Текст книги "Виновное сердце твое (СИ)"
Автор книги: Towaristsch Mauser
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
В темноте спальни яркий свет от экрана неприятно резал глаза, список действий предлагал разнообразие вариантов. Но Ганнибал чувствовал сложнопреодолимое желание отключить его полностью. Уилл ненавидел это ощущение беспомощности, уязвимости и отсутствия самоконтроля, и это должно послужить ему хорошим уроком, где бы он ни находился.
Звонок мобильного телефона прозвучал особенно громко. Ганнибал вынул его из кармана и с полминуты колебался, но решил все же ответить на звонок, такой настойчивый и громкий.
– Слушаю, – произнес он прохладно, пролистывая скучные команды на пульте.
– Это я, – взбудоражено выдохнул Уилл, – простите, что раньше не позвонил, просто не мог.
– Что-то произошло?
– Да. Сегодня случилась перестрелка, я как раз помогал патрулировать территорию.
– Что именно с вами произошло? – еще более холодно произнес Ганнибал, но Уилл своевольно отмахнулся:
– Со мной все в порядке. Простите, мне некогда говорить. Я нахожусь на Йорк Роад, 5758. Если можете, приезжайте.
На экране высветилось время звонка: семнадцать секунд. Семнадцать секунд смог выкроить невероятно занятый Уилл, чтоб сообщить, что с ним все в порядке. Ганнибал медленно сцепил пальцы в замок, вытянул руки, напрягая и расслабляя мышцы. Это было не просто грубо со стороны Уилла, это было экстремально грубо.
***
На Йорк Роад находилась ветеринарная клиника. Незаметный среди воя и лая, яркого света, сильных запахов дезинфекции, лекарств и стойкого аммиачного запаха кошачьей мочи, Уилл нашелся в одном из кабинетов. Он сидел у переносного стола, на котором лежала крупная, тяжело дышащая немецкая овчарка, и позволял ей вылизывать свои пальцы.
– Тише… – услышал Ганнибал его голос, непривычно ласковый, но твердый, – тише, парень. Все будет хорошо, вот увидишь.
Кобель заскулил в ответ, неловко царапая пластик стола тупыми когтями, и Уилл почесал его за ухом:
– Это только первое время будет болеть, Рой. Потом пройдет, вот увидишь. Ты просто не думай об этом… Болит, я знаю, – Уилл потрепал его аккуратно по перебинтованной холке, и кобель тихо, на одной ноте заскулил, продолжая жаловаться ему на жизнь.
– Добрый вечер, – сдержанно проговорил Ганнибал, проходя внутрь и не вполне уверенный в том, что желает сейчас наказывать Уилла за его невнимание. Не из-за трогательной картины, а потому что Уилл все равно ничего не способен сейчас воспринять.
– О, это вы, Ганнибал, – тот улыбнулся устало и поднялся ему навстречу, – я так рад, что вы здесь.
– Если бы вы мне сразу сообщили, я приехал бы раньше, – холодно заметил тот, и Уилл почесал шею, пряча взгляд. От правой скулы к виску красовалась сочная, наскоро смазанная дистерилом ссадина.
– Я… Простите, я виноват перед вами. Я был так взвинчен, что не посмотрел на время… потерял ему счет.
Ганнибал промолчал, отстраненно разглядывая его, и Уилл не вытерпел этого, подошел ближе и стиснул его плечо с силой.
– Пожалуйста. Я представляю, что вы за меня волновались… мне стыдно.
– Расскажите, что произошло, – хмыкнул Ганнибал, разглядывая его шею: шарф, которым Уилл маскировал синяки, давно сполз на плечи.
– В участке знали, что во время патрулирования перекрестка могут возникнуть проблемы, об этом намекнул один из местных осведомителей, – пробормотал Уилл, не поднимая глаз, – особой проблемы в этом не увидели, но я решил присоединиться к патрульным. Все, к счастью, остались живы и отделались небольшими травмами, вот только Рой…
Уилл скользнул ладонью по плечу Ганнибала и вернулся к кобелю, отчего тот довольно и тонко заскулил, вновь вылизывая его пальцы.
– Рой попал под две пули, – нахмурился Уилл, – вот здесь, в шее, выше брони.
Ганнибал без особого интереса взглянул, но под бинтами, разумеется, нельзя были ничего различить. Кобель, заметив приближение Ганнибала, оскалился и гавкнул пару раз оглушительно громко.
– Тихо! – осадил его Уилл низко и серьезно, – Лежи смирно!
Рой разинул пасть, демонстрируя внушительные зубы, звучно щелкнул челюстями, но заметив неодобрение Уилла, жалобно завыл.
– Конечно, если станешь дергаться, будет больнее, – сказал ему Уилл, запуская пальцы в густую шерсть, – лежи смирно, Рой, ты же хороший парень.
Ганнибал с надменным сомнением взглянул на них обоих, не подходя ближе. Уилл, его домашний ручной профайлер, гладил пса, чьи мощные клыки могли легко разорвать податливую, нежную человеческую плоть. И Уилл ведь тоже был не настолько беззащитен, насколько казался. Уилл, по сути, был прекрасным инструментом для убийства, но совершенно не использовался по назначению.
Ганнибал задумался об этом, мысленно переместив Уилла из категории декоративных предметов искусства в раздел оружия и доспехов.
– Джонс получил вывих плеча и попал в больницу, не смог остаться с Роем, – пояснил Уилл, – врачи сказали, что сейчас сделают операцию, что прогноз хороший, и все ушли. А я остался. Хотел побыть рядом, когда он придет в себя… Он обрадовался, хотя мы так недавно знакомы, да, Рой?
Тот, услышав свое имя, завыл, подражая интонациям Уилла, и тот засмеялся.
– Он шумный, но очень сообразительный.
– И как долго вы намерены здесь оставаться? – поинтересовался Ганнибал.
– Я не знаю. За ним наблюдают периодически, – Уилл обернулся к нему, – что для него лучше?
– Человеку я бы назначил обезболивающее с седативным эффектом, – проговорил Ганнибал задумчиво. – Но я не знаю, станут ли назначать это псу.
– Пойду, позову ассистента врача, – сказал Уилл, поднимаясь на ноги, – присмотрите за ним, пожалуйста.
Он подошел к двери, и остановившись у дверного косяка, неуверенно улыбнулся. Ганнибал кивнул, а потом, проводив Уилла взглядом, повернулся к Рою, который поглядел на него подозрительно и хмуро.
– Твой дом и семья – это полицейский участок, – напомнил ему Ганнибал, склонив голову к плечу, – и не вздумай внушать Уиллу обратное.
Рой сморгнул пару раз, следя за его жестами, а потом тоскливо заскулил.
***
– Вы все еще сердитесь? – поинтересовался Уилл вполголоса, когда Рой уснул, и им наконец-то удалось покинуть клинику. Ганнибал не ответил, молча проводя пальцами по его щеке, не касаясь ссадины. Уилл прикрыл глаза и шумно вздохнул, подбирая слова, но так ничего и не произнес вслух.
До парковки были недалеко, но Ганнибал, желая окунуться в ночной город, пошел в обход. На улице было безлунно и непривычно тихо. Если бы город вымер, можно было бы услышать, как звенят почки на ветвях деревьев, набухшие, сочные, уже готовые распуститься.
– Кстати, я нашел информацию о весеннем репертуаре, – сказал Уилл негромко, шагая рядом и касаясь его плечом.
– Вас что-то заинтересовало? – Ганнибал положил ладонь ему на талию, и Уилл тихо усмехнулся, а потом сказал:
– Знаете, когда-то в детстве я читал пьесу Гюго о разбойнике, который покушался на императора.
– Эрнани.
– Да. Не знал, что есть такая опера… – медленно произнес Уилл, – но в детстве меня порядком удивило то, что Эрнани пообещал старому гранду свою жизнь… пообещал покончить с собой, если тот пожелает. И когда гранд из ревности настоял на этом, то Эрнани не стал колебаться.
– Почему вас это удивило?
– Я ждал, что все закончится хорошо, – криво улыбнулся Уилл, – что гранд не станет распоряжаться этим правом. Что все будут счастливы. И вот этот поступок – покончить с собой из-за клятвы чести…
– Вам кажется, что в наши дни такие поступки выглядят нелепо?
– Нет, – тихо ответил Уилл, взял его за руку, вынуждая остановиться, и заглянул в глаза, – на самом деле, такие поступки происходят сплошь и рядом, Ганнибал. Гранд, его невеста, его друзья видели в Эрнани благородного человека, и он просто… Просто не хотел их разочаровывать.
– Вам это импонирует? – Ганнибал поправил на нем шарф и коснулся пальцами щеки.
– Да, наверное, – Уилл медленно кивнул, – это так больно – подвести того, кого любишь. Оказаться в его глазах хуже, чем он о тебе думал. Никогда не стоит давать повод считать тебя лучше, чем ты есть на самом деле.
Тишина ночи стояла сочная, наполненная звуками, мыслями, и Уилл говорил какие-то странные, крамольные вещи, ведь чужое разочарование не стоило ничего. Ганнибал с любопытством смотрел на него, вновь поглаживая по щеке и предвкушая долгий, сладкий ужин.
– Вы считаете, что я неправ? – догадался Уилл. – Но впрочем, если смотреть с вашей точки зрения, то неправ, конечно.
– О чем вы?
– Я знаю, что вы сами себе судья. Вы не боитесь разочаровывать… вам это легко. А я…
– А вы весь вечер провели с раненым псом.
– Ну вы же видели его морду, вы слышали, как он скулил и дышал мне в ладонь, – Уилл шумно выдохнул, – представляете, как мерзко просыпаться ночью раненым и брошенным?
– Уилл…
– Так и есть.
– Ему ввели достаточную дозу снотворного, чтобы он спокойно отдохнул.
– Я повел себя глупо сегодня? – спросил Уилл, и луна, выплывшая из облаков, осветила его бледное лицо, – вы так считаете?
– Нет, – Ганнибал обхватил его голову ладонями, разглядывая сосредоточенно и внимательно, – я считаю, что эмпатия делает вас невероятно привлекательным.
Уилл не ответил, тяжело вздохнув, и отвел взгляд.
– И ваши стремления тоже красивы, я люблю их.
– А меня самого? – поинтересовался тот негромко и вскользь.
– И вас тоже, – Ганнибал впервые за долгое время произнес это, впервые искренне за годы мимолетных романов и интриг, – я люблю вас, Уилл.
========== Часть 19 ==========
К парковке они вышли почти за полночь. Ганнибал не без удовольствия напомнил себе о том, что завтра среда, сеансы начинаются с одиннадцати, и ему удастся компенсировать недостаток сна. Он раскрыл дверь автомобиля перед Уиллом, и тот одарил его усмешкой, садясь внутрь.
Дороги были пусты, как в тот вечер, когда он впервые вез Уилла домой к себе. Теперь это воспоминание казалось Ганнибалу особенно дорогим. Пожалуй, он уже тогда знал, что заберет Уилла себе. Нет, еще раньше. С той самой минуты, когда увидел его на складе, обнаженным, брошенным, словно труп в морге. Это зрелище перевернуло все его представление, насколько мертвым Уилл казался тогда, и каким же славным был сегодня, успокаивая раненого пса? Ганнибал никогда еще не видел подобных воскрешений. Если говорить буквально, он в принципе еще не видел воскресших людей, и Уилл явился приятным и долгожданным исключением из законов природы. Ганнибал посмотрел на него с теплой улыбкой, сожалея, что не может остановить автомобиль и небрежно набросать его портрет прямо сейчас, в эту минуту. Аккуратный, строгий и вместе с тем невероятно чувственный Уилл походил на Христа работы Караваджо. Поздняя версия «Ужина в Эммаусе». Люди с удивлением осознают, кого они видят перед собой. Сразу после понимания Христос перестанет быть видимым для них, и сколько же восхитительных смыслов таилось в этом сравнении, и Ганнибал не мог определиться, кем же – или чем же? – он видит себя на этой картине. Все имело смысл, и Ганнибал мог даже не спрашивать себя, не горит ли в нем сердце его, потому что слишком жарким был этот огонь.
– Когда я жил с Молли, я часто так делал, – начал Уилл негромко, но отчетливо, будто веслом оттолкнулся, тоже отправляясь в воспоминания вплавь. Вот только вспоминал он нечто неподходящее случаю, и Ганнибал едва заметно нахмурился, следя за дорогой.
– Что именно вы делали часто? – после небольшой паузы поинтересовался он, когда насыщенный запах старинных масляных красок слегка выветрился из его сознания.
– Возился с собаками. После того, как я справился с депрессией благодаря Ивэнсу, я чувствовал в себе потребность общаться с кем-то, кто понимает без слов.
– Молли понимала вас без слов?
– Нет. Собаки понимали, – Уилл нахмурился, будто воспоминание причиняло ему боль. – Когда я поселился у Молли… там было скверное место. То есть, хорошее, но люди часто приезжали туда отдыхать и бросали своих собак. Как-то раз я обнаружил кролика. Хорошо, что во Флориде тепло даже ночью.
– Вы что, ночью ловили потерявшегося кролика?
– Звучит идиотски, – вздохнул Уилл, – нет, я не гонялся за ним осатанело в ночи, если вы это имели в виду. Просто его выбросили вместе с клеткой. Поставили около мусорного бака.
Уилл помолчал, пожевывая и без того искусанную губу.
– Может, я просто сентиментальная тряпка. Но, Ганнибал, я думаю, вы бы так не сделали. Вы бы не стали выбрасывать осточертевшего питомца на помойку. Это бездушно.
Ганнибал кивнул, не удержавшись от того, чтоб не положить ладонь ему на колено.
– Расслабьтесь, Уилл. Конечно, вы правы, это бездушно. И уголовно наказуемо.
– Можно я спрошу у вас одну вещь… – медленно-медленно проговорил Уилл, будто приплыл в Саргассово Море, – только обещайте, что ответите не как психотерапевт, а то, что на самом деле думаете.
Ганнибал хотел было пошутить над его любовью ко всяким гарантиям, но не стал этого делать.
– Обещаю.
– Допустим, есть один парень, который подбирает брошенных собак и отвозит их в приют, оставляя кого-то из животных себе на передержку, – Уилл облизнулся, не обращая внимания на ладонь на своем колене, – и есть второй, который делает то же самое, но при этом пытается сам раздавать этих потеряшек. Возможно, вторгается с ними в личное пространство окружающих, сам того не замечая. Возможно, слишком много говорит о них своей жене и знакомым. Можно ли считать последнего ненормальным?
– Уилл, вы же знаете, что нет.
– Я знаю, знаю… – выдохнул тот и вновь облизнулся, будто у него в горле все пересохло, – я все слышал про последствия травмы и про реабилитацию, но все-таки?
– Но все-таки вы знаете, что понятие нормы достаточно размытое, – ответил Ганнибал, который считал нормальным человеком во Вселенной только себя, – у каждого есть свои особенности. Человек, про которого вы говорите, не получал достаточно внимания к своим потребностям. Возможно, он чувствовал равнодушие жены к своим чувствам. Возможно, он чувствовал себя слишком чужим в ее доме, но боялся признаться в этом. Как бы то ни было, перенос проблемы с актуальной темы на побочную – нормальное свойство психики. И не только человеческой. Это лежит глубже, чем вам кажется.
– Или вы политичны до мозга костей, или не хотите ранить мои чувства.
– Вы надеялись, что я назову вас ненормальным, Уилл? – Ганнибал притормозил у светофора и коснулся его подбородка, вынуждая приподнять голову. – Вы сомневаетесь в том, что я считаю вас нормальным? Не сомневайтесь. Я считаю вас нормальным даже после того, что вы сделали с дочерью Хоббса.
Уилл внимательно посмотрел на него, и легкая дрожь пробежала по его плечам.
***
Вопреки собственному намерению проучить Уилла за выходку с псом, Ганнибал просто корректно отчитал его, взяв обещание никогда не забывать звонить. Уиллу явно было не очень-то приятно слушать нотации, и он постарался убедить Ганнибала поскорее покончить с этим.
– Я не нарочно, – в очередной раз буркнул он, стягивая с себя рубашку в спальне, – и когда вы приехали, мне неловко, стыдно и плохо. Я не хочу разочаровывать вас.
– А чего же вы хотите? – ухмыльнулся Ганнибал, подбираясь ближе к нему, – очаровывать?
– Что-то вроде того, – хмыкнул Уилл, и невольная улыбка осветила его хмурое лицо. Он с удовольствием позволил обнять себя и увлечь на постель, лихорадочно облизывая губы и не сознавая, насколько очаровательно он выглядит. Его бледной коже не хватало загара, немного приглушить синеву крупных, красивых вен. Ганнибал задумался о возможности недолгого путешествия на Средиземное море вместо или после Нью-Йорка. Уиллу хотелось подарить не просто отдых, ему хотелось подарить весь мир.
– Вы все еще считаете, что я слишком неопытный? – усмехнулся Уилл, вновь оказавшись снизу. Ганнибал сощурил глаза, не вполне уверенный в ответе, потому что ему хотелось всего и сразу, ему хотелось овладеть Уиллом, ему хотелось проделать с ним все, о чем он задумывался во время скучных сеансов, ему хотелось доставить Уиллу удовольствие и отдаться ему, и открывающееся многообразие возможностей дурманило разум и било в виски. Ганнибал не любил эти моменты выбора между одинаково приятными альтернативами, поэтому всегда имел расписание рецептов.
– Я вас услышал, – Уилл решил за него с легким вздохом, а потом настойчиво толкнул его в плечо, укладывая под себя, и уселся сверху, – тогда я просто постараюсь сделать вам приятно.
Он принялся целовать его шею, невозмутимо и нежно, касаясь шрамов – старых, детских, отпечатавшихся куда глубже в душе, нежели на коже. Ганнибала восхитила вдруг эта уверенность, появившаяся в нем. Уилл теперь гораздо лучше знал, чего он хочет, быть может, стоит однажды позволить ему взять верх. Ганнибал прикрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями, он мог разрешить себе это, ведь оба слишком хорошо знали, что является хозяином положения.
– Мне так нравится… – пробормотал Уилл, потираясь щетиной о его плечо, – нравится, что вы независимый и сильный. И нравится, что вы не пытаетесь меня сломать. Мне нравится, что вы не подчиняете меня так, как Джек.
Ганнибал едва удержался от того, чтоб не скривить губы. Молли, собаки, теперь еще и Джек. Слишком много народа для постели, которая предназначена для двоих.
– Вам нравится подтягивать меня до своего уровня, – хмыкнул Уилл, почесывая его грудь ласково и грубовато одновременно, – я не сразу понял это. Но вы ведь хотите, чтоб я стал лучше. И я действительно… постепенно я чувствую себя более похожим на вас.
Это было ошеломительно. С одной стороны, Уилл говорил все верно. С другой стороны, это обозначало, что Уилл рано или поздно станет таким же хозяином положения, как и он сам. Равноправным партнером.
Ганнибал застонал, маскируя свои истинные ощущения, потому что в этот момент он просто не чувствовал прикосновений, он мог только думать о том, в какую ловушку он попался. Если у них были партнерские отношения, Уилл имел право знать все.
– Люблю, – коротко сказал Уилл, целуя его все ниже. Ганнибал позволил себе отозваться на его неловкое, но такое жаркое, влажное и трепетное прикосновение, и понял, как это все-таки приятно. Весь вечер они с Уиллом вели два различных монолога, каждый о своем, и каждый считал это общение диалогом, но оно им не было, ведь Уилл не понимал его так чисто, как Ганнибал хотел ему показать. Смесь огорчения и удовольствия словно разлилась по его венам, и Уилл, сосредоточенный и невыносимо привлекательный своей сосредоточенностью, строгостью и грустью, выглядел просто потрясающе. Ганнибал не удержался, погладив его по щеке, не стал направлять его движения, просто приласкал, вплел пальцы в его кудрявые прядки и пропустил их сквозь пальцы, с наслаждением ощущая, какие они мягкие, такие же мягкие, как губы Уилла, как его эмпатия, кротко сострадание и умение сопереживать. Внутри же Уилл был со стальным стержнем – в теле и в душе, совершенно несъедобным и вредным для зубов – что проку было глодать железо? Ганнибал окончательно потерялся в выборе пути и решения, слишком много возможностей открывалось перед ним, слишком интересно и увлекательно было жить, и странным казалось то, что еще полгода назад ему хватало пресных развлечений балтиморского общества.
Для первого опыта это было очень неплохой попыткой, и Ганнибал позволил себе быструю разрядку, как всегда попытавшись полностью раскусить момент оргазма – и стремительно пережил его. И привлек к себе Уилла, касаясь губами его застенчивого рта, чувствуя его смущенное дыхание и свой собственный вкус, привычный и терпкий.
– О, – выдохнул Уилл ему в губы, – вы опять так…
– Что опять? – ухмыльнулся Ганнибал, прижимая его к себе довольно и беззастенчиво.
– Я удивляюсь вашей привычке целоваться после. Я думал, вы скорее отправите меня чистить зубы…
– Вам не нравится?
– Нравится, – слабо выдохнул Уилл, – но слишком… по-животному. Грубо.
– У животных нет понимания грубости. Только у людей.
– А вам, Ганнибал, похоже, нравится ощущать себя животным, – он усмехнулся и улегся рядом, глядя ему глаза в глаза, – не так ли?
– У людей есть все животные качества, и кое-что кроме, – ухмыльнулся Ганнибал, стискивая его плечо.
– Какое животное вы рисуете на психологических тестах? С кем вы ассоциируете себя?
Это был очень интересный вопрос, и Ганнибал поцеловал Уилла в лоб. Он не был откровенен с психологическими тестами как минимум с восьми лет, но если бы ему в голову пришло вдруг сказать честно…
– А вы как думаете, Уилл?
– Нечестно! Я первый спросил, – усмехнулся тот и укусил его за руку, – надеюсь, вы расскажете как-нибудь об этом.
– Обязательно, – Ганнибал потянул его на себя, намереваясь приласкать более тщательно, но Уилл вдруг присел на кровати, а потом поднялся на ноги.
– У меня была одна вещь, я думал про нее, пока не случилось этой глупой перестрелки, – сказал он, роясь в кармане своих джинсов, – возможно, вы хотите откусить мне голову за это.
Он присел на краешек кровати и взял Ганнибала за руку, погладывая на него серьезно и вместе с тем радостно.
– Давно думал сделать это.
– Вы пытаете меня неизвестностью, Уилл. Будьте снисходительны.
– Конечно, буду, – Уилл перевязал его запястье шерстяной ниткой цвета красного вина, – все, теперь можете злиться и откусывать мне голову. Я не обижусь.
– Вы что, каббалист? – удивился Ганнибал, разглядывая нить.
– Нет, – Уилл шумно вздохнул, – я так и знал, что вы так подумаете, но нет. Просто это очень старое суеверие о пользе красной шерстяной нитки на запястье.
Ганнибал вначале нахмурился, но потом привычно одобрил инициативу и повлек Уилла к себе, укрывая одеялом. Тот засопел вначале тихо, а потом прижался к нему, уткнувшись лицом в плечо.
– Вам не по душе?
– Почему вы решили это сделать? – Ганнибал обнял его, давая понять, что не осуждает его идею, но желает ответа на свой вопрос.
Уилл тепло подышал ему в шею, а потом куснул совсем несильно за ухо.
– Потому что я не придумал ничего лучше. Не из блесны же плести. Хотя я видел у вас мою мушку… в общем, я просто хотел как-то обозначить.
– Обозначить что?
– Что вы мой, Ганнибал, – сказал он, вначале даже не поднимая взгляда, укусил его еще раз за ухо, а потом вздохнул и посмотрел в глаза, – я так хочу.
Ганнибал ощутил странную волну поднявшуюся в душе, теплая вода с лепестками цветов и тонкими струйками пузырьков затопила нижние этажи его разума. Он перевел дыхание, а потом вновь мягко поцеловал Уилла в лоб.
– У вас есть ваш пульт, документы, и даже синяки на моей шее, – выдохнул Уилл, быстро сморгнув, – а у меня – ничего. Вы не злитесь? – сморгнул он снова, отчего глаза его заблестели, – понимаете, я люблю вас. Когда я приходил к вам на сеансы, еще давно, я думал о том, как вы отличаетесь от других людей, и о том, что вы хороший друг, но я раньше не думал о том, что стану дружить с вами всерьез. И уж тем более… собираться с вами на оперный сезон в Нью-Йорке. Я просто не думал об этом. И когда вы меня купили, я решил, что вы хотите просто иметь меня в качестве… ну качестве домашнего… для всякого… для секса в том числе… Я бы не стал возражать, но так как сейчас – гораздо лучше. Я хочу вас любить, быть с вами, стараться для вас.
Ганнибал внимательно выслушал его монолог и заставил себя улыбнуться, не вполне понимая, какие чувства он испытывает. Ему сложно было увидеть Уилла изнутри своими глазами, представить себя на его месте, о, Ганнибал бы перевернул мир вверх дном, оказавшись на его месте, но он не мог проникнуть в его чувства. Понять, логически воссоздать – да, но не почувствовать тем же образом.
– Я не хочу, – Уилл сощурился, его верхняя губа брезгливо дрогнула, – быть обманутым. Пожалуйста, Ганнибал. Только не это.
– О чем вы, Уилл? – поинтересовался тот. – У вас были случаи усомниться в моей честности?
– На той неделе от вас пахло Маорой от Герлен. Вы ужинали с Аланой, а мне сказали, что задержись по делам.
Ганнибал едва смог скрыть изумление, пораженный наблюдательностью Уилла и его ревнивостью.
– Это был деловой ужин, – заметил он и тут же прикусил себя за язык, потому что это прозвучало как оправдание.
– Понимаю, – Уилл тяжело вздохнул и улегся на спину, глядя в потолок, его глаза были сухими и безразличными. – Я очень хочу верить, что вы не просто трахаете меня, одновременно встречаясь с Аланой. Я очень хочу верить, что если даже я ваша домашняя игрушка…
Его голос сошел на нет, и Ганнибал продолжил:
– То единственная и любимая, так, Уилл?
– Да, – кивнул тот, вздрогнув, когда его вновь поцеловали в лоб, ласково и нежно. Сам потянулся ближе и обнял Ганнибала за шею, приводя дыхание в норму, – так, я не хотел все это говорить. Я не собирался.
– Но вы сказали, и это правильно. Значит, все это неделю лежало у вас на душе и отравляло ваш разум.
– Не обманывайте меня, – вместо ответа сказал Уилл, – пожалуйста. Не разбивайте мою жизнь.
– Что вы, Уилл, – Ганнибал поцеловал его в ухо, но не звонко, а деликатно и мягко, – Алана ничего не значит, она просто мой хороший знакомый. Равно как и ваш. Вы единственный для меня.
Уилл замолчал, продолжая прижиматься к нему. И хотя он не произнес ни слова, на этот раз Ганнибал практически физически чувствовал, как сильно он жаждет заверений в верности и любви.
И Уилл был достоин их получить.
***
– …и тогда-то я и пошел на вечеринку, – сообщил ему Франклин, – и через несколько часов я вдруг понял, что даже если вечеринка длится долго, это еще не значит, что она веселая. Вы любите вечеринки, доктор Лектер?
– Нет.
– А я люблю, – Франклин широко всплеснул руками, – знаете, там можно познакомиться с кем-нибудь интересным, и пообщаться с ним, и потом предложить пообщаться дальше, особенно если вместе выпить. Но нет, доктор, не подумайте, что я много пью. А вы любите выпить?
– Бокал Кьянти, – кисло ответил Ганнибал.
– О, вы предпочитаете Кьянти? Какое совпадение, я тоже его люблю!
Ганнибал томительно сдержал себя от взгляда на часы. Он бы давно скормил Франклину его бесполезные мозги, если бы не переживал, что во время ужина тот будет слишком много болтать. Можно, конечно, накормить его собственным болтливым языком, но тогда Франклин не сможет как следует почувствовать его вкус. Парадокс.
К концу сеанса Ганнибал был готов на то, чтоб разрубить гордиев узел и направить Франклина к другому психотерапевту, но его внимание отвлек тихий шум у входной двери. Сеанс с Франклином был последним на сегодня. У Ганнибала, конечно, были идеи по поводу личности внезапного визитера, но он промолчал, вежливо проводив Франклина и даже не пытаясь сконцентрироваться на его лести в свой адрес. Заперев замок, он вернулся к входной двери и распахнул ее. Уилл стремительно ворвался в его кабинет, стряхивая капли дождя с пальто, запутался в шарфе и едва не задушил им сам себя.
– У вас что-то случилось? – поинтересовался Ганнибал, осторожно отстраняя его пальцы и распутывая шарф.
– Случилось, – выдохнул тот и уставился в угол кабинета стеклянным взглядом. Ганнибал привел его в порядок, пригладил встрепанные, мокрые волосы и поцеловал в лоб, обхватив его лицо ладонями. Уилл шумно вздохнул и слегка пришел в себя, уставившись ему глаза в глаза.
– Расскажите мне о том, что случилось, и мы попробуем найти решение, – подсказал Ганнибал, продолжая поглаживать его по щеке большим пальцем.
– Ивэнс убит, – коротко ответил Уилл, – и мне кажется, я знаю, кто это сделал.
========== Часть 20 ==========
– А у вас случайно нет такого знакомого с красным лицом, тремя глазами и ожерельем из черепов? – спросил он. – Который между костров танцует? А? Еще высокий такой? И кривыми саблями машет?
– Может быть и есть, – сказал он вежливо, – не могу понять о ком именно вы говорите. Знаете, очень общие черты. Кто угодно может оказаться.
Виктор Пелевин.
Огонь горел ярко, и Ганнибал слышал, как шипит выступающий сок на поленьях. Волны разогретого, теплого воздуха касались его тела и стремились вверх, чтобы остыть под потолком и вновь спуститься к его ногам.
Уилл умолк, как только сделал свое сенсационное заявление. Все так же молча он ослабил галстук, потянул себя за воротничок, чтоб было легче дышать, и едва не вырвал пуговицу с мясом. Жилет с элегантным паттерном из крупных ромбов красиво облегал его фигуру, и мягкие, теплые цвета перекликались с остальной одеждой, но Уилл казался бесконечно далеким от этого тепла. Слишком далекий, словно опрокинулся за борт и остался где-то позади. А ведь они уже проходили стадию отчужденных сеансов. Ганнибал не хотел возвращаться к ним. Отстраненный чужак не был ему интересен, он хотел своего Уилла, его полного присутствия здесь и сейчас.
– Садитесь ближе к огню, – велел Ганнибал, аккуратно складывая его верхнюю одежду, – Уилл?
– Да. Сейчас, доктор, – выдохнул тот, вороша руками и без того растрепанные волосы. Прошел к камину и с гулким скрежетом пододвинул одно из кресел. Ганнибал вздохнул, но злиться на Уилла за это не имело смысла. Хочешь, чтоб что-то было сделано хорошо – сделай это сам.
– Держите, – коротко велел он, протянув Уиллу поднос с бокалами. Уилл сморгнул дважды, прежде чем взял один, наполовину наполненный чистым виски.
– О, – выдохнул он, рассматривая гладкие грани бокала, но ничего больше не сказал.
Ганнибал аккуратно поместил свое кресло к камину – значительно ближе к Уиллу, чем он позволял себе раньше, во время сеансов. Но теперь он мог в полной мере распоряжаться своим правом на близость.
– Вы голодны, Уилл?
– Что? Нет, совсем нет. Я и забыл, как отбивают аппетит подобные сцены. Скорее наоборот, я нескоро снова смогу есть.
– Во сколько мы обычно ужинаем?
– До девяти вечера, – улыбнулся тот, обнажая светлую полоску зубов, – я прекрасно помню об этом.
Тот кивнул и взял свой бокал, молча отпил немного и приопустил веки, наслаждаясь вкусом.
– Надеюсь, вы не станете настаивать, мне ведь не обязательно будет есть? – Уилл посмотрел на него с сомнением.
– Думаю, что вы измените свое мнение.
– Вы жестокий человек, – решил Уилл, отхлебывая еще виски. Он постепенно оттаял, оцепенение стекло с его потеплевшей души, устремилось вниз, как холодный воздух.
– Распорядок дня не пустая прихоть, мой дорогой, – медленно проговорил Ганнибал, любуясь пламенем сквозь полуопущенные ресницы, и Уилл тихо и насмешливо фыркнул:
– Как хорошо, что у вас нет детей.
– Почему?
– Они бы вас просто ненавидели, – улыбнулся Уилл, а потом поднялся со своего места, подошел к нему и обхватил за плечи крепко. Прикоснулся губами к щеке, стараясь смягчить сказанное.
– Разве вы не понимаете, что рутина – одно из имен стабильности?
– Я все понимаю, – ласково шепнул Уилл в ответ, – но я и не ребенок. В детстве я терпеть не мог всех этих обязательных расписаний.
“И где вы в итоге оказались?” – мог бы спросить Ганнибал, но не стал этого делать, без того все было весьма прозрачно. Его гораздо больше занимало сосредоточенное дыхание и холодный кончик носа, уткнувшийся ему в шею близ яремной вены.