пересказ адаптированной версии событий.

– О чем это вы?

– О том, что Уилл Грэм заслуживает такого, как вы.

– Мне кажется, это звучит неучтиво, – сказал Ганнибал.

– Вам кажется, – Беделия взглянула на часы, – ваше время истекло, поэтому позвольте мне попрощаться. В следующий раз жду вас согласно расписанию.

– Да, – кивнул Ганнибал, не слишком торопясь уходить, – и все же, быть может, вы дадите мне совет?

– Вот это действительно неучтиво. Мы уже обсудили сегодня советы. Единственное, что я могу вам посоветовать – это обратиться к семейному психологу.

– О чем вы? – Ганнибал наклонился вперед.

– О психологах, которые консультируют пары.

– Но мы не пара!

– Но вы живете вместе и состоите в близких, доверительных отношениях. Если вы хотите вытянуть вашего Уилла Грэма и при этом разобраться в себе, вам нужна совместная консультация. Вот все, что я могу вам посоветовать.

– Это звучит странно, – Ганнибал задумчиво ухмыльнулся, – но интересно. Я еще никогда не участвовал в совместных психологических сеансах такого рода.

– Надо ведь когда-нибудь начинать, – философски заметила Беделия и начала аккуратно подбирать осколки.

========== Часть 8 ==========

Солнце медленно, словно неохотно поднималось из-за горизонта, зато луна все еще меркло сияла, как серебряная монета, приклеенная к небосводу. Такое тусклое утро лучше всего было встречать, да и проводить дома, со стаканом прекрасного кофе и ломтиком тоста с огурцом. Слушать чудесную музыку, любоваться на морозный город из-за стекла, будучи в тепле. Зима была самым подходящим временем для сибаритства.

Однако в этот ранний час Ганнибал уже находился в офисе, полностью готовый и собранный. Поскольку утро четверга всегда было временем генеральной уборки, приходилось вставать раньше на полчаса и приходить, чтоб проконтролировать клининговую службу лично.

Наблюдая за тем, как пыль покидает его кабинет, Ганнибал спокойно вздохнул и мысленно закатал рукава. Когда он работал хирургом, приходилось использовать множество дезинфицирующих средств и быть очень внимательным – не только для того, чтоб не занести заразу пациенту, но и чтоб самому не подхватить ее. В психиатрии было ровным счетом одно и то же. Чужие проблемы следовало решать с холодным, железным сердцем. Свое же следовало беречь для более приятных задач.

Они не разговаривали с Уиллом уже три дня. После того, как Ганнибал вколол ему физраствор вместо нейролептика, Уилл совершенно вышел из себя. Возможность забыться показалась ему лучшим решением проблемы, но Ганнибал не мог позволить ему принять это решение. Держать Уилла на препаратах он мог, а соглашаться с ним в этом не мог, поскольку это смещало ситуативный акцент с “Ганнибал помогает Уиллу забыть о проблемах” на “Ганнибал неспособен вылечить Уилла”.

Последнее утверждение было совсем скверным, Ганнибал не мог позволить себе этого. Конечно, научная элита Балтимора не узнает о его провале… но тут достаточно, что Ганнибал будет знать о нем. В конце концов, Ганнибал всегда может начать курс препаратов. В любой момент, когда захочет.

Уилл, разумеется, и не подозревал об этих бурях, бушевавших в сознании Ганнибала. Уилл всего лишь хотел получить свою дозу спокойствия и, столкнувшись с подвохом, просто-напросто потерял контроль над своими словами. Ганнибалу даже интересно было – оправдает ли Уилл его после этого?

– Это физраствор… – пробормотал Уилл в тот вечер, поглаживая место инъекции, – вы обманули меня, так?

– Вы сами понимаете, что я не мог ввести вам препарат.

– Но вы же согласились… Выслушай пациента и сделай по-своему? – выдохнул Уилл, обходя его и стараясь заглянуть в глаза, – почему вы не отказали прямо? Почему попытались обмануть? Думали, что я не замечу?

Признаться, именно так Ганнибал и думал, забыв о его возможностях.

– Если вы знаете об эффекте плацебо…

– Я не нуждался в п-плацебо! – воскликнул тот, едва заикаясь, как всегда в минуты сильного волнения. – Знаете, мне всегда казалось, что вся лечебная психиатрия – сплошной эффект плацебо!

Он громко выдохнул и провел ладонями по лицу, с силой стиснул голову.

– Все эти слова, что я должен вылечить себя сам, что я должен понять, что врачи не могут помочь… Все это пустые слова, не правда ли? Как физраствор вместо препарата. Только у людей нет иных свойств воздействия, кроме пустых слов!

Ганнибал ухмыльнулся. Он владел весьма широким спектром воздействия на людей, один только темный подвал иногда очень положительно влиял на психику. Электрошок, да и иные неортодоксальные методы показывали себя с лучшей стороны, Ганнибал, конечно, мог познакомить его со всем этим, если Уиллу так уж не нравились спокойные беседы, но вряд ли Уилл имел в виду, что хочет столкнуться с карательной психиатрией.

– Это было жестоко! – шумно выдохнул Уилл, его пульс зашкаливал за допустимые значения, и грудная клетка часто вздымалась.

– Тише, – проговорил Ганнибал, пытаясь приобнять его, но Уилл отступил на шаг назад:

– Нет, доктор. Вам нравится рассматривать меня, как объект, но на сегодня с меня хватит. Объект устал.

– Вы неправильно меня поняли.

– Неужели? А как я должен был вас понять? – Уилл отступил еще на пару шагов и взлохматил волосы, – или же это была месть?

Ганнибал непонимающе нахмурился, и Уилл смолк, вглядываясь в его лицо:

– Месть за то, что испортил вам выходной день, да, доктор?

– Уилл, – прохладно проговорил Ганнибал, не делая больше попыток его обнять, – я могу понять ваше состояние, вы действительно сильно устали. Прошу, прекратите приписывать мне ваши подозрения.

Уилл ничего не ответил, и Ганнибал принялся убирать легкий беспорядок в наступившей тишине.

– Если я неправ, то почему вы это сделали? – спросил Уилл все так же подозрительно, но без прежнего напора и агрессии. Милый Уилл, совершенно неопытный в нападениях, не видел, что во время атаки подставляет под удар свои незащищенные места, мягкий, уязвимый живот, в который так и хотелось запустить когти. Нет ничего слаще, чем поймать этот момент, увидеть, как противник открылся – и тут же метнуться, разодрать нежное, сладкое, потроша теплые, живые внутренности. Редкое удовольствие. Это вам не забой свиней.

Наверное, когда милый Уилл пришел к Хоббсу и накинулся на него, то точно так же подставился. Мелкий неопытный хищник как соболь-перволеток – ловкий, гибкий, кусачий, но бессильный против опытных и крупных зверей.

Ганнибал вздохнул и сказал, встав к нему вполоборота:

– Я уже объяснял. Не реши вы воспользоваться сенсорами для анализа препарата, мы бы с вами сейчас мирно сидели на диване, пили что-нибудь горячее и вели приятную беседу. А после я бы проводил вас, и вы бы уснули прекрасным, спокойным сном.

– Но это было бы построено на лжи, – все еще упрямился Уилл.

– Я даю вам лекарство. Вы мне доверяете. Лекарство работает.

– Простая схема, – выдохнул Уилл, не глядя на него. Уставился куда-то в сторону, сжимая пальцы в кулаки. Возможно, рассматривал потерянную возможность провести остаток вечера в тепле и целомудренной полублизости.

Ганнибал терпеливо смерил его взглядом, готовый произнести, что история не знает сослагательного наклонения, но он, Ганнибал, вполне способен рассмотреть сейчас эту возможность. Однако Уилл гордо вскинул голову, и, выдохнув, молча вышел в холл, даже не пожелав ему приятных снов.

С тех пор они и не разговаривали. На следующее утро Уилл не спустился к завтраку, и Ганнибалу пришлось отказаться от утренней разминки – вместо этого он пятнадцать минут сочинял и писал записку, аккуратно выводя каждую букву. В записке говорилось о том, что Ганнибал предельно уважает личное пространство Уилла и не станет вторгаться в него, но если тот пожелает продолжить терапию, то Ганнибал всегда к его услугам. Он оставил записку на кухонном столе, к ней прилагались омлет, сосиски (можно сказать, что свиные) и пластиковая карточка с парой сотен долларов.

Откровенно говоря, Ганнибал рассчитывал на ответный жест. Открытка, сделанная своими руками, могла быть приятным подарком, даже если бы Уилл соорудил ее из металлолома, но он ничего не ответил. Записка и завтрак исчезли, посуда оказалась вымыта, а карточка так и лежала на столе. Никаких операций по снятию денег совершено не было.

Уилл не вышел и к ужину, после чего Ганнибал сделал вывод и на следующий день оставил ему еды в холодильнике на весь день, пояснив в утренней записке, что и как следует разогреть.

Молчаливое противостояние длилось уже четвертый день, вызывая у Ганнибала противоречивые чувства. С одной стороны, Уилл был его собственностью и не имел права поступать так. С другой стороны, Уилл был его собственностью и мог вредничать, сколько пожелает – это ничего не изменило бы. Не было смысла доказывать ему, кто в доме хозяин, если они оба прекрасно знали об этом. Играть в холодную войну было интереснее.

Выслушивая переживания пациента о панической атаке, Ганнибал параллельно представлял себе Уилла, который сейчас, вероятно, только проснулся и сидит на кухне, одинокий и небритый, молча ест холодного лосося в пряном соусе. Холодный лосось был куда менее вкусным, чем правильно разогретый, но Ганнибал отчего-то был полностью уверен, что Уилл съест его так.

– Я боюсь, что это вернется снова, – проговорил пациент, стискивая пальцы в кулаки, чтоб не стиснуть что-нибудь еще. – Я боюсь повторения этого кошмара.

– Не бойтесь, – проговорил Ганнибал, исполненный мыслей о холодном лососе и не менее холодном Уилле, – вы тратите драгоценные силы на страх. Лучше расскажите мне, что вы предпримете, чтобы этого не повторилось.

***

День был невероятно долгим. Последний раз день был таким долгим, когда он неделю преследовал жертву, и ему два раза пришлось отказаться от решения убить ее немедленно. Третий раз должен был стать решающим, и вот в тот день Ганнибал тоже едва мог дождаться вечера.

Во время последнего сеанса ему позвонили на рабочий сотовый – он обнаружил пропущенный вызов, когда проводил клиента. Номер принадлежал одному из его бывших клиентов, Джереми Палмеру. Джереми был из тех, кто периодически возобновлял терапию, когда осень вступала в свои права и нагнетала тоску. Ганнибал ненавязчиво поддерживал в таких клиентах связь между “Сеанс у Ганнибала – спокойная, мирная осень”. Это было не очень вежливо, осуждалось в профессиональных кругах, однако Ганнибал прекрасно знал – если не он, так будет другой психотерапевт. Многие клиенты, однажды попробовавшие терапию, рано или поздно прибегнут к ней снова в минуты тревоги. Пусть лучше они прибегнут к ней в его кабинете. Особенно если они достаточно богаты.

Поэтому Ганнибал немедленно перезвонил, строгий, но уже готовый подумать о том, есть ли место в его драгоценном расписании. Разумеется, вначале они поговорили о ничего не значащих мелочах, но потом разговор перетек в нужное русло.

– Я бы хотел узнать, доктор Лектер… – произнес Джереми, – узнать насчет приема.

– Такие вопросы не могут быть решены сразу, – сказал Ганнибал, уже вычислив подходящие свободные часы. Таких мест было немало, потому что Ганнибал предпочитал требовать большие деньги и иметь мало клиентов, обеспечивая тем самым приличный заработок при достаточном количестве драгоценного свободного времени. Мог себе это позволить.

– Я понимаю…

– Ради вас, – хмыкнул Ганнибал, прикидывая, сколько сеансов тот возьмет сразу, – я готов сделать некоторые сдвиги.

– Ох, простите, но это я не для себя прошу, – замялся Джереми, – я рассчитывал к вам летом попасть, не раньше.

– А для кого же?

– Мой двоюродный братец женился не так давно, молодая семья, сами понимаете, что есть проблемы, и вот женушка попросила меня подсказать. Я сразу вспомнил о вас.

– Сожалею, Джереми, но я сейчас не веду семейную терапию.

– Речь только о жене моего кузена. Я, конечно, понимаю, что у вас все расписано, но я так надеялся ей помочь…

– Я подумаю, – сказал Ганнибал, – перезвоните мне завтра, будьте добры, и я сообщу, смогу ли я найти время.

– Спасибо вам, доктор Лектер. Обязательно перезвоню!

Ганнибал вежливо попрощался с ним и повесил трубку. Джереми Палмер был известным бизнесменом, в том числе владел одним из тех отвратительных моллов, в котором они побывали с Уиллом. Кем был его кузен, Ганнибал не интересовался, кроме того, что в детстве он носил очки, хорошо учился и однажды научил младшего братишку дрочить. Следовало навести справки и выяснить информацию, но, в любом случае, он мог оплатить своей жене консультацию у Ганнибала. Это было весьма кстати – он давно не проводил сеансы с кем-то новым.

Едва ощутимая вибрация раздалась вновь, на этот раз с личного телефона. Смс с бесплатного портала отсылки сообщений:

“Я не знаю, что отвечать на эти записки. Я вел себя по-дурацки. Сейчас тоже. Нужно поговорить об этом. У*”.

Сервис отправки безжалостно отрезал последние буквы, но “У” больше ничего не написал. Видимо, посчитал, что все и без того понятно. Так и было. Ганнибал сразу понял, кто этот таинственный “У”, нуждающийся в разговоре. Это было очень странное сообщение, в котором “У” ничего не обещал, но Ганнибал почувствовал приятное волнение. За разговором могло стоять бесконечное множество вариаций, и большинство из них были невыразимо дивными и многообещающими.

Как это было? Холодный лосось съеден и крем-суп из устриц тоже. В холодильнике есть еще десерт, но такие смс нельзя писать после десерта. Такие смс можно писать только после того, как съедены, вернее, искусаны губы, после того, как становится ясно, что душевную пустоту не заполнишь ни едой, ни книгами, ни благословенным одиночеством. Ганнибал на мгновение крепко стиснул телефон в ладони. Он глубоко вздохнул, зажмурившись сладко, а затем открыл глаза. Мысленно спрятал все возникшие чувства, вновь продезинфицировав мысли, разум и язык. Еще один пациент на сегодня, еще один час, посвященный работе – и предвкушению вечера.

***

Уже начало темнеть, и тусклая монета луны стала невероятно яркой, когда Ганнибал встал на пороге своего дома. Несколько поколебавшись, он позвонил в дверь, прежде чем открыть ее: у Уилла еще не было ключей, но раз уж он хотел поговорить – стоило хотя бы сделать вид, что у них все нормально и предупредить о своем приходе.

Поздоровавшись сдержанно с Уиллом, он хотел пройти внутрь, но тот постоял у открытой двери, потом высунулся наружу, вдохнул свежий ночной воздух:

– Я подумал… Вы не хотите немного прогуляться?

Ганнибал поразмыслил над его предложением, а затем кивнул. Небольшая смена обстановки могла оказаться кстати.

В парке никого не оказалось, хотя час не был таким поздним, да и погода стояла безветренная, достаточно приятная. Длинная неширокая дорожка уходила вглубь, освещенная желтым светом фонарей.

– Хороший вечер, – заметил Уилл. Он молчал до этого минут пятнадцать, и Ганнибал уже решил, что прогулка так и пройдет в тишине.

– Да, – кивнул он, – вполне.

– Здесь чересчур тихо.

– Тихо и уютно, – согласился Ганнибал, аккуратно поднимаясь по ступенькам их диалога. – Вам нравится?

– Нет. Слишком уж тихо. Я все хотел спросить… у вас есть пистолет?

– Есть, – усмехнулся Ганнибал, – но зачем мне пистолет, когда вы рядом?

Уилл недоверчиво взглянул на него и смутился, сунув руки в карманы.

– Вы преувеличиваете мои способности.

– Быть может, это вы их недооцениваете.

Уилл вновь смерил его взглядом.

– В любом случае, я рад, что у вас есть пистолет.

Ганнибал ничего не ответил, сощурился и поглядел вперед, в темноту.

– Как прошел ваш день? – спросил он через пару минут, потому что Уилл вновь ушел в себя. Общение выдалось неловким, не таким приятным, как Ганнибал представлял себе, и было сложно изменить возникшие ощущения. В конце концов, Уилл мог быть поприветливее и пообщительней, тогда вечер моментально приобрел бы приятную романтическую окраску.

– Точно так же, как и вчерашний, – ответил тот не сразу.

– Что-нибудь интересное?

– Нет… – Уилл пожал плечами, – нашел Молли в фейсбуке и написал ей письмо с извинениями.

Ганнибал вначале решил, что ему послышалось, но нет, Уилл и правда это сказал.

– И как Молли?

– Никак. Она не ответила.

– Вероятно, она занята. Что вас сподвигло завести страничку в фейсбуке?

Уилл мрачно выдохнул:

– Мне стало скучно.

Скучно. У Ганнибала библиотека была обширнее, чем в некоторых книжных магазинах, а Уиллу стало скучно!

– И кого вы еще нашли в фейсбуке?

– Это упрек?

– Нет, это вежливый интерес.

– Почему у вас нет странички в фейсбуке? – спросил Уилл вместо ответа, явно не придумав ничего умнее для продолжения беседы. Ганнибал почувствовал легкое раздражение от того, что разговор не клеился.

– Зачем бы мне она?

– Для рекламы ваших услуг. Я видел, так многие делают.

– Спасибо, – усмехнулся Ганнибал, – я не нуждаюсь в такого рода рекламе. Но у меня есть постоянная колонка на одном из популярных научных сайтов.

– Я читал.

– Если вам интересен интернет-маркетинг, вы можете заняться им.

– Да нет, – хмыкнул Уилл, – не очень.

– А чем бы вы хотели заняться?

– Понятия не имею. У меня даже нет ключей от вашего дома, и я не уверен, что мне можно их попросить. Я даже не уверен, что мне стоит одному выходить на улицу.

– Мы можем решить этот вопрос, – Ганнибал остановился и посмотрел на него, вглядываясь в глаза, – как вы сами оцениваете свое состояние?

– Я не знаю… – выдохнул Уилл, инстинктивно отходя от него на пару шагов, – вы считаете меня неадекватным, Джек заявляет, что я опасен…

– Я спросил, как вы оцениваете свое состояние, – Ганнибал двинулся ближе, и Уилл отступил вновь, пока не наткнулся спиной на широкий ствол дерева, – именно вы.

– Я думаю, что я вполне нормален сейчас, – шумно сглотнул Уилл, прижимаясь к дереву, – думаю, что… Впрочем, неважно.

– Важно, – возразил Ганнибал, стоя прямо перед ним и испытывая искушение прижать его к стволу плотнее, – расскажите мне все, что вы чувствуете.

– Я считаю, что я в состоянии отвечать за свои поступки, – тихо заявил Уилл, облизывая пересохшие губы. Боялся возражать, не хотел навлечь на себя его недовольство, но и отказываться от своих чувств тоже не хотел. Желал отстаивать свою правоту и вместе с тем колебался – стоит ли?

– Вы считаете, что вы адекватны. Какие чувства у вас вызывает эта мысль?

– Я… – Уилл замялся, не выдержал пристального взгляда и закрыл лицо ладонью, – я не могу это сказать.

– Можете, Уилл.

– Я считаю, что вы неправы, – глухо пробормотал он в свою ладонь, и Ганнибал, желая услышать это отчетливее, взял его пальцы, влажные от дыхания, и отвел их от его лица.

– Вы считаете, что я был не прав? – спросил он, приблизившись едва ли не вплотную. Едва не зажмурился от удовольствия, подначивая его. Ну же, Уилл, покажи зубы!

Уилл молча закивал, не глядя на него. Ждал, что Ганнибал скажет дальше, и одновременно опасался этого.

– Вы привыкли винить во всем только себя. Но что вы чувствуете, Уилл?

– Я зол на вас, – глухо сказал тот, размеренно дыша, будто перед погружением на глубину, – вы несправедливо поступили со мной после встречи с Молли.

========== Часть 9 ==========

There’s so many times I’ve let you down,

So many times, I’ve played around,

I tell you now, they don’t mean a thing.

Ev’ry place I go, I think of you;

Ev’ry song I sing, I sing for you;

When I come back, I’ll bring your wedding ring.

(John Denver)

Луна была настолько яркой посреди безоблачного неба, что казалось – закрой глаза, и можно будет увидеть ее сквозь веки, услышать ее тихий, мелодичный звон. Ганнибал бесшумно выдохнул, воздев лицо к небу.

– Я не хотел бы задеть вас, – напряженно произнес Уилл в унисон со звоном луны, словно вздрогнула тонкая металлическая нить, – но это было жестоко. Вы могли поступить со мной иначе. Но вы предпочли легкий выход.

– Но вас задело не только это?

– Нет, – Уилл шумно сглотнул, по горлу его прошла дрожь, – потом вы дали мне препарат, и я помню, что вы были очень добры со мной, отчего мне было хорошо. Почему?

– Почему вам было хорошо?

– Нет, это я понимаю. Почему вы сидели со мной и тратили свое время?

– Невежливо считать чужое время, Уилл.

– Но вы ответите?

– Я совершил ошибку, отключив вас, – Ганнибал не сдвинулся с места, но Уилл все равно переступил с ноги на ногу, хотя бежать было бессмысленно, да и некуда. – Я хотел загладить свою вину.