Текст книги "Последыш (СИ)"
Автор книги: Терния
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
В доме Матая было тихо и темно, только несколько ламп горело вдоль стен. Если кто-то и был внутри, она не чувствовала – запах альфы был слишком силен и перебивал все остальные.
Ника прокралась в дом, как вор, потому что не знала толком, кто она тут, что ей можно, а что нет. Знала только, что должна ночевать тут, потому что альфа так пожелал, и все. Она помнила, где комната, которую ей выделили, туда и пошла. В тишине даже мягкие шаги последыша звучали громко, потому она стала красться на носочках.
Возле комнаты остановилась, повела носом – дальше по коридору была комната, где жил альфа. Может, и сейчас он там. А может, ушел куда-нибудь. С приятелями пить самогон и гонять самок. Может, шесть дней вместо нее будет насиловать кого-то другого.
Ника нахмурилась – пусть не хорошее, но довольно ровное настроение как рукой сняло. Лучше бы он не предупреждал об этих долбанных шести днях, потому что такое омерзительное чувство, что она ждет казни. Только казнь какая-то странная, испорченная пошлой Олеськой, черти ее дери!
Ника вошла в комнату, включила свет. Замка на двери не было. Комната вылизана, тут тщательно убрались. В прошлый раз Ника была слишком испугана, чтобы оценить, а сейчас увидела, что тут все словно игрушечное – новое, чистое и безупречное.
И все по-иному. Кровать теперь стояла почти посреди комнаты, возле нее у окна большое мягкое кресло. Щели, куда можно прятаться, не стало. Зато на стене появился плоский экран, перед ним малюсенький диванчик с таким же маленьким столиком, на столике лежал пульт.
Так же появилось высокое зеркало в круглой раме – в него можно смотреться в полный рост. И у шкафа, передвинутого к кровати, лежали пакеты. Целая гора цветных пакетов с яркими надписями. Ника сунула нос в один из них – что-то розовое в целлофановой обертке. Достала – тапочки с пушистыми кусочками меха на носочках. Ниже – туфельки и кроссовки. Во втором пакете платье, Ника никогда таких в руках не держала – оно было частично из материи в мелкий цветочек, частично из плотного синего хлопка.
Значит, привезли ее вещи, то есть те, что заказала Ларим, что это еще может быть?
Ника вернула все это в кучу, надела ночную рубашку, которую ей дала Ларим и забралась в кровать. Можно спать.
Она проснулась среди ночи от непривычных звуков. Жутко было слышать… Или нет, просто звуки чужие, незнакомые, но отчего-то будоражат, пронизывают до самих костей. Ника приоткрыла один глаз, не шевелясь. Из окна лился бледный лунный свет. Возле окна в большом кресле сидел Матай, откинув голову на подголовник. Его глаза были прикрыты, а губы, наоборот, приоткрыты, и он тяжело дышал. Ника разглядела в темноте его плечи почти одного размера со спинкой кресла, подлокотники, а ниже – его ноги, сейчас расставленные. Левая рука лежала на колене, а правой было не видно. Посреди тела – темнота, потому что лунный свет падал тонкими косыми лучами со спины и оседал на голове и плечах.
Он так тяжело дышал, будто задыхался. Стоило слегка привыкнуть к темноте, как Матай дернул головой, застонал, и в комнату выплеснулся запах. Запах мужского семени, как в позапрошлую ночь.
Ника зажмурилась, с трудом сдержавшись, чтобы не закричать. Если он нападет… если только он посмеет напасть!
Но он обещал шесть дней и до сих пор ни разу не обманул. И потом, прежний вопрос – разве этот запах не означает, что самец закончил то, что ему так нравится? Разве он появляется до?
Ника терялась в догадках, прислушиваясь к звукам. Матай еще несколько минут просто сидел, расслабившись, его дыхание теперь было ровным и спокойным. Потом он тихо встал, раздался шорох одежды и шаги. Дверь закрылась и Ника осталась в комнате одна – и только тогда свернулась в клубок, притянув руки к груди и открыв глаза. Матай ушел, но в комнате остался его запах – его умопомрачительный запах, от которого во рту собиралась слюна, а тело словно охватила простуда, принесшая с собой жар и лихорадку.
Я больна? – подумала Ника, но не смогла ответить. Этот запах сладко мучил до самого утра, Ника даже вскочила на рассвете и оделась сама, во вчерашние джинсы и рубашку. Перед глазами стояло синее платье, но нужно убедиться, что эти вещи можно брать, вдруг за них положено отрабатывать? Альфа доказал, что хитер, как черт и лучше не давать ему этой возможности. Его игры непонятны, что это, например, было с Олеськой?
Опять Олеська! – чертыхнулась про себя Ника. Что она привязалась со своими пошлыми историями? Втельмяшилась в голову, не дает шага ступить, чтобы о себе не напомнить. Ну, болтала как сорока, без передыху, но это просто слова! Все, нужно заканчивать с этой Лясинской безумной, иначе и сама свихнешься!
Потом Ника дождалась семи утра и быстро спустилась в холл, чтобы встретить Ларим и Марию внизу, потому что они вчера договорились вместе позавтракать в доме альфы. Нужно спуститься и встретить их внизу, чтобы никто не поднялся и не вошел в комнату, и не почувствовал этот запах… никто не смеет его вдыхать, потому что он предназначается только ей!
Это ощущение тоже было странным, очень странным. Непривычная смесь злости и лихорадочной жажды сохранить что-то для себя одной, для своего личного пользования.
За последнее время на Нику пикировало столь разных странных эмоций, что она почти перестала их бояться.
Спустившись, она села на диванчик в прихожей, то и дело посматривая на вход. Гостьи запаздывали или она проснулась слишком рано? Завтрак с половины восьмого, осталось всего несколько минут.
И ладно. Зато тут красиво, приятно находится, можно и подождать.
Из кухни вдруг вышел повар в фартуке и белой косынке – тощий оборотень с такими же черными, как у альфы глазами. Несмотря на худобу, инстинктивно становилось понятно, что он очень, очень силен. Может и тонкий, но из стали.
Ника притихла, привычно стараясь сделаться невидимкой.
В руках повар нес поднос с одуряющее вкусными на вид и аромат вещами. Булки, сливочное масло, ветчина. Ника сглотнула слюну.
– Утро доброе. Ты чего тут сидишь? Проходи в столовую на завтрак, булочки только из печи. – Спокойно сказал самец. Судя по голосу, он состоял в какой-то дальней родственной связи с Матаем, потому что нечто общее у них имелось.
Ника встала и пошла за ним, есть хотелось ужасно. Она всегда много ела, когда нервничала, ну, когда было, что есть. Заглянула в открытую дверь столовой – там работал телевизор, показывал утренние новости, а во главе пустого, накрытого к завтраку стола уже сидел Матай.
Ника уставилась в пол, мелкими шажками прошла и села от него через два стула. Дело в том, что все остальные стулья были убраны, вероятно, специально.
– Доброе утро, – поздоровался Матай. Слюны полон рот теперь был не только от голода, а и от его голоса, который каким-то невероятным образом заставлял кровь бурлить. Чем дальше, тем хуже. Если это все не прекратится, она сойдет с ума. Но как это все прекратить?
– Доброе, – пробормотала Ника, трусливо пряча глаза. На нем был темно-красный свитер с косами, машинной вязки. Может, намек на то, что она так ничего и не связала? Интересно, а он, правда, будет носить эти злосчастные шорты, которые выдумал только чтобы с ней пообниматься?
Хотя признаться честно, тот поцелуй Ника вспоминала с тех пор не раз. Тот момент, когда он сосал ее губы.
Перед ней, разбивая воспоминание, появилась белоснежная тарелка с крошечными розовыми цветочками по периметру. Повар вроде нес одно блюдо, но еда на столе появлялась и появлялась.
– Ника, это мой кузен, Тополис.
– Очень приятно.
– И мне, – повар не улыбнулся, но посмотрел вроде дружелюбно. – Приятного аппетита.
– Если ты уж села так далеко, возьми себе сама, чего хочешь. Ларим звонила, они только вышли, так что начинай без них. В следующий раз не будут опаздывать.
– Позвонила? – выдохнула Ника. За короткое время владения телефоном Берестовских удалось понять, какая это удобная штука. Раз – нажал пальцем и разговаривай с тем, кто очень далеко. Правда, благодаря той штуке их поймали, но чем дальше, тем больше Ника путалась, действительно ли все так плохо.
Ах, да! Пять дней. Все ужасно.
Она ткнула вилкой в тарелку с ветчиной.
– Позвонила. Держи, кстати.
Альфа нагнулся вперед и положил перед ней телефон. Он был просто огромный и тонкий, как лист бумаги.
– Что это? – прошептала Ника, замерев с вилкой в руках.
– Смартфон. Нужно же как-то держать связь, пока ты торчишь у Ларим. Теперь правило – если я звоню, отвечать немедленно. Это понятно?
Ника кивнула.
– Это мне? – с изумлением прошептала она.
– Да. Пока взял, что предложили, позже сможешь выбрать себе сама. Хочешь, розовый?
– Розовый? Почему розовый?
– Разве такие малышки не любят розовый цвет?
Ника покраснела. Он намекал, что она маленькая девочка?
– Такие малышки, как я, давно уже имеют гаремы из четырех мужей! – неожиданно смело заявила она.
Альфа медленно откинулся на стуле и улыбнулся. Почему-то эта улыбка всколыхнула картинки, которые появлялись перед глазами с рассказами Олеськи. Словно они одной крови.
– Хочешь сказать, будто знаешь, что делать хотя бы с одним мужем? – насмешливо спросил он.
Ника нахмурилась, уставившись в тарелку.
– Что же ты? Вот перед тобой твой собственный муж, который жаждет, чтобы с ним что-нибудь сделали. Для начала поцелуешь мужа?
Быстрая вспышка смелости так же быстро перегорела. Оставалось только молчать и надеяться, что он забудет.
– Ага. Уже пятимся обратно? Быстро ты сдалась.
– Я не сдалась! Я ем.
– Хорошо. Пять минут на утоление первого голода.
Матай не злился, нет, и кажется, старался говорить спокойно, шутливо, но Ника вздрогнула, почувствовав, что стоит копнуть чуть глубже и тебя просто засосет в трясину его эмоций и желаний.
Завтрак начался.
Ника положила себе в тарелку жареные яйца и бекон, потом еще булочки, ветчину и сыр. Скоро тарелка стала походить на поленницу. Повар тем временем принес ей чашку с дымящимся чаем.
О, еда на вкус была просто божественна!
– Вижу, сегодня ты проголодалась?
Ника подняла от своей тарелки глаза и посмотрела на Матая. Он улыбался. Его глаза – черные, тайные, как ворота в незнакомую страну, то ли черной боли, то ли алой страсти. Губы, на вид мягкие, твердый подбородок, крепкая шея.
Впервые с момента знакомства Ника совсем не испугалась. Этот мужчина так привлекал, притягивал, она даже пожалела, что уселась так далеко. Ведь он далеко, его руки, тело, запах…
Тот запах, что он оставил в ее комнате ночью. Захотелось немедленно подняться наверх и снова почувствовать этот аромат. А еще лучше – оставить его на себе, чтобы не пришлось искать в других местах, размазать по собственной коже, как крем, впитать и сохранить.
Его глаза стали внимательнее, взгляд глубже.
Крылья носа дернулись, Матай, не отводя глаз, поднял свою чашку, прижимая к губам и сделал глоток. Кадык на шее дернулся, а у Ники перехватило дыхание.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. В голосе появился хрип и этот хрип словно процарапал ногтями по коже, но не больно.
Ника быстро отвела глаза, уже не от страха перед ним, а от страха перед собой. Она чуть не спросила, что он делал в ее комнате ночью.
– Хочешь, составлю тебе сегодня компанию?
Спросив так же хрипло, Матай вдруг задышал… неровно и глубоко, возбужденно. Ника вжала голову в плечи и не ответила. Он хочет с ней находиться рядом? Разве мужчина может находиться рядом без попытки получить больше?
– Вижу, не хочешь. Встань и подойди ко мне. Не хочу ждать, пока ты съешь всю эту гору еды.
Думая о приказе, которому она отчего-то подчинилась, Ника встала и подошла к нему, даже быстрее, чем хотела. Он снова улыбнулся и уверено посадил ее на колени, обхватывая руками за талию – две ладони обхватили узкую талию почти полностью. Не очень крепко, стоило Ники поежиться, альфа совсем убрал руки – одну положил на спину, второй обхватил затылок. Медленно притянул к себе, неотрывно смотря в глаза. Ника знала, что дальше последует – сейчас он ее поцелует, в душе волновалось море, поднимались волны, но губы сами собой раскрылись и подались навстречу.
Его губы крепко прижались к ее губам, а язык попал в рот и снова принес взрыв вкусового фейерверка. Глаза закрылись, позвоночник размягчился, пока Ника впитывала новые яркие ощущения. Как такие, по сути, простые прикосновения могут так сильно волновать?
– Держись за меня, – прошептал Матай, на секунду отрываясь от ее губ. Ника подняла руки и положила ему на плечи. Выбирать не приходилось, приказы альфы нельзя игнорировать, хотя вероятно, она бы смола.
А смысл?
Его мягкие, уверено движущиеся губы приносили массу приятных ощущений, всего-то не надо сопротивляться.
Матай был вкусным не только по запаху, а и на вкус.
Когда он уверено, почти привычным жестом обхватил Нику за шею и прижался к ее губам, уже неважно стало, что она делает это по приказу. Тот его вкус начисто заглушал все… все мысли, как и желание сопротивляться.
Ника сжала пальцы, проводя по его плечам, таким крепким. Такая сила в них и ни капли слабости. Вот бы ей такую силу, тогда их с сестрой никто бы не посмел обидеть, никто!
Потом мысли окончательно вышибло из головы, альфа не опускал руки ниже пояса, так что страх не возвращался. Ника отдалась поцелую, как отдавалась любому занятию, которое ее интересовало, будь то выращивание огурцов или плаванье в пруду. Она обвела его плечи, опустила руки к бокам, потом завела ему за спину, сжимая ткань свитера. Его тело казалось большой игрушкой, которую нужно изучить, но совсем не детской. Игрушкой для взрослых девочек. Природная любознательность готова была зайти дальше и посмотреть, что там, за поцелуем, но неожиданно в комнате раздался изумленный вопль.
Ника отпрянула от крепкого мужского тела и оглянулась – на пороге стояла сестра.
Глава 15
– Ты… что ты делаешь, – прошептала она. Глаза Марии были так широко раскрыты, что заняли поллица, а подбородок мелко трясся.
Ника панически вскочила с колен альфы, как будто сидела на печке, которая вдруг раскалилась, и жарко покраснела.
– Садись, не стой, – отодвинув Марию, в столовую вошла Ларим. – Садись за стол. Доброе утро.
Ника так и стояла, смотря на сестру. Что произошло? Что та увидела такого ужасающего? Не было ничего отвратительного в происходящем, Нике нравилось сидеть в объятьях Матая и чувствовать, как его губы ласкают ее лицо. Почему же тогда Мария смотрит, как будто вернулась в тот день, когда Олимп изнасиловал Катрию?
– Садись.
Негромкий голос альфы заставил Марию, опустив глаза, подойти к столу и быстро сесть на свободный стул. Глаз она не поднимала.
Матай встал, судя по звукам, Ника не рискнула обернуться, не рискнула оторвать взгляд от сестры, и наклонился сзади:
– Звони мне, волчонок. Приятного дня.
Альфа ушел из столовой и закрыл за собой дверь. Тогда Ника села на свое прежнее место, рядом с Марией.
Ларим налила себе кофе и прервала молчание.
– Ника, твоя сестра меня беспокоит. Я допускаю, что мы не справимся без помощи и предлагаю записать ее на прием к психотерапевту.
По сжавшейся от упрямства сестре Ника поняла, что та затаила протест, который однажды рванет.
– Марыська, что ты? – спросила она. – Что случилось?
– Это ты меня спрашиваешь? – вскипела сестра. – С тобой что случилось? Ты… что ты с ним делала? Тебе как будто нравилось! Как ты могла?
– Мы просто целовались, – прошептала Ника, которую слова сестры почему-то расстроили. Неужели она сделала что-то ужасное, чем-то обидела Марию? Но чем?
– Ника может целовать мужчину, который стал ее парой всякий раз, как захочет, – сообщила Ларим монотонно, видимо, выбрав такой голос для Марии, которой все нужно повторять миллион раз. – В ее жизни появился кто-то, кроме тебя, Мария, и тебе придется с этим смириться.
– Кто-то, кроме меня? – изумленно проговорила та.
– Да. Ее место возле Матая, твое будем искать. Чем быстрей ты с этим смиришься, тем проще всем нам будет.
Мария опустила голову и ничего не ответила.
После завтрака, прошедшего в тяжелом молчании, они поднялись к Нике в комнату. Запах Матая выветрился, так что Ника спокойно впустила обеих. И заметила, что впервые мысленно назвала комнату своей. Впервые окинула стены и мебель таким взглядом, будто это все принадлежит ей. Но, к сожалению, это неправда, все это стоит огромных денег и принадлежит альфе. Как и она сама?
Ника вспомнила утренний поцелуй и реакцию Марии. Что-то не так. Но она разберется, разве не для этого они с сестрой рискнули остаться в стае Росиати?
По сути, день прошел ровно, как вчера. Мария была хмурой и неразговорчивой, но хотя бы не рыдала. Половину дня они провели в комнате, разбирая новые вещи Ники. Большую часть этого времени Мария то и дело поводила носом и всхлипывала, видимо, чувствовала остатки запаха альфы.
Большую часть вещей Ларим распаковала и отправила в стирку, только обувь протерла и сказала, что ей можно пользоваться. И всякие штуки для волос и лица расставила в ванной на столике – их оказалось, как в большом магазине, страшно лишнее движение рукой сделать, чтобы не посыпались на пол.
– Ты во вчерашней одежде, – сообщила она Нике. – Так не пойдет. Каждый день надевай что-нибудь новое.
– Но она чистая, – воспротивилась Ника, указывая на одежду.
– Не то чтобы очень. В любом случае, каждый день надевай другую, свежую. Каждый день принимай душ. Белье, конечно, тоже меняй ежедневно, можно и чаще.
Ника задумалась. Конечно, когда горячей воды полно, стирать проще, но так часто и в таком количестве…
– Да мне стирать придется с утра и до вечера, если я так часто буду одежду менять!
Ларим остановилась, застыла с какой-то кофточкой в руках. Потом вдохнула.
– Боже, я и забыла, что вы как звереныши лесные. Тебе не нужно будет стирать. Матай наймет тебе помощницу по хозяйству, может двух, в общем, стирать будут они. И не вручную, у нас есть стиральные машины.
– Я знаю! – буркнула Ника. Совсем что ли за дурочку ее держит, даже про стиральные машины рассказала.
– Откуда вы, девочки? – снова спросила Ларим. – Вы не знаете, как правильно есть, как правильно одеваться, как общаться с мужчинами. Почти ничего о личной гигиене и об уходе за своим телом. Где вы выросли?
– В деревне! – вызывающе ответила Ника.
Ларим сжала губы и покачала головой, однако отстала. Они продолжили разбор покупок, которых, по мнению Ники, было слишком много.
Ника настояла, чтобы часть вещей Мария взяла себе, пусть даже альфа рассердиться. Ей столько и за сто лет не сносить, даже если каждый день переодеваться, а сестре иначе придется одеваться с барского плеча Ларим. Они и так всю жизнь в обносках.
Мария приняла подарок равнодушно.
После обеда они вышли погулять, осмотреться и познакомиться со стаей. Позади следовали двое охранников, та самая парочка, с которой Ника столкнулась в первое утро на завтраке.
Самцы шли поодаль, делая вид, что просто прогуливаются, и то и дело поглядывали на Марию, лысый даже разок ей подмигнул. Потом, правда, они углядели ее застывший дрожащий взгляд и угомонились, совсем отстали.
Ларим провела сестер по поселку, в котором жили оборотни стаи. Две широкие улицы, чисто, газоны, клумбы, тут было приятно находиться. Встречные оборотни с интересом смотрели на сестер и принюхивались.
Мария становилась все более хмурой и замкнутой. А вот Ника с интересом оглядывалась, пока они гуляли, и все больше понимала, что это деревня совершенно не напоминает жилище их стаи. Дома аккуратные. Хлевов нет, тут не держали в каждом дворе коров, свиней или коз, без которых умрешь с голоду.
Женщины тут не опускали глаз, когда шли по улице и не старались как можно быстрее убраться с дороги самцов. Дети смеялись, мальчишки играли с девчонками и наоборот. На детей никто не кричал, не заставлял бросать игру и идти работать.
И все оборотни смотрели на них с жутким любопытством. Сестра так разнервничалась от чужого внимания, от соседства себе подобных, что пришлось уйти в парк, где народу было на порядок меньше.
Ника села на лавку и задумалась.
Никто не врал, получается? Их никто не тронул. И если оглянуться и представить себе… просто представить себе, что здесь все по-другому?
Это получается какая-то сказка!
Разве бывают такие места, где у оборотней все иначе?
Где живут нимфоманки Олеськи, которые сами кого хочешь изнасилуют?
– Хочу домой.
Марию ничего не волновало, ни сородичи, ни атмосфера, единственное, чего ей хотелось – напялить обратно свои обноски, состричь волосы, вымазаться пылью и спрятаться в доме. Ларим повторила Нике, что ее сестре нужно время, что Ника очень гибкая и быстро сориентируется в стае, а Мария будет долго приходить в себя, потому что сделана из другого теста. И если в ближайшее время изменений не будет, вероятно, придется обратиться к специалисту.
Вечер они провели в доме Ларим.
Сразу после ужина Мария попросилась спать и ушла, даже не пожелав никому спокойной ночи. Видимо, сильно обиделась. Ника осталась сидеть на диване, опустив голову. Она понятия не имела, чем можно помочь Марии.
– Иди домой, девочка. – Ларим спустилась со второго этажа, где гостье выделили комнату. – Займись мужем, твоей сестре нужно побыть одной и принять новое положение дел. А тебе продолжить начатое.
На этот раз в ее голосе звучала усталость, потому Ника не огрызнулась, а молча ушла домой. У крыльца за ней тут же пристроились охранники и не отставали, пока она не захлопнула за собой дверь. А может и потом на улице остались сторожить.
В доме альфы опять было пусто и темно. Ника вошла в свою комнату. Так спокойно… Наверное, так спокойно в последний раз она чувствовала себя в доме Никаноровны. Хотя там оставался страх, что их найдут оборотни во главе с Олимпом, а сейчас его нет. Их уже нашли – и что? И ничего ужасного не произошло. Только аромат альфы, от которого кружится в сумасшедшем вихре голова, и его напористые твердые поцелуи.
Он обещал, правда, через несколько дней, сделать ее тело своим, но почему-то обещания отодвинулись куда-то на второй план, потеряли очертания, резкость. Словно ничего ужасного не может произойти, что бы Матай не болтал.
Ника вспомнились слова Ларим, что они с сестрой толком даже не знают, как за собой ухаживать, поэтому пошла в душ, где вымылась душистым мылом, надела чистые трусики и новую ночную рубашку, тщательно расчесала волосы. Из всех ночных комплектов только две рубашки были такими, которые Ника решилась бы надеть, остальные или полупрозрачные, или слишком открытые.
А перед тем, как улечься спать, Ника оставила включенным ночник на тумбочке, специально направив свет так, чтобы осветить кресло. А потом не смогла уснуть. Она долго ворочалась, потом кое-как улеглась, накрыв голову частично подушкой, вытянув одну руку вверх, а одну ногу согнув в колене. Одеяло при этом сбилось на поясе. Вездесущие Олеськины истории дразнили что-то неизвестное внутри и чем больше Ника вспоминала, тем больше горела кожа и губы. Мягкая ткань рубашки только ухудшала дело, и ощущалась как шершавая раздражающая поверхность. Но не раздеваться же?
Матай, наверное, придет, раз приходил прошлой ночью. И самой первой.
Со временем Ника измучилась вертеться и задремала. И проснулась рывком от стона. Распахнула глаза, вздохнула полной грудью воздух – и запах, насыщенный сладко-соленый, черно-белый аромат альфы.
Матай сидел в кресле и теперь было прекрасно видно, что он делает. Опрокинутая голова, расставленные ноги – его штаны были приспущены, рука крепко обхватила торчащий член, закрывая сверху ладонью, вторая вцепилась в подлокотник. Он еще дрожал, но похоже, это конец, как и вчера, самое интересное Ника пропустила. Из-за его руки было мало что видно, только основание, кожа не розовая, а такая же светлая, как рука. Темные короткие волосы вокруг. Он держал себя крепко и властно, как держат в руке жезл правители, владеющие огромными землями. Как держат символ власти.
Вот он какой. Властный. Уверенный. И ничуть не страшный.
Когда он приподнял голову, сразу увидел, что Ника проснулась. Однако вел себя, как ни в чем не бывало, спокойно протянул руку к подоконнику, достал бумажную салфетку и накрыл себя ею поверх второй руки.
– Я тебя напугал?
Он стал осторожно вытираться. Ника внимательно наблюдала – ночник был с зелеными пятнами, теперь его руки тоже были с зелеными пятнами, как и плоть под ними. Вообще было видно не так много, как хотелось, она приподнялась и оперлась на руку, чтобы разглядеть лучше, но не помогло. Движения альфы были мягкие, как будто он гладил что-то хрупкое.
– Просто не мог удержаться, – скомканная салфетка отправилась на пол, после чего он натянул штаны, спрятав все интересное. Ника смотрела на его голый живот, на кубики пресса, словно вылитые из стали, на темную полоску волос, бегущую по коже.
– Я, наверное, пойду.
Матай оперся на подлокотники руками – вздулись вены – и встал.
– Нет, – неожиданно сказала Ника. Так тихо, что сама не сразу услышала.
Матай замер. Она вдруг поняла, что сказала и невольно отпрянула, ненамного, но он, наоборот, принял жест за приглашение и, сделав шаг, сел на край кровати.
От него шел жар, распространялся, как от печи. Зеленый свет обливал крепкое плечо и скользил вниз по животу, туда, куда хотелось смотреть.
– Что ты делал? – спросила Ника, неподвижно замерев на месте. Только поджала ноги и закуталась в одеяло. – Что ты там делал… в кресле?
– А что ты видела?
– Ты себя гладил.
– Да.
– Я чувствую запах. Но он бывает… он бывает только когда мужчина доволен.
В темных глазницах бился внимательный зрачок.
– Да. Я был очень доволен.
Ника поежилась, расслышав в его голосе зверя. Огромная рука, спокойно лежавшая на простыне, вдруг передвинулась в ее сторону, всего на несколько сантиметров, но Ника уставилась на нее, будто завороженная.
– Как это?
Все казалось ненастоящим. Глубокая тихая ночь, за окном сверчки, в открытую форточку просачивается терпкий запах травы. А вокруг – запах мужчины, его кожа, как прекрасный рисунок, обтекает мышцы, его профиль и глаза-зрачки. Его движение, осторожное, вкрадчивое, движение охотника, который может ждать сутками, пока добыча высунет из норы нос, а еще лучше – когда она выйдет целиком и сама прыгнет в руки.
– Иногда, когда нет возможности быть с кем-то, можно сделать себе приятно самому.
– И получается? – Ника осторожно наблюдала за чужой рукой, но она теперь не шевелилась, так что настороженность уходила, и ее заменяло любопытство. – Ты меня не трогал.
Ох, намучаешься ты со своей привычкой совать нос, куда не просят, сетовала Мария, когда слишком сильно злилась, но пока выходило только лучше – они сбежали и жили счастливо и хотя вначале, когда ее поймали, Ника пребывала в ужасе, сейчас убедилась, что никто обижать ее не станет, так что можно и дальше любопытствовать.
– Получается. Иногда достаточно только смотреть. И представлять. Ты спала, но твои губы были приоткрыты, а левая грудь проглядывала сквозь ткань. Твои голые ножки были на расстоянии протянутой руки – коленка с ямочкой под ней и тонкая кость лодыжки. Этого даже больше, чем нужно, много раз я обходился одним воображением. Тебе интересно, как это происходит? То, что я делал?
Она уверено кивнула.
– Мужчины, когда возбуждаются, обхватывают себя очень крепко и двигают кожу вокруг твердого стержня и головки, пока не кончают. Это очень просто. Женщины делают по-другому.
– Женщины? – выдохнула Ника.
– Женщины тоже делают себе приятно руками. Пальцами. Им сложнее, потому что женский организм тоньше, но если немного потренироваться, удовольствия легко добиться.
Ника не знала, что сказать и нервно водила глазами вверх-вниз по его голой груди.
– Ты никогда не делала себе приятно? – спросил он тихо, почти одними губами и наклонился чуть-чуть ближе.
Она быстро помотала головой, потом перестала, запретив себе нервничать и добавила:
– Я не знала, что женщинам бывает приятно. Пока не попала к вам. И то пока не уверена.
Он осторожно разомкнул губы.
– Ты даже не подозревала, что женщины получают от полового контакта удовольствие?
А они получают? – хотелось спросить Нике, но она скосила глаза и не смогла разомкнуть губы, чтобы произнести такое вслух. Матай снова разозлился, его плечи напряглись, как будто он из последних сил сдерживал желание сжать руку в кулак.
– Женщинам тоже нравится близость. Ты уже видела таких. Их большинство. Им нравится себя гладить, нравится, когда их гладят. Когда их гладят те, кто ни за что не обидит, те, кому они доверяют. Когда-нибудь ты станешь мне доверять, и я покажу тебе.
– Погладишь меня? – вырвалось у Ники.
Он медленно кивнул, по его лицу тут же расползлась медленная, многообещающая улыбка.
– Я покажу тебе, что это может быть очень-очень приятно. Ты даже не представляешь, как приятно, но обещаю, однажды я это сделаю.
– Сделай сейчас.
Глава 16
В комнате сгустилось молчание. Ника застыла, невидяще смотря прямо перед собой и видя только расплывающиеся зеленые пятна. Она не отдает отчета своим действиям, точно! Это ночь виновата, бледный зеленый свет, звук его дыхания и запах, от которого что-то не так с ногами и с промежностью. Словно в ней что-то набухает, вызывая дискомфорт, требуя успокоения. Зудит, как чесотка.
Матай сейчас спросит, уверена ли она в своем желании, и можно будет быстренько отказать. Или спросит еще что-нибудь такое же бессмысленное – и сумасшествие закончится. Как только прозвучат звуки реального голоса.
Альфа нагнулся и вытянулся, улегся на кровать, ноги прямые, голова уже на подушке, возле которой сидит Ника, так и упираясь в матрас рукой.
Не делая резких движений, он протянул руку – пальцы осторожно, но настойчиво потянули за плечо, Ника послушно развернулась к нему спиной и опустилась на кровать рядом. Легла на бок, согнув колени.
Скажи он хоть слово, ничего бы не случилось. Она закрыла глаза.
Может, на самом деле никого в комнате нет, ей просто снится сон? Запах самца, к которому она думала, что привыкла, вдруг вернул былую тяжесть, сдавил виски, заставил чесаться самые нежные места. Нике казалось там, между ног, напухла плоть и она подозревала, Матай поможет разобраться с дискомфортом. Даже во сне.
К плечам прижалась его твердая грудь, а в волосах затеплилось его дыхание. Ника лежала на боку, прижимая руки к подолу ночной сорочки, будто руки приклеились.
Матай не дал ей опомниться и испугаться. Его большой палец скользнул ей в левый кулачок и нажал на ладонь, которая тут же раскрылась. Ника словно послушалась беззвучной команды, вернее ее рука послушалась сама по себе. Матай поднял ее руку – легкую в сравнении со своей, крепкой и мускулистой, и завел назад, себе на талию, а после опустил. Когда его рука вернулась к животу Ники, ее рука тоже захотела вернуться следом, но он перекрыл дорогу локтем. Пришлось схватить и сжать его бицепс выше локтя.
